Марк Николаев Утро Канала. Понедельник Кота

Утро Канала. Понедельник Кота.
“Tell me WHY I don’t like Mondays?”
Boomtown Rats
Грибоедов канал каждый день другой.
Словно аллегория собственной отглагольности,
чьи отзвуки в имени своём таит.
Этот понедельник стался прохладным не столько погодой,
сколько настроением. Беспокойная рябь его выдавала картинки из неумолимого будущего,
где долго ещё не будет теплее и телу без дома лишней одежды милее,
где всё реже кораблики покровы тела канала режут.
По похмельной плёнке мусорного отчёта пролившегося пленительной погодой выходного дня,
подкрался против маршрутного течения нарочито непритязательный бот-вонючка.
Существо бота, будто составленное из выдержанного в болотистой земле
тяжеленного железа и подгорелой резины, носило следы конвенциональной функциональности.
Бот бурчал, как очень пожилой вахтёр,
подзависший с бульварным чайнвордом в приступе правдоискательства.
Завешивая воздух вокруг себя дымом сермяжной справедливости,
бот ворчливо пожирал болтающуюся на поверхности дрянь,
пластиковых свидетелей всплеска выходной восторженности.
Собственную ржавую неуклюжесть бот компенсировал,
манипулируя двумя рабочими с сачками, разнаряженными
в карнавально яркую униформу. С носа мусорного божка,
его жрецы вершили ритуал выуживания вещ. доков выходного дня.
Вот в движении пропыхтела трубой зловонная рубка и бесстыже развернутое на зрителя чрево бота.
Поравнявшись в шаге с кормой, Наблюдатель, вдруг, вздрогнул и на парапет припал.
Прислонившись к правому борту, упёршись опустошённым взором в небо, распластав набрякшее водой тело,
возлежал несуразный в своей несоразмерности плюшевый Кот.
В целлулоидных глазах его, казалось, скопилась боль вины и раскаяния за все прегрешения всех праздных хамов,
что гадят всюду, маркируя лучшие миги своего экзистенциального счастья. На дне опустошённого взора,
уныло плескалось окончательное отчаяние. Похоже, другого выхода, кроме самовыброса, бедолага уже не видел,
ослеплённый бесчинством невежественных празднолюбцев.
Пронзительно ясно стало, что ежеутренняя прогулка, весь мусорный антураж, являли лишь предысторию,
носителем истинной истории, очевидцем, нежели наблюдателем, был плюшевый страдалец,
а экраном, запечатлевшим кошмары людских гуляний,
были его целлулоидные глаза…
Говорят: «Never trust the teller, trust the tale»
Здесь teller и есть tale.
Trustable?