Французский поцелуй

Вечером в четверг, 24 июля я ехал в метро и увлечённо читал. “La mecanique biologique du cheval” – так, кажется, называлась эта книга. Читалась она трудновато – с непривычки французские анатомические термины воспринимались тяжело, да к тому же сами идеи автора, одинаково легко обращавшегося и с медициной и с физикой, были весьма нетривиальны. Я честно старался представить себе в движении все части и узлы изящнейшего, но чертовски сложного локомоторного аппарата лошади (который ещё позавчера вечером с издевательской непринуждённостью функционировал подо мной во время очередной прогулки с Сигмой). К концу третьего перегона мне удалось, наконец, разобраться с очередным абзацем, повествующим о скручивающих усилиях, действующих на позвоночник лошади, и перед тем как двигаться дальше, мне явно следовало перевести дух. Нет, всё-таки этот месье Денуа даёт стране угля! – подумал я и поднял глаза от книги.

На диванчике прямо передо мной сидела девушка. Не красавица, но весьма симпатичная, по моему мнению. Черты её лица были не совсем правильными, но приятными, что неожиданно притягивало мой взгляд. Она тоже смотрела прямо на меня, если точнее, на обложку книги, которую я держал в руках. Девушка заметила мой взгляд и смущённо улыбнулась. Я присел рядом с ней – пока я сражался с упругими свойствами позвоночника, место успело освободиться – и повернул книжку так, чтобы ей удобно было прочесть название.

-Извините, - сказала девушка, - французский язык притягивает!
-А я думал лошади!
Моя попутчица слегка покраснела и ещё раз улыбнулась.

По чести сказать, на этом месте мне нужно было бы встать и направиться к выходу, поскольку поезд приближался к моей станции. Но именно в этот вечер мне чертовски не хотелось идти домой. Сидеть там в одиночестве было скучно, а делать разнообразные дела не хотелось, так как московская жара лишь вчера немного ослабившая свою хватку вымотала меня за эту неделю преизрядно. И я позволил себе лёгкое хулиганство

– Parlons Francais donc! Je m’appele Serge…
- Marie
-Enchant;

К моему удивлению Мари (или, наверное, всё-таки Маша) смущаться не стала. Она говорила быстро, насколько я могу судить почти без акцента. Грамматикой она явно владела значительно лучше, чем я, употребляя такие времена и обороты, которые нормальный француз видит лишь в книжках по изящной словесности. Она болтала обо всём, расспрашивала меня о работе, о лошадях и глобальном потеплении, ругалась на бардак в стране и рассуждала о переводах Жака Превера. И всё это минут за 10. Мы вышли вместе на Новогиреево, и пошли куда-то, вероятно, в направлении её дома. По дороге заглянули в кафе. Затем пошли, как она сказала, длинной дорогой, через парк.

Уже темнело, через розоватый туман московского неба проглядывали самые яркие звёзды. Я рассказывал какую-то чепуху про ракету Ариан-5, про европейскую космическую программу и сложности с космической миссией к Меркурию, о которой мне рассказывал один приятель, работающий во французском центре космических исследований. Мари шагала рядом со мной, почти иногда касаясь меня плечом. Я взял её за руку – она не возражала, даже чуть сильнее прислонилась ко мне. Мы остановились у берега пруда посмотреть на уток (les canards). Я слегка обнял Мари за талию, и она положила голову на моё плечо. Продолжая при этом болтать по-французски.

До меня постепенно начинал доходить смысл происходящего. Мари просто млела, особенно от того, что хотя я и говорил заметно хуже неё (что, видимо, ей льстило), но употреблял многие слова таким специфически французским манером, какому тяжело обучиться, если вы не прожили пару-тройку лет среди «лягушатников». А мне довелось там поработать изрядно. Говорят, что иногда цыганки могут загипнотизировать доверчивого человека, беспрерывно говоря ему что-то. Мари же не выглядела ни оглушённой, ни сбитой с толку. Она явно отдавала себе отчёт в происходящем, но просто млела.

