Время в подарок

Время в подарок.

… Дверь открылась со скрипом, но легко. Андрей стоял под  раскачивающимся над головой фонарем в тени раскинувшей ветви-руки цветущей яблони, пытаясь разглядеть в образовавшемся чёрном  проёме хоть что-нибудь.
- Ну… видишь? – спросила Наташка и, не сдержавшись от смеха, прыснула в ладошки.
- Как тёмной безлунной ночью на разгрузке угля, - ответил он. - Темно и чихнуть хочется.
Наташка рассмеялась уже в полный голос.
- Тише, женщина. – Андрей шутливо показал ей кулак, скорчив при этом страшное лицо. – Ты хочешь, чтобы нас поймали? Прикидываешь, заголовки местных газетёнок: «начинающий литератор провинциального разлива в сообществе с победительницей математической олимпиады пойманы при попытке проникновения на частную территорию».
- Скажешь тоже, частная территория. Обычный «совковый» дачный участок, шесть соток, пережиток застоя.
- Какая разница, радость моя? Уголовный кодекс надо чтить, как говаривал непревзойдённый Остап Бендер. И, заметь, был прав.
- Значит, ты боишься? – Наташка вдруг перестала веселиться и отстранилась от его попытки обнять её. – В таком случае, предупреждаю: шариться  по кустам у меня нет никакого желания. Выбирай: либо здесь, либо едем к тебе.
- Ко мне нельзя, - вздохнул Андрей.
- Нельзя?
- Ты же знаешь, мой дом - моя крепость. Только будущая жена сможет переступить его порог. Ты согласна стать ею?
Наташка, радостно взвизгнув, прыгнула ему на руки. Он легко подхватил её.
- Значит, согласна?
- Нет, – ответила она, прижавшись к его груди.
Он чувствовал биение её сердца, и желание захлестнуло его свежей морской волной.
- Почему? - хрипло спросил Андрей.
- Докажи свою любовь, - сексуальным голосом прошептала Наташка, чуть ли не касаясь мягкими губами его уха. – Возьми меня там. - Она кивнула в чёрный проём раскрытой двери. – Боишься?
- Нисколько, - как можно твёрже произнёс он…
И в тот же миг они оказались внутри дома. Андрей пошарил левой рукой по стене, нашёл выключатель.
- Да будет свет!
Одинокая, грушей из детской загадки висевшая на потолке лампочка осветила убогое помещение. Единственной достопримечательностью здесь были старинные бронзовые часы с маятником. Массивные, с двумя, прикорнувшими поверх циферблата пузатыми ангелочками, они смотрелись довольно нелепо в дальнем углу  на не струганных половых досках, в оформлении покосившихся фанерных стен. Словно гостиница «Космос» посреди хрущёвок спального района.
- Класс! – Восхитилась увиденным Наташка. Поцеловав Андрея, она вдруг выскользнула из его объятий. – Ты доказал свою любовь, но…
- Что…  что ещё!?
- Твоё время кончается. – Девушка мило улыбнулась, указывая пальцем на часы. – Прошло уже три дня. Извини.
Эротическая сцена, бывшая в самом разгаре, вдруг канула в небытие, оставив после себя лишь обыденность холостяцкой спальни: пыльные занавески, скомканные простыни, да обмусоленную подушку, которую он сдавливал в крепких  объятиях.
Андрей Соколов выскочил в реальность, как пробка из бутылки «взволнованного» шампанского.
 « А вот сейчас, я увижу три тройки, - подумал он не открывая глаз. - С кем биться об заклад?»
 Соколов повернулся на спину и чуть раздвинул веки. Зелёная надпись на потолке (проекция от электронного будильника) ярко высвечивалась в ночной темноте текущим временем: «3:33».
- Я же говорил, - согласился с самим собой Андрей и уткнулся  носом в мягкую подушку.

Всё началось три дня назад, двенадцатого сентября.
- Запомни, - предупредила его Наташка накануне вечером. – Мой поезд отходит ровно в десять утра. Полчаса езды до вокзала, минут пятнадцать любвеобильных прощаний (знаю я тебя…), ну и непредвиденные обстоятельства. Значит, полдевятого, в крайнем случае – без пятнадцати… ты на тачке у моего подъезда. И не опаздывай, пожалуйста. Я надеюсь на тебя.
 - Обижаешь, - ответил тогда Андрей.
…И проспал. Проспал, как школьник на урок пения. С вечера работы навалило – уйма. Допоздна пропыхтел над срочной статьёй в еженедельник и поутру даже будильника (как он бедный ни старался) не услышал. В общем, не успел. Прилетев (другого синонима не подберешь) на центральный вокзал, он смог лишь увидеть хвост поезда, который уносил Наташку почти на три месяца в Москву. Её телефон молчал, она просто не брала трубку (обиделась, конечно), а он нервно курил на перроне, слушая гудки сотового, и ненавидел себя, чёртову работу и расписание поездов.
- Опоздали, молодой человек?
- Простите…?
Андрей обернулся на голос. Перед ним стоял пожилой мужчина. Обыкновенная среднестатистическая внешность. Типаж, в силу своей неоригинальности, очень сложный для писателя. Средний рост, средний вес, средний возраст, даже морщины на лице и те средние. Одет он был в униформу носильщика. На голове нахлобученная до ушей фуражка с железнодорожной символикой. Взгляд из-под козырька – равнодушный и немного пьяный. И всё-таки, несмотря на неприметность заговорившего с ним человека, Соколов мог поклясться, что видел его раньше.
У Андрея была прекрасная физиономическая память. Он долго не забывал лица людей, с которыми ему приходилось хоть немного общаться. Создавая образы для рассказов и повестей, он мог воспроизвести на свет героя из  прошлого, даже не помня обстоятельства своей с ним  встречи, но при этом не упуская ни одной, даже самой мелкой, детали его внешности. Это вполне могла оказаться официантка, у которой он делал заказ года три назад, причём совсем в другом городе, или… или носильщик, когда-то поцарапавший ему чемодан.
