Изолятор

(Глава из книги "Лабиринт")
ИЗОЛЯТОР
Дежурный УАЗик трясло на ухабах разбитых весенними дождями дорог. Моя правая рука пристегнута наручниками к руке неопрятного вида мужчины, по всей вероятности без определенного места жительства. В левой руке крепко зажата пластиковая бутылка с питьевой водой, предусмотрительно купленная адвокатом. Путь следования совпадал с маршрутом, по которому я каждый день ездил с работы домой. Когда машина свернула с улицы Строителей на улицу Янгеля, в сторону «двенадцатого квартала», в зарешеченном окошке промелькнул серый угол дома, в котором я жил. Жена находилась в Киеве и должна была приехать только завтра утром. В закрытой квартире находился потешный пес по кличке Бонифаций. Годовалый Японский хин, черно-белого окраса, терпеливо ждал моего возвращения, как обычно умостившись на комнатных тапочках в прихожей. Все сконцентрировалось на собачьих проблемах: «Хоть бы воды в миске хватило», – эта мысль терзала меня, не давая покоя.
Проехав минут десять, машина остановилась. Раздался истерический собачий лай. Рванув с места, УАЗик въехал во двор следственного изолятора. Первое, что бросилось в глаза, решетки на окнах и обилие колючей проволоки. Везде сновали вооруженные люди. Конвой проводил нас в приемное отделение, где провели личный досмотр, сняв предварительно наручники. Первым разделся донага мой спутник. При этой процедуре присутствовало человек пять надзирателей. Его одежду тщательно осмотрели. Тело было синим от наколок. Он явно приосанился, почувствовав привычную для себя среду.
Когда дошла очередь до меня, процесс досмотра остановился, едва я остался в одних плавках. Мои вещи не вызвали пристального интереса. После непродолжительных формальностей связанных с «пропиской», нас развели по разным камерам.
За спиной звонко щелкнули стальные замки на массивной двери камеры. Я оказался в узком, продолговатом пенале. Слева, в углу, располагался примитивный унитаз, так называемая – параша. Напротив, ближе к средине, находился прибитый к полу небольшой железный столик и стульчик, об острые углы которого предстояло постоянно спотыкаться до тех пор, пока разбитые ноги не стали сами обходить его. В самом конце камеры, под окном на возвышенности, в неимоверной тесноте располагались три койки. Казалось, что они были с трудом втиснуты между боковых стен. Две из них уже были заняты. Одна, справа у стены, свободна. В камере находился единственный заключенный. Было очевидным, что встретивший меня пристальным взглядом человек чувствовал себя здесь как дома. Особенно меня поразила радиостанция «Шансон», громко звучащая из динамика транзистора, висевшего на стене. Настоящая «малина», подумал я. Безусловно, это был стресс.
Моя спортивная жизнь приучила меня к спартанскому образу жизни, основанному на неприхотливости в быту. Я взял себя в руки, спокойно поздоровался с сокамерником и уточнив принадлежность свободного койко-места, прилег на не первой свежести матрац. Не помню уже как, но у нас с сокамерником  завязался разговор ни о чем. Делится сокровенным не имело смысла и было даже лишним. Собеседник оказался моим тезкой из Кривого Рога. Второй, отсутствовавший в камере, находился целый день на допросе у следователя. Мой статус депутата очень удивил заключенного.
–Теперь я вижу, что в стране демократия, раз депутатов к нам селить стали, рассмеялся он, – оскалив зубы, покрытые коронками из желтого метала не имеющего никакого отношения к золоту.
Вечером появилось недостающее звено нашей камеры – бизнесмен Дима. От него почему-то разило спиртным. Попал он сюда из-за неразборчивых связей с женщинами, которые в порыве ревностного гнева подсказали правоохранительным органам об уклонении их мужчины от налогов. Дима проявлял большую набожность, мысленно уединяясь перед маленькими иконками и шепча при этом спасительные молитвы.
Каждое утро проводился обязательный досмотр камеры. Юра, зная местные порядки, предусмотрительно отдавал надзирателям запрещенные вещи, аккуратно уложенные в пакет, который возвращали после досмотра. В камере постоянно работал Юрин транзистор, что создавало определенный, я бы даже сказал, незабываемый колорит. Из-за ремонта канализационной системы в изоляторе камерный санузел не работал. Поэтому три раза в день всю камеру выводили в отдельное помещение, где была установлена двухсотлитровая бочка для оправки естественной нужды. Для удобства к бочке были приставлены ступени. Пока один делал подход к бочке, остальные стояли отвернувшись лицом к стене.
Сотрудники изолятора вели себя корректно. Особенно выделялась вежливым обращением одна смена, состоящая из молодых ребят, похожих на студентов. Тюремную баланду я так и не попробовал из-за полного отсутствия аппетита, который она вызывала своим видом и запахом.
Окно камеры, закрытое мелкой железной сеткой, слабо пропускало наружное освещение. Круглые сутки над дверью горела лампочка в зарешеченном проеме. Время тянулось медленно. Единственным разнообразием были ежедневные двадцатиминутные прогулки в закрытом тюремном дворике.
На вторые сутки пребывания в изоляторе меня вызвали на беседу. В комнате для допросов нервно прохаживался начальник линейного отдела милиции в паре со своим начальником ОБЭП. Процессуально независимый следователь, возбудивший против меня уголовное дело, почему-то отсутствовал.
Это ж надо так засветиться, видно припекло. Я был удивлен таким вниманием к моей персоне со стороны милицейского начальства. Наверняка их приход в следственный изолятор был отражен в журнале посещений изолятора.
На этот раз разговор велся спокойно. Проскальзывала едва заметная растерянность в поведении посетителей.
– Ну, как вам здесь, Юрий Владимирович? – обратился ко мне с улыбкой начальник милиции.
В окно комнаты врывалось ослепительно весеннее солнце. На душе заскребли кошки.
– Да вы знаете, – через силу улыбнулся я, – должен сказать, отличные условия. Тихо, спокойно. Давно я так не отдыхал.
Милиционеры нахмуренно переглянулись.
– Юрий Владимирович, – после некоторой паузы продолжил начальник милиции, – следствие располагает неопровержимыми доказательствами вашей вины. Вы получите по минимуму. Мы сделаем так, что вы попадете под амнистию. Но, при одном условии. Вы увольняетесь по собственному желанию. Да, и уголовное дело сразу же будет закрыто, без каких либо последствий. Кстати, - как бы между прочим добавил он, - на адвоката можете не надеяться, его сюда все равно не пустят.
