Лужа

Здесь всегда так. Эти двери уже и не вспомнят, сколько поколений алкоголиков пропустили через себя. Меняются девочки, что разносят спиртные напитки по столикам, меняются граждане, что поглощают эти напитки в неимоверных количествах, однажды даже мебель поменялась - и только эта лужа на разбитом асфальте неизменна. Она прямо перед входом в бар, метра четыре в поперечнике и её не миновать. Где-нибудь на Невском она бы отталкивала посетителей, возможно даже, хозяину заведения пришлось бы её убрать, чтобы не отпугивать клиентов, не желающих ради кружки пива мочить ноги или пачкать ботинки, а здесь, на краю города, на самом дальнем от центра жизни кусочке цивилизации, всё наоборот. Здесь эта лужа - последнее испытание, проверка на прочность. Хочешь хлебнуть самого дешёвого в районе пива - преодолей её, не хочешь - топай дальше, только дальше уже дороже и компания не та. Поэтому красноносые рабочие после трудового дня, женщины неопределённого возраста с печатью жизненной неустроенности на лице, местная молодёжь, которую уже не ждут в школах, институтах и путягах, но при этом ей чем-то надо заниматься, или даже студенты, для которых поход в "Макдональдс" - буржуйский сабантуй, в общем, вся достопочтимая публика окраин, все идут именно сюда.
Лужа даже зимой не замерзает, народная тропа к дверям бара не зависит от температуры, и тонкий слой льда просто не успевает окрепнуть благодаря количеству желающих охладить ноги перед тем, как согреть душу. Мокрая обувь или перепачканные штаны - сущий пустяк по сравнению с тем ценником, что ждёт за этими старыми обшарпанными дверьми. Двери под стать посетителям - деревянные, покрашены в странный коричневый цвет, с рекламной наклейкой "Всегда кокакола" и с резюме "... - дебилы", выведенном неровными буквами заботливой подростковой рукой. Кто именно попадает в разряд дебилов с точки зрения пытливого молодого ума, сказать сложно, наклейку повесил хозяин, и она скрыла первую часть надписи.

Но это и не важно, здесь над такими философскими вещами не задумываются. Разливное пиво по тридцатнику за кружку для местного бомонда, приправленное для полноты ощущений парой стопок - единственное, что имеет ценность. Ну и общение, конечно. Здесь всегда много народу, и всегда есть, с кем поговорить и на тему футбола, и о политике, да о чём угодно. Вот и сейчас, Митрич, рабочий местного завода, пересекавший лужу перед баром не один миллион раз, и столько же раз в неё падавший, устав от борьбы с пенным напитком, в общем, уважаемый по местным стандартам человек, приняв внеочередную порцию, громко стучит кулаком по стулу и кричит на своих собеседников:
- Да вы гляньте на страну! До чего довели, паскуды! Сплошь ворьё и бандиты, плюнуть уже некуда! Будь я помоложе - перестрелял бы гадов! Сволочи, куда катится мир?

Народ одобрительно поддакивает. Митрича уважают, мужик, просто так муть не несёт, всё по делу. Ему, правда, ещё сорока не исполнилось, но волосы поседели, на лице отложились уже черты ветерана алкогольных баталий, а потому видок лет эдак на пятьдесят с копейками, не меньше. Митрич победоносно оглядел помещение в поисках желающих оспорить его мнение, и, не найдя таковых, переключил своё внимание на содержимое кружки перед собой. Его собеседники не нашли ничего лучшего, как поддержать авторитета. Убитый временем динамик ещё советского производства хрипит что-то из шансона, про леса, сосны и про волков позорных, что обязательно за всё ответят. Из дальнего угла слышится подвывание весёлой компании. Воют с воодушевлением, то ли собираются к соснам, то ли уже вернулись.

