Страж. Плен

Плен

Бэрл пришел в себя. Страшно болела голова и совершенно не хотелось открывать глаза. Глухо и неразборчиво доносились чьи-то голоса. Кто-то осторожно потряс Бэрла за плечо. Это движение отдалось в голову, и Бэрл негромко застонал.
– Жив! – донесся до него голос Харва.
Бэрл попробовал приоткрыть глаза. Это ему удалось, но теперь голова стала еще и кружиться. Он увидел удаляющуюся спину в форме десантника.
– Харв, ты? – прошептал он.
Харв услышал и обернулся.
– Лежи! У нас еще двое без сознания. Я к ним.
– Где я?
Харв не ответил и ушел. Вместо него заговорил кто-то, сидящий рядом с макушкой Бэрла.
– Мы в плену.
Бэрл попытался сесть. Это не удалось, но попытка ему дорого обошлась: накатила тошнота, и он опять откинулся на спину.
– У тебя сотрясение мозга. Не очень сильное, как мне кажется, – продолжал невидимый собеседник, – но все равно, сейчас тебе надо отлежаться. Ничего не говори, я знаю не больше тебя.
– Но что произошло?
– Молчи! Все разговоры потом.
Время шло. Бэрл лежал в каком-то странном оцепенении, изредка приоткрывая глаза. Перед глазами был темный потолок на недосягаемой высоте. Кажется, к нему подходил Харв, но он не обратил на это внимание. Внезапно вспыхнул яркий свет. Он резал глаза, вызывая головную боль, и Бэрл, подняв неприподъемную руку, прикрыл глаза. Откуда-то сверху раздался громкий спокойный голос, говорящий по-имперски.
– Возможно, большинство из вас не слишком хорошо представляет себе текущее положение дел. Я приведу необходимые объяснения. Вы находитесь в плену у Империи, с которой так безуспешно воевали. Это помещение – ремонтный ангар для маленьких космических кораблей. Обратите внимание на красные полосы на полу: не пытайтесь их пересекать. Наша охранная система очень проста. На этих полосах находятся мечи, аналогичные тем, которые вы носили с собой. При попытке выйти из охраняемой зоны, вы разрежетесь на куски. Пол представляет собой единую молекулу сверхпрочного полимера, крыша ангара находится на высоте ста метров. Так что, можете не придумывать способов побега отсюда. Даже если вы и выберетесь из ангара, вы окажетесь на планете с отравленным воздухом без скафандров. Ваш флот разгромлен и не сможет придти вам на помощь. А мы будем обращаться с вами настолько гуманно, насколько нам позволит обстановка.
Голос замолчал, и свет потух. Время все шло и шло. Рядом с Бэрлом на корточки присел Харв.
– На, – скзал он. – Я выпросил лекарство для вас.
Бэрл повернул голову, борясь с тошнотой. Харв протягивал ему две таблетки , одна половина которых была белой, а другая – светло-розовой. Бэрл не смог взять их, но рот открыть у него сил хватило, и Харв положил их ему на язык. С трудом проглотив таблетки, Бэрл задремал. Проснувшись, он почувствовал себя гораздо легче. Не открывая глаз, Бэрл сел – и тут же был наказан за это. Снова навалились тошнота и головокружение. Стиснув зубы, он неподвижно сидел до тех пор, пока все не прекратилось. Он осторожно открыл глаза и попробовал осмотреться. Покрутить головой было тяжело, но не до такой степени, чтобы это нельзя было сделать. В огромном ангаре находилось множество людей. Дальняя половина ангара была пустой, а на этой половине люди теснились друг к другу. Кажется, у боковой стены кто-то стоял, но глаза еще плохо видели, и Бэрл не понял, кто это. Хотелось пить.
Свет под потолком опять ярко загорелся, и тот же голос проговорил:
– Сейчас вы все по одному медленно пройдете из одной половины ангара в другую. Проходите только в специальные ворота. При попытке сопротивления будем стрелять. Да, заодно у вас возьмут анализы. Скажем, на предмет дурных болезней, – голос мерзко хихикнул. – В той половине лежат рационы и вода. Одного рациона хватит на двое суток, порции воды – тоже. Кто попробует взять себе больше – будем стрелять на поражение.
