Страж. Страж

Страж

В один из похожих друг на друга, как близнецы, дней, Бэрла вызвали с утра. Кроме майора, там был сержант с двумя вооруженными солдатами.
– Страж хочет тебя видеть, старший, – бесстрастно произнес майор.
Сержант достал наручники.
– Боитесь меня, что ли? – фыркнул Бэрл.
– Пленный может покинуть временный лагерь размещения только в наручниках и в сопровождении не менее трех охранников, – похоже, это была цитата из какого-то приказа.
Бэрл заложил руки за спину, наручники мягко защелкнулись у него на запястьях. Это было не больно, но крайне неудобно и неприятно. Только сейчас он начал волноваться. Эта встреча должна была что-то изменить. Впятером они вышли из ангара, и прошли по ярко освещенному коридору совсем немного. Бэрл непрерывно крутил головой по сторонам. Сейчас он первый раз увидел внутренности этого города. Пока внутренности не представляли собой ничего интересного. Они находились в служебных помещениях при ангаре, служившем лагерем. Длинный коридор был освещен яркими лампами, светящими холодным белым светом. Потолок был белым, стены и пол выдержаны в светло-коричневых тонах. Через небольшие промежутки по обоим сторонам были двери без всяких номеров или надписей. У одной из дверей, ничем не отличающейся от других, они остановились.
– Сержант, снимите наручники! – майор командовал негромко, но очень четко, Бэрл до сих пор не научился так командовать. – Приказ Стража!
Наручники соскользнули с рук, и Бэрл начал растирать запястья, стараясь избавиться от неприятного чувства.
– Иди сам, – шепнул майор, – он позовет нас, чтобы увести тебя назад.
Бэрл решительно открыл дверь, перешагнул через порог, прикрыл дверь за собой, сделал еще один шаг вперед и только после этого посмотрел на сидящего за столом. Такого с ним никогда не было раньше. Он не мог сдвинуться с места, не мог пошевелиться, у него отнялся даже язык. За столом сидел Харв. Он сильно изменился, раздался в плечах, черты лица стали как-то строже. Но это был тот же Харв.
– Здравствуй, Бэрл, – сказал он своим хорошо знакомым Бэрлу голосом, – очень хорошо, что ты в полном порядке.
– Харв... – Бэрл смог сказать только это. Он по-прежнему не мог сдвинуться с места.
Харв кивнул, неторопливо встал из-за стола и подошел к Бэрлу. Он взял Бэрла за руку, подвел его к стулу и усадил. Затем с той же неторопливостью сел на свое место.
– Харв, что произошло?
– Как видишь. Теперь я Страж.
– Но как это могло случиться?
– Когда нас всех вывели в зал, там были все пять Стражей. Нас всех опросили, из каких мы городов родом. Меня сразу же отвели в сторону, а потом Роберт сжег всех остальных из своего плазмомета прямо у меня на глазах. Я пытался драться, но меня просто ударили по голове. А очнулся я уже Стражем. Этот процесс достаточно длительный, но есть средства, позволяющие резко увеличить скорость обмена веществ. Все процессы в организме ускоряются в десять раз. Это очень изнурительно и сильно старит человека. Но для Стража это ничего не значит. Когда я пришел в себя, я вновь пробовал драться со Стражами, но ничего не смог сделать. Очень скверно, что на Вотаре не занимались рукопашным боем. Стражи превратили себя в настоящие боевые машины, мне не помогли ни скорость, ни реакция... А потом мне объяснили, почему и из-за чего началась война. И представили все доказательства. Теперь я служу Империи.
– Но как ты мог так изменить Вотару? Ты же мастер меча!
– Вот именно. Ты когда-нибудь задумывался, откуда берутся немногочисленные мастера меча, с которыми не может справиться обычный боец?
Он замолчал, ожидая ответа на свой риторический вопрос, и Бэрлу пришлось ответить.
– Нет.
– А зря. Я, к моему стыду, не задумывался никогда. Попробуй, подумай сейчас.
