Любовь и нечисть по соседству

Наташа вытащила из сумки кошку и поставила всеми четырьмя лапами на новехонький паркет. Та элегантно мотнула головой, элегантно опустилась на пятую точку, а потом как-то совсем неэлегантно, по-деревенски мяукнула. Я скептически вздохнула и тут же принялась безостановочно чихать – аллергия на шерсть наблюдается у меня с детства, причем на удивление однозначно. Аллергия, и все тут. Кошка, конечно, тут же воспользовалась удобным моментом, и, пока я размахивала руками, оглашая пустые своды квартиры своими чихами, самоустранилась через незапертую входную дверь.
- Плохая примета, - выдала Наташа и огорченно цокнула языком.
Этим и ознаменовалось мое заселение в новую квартиру. «Окраина, до метро далековато, зато новостройка, в этом подъезде еще почти никто не живет», - живописала я Наташе в понедельник. Естественно, в субботу она примчалась, да еще и с этим несчастным животным впридачу. Что, кстати, весьма странно – Наташа в курсе всех особенностей моего поведения и здоровья, ибо приходится мне крестной. Ну и феей по совместительству. Иногда.
- Тут уж все одно к одному, - все еще сокрушалась Наташа. Ее рыжие кудряшки напоминали портативное солнце, жизнеутверждающе сияя на фоне кремовых обоев. На правах гостьи она заняла единственный табурет, заляпанный краской и шпатлевкой, а я примостилась на полу.
- Кошка сбежала, не понравилось ей тут. Этаж какой? Правильно, тринадцатый. И полнолуние завтра. Ты смотри мне.
- Что смотри? – засмеялась я. – В кои-то веки у меня свой угол, а ты уже стращаешь.
- Не стращаю, а предупреждаю. Может, свечку из церкви?..
- Натусь, не пори чушь.
- Ну как знаешь, - крестная поджала губы и выразительно взглянула на меня. Мне оставалось лишь покачать головой.

На следующий день я перевезла свои пожитки и навсегда распрощалась со съемным жильем. Тот, кто после нескольких лет мытарств приобрел себе квартиру, наверняка поймет мое феерическое состояние. Восторг, дикий раж обуял каждую клеточку моего 57-килограммового существа (лишние три все-таки скину, пообещала я себе в этот момент с такой легкостью, на какую раньше не отваживалась). Я пронеслась пару раз по квартире, распахнула все окна и встала у одного из них, глядя на улицу. Город уже сошел с ума от весны, а я, растяпа, по сей день пребывала в спячке. И вот в эту минуту все словно преобразилось. Что может быть более опьяняющим, чем свобода?!
Где-то в глубинах этого же моего существа зашевелилось робкое «любовь»…
Но я отмела все грустные мысли. В конце концов, если от тебя ушел троллейбус, значит, это не твой троллейбус, ведь так? Эх, дела прошлые, все уж быльем поросло, и вообще – не будем о грустном! Поэтому я врубила погромче радио – CD все в коробках, а плеер вообще найдется через неделю – и принялась обживаться. Кстати, из всех существ Земли у женщин самая сильная тяга творить вокруг себя пространство. Это к слову. Правда, я замечала такую же тягу и у крыс. Но, надеюсь, это единственное, что нас роднит. ;
За разбором вещей время промелькнула как-то незаметно. Только решив немного передохнуть, я, наконец, заметила, что пора включать свет. Стремительно вечерело, и в квартиру через окно с последними отблесками алого заката вползали вкрадчивые сумерки. Тени залегли по углам моего гнездышка, прихожую окутал бархатистый мрак. Я в каком-то странном оцепенении стояла и безвольно смотрела на изменяющееся пространство квартиры. Она словно заполнялась какой-то темно-серой ватой, едва слышимыми шорохами… Вот догорел и погас за соседними домами последний солнечный луч, и мне тут же стало зябко. Не просто зябко, а как-то неприятно-прохладно. И отчего-то тревожно.
