Хроника одного бракосочетания

       Душноватым темным июльским вечером, обнявшись, мы сидим с Лариской на скамейке в скверике на улице Октябрьской. Мы решаем, как нам быть. Ларискина мать, женщина прагматичная и положительная, меня не переносит на дух. Просто костьми ложится, чтобы развести нас в стороны. Уж и в деканат на меня капала, и дома Лариску запирала… И, как это обычно бывает, чем больше она прилагает усилий, тем настойчивее мы обходим поставленные ей препоны. Обычная студенческая влюбленность переросла в прямо-таки шекспировскую страсть.
       
       - Я больше так не могу. Все. Что-то нужно делать. Или я должна буду уехать к отцу, в Днепропетровск. Или…. –
       - Ну, что «или»? –
       - Или нам нужно пожениться».

       Такой варианта я пока не рассматривал. Но и возражать как-то…. С чего возражать-то? Я по уши влюблен. Преодолевая поставленные Татьяной Федоровной барьеры, мы встречаемся уже месяцев семь. Месяц назад, в палатке на берегу Цемесской бухты Лариска стала моей первой женщиной, а я ее первым мужчиной. На мужчину я, правда, не тяну; так, скорее, цыпленок-переросток с пухлыми губами. Но, как бы то ни было, мы намерены не разлучаться гробовой доски.
Сидим теперь, думаем. Есть одно немаловажное препятствие. По законодательству до девятнадцати лет брак заключается лишь с согласия родителей. Лариске девятнадцать исполнилось две недели назад. А мне будет аж в ноябре. Естественно, разговор с мамой на эту тему исключен. У нас две комнаты в коммуналке на улице Пушкина, причем одну из них после смерти отца она сдает двум девчонкам, студенткам музучилища. По юной своей дурости я не задумываюсь, на что мы живем. Ну, стипендию мою, аж целых двадцать восемь рублей, она, естественно не видит. Чаше всего она пропивается с однокурсниками в тот же вечер в «Эре» или «Чердаке» - нашем любимом кабаке. Вообще-то он называется «Кавказская кухня», но кто его так называет?
       Ну, иногда я хожу разгружать вагоны. Заработанное, опять-таки, не маме отдается. Я даже не знаю, сколько она зарабатывает в своем объединении, как там оно называется? «Краснодарнефтьпром» чего-то.
       Есть у нас, юных влюбленных, одна союзница – моя соседка по коммуналке. Наташке двадцать четыре года. Яркая броская блондинка, медсестра, алкашка, наркоманка и для меня в чем-то как старшая сестра. К ней я и обращаюсь за словом поддержки, как к верной наставнице влюбленных.
       Совет в Филях проходит на кухне нашей коммуналки. Распатланная Наташка, закинув ногу на ногу, сидит в халате с «Примой» в руке, болтая повисшим на большом пальце ноги растоптанным шлепанцем. Выслушав мои стенания, говорит: «Юра, бутылку «Анапы» ставишь? И все сделаем.»
       Быстренько прикидываю финансы. У меня два рубля, а ноль семь «Анапы» стоит рупь пятьдесят семь.
       Принесенную «Анапу» мы вместе приканчиваем, и затея легко складывается в план .
       На следующий день мы уже в Октябрьском ЗАГСЕе – Наташка, я и Лариска. Наташка в привычном похмельном состоянии, но выглядит шикарно, с прической под Бриджит Бардо, мини-юбке и туфлях на тоненьких шпильках. И речь ведет гладко, без запинки и, даже, солидно:
       «Я Юрина сестра. Мама у нас сейчас на несколько месяцев в командировке в Томске, но мы давно знаем об отношениях Юры и Ларисы, рады за них и поддерживаем их решение соединиться законным браком, пусть даже это и немножко рановато».
       Сотрудница загса рассматривает предъявленные паспорта и говорит: «Что-то я не совсем понимаю: Как же это? Вы брат и сестра, но у вас фамилия Остапенко, у Юрия – Скрипников. И отчества разные….»
