Осажденные

Евгению Зубареву – с благодарностью за вдохновение


- Открывай, сука! Открой сам или хуже будет!
Бум! Бум!
Бронированная дверь снаружи снова затряслась от бешеных ударов ногами.

Максим отпрянул от глазка и вжался в стену прихожей. Поймал взглядом ужас в расширенных глазах супруги, замершей рядом соляным столбом.

- Ты че, падла, не втыкаешь? Думаешь зашкериться от нас? – не унимался хриплый голос снаружи. – Мы же тебя на куски порвем. И с бабой твоей как следует поиграемся. Обоих, блять, в землю закопаем.

Максим почувствовал подступающую к горлу тошноту. Да, пожалуй, именно так – ему было страшно до тошноты.

- Максим… они все равно нас достанут, - прошептала Анна. Ее лицо напоминало восковую маску. Из тех, что они видели пару месяцев назад в Лондоне, в музее восковых фигур мадам Тюссо.

- Закройся! – тихо, но зло процедил Максим. – Без тебя тошно.

Супруга обиженно всхлипнула и ушла в спальню. Наверно плакать, равнодушно подумал Максим, провожая взглядом ее располневшую фигуру. Он прислушался к звукам снаружи. Вроде ушли.

Чтобы успокоиться, Максим пошел на кухню, включил кофемолку, щелкнул пультом. Сейчас он ненавидел все – свою вечно ноющую жену, шикарную квартиру, превратившуюся в мышеловку, это пьяное и обдолбанное быдло, рвущееся в его двери, чтобы стереть его, Максима Фадеева, в порошок. Лишь за то, что он был богаче и удачливее их.

Но больше всего Максим ненавидел это мерзкое ощущение загнанной в угол крысы. Он привык чувствовать себя хозяином жизни. И на то были основания. Стать к двадцати семи годам коммерческим директором крупного строительного холдинга – это вам не хухры – мухры.
Железобетонную уверенность в завтрашнем дне подкреплял отец, занимавший пост вице-губернатора в городском правительстве, и по совместительству являвшийся держателем контрольного пакета акций холдинга. Папа же подарил пятикомнатную квартирку в элитном жилом комплексе «Серебряные озера» на Петроградской стороне.

С детства Максим привык иметь все, что душа пожелает. И иной жизни не мыслил.
А теперь вся сытая, размеренная жизнь с пугающей быстротой летела в тартарары.

От одной этой мысли Максиму дико захотелось швырнуть пульт в плоский экран висящего на стене телевизора. Усилием воли он подавил навязчивое желание.

- …Сегодня утром толпа погромщиков атаковала Смольный и телецентр на Чапыгина, - испуганно тараторил с экрана молоденький очкастый диктор. Даже толстый слой грима не мог скрыть бледность на его лице. – Сейчас в окна телецентра бросают бутылки с горючей смесью. На призывы сотрудников милиции погромщики не реагируют. Жестоко избили и нашу съемочную группу, отправившуюся снимать беспорядки у Мариинского дворца. Наш корреспондент и оператор госпитализированы с сотрясениям мозга и множественными переломами. Массовым нападениям подверглись и граждане. По последним данным, погромщиками убито около сотни выходцев с Северного Кавказа и Средней Азии...

«Куда катится этот гребаный мир?» - с тоской подумал Максим. Вкуса едва теплого кофе он не ощущал. Совсем недавно его жизнь была простой, четкой и ясной, как полоса немецкого автобана. С высоты своего статуса можно было смотреть свысока на тех, кто сейчас бесновался под его окнами. На этот серый, грязный, неуютный мир, который раньше был лишь фоном в тонированном окне его «Мерседеса».

А сейчас этот проклятый мир с животной яростью рвался в его квартиру.

Максим подавил желание выглянуть в окно. Он заранее знал, что увидит – обгоревший дотла железный остов. Все, что осталось от его «мерседеса» за двести тысяч евро.

- Твари! Мрази! Вы****ки! – Максим грохнул волосатым кулаком по столу. Остро захотелось напиться до беспамятства, до белой горячки. Чтобы уроды за окном исчезли, растворились, как дурной сон. Чтобы в их огороженном дворе снова все было чисто, уютно и безопасно. Чтобы в будке у входа снова приветливо улыбался толстомордый охранник Коля, трусливо сбежавший еще неделю дня назад, как только запахло жареным.

