Эмили. Серая жизнь цветных людей продолжение

9

Все, что она воспринимала сейчас отчетливо это танец потревоженных пылинок в солнечном луче сквозь занавес ее собственных волос. Похоже, они почти высохли … цвета потускневшего золота... За эти три безумных года, казалось, потускнела и сама Эмили. Снова все замкнулось в кольцо. Кольцо, которое она когда-то вернула, теперь возвращает и ее обратно... Тряхнув головой, словно это могло отогнать неотступные мысли о Поле, Эмили поднялась с мятого дивана. Что еще осталось сделать? сумки собраны с вечера....Ах да...самая малость - одеться. Удивительные существа женщины: как бы ни было тяжело на сердце, но подбор туалета - действо почти сакральное, иногда целительное, а с Полом (бесполезно пытаться избавиться от него теперь) бывало длившееся не один час. Сейчас, наедине с воспоминаниями о прошлом, ей хватит и получаса, тем более что она была наделена способностью выглядеть тем очаровательнее, чем хуже себя чувствовала, и знала об этом. Сегодня она будет неотразима даже в простых синих джинсах и свободной белой блузе, которую она машинально завязала узлом, вместо того, чтобы застегивать кучу мелких пуговиц, которые так иногда выводили из себя... его... Впервые за три года она вдруг заметила, что похудела, но эта стройность шла ей. Достаточно было бы взглянуть по сторонам, и она увидела бы немало восхищенных глаз, скользящих по миниатюрной фигурке с точеной талией. Все было, как говорится, при ней...всё...но не было его . И это «всё» теряло смысл... Впрочем, какая разница, как она будет одета? Карен будет рада просто видеть ее, не важно, в чем. Жаль, что Энн не сможет ее встретить: плохо себя чувствует, да и добираться через весь город... а он... он даже и не знает, что она прилетает. А если бы знал? Она снова подошла к зеркалу: непослушные, слегка вьющиеся волосы. "Что бы с Вами сделать?" - полушутя спросила Эмили у своего растерянного и чуть задумчивого отражения. Оно ей, конечно, не ответило, но так или иначе, провозившись 3 минуты, она позволила им рассыпаться по плечам в творческом беспорядке. «Убери ты эту заколку!. Даже на самом первом их свидании он почти сразу снял ее и забросил в фонтан вместо монетки: «Чтобы вернуться», - сказал он тогда. И вот, она возвращается... Ну... последний штрих: слегка подкрасим ресницы, чтобы подчеркнуть глаза. Какого они сегодня цвета? Бирюзовые. Смущение, нерешительность и беззащитность, по с ловам Пола. Что ж… доля правды в этом есть….


Почти на бегу надев босоножки, она подхватила весьма увесистые сумки, и выпорхнула из гостиничного номера. Возле входа ее уже ждало такси, недовольное, как и шофер, сигналивший бог знает сколько времени. Сидевшая сегодня на reception`e Люси едва успела пожелать ей доброго пути. Хорошая девочка, приятная в общении, отзывчивая, что, в общем, свойственно ее возрасту. Могло показаться, что Эмили и Люси - ровесницы... правда первая была на 5 лет старше и уж куда опытнее. Но сегодня в желтое такси запрыгнула 20-летняя запыхавшаяся девчонка, и, естественно, водитель счел возможным высказать этой «соплячке» (известному психоаналитику, кстати) свое неудовольствие «простоем», но она лишь коротко сказала: «В Аэропорт» и погрузилась в свои мысли.


"Уезжая, всегда прощайся с тем и с теми, кого оставляешь", - говорила ей Энн. Что же она оставляла здесь? Бесконечную суету конференций, встреч... шумную возню студентов... их наивную веру в ее всеведение... Как же...автор бестселлера.. И свою веру...в то, что надо поступать "правильно" и это принесет если не освобождение, то хотя бы утешение. Нет... все не то.... музыка? ха...забавный был опыт...ровно до первого пьяного клерка посчитавшего возможным заплатить не за песню, а за саму певицу...Тогда она написала письмо Полу. письмо, которое никогда не дойдет до адресата. Да и не нужно... Что еще? пустоту...и оставить-то не жалко. Размышления прервал негромкий, но зато довольно крепкий мат. "Пробка", - улыбнулась Эмили и попросила включить радио


Ее провожал старина Фрэнк с песней "Нью Йорк, Нью Йорк". Итак, продолжаем подводить итоги: что еще... а... ну да, авария... об этом не знала даже Карен. Только Энн. И еще... Пол. Как только она смогла держать карандаш, она написала ему еще одно письмо, разделившее, впрочем, судьбу первого. Авария, так много изменившая в ее жизни... в ее смерти, а все описание уместилось в несколько сухих строчек судебного решения. Этот мальчик даже не подозревает, что открыл ей совершенно новый мир. Все вдруг стало иным, незнакомым здесь и таким родным там, там... где свет....