 - Простите? - ещё раз повторил Андрей, пряча трубу в узкий задний карман джинсов. – Вы сейчас со мной разговариваете?
- С Вами, конечно. Может, присядем? – Мужчина, жестом, указал на деревянную,  покосившуюся от старости, скамейку.
- Знаете,  у меня очень мало времени. Скажите, мы знакомы?
- Время, молодой человек, как утверждал старик Эйнштейн, величина относительная. Мало или много – очень абстрактно. Минута боли тянется гораздо дольше, чем минута наслаждения. Впрочем, мне хорошо известно, что Вы с этой теорией не согласны.
Андрей вдруг понял, что с ним разговаривает просто сумашедший.
- И всё-таки, - решил поиграть он, - что Вы от меня хотите?
- Помочь.
- Помочь?
Мужчина кивнул.
- У Вас беда, молодой человек. К сожалению, от неё не сбежишь, но сбалансировать боль, что внутри вас – в моих силах. И вот почему… Я смог приручить самое скользкое из всей известных измерений - Время. Звучит фантастично, но это так. Я хочу воспользоваться этим. Доказать… и подарить его вам. Шесть дней. Шесть неучтенных дней.
- Вы,1 не нормальный? – беззлобно поинтересовался Андрей.
- Не думаю; хотя возможно.
Сказав это, мужчина развернулся и вразвалочку пошёл по перрону.
«Точно псих, причём окончательный, - решил Андрей, провожая его взглядом. - Интересно, где же я мог тебя видеть?»
Звонок мобильного прервал его размышления. Соколов выхватил трубу из кармана и, даже не взглянув на дисплей, спросил:
- Наташа?
- Это мама, - услышал он в ответ.
- Шесть дней… - не оборачиваясь и не останавливаясь, произнес носильщик. - Всего, или, может быть, целых шесть дней. Цените мой подарок и используйте его правильно.
- Придурок!… Извини, мама, это я не тебе. Ну, как ты?
– Папу увезли сегодня в больницу, - тихо сказала мать. – Говорят, ничего серьёзного, но сам понимаешь – возраст уже.
- Что с ним?
- Правая нога ночью разболелась. Обезболивающее не помогло. Пришлось скорую вызвать.
- Ну, нога не сердце…
- Да я понимаю. Но ведь пятьдесят уже, не двадцать. Волнуюсь я.
- Не волнуйся, мама, всё будет нормально.
- Дай то бог. Ты бы навестил его, ведь целый год не появляешься. Ну, поссорились, с кем не бывает. Не век же обиду хранить в сердце.
- Я не сорился с ним, мама, - раздражённо ответил Андрей. – Если помнишь, это он меня выгнал из дома с обвинениями в предательстве. Пойми, не моя вина, что его друг детства оказался героем моего фельетона. Я получил наводку, проверил её, всё совпадало. Я профессионал, мама, деньги на этом зарабатываю, и обвинять меня...
- Папу в хирургию положили, - всё так же, не повышая голоса, перебила мать. – В третью палату. Он твой отец, Андрей, и очень переживает о той размолвке. Хорохорится, как мальчишка, но я-то вижу – тяжело ему. Ведь ты единственный сын у нас. Пожалуйста, сделай первый шаг. Очень тебя прошу.
- Хорошо.
- Ты придёшь?
- Приду.
- Спасибо, сыночек. Запомнил? Хирургия. Третья палата.
- Конечно, запомнил. На днях заскочу. Извини, мать, мне неудобно сейчас разговаривать. Пока, не болей смотри.
Андрей отключился и тут же набрал другой номер – Наташкин. Длинные гудки закончились противным писком.  «Абонент не отвечает» - высветилась надпись на дисплее.   
Все его последующие попытки дозвониться до подруги, повторяющиеся на протяжении всего дня, так не к чему и не привели.

Этой ночью ему в первый раз приснился  сон, где они с девушкой оказались на чужой даче.
- Прошёл один день, - улыбаясь, сообщила ему во сне Наташка. А когда он, пробудившись, открыл глаза,  увидел зелёную надпись на потолке: «1:11». Причём это  время было реальным. Стоило просто моргнуть, и индикатор минут перепрыгнул вперёд, разбивая магическое сочетание цифр.
 «Забавно», – подумал тогда Андрей, а через минуту уже снова спал, забыв о случившемся. Но на следующую ночь сон повторился, правда, с маленьким нюансом…
- Прошло два дня, - улыбнулась девушка. «2:22», как бы с намёком, показывал будильник.
И вот опять…
… 3:33.
« Уже не смешно. - Соколов повернулся на другой бок. – Переработал, что ли? Надо будет с Тимохой «поконтактировать». Он, вроде, с психиатрией как-то связан; может, и посоветует чего».
 Андрей уже вновь проваливался в сон, когда раздражающе запиликал «стационар».
 «Кому я понадобился в такую рань? Разве только… Наташка!»
Он суетливо, на ощупь, нашарил телефон на тумбочке и, включив «дистанцию», произнёс:
- Внимательно?
- И тебе здравствуй, Андрюша, - прогудел ровный солидный бас. – По моему ты не очень рад моему звонку?
- Пётр Васильевич, - догадался Андрей, с трудом сфокусировав взгляд на определителе номера. – Извините, не узнал.
- Понятно. Я не разбудил тебя?