А вот он, Максим, уехать не успел. Думал, все рассосется.

Не рассосалось.

Более-менее умные знакомые смотались за границу еще на прошлой неделе. Соседи по лестничной клетке, чета Бузыкиных, в прошлую пятницу улетели на ПМЖ в Австралию. Сейчас, небось, смотрят по спутниковому ТВ российские новости, улыбаются друг другу и радуются, что их здесь нет.

А ведь он тоже мог успеть. Если б не был так самоуверен.
При этой мысли Максим заскрипел зубами.

Сейчас в доме оставалось всего пять - шесть семей. В основном бизнесмены средней руки и топ – менеджеры строительных компаний, которые, как и Максим, вовремя не прислушались к голосу разума. Некоторые из пустовавших квартир разграбили мародеры. Периодически в подъезде слышались визги «болгарки», которыми взламывали замки бронированных дверей. Оставшиеся жильцы держали оборону своих апартаментов поодиночке, кто чем мог.

Теперь у Фадеевых оставалась одна надежда. Отец пообещал прислать каких-то своих людей и вывезти их к границе. Но как им прорваться через улицы, полные хаоса – Максим не знал.

На столе мелко завибрировал мобильник. Фадеев схватил его с отчаянием утопающего.

- Максим, с тобой и Анной все в порядке? – пророкотал в трубке солидный бас Валентина Евгеньевича.

- Отец… я… мы тут… - от негодования Максим задыхался. – Ты должен был еще вчера позвонить, черт возьми!

- Не кипешуй, - оборвал его отец. – Я улаживал кое-какие дела. Я высылаю за тобой вертолет. Он доставит вас в Финляндию. Оттуда паромом доберетесь до Дании.

- Вертолет? – тупо переспросил Максим.
- Вертолет, - спокойно повторил отец. - Он должен вечером приземлиться на крыше вашего дома. Вы должны до этого времени продержаться. Ты меня понял?

- Понял… - внутри Максима черной волной вскипала злоба. Он вдруг с пронзительной ясностью понял, кто виноват в случившемся. Чертовы чиновники. Проклятые лживые чиновники. И его отец был одним из них.

- Папа… - Максиму было трудно говорить, в горле стоял жгучий комок ненависти. – Скажи мне, куда подевалась ваша ****ская стабильность, о которой вы бодро трындели с экранов?

На том конце ненадолго повисла тишина.

- Держись, за вами скоро прилетят, - сказал наконец Валентин Евгеньевич. И отключился.

Максим сжал трубку телефона так, что она жалобно затрещала.

Он тяжело поднялся, подошел к окну, с опаской открыл створку. Закурил сигарету и окинул хмурым взглядом пейзаж погруженной в сумерки Петроградки.

На улицах было все по-прежнему – тишина и запустение, изредка нарушаемые пьяными воплями и автоматными очередями. Машин и людей не было. Лишь горы мусора на газонах и пешеходных дорожках. И обуглившиеся трупы сожженных авто.

Город будто вымер. И в этом новом городе, насмешливо глядящем на него окнами серых панельных многоэтажек, не было места для него - успешного и благополучного человека, честно зарабатывающего своим трудом.

Власть черни – вот самое страшное, что может случиться. Эту фразу он услышал от отца двенадцатилетним мальчишкой. И хорошо так запомнил – потому что при этих словах по спине потянуло вдруг чужеродным, мерзким таким холодком.

Наверно, это и была интуиция. Но почему она, черт возьми, молчала - когда надо было сматывать удочки из этой проклятой страны?

- Кто тебе звонил? – сзади неслышно подошла супруга, прижалась к нему. Голым плечом Максим ощутил ветерок ее дыхания.

- Отец, - буркнул он, затушив «бычок». – Обещает прилететь за нами… Вертолет за нами послал.

- Значит, мы выберемся отсюда?

Максим резко повернулся и внимательно посмотрел в полные мольбы и надежды глаза супруги.