Я молчал. Через двадцать минут подобных уговоров мне жутко захотелось вернуться в камеру.
– Знаете, – не выдержал я, – мне совершенно не хочется с вами разговаривать. Причем не хочется исключительно на основании действующей Конституции Украины, дающей мне на это право. Или законы страны для вас уже не существуют? Настоятельно прошу отправить меня обратно в камеру…
В камере, увидев мое потемневшее лицо, Юра затеял отвлекающий разговор, что позволило выйти из состояния депрессии.
Буквально через десять минут двери камеры открылись:
– Герман, на выход!
– Держись, – шепнул мне Юра, – не иди на их предложения.
В коридоре я услышал хорошо знакомый голос.
– Прапорщик. Когда я, опер угро, составлял свой первый протокол, ты под стол пешком еще ходил.
На сердце отлегло. Вопреки обещаниям начальника милиции пришел адвокат. После беседы с ним я вернулся в камеру в приподнятом настроении. Тут еще подоспела передача от жены, вернувшейся из Киева. Тюремная жизнь налаживалась.
Исходя из личного опыта пребывания в следственном изоляторе я вынес следующее. Находясь там, каждый отвечает только сам за себя. Твои дела никого не интересуют. Вести себя необходимо корректно, не вторгаясь в область личных чувств находящихся вокруг людей. Нельзя говорить лишнего, здесь как нигде понимаешь, что молчание настоящее золото. Нечеловеческий поступок, совершенный на воле – презирается. Пребывание в камере по глупости, вызывает отрицательные эмоции. Ненавидят наркоманов. Так же, я узнал о том, что воровской закон и так называемые понятия совершенно разные вещи.
В связи с повышенным риском заразиться туберкулезом, который просто гуляет в местах лишения свободы, заключенные тщательно соблюдают правила личной гигиены. Ложки и чашки хранятся в полиэтиленовых пакетах. Несмотря на это, от возможности подхватить заразу никто не застрахован. Мало кто знает что аббревиатура ЗК, обозначает не что иное как закрепленный каналостроитель, пришедшее в обиход со времен строительства Беломорканала.
Еще один раз наведывался начальник ОБЭП из транспортной милиции. Разговор окончился ничем. На выдвинутые им условия я ответил категорическим отказом.
В камере, лежа на нарах с закрытыми глазами, чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых мыслей, я стал вспоминать разные интересные случаи из своей жизни.

***
Поездки за границу в советский период временами представляли собой целую эпопею, состоящую из тщательно заполняемых анкет, благодаря которым воссоздавалось генеалогическое древо, позволяющее освежить память о своих родовых корнях. Досконально проверялся моральный облик претендента, в связи с возможной провокацией со стороны враждебных империалистических сил. Идеальным прототипом туриста выглядел глухой, немой и слепой импотент. Количество отправленных граждан за рубеж, при пересечении через государственную границу СССР, должно было соответствовать числу въехавших обратно. За это отвечал оперативный куратор спецслужб, входивший в состав каждой группы. Передвигаться по «враждебной» территории необходимо было по трое. Если смалодушничает один, то двое других товарищей наставят его на путь истинный. В этом плане советская пропаганда работала на все сто пятьдесят процентов. Лишь высокоинтеллектуальные члены общества развитого социализма могли изредка позволить себе не возвратиться из заграничных туров. На родине их имена клеймили вечным позором. Но времена меняются и многие эмигранты возвращаются назад. Лидер популярного белорусского вокально-инструментального ансамбля «Песняры» Леонид Борткевич рассказывал в телеинтервью, как он безбедно жил в США, где вместе с Арнольдом Шварценеггером ловил акул в Атлантическом океане. Но, поняв, что не это самое главное в жизни, вернулся на родину, где продолжает выступать в легендарном коллективе.
- Меня мало кто помнит визуально, - говорит Леонид. - Узнают мой голос, и сразу раздаются аплодисменты.
Его бывшая жена, знаменитая гимнастка Ольга Корбут, тренировавшая до недавнего времени сборную Англии по художественной гимнастике, живя постоянно в Америке, тоже вернулась в СНГ.
Все это подтверждает, что не в деньгах счастье. Безусловно, деньги должны присутствовать в повседневной жизни, но только как средство, а не цель.
С приходом к власти Михаила Горбачева начался процесс консолидации с мировым сообществом, позволивший приоткрыться «железному занавесу». Желая увидеть заграничную жизнь не глазами Юрия Сенкевича, я по знакомству попал в туристическую группу, выезжающую весной 1989 года в поездку по Венгрии и Словакии. К общегражданскому паспорту был выдан вкладыш на двух языках с указанием страны пребывания, целью поездки и ее сроков. Документы, на время поездки, хранились у руководителя группы. Обмен денег, в размере ста рублей, произвели только для посещения Словакии. Венгерские форинты предполагалось добывать своими силами. Для этих целей у каждого туриста имелся запас товара, состоящий из двух бутылок водки, сигарет, черной и красной икры, различных сувениров и червонцев, спрятанных в потайных местах. Вспомнилось, что в Югославии десять динар называли цэрвэной, то есть красной, как и наш червонец.
Из Днепропетровска группа выехала поездом в Ужгород. Потом была пересадка на автобус, который минуя Чоп въехал в Венгрию. На мосту через Тису, разделяющим обе страны, водитель автобуса обратил внимание группы на последнюю дорожную выбоину, оставшуюся на родной стороне. Бывая впоследствии неоднократно за границей, мне действительно не доводилось встречать разбитых дорог.
На венгерской территории, в ожидании таможенного досмотра, люди с нетерпением ожидали предстоящую свободу предпринимательства. С нами было много молодежи, среди которой находились молодожены – Саша и Катя. Молодой муж, сидящий около окна, застыл, наблюдая за действиями пограничников в стоящем напротив автобусе. Он так увлекся, что не заметил подошедшего работника таможни. Увидев пристально смотрящего в окно Сашу, венгр обратился на ломанном русском:
– Что вы там увидели?
Увлеченный наблюдатель не услышал. Таможенник повторил вопрос. Все замерли в ожидании. Саша опять не отреагировал. Вопрос прозвучал настойчивее. Тут очнулась Катя и сильно толкнула локтем Сашу.
– Что! Где! Кого! – Растерянно забормотал молодожен.
– Что вы там увидели? – строго повторил представитель таможни.
