Какая от меня польза?

Самоубийство назначено на девятнадцать ноль-ноль. Я выбрал это время, потому что семь часов всегда мне казались какой-то условной чертой, отделявших ночь от утра, день от вечера. Соответственно и теперь, когда я решился на столь ответственный шаг, мне кажется совершенно нормальным и даже в чем-то символичным перейти на тот свет в семь часов вечера.
С одной стороны, мне было тяжело смириться с тем, что девятнадцать ноль-один для меня не наступит. Это было так странно... Для всех наступит, а для меня - нет. Еще страннее - мало кто узнает об этом. Да, увидят труп. Но ведь не обязательно ровно в семь часов. Хотя, таким способом, который выбрал я, будет трудно не привлечь внимание.
Я решил выброситься из окна. Это продиктовано несколькими причинами. Во-первых - надежно. Живу я на девятом этаже, под окнами - асфальт, так что все будет как надо. Во-вторых - мгновенно. Не надо ждать, пока сработают таблетки (это был мой первый вариант) или наркотики (это был тоже сильный вариант - люди бы не подумали, что это самоубийство - просто передозировака). И в-третьих... мне очень часто снится, что я летаю. То как птица, то как самолет, то как пушинка... а наяву мне предстоит полетать как старому пердуну без парашюта. Мне интересно, что же я почувствую, понравится ли мне лететь. Я пытался рассчитать, сколько времени займет полет, но я в физике не силен. Еще было интересно, насколько и куда меня отнесет ветром. Эти рассчеты были бы достойным занятием на оставшиеся мне полтора часа, но я поленился припоминать формулы...
Теперь немного о мотивах, хотя с них, наверное, надо было начать. Мотив первый - рационализм. Я занимаю жилую площадь, дышу воздухом, пью воду, расходую электроэнергию, газ. Ресурсы планеты не безграничны. А я их использую, ничего не отдавая взамен. Я - обуза для мира. Мотив второй - одиночество. Возможно, если бы у меня был кто-то, кому можно довериться, ради кого стоит бороться, кому можно посвятить свои силы, я бы отказался от суицида. А так - я совершенно один, и, возможно, сам в этом виноват. Мне трудно общаться с людьми, я никому не могу довериться. У меня была собака, точнее, пес. Но позавчера он бросил меня. Во время прогулки убежал в неизвестном направлении и больше не вернулся. Я очень долго искал его, звал... но он не захотел прийти. Я слышал где-то, что собаки убегают от хозяев, когда чувствуют близость смерти. Но мой масик не мог умереть - он уже не молодой, но все еще силен и полон жизни. Странно. Что ж. Мотив третий - своей смертью я могу принести пользу. У меня есть дочь, которая меня почти не знает. Насколько мне известно, по закону именно она является моей единственной наследницей. Конечно, состояние у меня не миллиардное, но кому помешает двухкомнатная квартира? Может, когда она выйдет замуж, то станет жить здесь. Это было бы здорово. Какая еще от меня польза?
И тут меня осенило. От меня может быть намного больше пользы! Когда я умру, в моем теле останется много органов, которые могли бы пригодиться для пересадки, или хотя бы для исследований... От своей гениальности я даже загордился. Точно. Не надо бессмысленно бросаться с девятого этажа, надо умереть так, чтобы органы не пострадали. Но как же?
Я лягу под поезд. Пусть он мне отрежет голову - мозг все равно еще, кажется, не умеют пересаживать. Но додумаются ли меня пустить в утилизацию? Надо написать записку.
Я не собирался писать предсмертное письмо, потому что просто некому. Но по такому случаю...
И тут я засомневался. Что, если мои органы будут продавать, кому пойдут вырученные деньги? И я решил уточнить в записке: если мои органы отдадут кому-то бесплатно, то ему не должны говорить моего имени, а если за деньги - то пусть поделят выручку между моими двумя соседками снизу. Одну бабульку я по рассеянности своей все время затапливаю, но поскольку евроремонта у нее отродясь не было, то она ничего и не требовала возмещать. А вторая - женщина примерно моего возраста с двумя детьми, отец бросил... козел. Мне кажется, если бы моя жена от меня не ушла, я был бы хорошим отцом.
Время близилось к семи. У меня оставалось совсем немного времени, чтоб приготовиться к смерти. Надо подойти к делу со всей ответственностью. На написал несколько записок одинакового содержания, одну оставил на призеркальной полке в коридоре, вторую положил в карман. Потом передумал, и вложил в паспорт. Паспорт засунул в карман брюк. Что еще я не предусмотрел?
Выпить, что-ли, водочки, чтоб было веселее умирать? Нет, такие ответственные дела надо делать на трезвую голову. Я должен запомнить каждую деталь, каждую мелочь. Смерть наступает один раз в жизни. Наверное. Я должен запомнить каждый последний миг. Только вот зачем? Что меня ждет ТАМ?
Я принял душ, оделся в чистую одежду, запер входную дверь, ключ оставил соседке. Она удивилась, потому что я никогда раньше не делал этого. Я сказал, что иду на пляж и боюсь потерять. Не знаю, поверила ли она мне, но ключ взяла и предупредила, что, может быть, уйдет на базар. Пожаловалась мимоходом, как трудно ей будет нести огромные сумки, но я едва ли слышал ее. Я был уже сосредоточен на том, что мне предстоит. У меня осталось совсем немного времени... семь часов наступят скоро.
