Исповедь, рассказ

ИСПОВЕДЬ короткий рассказ ( рабочий материал) VI-VII. MMVIII A.D.

       Утро было ранним и субботним, и в этот час город спал или праздно бездействовал на совершенно законных основаниях. Центральная Улица, протянувшаяся от старого, и страшного своей архитектурой, вокзала вглубь мегаполиса, была абсолютно пуста. Только маленькие фургончики, развозившие молоко и свежий французский хлеб пересекали широкую магистраль, ныряя в переулки, словно мыши, да редкие продавцы газет начинали то там, то тут разворачивать лотки со своим скоропортящимся товаром. Ранняя осень была в этом году благосклонна к горожанам, не истязая их нудными дождями и северным ветром, напоминая о своих правах лишь понижающейся с каждым утром температурой. Изо рта шагающего по Центральной улице мужчины вырывался уже отчётливо видный парок, он тут же исчезал, не оседая инеем на воротнике, чем давал надежду на то, что с восходом солнца день станет существенно теплее.
       Мужчина, впрочем, был одет тепло и так основательно, как одевается порой человек , доподлинно не знающий когда ему предстоит вернуться домой, и предстоит ли сделать это сегодня. Руки его не были втиснуты в узковатые карманы пальто из толстого недорогого драпа, и широкие ладони с расплющенными костяшками пальцев маятниками качались вдоль тела , задавая ритм движению , словно беззвучные метрономы. Человек шел слегка наклонив тело вперед, словно продавливая собой слои атмосферы. Однако это была всего лишь привычка, привычка пробивать себе дорогу. Даже на абсолютно безлюдной улице.
       Сам по себе человек, ранним субботним утром идущий по безлюдной улице – не является чем то странным и ненормальным. Ну, мало ли куда вздумается забрести плохо одетому обитателю рабочих окраин? Вход в благопристойный центр города открыт даже таким нелепым типам. Необычно было то, что человек не просто шел на работу (или с работы), а то, что направлялся он в кафедральный Собор, что высится прокопченной громадиной примерно на середине Центральной Улицы города. Шел мужчина целенаправленно и решительно, как идут требовать возврата давнего и сильно просроченного долга. Однако в этом сравнении мы пожалуй ошиблись – он шел не требовать , а скорее спрашивать. Просить совета и , если это возможно, помощи.
       Город не торопился просыпаться, и к тому моменту, когда мужчина в черном пальто ступил на нижнюю ступень широкой лестницы , ведущей к дверям Собора, вокруг еще царило неподвижное, холодное безмолвие, лишь изредка нарушаемое стрекотанием невидимых моторелло. Мужчина остановился и задрав голову посмотрел на фасад Собора, украшенный многочисленными скульптурами и барельефами . Печальная Дева Мария с младенцем на руках смотрела прямо на него, взгляд её был неподвижным и как будто оценивающим. Мужчина опустил глаза и глядя под ноги стал подниматься к высокой дубовой двери Собора.
       Внутри царила торжественная тишина , свойственная как пустоте, так и величайшему смыслу. Шаги раннего посетителя гулко отзывались под сводами нефов и затихали на неимоверной высоте , там где стройные колонны начинали клубиться мраморными завитками и опорами. Войдя в Собор мужчина на мгновение замер, будто решая , куда ему идти дальше, а затем решительно направился к ряду кабинок для исповеди. Над второй по счету от входа горел зелёный огонёк, показывая, что даже в такую рань исповедь с нетерпением ожидаема. Мужчина в драповом пальто вошел в кабинку, преклонил колени и , не глядя в частую решетку, отделяющую его от священника , произнес извечную формулу , предшествующую исповеди.
- ……….ибо я грешен….
- Давно ли ты исповедовался, сын мой?
- Давно, отец. Пожалуй что лет пятнадцать , а то и более прошло уже…
- Это не хорошо, но поправимо. Поведай о грехах своих, ничего не утаивай, не
       торопись, и будь честен…Господь милостив.
- Мой единственный грех, святой отец - отчаяние.
- Да, сын мой, отчаяние – прямой путь к неверию, это тяжкий грех. Ты должен
       чаще обращаться к церкви, ведь здесь твой второй дом, здесь тебя укрепят в
       вере твоей и помогут решить все нерешенные вопросы , обращенные как к
       Богу, так и к миру…
- Но , святой отец, моё отчаяние совсем другого рода …
- О чём ты, сын мой?
