Рецензия на фильм Асса

Описание: http://www.afisha.ru/movie/170143/

Сцена на яхте с исполнением песни про старика Козлодоева является ключевой для анализа фильма. К слову сказать, в этой же сцене посылается дружеский привет любителям тайнописи знаками и символами в искусстве, то есть того, что деликатно называют интеллектуализацией искусства (как тенденцией): Бананан и его товарищи, чтобы не замерзнуть на пронизывающем ветру, заворачиваются в большое кумачовое полотнище и в таком виде гордо шествуют на палубу. Случайная деталь неожиданно оборачивается «остроконцептуальной» находкой? Для тех, кто не знает об утилитарном назначении этой тряпки и ищет «знаки» и новую трактовку образа даже в случайных почесываниях персонажей, вполне возможно. Старая актерская хитрость гласит: «если не знаешь, как играть, – играй странно». Играй (или снимай, рисуй, пиши) странно, и критики к тебе потянутся. Сделай вид, что ты ищешь новое, и очень многие подтвердят, что и они смогли увидеть платье короля, сшитое автором-новатором.

Чтобы не уподобляться ценителям «странного» а-ля Линч кино, основное внимание следует уделять не содержанию своей остроумной интерпретации произведения искусства, а ее обоснованию при помощи материала произведения и его культурного контекста. Спекулятивные построения могут быть очень красивы и оригинальны, но к исследуемому произведению они отношения не имеют и, следовательно, критическим анализом не являются.

В песне про старика Козлодоева чрезвычайно прозрачно и недвусмысленно высмеивается некогда сильное и страшное государство, дошедшее до состояния полной немощи, однако не желающее ни признать этот факт, ни, хотя бы, тихо и без лишнего шума самоустраниться, дав возможность создать на освободившемся месте мало-мальски эффективные структуры управления. Моэм говорил: «старость очень неприятная пора жизни, но еще никто не придумал другого способа прожить подольше». Государственные образования, осознающие себя не инструментом, созданным сообществом людей для удовлетворения своих потребностей (как должно быть), а живым организмом, всегда стремятся прожить подольше, нисколько не заботясь о своей эффективности как механизма управления (обычно, строго отрицательной). Каждый лишний день существования такого государства стоит стране и обществу двух, потому, что вместо того, чтобы использовать этот день для развития, они продолжают деградировать. Как можно скорее, этому государству нужно послать легкую смерть и заняться строительством нового. Это должно быть очевидно всем, за исключением, разве что, исступленных почвенников, которым подходит всякое государство, лишь бы не было похоже на западное. Однако, например, Крымову это настолько неочевидно, что он даже не понимает, о каком старике Козлодоеве идет речь. Поэтому «папик» и принимает обидное имя на свой счет. Действительно, «деловым» людям вроде Крымова не нужно устраивать жизнь (в своем городе, своей стране, своем Человечестве), а нужно только самим в ней устраиваться. Поэтому нынешнее положение, дающее богатые возможности для этого, ему вполне подходит. По этой же причине ему совершенно непонятна мотивация юноши. Ну, предположим, молодой соискатель оспаривает понравившуюся ему девушку у престарелого конкурента, – это понятно. Но увидел же, что «папик» серьезный мужчина, и его голыми руками не возьмешь. Ну, отступись! Других девчонок вокруг мало, что ли? Пренебрежение вполне реальной опасностью иррационально, а Крымовым понятна только рациональная мотивация. Иррациональная, или, иначе говоря, этическая мотивация (этика принципиально иррациональна), им недоступна.

Конечно, женский персонаж можно трактовать как материальное воплощение Родины, которую и Бананан, и Крымов каждый по-своему любят, нуждаются в ней, сражаются друг с другом за нее. Бананан погибает, но в развязке инспирированного им конфликта девушка поражает Крымова и, наконец-то, освобождается от него. Неизбежно проведя следующие несколько лет в покаянии не столько за формально совершенное преступление, сколько за грехи сожительства с Крымовыми, она освободится окончательно: катарсис достигается через страдания и кровь. Но, памятуя о шутливом предостережении автора, лучше не разводить глубокую философию на мелком месте. Главное здесь – то, что Бананан в любом случае должен был столкнуться с Крымовым, как всегда сталкивается искренняя жертвенность во имя нравственного идеала с примитивной расчетливостью.

В действительности, как мы теперь знаем, события развивались иначе. Поэтому не стоит удивляться возникновению «второй советской власти» бюрократического конгломерата в стране, где нормой является стереотип поведения Крымова, где благо свободы взвешивается на тех же весах, что и колбаса, где отсутствует представление об ответственности органов управления перед обществом и каждым гражданином, где мифы о прошлом тем героичней, чем омерзительней факты, где кроме смешных чудаков-одиночек никто не заикался о необходимости покаяния и расправы с прошлым, которое никак не хочет быть деактуализировано. Смутное время в большей части страны удалось пройти без особенной крови. Это, конечно, благо. Однако этот социологический индикатор однозначно свидетельствует об огромной и безусловной апатии как главной «движущей силе» общества.