Без связи разведка слепа

       Со смертью Келе Ларсон лишилась связи. У нее накопилось много ценной информации, но СВЯЗЬ! СВЯЗЬ! Без связи разведка « слепа и глуха.»
***
Яхта почти бесшумно скользила по речной глади. За бортом легко шуршала вода. Темная стена камышей тянулась в отдалении слева и справа.
Гирла Дона кончались. Впереди виднелся морской простор, тускло отсвечивающий в безлунную ночь Над головой в необозримой дали шевелились звезды.«Надо мною муравейник -- муравейник золотой». Николай любил стихи и множество знал наизусть. Он наклонился и свесил руку вниз -- вода была теплой, как парное молоко.
 По заливу пошли быстрее . Стояла тишь, и острый нос яхты морщил морскую гладь.Парус у яхты был черным, и вся она была окрашена в темный цвет. «Летучий голландец». Наверное, так подумал бы тот, кто столкнулся бы с яхтой в открытом море.
Яхта уже не раз совершала рейсы к азовскому побережью, занятому врагом. Удачно подобранная окраска в безлунную ночь делала ее с берега незаметной Но вот на мысу, в районе таганрогского порта, вспыхнул прожектор. Луч его, как лезвие, резал тьму над поверхностью воды
Кроме Николая, на яхте было еще двое. Те, кто вел ее. Они же завтра ночью должны прийти за ним. Если все будет удачно. Яхтсмены тоже были местные, из Азова. Море они знали, но район Таганрогского залива возле города Николай знал лучше. Тут ему был знаком каждый изгиб берега.
 На небе уже хорошо прорисовывались заводские трубы. Как только две трубы сошлись в одну, будто створы, Николай скомандовал -поворот.Паруса с освобожденными шкотами затрепыхались. Потом «легли», наполняемые легким ночным бризом, на другую сторону -- яхта изменила направление и заскользила прямо к берегу. Шли еще с полчаса. Пора.
Старший на яхте напомнил Николаю время, в которое они будут ждать его следующей ночью.
На палубе уже был готов «дредноут», как в шутку называл Николай предмет, на котором ему предстояло добраться до берега. Это была автомобильная камера. Когда-то мальчишкой катание на камере доставляло Николаю удовольствие. Сидишь, как в удобном кресле, и плыви куда хочешь. А хочешь, не плыви. Лежи, подставив солнцу обгорелый за лето нос.
Николай надел прорезиненный комбинезон. Спустил камеру на воду.
-- Ни пуха, -- сказал старшой с яхты.
-- К черту.
Николай, загребая руками, как веслами, повел свой «дредноут» к берегу.
Яхта развернулась и легла на обратный курс.
 Хлюпала под руками вода. Время от времени Николай чуть разворачивался, смотрел на трубы, чтобы не сбиться с курса, и продолжал грести.
Снова вспыхнул прожектор на мысу у порта. За ним загорелся прожектор у бухты. Николай инстинктивно перестал грести. Замер. Хотя прожектор не должен был его обнаружить --это они тоже проверяли у Чумбур-Косы, но все же... Световая дорожка по морю, приближаясь к Николаю, ослепила на миг. Но вскоре глаза снова стали различать и берег, и трубы. Прожектор погас.
Николай подгребал к косогору, покрытому спекшимся шлаком,который сбрасывал сюда металлургический завод.. Николай подгреб к самой кромке, к шлаковым глыбам. Выбрался на склон. Вытащил камеру. Вывернул ниппель и выпустил воздух. Свернул камеру, вырыл в шлаке углубление, положил ее туда и присыпал. Тут же рядом закопал пистолет, две обоймы и две гранаты. Таков был приказ -- оружия с собой не брать. При случайном обыске он мог попасться на этом. Ему надо было пройти на Петровскую, 27. Назвать пароль и взять приготовленный для него пакет. Потом пойти па базар, встретиться там с нужным человеком, передать на словах приказ.
На светящемся циферблате стрелки показывали четвертый час. Надо было ждать до рассвета, а утром смешаться по дороге с рабочими
Николай снял комбинезон. Под ним была рабочая спецовка. В кармане документы на имя рабочего металлургического завода Николая Павловича Чернова.
Выбравшись на косогор, Николай увидел старые трубы большого диаметра. Там можно было отлежаться пока…
* * *
Из бухты послышался шум дизельного двигателя. Военный немецкий катер, разрезая острым форштевнем воду, вышел из ворот бухты и, набирая ход, устремился к порту. На флагштоке его вился флаг со свастикой.