Я взяла себя в руки. Что это такое, в самом деле? Я взрослая барышня, у меня квартира, между прочим, новая, и, между прочим, моя. Дверь заперта на замок, я одна. И все хорошо. Просто быстро стемнело, и нужно включить лампу. Теплый свет зальет комнату, и сразу станет светло и весело.
Я шагнула к торшеру. И тут поняла, что именно мне так не понравилось во всей обстановке.
Молчало радио.
А я его точно не выключала. Просто в какой-то момент я увлеклась разбором вещей. А оно становилось все тише и тише, а теперь и вовсе умолкло.
Ну подумаешь, велика важность! Я решительно воткнула лампу в розетку, и в комнате стало светлее, а мне на душе – легче. И очень сильно захотелось кофе, такого обжигающе-горячего, чтобы прогрел озябшее тело изнутри. Я на не очень крепких ногах побрела в кухню, попутно включая свет везде, где только возможно. И постепенно успокоилась. В голову уже лезли язвительные замечания о моей мнительности и о том, что я, пожалуй, достойная крестница Наташки, самой суеверной из всех крестных-фей. Не хватало только поверить в петушиный крик, черных кошек и дурной глаз. И это я-то, всеми уважаемый менеджер, в начале XXI века. Первый класс, вторая четверть, одним словом.
Вообще сколько себя помню, всегда с презрением относилась к приметам и прочей чуши. Поэтому не понимаю, с чего это вдруг мне стало не по себе. В потусторонние силы никакие я не верю, через левое плечо не плюю и над крестной всегда по-доброму смеюсь, потому что в этом вопросе она – моя полная противоположность. Что значит сон – знает Наташа. Как снять сглаз – подскажет Наташа. А уж в чьей квартире гадать на святки – этот вопрос даже никогда не обсуждался. Единственное, чему Наташка противится всегда – это приворот. Ни в какую она не соглашалась никого приворожить, за что девчонки часто на нее дулись. Ну с другой стороны в этом же есть свой резон: все-таки любовь – такая субстанция…
Но нить моих размышлений оборвал грохот, донесшийся из комнаты. Я рванула туда, на ходу прикидывая возможные разрушения. Неужели полка с книгами оборвалась? Вроде не должна была…
Но в комнате все стояло на местах. Абсолютно так же, как я и оставляла пять минут назад. В недоумении я оглянула еще раз шкаф, торшер, полку и три коробки – тут просто нечему свалиться с таким шумом! Но ведь не причудилось же мне это?! И в этот момент пот, липкий холодноватый пот вязко заструился между моих лопаток. В комнате я была не одна.
Мой язык присох к гортани, а ноги – к полу. Я стояла, замерев, боясь пошелохнуться, даже дыхание стало тихим-тихим. Мурашки бежали от затылка до поясницы – именно так, как они бегут от чьего-нибудь взгляда. Всей спиной я чувствовала, что прямо за мной, в этой комнате стоит некто и пристально смотрит на меня. Ничего не говорит, ничего не делает, а просто стоит и смотрит. Тишина стала такой густой и осязаемой, что хоть ножом режь. Руки затрясло мелкой дрожью, а сердце стучало в самых висках: бум-бум, бум-бум. Я хотела было спросить «Кто здесь?», но даже рта открыть не смогла. Так и стояла, умирая от ужаса, под тяжелым взглядом некоего существа за моей спиной. Потом я почувствовала легкое перемещение в пространстве, и все тело содрогнулось от страха. Оцепенение спало, и я резко развернулась всем корпусом. Передо мной были все те же привычные очертания комнаты – и никого.
В голове что-то щелкнуло, и меня охватила животная паника. Не чувствуя под собой пола, я пронеслась по коридору, одним махом открыла входную дверь и бросилась трезвонить во все соседские двери. Краешком сознания я понимала, что дом новый и пока еще не заселен, но дрожащий палец раз за разом нажимал кнопки звонков. Никто не открывал, и ноги уже понесли было меня дальше, к лестнице.