– Раньше ты был не склонен играть в загадки и отвечать вопросом на вопрос.
– Раньше я был просто человеком, а теперь – я Страж. Ну, все-таки, есть какие-нибудь соображения?
– Мастером меча надо родиться... Может, так продолжается эволюция? И Вотар – именно то место, где человек улучшается?
– Да, продолжается, продолжается. Только ей слегка помогли.
– Помогли? Кто?
– Все мастера меча, известные Империи, имеют одну общую черту в своей биографии: у их родителей долго не было детей. Для помощи таким людям созданы Центры планирования семьи. Как работают эти Центры известно всем. Супруги сдают сперму и яйцеклетки, а биологи производят оплодотворение. Но никому не известно, что некоторые Центры отличаются от большинства. Все было бы хорошо, если бы попутно там не ставились генетические эксперименты на людях.
Он сделал паузу. Бэрл потрясенно смотрел на Харва, а тот продолжил:
– Обычно, Центр планирования семьи есть в каждом крупном городе. Но всем известным нам мастерам меча помогли родится только в двух Центрах: в Вимасе и Тэмэте. Я сам – из Тэмэта. Вмешательство в гены было минимальным, но результат налицо. Мы получились сильнее и быстрее людей. У некоторых из нас есть дети, тоже несущие эти гены. Нет, генетически измененные не утратили право называться людьми. Но уже само их существование – угроза для всего человечества. Если такая практика будет продолжена, человечество быстро разделится на расы, несовместимые друг с другом. Исходом может быть только война на уничтожение. Пока изменения небольшие, но кто скажет, что будет потом? Существа устойчивые к высокой гравитации, к дыханию в других атмосферах, с новыми органами... Каждый новый орган, каждая новая способность будут влиять на процессы мышления. Амфибии, дышащие с помощью жабр и кожи видят мир не так, как его видят живущие в невесомости четверорукие. Сейчас мы живем в схожих мирах и знаем, что поймем друг друга. Даже придуманные языки несут отпечаток основ нашего мышления, общего для всех нас. Мы всегда можем улететь со своей планеты и найти себе пристанище на другой, потому что там тоже люди, такие же, как мы. А как будут глядеть друг на друга существа с планеты-гиганта и планеты, покрытой водой? Даже внешний вид будет вызывать у них отвращение. Возможна ли будет между ними дружба, взаимопонимание, взаимоуважение? Пока мы составляем один биологический вид, мы можем надеяться на сосуществование, на разрешение противоречий не с помощью геноцида. За все века, прошедшие после развала Империи, не было ни одного случая, чтобы целиком было уничтожено население какой-нибудь планеты. Но разные виды разумных всегда будут испытывать искушение уничтожить тех, кто отличается от них. Изменив строение тела, мышление, логику, поведенческие основы, мы утратим возможность договариваться, и у нас останется только один выход: уничтожить друг друга.
Харв опять замолчал, опустив голову. После паузы он опять заговорил.
– Стражи заподозрили это не так давно. Просто проанализировав общедоступную информацию. О дальнейшем ты знаешь. Усиление разведывательной деятельности, ответ Вотара, ультиматум Империи, разрыв дипломатических отношений, конфронтация, война... Захватив Тамон, Империя получила три десятка мастеров меча, живых и мертвых. Этого было достаточно, чтобы сделать портативные детекторы, обнаруживающие измененные гены. Ты сам видел их в работе. Теперь нам некуда отступать. Или мы покончим с такими опытами раз и навсегда, или будем беспомощно наблюдать за гибелью человечества. Вот и все.
– Я не вижу большой опасности для человечества. Ты сам сейчас сказал, что изменения передаются по наследству, что у мастеров меча и обычных людей есть дети. Что тут страшного?
– Ты – не Страж. То, что очевидно для нас, не всегда очевидно для людей. Ты не видишь сегодняшний день, а мы оперируем столетиями. Сегодня опасности нет, не будет ее и через десять лет. Но кто может сказать, что будет через пятьсот? Ограничатся ли люди будущего легкими улучшениями или захотят кардинально перестроить своих потомков? Ими могут двигать не только разумные мотивы. Среди людей всегда хватает фанатиков и идеалистов. Кто знает, во что они превратят человека? В общем, переубедить меня ты не сможешь, а тебя... Тебя переубедит сама жизнь.