– А, это, там, симпатичный молодой пограничник, – неожиданно выдал Саша и от сказанного застыл с открытым ртом.
Не понял, - лицо венгра покрылось маской удивления.
Нависла тишина, в которой неожиданно прозвучал голос сидящего сзади Игоря:
– А он у нас голубой.
– Какой, какой? –  еще сильнее удивился венгр.
– Блю мен, – повторил Игорь.
Автобус заходил ходуном от раздавшегося хохота. Смеялись все, кроме молодоженов. На этом таможенный досмотр был завершен. Выехав с терминала, мы остановились на перекур.
– Когда вы уже накуритесь, – заворчала женская половина автобуса – у нас и так времени в обрез, еще распродаться нужно.
Дальнейший путь лежал в Дебрецен и Нередь Хазу. Сидящая сзади меня полная дама с золотыми коронками во рту и громадными серьгами в ушах негодовала на своего мужа, – полного добряка с явным запахом спиртного:
– Говорила мне мама, не выходи замуж за идиота. Как ты мог, Алик? Ведь мы стояли на границе. Тебя могли арестовать! Нет, ну вы подумайте, – искала она поддержку у невидимого собеседника, – достать из трусов прямо в магазине червонцы и обменять их на водку. Идиот!
Алику, уже было все равно. Его физиономия сияла от чувства выполненного долга, изо рта валил перегар. За короткий промежуток общения все привыкли к регулярным скандалам этой пары из-за прыткого умения ее мужа удовлетворять свои алкогольные потребности в любой ситуации, несмотря на строгий контроль супруги.
На первом же базаре все молниеносно сбыли свой товар в обмен на венгерские форинты. Путь в экономический рай был открыт.
Будапешт разделен Дунаем на две части – Буду и Пешт. В столице Венгрии сосредоточено огромное количество архитектурных памятников, рассказывающих о развитии старейшего города Европы. Запомнилась величественная площадь королей, замок, высеченный в скале, и кража денег из моего нагрудного кармана в городском автобусе.
После привычного отсутствия товаров в свободной торговле наших магазинов, увиденное изобилие в Будапеште представлялось сказочным сном. В магазинах было все. В центре города, между железнодорожными вокзалами Ньюгати и Кэллети, располагается так называемый «французский бульвар». Предлагаемый для покупок товар не вмещался на прилавках магазинов и поэтому на тротуаре располагались стеклянные тумбы с выставленными в них образцами продукции. Цены на одни и те же товары разнились в зависимости от расположения магазина. Для человека, привыкшего к одинаковым ценам на всей необъятной территории Советского Союза, это представлялось удивительным явлением. У нас, даже на базарах, первая цена была едина.
Стоимость товаров космически зашкаливала. Моих денег хватило только на приобретение двухкассетного магнитофона, называющегося у нас в стране «селедкой», из-за своего продолговато размера.
Хочу отметить тот факт, что на тот период во всех венгерских домах были установлены счетчики воды и газа. Проточной водой никто не умывался. Оказывается, непонятные для нас пробки в умывальниках служили как раз для этой цели.
Вернувшись в Ужгород, нас разместили на загородной турбазе, откуда на следующий день мы выехали в словацкий город Кошицу, как сказал наш гид – попить пива.
Разместили группу в гостинице низшего класса, где кормили два раза в день. Еда вызывала чувство смеха из-за своей скудности. Полноценное питание происходило за счет привезенных с собой продуктов.
Экскурсовод очень строго предупредил о недопустимости употребления в кавярнях рыбы с пивом. Если же кто-то позволял себе подобное, то пивные бокалы не подлежали повторному использованию из-за запаха рыбы, вызывающего брезгливое отношение у местного населения.
Кошица - небольшой шахтерский городок с готическим костелом в центральной части, куда по воскресеньям на богослужение стекалось огромное количество горожан. Окраина напоминала собой наши микрорайоны. В магазинах свободно продавался чешский хрусталь, мечта каждой советской семьи. Два пивных бокала хранятся у меня дома как память о этой зарубежной поездке.
Уже после мне представилась возможность побывать в Польше, Югославии, Болгарии, Румынии и Германии. Способствовала этому так называемая перестройка.
В 1991 году в румынском портовом городе Констанца, расположенном на побережье Черного моря, я и мой товарищ Саша Фролов решили отстать от группы, с которой мы приехали туда. Еще свежи были старорежимные предания о пересчете выезжающих на границе, хотя их уже никто не считал, но группа была поражена нашим решением. Все молча смотрели в окно автобуса. К нам подошел старый еврей стоматолог.
– Ребята! – скорбно обратился он к нам, понурив кучерявую голову, – как я вам завидую. Эх, был бы я помоложе, с вами рванул бы, - его взгляд устремился вдаль.
Автобус отправился без нас. Никто из сограждан не поверил в то, что мы остаемся из-за нехватки времени для отоваривания тех денег, которые остались у продажи советских дефицитов.
Выехать из страны можно было любым автобусом в течение срока действия визы. Знаменательный августовский путч, приведший к развалу СССР, мы встретили в Бухаресте.
– Горбачев капут, – почему-то радостно кричали нам румыны.
Совсем недавно разъяренная толпа казнила своего диктатора – Николая Чаушеску. Уровень жизни большинства населения был ниже чем в Советском Союзе. Нищета и откровенное воровство проглядывали везде. Не забуду как на железнодорожном вокзале Гара-Норд, в Бухаресте, по залу ожидания ползала женщина с окровавленными бинтами на культях ног и рук, держа в зубах пустую консервную банку для подаяния. Кругом голодные дети. Стоило дать кусок хлеба ребенку, как тут же за тобой бежала вся улица с протянутой рукой.
На Черноморском побережье, в курортной зоне, такой страшной нищеты не наблюдалось. На расстоянии двух, трех километров друг от друга располагались небольшие туристические городки. В них было все для увеселений при очень низких ценах. Если на тот период времени один американский доллар равнялся тремстам румынским леям, то сутки проживания в приличной гостинице стоили двести пятьдесят лей. Пицца в кафе стоила двадцать лей, кружка пива или один килограмм дынь столько же. Местное население покупало все, что им предлагали заезжие туристы. Деньги напоминали собой скатерти из промокашек. К моему удивлению, репертуар в ресторанах состоял наполовину из русскоязычных песен. Один начинающий бизнесмен из Одессы, который по слухам должен был половине города, лихо отплясывал в ресторане, раскидывая советские рубли в мелких купюрах. Причем, деньги до пола не долетали. Это была наглядная демонстрация силы уходящих в историю денег.
