Семь дней вместо девяти

- Бутылку водки, пожалуйста.
- Какую вам?
- Самую дешевую давайте, она ведь самая гадкая, наверное…
- Что-то ещё?
- Плитку шоколада… черного… самого горького…
- В пакет?
- Да, пожалуй, без пакета не обойтись.

Она дошла до середины моста и, подстелив пакет, уселась на выступ бетонного блока. Жидкость в бутылке действительно оказалась жутко гадкой. Закусывая водку шоколадом, она подумала, что ни то, ни другое не любила никогда. Спустя какое-то время водка сделала свое дело, наступило долгожданное состояние полного равнодушия. «Желаемого результата практически достигли», - подумала она ухмыльнувшись.
Почему он тогда взорвался? Трудно сказать, возможно, заложенный часовой механизм и должен был сработать именно тогда. Он дернул её к себе, взявшись руками за ворот ее пальто, и глядя прямо в глаза, сдавленным голосом сказал: «Ну не люблю я тебя, понимаешь, не люблю. Я знаю что делают люди доказывая любовь, но что надо делать чтобы доказать нелюбовь - не знаю. Понимаешь, не знаю…» Сам того не замечая, он тряс её в такт произносимым словам, а она… да нет плакать ей не хотелось, она отвела его руки и сказала с глупой улыбкой: «Не тряси меня так, ты вытрясешь из меня душу». Он замер. «Господи, как же я устал от тебя».
«Вот интересно, неужели кто-то получает удовольствие от этой гадости? Больше, пожалуй, не осилю», - она посмотрела на недопитую бутылку и отставила в сторону. Откусила от шоколадной плитки небольшой кусочек, но разжевывать не стала, а заложила его за щеку. Поднялась, неуклюже перевалилась через металлические перила, встала на край моста, посмотрела вниз.
«Фигня вопрос», - последнее, что пронеслось в ее голове.

Понедельник все же настал. Будильник пропел подъём в половине седьмого, она проснулась, какое-то время пободалась с подушкой, но, в конце концов, открыла глаза и села на постели. На подушке темнело небольшое пятнышко застывшей крови.
«Наверное губу прикусила во сне. Надо наволочку замочить в холодной воде пока пятно не засохло. Хотя… можно просто перевернуть подушку».
Пока чистила зубы, соображала, что же это за привкус такой во рту, ликер шоколадный что ли, и где вчера была, с подругами в кафе встречалась? Но память упорно отказывалась давать ответы на задаваемые вопросы.
Сварился кофе. Она потянулась к полке кухонного шкафчика, что бы взять какую-нибудь чашку, и наткнулась взглядом на выстроенные в ряд шесть новых чашек кофейного сервиза. Вспомнила, что накануне задумала ежедневно пить по очереди из каждой. И вот сегодня, в понедельник, первая чашка, казалось, пребывала в торжественном ожидании открытия для себя таинства утреннего моциона кофепоглащения. Она взяла чашку и… они улыбнулись друг дружке.
В офисе было тихо. Горячая пора квартальных отчётов наконец-то закончилась и впереди была неделя относительного спокойствия. В кабинете она была одна, вторая сотрудница недавно уволилась, а замену ей пока не нашли. Изредка звонил телефон, она поднимала трубку, но видно связь была неисправна, и голос на том конце провода возмущенно бубнил: «Да что это такое, снимают трубку и молчат. Алло, вас не слышно, можете говорить громче!»
Дни летели один за другим, и она уже подумывала о планах на выходные, когда услышала, что суббота объявляется рабочей в связи с грядущими праздниками.

Утренний субботний кофе был испит, шестая чашка вымыта и тожественно возвращена на почетное место. Рабочая суббота прошла бессмысленно, как впрочем, и вся рабочая неделя, и, придя вечером домой, она чувствовала себя измотанной и вконец разбитой. Спать, хотелось только спать.
Уже засыпая, сквозь сон, ей показалось, что звонит мобильный. Она подняла трубку и услышала Его голос. Сквозь жуткий треск и скрипы он кричал: «Послушай, я всё это время не мог к тебе дозвониться. Я сейчас далеко, по работе занесло в такую тьму-таракань. Тут со связью проблемы. Я звонил тебе раз двадцать. Набирал раз за разом, а в ответ «Абонент недоступен». И я,- тут он засмеялся, - точно Папанин шлю радиограммы, в пространство – “я полюс, я полюс”, но видимо, снегом вчерашним, как ватой завален
твой дом на дрейфующей льдине. …. Это же ты мне эти стихи читала, да? Блин, что я спрашиваю, конечно, ты, больше никто никогда в жизни мне такие стихи не читал... Я сказать тебе хочу, это всё ерунда, что я тебе тогда наговорил. Я сейчас даже не понимаю, как я мог такое говорить. Я когда приеду, сразу к тебе. Ты же не сердишься, правда? Ты дождись меня только. Для меня важно знать, что ты меня ждёшь. Я это только сейчас понял… Ты плачешь? Не плачь, прошу тебя. Я постараюсь приехать побыстрее. Я тебя не слышу совсем, такие помехи…»

В то воскресное утро она решила для себя, что ей незачем больше просыпаться.
Казалось, что чашки на полке кухонного шкафчика чувствовали себя в чём-то виноватыми. Возможно, если бы их было семь, всё было бы по-другому.