– Не буду спорить. Мне гораздо интереснее другое: как ты можешь жить, лишенный всего, что делает жизнь привлекательной.
Харв широко улыбнулся.
– Младенцу тоже наверное непонятно, как можно жить без соски, непромокаемых подгузников и погремушек.
– Ну и что ты получил взамен любви, хорошей еды и прочих ощущений?
– Мозги я получил.
– Ну и что ты теперь чувствуешь?
– Мне рассказали такой хороший анекдот, как раз о нас.
Бэрл поморщился.
– А ты не морщись. Живя среди имперцев, без них не обойтись. Анекдот – это не только высмеивание или опошление, как нам говорили. Зачастую, это афоризм или мудрость в форме шутки. Однажды старик поймал Золотую рыбку. Помнишь кто это?
Бэрл кивнул.
– Рыбка пожелала исполнить любое желание в обмен на свободу. Старик пожелал стать умным. Рыбка сказала: «Будь по твоему», тогда он с отчаяньем схватился за голову: «Какой же я был дурак!». Вот так и со мной. Я уже на третий день начал хвататься за голову. Столько глупостей было сделано мной... Не сосчитать! А теперь... Ты не представляешь себе, что такое – быть Стражем. Какой-то древний мудрец сказал: «Я мыслю, следовательно, я существую». И как я мыслю теперь! Мое нынешнее существование нравится мне гораздо больше прежнего. Я – не предатель. Просто, став Стражем, я перестал быть тем человеком, которого ты знал. Во мне мало осталось от прежнего Харва.
– Все-таки, это странно. Нас учили, что подобное превращение могут вынести только имперские фанатики, готовые без колебаний отдать жизнь за Империю. Я помню из истории, что первые ученые, которые приняли бессмертие, вскоре покончили жизнь самоубийством. Но я не вижу у тебя никаких расстройств. Почему?
– Хочу обратить твое внимание на то, что превращение из обычного человека в бессмертного – длительный процесс. Бедные ученые успели разочароваться в том, что сделали, прежде, чем узнать о преимуществах своего нового существования. Я провел весь этот процесс в бессознательном состоянии. Проснувшись, я почти сразу осознал все новые возможности. А до этого у меня не было времени на переживания о собственной судьбе: мне умело подсунули материалы о Вотаре, и я занимался только ими.
– Ты можешь рассказать мне о том, что происходит в мире?
– Нет. Мне это запретили.
– Но почему? Ты можешь хоть как-то объяснить?
– Я сам не знаю, почему. Я еще так мало пробыл Стражем. Я получил приказ, и буду его выполнять.
– Приказ от других Стражей?
– Да.
– У вас есть какая-то иерархия?
– Это сложно объяснить. Пока у меня мало опыта, я просто делаю то, что мне говорят. Дальше... У меня просто нет слов, чтобы объяснить, как мы принимаем решения. Решения выносятся единогласно, когда все приходят к общему мнению. Все должны сами придти к этому решению, сами понять, что оно самое лучшее.
– А почему тебя сделали Стражем, а не убили?
– Ответа не будет. Извини, но у меня есть четкие инструкции, о том, что говорить тебе, а что нет. Приказ – есть приказ.
– А зачем меня сюда вызвали?
– Чтобы я сказал тебе две вещи. Первую ты уже услышал. Вторую я скажу тебе на прощание.
– Я узнал достаточно много. Звучит все весьма правдоподобно, я склонен в это поверить. Но почему это надо было сказать именно сейчас? Почему Империя не начала говорить об этом сразу после захвата Тамона?
Харв опять улыбнулся.
