Он шел...

Раскаты грома оглушали Его, заставляя периодически выпадать из реальности, становиться вне ее. И Он был рад этому, хотя чувство отсутствия связи было односторонним: Он ее не чувствовал вопреки обычаю, тогда как она не ощущала его в соответствии с этим обычаем. Для Него произошедшее являлось долгожданным исключением, для нее - привычным и ничем не выделяющимся явлением.

Он шел между пластами масс, передвигавшихся по какому-то принятому по умолчанию закону, и глаза равнодушно смешивали цветные пятна одежд, получая в итоге нечто напоминающее продукт переработки.

Часть окружающих была крива, но жестка в своих суждениях, и остальные в основной своей массе ориентировались именно на нее. Они не стыдились болеть, и заявляли об этом во всеуслышанье, пафосно афишируя болячки и требуя преклоняния. Некоторые все же молчали, но привязанные к ним автоматически подстраивались под их состояние.

Часть была мягкотела и слабоподвижна. Безобразное и обвисшее они представляли как пышность форм, за них все пережевывали, а они воспринимали только не требующие почти никакой обработки факты, моментально их изрыгивая.

Они все были слепы и нуждались в поводырях, но отвергали последних и кичились тем, что знают, куда идут. Стоявшие под ними шли по дерьму, а они продолжали рассуждать о яркости красок и особенностях мазков.

Они не чувствовали ни вкуса, ни запаха и тут же нечто наиболее экзотическое и дорогое выбирали как любимое блюдо и любимые духи.

Он передвигался между ними, но чувствовал, что это - всего часть чего-то Большего. Его оглушил новый раскат грома, молния ослепила на мгновение, и тут Он понял, что видит какой-то Мир со спины. Он отступил, попрощавшись и так и оставшись не замечанным исключительными и всеведающими, и отошел в сторону, а глаза его уже скользили по спинам и лицам других Миров, неощутимо перемещавшихся поблизости, он слышал другие комбинации звуков, другую музыку и вдруг искренне улыбнулся: наконец-то он мог дышать полной грудью.