А мой сосед по столику, разрывая на части почерневшими от въевшегося мазута пальцами таранку, продолжает разбавлять моё пиво ненавязчивой беседой:
- Хороший ты парень, Дро. Но ни черта не смыслишь в жизни. И главное, тебе же ничего не докажешь.
Друзья тоже самое твердят, я и не спорю давно, мне оно как-то и не надо. Я этого мужика даже не помню, он сам, как зашёл - сразу ко мне за столик уселся, и давай монологами сыпать, треская рыбу под пиво. И имя моё знает. Впрочем, здесь это нормально - все так или иначе друг с другом знакомы. А если даже и не знакомы, то всё равно почти родственники - приходят за одним и тем же, и разговоры об одном и том же. Наладить контакт - дело пары минут и двух тостов, "за знакомство!" и "ну, будем!". Я вроде даже и не против того, что он мне жизненные ценности втолковывает, единственное, из пачки моей угощается жирными руками, придётся ему отдать, не люблю, когда из карманов рыбой несёт.
- Вот и участковый, Володька, тоже о тебе нормального мнения. Хороший, говорит, парень, но без мозгов, без жилки.
- Какой жилки?
- Жизненной! - мужик глубокомысленно указывает жирным пальцем руки куда-то в потолок. На нём, среди пыли и грязи, сидят с десяток мух. За ровным слоем мух и копоти различается какой-то узор. Не найдя среди этого великолепия жизненной жилы, молчу.
- Молчишь... Потому что ответить нечего.

Шансон прекратился, заиграло что-то массовое, весёлое и залихватское. Три пьяных дамы вскочили со своих мест и устроили на грязном полу кадриль с визгами. Что-то подобное я видел по телевизору, там слонов учили под музыку двигаться, у животных получалось грациознее. От топота проснулись мухи, их стройное жужжание прекрасно влилось в общую атмосферу. Вой в углу затих, настоящим пацанам такой музон не покатил. Митрич уснул, положив голову на заляпанный столик, его собеседники, исполненные уважения, молчали. Мужик, так и не дождавшись от меня комментариев, повернулся к стойке. Пытаясь перекричать вошедших в раж кикимор и музыку, громко произнёс:
- Надусь, пива мне ещё принеси! А, да, и для Дро тоже... Два пива, ОК?
Вот так вот. Пиво по тридцатнику, весёлая мелодия, визг и топот местных красавиц, громкий храп Митрича - и американское "окей". Митрич прав, довели страну. Надусь, местный хранитель очага, вполне ещё молодая женщина и даже, после пары кружек, симпатичная, коротко кивнула.

Я пива уже не хотел, но решил мужика не обижать, пускай дальше жизни учит, может даже, жилку сейчас покажет. Дамы завершили весёлый брэйк-данс, потные, но довольные собой, уселись. К ним тут же подсели настоящие пацаны из угла. "Разрешите присесть" здесь не практикуется, раз пришла - значит, уже разрешила. Завязался диалог красоты и понтов на местном уровне, хорошо, когда люди находят друг друга.
Надусь принесла две кружки. Мужик, облизав пальцы, уже собирался продолжить наполнять меня житейской мудростью, но тут двери пивного Эльдорадо для лучших людей района открылись, впуская внутрь свежий воздух и посетительницу. Молодая и симпатичная, с короткой стрижкой. Здесь явно бывала, потому как зашла босиком, держа сандалии в руках. Надо бы себе такие же раздобыть, очень удобно, если пиво по тридцатнику и неохота при этом весь вечер хлюпать кроссовками. На вид лет двадцать, хотя количество штукатурки на лице говорило, что ещё меньше. Длинный бесформенный сарафан с какими-то деревенскими кружевами по замыслу хозяйки должен был скрывать фигуру, но это где-нибудь в другом месте, в другой жизни, на этом оторванном от материка острове всё наоборот. Женскому контингенту здесь обычно нечем гордиться - молодость уже ушла, а вместе с нею ушли и все достоинства, которые можно было бы выставить на показ. Зато всё, что осталось - цветёт буйным цветом и всячески подчеркивается. Если сохранился хороший размер - то обязательно глубокое декольте, которое прячет всё остальное, получается женщина-декольте. Если после общения тебе о ней больше нечего вспомнить, значит, она может быть довольна собою. Если эффектна нижняя часть - то обязательная мини-юбка, едва-едва наползающая на широкие бёдра. В общем, главное, чтобы внимание концентрировалось на чём-то одном и не замечало всего остального, как-то - уже видимые морщины, или пожухшие волосы, или грубый прокуренный голос. А бесформенный сарафан - это уже провокация. Он заставляет местных мужчин не видеть достоинства, а думать о них, потому даже Митрич поднял голову и уставился мутными глазами на вошедшую. Реальные ребята приутихли, молодость девушки настолько контрастировала с возрастом дам, которых они выбрали на этот вечер, что грозила начисто испортить весь праздник души и тела. Насторожились даже мухи, заняв выжидательную позицию на потолке.

