Месть Лукреции

Месть Лукреции.

«Пусть сердце разобьется или станет бронзой»
Шамфор.

Она очень любила Марка. Его маленькие пальчики, сжимавшие ее уже успевшие огрубеть пальцы, были тем единственным, что держало ее в этом мире. Марк был очень красивым и здоровым ребенком. «Он будет настоящим красавцем» - с гордостью думала она. «И еще он будет храбрым, смелым, какими были мужчины в нашем роду».
Род был действительно знатным и древним. Главным же богатством рода были легенды о подвигах и просто остроумных поступках их рода. В особенно трудные минуты жизни, когда сил для следующего шага не оставалось, Лукреция вспоминала эти истории, гордость просыпалась в ее уставшем сердце, и она твердила себе: «Пока живешь, умирать не смей». Но после смерти дочери и ее мужа, Лукреция поняла, что жизнь ее подошла к концу.
Самоубийство – это высший и последний акт отчаяния, требующий огромного мужества. В жилах Лукреции текла опасная смесь. Еврейская хитрость растворялась в гасконском бешенстве, чтобы потом слиться с сицилийским коварством, потому она не колебалась. Но в последний момент она узнала о Маркусе. После такой жгучей обиды она нашла в себе силы поблагодарить Всевышнего за эту Его милость, за это чудо, за этот последний подарок.
А Марк улыбался счастливой беззубой улыбкой, как бы чувствуя ту огромную Любовь, которую испытывала к нему эта женщина с гордым, мраморно-бледным лицом, с огромными черными горящими глазами.
По мере того, как Марк рос, она понимала, что он будет не просто любимым внуком, единственным любимым существом, но еще и воплощением силы и гордости ее рода. Карие, миндалевидные глаза горели сумасшедшим огнем, бледность статуи, грация пантеры, спокойная уверенность в себе. Все сверстники признавали его первенство, а те, немногие крупные быкоподобные мальчишки, слишком уверовавшие в свою наглую силу, быстро убедились, что их грубая сила не способна противостоять бешеной ярости и кошачьей изворотливости Марка. У него была другая структура мускулатуры и нервной системы. Его мозг быстрее посылал сигналы великолепным упругим мышцам.
Лукреция с самого начала решила сама заняться образованием Марка. Античные герои, походы Цезаря, величие Александра, гордый корсиканец – все это подогревало честолюбие Маркуса.
Лукреция не очень удивилась, когда узнала, что Марк, поступив в Университет, на третий день начал организовывать выступления студентов. Люди шли за ним.
Затем случилось самое страшное. У одного из полицейских, разгонявших демонстрацию, не выдержали нервы и пуля, посланная дрожащей рукой, пробила это самое благородное сердце – сердце Маркуса.
Горе и боль каленым железом обожгли все нутро Лукреции; зарубцевав все чувства, они оставили лишь одно из них – месть.
Полицейского осудили на пять лет. Условно. Но дождаться конца срока, ему было не суждено. Лукреция сама свершила правосудие.
Изучая вместе с Марком житие великих, Лукреция женской интуицией разгадала механизм превращения одаренной личности в гения. Огромное страдание и боль в ходе определенной Богом или удачей (в данном вопросе она уже сомневалась: «Бог слишком занят» часто говорила она) трансформации выливалась в песню Гения.
Как никто другой она понимала смысл пословицы: «На детях гениев Бог отдыхает». Бог не отдыхает, а сами эти бабочки, пережив и исчерпав свои силы, не могли уже передать потомству свои силы. В семени их не было силы. А отдельные исключения лишь подтверждали ее глазах это правило.
Дверь кабака, где Лукреция завтракала, отворилась и в небольшой зал вошел молодой человек с мольбертом. Большие и черные глаза горели непонятным огоньком, губы и подбородок были обидчиво сжаты. В будущем это выражение лица в никогда более не появится на его лице.
Этот диссонанс между бешеными глазами и по-детски обиженным подбородком, привел в волнение Лукрецию. Какое-то обостренное чувство подсказало ей, что обиженный молодой человек был тем, кто ей нужен.
«Вот он, сосуд, в который я волью свое страдание – страдание всего человечества», - подумала она.
А художник, заказав себе пиво, с отсутствующим взором уставился на столешницу и замер в каком-то болезненном оцепенении. Лукреция, подсев к нему, начала говорить быстро и много. Иногда речь ее не успевала за мыслью, повернувшись, останавливалась тогда она, с надеждой смотря в ее черные глаза. Иногда словно бы очнувшись от мучительного сна, он болезненным взором сверлил ее, внимательно следя за движением ее губ. Потом, словно устав от потока, он вновь падал в себя.
- Откуда ты? – спросила Лукреция.
- Из Австрии, - безразлично ответил художник.
- А живешь в Германии! «как Наполеон», - подумала она. – Тебе повезет здесь! Когда-нибудь ты завоюешь свою родину.
Молодой человек ответил смутной непонимающей улыбкой.
А Лукреция продолжала изливать свою боль и обиду на уже ошалевшего и порядком уставшего от этой сумасшедшей старухи. А она продолжала вдохновенно объяснять ему: «Древние иудеи говорили, что людей магнитит в центр Земли», - говорила она. Взяв кусок холста из его старенького мольберта, она неумело нарисовала карту Земли и прямоугольниками показала ему, как он должен собрать людей в центр Земли . «Во все людях живет мечта о едином государстве».
- Все они из зависти мечтают о равенстве. Уравниловка их мечта, обещай им оавенство, равные возможности. Выполняй свои обещания и тогда они пойдут за тобой на смерть.
Лукреция продолжала говорить, но молодой человек уже не слышал ее. Порывисто встав, он собралмя уходить. Лукреция, схватив его за руку, спросила:
- Как тебя звать?
Грустно и злобно одновременно усмехнувшись, молодой человек сказал одно слово:
 - Бездомный….
И, вырвав руку, быстро вышел вон.

27 февраля 206.