В начале 1995 года мною были успешно проданы «Жигули» шестой модели с одиннадцатым двигателем. По совету друзей, полученные от продажи доллары были переведены в немецкие марки, с которыми в канун 9-го Мая, вне официальной делегации направляющейся на празднование 50-летия Победы в Великой Отечественной войне, я отправился в Германию с целью покупки подержанного автомобиля. Столь значимая дата в Европе отмечалась очень торжественно. В Берлин, помимо меня, по случаю празднования юбилея выехали многочисленные делегации из разных стран. Должен заметить, что немцам весьма неприятно вспоминать деяния фашистов в годы Второй мировой войны. Если предположить, что сегодня воскрес Адольф Гитлер, то современные немцы сразу же посадили бы его в тюрьму.
Проводником в поездке был мой давний приятель Жора. Он дважды побывал в Германии и располагал необходимой информацией относительно пребывания в незнакомой для меня стране. Его целью было купить необходимый ему товар и выехать обратно на будущей моей машине. В Дортмунде жил бывший наш земляк, Володя Куклин, выехавший на ПМЖ пять лет назад. Он занимался тем, что оказывал услуги гида для многочисленных частных туристов - земляков.
В Киев прибыли утром восьмого мая. Погуляв по городу пять часов, мы сели в прицепной вагон поезда Киев - Варшава, следовавшего прямо в Берлин. Благополучно пересекли государственную границу обменявшись поздравлениями, по случаю Дня Победы, с уже радостными представителями таможни.
В Варшаве была произведена переприцепка нашего вагона и уже через шесть часов мы прибыли в столицу объединенной Германии.
К радости от преодоления основного участка пути прибавилось полное недоумение Жоры от увиденного места нашего пребывания.
– Я здесь первый раз, – растерянно лепетал он.
– Ты же уверял, что был тут дважды, – ничего не мог понять я.
– Да был я, был, но не именно тут.
Мы стояли на перроне под пристальными взглядами крепких парней славянской внешности с крабовыми глазами.
– Уходим! Быстро! – сориентировался я, увлекая Жору за рукав куртки из здания вокзала.
Вскочив в надземное метро мы перевели дух.
– Ну, ты брат и даешь, – накинулся я на Жору, – привез за две тысячи километров от дома, через две границы, что бы сообщить, что здесь впервые.
– Да был я здесь, был, – защищался приятель, – два раза был, но не на этом вокзале.
– А страна помнишь, какая была? – съязвил я.
– Чего вы спорите, мальчики? – обратилась к нам стоящая рядом женщина. – Заблудились что ли? – улыбнулась незнакомка.
От неожиданности мы опешили. Верно подметил Высоцкий: «И даже во французском туалете, есть надписи на русском языке».
– Простите, фрау, – очнулся я, – вы наша?
– Нет, не ваша, – улыбнулась собеседница, – просто живу здесь давно.
– Простите еще раз, – вежливо извинился я, – видите ли в чем дело, мой спутник бывал здесь два раза, но почему-то ничего не помнит. Собственно говоря, нам нужно уехать в Дортмунд.
– Смотрите, – указала женщина на висевшую сбоку салона картосхему, – все очень просто. На станциях, где нарисован паровозик, располагаются железнодорожные вокзалы. Их около десяти. Вполне возможно, что ваш товарищ прибывал ранее на станцию «Зоологическую», куда, как правило, прибывают поезда с Востока. Как раз сейчас будет остановка около железнодорожного вокзала, откуда вы сможете уехать в нужном направлении.
Распрощавшись с таинственной незнакомкой, мы выскочили из вагона и, пройдя метров сто по указателям вышли к вокзалу. Билетные кассы не имели ничего общего с нашими аналогами, в которых перед тем как купить билет, ты должен стать в унизительную позу перед сидящей перед тобой женщиной. В Германии процесс приобретения билетов выглядит иначе: клиента отделяет от кассира обыкновенная стойка, за которой сидят миловидные операторы за компьютерами.
– Биттэ, фрау, – напряг я свою память. В голове вертелось только «ахтунг, ахтунг и хэндэ хох».
– Биттэ, фрау, – продолжил я, – цвай абэн тикет Дортмунд.
Девушка заученно улыбнулась и быстро пробежала пальцами рук по клавиатуре.
– Ты откуда немецкий знаешь? – подозрительно спросил меня Жора.
– В разведшколе учил. – съязвил я в очередной раз.
Оператор развернула в мою сторону экран монитора, на котором предлагалось выбрать удобное время для отправления. Все, что мне оставалось, это указать пальцем на время и рассчитаться за стоимость билетов.
На железных дорогах Германии существует масса всевозможных скидок, зависящих от времени суток, дней недели и количества пассажиров, совершающих совместные поездки. Например, стоимость билета на вечерний поезд намного ниже стоимости такого же билета на дневной поезд. Семейные поездки в выходные дни также имеют льготы. Причем, родственные отношения никто не проверяет. Достаточно ехать группой. Немцы весьма охотно пользуются подобной экономией. Мы не стали отставать от немецких товарищей в плане экономии денежных средств, поэтому, покрутившись около часа в районе вокзала, уехали вечерним экспрессом – Берлин – Амстердам.
В купе вагона, кроме нас, находились трое молодых людей, одетых в агрессивного вида кожаную одежду. Жоре стало не по себе.
– Мафия, – шепнул он мне.
– Сам вижу, – ответил я.
Услышав русский язык со словами мафия, ребят тут же как ветром сдуло.
– Так они нас испугались? – Жора гордо выпрямил спину.
– Да, нам есть чем гордиться. Давай лучше поспим.
Зашторив стеклянную дверь купе мы задремали.
В пути было две запланированные пересадки. Согласованность поездов впечатляла. За пять минут пассажиры успевали пересаживаться в рядом стоящий состав и продолжать путь. Билет в виде буклета, наглядно под средством схемы демонстрировал путь следования с названиями станций и указаниями пересадок. В туалете стоял тонкий запах лимона. В наличии имелись туалетная бумага, жидкое мыло и бумажные полотенца. С нашими гнездовыми сооружениями, это санпомещение не имело ничего общего. Туалетом можно было пользоваться даже на стоянках.
