Свет в окошке, 02. 01. 03 г

 Москва, 02.01.2003 г.

Свет в окошке


Самое важное в жизни – это свет в родном окне. Смысл этой простой истины Николай понял, когда из-за поворота показался угол деревенского дома, в котором за редкой полосой березок засветилось далекое окно. В соседних домах света нигде не было, в половине первого ночи вся деревня уже спала. Свет в окошке горел неровно, иногда он становился ярче, а иногда был едва заметен. Мерцающий огонь посреди черной августовской ночи казался странным. Он не был похож на свет путеводной звезды, а скорее напоминал сигнал бедствия терпящего бедствие корабля. Николай прибавил скорость. Накануне ему приснился дурной сон, после которого он весь день не находил себе места и к вечеру решил: нужно во что бы то ни стало ехать на дачу. Еще не видя очертаний знакомого дома, Николай твердо знал – окно светится в доме матери и горит только для него одного. Его здесь ждут.
Для того, чтобы увидеть свет в этом окне, ему пришлось гнать машину на предельной скорости почти полтора часа. Дорога не была перегружена транспортом, ночное шоссе, полное мелькающих по обочинам таинственных теней и призрачных отблесков, стремительно летело навстречу, но на этот раз, хорошо знакомое, приятно щекочущее нервы ощущение скорости лишь будоражило воспаленное воображение и без того растревоженное предчувствием беды. Обычно Николай ездил к матери под выходные, но сегодня не выдержал и поехал среди недели. Теперь он был почти уверен, что поехал не зря!
Рельефные, почти осязаемые в ночных испарениях лучи фар, освещавшие дорогу, нырнули вниз и вдруг уперлись в густую белую пелену тумана, стелющуюся над мостом через ручей. За мостом световые пятна вместе с дорогой поползли вверх, прыгая на кустах, растущих вдоль ручья, а затем, словно обретя нужную силу, стремительно прорезали ночную тьму и высветили вдали наезженную посреди травы колею деревенской улицы, по бокам которой росли кусты малины, смешанные с чертополохом. Чуть дальше, за косогором начинался старенький, покосившийся забор из крашенного в синий цвет штакетника. Проехав вдоль него метров тридцать, Николай свернул за пригорок и притормозил под стоящей у ворот вековой липой. Не вынимая из багажника сумку с продуктами, он поспешил на крыльцо и толкнул плечом входную дверь. Запертая изнутри, та не поддавалась, но это не смутило Николая. Он поднял с земли подходящую щепку, ловко просунул ее в щель и, подцепив крючок, открыл нехитрый замок, носящий в русских деревнях чисто символическое значение. В сенях было темно, но для человека, прожившего здесь почти всю сознательную жизнь и изучившего каждый сантиметр этого дома, включать свет было совсем не обязательно. Сделав несколько шагов, Николай уверенно распахнул дверь в избу и шагнул за порог.
То, что предстало перед его глазами, повергло его в изумление. На кровати, стоящей у окна в сад, спала ничего не подозревающая матушка, а рядом с кроватью, на старинном комоде стоял включенный в сеть радиоприемник. Из него звучала негромкая музыка. Тусклый свет от лампочки, освещавший переднюю панель приемника, падал на спокойное лицо спящей женщины и едва заметно отражался в серебряном окладе иконы, висевшей в углу. Отблески от яркого лунного диска легко проникали сквозь неплотно завешенные окна и тревожно плясали в посеребренных сединой волосах матери. Вероятнее всего, намаявшись за день, она уснула, слушая радио.
Ужас охватил Николая, когда он вдруг заметил, что из приемника струится едкий дым. Приглядевшись более внимательно, он увидел, как из перфорированной картонной крышки позади корпуса, посыпались искры. Очевидно, старенький ламповый приемник вспыхнул совсем недавно, так как в комнате было еще можно дышать. На глазах у изумленного Николая из-под крышки приемника вырвался язык пламени, который мгновенно перекинулся на занавеску. Раздумывать было некогда. Николай схватил занавеску и сдернул ее на пол. Кое-как затоптав ее ногами, он быстро распахнул окно и выкинул остатки материи на улицу. Затем он выдернул из розетки сетевой шнур приемника и, накрыв его скатертью со стола, швырнул в сад.
Все произошло так быстро, что матушка проснулась уже после того, как Николай включил в комнате свет.
– Что случилось, сынок? – послышался ее сонный голос – Ты почему так поздно?
– Еще полчаса, и было бы действительно поздно! – охрипшим от волнения голосом произнес Николай – Здесь остались бы одни головешки. Чувствуешь дым?
– Да, а в чем дело? Что-нибудь горит?
– Горел твой приемник, но теперь все нормально, я его выкинул в окно. Слава Богу, ты жива!
Только теперь до сознания матери дошел смысл сказанных сыном слов. На спокойном лице старой женщины, пережившей три войны и две революции, не отразилось даже тени испуга. Мать лишь тихо покачала головой, сидя на кровати. Ее растрепавшиеся во сне длинные седые пряди густых длинных волос медленно струились по плечам в такт движения головы и блестели, переливаясь серебром в лунном свете. Сейчас она была похожа на сказочную повелительницу ночи, Валькирию.
– Сходи в сад, посмотри – прозвучал через мгновение спокойный и в то же время властный голос матери – Может его водой нужно залить, приемник-то? А то еще, неровен час, опять загорится!
Николай молча взял ведро с водой и вышел на улицу. Приемник еще дымил, но уже не так, как в доме. Выплеснув внутрь разбитого корпуса полведра воды, Николай вернулся в дом и обнял мать за плечи.
– Родная моя…– тихо сказал он, незаметно смахивая слезы, стекающие по щекам – Ты мой свет в окошке…

