Божественный проект

     Я умер на рассвете, и этот момент хорошо помню. Я вообще всё хорошо помню, – всё то, что было в моей короткой жизни, особенно память запечатлела тот роковой вечер. И что было после, помню, вернее помнит моя душа.

Это случилось на дежурстве в престижном ночном клубе, куда я устроился охранником всего год назад. За время работы в этом заведении я многое чего узнал и многое повидал. И кто там только не тусовался! – богачи, артисты, депутаты… одним словом, новые русские.
Перед тем, как потерять сознание, я ничего не почувствовал, – у меня даже голова не болела, как бывало иногда после очередного напряжённого дежурства, но в тот вечер...

В тот вечер около восьми часов я включил караоке, – почему-то захотелось послушать песню «Есть только миг», – почему именно её, не знаю, не могу сказать. На дисплее пробежала первая строка, и тут сильный прилив к голове оглушил так, что затылок, виски будто огнём опалило. В глазах пошли круги, потом всё потемнело, и последнее, что осталось в памяти – это моя рука, скользнувшая по стене.

****

- Та-ак, интубация* прошла нормально, - пристёгивая к больному датчики  приборов, сказал высокий молодой врач, – это был реаниматолог высшего класса Николай Николаевич, или Ник Ник как называли его коллеги. О важности Николая Николаевича говорило всё: и основательность его фигуры, и горделивая осанка, и цепкий взгляд слегка прищуренных глаз, и даже короткий ёжик иссиня-чёрного цвета, тщательно припрятанный в зелёную шапочку. Ещё – в нём присутствовала какая-то особая холёность, красноречивым подтверждением чему служили его щегольские усики.
 
Ник Ник почти заканчивал, когда Макс, вернее Максим Эдуардович, ассистировавший вместо заболевшей медсестры, окинув взглядом больного, проговорил:
- Ну, вроде бы всё: интубация, датчики, капельница… всё нормально, всё на месте, осталось немного подождать, – и через минуту добавил: - Слушай,  неужели ласты склеит**?
- Да тихо ты, – не отрывая взгляд от приборов, недовольно поморщился Ник Ник.
- Не по-онял! – протянул его напарник.
- Не понял! А вдруг он – того…
- Чего – того? Услышит что ли? Не смеши, ты же видишь – он в полном отрубе.
- Да вижу, это я так, - улыбнулся Ник Ник, снова оглядывая энцефалограф и кардиомонитор, – хотя в принципе ты прав: неизвестно, что покажет обследование, да и вообще – выйдет ли из комы.
- Да уж... - пробормотал Макс.

Несмотря на свои тридцать неполных лет, обаятельный и энергичный Максим Эдуардович производил впечатление удачливого и вполне состоявшегося человека, да и светло-зелёный костюм, ладно сидевший на его молодцеватой фигуре, каким-то непостижимым образом подчёркивал это.
- Молодой совсем, - будто нехотя проговорил Николай Николаевич, и было непонятно, то ли нотки сожаления прозвучали в его голосе, то ли нечто другое. 
- Сорока ещё нет, - поддержал его Максим Эдуардович, - между прочим иногородний.
- Ты когда свою виллу до ума доведёшь? – легко спрыгнув на другую тему, спросил Ник Ник.
- Да не знаю, мои финансы поют романсы, а ты купил своей Элечке то, что обещал?
- Купил. Только ей всё мало, теперь машину просит.
- А-а, - протянул Макс, прислушиваясь к писку приборов. - Ну, и аппетиты у этих баб, но и без них ведь нельзя.
- Без чего, – без аппетитов или без баб? - хохотнул Ник-Ник.
- Как без первого, так и без второго, – в свою очередь улыбнулся Макс. - Куда нам грешным-то деться от них? Кстати, когда ты последний раз говорил с Борис Борисычем?
- Сегодня.
- И что?
- Да ничего, всё как обычно.