На дороге появились первые рабочие. Пора было выбираться из своего укрытия. Николай прошел напрямик по пустырю, заваленному старым металлическим ломом, к дороге. А там, у южной проходной, влился в толпу .
В бухте стояло еще три военных катера. По пирсу расхаживали часовые.
Выйдя на Камышановскую, Николай миновал стадион. Собственно, это был не стадион, а пустырь, поросший низким пыреем. Подойдя к городскому парку, Николай увидел кресты. «Вот сволочи! Парк в кладбище превратили!»
В парке до войны, особенно в выходные дни, бывало много людей. На летней площадке играл духовой оркестр. А вот и площадка для танцев, где они танцевали с Валентиной. Что бы она сказала, если бы он явился к ней? Но не только к Валентине, даже к своим родителям он зайти не мог. Когда-нибудь он расскажет им. Только бы они все остались живы.
На Петровской людей было мало. Одни немцы. Николай свернул на Греческую. Там поспокойнее.
По Тургеневскому переулку Николай поднялся вверх и вышел как раз к дому под номером двадцать семь. Он знал, что дом имеет два входа -- парадный и черный. Он зашел во двор. Какая-то женщина встретилась ему. Скользнула взглядом. Они разошлись. Николай не торопился. Остановился. Нагнулся, будто у него развязался шнурок. Оглядел двор. Он соединялся с соседним. Поправив шнурки, направился прямо к двери, к которой вели три ступеньки вниз -- к черному ходу. Постучал в окошко.
В коридоре послышались шаги.
-- Кто там? -- спросил женский голос.
-- Фрау Ларсон здесь живет?
Дверь отворилась. На пороге стояла черноволосая женщина. Николай знал, что Ларсон блондинка.
-- Простите, могу я видеть фрау Ларсон?
-- Ее нет дома.
-- А когда она будет?
-- Обещала вечером, часов в шесть-семь.
Плохо. Значит, ему придется еще раз приходить сюда. Он должен был у Ларсон взять пакет, а потом уже идти на явку. Теперь придется изменить порядок: идти на базар, а к шести приходить сюда снова.
-- Что-нибудь ей передать? -- спросила Полина Георгиевна.
-- Нет. Ничего не надо.
 * * *
 Астрид в ту ночь дома не ночевала .Накануне Дойблер поручил ей проводить до Самбека двух агентов. Школа разведчиков помещалась на Николаевской улице. Этой школой ведало СД.. Скорее это была не школа, а пункт отправки. Насколько могла разобраться Ларсон, сюда поступали уже обученные где-то в немецком тылу разведчики. В разговоре с одной девушкой она узнала, что та из Днепропетровска. Сначала попала в немецкий публичный дом. Один немецкий офицер, который ходил к ней, предложил ей стать агентом. И она согласилась. Больше ничего Ларсон не удалось узнать. Из местных, из таганрожцев, в школе никого не было.
Ларсон уже в третий раз приходилось сопровождать агентов до линии фронта, до Самбека. Один раз парня лет двадцати трех. По манере поведения, по некоторым словечкам нетрудно было догадаться -- уголовник.
Астрид сказала Дойблеру:
-- Неужели вы доверяете такому типу?
-- На нем висят два убийства, -- сказал Дойблер, -- ему некуда деваться. Большевики его все равно вздернут. А так у него есть шанс не только избежать смерти, но и хорошо заработать.
В другой раз была девушка. Очень молчаливая. Астрид провела с ней две ночи в Самбеке, прежде чем та перешла линию фронта, а точнее, прежде чем ей устроили этот переход. И за два дня она сказала всего несколько односложных слов: да, нет.
 Крупные звезды висели над черными полями. Где-то на севере виднелось зарево. Ларсон знала, что русские наступают почти на всем Южном фронте. Но у Таганрога пока было тихо. Ни для кого не было секретом, что и здесь не сегодня-завтра начнется русское наступление. Немцы боялись, что в Таганроге они могут попасть в ловушку, как в свое время в сорок первом году, в октябре, попали русские. Клин русского наступления на севере продвинулся довольно далеко на запад и нависал левым флангом над Таганрогом.