Шутин Пётр Васильевич был преуспевающим в городе бизнесменом, возомнившим себя писателем. Он сочинял ширпотребовские, очень низкого качества миниатюрки эротического содержания и высылал их в работающие в этом направлении редакции бульварных газетёнок. Задача Соколова состояла в редактировании по мере возможности его сомнительных творений. Он не жаловался, а даже наоборот, поощрял бизнесмена на муки творчества. Ведь тот платил ему довольно приличные, деньги.
- Почему молчим, Андрюша? Всё никак не проснешься?
- Да вообще-то да… четвёртый час ночи. - Андрей откашлялся. -  Допоздна работал вчера
- Не обижайся Андрюша. Ты парень молодой, бойкий. Днём тебя и с огнём не сыщешь. А у меня дело срочное, можно сказать, безотлагательное. Вот и приходится звонить пораньше, чтобы в планы твои влезть.
- У Вас проблемы, Пётр Васильевич?
- Можно и так сказать. Один журнальчик  конкурс рассказов устраивает, вернее он уже заканчивается завтра, на тему: «Самая удивительная брачная ночь». Есть у меня подходящая баечка, как раз по этому поводу, но боюсь, без тебя не справиться. Сыровата ещё. Может, подъедешь ко мне часиков в одиннадцать – поработаем?
- Без вопросов.
- Вот и хорошо. Я на даче сейчас. Адрес знаешь?
- Откуда, Пётр Васильевич?
- Ах да, ты ведь не был у меня на фазенде. Запоминай – шоссе Энтузиастов, дом одиннадцать. Это практически сразу на въезде, по правую сторону. Найдёшь, думаю.
- Конечно, найду.
- Вот и хорошо. Извини за ночной звонок, Андрюшенька. Досыпай.

Некоторое время спустя, Соколов, вальяжно развалившись в плетёном дачном кресле, попивал домашнее пиво и почёсывал за ухом любимую овчарку Шутина. Хозяин пса сидел рядом за столом, углубившись в чтение только что отредактированного рассказа. По его лицу, напоминающему в данный момент восковую маску, было невозможно догадаться, нравиться ему, собственное заново перерождённое произведение, или нет. Андрея это мало беспокоило. Их деловое знакомство длилось уже около года, и он привык к профессиональному умению бизнесмена скрывать свои чувства.
- Ну, что я хочу сказать, Андрюша, - произнёс Шутов, закончив читать. Медленно снял очки, отложил их в сторону. – Как всегда, очень… даже очень прилично. – Улыбнулся. – У нас с Вами, молодой человек, образовался отличный тендем. Вы пополняете свой бюджет, а я нахожу выход своим, так сказать, мукам творчества. – Шутов поднялся и протянул руку. - Надеюсь, обоюдовыгодное сотрудничество продлится и дальше.
- Конечно, Пётр Васильевич. – Соколов подошёл к нему и пожал жилистую, довольно крепкую ладонь.
- Вот и хорошо, немедленно высылаю рассказ на конкурс. Может, ещё пивка, Андрюша?
- Да нет, спасибо. Боюсь переусердствовать.
- И это правильно. Тогда чаю? У меня есть отличный китайский чай. Выпьешь такого чашку, и как заново родился.
- Благодарю, Пётр Васильевич, но мне пора. Сегодня ещё дел много запланировано.
- В таком случае, молодой человек, не смею Вас больше задерживать. Расчет, как всегда…
- У Вашего водителя, - продолжил Соколов разорвав, наконец, рукопожатие.
- Всё правильно. А пойдем-ка, я тебя, Андрюша, до машины провожу.
 Андрей согласно кивнул, подмечая про себя тот мягкий, неуловимый на слух переход с Вы на ты. Шутов прекрасно умел манипулировать местоимениями, даже не замечая этого.
- Мне очень приятно иметь с Вами дело, Андрюша, - признался бизнесмен, следуя чуть позади Соколова вдоль огромного, выходящего на реку, окна. - Как с профессионалом. Каждый человек, знаете ли, должен быть профессионалом; хотя бы в чём-то. Я торгаш, да-да, не смейтесь, торгаш, правда, прекрасно знающий своё дело. Один из лучших, кстати. Вы литератор. Начинающий писатель. Всё остальное, чем мы пытаемся заниматься, просто хобби, попытка самоутвердиться в близкой для нашей натуры области. И это тоже важно, потому… Андрюша, что с тобой?
Шутов, оборвал поучительный монолог на полуфразе. Тронул застывшего у окна Соколова за плечо.
- Молодой человек, у Вас такой вид, будто купающихся в неглиже монашек увидели?
- Почти, - потрясённо произнёс Андрей.
 Свой дом Шутов построил на холме. Принадлежащие ему владения широкой полосой уходили вниз до самой реки и упирались в пирс на отсыпанном белым песком пляже. А рядом с пришвартованным катером, по другую сторону кирпичного забора (с возвышенности это было хорошо видно), стоял тот самый, дачный летний домик, что снился Соколову последние три ночи. То же самое крыльцо, та же самая яблоня над ним.
- Хижина Куранова приглянулась? – вывел его из ступора вопрос бизнесмена. – Извини, Андрюша, у меня на неё большие планы. Вернее не на неё, конечно, а на земельку, что под ней.
- Кого… извините? - Соколов потихоньку приходил в себя, но ещё плохо понимал, скорее совсем не понимал, что происходит. Его сон приобретал реальные очертания – Вы только подумайте, один в один,  мистика просто.
- Почему мистика? - обиделся Шутов, неправильно истолковав слова Андрея. - Обыкновенное стремление человека к жизненному пространству. Аксиома.
- Конечно, - поздновато спохватился Андрей. – Всё правильно. А скажите, Пётр Васильевич, Вы хорошо знакомы с вашим соседом… ну, как там его… с Курановым этим?
- С Дмитричем? Обязательно знаком. Умнейшая личность, скажу тебе, Андрюша. И всё-таки, разрешите поинтересоваться, молодой человек: чем вызвано ваше любопытство?