Делать было нечего. Харв помог Бэрлу подняться и буквально потащил его вперед. Ворота представляли собой два столба, стоящие прямо на красной линии. Вся передняя часть ангара была отгорожена красной полосой, там стояли имперцы с автоматами. Как ни странно, Бэрлу стало лучше, он даже смог рассмотреть врагов. Парашюты на воротнике, ярко-красный берет, значок в виде ромба на груди, белая звериная голова с оскаленной пастью на рукаве... Десантно-штурмовая дивизия «Снежный барс», Имперская гвардия. Элита армии. Даже в нынешнем безразлично-отстраненном состоянии Бэрл ощутил злость: осрамились разведчики. «Нет регулярных войск»... Как же, вот они, стоят. И не просто армия – гвардия. После военного училища есть два пути – либо в армию офицером, либо, если пройдешь тяжелейшие испытания, в гвардию рядовым. И таких можно побеждать, только к бою с ними надо заранее готовиться. Тут Бэрл заметил человека в десантной форме без знаков различия, стоящего в углу. Он без каких-либо усилий держал в руках стандартный имперский плазмомет. Все дело в том, что для транспортировки плазмомета на нем сделаны четыре ручки. За эти ручки его несут четыре человека, и нельзя сказать, что им легко его нести. Человек же не просто держал плазмомет в одиночку, но и держал его направленным в сторону пленных. Присмотревшись, Бэрл заметил рукоятку, как у автомата, которой обычно у плазмомета нет. Приспособить эту махину для стрельбы с рук – человеку такое не могло придти в голову. Стало быть, перед ними стоял Страж. В нем не было ничего необычного или демонического. Человек как человек, среднего роста, широкоплечий, сильный на вид. Он, в общем-то, не отличался от имперских десантников, если не считать плазмомета в руках. Страж стоял неподвижно, но его глаза непрерывно обшаривали толпу, которая медленно проходила через ворота. За воротами лежали темно-серые плитки, завернутые в прозрачную пленку и пластмассовые емкости с водой.
Приблизившись к воротам, Бэрл услышал разговор имперцев. В первый раз в своей жизни он слышал имперский разговорный. До этого он немало разговаривал по-имперски, даже с имперцем, но поначалу он не мог разобрать чуть ли не половину слов! Сглатывались звуки и целые слоги, выпускались необходимые для предложения слова... Но хорошее знание языка позволило ему понимать смысл разговора. А разговор был совершенно пустой – об особенностях климата на Улле и Персефоне. Каждый, проходящий через ворота, подставлял руку, и лейтенант приставлял к ней какой-то прибор. На приборе вспыхивала зеленая лампочка, и пленный шел дальше. За несколько человек до Бэрла прибор загорелся не зеленым, а оранжевым. Этого человека немедленно вывели и посадили в углу под прицелом двух имперцев. Мальчишеская непосредственность, иногда проявляющаяся у Бэрла, дала о себе знать.
– Что это значит? – громко спросил он.
– Че, не поял чтоль? – растягивая слова ответил один из охранников. – Оранжевая заг'релась – знач'т надо его в сторонку убрать.
– Но почему?
– По кочану! Раз прибор п'казал оранжевый, знач'т – не зеленый!
– А какая разница?
– Ты че, блин, дальтоник? Оранжевого от зеленого отличить не можешь?
При этих словах рассмеялись все имперцы, улыбнулся даже невозмутимый, как статуя, Страж. Бэрл пожал плечами. Диалог был просто гротескным. Следующим «оранжевым» оказался Харв. Бэрл был уже в состоянии передвигаться самостоятельно, пусть и с трудом, но сел сразу же у красной полосы, чтобы все видеть. Харва посадили в тот же угол, что и остальных «оранжевых». Число отобранных росло медленно. Когда их стало больше двух десятков, Страж навел ствол плазмомета на них, но не прекращал смотреть и на остальных. Всего таких набралось человек пятьдесят. Когда все прошли на другую половину, на отобранных надели наручники и вывели из ангара. К красной полосе подошел высокий майор с маленькой коробочкой в руках.