С легким шипением поднялась ввысь осветительная ракета. Ее мертвенно-бледный свет облил склоны, изрезанные русскими траншеями. С легким хлопком ракета погасла.
В ту же ночь, как обычно, немцы в районе между Приморкой и Самбеком затеяли перестрелку, и под этот шум в овраге, ведущем к морю, скрылись агенты-«жених и невеста».
Утром бронетранспортер, шедший в Таганрог с донесением, доставил Ларсон в город. Она явилась к Дойблеру и доложила о выполнении задания.

* * *
На Новом базаре было людно. На полках лежали горками помидоры, ранние арбузы, баклажаны или синенькие, как их тут называли, и всякая зелень: петрушка, укроп, сельдерей. В одном рядке продавались черные бычки на связках, чебаки, сулы, раки -- это был рыбный ряд -- люди ходили, приценивались, но мало кто покупал. У Николая были оккупационные марки. Он почувствовал голод. Купил две теплые кукурузные лепешки и с удовольствием съел.
Два раза он уже прошел мимо сапожной будки у выхода из базара на Гоголевский переулок. В этой будке и должен быть тот человек, который ему нужен. Но он не торопился подходить к нему. Решил походить по базару, присмотреться: не следит ли кто за ним, да и с будкой надо было не ошибиться -- сапожных будок на выходе стояло несколько.
По базару прохаживались два русских полицейских. Когда они направились к шестнадцатой школе, где находилась теперь биржа труда, Николай подошел к сапожнику.
-- Шевро на ботинки у тебя не найдется?
Сапожник, приколачивающий набойки к старым, покривленным ботинкам, поднял голову. Снял кепочку, вытер вспотевшую лысину.
-- Есть коричневое. Сгодится?
-- В самый раз.
-- Заходи!
В сапожной будке стояла табуретка, на нее садились клиенты, которым надо было обмерять ногу. На эту табуретку и опустился Николай.
-- Слава богу, что ты пришел. А то уже наши волнуются. Немцы вот-вот драпать будут, а связного нет.
-- Тебя как зовут? -- спросил Николай.
-- Петро. А что?
-- Да ничего. Что в городе слышно. Какие новости?
-- Да какие новости... Фашисты перед бегством лютуют. Скорее бы уже наши приходили, мочи нет.
-- Придут.
-- А когда?
-- А вот этого я, брат Петро, не знаю.
-- Так какой же приказ ты нам привез?
-- Передай первому, чтобы он действовал по майскому плану.
-- Так-так, по майскому, значит... А что это за план такой?
-- И этого, брат Петро, я не знаю. Да и тебе это без надобности.
-- Я понимаю... Не первый день в подполье. Но сейчас, когда уже близок конец нашим мучениям, можно было бы и не все конспирировать.
-- Ну, я пойду.
-- Как, больше ничего не скажешь?
-- А говорить больше нечего.
-- Давай провожу тебя. -- Сапожник поднялся.
-- Это тоже без надобности.
-- Может, помощь какая нужна?
-- Нет, не понадобится.
-- Документы у тебя надежные? Может, с документами помочь?
-- Документы что надо. Не беспокойся.
-- Тогда бывай здоров. Привет нашим. -- Петро протянул руку, и Николай пожал ее.
Он встал и шагнул из будки. Следом за ним вышел Петро.
-- Возвращаться сегодня будешь?
-- Как дела покажут.
Николай направился по Гоголевскому в сторону Петровской. Шел он, не оглядываясь. Какое-то беспокойство овладело им. Чем-то этот Петро не понравился ему. Все он сказал верно: и пароль, и отзыв. Излишне любопытен? Но люди разные бывают. Никто ведь не думал, что придется работать в подполье. Никто к этому не готовился. Школ таких не кончали. Все так. А червячок сомнения гложет.
До вечера он должен был отсидеться у сапожника на квартире. Но в последний момент принял другое решение: уйти. Куда? Родной дом здесь, у металлургического завода, но идти туда нельзя! И для дела опасно, и своих подвергать смертельному риску он не мог. На Петровской кинотеатр «Рот-Фронт»-теперь –«Империал»Когда-то в этом зале он смотрел «Чапаева», «Федьку», «Депутата Балтики», «Мы из Кронштадта»... Да, было времечко!.. А сейчас на том же экране ползут немецкие танки, Гитлер встречается с маршалом Антонеску, и лающая немецкая речь бьет по ушам. Но вот журнал закончился. Стали крутить фильм. Красивый, ничего не скажешь. И девушка ничего. Прямо можно сказать, девушка -- первый сорт. И танцует, и поет. Почти, как «Петер»*.
