Незнакомая страсть

       Когда я открыл входную дверь, и она вошла в мою квартиру, я уже лежал возле своей могилы и медленно перебирал в руках дождевых червей. Я угостил ее горячим чаем, и мы долго смотрели друг другу в глаза. Я пытался прочитать в них хоть что-нибудь, ведь глаза это зеркало души, я хотел понять, что она думает обо мне. Мы никогда так не разговаривали и делали это стоя друг к другу спиной, потому что когда она открывала рот, оттуда вылетала струя воды, а из моего - пламя огня и она тушила своей холодной водой мой огонь, но, тем не менее, мы любили друг друга и когда мы занимались любовью она поворачивалась ко мне спиной и я дышал ей в затылок своим жарким пламенем, а года мы, наконец, кончали, она поворачивалась ко мне лицом и остужала меня прохладной водой. От резкого перепада температур я поначалу часто болел, но потом закалился. Я всегда ненавидел людей, которые использовали этих прекрасных созданий для своей неграциозной и некрасивой рыбалки. Дождевые черви липнут к рукам, моя могила пуста, меня там нет и не будет никогда, хотя люди хоронили меня и их там было очень много я даже не знаю почему заслужил такую почесть, я ведь ни с кем не общался и жил в лесу на окраине и лишь несколько раз в год отправлял с моим верным слугой послания в виде моих произведений на бумаге, он также приносил мне еду, а сам жил в городе и ровно по назначенным дням приходил ко мне. Что творилось в городе, я не знал и просил своего верного слугу не говорить мне об этом, и какая была реакция у людей на мои произведения, я тоже не знал и не хотел ничего слышать об этом. Ты сама прекрасно знаешь, как я тебя люблю, и хватит постоянно говорить мне о доказательствах любви. Мне кажется если очень сильно захотеть, то можно не умирать я ведь доказал это на собственном опыте, хотя люди все равно вырыли мне могилу, поэтому я никак не могу понять почему люди боятся смерти. Она тоже приходила ко мне ровно по назначенным часам, и это время не совпадало со временем прихода слуги, чтобы они не мешали друг другу. Хотя на самом деле я хотел бы их принимать в один день, потому что я люблю одиночество и хотелось бы уделять больше внимания себе, но я с каждым из них провожу очень много времени. Эту проблему можно решить, допустим, так: когда я буду заниматься любовью с ней, он будет стоять рядом и смотреть, и я буду с ним общаться и решать разные философские вопросы. Занимаясь любовью, я черпаю творческую силу и потом очень долго пишу, иногда несколько ночей без перерывов пока не выдохнусь, а когда наступает творческий застой она опять приходит в гости ко мне. Я подсчитал примерно, когда бывает застой, и указал ей интервал времени, через который она должна приходить. Я старался отгонять от себя одну страшную для меня мысль, что если она умрет, она ведь верит в смерть или разлюбит меня, как же я дальше буду заниматься творчеством. КАК? Как без нее!? Я с ума схожу от этой мысли, но это бывает редко и когда это случается, я открываю бутылку своего любимого вина «Изабелла» и выпиваю залпом до дна. Когда я дохожу до состояния сильного опьянения начинаю биться головой об стену и резать руки, приговаривая какие-то слова, которые на утро не помню. На самом деле жизнь здесь не скучна. Каждую субботу утром я хожу к своей могиле перебирать дождевых червей и делаю это до глубокого вечера. Однажды я слишком увлекся этим делом, и вокруг меня сгустилась темнота, я пошел домой, но было так темно, что я сбился с пути и случайно наткнулся на какую-то могилу. В ту ночь я благополучно добрался до дома и когда днем пошел ее разыскивать, то не нашел, я тогда еще очень сильно удивился, чья же все-таки это была могила? Иногда бывает, что мой творческий пыл кончается за несколько дней до того, как она должна ко мне прийти и тогда я занимаюсь хозяйством и курю крепкий табак, хотя обычно хозяйством занимается мой слуга, он делает уборку по дому и готовит мне еду на несколько дней, потому что я не умею готовить, кроме жареных дождевых червей, но одними червями сыт не будешь. Свою могилу я использую, как выгребную яму и отношу туда помои, откапываю небольшую яму, выливаю их и закапываю, очень удобно. Я специально выбрал это место для жизни, здесь высокие ели и солнце сюда плохо проступает, так что мой дом постоянно находиться в тени, к тому же здесь такой климат, что часто бывает пасмурно и идут дожди, потому что мне так нравиться, когда за окном нет солнца, и идет дождь. Особенно я люблю сильные проливные дожди, в такие дни мой творческий пыл достигает самых неимоверных вершин. Но, к сожалению, бывают, и солнечные деньки и птицы начинают радостно петь на ветках деревьев, и тогда я достаю хорошо спрятанную снайперскую винтовку, подаренную мне моим учителем по литературе, залезаю на крышу и начинаю потихоньку их отстреливать. Когда две - три птички разрывает в клочья от пуль, остальные в страхе расправляют свои жалкие крылья и уносятся прочь отсюда. И еще мне нравиться смотреть, как перья медленно опускаются на землю, возле моего дома уже много перьев, я их специально не убираю, они мне напоминают снег, а я люблю снег. Я люблю одиночество за его тишину, молчание, умиротворенность, спокойствие, а еще я люблю ее, эту женщину за ее холодность, она меня остужает, если бы не она я, наверное, давно бы сгорел в собственном огне, а я не самоубийца. Каждый раз после еды я гуляю