Но тут одна из дверей открылась.
- Девушка, что случилось?
Голос у соседа был такой, что захотелось броситься к нему на шею и просить защиты. Из моих глаз вдруг совсем не к месту брызнули слезы. Мужчина переменился в лице и, обняв меня за плечи, завел в свою квартиру. Почувствовав себя в безопасности, я совсем раскисла и долго рыдала на плече у совершенно незнакомого человека. Впрочем, не скрою, было приятно чувствовать, что рядом есть тот, кто может утешить - это в наше время все чаще становится непозволительной роскошью.
Коньяк разогнал холод, а голос соседа действовал умиротворяюще. Я, отчаянно смущаясь и злясь на себя, все же рассказала, что привело меня в такой ужас. И тут же посмотрела на соседа, готовясь к его хохоту. Готовясь к тому, что он сейчас рассмеется, а я встану и уйду – и буду ночевать где угодно, хоть под забором, только бы не в своей квартире. Но он не засмеялся. Просто еще раз посмотрел на меня спокойно и чуть кивнул головой. И в этот момент я вдруг осознала, что передо мной сидит невероятный мужчина, такой, с которым хочется просто всю жизнь вот так вот сидеть на полупустой кухне и молчать, глядя в глаза. От него веяло таким спокойствием и уверенностью, что тут же хотелось переложить всю ответственность и заботы со своих хрупких на его сильные плечи.
К тому, что меня так напугало, мы больше не возвращались. Ночь утонула в бесконечных разговорах. Тимур – а звали моего чудесного соседа именно так – знал бесчисленное множество историй. Его голос наполнял собой все вокруг, а я сидела рядом, готовая поверить в то, что женщины любят ушами, и что слушать сказки тысячу и одну ночь – совсем немного, если их рассказывают так…
На рассвете я уснула в кровати Тимура, сам он ушел спать на матрас в кухню. Открыв глаза около полудня, я сразу наткнулась на его взгляд. Тимур безумно смутился, совсем как мальчишка, и тут же смылся из комнаты, зазвенел посудой за стенкой. Я улыбнулась и встала с кровати. При свете дня ночные страхи вспоминались с трудом, однако при мысли, что нужно возвращаться в собственное жилище, меня невольно охватила дрожь. Поэтому во время завтрака, глотнув крепкого кофе для храбрости, я попросила Тимура пойти со мной.
- Само собой, - удивился он, - неужели ты думала, что я тебя так вот просто выставлю за дверь?
То, что происходило дальше, можно было снимать на камеру и отправлять в юмористическую передачу. Тимур шел впереди, я трусливо жалась сзади. Мы обследовали мою квартиру, проверили шкаф, заглянули за все двери. Никого. Я повеселела и уже склонна была списать мое вчерашнее поведение на стресс или нечто подобное. Но…
- Черт, ты не видела, куда делся мой мобильник? Вроде сюда положил, - Тимур оглядывал книжную полку. Я готова была поклясться, что еще минуту назад мобильник действительно там лежал – я видела собственными глазами. И в это мгновение по спине снова побежали мурашки от чьего-то взгляда. Рядом с нами в комнате точно кто-то был. Я бросила испуганный взгляд на соседа. Он нахмурился и переглянулся со мной. Мы осторожно обернулись. И я успела заметить, как за дверью в коридор мелькнула какая-то маленькая, с полметра, серенькая тень.
- Уйдем отсюда, - взмолилась я, хватая Тимура за руку, и мы быстро вышли из квартиры. Меня снова трясло, а он снова меня утешал, хотя было видно, что и ему не по себе.
Наконец я собралась с мыслями и позвонила крестной. Не прошло и полчаса, как Наташка стояла на пороге, протягивая мне коробку с низкокалорийным тортом.