- Заметку я пишу о нашем городе, - наобум соврал Соколов. – О людях, что живут рядом с нами, о взаимоотношениях, о классовой неприязни. Вот, например, этот самый Куранов… как говорите его по имени отчеству?
- Павел Дмитрич.
- Куранов Павел Дмитрич. Как вы уживаетесь рядом? Согласитесь, что его домишко как-то не к месту… ну, не совсем вписывается в новорусский пейзаж. Кто он?
- Умный человек.
- Умный?
- Умный и интересный, – чуть поправился Шутов. – А самое главное, прекрасный собеседник. Знаете, Андрюша, мне очень понравилась ваша основная идея заметки. В нашей стране выработался стереотип преуспевающего человека. Это, как правило, холодный, чёрствый, расчетливый индивидуум, к тому же вор и подлец. Которого ничего не интересует кроме денег… навара. Это я. Да-да, не спорьте, именно таким меня видит основная масса наших с вами земляков. Бог с ними, может, они и правы, по-другому в российском бизнесе не выжить. Удручает другое: считается, что чем бедней человек, тем он честней. А вот это, по-моему – абсурд. Ерунда, просто кому-то больше повезло в жизни, а кому-то меньше; кто-то пашет, а кто-то ему завидует, лёжа с бутылкой пива на диване, и палец о палец не ударит для своего благополучия. Поверьте моему опыту, все… все в своих стремлениях о-ди-на-ко-вы, – последнее слово Шутов произнёс по слогам. – Сытость и богатство - вот цель. Но есть исключения из этого правила. Люди, перед которыми я пасую. Они как бы в стороне от общего расклада. Так вот, Дмитрич… Павел Дмитрич… и является тем самым исключением. Он действительно заслуживает того, чтобы о нём знали в нашем городе.
- К сожалению, Андрюша, у меня не так много времени для дискуссии, - вздохнул Пётр Васильевич и чуть коснулся ладошкой локтя Соколова. -  Пойдём-ка к машине, а по дороге я Вам кое-что расскажу об этом человеке, для статьи. - Признаюсь, по началу он был для меня как бельмо на глазу. Участок не хотел свой продавать. Я его и  просил по-хорошему, и пугал, и цену завышенную чуть ли не втрое предлагал. Ни в какую. Как говорится, ни кнутом, ни пряником. Все соседи как соседи, а этот… упёртый какой-то попался. Я уж решил по своим каналам, закон чуть обойти, раз напрямую нельзя. А куда деваться? Ну не вписываются, как вы правильно заметили, его помидоры и картошка в окружающий меня мир.
Решил напоследок ещё одно законное средство использовать. Подпою, думаю, садовода-любителя. За бутылочкой… и на разговор по душам выведу. Пригласил к себе. Всё по-людски – виски, икорка. Скажу Вам, Андрюша, не зря вечер провёл. Сосед-то мой учёным оказался. Физиком. Мы потом частенько вечера за беседой коротали. Ох, и голова Павел Дмитрич. Хоть и не в себе немного, зато всё знает; энциклопедия ходячая. И я подумал, да шут с ним, пускай живёт здесь. Будет хоть с кем поумничать, а то одни барбосы вокруг.
Раньше-то он в самой Москве работал. Потом не заладилось у него там. Жаловался, что проект его перестали финансировать. Психанул, словом. Бросил всё, извините, к чертям собачим. Квартиру продал и к нам в глубинку подался. Прикупил домик себе на берегу речушки (в те времена земелька у нас ещё недорого стоила), да и поселился в нём подальше от столичных интриг. Вот такой человек, Андрюша, образованный и неординарный.
- А почему «не в себе немного»? - спросил заинтригованный Соколов, спускаясь по мраморным ступенькам крыльца. – В чём это заключается? – Он извлёк из мятой пачки сигарету, и машинально сунул её в рот.
Шутов, недовольно сморщился.
- Прошу прощения молодой человек, забыл предупредить, у меня на фазенде не курят; даже на улице. Природа, понимаете ли, гармония.
- Простите. – Андрей спешно спрятал сигарету в карман футболки. – Я не знал.
- Ничего страшного. – Пётр Васильевич развёл в стороны руки и глубоко вдохнул. – Отравы, Андрюша, и в городе хватает, а тут надо наслаждаться… - Не договорив фразы, он в сердцах сплюнул в фигурную (цветок распустившегося лотоса) урну. Какой тут наслаждаться. Всю экологию на планете засра… Ну да ладно, на чём мы остановились?
- Насчёт «не в себе немного», - осторожно напомнил Соколов.
- Точно. Скажите мне, мой друг, какой нормальный человек из Москвы сбежит? А его зарубленный проект… обещал я  не распространяться… да ладно, теперь можно. Ты знаешь, Андрюша, чем он там, в столице, занимался? Машину времени изобретал.
- Что!?
- Да-да. Ну, возможно я неправильно выразился… не совсем машина. Понимаете, Павел Дмитрич экспериментировал со временем. Он пытался доказать, что им, временем, можно управлять. Искривлять, перегибать, рвать даже. Такими формулами сыпал – голова пухнет. Я, конечно, мало что понимаю в высшей материи, вернее, ничего не понимаю, образования-то у меня… восемь классов и два коридора, но, по-моему, это бред непризнанного гения. Такое случается порой с великими личностями. Вот я и говорю - не в себе немного. А работа… да… работа,  которую он выбрал в нашем городе? Разве это нормально? Носильщик.
- Носильщик? – Соколов почувствовал, как по щеке потекла капелька пота. – Вы хотите сказать, что он работает носильщиком?
