вундеркинд или глядя в след своей стае

Болит, болит все внутри, тошнота накатывает…Ну, это понятно, я не ела уже два дня, не хочется, но надо, сейчас пойду, пойду, съем что-нибудь… Заснула. Проснулась от волнения – что-то будет. Лежала, прислушивалась к себе – давно уже поняла что все болезни внутри меня, мечется сердце, стонет мозг. Болею, болею я. Когда это пройдет? Где излечение? Писать, писать надо… О чем? Не о чем. Спи, спи… а то от боли умрешь…А может это и хорошо. Темно. Где свеча?! Где моя свеча?!
       Свеча горела на столе
Свеча горела…
Ложились тени…
 Нет, это не тени, это не тени. Боже, что это?!
Проснулась. Спала я.
Нет, надо поесть, я так не могу, давит меня как букашку что-то сверху. Нет не сверху. Внутри давит. Раздавит.


«Глядя вслед своей стае, я понял, что все, кончено. Я умираю, пуля охотника поймала и меня. Упал, боль, но это уже не боль от нанесенной охотником раны, а от чувства одиночества, брошенности, оторванности от стаи.

Он пытается встать, но ноги уже не держат, он смотрит в след своей стае, а она бежит дальше, не видя его муки. Они вырвались и теперь свободны, а кто остается - забыт. Закон природы. Задние ноги уже отказали, но он тянется все еще к своим, не понимая, почему он брошен. Усилия отнимают у него последние силы, он падает и из груди вырывается стон. Она оборачивается, и мне кажется, что я вижу в ее глазах боль и желание вернуться, но миг – и она, влекомая стаей дальше, скрывается. А он опускается на траву и, примирившись со своей судьбой, покорно ждет неизбежной смерти…»

- Вот. Это последнее над чем она работала.
- То есть она уже почти ничего не писала? Ведь последняя книга вышла год назад, а здесь только пол страницы, которые можно написать за один час…
- Не думаю, что они были быстро написаны …

Лето заканчивалось. Я стала писать все меньше и меньше. Часто спрашивали над чем я работаю, что пишу. Отвечала сначала спокойно: пока ничего не пишу, что-то нет подходящей темы. Потом начала беспокоится, отвечать спокойно не получалось, стала врать, что да пишу, работаю, возможно, скоро выйдет новая книга.
       Близкие стали замечать, что за обычным хорошим настроением и веселостью, все чаще виднеется грусть и затаенные чувства. Вот только она смеялась, но в следующий момент ловишь ее взгляд, полный какого-то болезненного чувства. И гложило, гложило ее волнение.
Чего я боюсь? Почему переживаю? Почему так тяжело на душе? Иногда ответы находились, иногда нет. Терзало ее все внутри. Фоном любого настроения являлась боль, непроходящая, сосущая, дурная боль, без излечения. Все чаще проснувшись ночью долго себя успокаивала, что бы уснуть заново. Ведь завтра день, а днем все должно быть также как и всегда. Все больше она боялась дня, все более родной становилась ночь, тишина, когда ты можешь не боятся ничего, ты одна, никто не видит. Но страх общества сменился страхом себя самой. Не могла она больше себя успокоить, найти ответа в самой себе.
Никогда раньше она не страшилась одиночества, ее всегда окружали образы героев, они что-то делали, решали, спорили… Стоило произойти в ее жизни событию, как в сознании это событие перерабатывалась сотнями умов, находилось решение и трудно бывало понять чье это решение, кто же его все-таки принял? Очень часто она думала, что это кто-то из ее героев ей подсказал ответ, она смеялась над такими мыслями, но в глубине душе верила в это. Да как не верить, если герои были живыми для нее, они думали, чувствовали, переживали, она была среди них и ее невозможно было отделить от них. Так было раньше, теперь они начали пугать ее, они стали какие-то чужие, часто приходили к ней и спрашивали, почему она им дала этот путь? Они не хотят по нему идти! А она не могла она им ничего ответить. Кому она могла задать вопрос, почему она идет по своему пути? Тяжелому, трудному пути не ребенка, но взрослого. Она боялась писать! Вдруг и они придут? Ее следующие герои и тоже спросят ее, а почему они такие?


Писатель живет не одной жизнью, он живет жизнью каждого своего героя, вмести с ним проходит через все, что сам ему дал. Нет героя, в котором бы не отразился писатель. Он сам его создал, сам предначертал ему путь, и герой идет по этому пути, выбранном писателем.
Не справилась детская душа с таким испытанием – быть создателем, видеть поклонение ее таланту и быть выброшенной из этого мира, забытой.