– Сейчас я продемонстрирую вам, что будет с тем, кто попробует бежать – его усиленный голос раздался сверху. Это был тот, кто говорил с ними раньше.
– Кинь мне один из лишних рационов, – обратился он к Бэрлу. – Только бросай повыше, чтобы все смогли увидеть.
Бэрл, не вставая, взял брикет и швырнул его в лицо имперцу. Тот сделал быстрый шаг в сторону, а небольшой брусок, пролетев над красной линией в воздухе распался на три части.
– Молодец, – похвалил майор Бэрла не понятно, за что. – Все убедились? Вы охраняетесь лучше, чем это кажется на первый взгляд. Ну еще и камеры наблюдения под потолком тоже есть. С едой и питьем мы разобрались. Деликатесов вам не обещаем, но на нашем сухом пайке вы ноги не протяните, тем более, что вам калории тратить негде. Теперь с бытовыми удобствами... Вот чего нет – того нет. Помывку мы вам как-нибудь устроим. А с туалетами проще – пластмассовые емкости видите? Крышки закрываются плотно, пахнуть не будет. Ну, бывайте. Не пойму, чего Стражи с вами так цацкаются? Проще расстрелять вас всех – и никаких проблем.
Он повернулся и пошел прочь.
– Подождите, – остановил его Бэрл. – А что с теми, кого увели?
– Я не знаю. Это – дело Стражей.
Теперь он ушел окончательно.
Командир – есть командир. Должность налагает ответственность, и снять с себя эту ответственность Бэрл посчитал не вправе. В его группе выжил только один человек, но командиров почти не осталось. Его старшинство все восприняли как нечто само собой разумеющееся. Сначала Бэрл составил примерный список пострадавших, кому нужна помощь. Себя он к таким поначалу не относил, но выпить еще несколько таблеток ему все же пришлось. Почти все были контуженными, кто сильнее, кто слабее. Таблетки, которые щедро раздавали имперцы, поставили на ноги почти всех, но кому-то дополнительные лекарства были нужны прямо сейчас. У некоторых оказались довольно серьезные ушибы. Переломов и повреждений внутренних органов, к счастью, не было ни у кого. Бэрл, втайне от всех, думал, что таких имперцы просто убили во время стаскивания скафандров с бесчувственных тел, чтобы не возиться с раненными. Как ни странно, у нескольких людей оказались легкие огнестрельные раны, уже наспех обработанные. Много времени Бэрл провел, переругиваясь с майором, командиром батальона и, по совместительству, комендантом импровизированного лагеря. Лекарства шли из аптечки батальона, обширной, но не бесконечной, и Бэрлу пришлось отчаянно торговаться за каждую таблетку, благодаря чему он отточил свое знание имперского так, что стал говорить не хуже самих имперцев.
Нет худа без добра: отношения с майором наладились, насколько они могут наладиться между заключенным и тюремщиком. Бэрл как-то незаметно для себя перешел с ним на «ты», а потом майор назвал свое имя, и стало еще проще. Увы, никто не мог объяснить Бэрлы причину такого расположения имперца. А дело обстояло просто: профессиональная часть имперской армии представляла собой настоящую касту: дети военных, в большинстве своем, шли по следам отцов. У касты военных возникли свои обычаи и традиции. Они не признавались себе в этом, но отважно защищавшийся воин врага становился как-бы «своим», равным им. Командир, еле оправившийся от травм, но заботящийся о своих солдатах, в глазах гвардейцев был идеальным солдатом, и относится к нему как-то по-другому, значило нарушить неписанный кодекс чести.
