много, жирно и вкусно...

       Да, было счастье, но пасторали не было. Жизнь оставалась тяжелой, и кровавые жертвы вторгались в наши дома. Мамин младший брат - Соломон Бахуров получил похоронку на своего старшего любимого сына – Сеню Бахурова. Это был улыбчивый, могучий мальчик. Он интересовался аккробатикой. Он говорил мне: "Когда я пойду на фронт, фрицы побегут. Вот увидишь".

Так и получилось. И похоронка. Его отец буквально взнуздал себя: он продолжал работать, интересовался происходящим и даже шутил, а черные камни его горя прятались где-то в глубине его глаз.

С волнением показал он мне в "Правде" громадный портрет знаменитого профессора Рамзина – лауреата Сталинской премии первой степени. А ведь профессор был объявлен злейшим врагом народа. Его приговорили к расстрелу советские поэты, в том числе и очень известный, и очень любимый нами – только боюсь фамилию повторить. А вдруг ошибся в воспоминаниях и скажу такую ужасную ложь на человека. Поэты разили его острейшими рифмами, а он в камере смертников ожидал исполнения приговора. А сегодня лауреат Сталинской премии возвышен великим победоносным государством. И в глазах у дяди Соломона возник такой намек самому себе, о котором раньше он даже и помыслить не мог. Его младшая дочь – Аня Бахурова живет теперь в Израиле в городе Кармиэль. Его младшая дочь - моя двоюродная сестра.
Между тем, моя жизнь постепенно устаканивалась. Я отъедался на маминых пайках, рана на ноге зажила, голодные отеки исчезли. Правда, изводили клопы. Мы их выжигали паяльными лампами в кроватях, но они уходили на стены и снова возвращались пожирать наши беззащитные тела. Мы пытались ставить железные ножки кроватей в банки с керосином, но клопы передвигались на потолок и оттуда пикировали на нас. До чего же трудно бороться с любыми паразитами, в том числе и в человеческом обществе. Ведь паразит в образе человека еще умнее клопа, а изощренность та же.

 Эти мысли придут потом, а пока чудовищное несчастье ворвалось в мой дом: летом сорок третьего года в результате того, что сегодня называют дорожно-транспортным происшествием, погибла моя мамочка.
Крышка гроба была заколочена. По-видимому, не зря. И я только через щель видел, как что-то там внутри дрожит на ухабах, когда гроб везли на кладбище. После оккупации, после ковровых бомбежек, после смертельного голода и холода, в глубоком тылу – это уму не постижимо!...

А в моей жизни еще один перелом: я уезжаю в Ташкент к родственникам со стороны отца, среди которых прошло мое детство. На грузовике преодолеваю Казахскую каменную гряду до Узбекской станции Джусалы. Здесь покупаю для представительства знаменитую Джусалинскую дыню и на поезде прибываю в Ташкент. Здесь меня встречают Тетя Фаня, дядя Исай с сыном Мариком, который на многие годы становится интеллектуальным мэтром моей жизни. Слава Богу, количеством интеллектуалов, встреченных на пути, Господь не обидел меня.
Марк Копшицер считается крупнейшим специалистом серебряного века Русской культуры. Он еще будет находиться в переписке с Корнеем Ивановичем Чуковским, Михаилом Кавериным, внучками художника Валентина Серова.

Kорней Иванович еще напишет ему:"Марк Исаевич, вчера пошел в книжную лавку и купил Вашу книгу, посвященную Валентину Серову. Прилег. Решил просмотреть. Читал до утра. Замучили Вы старика. Хочу Вам сказать, что Вы знаете Серовых лучше, чем я, хотя я годы провел у них в Переделкино. И хотя оба они умерли задолго до Вашего рождения…"

Между тем, мы жили на территории, якобы существующего, инструментального завода, который существовал лишь только на бумаге. Продукции он не давал, но бумагу распространял и в результате людей, которых брали в армию, частично направляли на трудовой фронт, как раз на инструментальный завод, которого не было. Но, поскольку, продукции реальной не поступало, то у этих трудармейцев не было заработной платы. А самое главное, у них не было продуктовых карточек и поэтому они попадали в условия чудовищного голода.

Директором лжезавода был товарищ Пушкалов – человек приземистый. И когда он даже шел по аллее своего парка лжезаводского, то руки у него двигались, как у лыжника, как бы все время что-то захватывая. Был он членом Верховного Совета Украины, всегда откормленный, всегда на коне, всегда в тылу, всегда боевой. Вот и в этот день, который помнится, он шел в окружении своей челяди, в роскошном кожаном реглане, с намеком на лихость, и к нему подошел начальник ОРСА. Он сказал:" Товарищ, Пушкалов, сегодня ночью умерло пять трудармейцев от голода. Пожалуйста, обратитесь в центральный комитет в Узбекской партии, чтобы они выделили хотя бы мешок муки, пока мы тут устраним все бумажные препоны и неприятности. Они умирают. Смотрите сколько их набилось уже в будках." И товарищ Пушкалов ответил (моя память зафиксировала, я не обманываю): "А какое мне дело до рабочих. Мне надо чтобы мне было много, жирно и вкусно".
Мы с Мариком запомнили эту речь, в которую невозможно поверить…

Ну, вот сейчас я лежу в тяжелом состоянии, и сквозь тяжести и кошмары моей болезни это пробивается – самое главное и оно не лживо.

Между тем, я закончил седьмой класс Ташкентской школы в сорок третьем году. И, для облегчения жизни, я нашел себе маленький способ – я каждый вечер приходил к продавщице хлебного магазина и наклеивал ей на доску или на картонку какие-то замысловатые результаты рабочего дня. А она только диктовала. И за это она выдавала мне белую булочку. Мой брат – Юра Айзенштарк – в это время находился в Москве в военном госпитале после ранения. Выздоровление шло успешно, и мы решили направить ему посылку. Каждую мою булочку мы разрезали на тонкие сухарики. Мы не использовали сахарный паек и вместо этого на эти карточки приобретали изящные конфетки в виде мандариновых долек. И ему были пошиты фронтовые рукавички с двумя пальцами: большим и указательным. Но это отличалось от интендантских экипировок. Все было легкое, пуховое и с его инициалами. Какие-то неслыханные усилия – и там уже были мясные консервы с черного рынка. И как раз в это время на заводе тяготел очередной чиновник-ревизор, который получал миллионные взятки и, когда он закончил, ему было передана эта посылка, чтобы быстрее, минуя почту, Юра Айзенштарк получил ее. Ревизор 1943 года сожрал нашу посылку. БУДЬ ОН ПРОКЛЯТ!!!
Юра не получил ее. Ушел на фронт и погиб. А я это запомнил на всю последующую жизнь.