Виктор Сухоруков

«Я – РУССКИЙ МУЖИК, КОТОРЫЙ ВЫЛЕЗ ИЗ АЛКОГОЛИЗМА…»

Популярный актер театра и кино Виктор Сухоруков был бомжем и собирал на улицах бутылки. Он считает, что «пруха» и популярность воздались ему за долгие годы испытаний...
Недавно картина, в которой он сыграл главную роль - «Бедный, бедный Павел» была впервые представлена белорусскому зрителю. После триумфальной премьеры на фестивале «Славянский базар в Витебске», собрав море цветов и раздав сотню автографов, актер дал интервью нашему корреспонденту.

В РВАНЫХ ТРУСАХ – В ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО
- Виктор, почему одни актеры становятся популярными, а другие – нет? Вот вы, чем лучше других?
- Может, и не лучше, но я заслужил! Поэтому мной заинтересовались удача и ее родная сестра пруха. А пруха и удача – счастьины дочки. Сейчас можно говорить уверенно: я стал популярным потому, что они меня полюбили. А полюбили потому, что было за что!
- За что же?
- Да потому, что я мечтал об актерстве с пеленок, и шел к своей цели вопреки всему! Мама - ткачиха и папа - чистильщик ткацких машин, считали, что я блажу. А я выписывал «Пионерскую правду» потому, что там были объявления киностудий о том, что требуется мальчик или девочка на роль в картине. Я воровал у матери копейки, садился на электричку, ехал в Москву на киностудию... И меня не брали! Весь мир был против меня и когда я поступал, надо мной смеялись: куда, дескать, прешься в рваных носках, да с дырявыми трусами! В первый раз я поступал в школу-студию МХАТ и один известный актер мне сказал: «Вы никогда не будете актером!» - «Но мне нужен театр!», - пролепетал я. – «Допустим. А вы спрашивали себя: а нужны ли вы театру?» Я чуть не умер тогда...
В ГИТИС поступил после армии, со второго раза... И когда уж приняли, я попросил справку для родителей... Только вошел, мать кричит: «Явился, артист хренов!» А я говорю: «Да! Артист хренов!» И впихнул ей в руку эту бумажку. Она только и сказала: «Ну, ... твою мать, давно пора. Сколько ж можно...» И заплакала. К сожалению, родители «кина» моего не увидели. Я был еще студентом, когда мама умерла от рака, а вскоре и папа - от тоски...
Закончил я ГИТИС в 26 лет. Режиссер Петр Фоменко что-то во мне разглядел, пригласил меня в Ленинград, в академический государственный театр. Это было такое счастье... «Витя! – говорил я себе. - Черт возьми! Тебя взяли в центр мировой культуры! Не зарывайся! Не гневи Бога!.. Но…»
- Но… прогневили?
- Пьянствовал я! Вино жрал! Пьяным пришел на спектакль, ну, меня и уволили. А в другие театры не взяли: «У вас репутация пьющего человека». Я пошел в грузчики, таскал мешки с сахаром... и пил еще больше. Бомжем стал. Собирал на набережных бутылки, окурки подбирал... Два года так... Я очень быстро падал, и по всем статьям должен был подохнуть, но однажды мне привиделась асфальтовая дорога с покатыми краями. Будто я иду по ней с близкими мне людьми, спотыкаюсь и соскальзываю в яму. А они уходят. Я пытаюсь выкарабкаться, кричу: «Подождите!» А они махнули на меня и ушли... Это видение меня спасло. Я стал немножко верить в Бога и постепенно, постепенно начал обретать человеческий облик. Меня пожалели и позвали в Театр Ленинского комсомола. И вот я сижу перед вами: счастливый и талантливый, и ни о чем не жалею. Этот опыт позволил мне стать по настоящему хорошим, талантливым актером.

БЛАГОСЛОВЕНИЕ БРАТА
- Известно, что сниматься в кино вы стали уже в зрелом возрасте, в молодости что, не приглашали?
- Я тыркался на «Ленфильм», но меня не брали даже в массовку. Но однажды, мне уже 40 исполнилось, предложили эпизод. Одели в форму солдата, привезли в игровой вагон. Погода жуткая, съемки ночные, сказали: «Сиди, жди, когда вызовут». Сижу… Не зовут! В половине восьмого утра забеспокоился. Вышел – а никого нет! Все уехали, а про меня забыли!!! Я поставил на кино большой жирный крест! Но именно тогда меня позвали на пробы в фильм «Бакенбарды». Я расценил это как последний шанс. А режиссеру я не понравился... Смотрим отснятый материал, он морщится… И тогда я и говорю: «Вы как хотите, а я собой доволен!» У него от такого нахальства даже очки съехали, но на роль он меня все-таки взял. А в 90-м я снялся в «Счастливых днях» у Балабанова. На пробах мы с актрисой, которая по сценарию беременна, разыгрывали сцену: «Посмотри, какой у меня живот», – говорит она. Я трогаю этот живот и вдруг ляпаю: «Видимо, это опухоль!» Балабанов так и покатился… И вот с этого смеха и пошли, пошли у меня картины… Когда выходила очередная, я каждый раз думал, что вот утром проснусь знаменитым. На счету уже был десяток картин, но этого не происходило!
- Всенародная популярность к вам пришла после «Брата», где вы с Сергеем Бодровым снимались...
- Не мое это дело - говорить о Сергее… Мне кажется, что каждое мое слово о нем отразится раздражением и болью в его близких... Скажу одно: я не считаю, что он погиб. Я назвал это уходом. Он ушел, как Экзюпери улетел, или как Македонский уплыл. Почему я сравниваю с ними Сергея? Потому что он тоже останется в истории и будет олицетворять наш век. Один раз он мне приснился. Улыбающийся…Прижался розовой щекой к правому уголку моих губ. Утром вода из крана текла чистая-чистая... Он словно сказал: «Забирай мою славу». И как только он ушел, она на меня вдруг обрушилась - грома-а-адная! Буду его помнить, буду его любить. Когда-нибудь встретимся.