Вообще, только здесь Бэрл понял, что умеет нравиться людям. Сначала экзаменаторы и преподаватели, потом опытные монтажники, принявшие мальчишку в качестве своего начальника, теперь вот вражеские офицеры, которые уважительно звали «старший»... И Бэрл вовсю использовал это уважение, чтобы хоть как-то облегчить жизнь земляков. А кроме того, он добывал из имперцев крохи информации о том, что происходило и происходит в мире. Они были весьма скрытны, но иногда любили похвастаться. Так, Бэрл узнал происхождение огнестрельных ран.
– Пользоваться лямбда-пулями ниже достоинства настоящего профессионала, – с важным видом говорил младший лейтенант, почти ровесник Бэрла, старательно выстраивая свою речь в соответствии с литературными правилами грамматики и произношения. – Такие пули – удел ополченцев, которые автомат в руках держат раз в пять лет. Для них лучше ничего не придумаешь: главное попасть хоть куда-нибудь, а там – покойник готов. Мы же, кто посвятил себя защите Империи, стреляем только настоящими пулями из стали и свинца. Наш норматив – попасть в смертельные для человека области тела девятью выстрелами из десяти с расстояния триста метров. А на бегу надо попасть со ста метров. И мы можем выстрелить, чтобы убить, и выстрелить, чтобы ранить.
– И вы специально стреляли чтобы ранить?
– Да нет. Вас было слишком много, мы стреляли наверняка. Просто с близкого расстояния пуля пробивает человека в легком скафандре насквозь и летит дальше. Я читал, в древние времена, когда пули были больше, и пороха сыпали сколько хотели, одним выстрелом можно было убить двух-трех человек, если они стояли друг за другом, как вы, – объяснял имперец с видом превосходства: как-никак он профессионал, а «старший» всего-навсего ополченец.
Таких маленьких загадок было множество. Все равно, заниматься было нечем. При таком питанием спортом не позанимаешься, да и условия не позволяли ни бегать ни прыгать. Имперцы сжалились над ними и принесли несколько десятков книг, но на всех их не хватало. Так что приходилось либо дремать, либо разговаривать друг с другом. Совсем негромко, чтобы не мешать остальным. Понемногу к ним стали приводить космонавтов с разгромленного флота. После абордажа в живых не осталось почти никого. Большинство погибло еще во время космической битвы, некоторые пробовали сопротивляться, схватились за мечи, и были убиты. Десантники могли стрелять и в невесомости, и в вакууме, а мечи оказались бесполезными на дистанции в пять метров.
Космонавты, в основном, были механиками, находящимися в изолированных отсеках, но кроме них нашлись пилоты и даже командир крейсера «Нэкос». Крейсер почти не пострадал в бою, но из-за близкого ядерного взрыва на нем сгорела почти вся электроника, и экипаж не смог оказать сопротивления. Почти все погибли от лучевой болезни уже на Улле, в госпитале. Выжили лишь те, кто находился в момент взрыва в рубке. Капитан был в страшной депрессии. Он целыми днями смотрел в одну точку, отвечал односложно, и, потеряв всякую волю, послушно выполнял все что ему говорили. Бэрл выпросил для него стимуляторы, но ему ничего не помогало. Иногда ночью было слышно, как капитан тихонько плачет. Пилоты оказались покрепче и рассказали о том ужасе, который происходил там, на орбите. Надежд на освобождение военным путем не осталось ни у кого, но все продолжали надеяться на то, что где-то военные действия идут гораздо успешней. Империя никогда не отказывалась от переговоров и любая удача на фронте могла привести к обмену пленными. Принципа «одного за одного» Империя не признавала, предпочитая менять «всех за всех», даже если врагов было взято в плен гораздо больше.
Разговаривая с офицерами, Бэрл начинал понимать многие вещи, которые должен был бы знать, будучи командиром.
– Скажи, Макс, почему ваш батальон не принимал участия в оборонительных боях, и появился только во время контратаки? – Бэрлу нравилось называть майора по имени: оно звучало совсем по-вотарски.