- Чем больше я укрепляюсь в вере моей, тем меньше вижу вокруг себя
       подтверждений правильности пути моего…чем истовее мои обращения к Отцу
       Всевышнему – тем реже вижу я знаки его благоволения…
- Истинно верующему чудеса не нужны, а скептика – они всё равно не убедят…
- Отец, я много лет трудился, не покладая рук, мои дети воспитывались в
       почтении к Господу и Церкви, я старался прививать им трудолюбие и
       смирение. Ни один из моих мальчиков никогда не обманул меня и даже
       подумать не смел о том, чтобы украсть или предать, как бы трудно им ни
       было… Но с каждым годом я вижу как хуже и хуже живётся нам, как скудеет
       наш стол и ветшают наши одежды, наш труд перестает кормить нас, а ведь мы
       работаем по двенадцать часов в день, иной раз без выходных на
       неделе…Жена моя украдкой плачет, когда подает на стол постный обед…
- Честный труд – всегда благороден, сын мой. Кто ты по профессии?
- Плотник, святой отец…
- Помни, что и благороднейший из отцов - Иосиф, тоже был плотником!
- Я знаю, святой отец… Но посоветуйте мне, чему мне учить сыновей моих? Не
       стоит ли отказаться им от моей профессии? Может быть их путь иной, ведь
       стоит оглянуться вокруг ,и видишь, как преуспевают законники и врачи, как
       богатеют фабриканты и биржевые маклеры! Их дети сыты и обуты, а мои –
       голодны и донашивают друг за другом ботинки…
- В этом я тебе не советчик – ведь только ты знаешь своих сыновей так, что
       можешь решать, какое будущее для них лучше. Но могу тебе сказать одно :
       Господь никогда не оставляет детей своих, а в трудную минуту лишений,
       отчаяния или нелёгкого выбора Он всегда приходит на помощь. Правда мы
       не всегда способны эту помощь принять – ведь мы так близоруки, что порой
       не различаем самых явных знамений, являющихся нам … Укрепись в вере
       своей, плотник! Молись и проси Господа дать тебе возможность принять
       правильное решение. Иди с миром, я отпускаю тебе твой грех…Во имя Отца,
       Сына и Святого Духа. Аминь.
- Спасибо, святой отец…а как же епитимья?
- Дома прочтешь десять раз «Отче Наш»… Ступай.
       Плотник поднялся с колен и неловко выбрался из исповедальни. Как будто бы
потеряв ориентацию в пространстве он покружил по пустынному собору, скользя глазами по древним статуям в нишах и потемневшим надгробиям знатных горожан у стен. Скамьи стояли рядами и блестели отполированными веками сиденьями, тяжелые бархатные шнуры, отделявшие алтарь были неподвижны. Казалось, что даже воздух замер и чего то ждёт.
       Позади раздались шаги , плотник обернулся и увидел, что из исповедальной кабины вышел священник в коричневой сутане повязанной толстой верёвкой с тремя узлами – знаком францисканского ордена. Священник направился к выходу из Собора. Когда фигура в мешковатой одежде четко обозначилась на фоне высокого проема главного входа в Собор, сознание плотника пронзила догадка, такая ясная и простая, что усомниться в ней не было ни какой возможности. Он кинулся к францисканцу, на ходу выкрикивая :
- Святой отец, подождите, не выходите без меня на улицу! Остановитесь!
       Стойте!
       Но священник, казалось и не слышал криков позади себя, не останавливаясь ни на мгновение, он вышел из Собора на встречу занимающейся утренней заре. Когда плотник подбегал к распахнутым дверям Собора с улицы раздался ужасный грохот, как будто что то тяжелое рухнуло разлетаясь на тысячи грохочущих по ступеням осколков. Остановившись в проеме огромного входа плотник увидел страшную картину. Свернувшись бесформенным коричневым комком францисканец лежал на ступенях Собора, раздавленный гигантской фигурой Девы Марии, упавшей с древнего фасада. Кровь священника забрызгала лицо и руки статуи, делая картину совершенной в свое абсурдности. Плотник, наконец, получил своё знамение….