Бегло оглядев помещение, посетительница уверенной походкой, оставляя после себя мокрые и грязные следы голых ступней, подошла к моему столику.
- Привет. Пивом угостишь?
Динамик снова грохнул шансоном, в этот раз про нелёгкую судьбу эмигранта на чужбине. Настоящие пацаны возобновили дружный вой, дамы поддержали. Житейская песня, про них прямо, грех не спеть и заодно отвлечься от сарафана. Митрич снова захрапел, мухи возобновили полёты, ситуация вошла в норму. Я молчал.
Мужик недовольно заёрзал на стуле. То ли оттого, что обращались не к нему, то ли из-за того, что диалог о жизни безнадёжно срывался. Она пододвинула к себе моё пиво и отхлебнула.
- Как ты эту дрянь пьёшь?
- Тогда может водочки? - отреагировал мужик на вопрос, обращённый ко мне и заискивающе улыбнулся. Из его усов торчали рыбные ошмётки. Я продолжать молчать. Не обращая внимания на моего соседа, она спросила:
- Тебе совсем нечего мне сказать?
- Ты красивая. Зачем тебе столько косметики на лице?
- Здесь все так делают, - она пожала плечами, - это был комплимент?
- Да.
- Ты забавный. Жду тебя в туалете.
Она одела сандалии, встала и через пару секунд скрылась за дверью с надписью "не забываем сливать". Один из реальных ребят повернулся ко мне и поднял большой палец. Мужик смотрел на меня, я пододвинул к себе пиво.
- Ты что, не пойдёшь?
- Не пойду.
- Ну ты даёшь, тогда я...
- Валяй.
Мужик поднялся, вытер руки о рубашку и быстрым шагом пошёл в туалет, но уже через минуту вернулся и недовольно отпил пива.
- Ну чего?
- Да сама она... козлиха! - он раздражённо махнул рукой, - Теперь ты попробуй...
- Не хочу.
- Ну ты даёшь! Такая женщина тебя ждёт! Ни черта в жизни не понимаешь!
- Ты это уже говорил.
- Ну ты хоть ей то скажи...
- Про то, что в жизни ничего не понимаю?
- Да нет, - мужик раздражённо в очередной раз угостился из моей пачки. - Чтобы не сидела там, не ждала...

Я встал из-за столика и двинулся в направлении туалета. Реальный пацан снова показал большой палец, благословил, не иначе. Видимо, не только по соснам, но и по туалетам специалист. Митрич, не просыпаясь, ударил кулаком по столу. Надусь неодобрительно покачала головой. Она всегда говорит, что мне здесь не место, даже после того, как я однажды переночевал у неё дома. Мухи никак не отреагировали, динамик вернулся к теме волков позорных.
Когда открыл дверь, она курила. Романтика - журчит вода в бачке, тускло светит лампочка, разбитый кафель на полу, и она с сигаретой.
- Правильно про тебя говорят, скотина ты настоящая!
- Кто говорит?
- Да какая разница? Какого чёрта я должна тебя ждать и отшивать всяких упырей?
- А чем я от них отличаюсь?
- Достал уже вопросами! Ты чего, вообще ничего не понимаешь? Иди уже сюда, болван! И дверь закрой!
Нижнего белья под сарафаном не оказалось...


Я вышел через десять минут, за это время ничего не изменилось, только Митрич пропал. С улицы раздалось чертыхание, Митрич проходил стадию ежедневного заплыва с обязательным окунанием в лужу.
- Ну как? - спросил мужик.
- Нормально.
- Понятно... - мужик ожидал от меня более подробного отчёта и неудовлетворённо откинулся на спинку стула.
Она появилась ещё минут через пять и снова уселась рядом. Реальные пацаны с ведущими дамами кордебалета уже прилично набрались и не обратили на неё внимания, матюги Митрича с улицы стихли. Динамик тоже почему-то умолк. Каждый раз всё заканчивается одинаково, поэтому я и не хотел идти в туалет. Закурив, я сказал:
- Пошла вон!
Мужик поперхнулся пивом.
- Ты чего? Чего я тебе сделала?
- Я считал тебя хорошей, я ошибся. Вали отсюда, и так настроение плохое.
- Какой же ты идиот! Ты что, ничего не понял? Ты всегда сам себе хуже делаешь? - спросила ровным, даже безразличным голосом, словно ей каждый день такое говорят.
- Не твоё дело. Ты свалишь или нет?
- Ты ни черта не понимаешь... Я хотела, как лучше... - она встала и направилась к выходу. Мухи неодобрительно зажужжали. Настоящие пацаны стали громко "грузить" про какую-то квартиру своим пассиям, на которую они сейчас всем табором двинутся. Мужик покрутил пальцем у виска. В пачке закончились сигареты. Она ушла. Я допил пиво и забыл её. Нет во мне жилки. Не знаю, как она выглядит, но не поспоришь.

