Два мастера и Маргарита

Два мастера и Маргарита

Зимним январским вечером я вышла из подвальчика Учебного театра ГИТИСа. Был очередной поход в погоне за чем-нибудь острым, авангардным, закамуфлированно-антисоветским. Спектакль, скорее всего, был просто скучным и манерным.
Разочарованная и одинокая, я вышла на улицу. Мела поземка. Это такой ветер, когда снег образует невысокие вихревые потоки. Не выше колен.
Перейдя Пушкинскую площадь, вяло махнула памятнику и медленно пошла по правой стороне Тверского бульвара. В то время эта сторона была гораздо более популярной и людной, чем левая, т. к. здесь была шашлычная «Эльбрус». Настоящая, без сервиса.
Затем, почти как в фильме «Джентльмены удачи», за моей спиной раздалось: «Девушка, а девушка!..». ; «О, дяденьки, наверное, вышли из шашлычной и, сытые, теперь хотят поговорить».
Дяденьки, хотя и были «выпимши», говорили сдержанно, осторожно, даже скрытно, но без провинциальной зажатости. Так ведь и я не первый раз говорю с незнакомцами, и меня не сразу расколешь.
Полувопрос ; полуответ, полкомплимента ; полспасиба, закрытый рот ; открытый взгляд, приоткрытый рот ; потупленный взор. Чуть-чуть информации.
Кажется, они представились, и, о ужас, я сразу забыла, как кого зовут, но запомнилась какая-то антропонимическая экзотика одного из имен. Прощебетала и я свое имя, до обидного простое.
«Простите, какой институт? Имени Лебедева? Нет, никогда не слышала. Все знают? Мы с подругой совершенно точно знаем все интересные места, но про это нет, не слышали». Дяденьки что-то отметили для себя. Потом кто-то из троих вдруг сказал: «А ведь здесь, недалеко, ближе к Арбату Мастер снимал две комнаты в подвале маленького домика. Был даже садик». ; «Да, и к нему через калитку ходила Маргарита, а иногда она шалила и постукивала носком туфли в стекло полуподвального домика! ; «Это все потом, потом, а именно здесь, где мы шли, она свернула с Тверской в переулок, с букетом отвратительных, тревожных желтых цветов в руках. И, повинуясь желтому знаку, за ней пошел Мастер».
Тогда все бредили этим романом, цитировали, как когда-то Бендера, это была визитная карточка интеллигента; это была тайна, недосказанность. Это было то, что сблизило нас зимним январским вечером, когда еще не выветрилось новогоднее ожидание события, чуда.
В голове вертелись булгаковские слова, кажущиеся сейчас вымученными и затертыми, а тогда…»В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана…». «Боже мой, Боже мой, как хорошо! И про подбой, и про этот нисан (май это, что ли?). А сейчас зима… но число там хорошее ; четырнадцатое, я родилась четырнадцатого…».
Медленно мы спустились на землю, на серо-желтый, но все же блестящий снег. Дяденька, что повыше, в пальто горкомовского покроя, предложил зайти к знакомым актрисам, жившим здесь же, на Тверском бульваре. Второй, телосложением поплотнее, в пальто обкомовского покроя, как-то ловко убедил, что бояться нечего. И правда ; было хорошо. Моих спутников приняли радушно и почтительно. Был какой-то новый для меня ритуал застолья, сакрализация пития, когда пили за каждого в отдельности, желали ему конкретных успехов и мистических перспектив. Личностные дистанции быстро сворачивались, иерархии опрокидывались. Скоро актрисы исчерпали себя, но уходить в морозную ночь, особенно мне, недавно прибывшей из широт, близких к экватору, не хотелось. Тепло не отпускало.
Но наше, уже коллективное ego подсказывало, что ночь, хотя и длинная, но коротка, и мы почему-то обязаны спешить. Своих спутников я уже не звала дяденьками, а называла мастерами, пока еще с маленькой буквы.
Со знанием дела, без суеты, и даже как-то лениво, они ловили такси, и мы ехали, ехали. Такси ; квартира, такси ; квартира, везде открывают, везде рады, еще такси ; большая квартира, где-то в полумраке – белый рояль, и тут… один из мастеров куда-то исчез, растаял. Точка крещендо проходила, была сладкая усталость, повеяло утром.
«Вы так далеко живете?» ; спросил оставшийся мастер. ; Я понимаю, конечно, что это Москва, но как-то уже пахнет Горьким». Так потом и назывались поездки к моему дому: «В Горький!», или: «В Горький?».
«У тебя, конечно, нет телефона?» ; отчаянно спросил мастер. Я равнодушно-сонно ответила, что нет, и рабочий помню неточно. ; «Запиши, запомни! Мой ; точный».
Мы стоим у моего дома, он еще совсем новый, ему только год. Значит, все впереди: 1975, 1985, 1995…

Октябрь, 2005 г.