Воспоминания, казалось, материализовывались перед ней с удивительно детальной, а потому мучительной, четкостью. Особенно этот зовущий поток…она была частью его, растворялась в нем… и там, на границе мира и света, рождались сны, и возникал тот, Ищущий, живущий в бесцветии…

Тут Эмили очнулась. На ее щеке приплясывал солнечный зайчик. Повернув голову, она встретилась с парой озорных угольков. Девчушка в серебристом, как дождь, Пежо спрятала зеркальце, улыбнулась и подмигнула. Эм улыбнулась в ответ. Едва заметное движение пальцев – и вот луч заиграл на ее ладони всеми цветами и вместе с воздушным поцелуем легко перепорхнул в соседнюю машину, прямо на пухлую щечку удивленной малышки. « Возьми мою радугу… на память. Когда-нибудь у меня тоже будет дочка», - вдруг подумалось Эмили. Сверкнуло, озарило, и улеглось на донышке души.

Аэропорт. Странное место. Межпространство, когда ты уже не здесь, но еще не там. Граница. А что если остаться? Никуда больше не уезжать, не приезжать, быть нигде. Между жизнью и Бытием (она предпочитала употреблять частицу «не» как можно реже) Эмили уже побывала, и ей пришлось отступить с этой черты…назад. Будет ли ее возвращение в США шагом в прошлое или ступенью в будущее? Пол….

На сей раз размышления прервал противный сигнал металлоискателя. И звенела наверняка золотая цепочка столь любимого ей кулона. Она любила дождь. Дождь это слезы неба за смрад Земли. Он подарил ей хрустальную слезинку. Эмили ее обожала. Вероятно, высокочувствительные приборы на вокзалах, в магазинах и аэропортах тоже находили в этом неброском украшении свою прелесть и ценность, поскольку реагировали всегда очень остро. Вот и сейчас.

 Ох…мужчина… значит не преминет устроить личный досмотр по полной программе. А ведь так легко было бы просто посмотреть ему в глаза чуть пристальнее… пара слов – и ее не только пропустят без всяких вопросов, но и довезут в отдельной машине, а если слегка не рассчитать силу воздействия, то и пересадят в первый класс. К счастью, проведение избавило Эмили от соблазна, так как внезапно раздался пронзительный женский крик: «Это же Эмили МакЛейн!!! Ну, та… бессмертная… ну, в смысле, которая пела «Immortality»! Это же Вы, правда?». Через секунду вокруг нее уже восторженно щебетала стайка девочек-подростков, а позади них дожидались своей очереди получить автограф степенные наседки. И даже офицер в зеленом коридоре, как она шутя называла пропускной пункт в аэропортах, словно павлин распустил хвост, отвешивал комплименты, и, приторно-вежливо улыбаясь, попросил «черкнуть ему в чековой книжке». Если подобное внимание к эстрадной бабочке-однодневке, какой она, по сути, являлась, смущало Эмили, то «птичий» кульбит собственных мыслей ее позабавил, и она расслабилась. Даже не стала возражать, когда ее проводили по рукаву в салон, усадили-таки в первый класс и принесли мартини со льдом за счет компании. Естественно, в течение еще многих месяцев ее имя станет главной, хоть и неофициальной, рекламной приманкой, так что на вырученные деньги владелец D-airlines cможет купить не один ящик такого вот Мартини Бьянко.