– Я, вообще, хотел не вступать в бои вокруг маленьких городов, а просто всех эвакуировать сюда, в Кратер, – Кратером называли крупное поселение, потому что оно располагалось в котловине огромного кратера, появившегося как результат падения небольшого астероида. – Нашего батальона и двух батальонов ополченцев хватило бы, чтобы держаться столько, сколько надо. Но Генеральный штаб решил по-другому. Вас нужно было измотать боями и внушить, что наше сопротивление слишком слабое.
– А потери ополчения были большими?
– Немалыми. В ближнем бою нам нечего противопоставить мечам, а стреляют ополченцы не очень... Если бы здесь был весь наш полк, клянусь, мы бы вас разбили сразу же. Смотрел я, с чем вы сюда прилетели. Машины у вас хорошие, а авиации не было вообще. Чем ваше командование думало?
– Летательные аппараты слишком легко сбиваются.
– Конечно, особенно когда противоракетной защиты совсем нет. Если на бронированный вертолет поставить каппа-поле, тепловые и магнитные ловушки, добавить десяток противоракет, то он будет воевать до тех пор, пока боезапас не кончится.
Бэрл выяснил, что все, кого увели в самом начале, были мастерами меча. Каким образом их смогли выявить, и что с ними произошло – на это имперцы отказались отвечать. На вопрос, где прятались ополченцы из малых городов, ответа тоже не последовало. Майор с многозначительным видом только обронил: «военная тайна» – и все тут. А когда Бэрл спросил, как сейчас идут дела на фронте, он только вздохнул: «Страж запретил говорить». О Стражах он, вообще, не сказал ничего конкретного. Зато на другой интересный вопрос он ответил подробно.
– Я никак не пойму, почему охранять нас поставили элитное подразделение, а не кого-нибудь из местных, – сегодня майор пришел просто поговорить: скучно было не только пленным, но и тем кто остался в далекой маленькой колонии, чтобы пленных стеречь.
– Местные слишком злы на вас. Потери у них были немалые. А для нас пленный враг – уже не враг, особенно если он воевал достойно.
– Но все же возиться с пищей и водой, а, особенно, ведра за нами выносить – это нормально для имперской гвардии?
Майор рассмеялся.
– Это ненормально, но куда нам деваться? Во-первых, приказ – есть приказ, во-вторых, местным надо работать. Людей стало меньше, погибли хорошие специалисты, так что сейчас у них каждый человек на счету. А нам все равно делать нечего.
А еще, и уже не в качестве развлечения, он начал выяснять все, что происходило во время сражения и в космосе и на земле. Нашлись люди, оставшиеся в сознании после атаки имперцев.
– Когда все наши машины взорвались, меня бросило на землю. Я не пытался приподняться, а сначала поднял голову. Почти прямо на меня бежал Страж. Я осторожно пошевелил руками, убедился, что они двигаются, но оружия не нащупал. Наверное, когда я падал, я выронил и винтовку и меч так, что они разлетелись в разные стороны, – десантник был старше Бэрла, наладчик монорельса по профессии, спокойный и наблюдательный человек. – Страж проскочил мимо, по пути расшвыряв тех, кто оказался на его пути. Вслед за ним маленькими группами шли солдаты. Голова сильно кружилась, и я не разобрал, были ли это гвардейцы или ополченцы. Но их было много. Некоторые из нас не потеряли оружия и смогли его поднять. Имперцы стреляли в них. Я попробовал отползти, поискать оружие, но понял, что меня сейчас стошнит прямо в скафандр, – у него, действительно, было сотрясение мозга. – Тогда я перестал двигаться, даже головой почти не шевелил. Имперцы прошли дальше, выстрелы не прекращались, но отдалились. Живых видно не было, и я не знал, что лучше: шевелиться, чтобы меня не приняли за покойника или, наоборот, притвориться мертвым. Потом имперцы начали возвращаться. Они бесцеремонно поворачивали всех подряд. У меня болело все тело, и я застонал. Микрофон в скафандре я не отключил, а при падении случайно включилась громкая связь, и они меня услышали. Со стороны города подошли грузовики с большими низкими кузовами на маленьких колесах. Нас начали довольно аккуратно грузить на них, укладывая рядом друг с другом. По-моему, они подбирали только тех, на ком не было видно повреждений. Нас отвезли в купол, в соседний ангар. Там стояли несколько очень больших вентиляторов, которые обдували всех. Скафандры на нас резали маленькими вращающимися пилами, не поранив никого. Как только скафандр с меня сняли, меня на носилках отнесли сюда и положили на пол. Вот тут-то я и потерял сознание.