- Мы выберемся, - отчеканил он ледяным голосом. – Мы обязательно отсюда выберемся. С нами все будет хорошо. Все, что от тебя требуется – не истерить. Ты поняла?

Анна часто закивала и прижалась к нему. Он неуклюже обнял ее, и что-то непривычное затеплилось в его душе, пустило ростки…
И оборвалось с резким стуком в дверь.

- Кто там? – выкрикнул Максим, подкравшись к двери. – Убирайтесь, мрази!
- Это я, Коля! – донесся из-за двери знакомый сиплый голос. – Охранник ваш! Откройте, пожалуйста!

Максим замер в нерешительности. С одной стороны, открывать дверь было страшно. Мало ли кто там прячется. А с другой, лишние мужские руки не помешают, тем более при отходе к вертолету…

- Пустите ради бога, Максим Валентиныч, а то меня здесь убьют! – истерично заголосил снаружи охранник.

- Да заткнись ты! – прошипел Максим. – Сейчас пущу, только орать перестань…

Он с минуту вглядывался в глазок с объемным обзором. Но ничего, кроме широкого потного лица с затравленными глазами, не увидел. Максим с тоской вспомнил висящую над дверью телекамеру, благодаря которой гостя можно было разглядеть с монитора компьютера.
Вчера ее отломали мародеры.

Он взял в левую руку биту, начал медленно отпирать замки.
Один… другой… третий…
Когда Максим осторожно, на пару сантиметров приоткрыл внешнюю дверь, она вдруг мощно рванулась из его рук. Так, что кисть чуть не вывихнулась.

- Открывай, падла! – взревел нападавший.

Максим почувствовал, как его желудок провалился куда-то вниз. Всем девяностокилограммовым весом он потянул назад. Но закрыть дверь мешала волосатая татуированная рука, успевшая пробраться внутрь, и теперь нагло шарившая по обшивке из мореного дуба.

Максим тонко, по-бабьи взвизгнул и изо всех сил ударил битой по лапе.
Раздался отвратительный хруст, а вслед за ним – не менее отвратительный вой.

- А-а-а!!! Сука, падла, ****ь!! – неистово матерился неизвестный снаружи.

Максим подался назад всем весом и все-таки захлопнул дверь. Трясущимися руками закрыл замки и задвинул все засовы. И лишь потом осел по стене, истерически смеясь. Сидя на корточках, он ощутил дикое опустошение внутри. Душу будто выжгли каленым железом.
Внезапно он поймал себя на мысли, что просто устал бояться. Ему до ломоты в скулах хотелось отпереть замки, выйти с битой на площадку и расколотить всем мародерам их ублюдочные черепушки к долбанной матери.

На шум из спальни выбежала жена.

- С тобой все нормально? – испуганно спросила она, склоняясь над Максимом.
- Ага, нормально, - криво усмехнулся он. – Уроды к нам прорваться хотели. Но я их проучил… - он слабо махнул битой.
- О господи, - выдохнула Анна.

Максим привстал, прислушался к наступившей тишине. И каким-то шестым чувством ощутил, что Коля все еще здесь.

- Почему, Коля? – громко спросил он. – Тебе что, мало платили? Почему ты стал продажной паскудой, тварь ты сучья?

- Эх... да что с тобой разговаривать, - печально вздохнул Коля. Резкий переход на "ты" слегка покоробил Максима. - Что ты можешь понять? Живешь в своей элитной квартирке, прячешься за жопу папочки - депутата, или кто там он у тебя... И насрать тебе на остальных. Мы для вас – лишь быдло, мусор под ногами. Думаешь, я этого не видел?

- Да по херу мне, че ты там видел! - заорал Максим. - Если такой правильный - чего здесь делал?! ****овал бы себе на стройку, и там бы вкалывал, а не здесь бы жопу грел!

За дверью повисла недолгая пауза.

- Так ничего другого не умею, - неохотно сказал охранник. - Самому порой тошно было, но деньги нужны были... Я же не в «золотой» семейке не родился. Приходилось у вас, цепным псом. Улыбался вам, а сам мечтал об этом дне, когда вас всех начнут вешать на фонарных столбах. Мечты сбываются, Максим Валентиныч. Вот ты сейчас сидишь в своей конуре, трясешься от страха. Страшно без охраны, правда? Все, кончилось ваше время.