-А чем вас удивить еще?
-Прочитайте отрывок из своих произведений.
-Прочитать! Прочитать…Читать все умеют! А вот… на столе стоя может не умеют? А?! Не умеют? Ну значит я вас удивила! Отлично! Читаю: «Когда не видишь любви вокруг, становится очень тяжело, горько и непонятно – для чего жить? Бегать, суетиться… Какая-то странная жизнь животных вообразивших себя людьми или людей, забывших, что они люди…» Нравится?
-Да, глубокие строчки и вы их так вдохновенно прочли.
-Ну это не новость – читать все умеют… Или вы может не умеете и я вас талантом читать удивила? Нет, умеете? Жаль. Значит, не удивила. Не удивила… Дура, вон!! Пошла прочь, шлюха старая!! Гадость, мразь!! Ааааа!
Слезы очищают. Ой, как плохо. За что я ее? Нормальная она ведь, хорошая тетка. А я ее… Ну нечего, она нормальная, я нет, она не обидится, на ненормальных нельзя обижаться. Я ненормальная… А может нормальная? Только нервная. Тогда обидится. Пусть я лучше буду ненормальной, пусть тетка не обижается.
Мама извинялась в коридоре: «На нее последнее время иногда находит, сами понимаете подростковый возраст это и так тяжело, а тут такой еще ребенок, необычный…». Тетка что-то отвечала, наверное, что не стоит извинений, все и так ясно. Еще бы! Ее редактор обрадуется – какой материал! Развенчанный кумир! Выйдет статья типа «Даже вундеркинды подвластны возрастным переменам!», или «Подростковый возраст не обходит никого!», или еще что-нибудь такое же бездарное. А может я зря злюсь, может она тоже талант и напишет хорошую статью. Мне как-то даже полегчало. Отпустило немного. За последнее время это редко случается, надо воспользоваться отдыхом, когда он еще будет. Пришла мама, начала кричать, что я ее позорю, как ей в глаза людям смотреть и т.д. Как обычно. Ничего нового. На самом деле она не очень переживает. Она давно прощает мне все. Я же не простой ребенок. Особенный. Значит, знаю как надо. Если накричала на тетку – значит так и надо.
Странно, как мне спокойно сейчас, волнение отпустило, я могу думать спокойно. Как будто сейчас ранее утро весеннего дня, когда еще все спят, а ты уже проснулся. И, кажется, что все вокруг создано только для тебя, для того, что бы только ты видел чудо возрождающейся к новой жизни природы. Но вот прошло утро, начался день. Приезжает опять кто-нибудь поговорить с тобой и пропадает ощущение высоты, которое возникло утром. Вопросы, ответы, восхищенные взгляды и похвалы, которые сыпятся на тебя, когда ответишь особенно удачно.

Разочарование в жизни наступило рано, многое, очень многое пережила она со своими героями и переживать заново не хотела. Красивое, юное тело не радовало, глядя в зеркало, она думала о том, что это лишь оболочка, которая не вечно будет такой привлекательной – она постареет, кожа станет дряхлой, будут морщины, мешки под глазами и уже не один парень не обернется ей в след, если только рядом с ней не будет идти симпатичная молодая подруга. Не, правда ли, странные мысли для девушки, еще не достигшей совершеннолетия?
В любовь она перестала верить еще тогда, когда ушел из семьи ее отец, а мать, в страстном порыве ненависти к нему, выложила все подробности их отношений дочери, прося ее осудить отца в своих книгах. В будущем, наблюдая жизнь знакомых родителей и родителей ее подруг, она не нашла опровержения своим мыслям и сейчас не стремилась к отношениям с мальчишками, которые были так важны для многих ее подруг.
 

Мама опорой никогда не была. Это была слабая, болезненная женщина с вечно озабоченным лицом, из тех, кто на вопрос «как дела?» всегда печально махает рукой и начинает длинный рассказ об обидах и несправедливостях жизни. Тем не менее, что-то менять в своей жизни она не пыталась и советы, хотя и слушала с удовольствием, но не использовала. То ли дело бойкий и веселый папа. Как она его любила! Да и теперь наверно любит еще, но, хотя взрослым умом она понимала, что папа с мамой не подходят друг другу, по-детски восприняла его уход как предательство их обеих – ее и маму.
У него теперь новая семья, он счастлив, но прав он или нет уйдя от женщины, которую не любил и от семьи, которая в нем нуждалась, она не знала.

Эх, мама, мама. Наверное, ты единственный человек, который смотрит на меня с таким же благоговением, с каким раньше смотрели все. Она все еще ждет для меня бессмертной славы, тогда как во взглядах других читаешь лишь сочувствие и жалость. Ведь все уже понимают, что я себя исчерпала, что больше ничего не напишу и смотрят, жалеют, как эта тетка… У, гадость! Мало я на нее накричала, мало, надо было поддать еще, поддать, чтоб боялась, не приходила больше, ну ничего, в следующий раз поддам обязательно, пусть только появится!

Очень холодно стало последнее время, она страшилась всего на свете, боялась оставаться одна, мысли ее витали вокруг поверхностных предметов боясь заглядывать внутрь, а там разворачивался хаос, захватывая все большие и большие территории и душа металась, металась не находя выхода, пытаясь спастись от этого ужаса, безмолвно крича и надорвавшись понимая, что ее никто не услышит и выхода нет.