– Ты что, мужик, здесь ночевать собрался? – раздался незнакомый голос над ухом погруженного в воспоминания Николая – Слышь, ты живой?
Отвечать Николаю не хотелось. Он сидел на засыпанной снегом скамейке. Ему было хорошо. Мороз почти не ощущался, потому что его душу грели воспоминания…

…Перед Новым Годом жена уехала вместе с подругой на экскурсию по Золотому кольцу и должна была вернуться до 30 декабря. Несколько раз она звонила домой и сообщала, что все идет хорошо, что они довольны поездкой, что у них подобралась веселая компания и они очень интересно проводят время. Один звонок был из Ростова, другой из Владимира. Очередной звонок Николай ожидал из Суздаля, где заканчивался маршрут, но его почему-то не последовало. Первой реакцией Николая было недоумение, затем немотивированная ревность, но при этом его не покидало тревожное ощущение, похожее на то, которое он испытал накануне пожара в доме матери. В этот же вечер Николай решил ехать в Суздаль. Он не знал названия гостиницы, в которой должны были остановиться туристы, не помнил номера маршрута, однако бывал там раньше и рассчитывал, что сумеет найти жену и ее подругу в небольшом городе. Заправив полный бак горючего, Николай выехал на Горьковское шоссе. Примерно на полпути, в тот момент, когда он миновал Петушки, в салоне прозвучала трель мобильного телефона. Судорожно схватив трубку, Николай услышал взволнованный голос подруги жены. Из ее сбивчивого объяснения Николай понял, что его жена неожиданно заболела и у нее высокая температура. Подруга жаловалась, что она не знает, как ей быть, потому что на местного фельдшера надежды мало, а отправлять больную во Владимир рискованно. Выяснив адрес, по которому остановились женщины, Николай произнес:
– Я уже еду. Часа через полтора буду на месте. Ждите!

На обратном пути в Москву Николай то и дело оглядывался, с тревогой наблюдая за женой, сидящей на заднем сидении. Укутанная в шерстяное одеяло поверх дубленки, она всю дорогу молчала и лишь однажды, когда до дома оставалось около получаса езды, спросила:
– Почему кругом так темно? Так долго едем, а я не заметила ни одного светящегося окошка!
– Это ты – свет в моем окошке! – ответил Николай – Выпей горячего чая из термоса и тебе сразу станет теплее…

Тот же незнакомый голос вновь вернул Николая в студеную Москву.
– Слышь, мужик? В такой мороз нужно дома сидеть, а не спать на улице. Не ровен час, замерзнешь тут один.
Чья-то сильная рука решительно тормошила Николая за плечо. Наверное, он точно также тормошил плечо семнадцатилетней дочери, после того как вытащил ее на берег…
Почему все так произошло? Могло ли быть иначе? За что его карает Господь? Способен ли он вообще казнить, наказывать, миловать не только там, на небесах, но и на грешной Земле? Кого он больше наказывает, самого Николая, или его близких? Может быть, Господь так сильно наказывает, потому что любит? Если так, то Боже упаси от такой «любви»…Или это карма, воздаяние за грехи? Чьи грехи, его самого или его предков? А может быть грехи предков жены? … Теперь, когда все произошло, это уже не имеет значения. Могло ли не произойти то, что уже произошло или то, что произошло – не могло не произойти? К чему ломать голову, нужно – просто жить!

