Перевёрнутые буквы или тринадцатое число

   

«Разлуки нет, пока в неё не веришь...»
 Ирма Рафаэль (с)


До конца рабочего дня осталось чуть больше двух часов. Совещание затянулось из-за новых бесполезных идей главного менеджера. Он говорит монотонно, без пауз, и его бегающий взгляд беспомощен в ожидании восторгов и поддержки. Все слушают с равнодушием на лицах. Я сижу, подперев подбородок правой рукой, и, вздыхая, поглядываю на ручные часы коллеги. От моих вздохов чуть колышется короткий рукав шёлковой блузки.
В детстве мне казалось, что птицы плавают по воде, подталкиваемые ветром. Но чуть позже в парке, увидев, как уточка гребла воду оранжевыми лапками, я очень этому удивилась. Также, наверное, плывёт по воздуху бестелесное время, отталкиваясь стрелочками часов от носика циферблата.
Заметив на подоле юбки красную ниточку, я начала её наматывать на палец. В детстве мы всегда так гадали на мальчиков. А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, З, И… Нет у меня знакомых с именем на И. Эх…А хочется, чтобы ниточка была короткой и получилась первая буква алфавита.
Совещание к моей великой радости, наконец-то, закончилось. Едва я закрыла за собой дверь своего кабинета, как послышался стук, и на пороге появилась улыбающаяся секретарь Руфина.
- Хотите чай со льдом? – спросила она тихо и посмотрела на меня восторженным взглядом. Она всегда на меня так смотрит. С тех самых пор, как я заступилась за неё перед директором в её первый рабочий день. Руфина тогда опоздала на пятнадцать минут и растерянно оправдывалась и извинялась, а директор кричал на всю приёмную.
- Ничего страшного. С кем не бывает. Поберегите лучше голос. Вам ещё на меня кричать, - сказала я, шутя, и, подмигнув Руфине, завела директора в кабинет.
Я хотела было отказаться от чая, но, вспомнив, как Руфина радуется и при этом смешно морщит нос, когда я благодарю её, тут же согласилась.
- Вас шеф вызывает, - доложила Руфина, поставив на краешек стола стакан чая с долькой лимона, кубиком льда и белым песочком не растворившегося сахара на дне.
- Надоел! Обязательно в конце недели нужно до последнего дёргать, – громко сказала я и, сделав один глоток чая, с недовольным выражением лица направилась в приёмную. По дороге Руфина поведала мне о том, что меня ждёт следующая командировка. Узнав, куда и на какое число уже куплены билеты, я ворвалась в кабинет директора с протестом:
- Я никуда не поеду!
- Поедешь, - сказал уверенно директор.
- Нет! Вы же прекрасно понимаете, что до конца июля у меня всё расписано. Я же просила не беспокоить в отчётный период.
- Присаживайся. Успокойся. Что такого страшного в Усть-Каменогорске? Сегодня к ним с проверкой налоговики пожаловали. У бухгалтера филиала уже предынфарктное состояние. Она не справится одна. Помоги ей.
- Справится. Пусть набирается опыта.
- Знаешь, когда я понял, что хочу с тобой работать? – улыбаясь, спросил директор.
- Когда?
- На собеседовании. Ты тогда сказала: «Я не умею молчать. Я буду ругаться!» – попытался изобразить меня директор.
- Не помню, - призналась я.
- Вот тебе поле непаханое. Ругайся с налоговиками, - усмехнувшись, ответил директор.
- Хорошо. Тогда я поеду при одном условии.
- Премиальные?
- Нет. Купите мне билеты на четырнадцатое, пятнадцатое… В любой день, но только не на тринадцатое.
- Четырнадцатое уже понедельник. Ты должна быть там с утра, так что полетишь тринадцатого. Это воскресение.
- Я не полечу тринадцатого!
- Ты суеверна?
- Да! – резко ответила я. А в голове промелькнуло: Я всуе верна…
- Тринадцатого Адам и Ева вкусили запретный плод. Что-то есть сладостное в этом числе, - листая визитницу, спокойно произнёс директор.