****

В общей сложности они провозились со мной минут двадцать. И чего только я не наслушался за это время: и про дачи, и про любовниц, и о том, как они клёво проводят время. Всё узнал. Жаргончик у них, конечно, классный, – нечего сказать. Они думали, – если я в коме, то ничего не слышу. Но я слышал, хотя и говорят, что по медицинским меркам это невозможно.
И только эти парни собрались уходить, как вошла женщина, она что-то сказала, но я не разобрал, потому что в эту минуту в мыслях перелетел домой (я уже знал, что жене и матери обо всём сообщили ещё утром). Господи, как они там, бедные… А сыночек мой, Ванечка? Если что случится со мной, – он не переживёт. Но, слава Богу, завтра должна приехать Танюша, моя жена, а через два дня мама. Вот наделал-то я беды, ей-богу.

Но почему эти мужики заладили: выйдет из комы, не выйдет… Конечно выйду, я это чувствую! Только не могу понять, за что мне явлен такой «подарок»? Отчего мой Ангел-хранитель в самый ответственный момент бросил меня? А может, не бросил? Может, он борется за меня, спасает, – недаром же Ник Ник и Макс возились со мной так долго. Значит, не всё потеряно, значит есть надежда. Конечно, рано или поздно мы все будем держать ответ перед Господом Богом, и хорошо хоть в этом соблюдён закон равновесия, но что-то не хочется уходить из жизни так рано. Неужто я так много нагрешил, что мне надо исчезнуть именно сейчас, в 39 лет, когда я стал прилично зарабатывать, когда наконец своя квартира появилась, когда разлады с Танюшей  закончились? Но почему исчезнуть? Бред какой-то...
Да, человеческая жизнь – это божественный проект, но я что-то не разберусь: мне всё кажется, что в нём присутствует несправедливость, нестыковочка какая-то. А может, за эти крамольные мысли Господь и наказывает меня? Но если не думать об этом, то кто мы тогда? Винтики-колёсики, роботы безмозглые?

****

- Максим Эдуардович, пожалуйста, умоляю, пропустите меня к Андрюше, – упрашивала Макса молодая симпатичная женщина, комкая в руках носовой платок.
- Нет, Татьяна Григорьевна, не могу и не просите – нельзя. Ваш муж без сознания, находится в реанимации – вы же знаете. Но мы делаем всё возможное, и пока…
- Но я не могу уехать, не повидавшись с ним, понимаете?
- Понимаю, - без всякого энтузиазма ответил Максим Эдуардович. - Но к сожалению…
Женщина заплакала.
 
Украдкой глянув на часы, что висели напротив, Макс отметил, что с начала их разговора прошло семь минут. Стараясь припрятать беспокойство по этому поводу (времени не было совсем), с некоторым неудовольствием, впрочем, заметным только ему, он проговорил:
- Самое главное – не волнуйтесь, возьмите себя в руки и постарайтесь успокоиться. Вам же Николай Николаевич всё объяснил, так ведь?
- Так.
- Ну, вот и успокойтесь, - он постарался улыбнуться как можно приветливее, – а мне пора, извините.
       Оставив Татьяну у лестницы (от женских слёз у него всегда взбрыкивали нервы), Макс направился было в ординаторскую, но звонок мобильного телефона заставил его свернуть к окну. Оглядев пустой коридор, доктор заметил мелькнувшую медсестру в его противоположном конце и спускающуюся по лестнице Татьяну в другом.
- Да, Борис Борисович, слушаю, - приглушив голос, сказал Макс. - Всё нормально, уже сделали… Анализы? Как и предполагали… Понял. Когда, через час? Да, успеем. Хорошо, договорились.
Доктор посмотрел в окно и машинально отметил, что улица почти бесснежна, кое-где даже земля проглядывает. Мда-а, скоро весна – очередная весна в его непростой жизни. А почему собственно непростой? Сейчас время такое: если не успеешь въехать в него, за тебя въедут другие, а ты так и будешь прозябать на обочине, так что… Но весна весной, а на завтра предстоит самая сложная работа: разговор с матерью больного, – от Татьяны, его жены, никакого толку, пришибленная какая-то. Хотя в таком состоянии… Ну, да ладно.