по лесу возле дома, и улитки хрустят под моими ногами, я люблю слушать эту музыку хруста и чавканья, но только после тишины, превосходней ее еще никто не придумал музыкального произведения. Когда я гуляю возле своего дома, то стараюсь не смотреть на свои окна – там стою я и пристальным взглядом наблюдаю за моими движениями, а иногда с укоризной, но это тогда когда очень сильно задумываюсь о чем либо, ведь он, то есть я читает мои мысли. Я стараюсь не гулять допоздна – не могу терпеть закат, мне больше по душе рассвет, он приносит с собой начало, начало чего-либо, а не конец, как это делает закат, своим мрачным застывшим красным сиянием. Вот уже много лет я живу один здесь, я не могу выносить безликое общество людей, как и они меня. Стоит сказать им «спасибо» за то, что они поставили на мне ярлык – шизофрения, но я с умом использовал, как вы считаете этот недостаток, в искусстве – эти картины, образы, возникающие в моей голове, я переношу на бумагу, мало кто это понимает, но, тем не менее, восхищаются, по крайней мере, так было раньше. Я написал уже много книг, точно не помню, сбился со счета, там, в городе их покупают, вот собственно на что я и живу, мне много не надо, все, что нужно это искусство, хруст улиток, копошащиеся дождевые черви, она и, конечно же, мой верный слуга к которому я привык. Помню однажды мы сидели с ней в моем доме и как обычно смотрели друг на друга, я наблюдал, как ее соски твердеют и оттопыривают тонкую белую футболку. Тогда я встал и взял ее за руку, но она хрустнула у плеча, отвалилась и осталась в моей руке – такого раньше не было. Я даже не понял, как мне стоит вести себя в такой ситуации: удивляться или пугаться, но тут она вышла из положения: пока я соображал, виновато улыбнувшись, она взяла ее из моей руки и приделала с легкостью на место. В тот день, я это отчетливо помню, мы не занимались любовью, она всю ночь пила кофе, а я сидел рядом, и тупо уставившись на свой мизинец, переваривал информацию. Если я не ошибаюсь, то где-то на двадцатой кружке кофе она затряслась и, ударившись головой об угол стола, попросила меня приготовить ей жаренных дождевых червей. Дальше она пила только чай. У меня было трудное детство: когда я учился в школе и начинал разговор со своими одноклассниками, то они удивленно смотрели на меня, а когда я заканчивал, они отворачивались и начинали перешептываться между собой. Я чувствовал, себя очень не уютно в таких ситуациях, а потом чувство нелепости сменялось освежающей злостью и хотелось кого-нибудь убить. Один раз я представил себе, это было в классе шестом, как я хватаю карандаш со стола и впихиваю его в ухо однокласснику, так что он вылезает с другой стороны. Когда я был уже старше, спросил у учительницы по анатомии для своего следующего рассказа: можно ли запихать руку глубоко во влагалище и вырвать матку. Ее лицо налилось краской, и стало похоже на лужу растекшейся по полу крови моей тетушки, когда ее муж вставил нож ей в брюхо, а потом на ее лице появилось отвращение, и она выгнала меня из класса, и заставила вызвать родителей в школу. Мои родители классные люди и ситуация была улажена. Моей маме было тогда тридцать пять, а мне четырнадцать и уже тогда я ее удовлетворял так хорошо, что отец немного завидовал, но и ему тоже от меня доставался кусок постельной любви, так что он не был в обиде. Иногда мы совокуплялись втроем и это были великолепные дни, соединившись в одном оргазме, мы улетали в иные миры. После совокупления мы лежали голыми на кровати, скинув с себя одеяло, и я лежал по середине и думал, что я все-таки счастлив. Но… если бы не школа. Папа с мамой видели мою проблему и просили меня быть терпеливым, но мне это давалось с большим трудом, надо мной сильно издевались в школе. Я сидел на задней парте весь зажатый и, не слушая, о чем там нудит учительница, представлял себе, как врываюсь в класс и расстреливаю всех из автомата, потом обхожу тела, выискивая раненых, подойдя к учительнице, я обнаруживаю, что она жива и испуганно смотрит на меня, она держится рукой за живот, а из-под пальцев сочится кровь. Эта тридцатилетняя женщина, больше всех не любила меня. Я полностью раздеваю ее, а она просит меня о пощаде. Когда уже она голая лежит возле своего стола, я снимаю штаны и начинаю испражняться на нее, освобождая все, что у меня есть в мочевом пузыре и кишечнике, после, я встаю возле ее головы и начинаю мастурбировать, кончаю я быстро, и сперма капает ей на лицо. Она плачет. Одев штаны, я беру автомат и прикладом добиваю ее. Жаль, что родителей теперь уже нет, не вернуть былые времена. А теперь появилась она, и я счастлив, что есть она, и нет людей. Иногда я надеваю грязную одежду ложусь на землю и начинаю извиваться, копируя движения дождевого червя, таким образом, я проползаю метров триста по высохшим лужам, оставившим после себя скопления черной грязи, проползая по ним, я оставляю неровные следы, как - будто за руки тащили труп человека. Когда-нибудь я превращусь в извивающегося в предсмертной агонии на раскаленной сковородке дождевого червя. Кстати она и мой слуга тоже не верят в мою смерть, но люди почему-то считают, что меня больше нет, и я не собираюсь им ничего доказывать, пускай думают, что хотят, я ведь все равно с ними не согласен. Мне просто плевать, да… мне просто плевать, просто плевать… плевать… плевать… плевать… плевать…

28 июня 2007