И снился ей сон – идет она по краю пропасти, глянула вниз – а там высота безмерная, дна не видно, охнула, отшатнулась, а не ушла все ж, тянет ее что-то туда вниз, заманивает красотой и силой полета, шепчет ей кто-то про сладость воздуха и про легкость тела. И жутко ей и интересно. Томит ее что-то, заманивает. Камни из под ног покатились, вниз-вниз…Склон скользкий стал какой-то, ищет она опоры и не может найти. Вдруг страх охватил ледяной рукой и начала она судорожно карабкаться на верх, но камни сыпятся из под рук, не за что зацепиться…
Проснулась. Лежу и думаю: «Сорвалась бы я в пропасть, если бы не проснулась?» - а кто-то ехидно подсказывает – «сорвешься еще, жди…»

Настроение опять испортилось, начались серые, холодные дожди без просвета, казалось, они никогда не закончатся, а может и правда, они будут так идти, идти и солнышко никогда не выглянет? Мысли в голову лезли глупые, ее перестали посещать, как раньше бывало, минуты озарения, когда вдруг находишь ответ на долго мучающий вопрос и ты не понимаешь, как это раньше не приходило тебе в голову? Был беспросветный туман и было ясно только одно – пусть лучше так чем постоянное подстегивание колючим ветром душевной боли. Она боялась думать о чем-нибудь серьезном, что бы не вызвать вновь этот приступ тошноты – предвестника новой боли.

Спокойствие последних недель сменилось волной ужасающей высоты и силы. Все чаще она понимала, что ее удара не миновать, но надежда не покидала ее и от этого было еще хуже. Никто не видел, никто не знал, и это было ужасно, она оставалась один на один сама с собой и не могла сбежать, позвать кого-то.

Все звуки несли какой-то смысл, смеялись часы на стене и даже не смеялись, а надсмехались и им начинала вторить вода на кухне – кап-кап-ка-ка-п. Однажды я не выдержала, соскочила с кровати, сорвала эти дрянные часы и, размахнувшись, как треснула их на пол! Ударившись, они отскочили в сторону, и так горько, протяжно звякнули, что мне стало их так до боли жалко, и кинувшись собирать осколки, не выдержала, разрыдалась – они были бесповоротно сломаны, а за что я их так? Прибежавшая на шум мама ничего не поняла и кинулась успокаивать меня, говоря, что часы были старые, никчемушные и не надо расстраиваться – упала и упали, новые купим. Ничего она не поняла…А как объяснишь?


Вышла, захлопнула дверь, стала спускаться по лестнице. Между 3 и 4 этажом услышала за спиной дыхание ЗВЕРЯ, боясь оглядываться, рванула вниз, чувствуя приближение хищника и зная, что вот-вот он прыгнет мне на спину и подомнет под себя. Третий, второй этаж… Что то протяжно вздохнуло внизу, из темноты первого этажа… Кинулась в сторону… Куда бежать?! Стены, закрытые двери…Крика нет, не могу вздохнуть…Очнулась. Стою, прислонившись спиной к стене. Сколько прошло времени не знаю. Тихо. Страхи притаились.

Вы когда-нибудь слышали как дышит темнота? Как сытый зверь. Съела нас всех, съела все вокруг и сытая спит. А если зажечь свет и попытаться разбудить ее, то она рассердится, начнет пугать причудливыми тенями на стенах, странными шорохами из темного коридора. Пусть спит. И я делаю вид что сплю, ввожу ее в заблуждение, что бы она меня не пугала. Я хитрая, хе-хе, темноту обманула, хе-хе. Молодец я.

А помнишь, как я ту тетку прогнала? Гы-гы. Она испугалась наверное, нас ненормальных все боятся…Правда? А давай еще раз, как тогда на стол и читать Че-то нет стола. Где стол? И комната другая какая-то… бееелая…пребееелая. Кровать. Ну не на кровать же вставать? Это вообще не моя кровать, прийдет кто-то заругается… Может та тетка и прийдет, скажет, ага! На кровать встала! Нет нельзя. Вон подоконник. Эх, высокий. Ну нечо, не переживай, я счас разбегусь и заберусь. О рифма, что ли? Может стихи начать писать? Гы-гы. Стихи…Забралась. О, как ярко вокруг! Зимы-то не было! Сразу весна нагрянула! Весна. А потом лето. А что потом? Опять осень? Осень! Нет, не хочу! Читаю…

Нашли ее мертвой во дворе психиатрической больницы. Выбросилась из окна. Персонал оправдывался тем, что за пять месяцев пребывания в больнице, пациентка была очень тихой, с постели не вставала и медсестра без боязни оставила окно открытым – весна ведь, май, тепло, пусть комната проветрится.