Рассказ дополнил другой десантник.
– Я шел в последних рядах. Не знаю даже, что заставило меня упасть, когда я заметил впереди движение. Но луч лазера прошел у меня над головой. Когда я вскочил, рядом было всего несколько человек. Прямо на нас бежали гвардейцы, стреляя на ходу. Пуля пробила мне грудь ниже ключицы, я упал. Я сделал так, как нам говорили: задержал дыхание, пластырем заклеил отверстия в скафандре, включил вентиляцию. Как мне это удалось – не знаю, наверное, просто хотелось жить. Я чувствовал, как из раны течет кровь. Я попробовал встать, нащупать меч, но имперцы были уже повсюду. Меня ударили прикладом, и я опять упал. Кровь все текла, я не больше мог двигаться. Меня тоже увезли на грузовике. В ангаре меня сразу же перевязали, влили искусственную кровь. Она была неприятного цвета – бледно-фиолетовая. Но этим они меня спасли. Когда меня перенесли в ангар, я оправился настолько, что смог сам перейти в другую часть вместе со всеми.
Пилот «Некоса» рассказал о допросе.
– В больнице нас держали прикованными к кроватям. Нас всех поместили в одну не очень большую палату, с нами общались только гвардейцы. Лечили кого от лучевой болезни, как меня, кого – от ожогов и теплового удара. Выздоравливающих уводили, и я теперь знаю, что всех допрашивали. Допрос проводили двое. Наверное, это были Стражи, потому что у них не было погон и гвардейцы обращались к ним очень уважительно. Их интересовало только оружие, которое было на «Кэтэне», флагманском линкоре. Оно способно сворачивать пространство, вызывая мощный взрыв. Но мы узнали о нем только с их слов. Во время битв мы видели только результат, но не знали, как это объяснить. Хотя мы ничего не знали, многие, в том числе и я, пробовали их обмануть, рассказывая совершенно фантастические истории. Всякий раз они каким-то образом понимали, что мы лжем, и останавливали нас. А когда мы откровенно говорили, что ничего не знаем, они нам верили.
После всех этих рассказов Бэрлу быстро удалось составить себе картину разгрома, очень близкую к действительности. Неприятный вывод напрашивался сам собой: неплохо вооруженный Вотар не умел воевать, в отличие от Империи, которая к войне была всегда готова. От безделья он начал вспоминать события, происходившие в его довольно короткой жизни. Особенно его занял один эпизод, случившийся совсем недавно... Получив в очередной раз порцию лекарств для лечения последствий лучевой болезни, он обратился к майору:
– Макс, у меня к тебе личная просьба.
Тот удивленно приподнял брови и выжидательно уставился на Бэрла.
– Когда мы заняли самое южное поселение...
– Этот город так и называется – Южный, – быстро перебил его майор.
– Так вот, в этом городе мне встретился один дом. Там на окне стояли цветы и какой-то ребенок написал, чтобы их полили.
– И ты полил!?
– Да.
Майор покрутил головой.
– Ну, ты даешь! Вот уж чего от тебя не ожидал, так этого. Тебе узнать, что стало с этими цветами и их хозяином?
– Да.
– Я попробую, но не обещаю, что смогу узнать. Попробую навести справки через Стражей. Им скажут, если они сочтут это нужным.
– А сам не сможешь?
– А кто меня в Южный отпустит? Я, между прочим, все-таки на службе!
– Между чем?
Майор растерянно посмотрел на Бэрла.