Мы купили вина и сыра (удивительные плоды цивилизации, но в Москве теперь можно иногда найти пристойный камамбер в полдвенадцатого ночи!). Мари жила на 18 этаже, дома у Мари никого не оказалось. Мы не стали зажигать свет, за окнами блистал огоньками вечерний город. Пару минут моя спутница молчала, впервые за этот вечер. Она порезала сыр и пару яблок, принесла бокалы и зажгла маленький масляный светильник с ракушками и листочками внутри. Я открыл вино и по французской традиции плеснул сначала чуть-чуть в свой бокал (если на горлышке остались кусочки пробки, они попадут мне), затем наполнил бокал Мари и, наконец, свой. Я присел рядом с ней на диван…

….Губы Мари оказались чуть сладковатыми на вкус, мягкими и удивительно подвижными. Дыхание её было горячим. Я осторожно посадил её к себе на колени, и ей опять пришлось замолчать. Целовалась Мари увлечённо. Но минут через пять она вдруг отстранилась от меня. Встряхнула головой, как будто желая проснуться. Она поднялась, отодвинула чуть - чуть столик.
-Встань, пожалуйста – попросила она (разумеется, по-французски)
-?
- На минуточку!

Я поднялся. Мари быстрым движением разложила диван-книжку, на котором мы сидели. Хлопнула дверца тумбочки и через мгновенье на диван легла простыня с какими-то диковинными цветами. Мари расстегнула пояс своего платья, отбросила его в угол комнаты на кресло, присела на край дивана, протянув ко мне руки – Viens! Моя рубашка последовала вслед за поясом Мари.

… Она была очаровательна и, как казалось, совсем не смущалась. Мари была послушна моим рукам, но в то же время изобретательна. Я подумал, что мне не просто здорово с ней, мне к тому же интересно! Мари нравилось, впрочем, время от времени вытягиваться рядом со мной, прижимаясь своей грудью к моей. Поцелуи её были горячими, глубокими, но короткими. Она то и дело шептала мне что-то и мне было забавным отвечать ей. Любопытно, что получалось это легко, не задумываясь, хотя мне никогда раньше не приходилось заниматься любовью на французском языке.

Интересно, подумал я, когда на несколько мгновений успокоение овладело нами, важно ли ей что-нибудь, кроме того, что я умею говорить на этом языке? Желая понравиться женщине, каждый, конечно, старается распушить хвост, сделать так, чтобы она заметила то, что ты умён или красив, силён, надёжен или хотя бы успешен. Надеешься, наверное, что понравишься именно тем, что любишь в самом себе сам. Наверное…. Нет, я конечно, в тайне горд своим недурным знанием французского… Но ведь я мог бы быть просто французом, или бельгийцем каким-нибудь. Любым! Безмозглым, жадным и самодовольным. Неужели же сам факт языка…

…Додумать не получилось. «Факт языка» - на этот раз просто острого, щекочущего мой живот языка Мари вернул меня …( к действительности ? ну, пусть так).
…Мари была сверху, плавно но глубоко раскачивая в глубине моего естества бурю. Смотрел на неё расширенными от возбуждения глазами, руки мои ласкали её плечи, грудь, иногда стекая вниз к бёдрам и к треугольнику волос внизу её живота, который теперь тесно смыкался с моим. Я был не в состоянии говорить ни на каком языке, просто тихо постанывал от удовольствия. Мари остановилась, не желая доводить меня до завершения так быстро. Отбросила прядь волос со лба.

-Veut –tu du vin?
 
Она изогнулась, не слезая с меня, и взяла со столика свой бокал, полный до половины. Я протянул руку, но Мари с озорной улыбкой отодвинула мою ладонь. Она сделала глоток сама, затем набрала немного вина в свой рот и стала плавно нагибаться ко мне. Мне пришлось чуть приподняться к ней на встречу. И когда наши губы наконец встретились, и я ощутил приятную горечь каберне, Мари сделала вдруг ещё одно глубокое движение и вулкан, набухавший внизу моего живота, наконец извергнулся. Я испустил удовлетворённый рык и прижал её к себе….

Мари лежала, прильнув ко мне, и молчала. Её кожа казалась золотистой в слегка мерцающем желтоватом свете масляного фонаря. Наверное, в этом масле много натрия – пронеслась мысль в моей голове.

Маша вдруг приподняла с моего плеча голову и посмотрела мне в глаза.

-Знаешь, - сказала она вдруг по-русски - я удивлённой поднял бровь – я тоже очень люблю лошадей. Только побаиваюсь их немножко.

Я вдруг почувствовал радостное облегчение, какое-то почти эйфорическое и светлое.

- Это здорово! Я поцеловал её в губы и улыбнулся. –Tu parles pafaitement bien Russe, cherie!


P.S. Позднее я попробовал научить её ездить верхом, но Мари так и не научилась не бояться лошадей. Ей, правда, очень нравилось кормить их с руки морковкой.