Мой вечный январь

Как всегда в январе – падал снег. Неслышно. Мягко. Тихо…покрывая собой бесконечные улицы, переулки, крыши домов, сиденья скамеек, капоты автомобилей, шапки и шарфы быстрых прохожих, дергающих руками, поскальзываясь на чистом, не засыпанном песком льду.
Как всегда в январе я шла, кутаясь в полосатый колючий шарф, чувствуя, что моим накрашенным ресницам пришел конец, ибо тушь беспардонно потекла от снежинок, застилавших глаза. Да, именно от снежинок, а вовсе не из-за слез, которые, все же ласково поглаживая мои щеки, тонули в полосатом колючем шарфе.
Потянув хрустящий морозный воздух носом, я остановилась. Было грустно. И плакалось оттого, что было грустно. А грустно было оттого, что на улице было пусто и темно, и оттого, что пухлые воздушные снежинки, вертясь, будто привлекаемые светом придорожных фонарей, падали мне на нос; а еще, оттого что в наушниках играет та самая волшебная инструментальная музыка, от которой так легко плачется, особенно в зимний январский вечер; а сильнее всего плакалось оттого, что я знала – несмотря на мой неспешный, тихий шаг, он меня ни за что не догонит, не схватит за руку чуть повыше локтя и не прижмет к себе…уже, наверное, никогда.
Метель неожиданно затянула ветер, который, обрадовавшись, начал выписывать пируэты, разбрасываясь беспомощными, разъевшимися снежинками. Я продолжила путь. Шерстяная кромка шарфа, натянутая на самый подбородок промокла и заиндевела от дыхания и слез. Утерев варежкой влажные щеки, я вновь глубоко вдохнула. Хотелось снять тупые наушники. «Нет, варежки ради этого я не сниму». Надо просто выключить звук...
Тишина. Совсем не тяжелая, волшебная, приносящая покой. Разномастные слова заплясали в моей голове, заела бесконечная считалочка: «Раз, два, три, четыре, пять…вышел зайчик погулять». К чему она крутится у меня в голове? Блин…ну вот, чуть не поскользнулась. Кажется, выронила проездной. Ну да к черту его! Все, хватит прислушиваться, никто там не идет, это тебе только кажется! Не смей останавливаться… не смей оборачиваться… Лучше, иди. Иди прямо. Там за поворотом уже твой дом, твой дом – не его. Осталось несколько шагов.
Чувства босые скользят по острому лезвию – нет, вот сейчас, сейчас… он меня уже догнал, он просто пробирается неслышно, чтобы напугать…чтобы рассмешить, как всегда. Я уже улыбаюсь, потому что слышу, как тихо скрипит снег под его наскоро одетыми сапогами, чувствую, как снежинки задувают ему за пазуху раскрытой куртки, и будто вижу, как он улыбается. «Глупышка» - уже звучит у меня в голове, - «Ну куда ты, на ночь глядя?».
Теплая ладонь обхватила мое предплечье, и в последний раз жалобно пискнул снег. Я закрыла глаза.
-Девушка, вы, кажется, обронили.
Секунду в тишине томных январских снежинок держался этот хриплый мужской голос, так не похожий на его звучный бас. «Наверное, горло простыло, пока бежал за мной.»
Да нет…наверное, это просто не он.
И я стояла, не оборачиваясь, не открывая глаз, почувствовав лишь, как мгновенье спустя в моей руке оказалась потрепанная, мокрая карточка. «Помнится с четырьмя оставшимися поездками…»

Я так и живу теперь, с закрытыми глазами, не отзываясь, не оборачиваясь через плечо… и все надеясь, что как-нибудь в тихий январский вечер меня остановит его теплая рука. У меня еще есть время, ведь до конца зимы – целая вечность.