– Знаешь, когда общаешься с существом, прожившим почти три тысячи лет, желание спрашивать сразу же пропадает. Я просто внимательно слушаю, что он говорит, и стараюсь выполнить все в точности. К такой бездне знаний и опыта нельзя не испытывать уважения. Он легко разрешил то, что я считал серьезными проблемами. Он и составил для меня инструкции.
– Так, значит, там, на Троувере, Никита не обманывал нас?
– Этот Страж здесь, в соседних помещениях. И он слушает наш разговор.
– Контролирует тебя?
– Нет. Просто собирает информацию. О тебе – в том числе. Еще есть какие-нибудь вопросы?
– Пожалуй, нет.
– Тогда слушай, слушай внимательно. Мы были друзьями, ты был мне как брат. Хоть капля доверия у тебя ко мне сохранилась?
– Если честно, то не знаю.
– То, что я сейчас скажу, мне поручили. Но я к этому полностью присоединяюсь. Не сдавайся, Бэрл!
– То есть?
– Не опускай рук, как бы ни было тяжело. Борись до конца, даже если не видишь выхода. Цепляйся за любую возможность, не надейся ни на кого, кроме себя, и – борись!
Харв встал, открыл дверь и сухо сказал:
– Уведите его.
Бэрл сам вышел в коридор, подставил руки под наручники и пошел под конвоем, не понимая, что происходит, и зачем все это было сказано.
***
У него была сильная депрессия. Обычно Стражи не страдают от этого, но сейчас повод был слишком серьезный. Он участвовал в десятках войн, считать убитых лично им он бросил еще на заре существования Империи, но редко относился к этому как к чему-то личному. А теперь, к тому что происходит, он относился как к личному делу. И ему не нравилось, очень не нравилось то, что он делал. Он лежал на смятой постели, заложив руки за голову и тупо глядя в потолок, покрашенный белой краской. Наверное, следовало бы связаться с Генеральным штабом и с Министерством иностранных дел, но у него не было никакого желания это делать. Да, и, по большому счету, никакой нужды в этом не было. Он всегда был плохим тактиком. Стратегия, сложные схемы, рассчитанные на десятилетия – это у него всегда получалось даже лучше, чем у других. Когда надо, он хорошо сражался, ему приходилось в одиночку отражать наступление врага. Но тщательное планирование операций, расстановка войск, проблемы поддержки и обеспечения, никогда не выходили так как нужно. В МИДе и Генштабе работали настоящие специалисты своего дела, и он нужен был только для того, чтобы с умным видом соглашаться с ними, поддерживая атмосферу, необходимую для эффективной работы. Плевать. Справятся сами и без него. Он просто не хотел разрабатывать завоевание Вотара.
Ноутбук, небрежно брошенный на столе, каждые пять минут выводил стереоизображения скульптур из лучших музеев Земли. Несколько раз он порывался сесть за свой компьютер и хоть чем-то заняться, но всякий раз отказывался от этой мысли. Один раз он было уже сел, чтобы войти в сеть и поискать там что-нибудь интересное, но потом снова лег: что может быть интересного в сети, где всего лишь несколько тысяч пользователей. Пока обстановка не требовала его непосредственного участия, он мог заниматься чем угодно. А вот когда война вновь вспыхнет, на тоску и грусть уже не будет времени. Даже в этом он оставался практичным, как и положено Стражу.
Включать музыку он не стал. Он знал, что от этого настроение испортится еще больше. Он против воли вспоминал бабушку и ее рассказы о жизни в ее недалеком прошлом. Уже став Стражем, он понял, что она говорила только о хорошем, не упоминая ничего плохого, которого было немало. Но мир, в котором жила бабушка, стал сказочной страной его детства. Потому-то он, не колебаясь, встал рядом с Императором, еще до того, как Император стал Императором. Император опрокинул настоящее, чтобы создать будущее, взяв из прошлого все лучшее. Но теперь ему предстояло своими руками разрушить мир, слишком похожий на тот, из его детских воспоминаний. От того-то ему и было так скверно. Он не мог припомнить случая, чтобы он чувствовал себя так же плохо, как сейчас. Даже тогда, когда он принял бессмертие. Семья не приняла его выбор и разорвала отношения с ним, но Император понял его. Тогда он был мальчишкой и мог пожаловаться тому, кто был способен успокоить его. Сейчас же он был тем, от кого ждали помощи и совета, а значит, ему нужно было справиться с собой самостоятельно.