       - «Мы и есть брат и сестра. Видите ли, у нас отцы разные.» -
       Сотрудницу объяснение устраивает, и заявление о вступлении в брак она принимает. Дату бракосочетания назначает на третье августа.
       Как ни странно, мы даже не забиваем себе головы таким тривиальным вопросом, как где и на что мы будем жить. Я почему-то уверен, что у жить будем у нас, на улице Пушкина, хотя маме сообщить о готовящемся событии у меня не хватает смелости. От одной мысли о том, чтО мне предстоит перенести от пребывающей пока в блаженном неведении Татьяны Федоровны, вообще волосы дыбом встают.
       Лариску беспокоит вопрос о кольцах. Она уже все разузнала - самое дешевое обручальное кольцо триста какой-то пробы стоит двадцать два рубя. Двадцать два и двадцать два, итого сорок четыре. А где их взять? А взять их, естественно, негде. У Лариски в Краснодаре трое двоюродных братьев, и с одним их них у нее как бы доверительные отношения. К нему мы и направляемся на окраину города. Лариска идет на переговоры, я жду на лавочке, тут же у дома. Через полчаса счастливая Лариска выскакивает, и заговорщицки шепчет мне на ухо: «Есть»
       Показывает две двадцатипятипятирублевки и рассказывает, что, да, брат, конечно, поуговаривал, что нужно родителям рассказать, и что так серьезные дела не делаются, и всякую такую чепуху молол, но под конец сдался.
       - Деньги я у него заняла на месяц, и взяла с него слово, что никому не расскажет –
       - Ты же знаешь, что я уже договорился на август поработать в геологоразведочной партии в Голубицкой. Так что деньги будут. Отдадим -
       Прыгаем в трамвай и едем в ювелирный на Красной покупать кольца.
       И вот настал заветный день. В девять утра, поглядывая в окно на мокрые от только что прогремевшего летнего ливня крыши, в белой нейлоновой рубашке и трусах я глажу свадебные брюки. На столе чинно покоится черный галстук-бабочка с блестящим камешком посредине, а на спинке стула пиджак с заранее положенным во внутренний карман паспортом. А в боковом синие коробочки с кольцами. Бракосочетание назначено на одиннадцать, от меня до ЗАГСА минут десять ходьбы, но придти, конечно, нужно пораньше, хотя времени еще навалом.
       Звонок в дверь. Кто бы это? Может к Наташке кто с утра пораньше? От ее хахалей всего можно ожидать.
       Открываю. На лестничной площадке три взрослых незнакомых дылды.
       «Ты Юра?»
       «Да, Юра»
       «Мы братья Ларисы»
       Вот так. Заложил нас с Лариской, все-таки, младшенький, с которого она слово взяла. Невнятно приглашаю их в комнату. Натягиваю свежепоглаженные штаны, и начинается несколько неприятный для меня разговор. Все та же муть: что все это несерьезно, что так дела не делаются, что все нужно отложить, посвятить в наши планы родителей, и уж тогда….. .
       А старший из братьев, задумчиво разглядывая мою тощую неатлетическую фигуру, тянет: «Морду ему набить, что ли?»
       Предложение мне не нравится, но я один, а их трое. Почему-то приходит в голову, что они могут отобрать у меня паспорт и, улучив момент, я перекладываю его в карман брюк. В другой сую коробочки с кольцами
       Тем временем разговор неожиданно меняет тему. Старший спрашивает: «А где у вас тут продуктовый магазин?»
       «А вон, через скверик, на углу Тельмана и Октябрьской», - показываю через окно.
       Старший младшему мигнул, и тот быстро двинулся в путь. Через десять минут возвращается с тремя здоровыми бутылями «Портвейна № 17». Приношу из кухни колбасу и хлеб, и душеспасительная беседа продолжается под звон стаканов. Разговор - разговором, а время идет. Поглядываю на часы. Пол-одиннадцатого. Мы же как раз на это время договорились с Лариской и нашими свидетелями, Олей и Борькой Аникиным – Бохой - встретиться в загсе! Как же мне смыться? Ерзаю, но ничего не могу придумать.
