Ты можешь все, стоит только захотеть

                       Полная луна, проходя на малой высоте над горизонтом, подсвечивала небо с юга, и заливала поверхность земли безжизненно-молочным сиянием. Пологий берег реки местами открытый, сильно изрезанный, чередующийся с ярами, обрывистыми, почти отвесными откосами, покрыт серым грунтом, истёртым в пыль. Кое-где, под деревьями, остались клочья полянок с затоптанной, но ещё зелёной травой. Белые шапочки уцелевших одуванчиков покачивались на тонких ножках в ожидании, когда ветер сдует маленькие парашютики, и они полетят, поднимаясь, все выше и выше, чтобы унестись подальше от места своего рождения. Огромные сосны, источали густой хвойный аромат. Ветви тальника, словно влюбленные в свои отражения, тёмными сводами висели над зеркальной гладью. Ивы выглядели свежими и бодрыми, но с их серебряных листьев падали капли, напоминающие слёзы. Было тихо. Птицы ждали, когда солнце поднимется из-за крон деревьев, чтобы на утренней заре завести свои трели. Мелкая живность попряталась по норам и мирно спала в их прохладе. Только сверчки непрерывно стрекотали, и иногда в камышовой заводи плескалась рыба.

                Сергей сидел на бревне, лежащем около воды, перед кучей хвороста. Лицо в лунном свете было бледным и сосредоточенным. И сам он выглядел утомлённым, как после большого умственного усилия, но не измотанным без толку, а уставшим с пользой, как после удачной работы. Молодой человек смотрел на свои руки. Синие прожилки вздувались под покрасневшей кожей. Он пошевелил пальцами и мысленно записал партитуру, живущую в сознании. Ему не очень нравилось, как звучат несколько нот, выбивающихся из общего ритмического ряда. Что-то мешало ему понять, что именно не так, какой-то посторонний шум. Он осмотрелся, и будто поймал глазами звук шуршащих крылышек. Кузнечик. Вот он — водит "смычком" одного крыла по зазубренному краю другого, передавая на расстояние с помощью крошечного хитинового усилителя, свое приглашение на свидание.  Насекомое, уловив угрозу, исходящую от человека, подпрыгнуло, и растаяло вдалеке. Сергей опять, уже в который раз, проиграл про себя мотив. Теперь, когда он превратился в законченную гармоничную звуковую фразу, он никогда не забудет его.

— Серёжа, что ты здесь делаешь? Я задремала в машине, а когда проснулась, тебя нет, испугалась, пошла искать — прервал его размышления низкий женский голос. 
Через минуту в отдалении на берегу появилась Лена. Сергей поднялся, отряхиваясь от налипшей травы и песка и, поспешил ей навстречу.

— Леночка, я тут сочиняю.

— Холодно. Я замёрзла — проговорила девушка, и, обняв его обеими руками, притянула к себе.

— Будет огонь — взволнованно ответил он.

— Пошли в машину, дорогой.

— Да, теперь уже можно, теперь надо спешить, природа мне не простит!

— Природа? Какая природа? О чём ты?

— Иди сюда, не расспрашивай меня! — выпалил он, увлекая её к той самой куче валежника, пред которой сидел.

— Не так быстро,  боюсь оступиться! — приговаривала Лена, спускаясь к берегу, аккуратно наступая на земляные выступы, похожие на ступени.

— Быстрее, скоро утро!

                Задул ветер. Через минуту, откуда-то издалека, нарушая ночную тишину, послышалась божественная невероятно-неземная по своей красоте и чистоте мелодия. Она звучала, текла,  разливалась над лесом и рекой все громче и громче. Нежная композиция завораживала своей глубиной, будто несла отблеск небесного света. Вместе с тем она вдохновляла и воодушевляла так, что хотелось бежать, лететь, петь, и делать что-то необыкновенное лёгкое от ощущения первобытной свободы, которую принесла с собой эта удивительно-странная песня. Определить, какие звучали инструменты, было сложно. Иногда казалось, что звучат дудук и волынка, передавая своим глубинным звучанием первозданную красоту обветренных берегов реки. Вместе с ними барабаны саванны выбивали ритм джиги. Но, возможно, это было тибетское горловое пение дзоке из монастыря "Гьюдмед" или волшебная кельтская музыка, которая волновала и создавала настроение эмоционального подъёма такой силы, что, оно граничило с экстазом или трансом. Вскоре из кучи сушняка, появился дымок, а следом взвились, заплясали и полетели куда-то вверх, будто догоняя друг друга яркие языки пламени.

— Ты Бог! — прошептала изумлённая Лена, не заметившая, как Сергей зажёг валежник, а затем громко, смеясь от счастья, подставляя необжигающему огню озябшие руки, прокричала:

— Ты настоящий волшебник!

— Скажешь тоже! Я просто чуть поторопил время, чтобы погибшее дерево бывшее хаосом, скорее превратилось в пепел и золу, ведь потом из них намного раньше вырастет новое дерево, и снова наступит порядок.

— В таком случае ты поторопил целый век! Но ведь ты не зажигал огонь? Откуда пламя?

— Когда играют партию огня, он обязательно рождается, надо только очень хотеть этого. Так говорила мне бабушка, когда я бывал у неё в гостях в молдавской деревне.

— Милый, не поэтому ли она называла тебя «доктор время»? Спросила Лена, заглядывая  в глаза мужчине с восхищением, любовью, доверием, и с каким-то удивлением, как будто видит их впервые.

— Не знаю — скромно ответил Сергей.

— Зато я знаю! Ты ведь Бог?!  Прошу тебя, останови это волшебное мгновение, задержи его хотя бы на один век. Мне так хорошо. Ты можешь все, нужно только захотеть – горячо, с надеждой шептала Лена. Она все крепче прижимаясь к любимому, совершенно уверенная в том, что он действительно может всё.

— Знаешь, скольким хотелось бы этого? Совсем скоро наступит утро. Идём. Нам пора уезжать.