УШАСТЫЙ ГЕРОЙ – ЛЮБОВНИК
- Вы играете в кино, в основном, мерзавцев, негодяев и сумасшедших. А героя-любовника сыграть могли бы?
- А кто даст? Маленький я, лысый, уши у меня висят на плечах, глаз колючий... Что дано, то дано. Но у меня у самого по поводу своей внешности комплексов нет. В деле покорения женщин, внешность не главное, я считаю. Главное, чтобы одежда всегда была чистой и отглаженной. И ты сам был чистый. Чтобы от тебя не воняло… Некоторые не понимают таких простых вещей. Стараются, пыхтят, пыжатся, чтобы заинтересовать... А вы не пыжьтесь, и пахнуть не будет.
- У вас есть любимая женщина?
- Нет, нету. Мне уже 52, я упустил свое время. Когда нужно было устраивать личную жизнь, я пил, а потом делал карьеру. На мою беду, находятся женщины, которые в меня влюбляются, но я не отвечаю им взаимностью. Я теперь холостяк по убеждению! Моя семья – это моя сестра Галя и племянник Ванька. Отца у него нет, я – вместо него. На море возил... Галя в сорок лет в первый раз его увидела. Это было как у Шукшина в «Печках-лавочках». Я вез их поездом, в отдельном купе. Нагулялись, накупались, назагорались и обратно в Москву самолетом. Когда брал билеты, попросил: «Дайте у окошечка, первый раз летят». И вот идут они по салону самолета, Галя и Иван. Тут она и говорит: «Ваня, у тебя вся жизнь впереди, поэтому у окошка сяду я». Села сестренка у иллюминатора и не отрывалась от него до самой Москвы. Мне кажется, умри Галя, умру и я, они с Ванечкой моя плоть и кровь...

ЛАКЕЙ-ШТРЕЙБРЕХЕР
 - Виктор, а сыгранные персонажи как-то изменяют ваше «я»?
- Конечно. Из роли киллера в «Брате» - мудаковатого, но совсем неглупого типа я кое-что в свой имидж перенес, голову теперь брею, как он... А вообще я артист «с погружением». Влезаю в шкуру образа, а потом вылезаю где-нибудь выше левого плеча и наблюдаю, что Сухоруков в этой роли делает.
- Говорят, что примерять чужую «шкуру» очень опасно?
- Если слаб человек, то он не только от кино слабеет, но и от свежего яблочка. Но вылезать иногда бывает трудно. У меня было так с «Комедией строгого режима», где я сыграл Ленина... Больше его играть не буду! Потому что Ленин говорит: «Хочешь быть мной? Будь!» Я, чтобы «быть» прослушал 3 тысячи метров его речей! Я им стал. А он начал за это мстить. И месть его была страшной. Долго еще, когда я что-то репетировал, режиссер кричал: «Ой! Ленин полез! Вон! Опять рука Ленина!» А для меня это смерти подобно. Мне хочется быть не только Лениным. Мне хочется быть и Наполеоном, и Гитлером, и Макбетом... Но сегодня я живу императором Павлом Петровичем... Я прочитал много книг, статей, воспоминаний... Я понял, что он не был сумасшедшим, он был болен душой. Душевнобольной в отличие от сумасшедшего мучается и раскаивается за свои поступки...
- Вы сказали, что живете с императором, значит бедный, бедный теперь вы - Виктор Сухоруков?
- Где-то да (смеется). В том смысле, что шибко состоятельным назвать себя не могу. Я штрейбрехер, потому что соглашаюсь играть за копейки. Один мой друг мне за это попенял даже, но я так ответил: «Пока ты будешь деньги считать, я, может, в историю попаду». Конечно, я – лакей. Но я столько перетерпел, что не могу торговаться. Богатство для меня – мои роли, а не гонорары!
- А какой вы - настоящий?
- Ну, как сказать? Конечно, я поддаю маленько, куражусь, немножко шокирую. Злым могу быть. Могу быть серьезным. А только смысл какой? Вот иногда смотришь телевизор: умных людей показывают, а скука одолевает. Ненавижу, когда люди раздумывают, тянут слова... Они же комплексуют! А я вас не боюсь! У меня разговор короткий: пришел, увидел, победил… Возбудил такой сумасшедший интерес, что все обалдели! А какой я на самом деле… Никогда не скажу… Друзья мои! Да я же вам тогда не интересен буду! И потом, вдруг вы меня любить перестанете?!
- Вы так выстрадали свою популярность… А что, если она вдруг исчезнет?
- Я знаю, чего в этой ситуации делать не надо. На весь мир злиться не надо. Я видел много таких: озлился, впал в отчаяние, спился и сгинул... И что? Его нет, а мир живет по-прежнему! Я это и сам испытал, я побывал на самом дне… Я мог подохнуть, но я не подох! Я закалился! И когда в голову лезут подобные страхи, я так хитро, ушасто, конопато подмигиваю судьбе… Ни хера!!! Меня уже не поймаешь! Я там уже был! Я – русский мужик, который вылез из алкоголизма, так неужели ж я забвение не перенесу?!

Светлана ЛАЗЕБНАЯ, 2005 г.