- Вот именно! На вокзале! А ведь я предлагал ему профинансировать его изыскания. Конечно не эту чушь со временем, и не как в Москве (мы, всё-таки, провинция), но хоть что-то. Не хочет. Не нужны, заявляет, человечеству его исследования. Ладно, тогда хоть ночным сторожем в магазин. Зарплату приличную пообещал. Нет, говорит, мне на станции лучше. Атмосфера нравится, это как граница между двумя мирами. За спиной прошлое, впереди будущее, а ты как бы в настоящем. Весело, да? Атмосфера нравится. В том самом прошлом, если верить его словам, он, плюс ко всему, подрабатывал вашим коллегой; печатался в популярных научных журналах.
 Кстати, чуть не забыл. У меня же фото есть с его юбилея. Друзей у него не было, жены тоже, а о подруге я вообще молчу, поэтому приглашён был я один. Вдвоём праздновать как-то не в моём стиле. Мало ли что подумают. Двух бабёнок привёл. Шикарные женщины, пальчики оближешь. Они ему, - Шутов вдруг хихикнул, -  часы умудрились подарить.
- Часы? Какие часы?
- Обыкновенные часы. На распродаже прикупили. Бронзовые такие, с амурчиками.
Шутов извлёк из кармана кожаный бумажник.
 - Согласись, Андрюша, неординарный подарочек. Если учитывать, что весу в них пудов семь будет. С намёком, к тому же. Ты бы видел его лицо, когда грузчики эти ходики в дом заносили. Выражение, как у пингвина посреди пустыни вынырнувшего.
 - Вот, - вытирая выступившие от смеха слёзы, пояснил Шутов, демонстрируя снимок. – В лопатнике ношу, рядом с фотографиями бывшей жены и детей. Уважаю, значит.
За накрытым столом, на фоне тех самых «ходиков», был запечатлен сам предприниматель, две ярко накрашенные девицы у него на коленях, а чуть в стороне, на углу, среднестатистической внешности мужчина, что заговорил с Андреем на вокзале.
- Собственной персоной,  Куранов Павел Дмитрич, прошу любить и жаловать.
Соколов застонал и  хлопнул себя по лбу.
- Вспомнил, - воскликнул он, лишь только взглянув на фотографию. – Вспомнил, где я видел Вашего соседа. В «Науке и жизни».
Лет в четырнадцать ему попалась на глаза статья, что была напечатана в этом журнале. Статья об Альберте Эйнштейне. Великий человек, великие открытия, великие теории. По ходу прочтения статьи чувствовалось, что автор не просто восхищается учёным, а преклоняется перед ним. Гений новейшей истории, перевернувший весь мир. Так вот, фанатичным автором той статьи и являлся профессор Куранов. Там была ещё его фотография.
 В те годы Соколов только предпринимал первые шаги в творчестве, но уже печатался пару раз в одном молодёжном издании. Ему очень не понравилась статья, и вдруг захотелось (как обухом по голове) попробовать себя критиком. Он написал в редакцию «Науки и жизни» ответ. Как бы личное мнение рядового старшеклассника и круглого отличника. В двух словах смысл рецензии сводился к тому, что Эйнштейн, (как он понял на том уровне среднего образования), конечно, гений, и ему принадлежит множество открытий, изобретений, но некоторые его теории основаны на предположениях, которые невозможно доказать. И поэтому не стоит, например, теорию относительности, воспринимать серьёзно.
Он отослал письмо, даже не надеясь, что на него обратят внимание. Но его уже в следующем номере  напечатали. Гонорара он, правда, не получил, зато очень гордился. Ещё бы, «Наука и жизнь» - это вам не «Мурзилка». Это… ого-го!
Задумавшись, Соколов вновь потянулся за сигаретой, но вовремя спохватился.
- Пётр Васильевич, у меня будет к Вам небольшая просьба. Познакомьте меня с вашим соседом. Человек он получается действительно интересный, и мне бы хотелось лично поговорить с ним.
- Боюсь, эта ваша просьба невыполнима. – Шутов пожал плечами и подал знак охраннику. – Серёжа, расплатитесь с молодым человеком.
- Почему, Пётр Васильевич? Если причина отказа только…
- Причина, Андрюша, - не дал договорить ему Шутов, собственноручно открывая дверь его машины, банальна до смешного. Куранов Павел Дмитрич умер.
- Умер?! Как умер?
- Вот так,  взял и умер. Повесился две недели назад прямо в своём огороде, на яблоне. Я же говорю – не в себе немного.

Вечером, снова позвонила мать.
- Здравствуй, Андрей.
- Привет, мама. – Соколов только-только уселся за компьютер. Нужно было подобрать застарелые, но уже требующие безотлагательной корректировки, хвосты. – Как твоё здоровье?
- Ты к отцу ходил, сынок?
- Нет ещё. Запарка тут у меня. У него всё нормально?
- Получше стало. Навести его, Андрей. Я была сегодня в больнице. Сказала, что ты скоро заскочишь. Надулся весь, но это для виду только. Ждёт он тебя, сынок; помирились бы вы, а?
- Мама, я же обещал. Вот разберусь с делами… Кстати, тебе Наташка часом не звонила?
- Нет. Опять поссорились?
- Что значит опять?.. Ну, немного. Ты же знаешь её, на всякую ерунду обижается; как девчонка. Теперь вот трубку не берёт. Переживаю я, одна в Москве.
- Не беспокойся, родной. Наташа - девочка с характером, почему и нравится мне, - успокоила его мать. – Всё хорошо будет.
- Мама, если она вдруг объявится, дай знать, пожалуйста.
- Конечно, Андрей.
- А к отцу я  обязательно заскочу. Прощение даже попрошу. Подожди… а чего тянуть? Сейчас прямо и звякну. Не поздно ещё.
- Спасибо, сынок.
- Ну, до свидания, мама, не болей, держись молодцом.
- Стараюсь.