- Ты за меня не бойся, Коля, - Максим старался говорить спокойно, но внутри черной волной вскипало бешенство. – Мое время еще вернется. Ты за свою шкурку лучше побеспокойся. Ведь эта же херня – ненадолго. А как порядок наведут – я ж тебя, Коля, найду и лично закопаю, предварительно расчленив по кусочкам. ****ец тебе, Колюня.

- Посмотрим, кому из нас ****ец, - из-за двери послышался короткий смешок, затем послышались удаляющиеся шаги. Максим заглянул в глазок – на лестничной площадке было чисто. Вроде бы.

- Нет, ну какая мразь, а?! – возмущался он позже за столом, когда они ужинали бутербродами с чаем. – И ведь в лицо, сука, улыбался, преданно так… А сам, паскуда, только и ждал, как бы в спину нож всадить.

- Максим, это такая страна, - лицо жены было серым и усталым, как низкое питерское небо за окном. – Я давно тебе говорила, что отсюда надо уезжать. А ты мне что? Бизнес, бизнес… Что, в Европе ты бизнес не сделал бы, с деньгами отца?

- Много ты понимаешь, - пробурчал Максим. – Нигде больше нельзя так дела решать, как здесь. Молчи лучше, женщина, за умную сойдешь…

Щеки Анны пунцово вспыхнули. Но она предпочла промолчать.

Максим снова щелкнул пультом. В теленовостях продолжали крутить хронику погромов.

- …Уже третий день банды мародеров бесчинствуют в городе, - взволнованно говорила молоденькая накрашенная дикторша. – Уже подверглись разграблению «Рамстор» на Савушкина, «Лента» на Пулковском шоссе, «Матрица» на Торфяной дороге. Недавно толпа погромщиков из 150 – 200 человек попыталась взять штурмом здание ГУВД на Суворовском. Милиция была вынуждена открыть огонь по нападавшим. По последним данным, около пятидесяти человек получили ранения разной тяжести, около десятка – убиты на месте. Уже известно, что сегодня в город должны прибыть части специального назначения МВД…

- Дожили, - мрачно обронил Максим, переключая канал на MTV. – Какая-то рвань диктует свои условия в городе. Надеюсь, военные этой мрази задницы надерут…

- И еще одно срочное сообщение, - скороговоркой сказала ведущая, заглянув в лежащий перед ней листок. – Буквально час назад нападению погромщиков подверглась войсковая часть в Колпино. Как сообщили в пресс-службе Ленинградского военного округа, со склада части похищено двадцать два реактивных гранатомета «Муха»…

- Охренеть, - пробормотал Максим. В этот момент свет на кухне погас. Экран телевизора – тоже.
- О боже, - пробормотала Анна и стиснула руку мужа своей маленькой холодной ладошкой. – Они и до подстанции добрались…

Максим как ужаленный подскочил со стула.
- Суки! Падлы! Мрази! – бешено заорал он. – Чтоб вы все передохли!!

Будто в подтверждение его словам с улицы донеслось победное улюлюканье, перемежаемое ружейными выстрелами.

Мысли со скоростью центрифуги забегали в голове Максима. Если погромщики со своими ружьями и обрезами пойдут на штурм – им обоим конец. Из оружия в квартире – лишь травматическая «Оса». Но что может сделать эта жалкая пукалка против кучи стволов в руках пьяных и обдолбанных ублюдков?

Максим закрыл глаза. Ощущение бессилия было почти невыносимо.
В наступившей тишине он услышал тихие слова молитвы.

- Господи, спаси и сохрани, спаси и сохрани нас, Господи, - бормотала жена. В сгустившейся темноте кухни ее лицо было похоже на очерченный мелом круг.


В одиннадцать вечера они легли в постель. Тусклый свет от единственного еще не разбитого фонаря разливался по спальне.
Максим лежал с широко открытыми глазами, тупо глядя в зеркальный потолок. Он чувствовал, что жена тоже не спит. Но разговаривать не хотелось.