       
С улицы раздался женский крик:
- Отстаньте, козлы!
Реальные пацаны насторожились, мухи тоже. Но подвывать, гадить и летать проще, все остались на своих местах. Выйдя на улицу, я увидел милицейский уазик, пьяные охранники спокойствия мирных граждан втроём тащили куда-то девушку в сарафане. Из-за спины ощущалось рыбно-пивное дыхание мужика.
- Отпустите её, уроды! - ничего умнее в голову не пришло. Сзади захлопнулась дверь, мужик, оценив расклады, предпочёл остаться внутри. Я даже обрадовался, хоть рыбой прекратило нести.
- Иди отсюда, придурок! А то и тебе перепадёт!
Мы стояли по разную сторону лужи. Она, как обычно, предлагала мне выбор - остаться на месте, а ещё лучше, вернуться к мухам, поискам жизненной жилки и тридцатирублёвому пиву, или опять мочить кроссовки. За спиной снова послышался хрип динамика и вой стаи. Назад я идти не хотел. Два выпивохи в форме, иронически поглядывая на мою худощавую фигуру, ждали моего решения.
- Козлы вы все!
Девушка в сарафане, находясь в цепких объятиях одного из служителей закона, с сочувствием смотрела на меня. Ещё через пару мгновений я лежал лицом в луже, ощущая на спине чей-то ботинок. Рядом, с блаженной улыбкой на лице, пуская слюну, мирно спал Митрич. Они все правы - я ничего не понимаю в жизни...



Убедившись в своей состоятельности на моём примере, бригада весёлых милиционеров укатила, девушка почему-то осталась. Стоя на границе грязи и асфальта, она молча смотрела, как я, стараясь не потревожить блаженный сон Митрича, выбрался из лужи. Джинсы и футболка промокли полностью, по лицу стекали мутные капли. Немного побаливали ребро и заломленная одним из ангелов в форме в процессе насаждения торжества законности и порядка правая рука.
Она спросила:
- Ты как?
- Слушай, чего тебе от меня надо?
- Не заводись, я просто спросила...
Я промолчал. Сняв с себя грязную футболку, на которой, словно роспись напоследок, отпечатался след ботинка, быстрым шагом двинулся в сторону проспекта. Заодно ощупал один из карманов, набитый мелочью. С лужей я дружен не меньше Митрича, потому всегда обмениваю купюры у ближайшего метро на пятаки. Монетам плевать на воду и грязь. Сто двадцать рублей - это двадцать четыре пятака, или четыре кружки пива. Две я выпил, значит, ещё на две осталось.
- Ты куда? А я?
Я обернулся.
- А что ты?
- Я же не виновата, ты же сам нарывался...
- А ты то здесь вообще причём?
- Ну, ты же из-за меня...
- Из-за тебя я бы не стал купаться в луже.
- Ты хороший, просто странный немного.
- Я в курсе. Ничего не понимаю в жизни. Тоже проповедь прочитаешь?
- Нет. Надусь говорила, что ты никогда и никого не слушаешь.
- Так это она тебя натравила? Передай ей - случка не удалась, кобель попался невменяемый. Хотя нет, - я вспомнил о мелочи, - позже зайду и сам передам.
- Зачем ты так? Я действительно хотела как лучше. Ну, давай хотя бы поговорим?
- Ты самая красивая девушка, которую я здесь видел. И поэтому нам не о чем говорить.
- Пошли хотя бы ко мне домой, в порядок себя приведёшь. Я у Надусь комнату снимаю...