Соколов откинулся на спинку стула, сладко потянулся. Начал было набирать на мобильнике номер отца; затем на секунду задумался…
- Завтра, - решил вслух и отложил трубку в сторону. Пододвинул поближе ноутбук.- Надо потрудиться немного.
Первая половина ночи была его любимым творческим временем. Чашка кофе, коньяк, негромкая, льющаяся из старых колонок, музыка и мысли. В темноте (разбиваемой лишь мягкой подсветкой клавиатуры и мерцанием монитора), что подкрадывалась к нему со всех сторон, рождались новые идеи, образы, переосмысливалось созданное ранее. Если день подходил для черновой работы, то ночь спокойно, без суеты, переписывала всё на чистовик.
Но сегодня работа не шла. Даже двойная порция коньяка была не в силах помочь. Голова слишком забита другими, произошедшими за последние дни, событиями. Отъезд подруги, повторяющийся сон, магическое сочетание цифр, а главное, разговор с Шутовым. Повесился, говорит, его сосед две недели назад. А с кем же я тогда общался на перроне три дня назад? С привидением?
Тупо наблюдая под «Турецкое рондо» Моцарта за мигающим на пустом мониторе курсором, Соколов пытался связать воедино несвязываемое. Ничего не получалось. Оставив, наконец, бесполезные попытки, он закурил и вошёл в «аську».
- Привет, Тимоха. Ты здесь?
- Здоров, Соколик. На ловца и зверь бежит.
- Я тебе нужен???
- Обязательно.
- О-кей. Какие вопросы?
- Поэзия. : )))) Я тут стишки накарябал. Может, подберёшь что для Литературной странички?
- Славы хочется? = )))
- Ещё как!!! Хотя бы в пределах нашего района.
- И это правильно. Ну, высылай своё творчество. Только одним файлом. Поковыряюсь.
- Спасибо, Соколик. Принимай почту.
- Всегда пожалуйста… стоп!!!!
- Ой-ой. Не пугай меня. Мои стихи никуда не годятся?
- Да нет – личное. Ты вроде имеешь какое-то отношение к психиатрии? Доктор?
- Ты издеваешься?
- С чего решил?
- Санитар я, Андрюшка. Просто санитар, приставленный к душевнобольным. Груда мышц и нуль образования.
- Это не важно. Ответь мне, как медик по «головам». Три дня назад я встретился с человеком, который давно числится в покойниках. Без шуток. Разговаривал с ним, спорил даже, а он на городском кладбище покоится. Самоубийство. Могилка, памятник, свидетели похорон… а мертвец является мне живее всех живых. Что это???
- О-о …
- Не понял???
- Ещё есть какие симптомы?
- Есть. Мне каждую ночь снится один и тот же сон, с незначительными финальными изменениями. Неуютно как-то…
 - Я не врач конечно, но могу дать совет: брось пить. Хотя бы на недельку.
- Не пью, не тянет. Так что белая горячка исключается.
- Тогда наоборот – надерись до чёртиков. Клин клином вышибают.
- А ты знаешь Тимоха… это идея!!! Возьму на заметку. Высылай стихи, санитар, сижу на приёме.
- Держи, писака, и до связи…
Клин клином, говоришь, улыбнулся Соколов, наблюдая за приёмом почты. Попробую. Давненько я праздник жизни не устраивал. Чтобы по настоящему, на все сто, с качанием на люстре, и последующим адским похмельем.
 
… - Прошло четыре дня, - улыбнулась во сне  Наташка…
На пятый день разозлившийся Андрей действительно устроил себе шикарный выходной, и тот просто выпал из его памяти. Но не полностью. Соколов не перепрыгивал в беспамятстве из одного утра в другое. Кое-что осталось. Словно слайд-шоу на не очень качественном DVD-диске.
Полные помех картинки сменялись в его переполненном алкоголем мозгу под непрерывный гул в ушах и барабанную дробь внутри головы. Шумные кабаки, раскрашенные, совершенно незнакомые женщины, ржущие, точно мерины, случайные собутыльники. Танцы, сумасшедшее, дерущее горло, караоке, драка, вроде с охранником; а с кем ещё, если до сих пор болит лоб, которым он, вылетая, открыл дверь какого-то заведения.
Концовка всей этой вакханалии запомнилась больше всего (наверное, трезветь уже начал), но виделась как бы со стороны. Он у себя в квартире, по шпионски оглядываясь вокруг и с самым что ни на есть заговорческим видом, отключает из розетки электронный будильник.

Просыпаться не хотелось, но сознание настойчиво выталкивало его в мрачную реальность. А там, в реальности, двоилась на потолке зелёная надпись: «5:55».
- Так не честно, - неизвестно кому пожаловался Соколов, тупо глядя на цифры. – Я же выключил тебя. – Затем он моргнул, и последняя пятёрка тут же сменилась на шестёрку. – А может, и не выключил, - вздохнув, решил Андрей. – Господи, как хреново.
Соколов встал, добрёл до кухни. Там он растворил в стакане холодной воды таблетку аспирина и большими жадными глотками выпил. Стало немного легче. Посидел за столом в размышлениях: покурить или нет? Решив, что не стоит усугублять и так пошатнувшееся здоровье, он отправился досыпать. В одиннадцать его ждут в редакции, к этому времени надо прийти в свою обычную форму.
Позже, утром, разглядывая свою чуть опухшую, зато гладко выбритую физиономию в помутневшее ванное зеркало, он вдруг сообразил, что на этом должно всё закончиться. Три шестёрки, конечно, зловещее число, но они никак не могут быть текущим временем. Стало быть, и их сочетание на часах исключено.
- Прорвёмся. – Соколов подмигнул отражению и принялся за чистку зубов.

-Я хочу тебя, - произнесла Наташка, и они оказались внутри дома. – Класс!!! Ты доказал свою любовь, но…
- Что… что ещё!?