       Господи, уже без пятнадцати. Ужас! Что делать-то?
       Звонок в дверь. Говорю братьям: «Я сейчас»
       Открываю. На площадке Таня, Ларискина подружка. Начес дыбаром, глаза круглые, голос трагический: «Слушай, ты что? что случилось? Лариса в загсе, плачет, а ты здесь».
       Судорожно напяливая стоящие у двери туфли: «Таня, в комнате сидят Ларискины двоюродные братья. Задержи их сколько сможешь, а я побежал».
       Пиджак остается в комнате вместе с галстуком-бабочкой (с камушком), Таней и тремя братьями, а я, прыгая через три ступеньки, слетаю вниз и пулей вылетаю из подъезда. Мчусь прямо по лужам, проскакивая пять кварталов с рекордной быстротой. Конечно, заглоченный «Портвейн № 17» также выступает в роли допинга, придавая мне дополнительный импульс. Рву дверь загса. Да, так и есть, все в сборе, невеста рыдает. Не успеваю отдышаться и, хотя бы, откатить вниз засученные рукава, чтобы придать себе минимально презентабельный вид, как нас вызывает бархатный голос: «Скрипников и Войчак, пройдите в зал бракосочетания».
       Пока приветливая дама с красной перевязью через плечо совершает церемонию и дает нам напутствие, я искоса поглядываю в окно. А что если прямо сейчас сюда братцы пожалуют? Даже если Таня их отвлекла минут на пять, они должны уже быть в пути (надеюсь, не бегом). А сердце чует, что именно сюда они и направятся. Не зря спрашивали, где нас расписывать будут, нет, не зря.
       Наконец-то, задержав отравленное «Портвейном № 17» дыхание, ставлю подпись. Потом Лариска.
- «Дорогие Юра и Лариса, объявляю вас мужем и женой.» -
       Быстрее, ну, пожалуйста, быстрее! Ведь они уже где-то на подходе, паразиты.
       Наконец-то! Выходим из загса и буквально через десять шагов сталкиваемся с ними, с братьями, с тремя богатырями. Старший сердито спрашивает: «Ну что?»
- «А что, «ну что»? Ничего, расписались» - бодро рапортую я.
- «Врешь. Покажи паспорт» -
Вынимаю паспорт и опасливо, не выпуская из рук, издалека показываю штамп. После изъявления гневных чувств и обещания не придти на свадьбу братья
удаляются. Какая там свадьба! Еще неизвестно, куда нам голову приклонить.
       Оля и Таня исчезают: «Значит, в шесть в «Эре»?»
       - «Да, до шести. Пока.» -
       Начинается самое тяжкое. Мамина работа в квартале отсюда. Трепеща всеми жилками, репетируя очень убедительную, с нашей точки зрения, речь, подходим к помпезному зданию с добротной табличкой сбоку от входа «Краснодарнефтепомстройснаб….» Боха остается внизу, а мы, как ягнята на заклание робко поднимаемся по ступеням. Не успеваю протянуть руку к двери, как она открывается, и прямо на нас выходит мама.
       «Ой, Юрик, Ларочка! А я на обед, пойдемте и вы пообедаете»
       «Ма, а мы с Ларисой сейчас поженились», - мямлю я, почему-то взмахивая рукой в сторону ЗАГСа.
       Мама меняется в лице и тихим голосом: «Так об этом не говорят».
Поворачивается и уходит.
       Эх, нехорошо получилось! Как же я? А ведь репетировал. Ведь так складно было.
       Впереди грозным призраком маячит черная тень встречи с Татьяной Федоровной! Нет, по этому случаю и для храбрости бутылочку нам нужно распить.
