Рыбный мусор

Она: Ты мусор вынес?

Он: Четверг.

Она: Мусор!

Он: Да, это вполне очевидное преимущество…

Она: Ты выносил сегодня мусор?

Он: Сережка Олейников прищемил большой палец на ноге. Ноготь начал отходить. Чтобы продемонстрировать, он снимал ботинок, стягивал носок и пальцем приподнимал посиневший ноготь, сопровождая это каким-то дурацким «уууээээ». Все мальчишки плевались и отворачивались. Я вспоминал рыбий рот.

Она: Кто-то должен вынести мусор.

Он: В день, когда родилась сестра, я позавтракал жидковатой манной кашей, которую приготовила хлопочущая бабушка, а затем ушла в садок за домом срезать георгины. Затем к подъезду подъехала оранжевая «копейка» дяди Паши. Мы с бабушкой погрузились в нее и поехали с цветами наперевес в соседний город. Остановились возле белого здания, от которого тянуло химическим больничным запахом. Из подъезда вышли родители. Мама держала в руке большой тряпичный сверток. Сев в машину я увидел в проглядывающих пеленках сморщенную красную мордочку в пятнах зелёнки. Новорожденная спала, чуть приоткрыв беззубый рот. Чем-то похож на рыбий, как показалось.

Она: Если не вынести мусор, ведро начнет вонять.

Он: Я очень боялся стадионов и большого скопления людей. Еще совсем малышом папа взял меня на «Динамо». Невыносимо палило солнце, и папа сделал мне чепчик из носового платка, завязав кончики узелками, чтобы не сползал с головы. С наших верхних рядов было не очень хорошо видно, что происходило на поле. Впрочем, я еще слабо представлял себе смысл игры. Я больше обращал внимание на других зрителей, напряженно всматривающихся в одну точку и словно по команде раскрывающих рты в радостном или разочарованном восклицании. Словно косяк рыб.

Она: Я вчера выносила мусор дважды.

Он: В первый раз я попробовал пиццу году в 86-м. Папа сводил меня в ресторан «Каменный цветок», где заказал не виданный мной ранее открытый пирог с порезанной колбасой и соленым тягучим сыром. Я откусывал большие куски, оставляя на щеках жирные пятна и моментально подсыхающие паутинки сыра, тянулся к высокому стеклянному стакану, и держа его холодное, в капельках испарины тело двумя руками, жадно пил пузырящуюся и шибающую в нос апельсиновую «Фанту». Папа утирал мне рот салфеткой и просил не ерзать. Наевшись, я начал смотреть по сторонам. Через два столика от нас я увидел очень пьяного мужчину средних лет в зеленоватом костюме. Я тогда еще не знал, что значит «пьяный», и с удивлением наблюдал, какими неловкими, неуверенными движениями тот пытается отрезать свой кусок пиццы и направить в рот. Внезапно мужчина уронил на пол оливку. Чуть сползя на стуле, он пытался вилкой поддеть ее, но та не поддавалась и ускользала от него, обрастая ворсом ковролина и пылью. Мужчина беспомощно причмокивал губами и что-то неслышно приговаривал, как застывшая посреди аквариума рыба.

Она: Мне кажется, мусор уже начинает пахнуть…

Он: Деда после инфаркта разбил паралич. Он лежал на даче в своей комнате, слепой и недвижимый, громко вздыхая на весь дом и подзывая бабушку, если нужно было сменить утку. Больше к нему никому заходить не хотелось. От комнаты уже начинало нести каким-то безысходным запахом скорой кончины. Однажды мне потребовалось по какой-то причине зайти в его комнату, видимо в ней оставался еще ящик с солдатиками, который не успели перенести в другое место. Я тихонько приоткрыл дверь и прошмыгнул внутрь, стараясь не привлекать внимание. На цыпочках пройдя в угол, я осторожно выдвинул ящик и взял его на руки. Дед тяжело дышал на своей кровати у зашторенного окна. Внезапно один из металлических солдатиков из «матросской» серии выпал из ящика и громко шмякнулся о дощатый пол. «Кто здесь?» обеспокоено спросил дедушка. Я замер. «Тут кто-то есть? Вадя, ты? Это ты, Вадя?» Я с испугом посмотрел на деда, почему-то боясь пошевельнуться. Его бледно-синеватое лицо со слезящимися мутными глазами покоилось на подушке. «Здесь кто-то есть?» повторял он и больше всего в этот момент он напоминал выброшенную на берег крупную умирающую рыбу…

Она: Эта рыба точно протухла. Выброси ее.

Он: Иду.