- Твоё время кончилось, - мило улыбнулась она. – В один неуловимый для взгляда, миг лицо девушки потеряло свои черты, сжалось, подобно сухофрукту, затем вновь налилось силой. Доля секунды, и перед Соколовым уже стоял не привлекающий внимания мужчина в униформе носильщика.
- Шесть дней прошло, - грустно заметил он.
- Я знаю, - в тон ему согласился Андрей и усмехнулся. Он вдруг почувствовал себя хозяином положения. – И мне, если честно, до фонаря, сколько там дней прошло. Просто, вся беда в том, что тебя нет, - заявил он. -  Ты умер, исчез, перестал существовать, ты просто сон. А я живу. Свободный, зарабатывающий на своём не слишком глубоком таланте автор, редактор и второстепенный продюсер. Звёзд с неба не хватаю, да и не надо. Я просто карабкаюсь к своей вершине, пусть не слишком высокой, зато вполне доступной. Ты мне завидуешь, физик. Завидуешь даже после смерти. Не смог, не получилось добиться того, к чему стремился. А может вина в тебе самом? Твоя вершина так и осталась не покорённой из-за высоких запросов?
- Смерть и есть моя вершина, - пояснил Куранов. - Это самый главный эксперимент в моей жизни. Вечность - само время. Время, не зажатое в рамки существования. Время – без ограничений.
- Ну, хорошо. Допустим, вся эта чушь - правда. Тогда  при чём тут я? Почему ты выбрал меня? Месть за ту детскую статью?
- Мстить не в моих правилах. Я просто хотел доказать и помочь. Дать шанс. К тому же, у Вас большое будущее, молодой человек. Очень большое. Сейчас Вы никто, но очень скоро произведения, созданные Вашей рукой и разумом, перевернут весь мир. Я хочу, чтобы люди узнали о действительном относительности времени именно от Вас. Ведь Вам будут верить.
- Да какое будущее…!
- И ещё, - перебил его Куранов, - мне хотелось уберечь Вас, возможно от самой главной ошибки молодости. Годы сменяются, а вместе с ними сменяются и ценности. То, что раньше казалось пустяком, в один только миг приобретает неподъёмный вес. В тот самый момент прошлое вдруг возвращается, становится  настоящим и ставит ультиматум. В итоге, нам приходиться расплачиваться за всё, что мы натворили или чем пренебрегли. Но ходу назад уже нет.
Мужчина вытянул руку, указывая  на висевшие на стене ходики.
- Ходу назад нет, – повторил он последнюю фразу и начал делать указательным пальцем вращательные движения. Стрелки часов, подчиняясь ему и постепенно набирая скорость, закрутились в обратном направлении. Вскоре они потеряли очертания и стали незаметны для глаз, слившись в один сплошной круг. Андрей заворожено следил за их бегом, пока комнату не заполнили пикающие, режущие уши сигналы. Будильник – догадался он… и проснулся.   
Соколов долго лежал с закрытыми глазами, слушая непрекращающиеся призывы к пробуждению самого вредного из изобретений современного человечества.
- Заткнись, пожалуйста, - пробормотал он, накрывая голову подушкой. – Монстр электронный, дай поспать.
Монстр не унимался. Для того его и создали, чтобы, пренебрегая желанием своего хозяина, напоминать тому о скоротечности жизни. Он будет издавать эти жуткие, штопором входящие в мозг звуки, пока его не отключат, или пока не кончатся батарейки, или пока его корпус не разлетится от удара об стену.
- Чтоб тебя… - выругался Андрей и одним движением смахнул будильник с тумбочки на пол. Тот мягко приземлился на палас, ни на секунду не прекращая свои призывы. – Да встаю я, встаю!
Соколов повернулся на спину и открыл веки. Впервые за шесть дней он не увидел трёх подряд повторяющихся цифр. Перед ним был девственно чистый после недавнего ремонта потолок. Андрей потянулся, поднял часы и взглянул на монитор. 7:33.
- Я же говорил, - облегчённо выдохнул он и поставил будильник на своё обычное место. – Мистика мистикой, а против науки не попрёшь. Так-то. Кстати, к врачу всё же надо будет заглянуть. Или, может, к магу какому-нибудь, белому там… или чёрному… да хоть к сиреневенькому. К специалисту, словом. Такие сны не просто так снятся. А покойники, бродящие по вокзалу? Фу-ты, господи… чур меня чур. К тому же, что-то с памятью моей стало. Совершенно не помню, чтобы выставлял вчера будильник на это время. Возможно, у меня нервный срыв или душевное истощение после ссоры с Наташкой.
Андрей сел на кровати, включил свет и набрал номер подруги. Он звонил ей по нескольку раз в день, но она не отвечала. Вот и сейчас…
- Да, Андрей? – От неожиданности Соколов потерял дар речи. Он пару раз громко икнул, вспоминая алфавит. – Ты пьяный, что ли? –  Когда Наталья злилась, то стены инеем покрывались, а её голос становился холодным, как у снежной королевы в самый разгар январской ночи.
- Нет! - чисто машинально воскликнул Андрей, испугавшись, что она отключится. Спешно покопавшись на периферии сознания и не найдя продолжения фразе, он опять икнул. - Я… в смысле… как ты там в Москве? Почему трубку не брала?
- Андрей, ты действительно набрался с вечера? А голос вроде трезвый? Ответь на один вопрос, приедешь меня провожать или нет?
- Провожать?  Куда провожать?
- Не пугай меня! – уже безо льда, а с волнением, воскликнула подруга. – Опять всю ночь перед «компом» проторчал? Новый фельетон? Статья? А может ультрасовременная  игрушка? Клан разумных бобов атакует  планету Земля, и некий худощавый рыцарь встаёт у них на пути!? Соколов, детство, с которым ты никак не можешь расстаться, убьёт тебя!