- Пожалуйста. Возьмите на любой день, - почти взмолилась я. Если бы он знал, как для меня это важно…
Все мои попытки перенести дату вылета оказались напрасными. В воскресенье я прилетела в Усть-Каменогорск в первой половине дня. Я наблюдала дождик из окна гостиницы и не знала, как поторопить время. Оно тянулось медленно, словно караван по пустыне. Больше всего мне хотелось, чтобы скорее закончился этот день. Тринадцатое июля. Я впервые оказалась в этом городе, но у меня было такое ощущение, что я была здесь. Давно. И не раз… Иногда из новых впечатлений рождаются старые. Так из новых букв реформированных алфавитов прорезываются тихими стонами отменённые буквы. Стирало время нещадно эти имена. Теперь живут на страницах священных книг ижица, зело, юс малый и юс большой. Так же прошлое хранит даты, слова и события. Прошлое - это календарь души, к которому иногда возвращается настоящее.
- Мархаба! – услышала я в трубке голос Талвира. Мы познакомились в интернете пару лет назад, когда я только начинала учить арабский. Узнав о том, что у арабского языка много диалектов, я бросила этот язык, освоив лишь несколько общих фраз. Талвир прекрасно владеет русским, потому что учился в России, и за время нашего общения по телефону мы очень подружились.
- Кифик? (Как дела?) – спросила я, не скрывая радости, что он позвонил кстати. Мне очень нужно было уйти от себя.
- Где ты? – спросил Талвир.
- Не спрашивай. Я там, где мне меньше всего хотелось бы оказаться, - ответила я, искренне разглядывая свой уютный номер. Мой взгляд остановился на стеклянном столике. Я заметила, что носик серебристого чайника смотрит в сторону Мекки.
- Я часто думаю о тебе, - вполголоса сказал Талвир.
- Скоро ты перестанешь думать…
- Ты говорила мне это два года назад. К твоему сожалению, ничего не изменилось, - сказал он шутливым тоном. У меня не получилось засмеяться.
- Я знаю, что ты меня не любишь. Но… Я люблю тебя, - с лёгкой грустью в голосе произнёс Талвир.
- Ты же меня никогда не видел. Может, ты просто одинок и поэтому…, - возразила я, открывая окно. В комнату ворвался шум дождя.
- Ну, конечно! Поэтому я звоню тебе через четыре тысячи километров. Рядом же совсем нет женщин. Не в кого влюбляться! – обиделся Талвир.
- Ма барф (Не знаю), - произнесла я.
- Называй это как хочешь. Но меня никто не переубедит в том, что я люблю тебя.
- А что такое любовь? – спросила я, слушая дождь.
- Ты должна это знать.
- Почему это я должна?
- Ты же всё время утверждала, что любишь другого человека. Значит, ты знаешь, что такое любовь…
- Барф, Талвир. Барф, - согласилась я, что знаю.
- Ана ухи буки, - повторил Талвир признание в любви на арабском языке. Мне показалось, что дождь тоже начал говорить на арабском.
- Я тебе не верю, - сказала я, вздохнув.
- Поверь. Зачем мне лгать? Я сказал это на языке пророка, - произнёс с обидой Талвир.
Я молчала. Не знала, что сказать в ответ.
- Знаешь, твоё имя есть в первой суре Корана, - сказал Талвир. И я уверена, что в этот момент он улыбнулся.
- Нет. Не знала, - солгала я. Не знаю, зачем я солгала. Просто так.
- Ты - хабибти. Знаешь перевод?
- Нет, - снова солгала я.
- Хабибти значит «любимая». Запомни это, - попросил Талвир, а я в это время выводила на стекле справа налево имя. Самое дорогое моему сердце имя. Последней на оконном стекле оказалась первая буква русского алфавита…
- Прости меня, Талвир.
- За что?
- За то, что я не люблю тебя.