- Я худею, - пояснила она и добавила, заметив, как насмешливо я осмотрела ее миниатюрненькую фигурку, - помолчи, пожалуйста.
Узнав, в чем дело, рыжая фея деловито вытащила из сумки пучок тонких желтых свечей и бутылочку воды. И с этим бесстрашно направилась к двери моей квартиры.
- Ты пойдешь? – спросила я Тимура. Он улыбнулся:
- Если не хочешь, давай не пойдем.
То, что он говорил о нас, а не о себе, вдруг сильно обрадовало, и мы все-таки пошли вслед за Наташкой. Взявшись за руки.
Но в квартире дела обстояли плохо: свечку то и дело задувало, и Наташка хмурилась все больше. Когда она стала открывать бутылочку со святой водой, прямо над нашими головами раздался громкий звук, будто кто-то невидимый хлопнул в ладоши, и нас троих как ветром сдуло. А когда Тимур повернул в замке ключ, по ту сторону двери что-то грохнулось.
- Я же тебе говорила, - подвела неутешительный итог Наташка.

- Домовой, конечно, кто же еще? – для Наташи это было само собой разумеющимся фактом. – Вещи пропадали?
- Мобильник мой, - кивнул Тимур. – Вроде дозваниваюсь, а звонка нигде не слышно.
- Тут уж все одно к одному: и звуки, и вещи пропадают. Сильный домовой попался. Прогнать не получится.
- Я продам квартиру.
- С ума сошла? – фыркнула Наташка на меня. – Зачем? Только купила ведь. Так, все. Будете налаживать дипломатические связи.
- С кем? – растерялась я.
- С соседом!
Я еще более растерянно посмотрела на крестную, а потом на Тимура, и мое сердце екнуло – совершенно не к месту.
- Да не с этим, - усмехнулась Наташа, и я покраснела как рак, а Тимур смущенно улыбнулся. – С домовенком вашим.
- Ни за что! – ответила я.

Вечером мы с Тимуров вновь отправились в мою квартиру. Это все отдаленно напоминало охоту на привидений в летних лагерях и детские страшилки у костра. Вот только никогда раньше я всерьез в это не верила. А теперь, теперь радовало только то, что рядом стоит человек, с которым можно… Да нет, просто – что рядом стоит этот человек.
На середине комнаты я оставила стакан молока и кусок хлеба.
- Кузенька, - тихо обратилась я в пустоту, изо всех сил сжимая теплую ладонь Тимура. – Мы не хотим тебе зла. Давай жить дружно. Мы тебе мешать не будем, а ты нам, хорошо? Мы тебе вот покушать оставляем. Не сердись на нас. И пожалуйста, верни мобильник, хорошо? Все, Кузенька, мы пошли.

Эту ночь мы снова провели в разговорах. А наутро заглянули в мою квартиру. Молоко с хлебом вроде бы было нетронуто. Однако мобильник лежал как ни в чем ни бывало на книжной полке – там, где его и оставлял Тимур и откуда он совершенно точно пропадал.
Я, наконец, взяла себя в руки и стала ночевать в собственной квартире. Мой обостренный слух стремился выцепить хоть один необычный звук – но все было тихо и спокойно. Возникла другая проблема: я поняла, что по уши втрескалась в своего соседа. На работе я то и дело замирала с глупейшей улыбкой, вспоминая обрывки наших с ним разговоров, дома радовалась как ребенок, когда он заглядывал вечерком на чай. И вздрагивала как от тока от легчайшего его прикосновения. Я совершенно не представляла больше своей жизни без этого человека, с его мягким голосом, крепкими надежными руками и спокойными серо-зелеными глазами, в которых нет-нет да и промелькнет насмешливый чертик. Не представляла без него дней и вечеров, а потом – чего уж скрывать – и ночей. Это был не привычный роман. Это было нечто совсем особенное.