- Подожди, Наташа, и не голоси, пожалуйста. Без шуток, где ты сейчас?
- Дома!!! Господи ты, боже мой! Дома. Уезжать на сессию собираюсь.
- Пожалуйста, будь на связи. Мне надо… в общем, не сходи с линии.
Андрей отключил микрофон на сотовом и сделал три глубоких вдоха. Затем осторожно взглянул на дисплей. «Мама мия! Двенадцатое сентября. День отъезда Наташки в столицу нашей ненаглядной Родины. Куда целая неделя делась?! Шутов, Куранов, позавчерашняя пьянка… что, ничего не было? Привиделось? А пустые бутылки пива в углу, а до сих пор аукающееся похмелье?.. Нет, мне действительно нужен врач.
Андрей поднёс трубку к уху.
- Наталья?
- На связи, - раздраженно ответила она. – Торчу дома, хотя пора отправляться на вокзал.
- Пожалуйста, ничему не удивляйся. Я потом всё тебе объясню. Ответь мне на один единственный вопрос, только без ехидства: какое сегодня календарное число?
- Двенадцатое сентября, - чётко, по-дикторски произнесла подруга. – Год подсказать?
- Не надо.
- Так ты приедешь или тачку вызывать? Я уже на чемоданах сижу.
- Буду через двадцать минут.

Перрон был пуст. Они прощались. Андрей, целовал подругу и очень стеснялся беспардонного, пристального взгляда курившей рядом проводницы. Наташка, как всегда, щепетильностью не отличалась.
- Извините? - поинтересовалась она, чуть отстранившись от Соколова. – Вам понравился мой парень или хотите что-то сказать?
- С чего вы взяли? - улыбнулась та. – Я просто выполняю свою работу.
- Так вот, выполняйте её и не буравьте нас взглядом, будто мы в чём-то провинились.
- Очень надо, - обиженно буркнула проводница и, выкинув под вагон окурок, зашла в тамбур. – Через минуту отправляемся, поторопитесь.
- Пора. - Наташка прикоснулась нижней губой к кончику  носа Андрея. – Не гуляй смотри. Узнаю… за себя не отвечаю. И очень тебя прошу, прекрати работать ночи напролёт. Спать надо, а не мозги напрягать. Кофе и коньяк до добра не доведут. Уже счёт дням потерял.
- Наталья, я же тебе всё объяснил. Мне просто сон приснился, очень реальный. До того реальный, что я даже не понял, что проснулся.
- Сон, говоришь?
- Конечно сон. Я потом расскажу тебе его. Когда приедешь. Довольно занятно.
Соколов помог ей забраться в вагон.
- За багажом следи, - нравоучительно произнёс он, подавая подруге спортивную сумку. – Народ в поездах ушлый встречается, не успеешь пикнуть, как без вещей останешься. Хотя какие тут вещи? Создаётся впечатление, что ты Наташа не до зимы в Москву едешь, а так, на выходные к подруге.
- Андрей, ты рассуждаешь, как законченный провинциал, - не менее нравоучительно парировала она, поудобнее пристраивая сумку на плече. – Всё, что надо, я куплю на месте. Не деревня ведь - столица.
Послышался нарастающий металлический грохот. Он прокатился с головы состава, уткнулся в восьмой вагон (в нём уезжала Наташа) и, ослабленный, устремился в хвост. Поезд медленно тронулся.
- Наташка! – выкрикнул Соколов, схватившись за поручень. Он пошёл рядом, стараясь не отставать от набиравшего скорость вагона. Андрей вдруг подумал, что они расстаются навсегда и никогда больше не встретятся. – Я тебе буду звонить! Ты обязательно бери трубку! Слышишь! Всегда носи мобилу с собой! Отвечай мне днём и ночью! Я люблю тебя! Понимаешь!
Подруга кивнула из глубины тамбура и послала воздушный поцелуй. Андрей отпустил поручень и по инерции пробежал ещё несколько метров. Проводница, предварительно высунувшись из вагона, криво усмехнулась  и дверь с лязгом закрылась. Он остался один.
- Я люблю тебя, - повторил Соколов вслед удаляющемуся поезду.
Он стоял до тех пор, пока последний вагон плавно не скрылся за огибающим ельник поворотом. Затем закурил и пошёл по перрону. У самой лестницы, что ведёт вниз, прямо к центральному зданию вокзала, он вдруг заметил большой рекламный щит. «Наши лучшие работники» - гласила полукруглая золочёная надпись поверх десятка фотографий ну уж очень серьёзных мужчин и женщин. «Мы гордимся ими».
Андрей заинтересовался. Приблизившись, он сразу узнал портрет Куранова. Бывший физик угрюмо смотрел на него из чёрной траурной рамки.
Соколов огляделся по сторонам.
- Знаешь, - обратился он к чёрно-белому чуть пожелтевшему фото, убедившись, что его никто не видит. - Если ты существуешь… существовал… в смысле… если мы действительно разговаривали, и те шесть дней, что вклинялись в мою жизнь, это не сон, а подарок, то я хочу сказать тебе спасибо. Спасибо за то, что вычеркнул их из моей жизни и вернул мне Наташу.
- Жаль, но ты так ничего и не понял, - вдруг услышал Андрей. Он резко обернулся, но рядом никого не было. – Ничего не понял, - повторил голос. – От всех бед невозможно сбежать.
Тихо заиграла мелодия вызова на сотовом телефоне. Соколов взглянул на дисплей и похолодел от страха. Он испугался не трёх моргающих там шестёрок, а того, что услышит сейчас.
Он понял. Слишком поздно понял.

… - Андрей, папа умер…

КОНЕЦ.