Я отправился к железнодорожным путям, проходящим неподалеку от моего дома. Место здесь безлюдное, маловероятно, что мне кто-то помешает. Гаражи, свалка, пустырь. Шпалы, рельсы. Без десяти семь. Я прошелся туда-сюда, приглядел местечко поудобнее. Здесь будет удобно - небольшой поворот, поезда едут довольно быстро - затормозить не успеет. Ходят довольно часто, тут мне сомневаться не следует. Поезд не подведет. Вон, уже едет...
Но этот мне не подходит. Рано еще. Я спрятался за деревом неподалеку и наблюдал, как электричка стучит колесами, как люди равнодушно смотрят в окна... хорошо бы, чтоб МОЙ был не пассажирским. А то травмирую нервы сотням людей, вместо одного-двух машинистов. Ну вот, вроде бы...
Я лег. Положил голову так, чтобы шея была на рельсе. Ой, как неудобно... Ну ничего, это ненадолго. Ласковое вечернее солнце смотрит на меня, неуместно задорно лаская лицо лучиками. По небу уверенно и целенаправленно плывут облака. Я вдохнул полной грудью и получил огромное удовольствие от глотка прохладного воздуха. В семь часов я умру. Девятнадцать ноль-одна для меня никогда не наступит.
Вот говорят, человек перед смертью вспоминает всю свою жизнь. А мне как-то и вспомнить нечего. У меня была нормальная семья, я был один ребенок в семье. Как-то ничего не могу припомнить из детства. Создается такое впечатление, что первый осознанный момент в моей жизни был на похоронах родителей. Да и потом... ничто из того, что было со мной потом нельзя назвать полноценной жизнью. Пустота... радость роджения дочери... опять пустота. Я не любил свою жену. Я знал, что у меня ужасный характер и был ей благодарен, что она меня терпит. Поэтому и женился. А когда дочке исполнился год она перестала терпеть. Я хотел ей помочь деньгами, но она отказалась - гордая. Я очень хотел общаться с дочкой, жена не препятствовала, но явно была против. Поэтому через некоторое время я отказался от попыток участвовать в воспитании Веронички - ради ее спокойствия, спокойствия родителей жены и самой жены. Странно... когда я лежал на рельсах, я не мог вспомнить ее имя. Я помнил, что что-то такое... заурядное, серенькое... то ли Лена, то ли Наташа... Оля? Нет. Катя, Аня, Юля...
Я услышал характерный стук, рельсы еще не почувствовали приближения поезда. Повезло - товарняк. Я машинально поглядел на часы. Девятнадцать ноль семь... я нимало огорчился из-за того, что не уложился в план. Кто будет обо мне грустить? Соседка, которой я оставил ключ, выругается только, что я впутал ее в это грязное дело. Соседка с тяжелыми сумками. Татьяна Викторовна.
Да, точно! Мою жену звали Таня!
Я смотрел в небо, на облака, слышал надрывистые истеричные гудки поезда, слышал скрип тормозов, но он наверняка не успеет остановиться...
И тут перед моими глазами стала картинка: я вспомнил еще одну Таню - соседку снизу, у которой двое детей. Она всегда хорошо ко мне относилась. Конечно, грустить по мне она не будет, но... почему она и ее дети не могут стать теми, ради кого я должен жить, кому я могу посвятить свою жизнь?!
Не соображая ничего, я вскочил, но что-то с ужасной силой ударило меня по голове. Я отлетел, скатился по насыпи, но потом сразу же вскочил, несмотря на страшную боль и головокружение. Я ощупал лоб и обнаружил кровавую вмятину, но не стал ждать, пока машинист скажет мне все, что думает и побежал прочь. К счастью, он не стал меня догонять.
Я доковылял до дома, не обращая внимания на заинтересованные взгляды, которые мне дарили люди. Еще бы: я ни на миг не обманывался в том, что мне удалось скрыть жуткую рану и кровавое пятно на рубашке. Но совсем не это меня беспокоило. Я не чувствовал боли, просто не замечал ее. Все мое сознание занимала только одна мысль: что это было? Что на меня нашло? Я едва не покончил с собой. Я был на волосок. И даже не осознавал сполна, что собираюсь сделать. Дурак я, дурак! Смысл жизни потерял? Идиот! Даром что седина пробилась - веду себя как ребенок. Я ведь столько еще должен сделать. Да и какой человек в здравом уме добровольно уйдет ТУДА?
Я понимал, что это бесполезно и глупо, но я начал бояться смерти задним числом, и никак не мог сдержать дрожь. Меня чуть ли не тошнило от мысли о том, что я едва не сделал. Но я был абсолютно счастлив от мысли о том, что это все-же не случилось, и что я вижу смысл жизни. Надолго ли? Не знаю. Он есть сейчас - и это главное.
Я затрудняюсь сделать для себя выводы из произошедшего. Лишь одна мысль крутится в голове, и я ее даже записал на случай, если у меня снова приключится депрессия.

Смысл жизни найти невозможно. Его надо придумать.