Борьба за существование в душе

Известно, что скорпионы выглядят так же, как и миллионы лет назад.
В детстве я любил листать учебники, оставшиеся после учёбы моих старших брата и сестры. У нас уже не было таких предметов: "Живая и неживая природа".
В них я увидел картинки о богатой жизни болота, наблюдаемой под микроскопом. На картинках были также изображены и засохшие семенные коробочки лотоса, в наших краях не встречавшегося. Не разобравшись в подписях к рисунку, я эти коробочки и принял за микроскопы и всё мечтал встретить их на болоте, чтобы самому рассмотреть инфузорий и дафний в капле болотной воды.
Торфяное болото "Мошаниха" находилось на полпути к опушке леса, километрах в полутора - двух от дома, возле самого железнодорожного полотна, отмеченного у переезда столбиком 525 - расстояние от Москвы на восток в сторону Казани.
Там на опушке паслась и наша корова. Утром с восходом ей открывали ворота, и она вливалась в пёструю блеющую и мычащую нестройную колонну, которую замыкал гикающий и посвистывающий пастух с кнутом через плечо, волосяной хлыст которого чертил в седой дорожной пыли змеящуюся тонкую линию. Время от времени, чтобы восстановить дисциплину, пастух раскручивал над собою упругую плеть кнута, искусно выбрав момент и направление, оттягивал резко кнутовище, и тогда хлыст, взламывая звуковой барьер, издавал резкий и громкий, как выстрел, хлопок.
От всей этой какафонии я просыпался, найдя себя на родительской кровати, куда забирался с вечера, растолкав отца и мать. Сейчас я был один. Мать выгоняла корову, отец чуть свет ушёл в поездку. Верка? Уже и не знаю, где была Верка. Наверно, пошла за полынью для веников или за хвощём для мытья некрашенных деревянных полов. Дремота полностью оставила меня, и я от нечего делать разглядываю неказистые фигуры мужчины и женщины, образованные облупившейся побелкой на стенке русской печи в ногах кровати. В мыслях проплывают всякие истории и картины, в которых этим фигурам приходится исполнять причудливые роли, а тем временем по стенке печки проплывают реальные картинки, проецирующиеся сквозь низенькое окошко от проезжающих по шоссейке машин и от прохожих, снующих на улице мимо окон. Их размытые изображения перевёрнуты вверх тормашкой и перемещаются в направлениях, противоположных от их прототипов. Проведя в этой абсолютной свободе, в этой ленивой неге или нежной лени не один сеанс наблюдений и ничем не ограниченных, кроме опыта, размышлений, я выбираюсь из постели и нахожу на столе пару противней, накрытых полотенцами, с душистыми пирогами, лепёшками и ватрушками. Долго же я спал!
У меня ещё есть некое количество немерянного времени, чтобы поиграть с Юрками, Вальками, Мишками, пока мать не позовёт меня с собой на дойку коровы. Помощи от меня мало. Маме, наверно, просто скучно одной. По дороге она мне рассказывает истории из священного писания, приговаривая: "Только всё это вры".
Вдыхая запах маслят и сосновой смолы, проходим сквозь молодые посадки и оказываемся на лугах, где тут и там уже сидят бабы в белых платках на перевёрнутых корзинках. Тонкие, как струны, белые струйки молока ритмично вызванивают по стенкам лужёных подойников. Коровы покорно стоят и хвостами и ушами отмахиваются от мух и слепней, которые не оставляют в покое и нас.
Мать, прежде чем накрыть марлей подойник, даёт мне кружку с парным молоком. Я неохотно пью: мне не нравится тёплое нетоплёное молоко.
На обратном пути, утомившись от дороги, мама любила делать привал на краю болота, устроившись на кочке и болтая ногами в прозрачной тёплой коричневой как чай воде. Её натруженные ноги так отдыхали и заряжались энергией для продолжения пути. А я, искупавшись, пристраивался на соседней кочке наблюдать за лягушками и какими-то существами из книжки о живой природе - то ли хамелеонами, то ли тритонами. Наверное, тритонами. Пиявок тоже хватало, но они почти не нападали.
В книжках тех были и рисунки ископаемых морских существ: трилобитов. В Кучинском овраге, отделявшем станцию от яично-птичного комбината, МТМ и колхозной усадьбы, на самом дне в песке ручья мы находили во множестве чёртовы пальцы, но трилобитов там не было.
Если чёртов палец поскоблить обломком стекла, то получится тончайший белесый порошок - лучшее средство для превращения мелких кровоточащих ранок в засохшие корки болячек, более удобных, чем ранки. К тому же, болячки можно ковырять, а в ранках и ковырять нечего. Откуда брались ранки на наших полуголых с ранней весны и до поздней осени тельцах - кто разберёт? Мало ли заборов, кустарников, куч встречалось нам на пути?
Верка потом, правда, сказала, что толчёная таблетка стрептоцида намного эффективнее, чем порошок чёртова пальца. Но пальцев было больше.
