Любовь со стомой

Как мог знать несчастный Ицхак (а вы видели счастливого еврея?), что в какие-то там 57 лет врачи сделают с ним невозможное? Самым невозможным была хитрая операция молодого и улыбчивого хирурга, которого почему-то звали Эгил, несмотря на фамилию, которую вполне можно было бы изменить на нормальную без окончания. Но как бы не забавлялись фамилиями в маленькой северной стране, бывшее осталось бывшим, а этим сказано очень многе, если не всё.

Этот самый хирург, большой мастер своего дела, насвистывая арию из «Травиаты» напрочь отрезал возможность Ицхаку удовольствие посидеть и поразмышлять на унитазе, но зато приделал эту возможность к левому боку, где, как вы понимаете, функции остались те же, но ощущения исчезли напрочь. Да ещё эти мешочки, да ещё этот запашок, просачивающийся сквозь клапан даже во время пицекатто Штрауса в исполнении виртуозов из Вены.

Милая рыжая бестия нахально уселась прямо напротив Ицхака в летнем кафе, где тот наслаждался чашечкой кофе, ни о чём особенно и не думая. Загорелые ножки нагло торчали из-под лёгкого лентего платьица, а из-под роскошных ресниц смотрели совершенно синие глаза, и смотрели они прямо в упор на Ицхака. Бедный Ицхак чуть не подавился глотком кофе, но глаз (от ножек, разумеется) не отвёл, отбросил все мысли, связанные с пристальным разглядыванием его самого и окончательно решил:

- Вот она – судьба!

«Судьба» же, закурив, хрипловатым голосом вопросила:

- Ну, что - так и будем сидеть или угостишь чем-нибудь?

Ицхак подозвал официантку, и незнакомка заказала себе бокал самого дорогого коньяка и тарелку с чем-то таким, что Ицхаку знакомо не было.

Аппетит, с которым пила и ела прекрасная незнакомка, отвечая на все вопросы, которые посчитал себе вправе задавать ей Ицхак, позволял юной рыжей принцессе либо мычать в ответ, либо отвечать совершенно нечленораздельно. Но ножки, но юная грудь, но эти синие глаза!!! И бедный Ицхак решился на монолог:

- Вы очень понравились мне и я… я хотел бы продолжить с Вами знакомство…

Она посмотрела на Ицхака посытневшим взглядом и легко «приняла предложение»:

- Пойдем в туалет, и указала на ближайшие кабинки.

Счёт вызвал в душе Ицхака некоторые чувства, но ожидание необычного и сладостное предвкушение оказались превыше чувств.

Как настоящий кавалер, Ицхак отвёл даму к туалету, приготовившись охранять её покой за металлической дверью, ибо, по известным причинам, сам к этим процессам стал относиться с трепетом. Но дверь приоткрылась и дама возмущённо выхрипнула:

- Эй, ну долго я тебя тут буду ждать?

Как истинный кавалер, Ицхак подумал о том, что даме необходима помощь, что в кабинке затаился маньяк, и, поправив на боку, как кинжал, стому, храбро шагнул в обитель запахов, которые почему-то с советских времен так и не изменились. Должно быть, изменить их не представляется возможности даже самой демократической власти.

- Ну, ты долго ещё там? –

Капризно прохрипела рыжая бестия.

- Что долго? –

Искренне не понял Ицхак.

- Совсем придурок что ли?

Ицхак стал медленно понимать ситуацию, от такого понимания вдруг заныли швы и булькнуло в стоме.

- Но туда не дам, беру только в рот, -

Деловито прохрипела «принцесса» и приготовилась расстегнуть Ицхаку штаны и (о, Боже!) при этом она могла увидеть уже не совсем пустой мешочек от стомы.

Ужас, который охватил при этом Ицхака, был, наверное, страшнее ужаса выводимого на расстрел человека. Паника и отвращение, оказывается, имеют реактивный старт и неплохие крылья. Ицхак сам не заметил, как очутился в троллейбусе на пути к своему дому, а уже дома, спрятавшись в угол своей комнаты, долго сидел в раздумьи.

Он думал о коварстве любви, о стоме и о превратностях жизни.

2008.07.14.