Хотелось лишь оказаться где-нибудь за тысячи километров от этих холодных и враждебных улиц.
Распаленное воображение рисовало, как хищные тени крадутся в темноте подъезда, поднимаясь этаж за этажом. Наводят ствол на замок, нажимают курок...
Максим зажмурился. Сердце захолонуло диким ужасом, бешено загрохотало в груди.

С улицы послышалось какое-то назойливое жужжание. Оно приближалось, становилось все явственнее, пока Фадеев с радостью не опознал в нем шум вертолетного двигателя.
- Ты слышишь это? – он рывком сел на постели.
- Слышу, - каким-то тусклым, неживым голосом, проговорила жена. – Это за нами?
- Да, за нами. За нами, черт возьми! – заорал Максим. От восторга ему хотелось высунуться по пояс из окна и заорать на весь квартал. – Давай, бери самое необходимое – и сваливаем!

Они наскоро собрались. Из вещей Максим взял лишь документы и все хранящиеся в доме наличные – тысяч пятнадцать долларов. Анна запихнула в чемодан часть дорогого гардероба, купленного во время последнего путешествия по Франции.

- Ты бы еще кухонный гарнитур взяла, - зло процедил Максим, наблюдая за суетливыми сборами жены. – На кой хрен тебе эти чертовы шмотки? Другие купим.
Но жена настояла на своем.

Минуты через три вертолет завис прямо над их крышей. Максим вышел на балкон, открыл тяжелую стеклянную створку, помахал зажженным фонариком. Еще через минуту к нему на тросе спустился плечистый человек в черном комбинезоне, на шее у него болтался короткий автомат. На конце троса висела небольшая одноместная люлька, какими пользуются маляры и мойщики окон.

- Максим Фадеев? – отрывисто прокричал он, ловко спрыгнув на балкон и втянув за собой люльку. – Собрались? Отлично. Залезайте.

Они послушно уселись в люльку. Незнакомец сноровисто пристегнул их креплениями.
- Готовы, - коротко сказал он по рации.
Люлька вздрогнула, тяжело поползла вверх.

Как только они вывалились за перила, Анна в ужасе прижалась к мужу, уткнулась лицом в его плечо.
- Максим, я высоты боюсь… - всхлипнула она.
- Ну все, все, - Максим неловко погладил ее по голове. – Скоро все кончится. Мы улетим далеко – далеко отсюда. И никакая мразь нас там не достанет…

Он задрал голову. Прямо над ними белело овальное брюхо вертолета. От шума вращающихся лопастей закладывало уши. Но Максим был готов вытерпеть и не такое – лишь бы поскорее улететь отсюда. Подальше от этого страшного неуютного города, от этого разъяренного стада, готового разорвать его на мелкие кусочки.

- Твою мать! – внезапно заорал автоматчик снизу. Холодея, Максим увидел, как от крыши соседней высотки отделилась огненная струя, хищно устремившаяся к вертолету.

Один… два… три…
Рядом с ухом леденяще - пронзительно закричала Анна.

За миг до того, как геликоптер превратился в огромный огненный шар, и они полетели в ночную бездну, Максим успел окинуть взглядом освещенную редкими огнями Петроградку. И даже со странным спокойствием подумать, что они так и не завели детей…



- Вот это фейерверк! – удовлетворенно крякнул крепыш в "натовском" камуфляже, отбрасывая уже ненужный тубус «мухи». – Видал, прям как в Голливуде, ептыть!
- Да, нехило, - хмыкнул второй, круглолицый здоровяк, брезгливо глядя с края крыши на пылающие обломки. – Понторез ты дешевый, Вася. Грохнул бы его из «снайперки», когда он на балкон выходил. И все дела.

- Много ты понимаешь, - презрительно скривил губы крепыш. – Ну, влепил бы я ему пулю в лоб. А потом мудись с «болгаркой», замки их взламывай... А тут – вот она, готовенькая добыча. Уже поджаренная, - коротко хохотнул он, заглянув вниз. – Там небось куча бабла и стволов. Пойдем скорей, пока местные не налетели...

- Ну пойдем, - меланхолично пожал плечами Коля.
Мужчины неспешно двинулись к черному зеву выхода с крыши.

Июль - 2008