Утром поезд прибыл в Дортмунд, расположенный на Западе Германии около границы с Нидерландами. Загрузив необходимое количество монет в приемник таксофона Жора быстро дозвонился до нашего знакомого. Через полчаса мы ехали в красном Volkswagen Golf. Еще через полчаса, гостеприимные хозяева угощали нас домашним обедом.
Володя Куклин со своей женой, папой и мамой, выехал на постоянное место жительства пять лет назад. Немцы предоставили им две отдельные квартиры в четырехэтажных, многоквартирных домах, расположенных недалеко друг от друга на окраине Дортмунда.
Нужно отметить, что в Германии, как и в других европейских странах, в центральной части города не живут, а работают. Благодаря развитой инфраструктуре при наличии личного автотранспорта, жить за городом и добираться оттуда на работу не составляет особого труда. Частные дома престижны и потому весьма дорого стоят. Выходом из положения служит система разумного кредитования, ипотеки и другие всевозможные составляющие, помогающие людям не испытывать недостатка в жилье. Этому способствует стабильность экономики, при которой средняя заработная плата на 1995 год составляла двадцать пять марок в час. Как мне объяснили, это лучший показатель в мире.
Так как нашим эмигрантам всегда не хватает денег от службы социальной помощи для поддержания того уровня жизни, который был у них на родине, все они занимаются своим маленьким, нелегальным бизнесом. Володя не был исключением. Гостям из СНГ он предлагал полный пансион за приемлемую цену, что устраивало обе стороны. Плюс услуги гида, знающего язык и гарантирующего правильное оформление документов при покупке автомобиля. Чтобы не обременять гостей своим присутствием Володя с супругой временно перебирались к родителям. Семья отличалась порядочностью и интеллигентностью.
Для адаптации иностранцев, приехавших на постоянное место жительства в Германию, существуют специальные курсы по изучению немецкого языка, но удивительным является то, что его никто не учит.
Выполняя взятые на себя обязательства по компенсации пострадавшим от нацистов в годы Второй мировой войны узникам концлагерей и остарбайтерам, предоставляя вид на жительство беженцам и политическим эмигрантам, немцы все равно всячески игнорируют их. Между собой приезжие стараются не общаться из-за боязни быть обманутыми своими же соотечественниками. Выходит сплошной вакуум
В доме, где мы жили, находились выходцы из многочисленных стран восточной Европы, Азии, Ближнего Востока. Можно сказать уверенно, что дорога в немецкое общество для эмигрантов закрыта. Это надо четко понимать тем, кто уезжает, и тем, кто остается в родной стране. Я всегда говорил, говорю и буду говорить о том, что обустраивать свою жизнь необходимо в родной стране. Как говорится, не ищи за морями, а ищи под ногами.
Кладбищам в Германии отведена роль парковых зон. Выглядят они очень ухоженными, что само по себе отражает доброе отношение живых к памяти  усопших.
Весьма интересно построено обучение детей в школах, которые учатся в начальных классах, изначально по одинаковой программе. Приблизительно с двенадцатилетнего возраста школьников разводят по специализированным классам в зависимости от выявленных способностей. Оценки успеваемости, выставляемые в дневнике, имеют вид мышек, которые в зависимости от результата изображают мимику печали, либо радости. Таким образом, детская психика оберегается от травм. Помните как у нас все происходило?
В магазинах взаимоотношения продавцов и покупателей основаны на доверии.  В одном супермаркете я обратил внимание на зеркала, установленные около касс, направленные на потолок. Оказалось, что вверху установлено еще одно зеркало, позволяющее кассиру обходным путем заглянуть в вашу корзинку, не оскорбляя при этом клиента излишней подозрительностью.
Забытую в общественном транспорте вещь непременно возвратят по первому требованию, не интересуясь ее стоимостью.
Желающие не работать могут себе это позволить на основании своего гражданства. Правда, жить придется на пособие, которое напоминает нашу усредненную заработную плату по стране. Помните, как сказано у Горького: «Человек – это звучит гордо».
Даже на собаку, имеющуюся у безработного, выдается пособие. Некоторые молодые люди уходят из дому и скитаются по городам. Рано утром их можно увидеть в больших количествах, ночующими на вокзалах в спальных мешках. Полиция их не трогает. Если безработный любит часто пить спиртное, то деньги он получает по частям, каждый день, дабы не пропить все сразу. Как видите, забота чувствуется во всем.
Правда и налоги с граждан собираются немалые. Отсюда и отношение к тратам бюджетных денег особое. Поэтому немцев не удивляет тот факт, когда канцлер Германии с семьей едет в выходной день за город на малолитражке в сопровождении охраны, находящейся при исполнении служебных обязанностей на государственных дорогих джипах.
В каждом многоквартирном доме присутствует должность домашнего мастера, аналог нашего ЖЭО, который выполняет посреднические функции между заказчиком и исполнителем.
Физический труд повсеместно механизирован. Даже коробку на бортовую машину поднимает мини-подъемник, установленный с торцевой части кузова.
Общественные туалеты отсутствуют. Они не нужны по причине безотказного понимания существующей проблемы со стороны владельцев кафе и магазинов. Стакан воды и услуги, связанные с естественными потребностями, вам предоставят бесплатно и гарантированно по первой просьбе.
Повышение цен в стране отражается на семейном бюджете бюргера в виде годовой отсрочки покупки нового ВМW: «Ничего, думает при этом немец, придется мне еще один год поездить на старой, пятилетней машине».
Женщины весьма мужеподобны. Вызвано это чрезмерным потреблением в     50-х, 60-х годах прошлого века, оральных противозачаточных средств. Природе всегда претит искусственное вмешательство в ее дела.
Рядовой немец никогда не пойдет на авантюру, какой бы выгодной она не представлялась. Идея нарушить законодательство, даже не укладывается у него в голове. Такой путь законопослушания Европа прошла через жестокое наказание преступивших закон. У нас же это просто игры в демократию.
Большое количество автосалонов по всей стране занимается предпродажной подготовкой и продажей подержанных автомобилей. Рассказы о простаивающих в немецких гаражах авто не соответствуют действительности. Никто на Западе не заплатит и копейки за бесцельно простаивающий товар первой необходимости, каким является машина для любого европейца. Другое дело регулярное техобслуживание, качественные горючесмазочные материалы и условия эксплуатации, которые находятся на должном уровне. После, пусть даже незначительных, аварий, машину стараются поскорее сбыть. А вот автобазары практически отсутствуют из-за нежелания немцев участвовать в унизительной на их взгляд процедуре торговли. Те же несколько действующих точек продажи, которые имеются, находятся в поле зрения турецкой общины, контролирующей этот вид деятельности. Таким образом, в роли продавцов выступают перекупщики турки.