Голубоватый напиток призывно мерцал в свете совершенно бесполезных ламп. На его слегка маслянистой поверхности Эмили снова читала витиеватые строки своей жизни, и снова причудливой вязью вплеталось имя – Пол. Это он впервые угостил ее мартини. Это ему написала она песню, которая помогла ей пересесть в это уютное широкое кресло с подушкой и теплым пледом и с бокалом мартини на кипенно белой салфетке в придачу. По иронии судьбы, он, скорее всего, так песни и не услышал. А ведь она должна была стать ее прощальным подарком и все объяснить. Увы, Джерри нашел коробочку, в которой лежала кассета с записью, раньше, чем Карен успела ее передать, так что Полу не досталось даже бантика. Вряд ли в США показывали тот единственный клип, где она успела сняться до разрыва контракта. И уж тем более невероятно, чтобы ее песня попала хотя бы на последнее место самого захудалого чарта на радио. Да и не слушает он радио…

Мысленное путешествие по серпантину собственной судьбы настолько захватило Эмили, что практически не замеченными прошли и мягкий неспешный взлет вальяжного боинга, и совершенно идиотский и порядком надоевший за 3 года постоянных перелетов инструктаж, и раздача мятных леденцов, которые были ей совершенно не нужны, так как взлет и посадка особых неудобств обычно не доставляли. Тем не менее, 10 конфеток все же пополнили ее «коллекцию», доведя общее их количество до 180. Карен ее прибьет, зато Брайан, Эндрю и малышка Мари будут в восторге.

Эмили по-детски прижалась лбом к ледяному, как ей показалось, стеклу иллюминатора. Облаков почти не было. Жаль. Это грозило несколькими часами однообразного пейзажа: океан… океан… океан… На него лучше смотреть с берега. Усмирить грозные волны до ласкового шепота и просто внимать.

Однако вместо ласкового шепота мерное гудение двигателей нарушил истеричный женский вопль. Нехотя повернув голову, Эм мгновенно оценила ситуацию: оказывается, уже начали разносить закуски и напитки, своеобразный бранч. Молоденькая стюардессочка (иначе и не скажешь) Кэтрин, отправленная в VIP- зону то ли за смазливое личико, то ли просто за неимением лучшего, к несчастью не обладала столь необходимым в ее деле талантом – держать равновесие, причем во всех смыслах. Надо вмешаться. Включились профессиональные навыки. От недавней меланхолии не осталось и следа. Так… девчонку в охапку и в служебное помещение. Не дать ей расплакаться перед этой мегерой. Ее это только раззадорит.
Пожалуй, стоит прихватить пачку салфеток. Нет, лучше две: одну для Кэти и одну для истеричной дамочки. Где же они? Куда она могла засунуть такую нужную вещь??? Конечно…. В другом отделении. Пол всегда подтрунивал над ней: «Теперь я понимаю, почему женщины непредсказуемы, а ты – самая загадочная из них. Мешанина у них страшная, что в головах, что в сумочках, что в душе. Никогда не знаешь, на что ненароком наткнешься». «А нечего шарить по чужим сумочкам и мыслям, дорогой», -смеясь парировала Эмили. «Наверное, вам, мужчинам, лучше бы подождать, пока мы отыщем то, что в данный момент нужно и предъявим добровольно, а?». Пол, Пол… не до тебя сейчас. Вот они. Тьфу ты! Прицепилось что-то… Ладно, потом разберемся. А теперь – в бой.

Через две минуты Кэтрин была уже в безопасности, вне зоны досягаемости разгневанной пассажирки. Сама же мисс Уотсон, истратив основной запас цензурных выражений, не рискнула выразить свое негодование крепким словцом, когда рядом «известная певица, психолог, писатель и почти ученый» (вот и пригодилась Эмили шумиха, поднятая в зале регистрации). Знакомство со «знаменитостью» ужасно льстило этой тщеславной молодой женщине. А экземпляр книги (которую она, впрочем, вряд ли когда-нибудь станет читать) с автографом автора и заколка в тон сумочке и туфлям (счастливое совпадение) окончательно ее ублажили и заставили забыть об инциденте. Кроме того, Эм отдала ей свой обед, уверив, что именно такой системе питания (заметим, абсолютно бессистемной) обязана она своим «цветущим внешним видом».

Через три четверти часа Эмили, наконец, оставила довольную собеседницу наслаждаться красной икрой, скумбрией холодного копчения с лимоном, балыком, оливками и бог знает, чем еще. Она была не голодна, но попросила принести ей то же, дабы не давать только что утихомирившейся «пациентке» нового повода для истерии: ее обманули! Ведь сама «звезда» вовсе не ест то, что «спихнула» ей.