Краски богатые. До войны Николай не видел цветных фильмов. Был только один фильм «Соловей-соловушко». Фильм черно-белый, но в конце знамя в руке умирающей -- красное. Натурально красное. А тут, в «Девушке...», все в красках. И музыка веселая. Ничего. Смотреть можно.

* «Петер» -- австрийский фильм, в главной роли -- Франческа Гааль.

Николай вышел из кинотеатра. …Пора..
. Дом двадцать семь почти угловой. Дверь открыла ему молодая красивая блондинка. Прямо как с «экрана»:- Девушка моей мечты». Это она, Ларсон. Николай Иванович описал ее
-- Здравствуйте. Я из Маннесмана.
-- Вы работаете нормировщиком?
-- Уже шестой месяц.
-- Заходите.
Через прихожую Николай прошел в комнату. Похоже -- кабинет: письменный стол. Диван красивый. На маленьком столике приемник. Книжный шкаф. Книги и русские, и на немецком.
-- Садитесь. Меня зовут Астрид Ларсон.
-- Я знаю. Вам привет от Николая Ивановича.
-- Спасибо--.
-- Еще Николай Иванович передал, что вы награждены орденом Красного Знамени. Вы -- храбрая женщина!
-- Я? Я -- ужасная трусиха...
-- Не скажите, фрау Ларсон. Я на фронте с июля сорок первого. А на территории врага пробыл всего несколько часов. И понял: фронт -- это одно, быть в стане врага, как вы, -- другое.-.А теперь о деле.
-- Я сейчас принесу. -- Ларсон вышла.
Николай поднялся, подошел, к окну. Сквозь гардину ему было хорошо видно улицу. Никого. Прошли два немецких офицера. И снова никого.Вернулась Ларсон.
-- Передайте Николаю Ивановичу этот пакет.
-- Хорошо. Хотелось бы на прощанье сказать вам другое, но приказ есть приказ: вам надлежит эвакуироваться с немецкой армией.
-- Эвакуироваться? Значит, все продолжать...
-- Да. Война ведь не закончилась.
Николай вздохнул. Он как бы чувствовал себя виноватым перед этой храброй женщиной. Он протянул ей руку.
-- Меня зовут Николай Барыкин..
-- Я запомню, -- пообещала Астрид.

* * *
Как только Николай вышел из будки, агент по кличке Серый, перехватив взгляд «сапожника», пошел вслед за русским разведчиком. Не теряя из виду, на некотором расстоянии за ним двинулся еще один человек, который значился в картотеке Оберлендера под кличкой Святой. Когда-то он имел, был церковным старостой, но за растрату денег из церковной кассы его изгнали.
Русский разведчик, а за ним и Серый, вошли в кинотеатр «Империал». Когда начался фильм, Серый потихоньку вышел из зала, прошел в кабинет директора кинотеатра. Сказал ему, чтобы он оставил его одного, так как ему надо позвонить, и показал свое удостоверение. Оставшись один, набрал номер абвера.
-- Да, я слушаю, -- послышался в трубке голос Оберлендера.
-- Рыбка попалась, -- сказал Серый. -- Со Святым мы ведем ее.
-- Где вы сейчас?
-- В кабинете директора «Империала».
-- Смотрите не провороньте. К «Империалу» я пришлю сейчас еще кое-кого. Будьте у выхода из кинотеатра.
-- Минут через десять к кинотеатру подъехал «мерседес». В нем трое -- все в штатском. Водитель поманил Святого пальцем. Тот подошел. Все знакомые лица: Кито Лоренц, Краус Хорст, Карл Гардер -- все из абвера. Гардер говорил по-русски:
-- Рыбка в сети? -- спросил он.
-- Так точно.
-- Возвращайся на место. Брать будем мы. Когда, тоже решим мы. Твое дело идти следом. Понял?
-- Яволь.
По рации лейтенант Кито Лоренц сообщил майору Оберлендеру номер дома на Петровской, в который заходил русский.
-- Вы не ошиблись? -- переспросил доктор.
-- Никак нет, господин майор.
-- Он вошел в квартиру с парадного или с черного хода?
-- С черного.
…Да…Похоже «рыбка» попалась…