****

Зоя Васильевна не понимала, почему с её сыном случилась беда. Он всегда был здоровым, занимался спортом, служил в армии и не где-нибудь, а в органах за границей, а там слабаков не держат, да и бодрости ему было не занимать. Было… почему было? Он ведь жив, Андрюшенька её, и будет жить дальше, – не может быть, чтобы он ушёл так рано. А ведь иногда он всё-таки жаловался на боли в голове, но это – следствие той драки, когда избили его. Так подлечили же, и вроде бы всё обошлось.

Было уже три часа пополудни, когда Зоя Васильевна приехала в больницу. Она поднялась на третий этаж и, подойдя к двери в стиле «евро», нерешительно постучала. Дверь тут же отворилась, и перед ней предстал высокий худощавый мужчина с голубыми глазами.
- Мне бы Максима Эдуардовича, - чуть напрягая голос, проговорила она.
- Он перед вами, – Макс приветливо улыбнулся. – Проходите, присаживайтесь.
- Я хочу видеть сына... - начала было Зоя Васильевна, но не договорила: подступившие спазмы сжали горло.
- Видите ли, к нему нельзя, пока нельзя, - поправился Макс. - Он всё ещё в коме, но мы...
- Скажите правду, что с ним, – что-нибудь серьёзное?
- Точно определить пока не можем, но всё идёт по плану: ваш сын подключён к приборам, лекарства есть, кроме того, приезжал сотрудник охранного предприятия, где работал ваш сын… работает… - снова поправился Макс, - он привёз всё необходимое, так что не волнуйтесь, лучше давайте поговорим вот о чём, - Макс взял ручку и зашелестел бумагами, - ответьте пожалуйста на несколько вопросов.
- Да, слушаю, - тупо разглядывая большой фикус у окна, выдохнула женщина.
- Скажите, он жаловался на сердце?
- А что… что-нибудь с сердцем? – она встрепенулась.
- Похоже, что так... - Максим Эдуардович слегка запнулся и неожиданно замолчал, хотел что-то добавить, но, передумав, снова взялся за бумаги и повторил вопрос: - Так он жаловался на сердце?
- Нет, не жаловался, скорее голова иногда побаливала, особенно после той драки.
- Ваша сноха рассказывала об этом. А какой образ жизни он вёл: выпивал, проблемы с печенью были?
- Образ? Да нормальный, спортом занимался, выпивал, но немного. Я ведь сказала, что единственная проблема – это головные боли, и то не частые.
- Да-да, помню.
Поговорив ещё минут пять с матерью больного, врач задал последний вопрос:
- У вас есть, где остановиться?
- Есть, - ответила Зоя Васильевна и, поняв, что аудиенция окончена, встала.
      
Проводив женщину, Макс направился в реанимационное отделение.
«Самое главное кажется позади, - подумал он, - и разговор получился нормальным, и особого напряга не потребовалось. Ну, и на том спасибо, – интересно, а как там Ник Ник?»

Ник Ник сидел около больного и следил за показаниями приборов.
- Ну, что? – спросил он Макса, когда тот вошёл.
- Т-сс, - Максим Эдуардович приложил палец к губам: он заметил, как дрогнули веки больного.
- Ты прав, - тихо проговорил Николай Николаевич, - давление стабилизировалось, да и остальные показатели в норме, он скоро придёт в себя.

****

Я действительно вот-вот должен был прийти в себя, и я так ждал этого момента! Но эти мерзавцы… эти отморозки…  они взяли и отключили меня от приборов, и почти вернувшееся сознание вновь покинуло меня. А я-то думал, что это Ангел-спаситель явился ко мне в их обличье. Но я ошибся.
 
Я умер на рассвете, когда на востоке занималась заря, когда светлело небо и просыпалось всё живое на земле, когда на смену ночи приходил день, по-весеннему тёплый и радостный. Моя душа покинула тело и зависла под потолком. Присматриваясь к двум мужчинам в светло-зелёных костюмах, она всё пыталась понять, зачем им понадобилось убить меня?
А пока между этими двумя возникла небольшая перепалка: они всё не могли решить, кому надлежит звонить моей матери. Наконец, Ник Ник на правах старшего сказал:
- Всё, Максим, хватит. Давай, звони, – времени нет.
- Ну ладно, - недовольно буркнул тот и вышел из палаты.

