Когда исчезает надежда

На жизненном пути каждого человека существуют испытания, вынуждающие делать нелегкий выбор, сложные ситуации, которые воспринимаются безвыходными, тяжелое время, когда рядом остается только спасительная надежда. То она хрупкая, туманная, то крепкая и сильная – какая бы ни была, надежда – верный помощник.

После очередных побоев в период обострения болезни мужа Мария почувствовала, что нет ничего, что заставило бы ее продолжать терпеть издевательства. Она сохраняла детям отца, рискуя оставить их без матери. Теперь же и сын, и дочь создали свои семьи, стали взрослыми.

Брат Михаил помог отвезти Петра в больницу на длительное лечение. Мария продала скотину, отдала на временное хранение холодильник, радиоприемник, самотканые дорожки соседям и уехала к дочери в надежде, что этот курс лечения навсегда избавит мужа от галлюцинаций и жестокости.

В начале лета Мария поехала поздравить с юбилеем родного брата, живущего с семьей в соседнем селе с Зеленым Долом, где одиноко стоял наспех заколоченный досками ее с мужем дом. Нарядная: на ситцевом платье и платке – распускающиеся алые розы, длинные волосы, аккуратно уложенные в клубок, изящные туфельки на маленьком каблучке. Простенько и красиво. Несколько часов в автобусе до города, пересадка в рейсовый «пазик» до Петропавловки.
Таявшие под лучами щедрого июньского солнца пассажиры покорно склоняли головы в сонной неге. Гул мотора, треск залетающих под брюхо дорожных камней, музыка в радиоприемнике…
Вдруг, хватаясь за поручни, к Марии подошел мужчина:
- Маня, ты куда это собралась?
Это был Петро! Его дикий взгляд – предатель больного состояния до дрожжи в коленях испугал Марию, тело застыло в судороге, язык онемел. Закричать? Позвать на помощь? Что делать?

- Ну, что, Манька, в психушку упекла, вылечить хотела. Ха-ха-ха! А я вот сбежал!
Его полушепот раскатами зловещего грома сотрясал ее сознание: только бы до Петропавловки доехать, там встретит брат, поможет.
- На перекрестке останови! – скомандовал он водителю.
Ужас морозным сугробом окатил Марию. Автобус остановился, Петро, крепко схватив жену за руку, вытащил ее на трассу.
Три километра до Зеленого Дола они шли под прозрачной вуалью вечерних сумерек. Молчали. Страх то накатывал на Марию, то отпускал, уступая минутам безразличия. Изредка Петро нервно шевелил губами: то ли ругаясь, то ли составляя план дальнейших действий. Подвесной мост над широкой рекой Ануй, знакомые извилистые улочки, брошенный дом…

Не останавливаясь ни на минуту, Петро одержимо схватил лежащий на привычном месте у крыльца топор и повел жену в сад. Ночь утопила деревеньку в глухом сне, лишь откуда-то с окраины доносился одинокий вой собаки, да в густой траве стрекотали сонные кузнечики.

Когда исчезает надежда, вера в жизнь уходит вместе с ней. Пустота мыслей, вакуум чувств. Мария стояла на коленях, положив голову на старую большую чурку, где когда-то рубили кур, и молчала, покорно принимая приговор палача. Он несколько раз заносил топор, опускал, касаясь тонкой шеи жены, и снова поднимал в воздух – примерял меткость и силу удара или ждал мольбы о пощаде. Сколько длилось это действо? Безвременье поглотило происходящее. Свидетелей не было.

Вдруг чувство самосохранения подбросило ей шанс – в соседнем дворе протяжно промычала разбуженная чем-то корова.
- У нас же корова не доена! Подожди, Петро, я сейчас быстро ее подою, а потом зарубишь меня.

- Нет!
- Так недоенная же, к утру будет сильно кричать, молоко испортится, невкусным станет.
Над садом беспомощно зависла тишина.
- Иди. – Холодно произнес Петро.
Мария медленно встала, чтобы случайно не вызвать приступ гнева у мужа, и пошла к стайкам.
- Стой! – окликнул Петро. – А то сбежишь.
Он быстро порвал на клочья ее платье.
- Голая-то никуда не денешься.

Она дошла до стаек, спрятанных кустами облепихи и раскидистыми яблонями, и, … перепрыгнув через забор, бросилась к соседке Майе.

Напуганная подруга не мешкала, еще мгновение и Мария в ее одежде огородами выбежала из деревни и мчалась сквозь брызги рассвета в соседнее село. К первому автобусу успела…

Дорога кинолентой мелькала за окнами вперемежку с кадрами ее двадцатипятилетней семейной жизни…

Что дальше?

Дальше – постоянный страх, что он найдет ее и убьет. Он и смерть срослись в одно понятие, в единое ужасное.

Он же никогда не снимал обручальное кольцо, оно было очень дорого, как память, как знак семьи… В период относительного здравия Петро тщательно отглаживал костюм, начищал до блеска ботинки. Гладко выбритым и аккуратно причесанным, благоухая одеколоном, отправлялся в город за подарками. Через знакомых или родственников узнавал очередной адрес семьи дочери Надежды, с которой жила Мария. Гордо с красочными платками для дочери и внучки и золотым перстнем для жены в черной сумке он приезжал в село, находил дом и часами, не решаясь открыть калитку, гулял около него, изредка поглядывая на окна.

Через двенадцать лет Петро умер. Еще через пять лет – сын. Похоронив сына, Мария в одночасье из молодой женщины превратилась в уставшую, морщинистую старушку.

- Пора меня смертушке забирать, - задумчиво вздыхая, говорила она. – Когда смертушка придет?...

С тризной надежда исчезла навсегда. В окружении любящих внуков, правнуков, дочери, зятя жизнь в ней все-таки угасала… Похороны брата Михаила, подруги Майи…

За шесть дней до своего семидесятисемилетия Мария Никифоровна (Кулакова) Аборнева покинула этот мир…