- Ты не виновата. Никто из нас не виноват в том, что любит или не любит, - успокоил меня Талвир и, ссылаясь на занятость, попрощался.
Когда закончился дождь, и появилось солнце, я вышла прогуляться по городу. Перистые облака на серо-голубом небе были похожи на пряничную глазурь.
Я вглядывалась в лица прохожих. Вслушивалась в их разговоры. Одиночество - это когда словно забываешь свою жизнь и наблюдаешь жизнь других людей.
 Вот идут мне навстречу двое мужчин. Азиат и европеец.
- Я сегодня себе харакири сделаю! – с акцентом возмущается азиат.
- Почему?
- Я мужчина. А они меня с шариками и цветами провожали после презентации.
- Таким способом они хотели выразить радость и уважение, - пытается успокоить его европеец.
- Это оскорбление. Любой японец бы оскорбился, - размахивая руками, продолжает возмущаться азиат.
- Восток, - подытоживает европеец и похлопывает по плечу японца.
Вот проходит мимо мужчина средних лет. У него детское лицо. Такое впечатление, что мальчику наложили усы. Неподалёку от меня, у песочницы, молодая женщина тянет за руку дочь:
- Жара на улице, а она варежки просит! Домой, я сказала!
- Я хочу варежки! Принеси! – капризничает девочка. Я улыбаюсь, наблюдая за ними, и еле сдерживаю свой смех.
- Зачем? Варежки носят зимой! – остановившись у подъезда, возмущается женщина.
- А я хочу сейчас!
- Больше ты играть не будешь. Дома сиди теперь со своими варежками, - произносит сердито мать и заводит дочку в подъезд. Я, кажется, понимаю девочку. Когда в душе зима, то рукам холодно даже летом.
- Чужой город. Чужой город, - шепчу я себе под нос и равнодушно прохожу мимо фонтана «Зодиак» со смешными фигурками. Кому-то этот город запомнится озёрами, что родились на кратере вулканов. Или набережной, по которой проносятся скейтеры. А для меня этот город хранит маленькую тайну…
Со стороны, наверное, кажется, что я хожу по лабиринту улиц и ищу кого-то. На самом деле, это бродит по времени моя печаль и ищет момент, чтобы сорваться…
Через несколько часов золотисто-розовый закат приотворил двери наступающего вечера, а ветер начал поглаживать зелёные волосы деревьев. Я направилась в сторону гостиницы и, заглядевшись на один из цветников, споткнулась и упала возле тротуара. Мимо проехала на скорости белая машина. Я поднялась, и начала отряхивать от пыли и песка помятый шёлк лавандовой юбки. Проехавшая машина задним ходом вернулась к месту моего падения. Высокого роста мужчина выскочил из машины и предложил помощь. Прихрамывая и опираясь на его руку, я дошла до машины. Боль в коленях покалывала тысячами раскалённых иголок. Когда я оказалась на переднем сидении, я заметила на левой ноге две тоненькие струйки крови, ползущие от колена до ремня босоножек. Мужчина достал из аптечки бинт, перекись и за пять минут обработал рану.
- Ай! Мамочка! Уффф! - срывались с моих уст слова и звуки терпения.
Он аккуратно забинтовал моё колено и предложил поехать в больницу. Я отказалась. Только я попыталась выйти из машины, в колене снова появилась режущая боль, и я вскрикнула. Мужчина испугался и прижал меня к себе. Чужие плечи глотали мои всхлипы. На его льняную синюю рубашку падали зашифрованные в слёзы мои воспоминания:
«Я же дала себе слово, никогда больше не вспоминать о тебе! «Никогда» - самоё ненадёжное слово. Это слово – предатель. Оно теряет смысл, если в сердце живёт любовь. Я здесь, в городе, в котором ты был когда-то. Случаю было угодно, чтобы я попала в ту же гостиницу, что и ты. Гостиница называется так же, как город, – Усть-Каменогорск. Я бы тоже хотела быть одноимённой с тобой…
Мы были знакомы больше полугода и часто ссорились. После очередной ссоры я подумала, что ты больше не появишься. Я не искала тебя, но очень скучала.