Через полтора часа мама была здесь. Ей сказали, что не выдержало моё сердце и подробный диагноз будет известен при вскрытии. На её просьбу увидеть меня, уже мёртвого, снова отказали.
- Зоя Васильевна, поймите, – нельзя, - уговаривал Макс, - завтра будет вскрытие, и тогда уж… Потерпите – мы позвоним. Да, вот ещё что, - он на секунду замялся, - вы не разрешите взять сердце вашего сына на исследование?
- Берите, чего уж теперь, - ответила мать.
- Тогда вот здесь подпишите, пожалуйста, и он сунул ей заранее подготовленные бумаги.
Она подписала, не глядя.

Вскрытие было назначено на завтра в клинике Борис Борисыча, но завтрашнего дня ждать не стали, – кому-то срочно понадобилась почка. Да и для «благодетелей» моих всё сложилось, как нельзя лучше: беспрепятственно удалось решить проблему с бумагами, и мать не задавала лишних вопросов.
В общем, выпотрошили меня подчистую: взяли всё, что нужно было, в том числе и здоровое сердце.

****

Домой меня привезли в тот же день, вернее вечер, а через сутки должны были состояться похороны. Уже прибыли родственники, в том числе и мой  девятнадцатилетний сын от первого брака, тоже, кстати, Андрей. Его мать – моя первая жена Ираида – уехала к сестре в Чехию и, подыскав себе там мужчину, так и не вернулась назад. А незадолго до моей смерти сын хотел продать квартиру в Белоруссии, где мы жили когда-то вместе, и переехать ко мне. Ну, вот и переехал. А моя жена, Татьяна, как упала ко мне на грудь, так и не отходила весь вечер и всю ночь, она гладила моё лицо и приговаривала:
- Андрюшенька, милый, просыпайся, – ты ведь живой, правда? Ты же знаешь, я не смогу без тебя.
А потом, будто одумавшись, наклонялась к лицу и шептала:
- Ну, зачем ты это сделал? Зачем?
А когда в могилу бросали землю, Ванечка – сынок мой маленький – протянул в мою сторону ручки и закричал:
- Что вы делаете? Я не хочу, чтобы моего папу закапывали, тогда и меня закопайте вместе с ним!
Бедный мой мальчик.

Через сорок дней я был уже ТАМ. Пока обживался, пока то да сё… так пролетело четыре земных месяца. За это время балагур и весельчак Максим Эдуардович почти закончил строительство своей шикарной дачи, а холёный Николай Николаевич со своей Элечкой только что вернулись из поездки на Канары.

****

О том, как я устроился на новом месте, рассказывать не буду. Пусть эта тайна так и останется тайной. Скажу лишь, что мне удалось-таки взглянуть на божественный проект, – была такая возможность, и я хорошенько разглядел его, правда, только в той части, которая касалась меня и моих «благодетелей». Оказывается, я был послан на Землю в качестве испытания для них. И что интересно, – моя трагедия стала испытанием не только для них, но и для других тоже, потому что одни поступки являются причиной следующих, а следующие есть ни что иное как следствие предыдущих. Вот и получается, что земная жизнь для нас – только миг, и этот миг каждый проживает по-своему, а человек – всего лишь точка, через которую одна жизнь перетекает в другую, и главное достоинство смерти в том, что она лучше всего доказывает равенство людей между собой.
 
Всего лишь пять лет после моей смерти будет отпущено Максу на земные радости, а потом, в один прекрасный день с лица земли исчезнет его шикарная вилла: от рук недругов она сгорит дотла. Спасая своё добро, Макс получит до семидесяти процентов ожога, да так и умрёт, несмотря на отчаянные усилия Борис Борисыча и Ник Ника.
Через год после пожара Ник Ник разведётся с женой и вместе с Элечкой угодит в ДТП, правда, оба чудом останутся живы. Но этот поворот в их судьбе приведёт к осознанию неправедности их бытия и навсегда отобьёт охоту к наживе. Один Борис Борисыч ещё некоторое время будет процветать, да и то лишь некоторое, потому что беспристрастное око Фемиды не оставит без внимания и его тоже.



* Интубация – установка трубки в трахею для вентиляции легких.
** Склеить ласты на медицинском сленге – умереть.


2008 г.