Он все же смог переключиться с неприятных рассуждений на текущие дела. Он не ошибся в очередной раз, сделав из мастера меча Стража, вместо того, чтобы просто оставить его с другими пленными. Понятно, что убить его он не мог. Он всегда трепетно относился к своим обещаниям, даже если их выполнение было связано с неудобствами. А тут не было даже неудобств. Харв, как и положено новичку, лез вон из кожи, чтобы помочь распутать все хитросплетения происходившего на Вотаре. Располагая всеми фактами, Харв смог вспомнить некоторые вещи, которые прошли незамеченными годы назад. Загадок было еще много, но это были вопросы чисто технического свойства. На Вотаре они с Харвом распутают все или почти все. Он ясно отдавал себе отчет в том, что, скорее всего, узнать кто и зачем принял решение о генетических изменениях будет невозможно. Завоевание планеты нельзя провести быстро и безболезненно. Материалы уничтожат, люди, знающие секреты, погибнут. Он ощутил сильное раздражение: кто заставлял руководителей Вотара заняться этим? Что в относительно мирной обстановке могло подтолкнуть их к такому поступку? Вотар и без того был настолько силен, что никто не мог справиться с ним, не понеся страшных потерь. Теперь же ситуация изменилась, Вотар будет повержен, и из-за этого он чувствовал себя несчастным.
Хуже всего было то, что с началом операции он терял контроль над ситуацией. Стремление все контролировать – своего рода болезнь, но был Стражем, и это было совершенно естественным для него. До определенного момента ситуация должна была развиваться без его участия. Только после определенных действий вотарцев он мог опять вмешаться и проследить, что бы все шло так, как должно идти. Угнетало то, что все зависело от одного человека. Если бы не чертов президент, который разорвал дипломатические отношения задолго до войны, были бы еще несколько человек, на которых можно было бы положиться. А сейчас все его планы замыкались на Бэрле, который мог погибнуть в любую минуту. Неизвестно даже, поверит ли он Харву, ринется ли в бой как только представится возможность. Он знал, что воздействовать на парня, пусть даже и с ярко выраженными способностями лидера, для него не сложно. Но сейчас это было делать нельзя, а потом может оказаться, что и воздействовать уже не на кого.
Он решительным жестом встал с кровати, подошел к умывальнику, вмонтированному в стену тут же, и умылся ледяной водой. Времени осталось немного, надо было работать, несмотря ни на что. Бэрл попадет на Вотар только тогда, когда все уже кончится. Все приготовления должны быть сделаны заранее. И Бэрл долго не должен знать, что кто-то направляет его действия. Он собирался рассказать Бэрлу часть своего плана, самую маленькую, но когда большая часть плана уже будет выполнена. А если ничего не выйдет... Новые варианты еще рано подбирать. Еще не известно, на кого можно будет сделать ставку. Но надо уже сейчас прикинуть, что можно будет сделать. Харв поможет в этом.
Еще одна новая мысль неприятно поразила его. Он слишком долго был Стражем, и уже начал забывать, каково быть обычным человеком. Здесь, на Улле, вотарцы вели себя безупречно. А на завоеванном Вотаре такого не будет. Если бы можно было использовать одну гвардию, то никаких проблем бы не было. Но, кроме гвардии, там будут еще и другие... От Стражей зависело, сколько ненужных страданий будет причинено Вотару. И их долг перед Империей – сделать так, чтобы этих страданий было как можно меньше. Для этого понадобятся новые, непредсказуемые решения, а их пока не было.
Он сел за стол. «Не Императору служу – Империи», негромко произнес он и поглядел на роденовского «Мыслителя», висевшего над экраном. Это показалось ему хорошим предзнаменованием. Работы впереди было очень много.