– Шутишь или серьезно?
– Серьезно. Я не понял смысл этого выражения.
– Да что, я тебе словарь что-ли? Не могу объяснить!
И он быстро выскочил из ангара. Бэрл не стал говорить об этом позднее, зная, что майор свое обещание выполнит. Но через неделю, во время очередной встречи, майор с довольным видом торжественно передал Бэрлу стебелек с нераспустившимся бутоном и лист бумаги, на котором знакомым крупным почерком было написано «Спасибо». Бэрл улыбнулся.
– Ну вот, хоть кто-то ничего не потерял на этой войне.
Майор кивнул головой.
– Девочке еще не сказали, что отец у нее погиб.
Бэрл побледнел и сжал кулаки.
– Войну начала Империя!
Майор, не отрываясь, смотрел ему в глаза.
– А тебя, солдат, никто ни в чем не обвиняет. Это война, и мы знали, на что идем. И чтобы ты знал, всю ответственность несет один такой специальный человек. Император называется. Он ответственен за эту войну, ему и смотреть в глаза родственникам погибших. А мы – солдаты. Мы должны воевать с врагом на поле боя. Ты слышишь? На поле боя! То, как вы вели себя в захваченных городах, это урок и для нас.
– Нам сказали, что в домах были мины. Мы ходили по городу, заглядывали в окна, но внутрь не входили – боялись.
– Но ты же не испугался цветочки полить?
– Не поверил, что может быть такая ловушка.
– Вот именно. Ваше покойное командование поступило очень мудро, но, судя по тебе, вас можно было спокойно выпускать без всяких запретов. И даже население можно было не эвакуировать. Ничего плохого вы бы им не сделали.
– Нет. Я не могу говорить за всех. Люди ведь разные бывают.
– Ладно. Когда мы завоюем вашу планету, хуже мы себя не поведем.
– А ты так надеешься на это?
– Судя по тому, с какой легкостью мы положили цвет вашей армии здесь, нам и это удастся.
Возразить на это было нечего, а майор продолжал:
– Быстро завоюем, Стражи быстро разберутся со всеми проблемами и так же быстро свалим.
– Чего сделаете?
– Ну, уйдем с планеты.
– Ты, никак, за правительство решаешь?
– Да нет. Так говорил Император, когда мы начинали войну.
– Начинали войну... Тебе не кажется все это странным: мы здесь стоим и разговариваем не как смертельные враги, а как приятели. Макс! Что ты знал о Вотаре? Ничего! Для вас это одна из многочисленных планет. Но другой человек отдает приказ – и ты идешь убивать людей, которым потом симпатизируешь. Ты когда-нибудь задумывался, зачем тебе эта война?
– Задумывался, да еще как! Ты – доброволец, и я – тоже. Просто ты пошел в армию тогда, когда началась война, а я сделал свой выбор еще мальчишкой. Тот, кто идет в армию, всегда должен добровольно отказаться от части своей свободы. Мы сами дали право другим отдавать себе приказы. Я по приказу пошел убивать симпатичных ребят, а ты сделал тоже самое. Только ты еще и был плохо вооружен и подготовлен. Мы в равном положении, поэтому не несем ответственности за убитых в бою. За них отвечают те, кто нас послал. Но мы несем ответственность за то, что мы делаем вне линии фронта. И вот эту ответственность с нас никто не снимает. Война кончится, сюда прилетит Император и будет просить прощения у всех, кто потерял близких. Так происходит всякий раз, когда случается война, с незапамятных времен. За свое право посылать людей на войну он расплачивается гораздо больше нашего. Даже если ты лично убил отца той девчонки, ответственность не на тебе – на Императоре. И я бы не хотел быть на его месте, когда он будет здесь. Ты ведь сам понимаешь, что никакие деньги и привилегии не вернут ее отца к жизни.
Они долго молчали, опустив глаза. Слов не было никаких, да они были бы здесь бесполезны. Наконец, Бэрл вернул цветок и лист майору: держать их было негде. Тот взял и молча ушел.