Один из таких автобазаров располагается недалеко от места нашего пребывания – в городе Эссен. Работает он по пятницам, субботам и воскресеньям, собирая многочисленных искателей приключений из бывшего Союза. На первый взгляд машин было много, но стоило повнимательней приглядеться, как за низкими ценами просматривались явные последствия аварий и другие дефекты кузова. Я имею в виду тот ценовой диапазон, который соответствовал моему финансовому положению. За одну тысячу немецких марок можно было приобрести тринадцатилетнюю «ВМW» третьей модели в приличном состоянии. Техника поновее выглядела сказочно, но и стоила намного дороже.
– Эй, – призывно кричали турки, – покупай «Пежо», русский ракета.
Два дня поисков окончились безрезультатно. Оставалась надежда на последний день. Но и воскресный день не приносил ожидаемого результата. Понимая, что оставаться еще на одну неделю нам не по карману, я остановил свой выбор на «Ауди-100» темно-синего цвета 1987 года выпуска с пятицилиндровым, 147-сильным, двигателем. Признаться, она не очень мне нравилась, но ее техническое состояние было великолепным. Решающим фактором стало наличие полной оцинковки кузова, что для наших зимних дорог является немаловажным фактором.
Тут же, в течение двух минут, был заключен письменный договор, в результате которого произошел обмен авто на мои деньги. Выехать с базара было невозможно, да и не нужно, так как продавец забрал свои номерные знаки, которые он должен был сдать в полицию. Мне же было необходимо на основании договора купли – продажи получить в полиции транзитные номера. И все это притом, что ездить по дорогам Германии без номерных знаков строго-настрого запрещено. Но даже если и доедешь до ближайшего участка полиции, то без знания языка будешь долго объяснять, что и почему. Здесь-то и вступал в действие немецко-русский кооператив по предоставлению услуг оформления соответствующих бумаг. Произведя оплату и отдав ключи от машины, мы уехали в Дортмунд в ожидании наступления вторника, когда можно будет забрать новоявленного железного коня.
Свободное время было посвящено закупке необходимого товара народного потребления, который мой приятель Жора должен был доставить на родину.
Гуляя в понедельник вечером невдалеке от дома, в котором мы жили, я с удивлением увидел знакомое лицо, ковылявшее на костылях с перебинтованной ногой.
– Женя! – окликнул я на всякий случай.
– Молодой человек остановился, пристально всматриваясь в мою сторону.
– Юра! Ты ли это?
– Я, я, –  с немецким уклоном, радостно закричал я в ответ.
Женька проворно подлетел ко мне на одной ноге и двух костылях.
– Не может быть! Откуда?
Костыли отлетели в сторону и он повис у меня на шее.
В Днепропетровске Женя жил в соседнем доме. Работал он таксистом. Нельзя сказать, что мы были большими друзьями, но неожиданная встреча в чужой стране сделала нас на родными людьми. Честно говоря, я слышал краем уха о том, что Женя с семьей уехал за границу но куда именно, не знал.
– Вот видишь, – затараторил он, – играл в футбол да ногу сломал. Некстати. А ты здесь как оказался? На ПМЖ?
– Да нет, – ответил я, – за машиной приехал.
– Так давай помогу тебе выбрать. Ведь я здесь все знаю.
– Да купил я уже. Во вторник заберу и домой.
– Слушай, – не умолкал Женя, – пойдем ко мне, расскажешь, как там жизнь. Скучаю я здесь, – признался он.
Проговорили мы до рассвета. Женя поведал о своем заграничном бытие. Внимательно выслушал о днепропетровских новостях и подробно инструктировал об особенностях обратной дороги.
– Смотри, – напутствовал он меня. – Следуй моим советам по пути домой.
Во вторник, около шести часов вечера, попрощавшись с Женей и гостеприимными хозяевами, мы с Жорой отправились в обратный путь. Мой приятель выполнял роль штурмана, держа в руках «легенду» с названием населенных пунктов и указанием расстояния между ними. Мощный и послушный автомобиль оказался гадким утенком, ставшим белым лебедем. Он покорил меня легкостью в управлении и бесшумностью работы двигателя. Бензина в восьмидесятилитровом баке вполне хватало до территории Польши.
Каждый вторник, в сторону Восточной границы, стартовал поток подержанных машин. И каждый вторник отечественный рэкет готовился к встрече с ним. Что нас ждало впереди, мы не знали.
Перед тем как выехать на автобан, необходимо разогнать автомобиль до 100 км/час по боковой полосе, специально предназначенной для этой цели. Дорога имеет одно направление без встречной полосы. В крайнем правом ряду движутся дальнобойщики со скоростью 100-110 км/час. В среднем, движение общей массы до 160-180 км/час. По левой крайней полосе мелькают «Порши» и «Феррари» без ограничения скорости движения. Мы четко понимали, на какой машине едем, поэтому заняли средний ряд. Имеющаяся магнитола не давала скучать в пути.
На всем протяжении дороги были установлены удобно читаемые плакаты, издалека подсказывающие путь следования со всевозможными развязками. В ночное время, благодаря мощному освещению дороги, скорость можно было не сбрасывать. Самое главное при езде по автобану, правильно проезжать развязки. Если проскочишь, то вернуться обратно становится весьма сложной проблемой. Поэтому опытный Жора во все глаза вглядывался в указатели на дорожных щитах.
Путь на Варшаву проходит через Потсдам, минуя Берлин. Как Жора смотрел на названия населенных пунктов и указатели направления движения я не знаю, но в два часа ночи по европейскому времени мы въехали в празднично освещенный Берлин.
– Ну что, Сусанин, опять завел?
– Не пойму, как вышло, – Жора чуть не плакал.
– Ладно, – притормозил я машину сзади одиноко стоящего такси, – иди у таксиста спроси.
– Сейчас, – обрадовался мой штурман.
Высокорослый Жора в кожаной куртке подошел к такси, держа в руках свою импровизированную карту и стал по-русски громко выпытывать дорогу на Потсдам. Таксист, естественно, ничего не понял. Жору стала злить такая тупость немца, из-за чего он повысил голос.
– Ты, что же это, татарин, русского языка не понимаешь? – допытывался выходя из себя штурман у растерявшегося бюргера. 
Кончился этот диалог тем, что напуганный немец, по всей вероятности вспомнивший 1945 год, нажал на газ и был таков.