Когда мы учились в школе и даже перешли из одряхлевшего деревянного двухэтажного здания в каменное, к старшеклассникам, то между кондукторским резервом и железнодорожными путями образовалась гигантская лужа чистейшей воды: прорвало магистраль, снабжавшую паровозы редкой для наших мест мягкой водой для котлов. Мы даже бегали туда купаться. Но к осени вода ожила. Там завелись в массовом числе какие-то трилобитики. Они были неотличимы от изображённых в книжке, но наш учитель химии, блистательный Мстислав Андреевич Громов, сказал, что трилобиты давно вымерли и больше не встречаются.
Для доказательства я приволок ему одно из этих существ. Он обещал разобраться, а потом сказал, что это подобие зовут щитень. Не повезло. А то уж я подумал, что ископаемая жизнь вновь самозарождается из грязи, как в коацерватах Опарина.
Чего в Сергаче не было, так это - рыжих тараканов. Мокрицы были, двухвостки, пауки и даже красные тараканы были, а вот рыжих не было.
С рыжими мне пришлось познакомиться в Пущине. Дома там были с мусоропроводами - транспортными и пищевыми магистралями для этих противных существ.
Случилось так, что детей увезли на лето в Сергач, бывшая жена ушла на работу. Мой рабочий график был относительно гибкий, и я решил принять душ. Я уже основательно намылился и тут заметил "прусака" на стенке. Прибить его тапком - значило испортить весь кайф от мытья, и я решил прибегнуть к более стерильной процедуре. Я полностью открыл горячий кран, наполнил до краёв кружку и, встав на края ванной приноровился плеснуть на таракана.
Гренадёр мне рассказывал, что один из американских космонавтов утонул в ванной, поскользнувшись на куске мыла, застрявшем в сливном отверстии.
Его рассказ пронёсся в моём мозгу, когда от неловкого замаха кружкой, мои намыленные ноги заскользили вперёд по краям ванной, и я рухнул с зажатой кружкой спиной вниз. Инстинктивно пытаясь задержаться, я растопырил локти и левым зацепился за прямоугольный метлахский профиль, герметизирующий щель между ванной и стенкой. Меня развернуло вокруг этой оси, и я вместо затылка врезался в днище ванной правой бровью. Судорожно пытаясь вскочить, я сучил скользкими ногами, по которым била горячая струя. К счастью, я не принимаю ванну, и сливное отверстие оставалось открытым. Ошпарив правую ступню, я всё же изловчился выкарабкаться.
Стою перед зеркалом весь в мыле, пена вокруг правой брови порозовела, на левом локте вижу сквозь порванную кожу белоснежную надкостницу и редкие полукружья красных капель, медленно выползающих по краям: слава богу, крупных сосудов там не было, а перебитый нерв обеспечил локальную анестезию.
Таракан на стене мстительно ухмыльнулся и, насладившись моим поражением, не спеша удалился в какую-то щель.
Я обтёр полотенцем клочья пены, натянул кое-как рубашку и прочие покровы и направился в поликлинику.
Подождав, пока из хирургического кабинета выйдет пациент, я напросился, чтобы мне оказали первую помощь.
Пожилой суровый хирург - войну прошёл - наложил мне скобки на бровь, а осматривая локоть, продиктовал медсестре: "Так, пиши, ножевое ранение". Я понял, что меня готовят сдать милиции, и запротестовал, сказав, что расшибся в ванной. Старый хирург с сарказмом заметил: "Ну да, а мы в вигвамах живём", желая сказать, что округлой ванной локоть так не рассечёшь.
Тогда я предъявил ему ошпаренную ногу, и тут он с большой неохотой приказал вымарать запись о ножевом ранении.
Я предусмотрительно умолчал о побоище с тараканом, чтобы они втихаря не вызвали санитарную команду со смирительной рубашкой, но сам уяснил на всю жизнь, что с тараканами лучше не связываться.
Заодно вспомнил, как в предыдущей схватке с применением химического оружия, я выбрался на улицу и долго ещё каждый мой выдох доносил до носа струю паров дихлофоса такой концентрации, что одним только дыханием я мог бы обработать ещё не одну квартиру.
В Израиле крупные тараканы иногда залетают сквозь жалюзи. Но я уже учёный: самое экологичное оружие - тапок. Всё остальное способно истребить человечество прямо в ванных и потравить его к чёртовой матери дихлофосом или другими новейшими средствами.

Люди! Будьте бдительны! Насекомых так много и они размножаются и эволюционируют так же быстро, как и бегают. Уже давно они в цикл своего метаболизма включили ДДТ и гексахлоран, как витамины. А те из них, кто выключен из эволюции, изначально сконструированы так удачно, что пережили и ледниковый период, и всемирный потоп.
Динозавров, мамонтов и саблезубых тигров они уже пережили. Кто на очереди?