Астрономы предсказывали в ночь на тринадцатое декабря метеорный ливень…
Ты приехал в командировку в этот же город днём двенадцатого декабря.
После полуночи раздался телефонный звонок. Ты спросил меня простуженным голосом:
- Как дела?
- Всё хорошо…
- А у нас с тобой как дела?
- У нас тоже всё хорошо. Ссоримся, миримся.
- Если посмотреть в будущее наших отношений, как ты думаешь, что нас ждет там? – спросил ты с тревогой в голосе.
- Не знаю, - ответила я растерянно.
 - Почему тебя долго не было? Ты был занят? - тут же спросила я, наблюдая, как за окном в моём родном городе кружат снежинки. Если бы я была ангелом, то благословляла бы людей на счастье раскрошенным над городом снегом.
- Да, были поездки. Но не в этом дело. То, что я давно не искал тебя, не значит, что тебя нет в моих мыслях. Ты давно во мне… Но… Я не хочу тебя любить. Не хо-чу! Не хочу искать тебя и думать о тебе…
- Ты так говоришь, словно я прошу меня любить. Я не понимаю тебя. Не нужно меня любить, - с обидой в голосе сказала я.
- Я люблю тебя! – произнёс ты громко.
- Так не бывает, - выпалила я взволнованно. Может быть, потому, что не была готова к этим словам…
- Я люблю тебя, прости мне это. Я люблю тебя… И не знаю, что в этом плохого. Я не знаю, что в этом хорошего… Вот сказал тебе правду, и на душе легче стало, - говорил ты медленно и многосложно. А я растворялась в твоих словах. Сердце моё словно поднималось вверх.
- Ты знаешь, что больше всего хочется человеку, который признаётся в любви? - спросил ты.
- Нет. Скажи…
- Это не просто слова. Хочется быть значимым в жизни того, кого любишь. Более значимым человеком, чем другие… Наверное, мне нужно было приехать в Усть-Каменогорск, чтобы решиться сказать тебе это…
Несколько минут мы молчали.
 - Какое сегодня число? – спросил ты, вздохнув.
- Тринадцатое декабря.
- Смешно? Признаться в любви в ночь на тринадцатое декабря! Если черти получают зарплату, то они получают её заслуженно. Это они помогают мне всё делать не так, - рассмеявшись, сказал ты.
- Нет, не смешно. Я просто не знаю, что нужно сказать.
- Хочешь анекдот?
- Расскажи…
- Значит так. Мужчина звонит в крупную нефтяную компанию и спрашивает, - начал ты рассказывать и замолчал.
- А что дальше?
- Не помню… Как так? Смешной же анекдот. Как я забыл? - растерялся ты, и я тогда громко рассмеялась.
- Вот ты сейчас смеешься, и моё сердце словно становится больше, - услышала я сквозь смех.
Мы проговорили с тобой в ту ночь больше пяти часов. Ночь без сна была похожа на сон...
- Положи первая трубку, - сказал ты под утро.
- Нет.
- Какая ты вредная!
- Да…
- Самая вредная на свете. И пусть. Оставайся такой. Другая будешь уже не ты, - произнес ты ласково. Твоими последними словами в ту ночь были:
- Думай обо мне хорошо, и я стану лучше...
Я помню, что заснула тогда счастливой. А потом… Я торопила к концу каждый день без тебя.
 - День, когда человек сказал о своих чувствах, и есть рождение любви, - сказал ты позже. Число тринадцать стало нам талисманом. Мы старались не пропускать возможности быть вместе каждое тринадцатое число любого месяца. Если мы снова ссорились, то тринадцатого обязательно мирились.
- Хочешь, я дам установку на то, что это число будет успешным для тебя? – спросил ты в одну из встреч.
- Хочу.
- Даю установку... Отныне число тринадцать в любых его проявлениях будет способствовать успеху женщины, которую я люблю... Всё! Тебе ничего делать не нужно. Чудо уже свершилось, - сказал ты играючи.