Пока стюард по имени Льюис искал второй набор требуемой комплектации, Эмили сняла обувь и, уютно устроившись в кресле в своей любимой позе, принялась за конверт-сюрприз. Он оказался не запечатан. Развернув листок, она вздрогнула. Письмо. Неровные, полузнакомые строчки. Слишком знакомые. Памятные. Не стоило писать его, не стоило хранить, тем более не стоит читать… Но ничего поделать с собой она, психоаналитик, уже не могла.

Здравствуй,

Вот пишу тебе и даже не знаю, как обратиться. Право на «милый», «любимый» и «дорогой» я утратила после нашего последнего разговора, если его можно так назвать. Но не будем об этом. Что было – то прошло. Поставить в обращении имя – почти безлико. Так тебя называют даже в офисе, а у нас с тобой все же не деловая переписка, так ведь? Правильнее было бы написать «родной», ибо это правда, но будет слишком больно…тебе. Потому я оставлю место пустым.

Прости, если мысли путаются. В меня влили какую-то гадость. Тебе неприятно, наверное. Сейчас зажую все это Диролом. Секунду…

Вот и я. Да… Забыла… Как ты? Конечно ответишь, что нормально. И может быть это правда. Даже хорошо, если так. У меня тоже нормально. Курс в консерватории закончен, так что стипендию мне уже не платят, только в университете что-то. Зарабатываю. Оперной дивы из меня, как видишь, а точнее не видишь, не получилось. Впрочем, никто и не ждал. А вот спросом в разных элитных клубах я пользуюсь… хе… коряво звучит. Даже слишком. Противно, слушай. Особенно в Porte Royal. Впрочем, королевскую дверку за мной сегодня захлопнули...
Можно я спрошу… больше не у кого мне…. Скажи, где ты черпаешь свою ярость? Откуда приходит в сердце ненависть, не к себе, а к другим людям?

Нет, это не праздная философия и даже не психоанализ. Просто сегодня мне их не хватило… когда он… ну в общем… А я стояла там, лишенная почти всякой возможности сопротивляться… сама не помню, как ему врезала, чем и куда попала… А злости не было. Только недоумение. Странная отрешенность.

Когда позвали менеджера, я… так смешно… я вдруг представила, как ты расквасишь ему физиономию и захохотала. Невпопад, видимо. Потом меня запихнули в такси, напоив сперва дрянным виски.

Знаешь, я дико намучилась сегодня в этих жутких туфлях. Но красивые, заразы… Ноги правда стерла. Четыре квартала протопала. Да, таксиста я, кажется, послала. Не помню. Зато здесь ночью такие звезды! Мириады! И каждая – горящее одиночество. Пожалуй, в этом я звезда, как считаешь? Невольно вспомнила твою чудную старую куртку. Даже теплее стало.
А так…учусь жить как звезда – одна. Знаю, что никто не возьмет меня на руки, если я устала идти, не сделает кофе с корицей, не уложит на диван, не укроет пледом, не скажет «Доброй ночи, любимая». Никогда. Это мой выбор ……… наверное.
Доброй ночи

PS. Ты никогда не видел меня в слезах, верно? Сегодня, пожалуй, мог бы стать свидетелем этого малоприятного зрелища. А плакать, как и пить, в одиночку – патология. Поняла это, пока писала письмо. Завести себе кота, что ли?

PPS. Услышала тут песню. Пусть она станет эпилогом ночного бреда. Прости…

Learn to be lonely

 
Child of the wilderness
Born into emptiness
Learn to be lonely,
Learn to find a way in darkness
Who will be there for you?
Comfort and care for you?
Learn to be lonely,
Learn to be a one companion
Never dreamed out in the world
There were arms to hold you
You’ve always known
Your heart was on its own
So, left in your loneliness,
Child of the wilderness
Learn to be lonely
Learn how to love
Life that is lived alone
Learn to be lonely.
Life can be lived,
Life can be loved alone.
 
Э.


Буква «о» в последнем слове расплылась, когда на нее упала единственная за последние 3 года слезинка. Эмили и не заметила, как заснула, все еще прижимая к груди письмо. Сквозь сон она почувствовала, как кто-то укрыл ее пледом. Может это был Льюис, а может признательная заботливая Кэти, но ей показалось, что этот кто-то прошептал «Доброй ночи, любимая».