– Мой друг, – окликнул я Жору, – нам пора ехать. Сейчас сюда полиция нагрянет.
Правду говорят: «нет худа без добра». Вдоволь накатавшись по ночному городу, полюбовавшись обновленным рейхстагом, Бранденбургскими воротами, другими величественными архитектурными сооружениями, которые сияли в свете архитектурной подсветки, был найден выход из создавшегося положения. Подъехав к автозаправочной станции, я попросил у оператора дорожную карту, которая помогла,  найти нужное направление.
На рассвете, в пять часов утра мы подъезжали к Одеру, разделяющему Германию с Польшей. Женя предупреждал, не ехать по указателю «таможня». - Там, -говорил он, – одностороннее движение и огромная очередь. Назад вам не выехать. Не доезжая указателя «таможня», свернете в направлении указателя «центр». Пересечете границу без проблем.
Все было так, как говорил Женя.
Пропускной пункт был пуст. К нам подошел польский пограничник.
– Цо то пан? Самоход на продаж? – деланно строго спросил он.
– Едэн самоход, едэн пан! Юкрейн туристо, – твердо ответил я – барзо поспешаем пан!
Поляк скривился, вернул паспорта и мы беспрепятственно въехали на территорию Польши.
Кто мог подумать, что на выезде из соседнего пропускного пункта, со всех выезжающих, собирается дань доморощенными рэкетирами.
Размяв ноги на польской стороне, мы сели в автомобиль и тронулись в путь домой.
К Варшаве добрались до полудня без происшествий. Когда вдали показалась столица Польши, на память пришли напутствия Жени: – Не следуйте по объездной дороге. Там рэкет и полиция заодно. Сворачивайте снова в центр, найдете указатель на Люблин и вперед.
Мы так и сделали, но вскоре увидели севших к нам на хвост белую восьмерку «Жигулей» и «Volkswagen Jetta». Судя по выражениям лиц пассажиров машин, сомнений не оставалось – на хвост плотно сели дорожные разбойники. Преследователи прижались к нашей «Ауди», призывая жестами сделать остановку. Вступать с ними в какие-либо переговоры без достаточных финансовых средств, которых у нас оставалось в обрез, не имело смысла. В раздумьях мы выскочили в центр. Проезжая часть была двухсторонней по четыре полосы в каждом направлении. На разделительной полосе были установлены фундаментные блоки, не дающие возможность развернуться в обратном направлении. Допустимая скорость движения, исходя из дорожного знака, 80 км/час. Фактически, поток машин двигался со скоростью 100-110 км/час. Включив правый поворот и задние противотуманки красного света, имитирующие парковку, я заставил преследователей сбросить скорость и нацелиться на выбор места для последующей остановки. В то же самое время, увидев просвет между машинами слева, я резко нажал педаль газа и круто повернул руль, направив послушную машину на свободное место в ряду. Включив левый указатель поворота и нажав на звуковой сигнал, я слегка крутанул руль влево. Испугавшись столкновения водители третьего ряда притормозили, что предоставило мне возможность вдавить педаль газа в пол. Мощная машина рванула, словно стояла на месте, вдавив нас в сидения. Теперь мы были в третьем ряду. Оставалось перескочить в крайний четвертый ряд, откуда можно было бы уйти влево на первом повороте. Моментально возникло спонтанное решение, не сбавляя скорости повторить предыдущий маневр. Но идущая слева машина не притормозила, перекрыв мне дорогу в нужный ряд. Во избежание столкновения, на тормоз теперь пришлось давить мне. Мою машину стало раскручивать поперек движения со смещением к центру дороги. Не уступившая мне дорогу машина пронеслась перед капотом, следующая машина притормозила, и передо мной возникли бетонные блоки. Я закрыл глаза, крепко сжав руками в руль, в ожидании столкновения. Наступила полная тишина. Когда я открыл глаза, то увидел спокойно проносившиеся мимо нас машины. Рядом, бледный как полотно, застыл мой штурман. Автомобиль, целый и невредимый, стоял на разделительной полосе, вместо отсутствующего на этом месте бетонного блока. Я вышел из машины, не веря своим глазам. На асфальте позади нас чернела тормозная полоса от протекторов шин. То, что произошло, было мистическим чудом, не поддающимся объяснению. Даже сегодня, по истечении времени после описываемых событий, я с ужасом вспоминаю тот момент, когда буквально считанные метры разделяли нас от страшной аварии.
В моих ногах была дрожь. Сев в кресло, я откинулся на спинку. Необходимо было прийти в себя.
– Ну, ты даешь! – пришел в себя Жора.
– Поехали, – мой голос был тверд.
Резко взяв с места, машина помчалась в противоположную сторону.
Через два квартала на большом щите было указано направление движения на Люблин. Миновав город за двадцать минут, мы понеслись в сторону польско-украинской границы. Проехав Люблин, перед нами остался последний крупный населенный пункт Хелм, от которого в километрах тридцати протекал Западный Буг, разделяющий две страны. Чтобы не сбиться с пути и не терять драгоценное время, я время от времени обращался к прохожим, уточняя правильность нашего движения.
– Просто пан, просто, – отвечали поляки.
– Что такое просто? – спросил Жора.
– Просто, это по-польски прямо, – пояснил я.
Около шести вечера, ровно через сутки после старта из Дортмунда, мы подъехали к концу огромной очереди у контрольно-пропускного пункта. От водителей мы узнали, что ночью КПП не работает и вскоре будет принята к досмотру последняя партия машин. Представившаяся возможность провести ночь в поле около темного и страшного с виду леса, не радовала.
– Эх, была не была! Поехали Жора!
Подъехав к шлагбауму, у которого застыла плотно сжавшаяся колонна машин, я смог оценить исходную позицию дальнейших действий. Ширина ворот позволяла пройти только одной машине.
– Да! Между ними и муха не пролетит, – заметил Жора.
– Ничего, прорвемся, – успокоил я друга, – значит так, Жора, будем делать следующее.
После краткой инструкции, мы спокойно стали ожидать дальнейших действий пограничников. Удивленные водители с интересом поглядывали в нашу сторону, не понимая, каким образом мы собирались протиснуться вне очереди. Через полчаса из терминала вышел пограничник и направился к шлагбауму, расположенному в ста метрах от КПП. Двигатели автомобилей моментально взревели, передавая всей округе тревогу своих водителей. Происходящее напоминало предстартовую готовность чемпионата мира формулы один. Причем рев моторов пронесся по всей длине двухкилометровой очереди. Потрясающее зрелище современной действительности. Выхлопные газы заволокли колонну.