       У магазина на Тельмана вспоминаем про кольца. В суете с братьями и беготней я совсем о них забыл. Покупая мы как-то забыли их примерить, положившись на Ларискино заверение, что размеры она знает досконально. И теперь, одев кольца у магазина, выясняем, что мое с пальца сваливается.
       «Дай-ка кольцо сюда» - вечно улыбающийся Боха пристраивает его на ближайший кирпич и, найдя подходящий голыш, придает символу единения и верности несколько овальную форму, чтобы не сваливался. Ну вот, совсем другое дело. А что овальное, да кто это видит? Пока сойдет.
       Два часа в обществе Татьяны Федоровны мне не забыть до смертной минуты. Встреча не только соответствовала самым мрачным моим ожиданиям, но и намного превзошла их. Крики, вопли, истерика, отпаивание валерьянкой, потом уговоры пожить отдельно, пока что-нибудь не образуется, потом опять истерика, опять валерьянка. И так без конца. Наконец-то, улучив минуту затишья, Лариске удается бросить в чемоданчик какие-то свои шмутки и мы вырываемся из этого запредельного кошмара.
       Теперь нужно поговорить с начальником геологоразведочной партии. Пришла мне в голову одна мысля. Но поговорить нужно прямо сейчас, а то, ведь, через два дня нам выезжать в поле.
       К счастью начальник на месте.
       «Анатолий Павлович, я сегодня женился» -
       Седой худой Анатолий Павлович невозмутимо кивает: «Поздравляю.»
       - А можно мою жену (неужели это я о Лариске так прямо по взрослому – «мою жену», мол?) в партию на этот месяц пристроить? А то, сами понимаете, ее мама переживает и вообще, ужас что. -
       Так же невозмутимо отвечает: «Можно, почему нельзя? Где твоя новобрачная? Паспорт у нее с собой? Оформим, будет пробами грунта заниматься.»
       Ура!
       Проголодавшись после всех перипитий дня, покупаем на углу по два завернутых в промасленную бумажку пирожка с мясом и устраиваемся на лавочке. Жуем пирожки, смеемся, пытаясь осознать, что мы муж и жена….
       В шесть мы уже у открытой веранды кафе «Эра», что на Красной, напротив кинотеатра «Россия». Это наше с ребятами любимое кафе. Сейчас собралось человек десять. По сколько уж они скинулись на наше празднество, не знаю, по трешке или по пятерке, но гуляем от души. Свадьбой я бы это никак не назвал, зато весело.
       Уловив минутку, отзываю в сторонку Колю. Он единственный из наших ребят уже послужил в армии. Но случилось так, что поехали его отец, мать и сестра навестить Колю на месте службы, в Ростове. А на обратном пути разбились – все трое насмерть. У Коли сдало сердце, его комиссовали. Но я не об этом. Жуткая история, но я не об этом.
       У Коли двухкомнатная квартира, где он и живет один. А нам ночевать негде.
       -«Коля, можно к тебе на ночь пристроиться?»
       «Конечно можно, ребята, почему нет?»
       Вот нам и чертоги на первую брачную ночь.
       На следующий день по дороге от Коли в троллейбусе у меня украли брачное свидетельство и наши последние, подаренные вчера ребятами, десять рублей.
       С Ларискиным чемоданчиком поднимаемся на наш этаж. Звоню, но никто не открывает. Где же мама? Час мы бродим с чемоданчиком вокруг квартала, потом опять звоним в дверь, потом опять бродим - неприкаянные, голодные и обокраденные котята.
       Звоню в очередной раз. Открывает мама: «А я у тети Клавы Сульзяковой была».
       «Ма, а можно мы у нас поживем? Вообще-то, мы послезавтра уезжаем в Голубицкую с геологоразведочной партией. И Ларису взяли тоже. Я имею в виду, потом, можно?»
       Мама поднимает на нас глаза: «Конечно, дети, можно. Конечно, живите».
****
       
       Через полтора года я загремел под знамена Советской Армии. А еще через год мы развелись.
       А было это ровно сорок лет тому назад. А, может, не было. Может, это мне все приснилось.