Надусь, бар и лужа на перефирии культурной столицы слова-синонимы. Останови любого прохожего и скажи ему - лужа, он тут же в ответ произнесёт Надусь и бар. Надусь с самого рождения жила в пятиэтажке в десяти метрах от бара, провела здесь свою юность, в баре нашла мужа, там же его в какой-то поножовщине потеряла, туда же устроилась работать, здесь же видимо и умрёт, прямо за стойкой. Судьба. После рано умерших родителей осталась двушка на первом этаже, одну комнату которой она и сдавала по дешёвке всем подряд, кого нелёгкая занесла на окраину и кому ну совсем некуда больше деваться.
Квартира ни разу не ремонтировалась со времени сдачи дома, но люди в ней всё равно жили. Летом даже можно было помыться - тоненькая в остальное время струйка воды с наступлением тепла становилась вполне употребимой для принятия душа, видимо, это связано с уменьшением количества жильцов в доме, уезжающих на дачи. Хотя здесь этот показатель жизненного уюта и комфорта работает тоже по своему, по местному. В городе есть оазисы, где горячую воду отключают по правилам, максимум на месяц, сам бывал в таких. В этой же пятиэтажке тридцать дней жизни с горячей водой в летнее время - уже праздник. Кто-то из местных сантехников даже утверждал, поглощая кружку за кружкой, что район является эдаким резервным водопроводом, если где-то на Московском или на Петроградке не хватает напора - его берут именно отсюда. Но лично я уверен, что воду забирает лужа. Меня в школе учили, что вечных луж не бывает, что они все рано или поздно высыхают. Жил бы мой учитель здесь - он бы такого никогда не сказал. Перед его глазами было бы прямое опровержение. И пополняется эта лужа напрямую из квартиры Надусь, они взаимосвязаны, Надусь и лужа, других вариантов у меня нет.
Мокрые и грязные джинсы раздражали, поэтому я сказал:
- Ладно, пошли.
Проснулся Митрич. Ползком выбравшись на сухое место, он произнёс заплетающимся языком:
- Перестреляю гадов...
На окраинах жизни не бывает людей, безразличных к судьбе Родины.

Войдя в квартиру, я сразу пошёл в ванну. Включив душ, с удовлетворением обнаружил наличие тёплой воды. Девушка зашла следом, глянула мельком в заляпанное пастой и ещё чем-то зеркало, поправила чёлку и произнесла:
- Меня зовут Маша. Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь.
- А меня Дро, но это вряд ли для тебя новость, - ответил я, залезая прямо в одежде в разъеденную ржавчиной, но вполне ещё крепкую ванну. Когда я стянул с себя джинсы, со звоном посыпалась мелочь. Глядя как я, стоя на корачках, судорожно вылавливаю монеты из воды, она рассмеялась:
- Тебе помочь?
- Иди в комнату, я быстро.
Несколько монет всё-таки попали в водосток, который я не догадался закрыть хотя бы ладонью. Маша вышла. Стоя под струёй тёплой воды, я представил, как эти пятаки минут через десять, преодолев трубопровод, всплывут неожиданно в луже рядом с Митричем. А может и не всплывут, осядут на дне, и так и будут лежать, пока пятиэтажку вместе с квартирой Надусь не снесут. И бар заодно. В нашей стране прошлое принято уничтожать и сжигать, а не беречь, в крайнем случае - переписывать учебники, чтобы уже лет через десять никто ничего не помнил. Построят на этом месте новый дом, или большой магазин, и никто никогда не узнает ни про лужу, ни про пятаки, ни про Митрича. Да и достоин ли Митрич попасть в историю страны и учебники? Должны ли будущие поколения знать его, как знают сейчас Путина, Гитлера и Ленина? Наверное нет, зачем? И без него найдутся герои. Политики, банкиры, бизнесмены - уже сейчас они занимают очередь к вечной жизни в новом Мавзолее, что наверняка возведут на Дворцовой площади. Не сейчас возведут, так лет через десять точно. На месте Александрийского Столпа, который перенесут в район Бологого, чтобы не портил архитектурный ансамбль исторического центра с в десятый раз переписанной заново историей.

Размышления прервал душевой кран, крякнувший пару раз извинения и затихший, месяц летнего водного рая закончился. Но я успел помыться и постираться. Взяв комок мокрой одежды в руки, вышел в коридор. Подошёл к дальней комнате, заглянул в неё. Сарафан валялся на полу, Маша спала под тонким рваным покрывалом на старом диване. Видимо, она смыла косметику на кухне, лицо было чистым и совсем детским. Как она здесь оказалась? Что она здесь делает? Без разницы. Ей нет двадцати, а она уже знает, или хотя бы догадывается, что раз она сейчас здесь, значит, в будущем её нет и никогда не существовало. Как и Митрича. И меня там тоже не будет.
Наверное, я должен был остаться и лечь рядом. Согреть. Но я ничего не понимаю в жизни. Быстро одел на себя мокрую одежду, собрал в ванной монеты и ушёл, захлопнув за собой дверь.
На улице участковый без особого успеха пытался поставить на ноги Митрича. Из открытых дверей бара доносились музыка и крики. На одно пиво мне должно хватить. А потом можно порыскать с Митричем по дну лужи, глядишь, пара пятачков и всплывёт...