– Жарко! Я пойду, окунусь, па…
– Иди, дочка…
Помимо учебы в институте, дочь увлекалась синхронным плаванием и еще в пятнадцатилетнем возрасте добилась приличных успехов, поэтому Николай не беспокоился за нее, когда она шла в воду. Он посмотрел вслед стройной фигуре дочери, легкими шагами удалявшейся к полосе прибоя. Да, Бог не обидел ее красотой, вся в мать. Такие же темно-каштановые волосы до плеч, та же горделивая походка, такие же выразительные, бездонные карие глаза, правильные черты лица, небольшая, но рельефная грудь, длинные, загорелые ноги. Про таких говорят: «Посмотрит – рублем подарит!». Уже почти неделю они с дочерью наслаждаются прекрасной погодой здесь, в Анталии, в то время, как в Москве льет противный осенний дождь. За последний год между ним и дочерью произошло духовное сближение. Она стала с ним даже более откровенной, чем с матерью и доверяла отцу почти все свои девичьи тайны. Теперь Николай для нее больше, чем отец, он стал ее самым близким другом, мудрым советчиком, которому не стыдно в случае чего, «поплакаться в жилетку», а поводов для этого у молоденькой красивой девушки всегда хватало. Поклонники, ухажеры, друзья, кавалеры, женихи и современные «ловеласы» – «бойфренды», плотным кольцом окружали ее со школьной скамьи и, как это часто бывает, не всегда оказывались теми сказочными принцами, о которых грезит каждая юная красавица. В таких случаях у дочери случались нервные срывы, сопровождавшиеся безудержными потоками слез, истериками и бессонными ночами. Только он, Николай, знал, сколько было этих ночей…
Необъяснимая тревога заставила Николая приподняться с нагретого солнцем лежака и посмотреть в сторону моря. Где-то рядом послышались взволнованные возгласы:
– Смотрите, кажется, девушка тонет!
– Где?
– Да вон там, за буйками! Видите?
Николай не видел места, на которое указывала сидящая рядом с ним женщина, он уже бежал, а точнее, летел по волнам в сторону буйков…

– Ну уж, нет! – послышался над ухом Николая чей-то едва слышный, но уверенный голос – Я не позволю тебе замерзнуть здесь в рождественскую ночь! Что мы, нехристи, что ли? Слышь, мужик? Вставай!

Николаю казалось, что это он тонет…Вот в его лицо ударила одна волна, затем другая, яркое солнечное пятно над головой стало бледнеть и постепенно вокруг осталась черная глубина. Он погружался в нее все быстрее, и с каждой секундой ему становилось легче, тело уже не ощущало холода, а вдали показался ровный, словно освещенный лунным светом путь. Идти по этому пути было совсем не страшно. Скоро свет стал ярче и Николай заметил, что он струится из окна. Свет в окне притягивал, манил к себе, иногда он становился таким ярким, что обжигал лицо. Николай рванулся на свет и вдруг открыл глаза. Перед ним стоял незнакомый парень в мохнатой зимней шапке и растирал снегом его лицо.
– Слава Богу, ожил, а то я уж было, подумал, что ты совсем замерз – улыбнулся незнакомец – Давай помогу тебе подняться, отец. Дом-то твой где?
– Да вот он, рядом. Видишь, окошко светится на 9-м этаже?
– Вот и хорошо! Поди, заждались тебя, дома-то! Жена, дети…
– Да, они меня ждут…там… – ответил Николай и неопределенно махнул рукой – Спасибо тебе, добрый человек! Теперь я уж как-нибудь, сам доберусь. Храни тебя Господь!

– Счастливого Рождества, отец! Больше так не шути!

Николай поднял глаза вверх, туда, где среди ночи светилось его окно, покачал головой и медленными шагами направился к подъезду. Сердобольный парень еще немного постоял, сочувственно глядя ему вслед, а затем быстро зашагал прочь. Откуда ему было знать, что мать Николая погибла при пожаре, жена умерла в больнице от воспаления легких, а дочь утонула во время купания. Николай жил один и поэтому, уходя из дому, он всегда оставлял свет в своих окнах, который напоминал те времена, когда его ждали дома. Так ему было легче.

Александр Ребров