Никто из нас не знал, что позже мы разлетимся в разные стороны…
Спасибо тебе через тысячу дождей. Спасибо за вчерашний день, из моего сегодня…
Если бы мне перед смертью предложили снова прожить какой-нибудь день из календаря прошлого, я бы, не колеблясь, выбрала тринадцатое декабря…».
Незнакомец осторожно поглаживал мои волосы и вздыхал.
- Успокойся. Я в день по сто раз падаю. Разве так горько плачут из-за маленькой раны? – наконец произнёс он вполголоса. Я не знаю, кто он…Некто… А, может, это был ты в образе другого человека?
Мужчины, которым я сказала «Нет», не поверили бы, что я могу быть настолько слабой.
Мне не стыдно. Так хочется сказать незнакомцу: «Спасибо тебе, чужой человек. Прижми меня к себе покрепче. Не могу я плакать в плечо седеющему отцу, который уверен, что у меня всё хорошо. Не могу поплакаться в жилетку старшему брату. Он всегда считал меня наивной. Или младшему братику, который за одно лишь обидное слово в мой адрес готов драться». Но… Чужие плечи, как декорации. На них не опереться надолго.
Незнакомец наливает в пластиковый стакан минеральной воды и подаёт мне. Я двумя руками держу стакан и жадно пью воду.
- Наверное, в прошлой жизни ты была белкой и грызла орешки? – улыбнувшись, спросил мужчина.
- Не знаю, - ответила я, смущаясь, и начала разглядывать его лицо. На вид ему лет тридцать пять - тридцать восемь. Чёрные густые брови и волосы. Раскосые глаза почти без ресниц. Нос с горбинкой. Нижняя губа пухлая, а верхняя тоненькая. На подбородке две маленькие родинки, похожие на точки над буквой ё.
- Как тебя зовут? – спросил он, включая радио.
- Мне не хочется говорить имя. Извини. И ты мне не говори своё.
- Почему?
- Легче будет забыть. Обещай мне, что забудешь этот вечер. И, если мы когда-нибудь случайно встретимся, ты сделаешь вид, что не знаешь меня. Мне так нужно!
-Обещаю. Хотя признаюсь, что мне очень жаль.
- Чего жаль?
- Что, вероятно, уже не встретимся.
- Спасибо тебе большое. Отвези меня, пожалуйста, в гостиницу, - попросила я незнакомца. Когда мы попрощались, он что-то говорил мне вслед, а я не слышала. А если честно не хотела слышать...
Его машина долго стояла под моими окнами. А я лежала в темной комнате и ждала пока он уедет…
Спустя три дня я ехала в аэропорт на стареньком такси. На трассе нас обогнала белая тойота. Незнакомец, проезжая мимо нас, посигналил.
-Вы знакомы? – спросил меня пожилой водитель такси.
- Нет. Наверное, перепутали с кем-то…
- Это хоккеист нашей команды. Один из лучших защитников. Слышали, наверное…
- Мне не интересен спорт. Извините, - перебила я водителя. Я боялась услышать имя незнакомца. Это только кажется, что имя – всего лишь несколько букв. Имена выцарапываются в памяти и тревожат сердце…
Когда самолёт поднялся в небо, я мысленно прощалась с Усть-Каменогорском, который был окружен каменным кольцом гор. В этом городе разархивировалась моя грусть. Перевернулась боль с одного конца на другой. Так когда-то придумал перевернуть вверх тормашкой две буквы C и F император Клавдий. Ещё добавив половинчатую H, попытался изменить алфавит. Чудаки мы, люди. Переворачиваем то буквы, то боль…
С высоты многоэтажные дома были похожи на косточки домино, а шапка мечети на голубую тюбетейку.
- Прощай, Усть-Каменогорск! Город, в котором сливаются, словно целуются, две реки Иртыш и Ульба.
Прощай, чужой человек! Ты же понял, что плакала я не из-за разбитой коленки…