По пятницам он ночевал у себя, подолгу засиживаясь за работой. И я, соскучившаяся, утром в субботу наведывалась к нему. Так было и в этот раз. Я, предвкушая встречу, нажала кнопку звонка. Он отозвался радостной трелью, и дверь распахнулась.
На пороге стояла замотанная в полотенце девица лет двадцати трех. Ее мокрые светлые волосы струились по обнаженным плечам.
- Здрасьте, - кивнула она. – Вам кого?
Вы когда-нибудь разбивали любимую мамину вазу? Когда тумбочка под ней уже пошатнулась, и она уже начала свое роковое падение как в замедленной съемке, а ты стоишь безвольно и смотришь, понимая, что уже не можешь спасти эту красоту. И она через миг погибнет безвозвратно. Наш невозможно гладкий роман напомнил мне сейчас мамину старую вазу, разбитую мною в пятилетнем возрасте. И все вокруг затопила забытая с тех пор уже тоскливая безысходность.
Я молча развернулась и пошла к своей двери.
- Вам Тимура? Он спит еще, - сообщила блондинка и, не получив моего ответа, захлопнула дверь.
От этого звука я расплакалась. Какая к черту любовь, как я могла поверить, что все в этой жизни может быть так хорошо?! Ведь так не бывает, я же знаю. Уж я-то знаю.
Я лежала лицом в подушку и рыдала. За это время я успела приплести все остальные причины порыдать, и плакала надо всей своей жизнью и каждой ее неудачей в отдельности. Вспомнились все романы, закончившиеся так же больно и банально. Нет, не так же больно. Чуть легче.
Я почти не обратила внимание на это ощущение. Будто в комнате снова возник еще кто-то. Повеяло холодком, словно распахнулась форточка. Но окно было закрыто. А мне так вообще было все равно. Я чувствовала присутствие домового где-то тут, поблизости. Но все это - приметы, домовые, свечки - казалось мне таким глупым и мелким по сравнению с предательством самого дорогого, самого-самого родного человека, что я зарыдала с еще большей силой.
- Кузя, ну хоть ты-то не мучай меня, - простонала я сквозь слезы. – Видишь, как все получается?
Моих ног коснулось что-то пушистое и прохладное. Я прекратила плакать и почему-то совсем без страха поняла, что в моих ногах сидит домовой. Настоящий, не из сказок, а абсолютно реальный домовой. И зовут его Кузя. Я осторожно приподняла голову и краем глаза, как учила Наташа, успела заметить, как небольшой серый клубок скатился с кровати и шмыгнул за дверь. Я горько вздохнула и вытерла глаза.
- Да, Кузенька, ты прав. Не стоит убиваться из-за уродов всяких…
И зачем-то снова заплакала.
Когда раздался звонок в дверь, я долго раздумывала. Потом все же открыла, правда, с каменным лицом. И, увидев на пороге его, поняла, что больно будет еще долго.
Тимур при виде моей зареванной физиономии бросился меня утешать. Я была в ярости, дралась и кусалась, закатила скандал, как и полагается настоящей женщине, и не желала ничего слушать. В итоге ему пришлось зажать мне рот и объяснить то, что было на самой поверхности, но оказалось скрытым от меня.
А вечером я, с припудренным лицом, слегка сконфуженная, сидела рядом с ним за столом. Напротив нас весело переговаривались и лукаво поглядывали на нас отец Тимура и его молодая жена, та самая блондинка, Оксана, оказавшаяся на редкость милой девчонкой, хоть и мачехой.
А ночью Тимур обнял меня и, прижав к себе, задумчиво сказал:
- А если бы у тебя не было домовенка? Ты бы так и не прибежала в мою квартиру, и мы бы не познакомились. А потом сюда переехал бы не я, а отец с Оксанкой, и все.
- Не болтай чушь, мы бы все равно встретились. Это же судьба, - прижалась я к нему. А потом подумала и добавила на всякий случай в темноту:
- Спасибо, Кузенька.

15 марта 2008 г.