об авторах сайта проза. ру

Милла Синиярви.

Писать оголенным нервом всегда трудно. Ты к тому же еще честна и открыта перед читателями, поэтому - уязвима.

Но все равно ставишь перед собой новые и новые задачи и выполняешь их, читаешь других, пишешь рецензии, болезненно реагируешь на критику, радуешься добрым отзывам. Все владивостокские девчонки такие. Они настоящие и нашенские, я их знаю.

Когда мне было пять лет, я ехала в поезде "Москва - Владивосток" с мамой. Дорога была долгой, - шесть суток. Из расщелины Уральских гор, ко мне прискакал коник. И мы с ним учились читать. Сначала у тети - проводницы составили из букв слово и получилось Владивосток. По палочке перешли в город и коник заблудилися. Я искала его в домах, на улице. Какая же улица, если я в поезде еду. Коника я так и не нашла. А во Владивостоке нас встречал нашенский папа, настоящий.

"Укутайся шелковой нитью, обвейся виноградной лозой, в просвете оставь лишь губы, чтобы петь о солнце зимой".

Вадим Филимонов.

Да, не так прост Вадим Филимонов, поэт, прозаик, художник, фотограф. Он многогранен. Что значат только его открытия: "ДА есть перевёрнутый АД", утверждение как отрицание, или "Раскольников рычит своими инициалами Р-Р-Р, Родион Романович Раскольников."

Одним ключом не откроешь, чтобы понять суть его творчества.
Сначала он показался мне "эстетским Чарльзом Буковски". Это какашки, мат, отрицание традиции.
Потом я подумала, что он пишет пародию на постмодернизм. Это "АПОСЛЯПОСТМОДЕРНИЗМ", иносказания.

Но ключ я все-таки нашла в рецензии Льва Верабука к тексту Вадима Филонова. Это качели. Качели - это устройство для качания. Словарь Ожегова.

Да, те самые качели, которые свисают петлей с крепкой ветки ивы. И надо закрепить широкую досточку, отойти назад, разбежаться, а потом оттолкнуться и ты уже летишь вперед и ввысь. И сердце так сильно зажмуривается от того, что ты выше ручья, и поля за ним. А потом резко вниз, и назад, глоток воздуха и в синее, синее небо летишь, и падаешь широко расставив руки в "белый скачок... и за этим белым скачком опять белый скачок...и в этом белом скачке белый скачок... в каждом белом скачке белый скачок"(Кандинский)

Так и Вадим Филимонов в своем творчестве отталкивается и летит от прошлого в будущее, от небытия к бытию, от Малевича к себе, от духа к телу, от автоматического письма к жизнеутверждающему, мощному. Он пишет энергичными жизнелюбивыми мазками, потому что сам "он растёт, как дерево, рыба и птица и пытается
занять ещё восемь измерений пространства».

Х-Файл.

ой, вы своим ответом на цитату такую "волну погнали" на Пушкина, это такой замечательный пример, что мне ничего не остается как только констатировать, что вы умеете "гнать волну" и как человек, тонко чувствующий уже поняли, что это такое и с чем его едят;
отличие вашей "волны" от моей, что я отстраненно сообщаю факты или равнодушно, как вам будет угодно, вы же окрашиваете своим отношением, т.е. вы своим мнением захлестнули Пушкина, а я может быть читателя "до мурашек";
но я считаю, что вы имели право "так писать" также как и он имел право "не оспоривать глупца" или "гнать волну" на глупца:)))
Марча умеет гнать волну на читателя до мурашек, до слез, до катарсиса.

Лара Галль.

Кто-то скажет, что многие так пишут. И будет прав отчасти. Потому что Лара использует мысль для творения. Она творит мыслью, и этим отличается её стиль от других.
У неё мысль живая, которая проникает дальше своего предела тончайшими вибрациями и импульсами, и связывает автора с читателем, проникая в его суть. Происходит эффект погруженности автора в читателя, не отрешение, а взаимопроникновение, когда чувствуешь сердечное родство.
Как будто сидим мы на кухне, пьем кофе из белых чашек, и автор рассказывает о моей поре жизни, когда или все теряешь или все приобретаешь. Расставляя акценты на тех событиях и мыслях, мимо которых я пробежала, но они остались в её памяти.
Книга мне понравилась. Но я решила, что не хватает метафоричности мыслям.
Это, когда мысль помещается в затруднительное положение, чтобы читатель не смог сказать: ну я это знаю, со мной это было;
когда мысль как вневременное не зацикленное на личном;
когда мысль заставляет спотыкаться...
Но, перечитав, понравившиеся эпизоды, я отрешила текст от себя, как от женщины и увидела метафоричность мысли. Вот же она. Автор показывает нам жизнь по ту сторону одиночества. В данном романе виртуальный герой - это иллюзии, мечты, творчество, несбывшиеся надежды, "запредельная боль и запредельный свет".
Как Пятница. Только тот означает переворот Робинзона, его второе Я.
Спасибо за книгу.

И про себя любимую не забыла. Кто же знает меня больше, чем я, и любит больше, чем я.

Странная она, очень странная. Среднего роста хрупкая, тоненькая. У неё низкий голос, и смеется она, когда не смешно. Носит длинные юбки с шелестом праздника и тревоги, прикрывая острые коленки. Курит длинные сигареты по три пачки в день, подслушивает мои разговоры по телефону, проносится мимо сквозняком, а то вдруг замрет, и долго смотрит на меня, осуждающе качая головой. Я ощущаю её дыхание, легкое шуршание и касание. Во сне она обжигает печалью, и тогда сильно, сильно, так, что воздуха не хватает, начинает колотиться моё сердце.
Иногда издали она машет мне рукой, а потом пропадает. Мне становится скучно, я грызу ногти и жду её. А когда возвращается, ревную к своим мужчинам, немного завидую, люблю, ненавижу и готова убить. Ничего не выйдет, я даже не знаю, кто она, а сегодня, у меня температура, я чихаю и кашляю.
Выпила чай с медом ореховым, и спать легла.
Вдруг она начала колотить по печени, укусила легкое, перекрутила вены с артериями, мышцы завязала бантиком, потом как закричит: "Лентяйка ты, лентяйка, пиши, пишшшшииииииии, пиши с тараканами, с дудочкой, листьями клена, кокетничай, гони пургу, а то я буду получать твою зарплату, целоваться с твоими мужчинами, дерзить твоему начальству, а еще, а еще я буду писать за тебя..."
Я выпихнула её из себя и легла спать, пусть пишет придурошная.
И представила, как она будет курить одну сигарету за другой, а в перерывах бегать к холодильнику, варить кофе, из тайника доставать шоколадные батончики со вкусом мяты и писать с нажимом каждую буковку. Потом прочитает и разорвет листочек на мелкие кусочки, бросит на пол, и начнет топтать, топтать обрывки, и заплачет тихо, тихо, чтобы не разбудить меня.

(продолжение следует)