Пограничник, не спеша, ослабил удерживающую шлагбаум веревку, отчего горизонтальная балка медленно поплыла вверх.
– Пора, – я резко повернул ключ зажигания.
Мой друг пулей выскочил из машины и со страшным криком бросился на капот стоящей рядом машины. Сидящий за рулем водитель опешил от неожиданности рефлекторно нажав на педаль тормоза. В колонне образовался зазор, в который молнией влетела моя «Ауди». Вслед за нами опустился шлагбаум. Я ехал последние сто метров до КПП. За машиной бежал счастливый Жора.
Автомобили замерли около поста досмотра. Счастливчиков, сумевших продвинуться на еще один шаг в борьбе за улучшение собственного благосостояния, насчитывалось около двадцати. Оформлять наши документы работники таможни  явно не торопились, несмотря на тщательно заполненные декларации. Ожидание досмотра затянулось до полуночи. По всей вероятности, нас готовили на «закуску». Только вот кому?
Ночь основательно вступила в свои права, когда наша «Ауди» выехала с территории таможенного терминала. Перед поездкой в Германию я спросил одного своего приятеля, зарабатывающего себе на жизнь поставкой автомобильного секонд-хэнда, как опознать на границе рэкет?
– Поверь, – ответил он, – ты их сам увидишь и не ошибешься.
И я не ошибся. Метрах в тридцати около дороги выстроились в ряд старенькие BMW третьей модели, недорогие и удобные для дорожного разбоя. Около них стояла группа крепких с виду парней, всем своим видом дававших понять, кто здесь хозяин положения.
– Дружище! – обратился я к ставшему флегматичным после гонки по Варшаве Жоре, – в связи с отсутствием необходимого количества денежных знаков для окончательных взаиморасчетов с местным населением, тебе следует пристегнуть ремень безопасности.
Штурман послушно щелкнул замком пристегивающегося ремня.
Сделав глубокий вдох и выдох, я повернул ключ зажигания. Мотор послушно отозвался ровным ревом, выражая готовность сражаться за своего хозяина до последней капли масла. Машина проворно сорвалась с места в сторону Ковеля, до которого было езды километров шестьдесят. Словно по команде, две трешки «BMW» тут же рванули вслед за нами. Для себя я решил использовать преимущества узкой дороги, не давая возможности обогнать себя и таким образом дотянуть до города.
Но, начавшаяся было гонка, прервалась через двести метров по сигналу вспыхнувшего в темноте милицейского жезла. Из темноты, как в сказке, возник улыбающийся сотрудник ГАИ при полном параде.
– Инспектор Петренко! – сонно представился он, – попрошу пройти на пост для оформления транзитных номеров.
Рядом раздался визг тормозов машин преследователей.
– Проезжай, проезжай, – развеселился инспектор, - еще успеете поразбойничать, орлы .
«BMW» медленно стали сдавать назад.
Постом ГАИ оказался кузов старого автобуса, одиноко стоявший на обочине дороги. Внутренняя обстановка напоминала каптерку старшего прапорщика на удаленной от заставы точке.
– Ну що, хлопцы? – Петренко хищно улыбнулся, – гроши давайте та вопросы не задавайте.
 После оформления соответствующих документов, мы кое-как прилепили на лобовое и заднее стекла трафареты с транзитными номерами. К этому времени пыл гонки поостыл и я, развернув автомобиль, неспешно вернулся к КПП.
– Разрешите переночевать на территории пропускного пункта, – обратился я к пограничнику.
– Нет, нельзя, – коротко ответил он и отвернулся.
– Да уж! Спасибо за взаимовыручку. – съехидничал Жора.
Я вернулся к автомобилю, в котором пристегнутый ремнем безопасности, сидел мой друг.
– Ну то що, хлопцы? Пидкынытэ до зализнычного переходу?
Сзади меня стоял высокий, полный мужчина в форме работника таможни.
– С удовольствием. Жора, друг мой, не сиди как мумия. Пересядь быстренько на заднее сидение.
Я неспешно проехал мимо рэкетмэнов, медленно и злобно перетирающих мощными челюстями жвачку. В этот момент мне пришла в голову мысль о том, что жевательную резинку придумали специально для них. В этом медленном пережевывании просматривается элемент голодного хищника, готового напасть в любую секунду. Когда потенциальная жертва видит челюсти в движении с процессом слюноотделения, у нее наверняка просыпается врожденный страх перед рептилиями. 
Железнодорожный пропускной пункт находился в пятнадцати минутах езды от автомобильного перехода. Высадив неожиданного спасителя, мы выехали на трассу. Со всех сторон чернел густой лес. Дорога была видна только в свете фар. Длительное пребывание за рулем в стрессовой ситуации давала о себе знать. Через тридцать километров меня начало клонить ко сну.
– Не пора ли нам поспать? – обратился я к штурману.
Не встретив возражений со стороны товарища, я съехал с дороги прямо в лесную чащу. Проехав кое-как метров двадцать, машина замерла на небольшой полянке в окружении молчаливых деревьев.
– Вот таким образом, Жора, во времена Второй мировой войны наши партизаны скрывались от немцев, – поучительно пояснил я другу свой маневр. – здесь нам бояться некого, – продолжил я, проваливаясь в сон.
Проснувшись через четыре часа машина аккуратно выехала из просыпающегося леса на дорогу, ведущую к родному дому, по которому мы так соскучились.
                ***
Через семьдесят два часа меня перевезли в камеру линейного отдела милиции, откуда должны были освободить, так как суд не принял решение оставить меня под арестом. Дверь камеры открыл сержант. За его спиной стоял начальник милиции.
– Юрий Владимирович! Пойдемте ко мне, выпьем по чашке чаю.
– Спасибо за приглашение. Знаете, уж лучше я чай дома выпью.
– Как, вы не хотите выпить со мной чаю? – на его лице отобразилось явное недоумение.
После обязательных формальностей, в ходе которых мне вернули хранящиеся у следователя в сейфе личные вещи, я вышел на привокзальную площадь. В моих руках был черный пакет с теплыми вещами, на лице трехдневная щетина. Вокруг суетливо сновали ничего не подозревающие люди. Сев в такси и назвав адрес, я беспричинно улыбнулся. Водитель с удивлением посмотрел в мою сторону.