1
Весна набирала силу. Несмотря на апрель, погода в Москве стояла жаркая. Деревья за пару дней погрузились в ярко-зеленые облака молодых и нежных листьев, трава на газонах уверенно шла в рост, а в воздухе стояла легкая дымка, которая бывает только в это время года.
Устав бродить по московским улицам, я сел на лавочку и открыл банку пива. Жадно сделав несколько глотков, стал наблюдать за потоком машин, несущихся по бульвару.
Командировка в Москву подходила к концу. Через шесть часов самолет понесет меня обратно домой. За каких-то три дня я сильно соскучился не только по Алине – моей пятилетней дочери, но и по Марине – моей жене, несмотря на напряженные отношения с ней в последние месяцы. Сейчас я понимал, что многие ссоры с женой происходили из-за сущих пустяков. Еще несколько дней назад я напряженный, сытый по горло тяжелым характером жены уезжал из дома в эту командировку. А сейчас хотелось поскорее увидеть и обнять ее вместе с дочуркой.
В гостинице остались запакованные в сумку московские подарки: для Алины – мягкая игрушка-панда с симпатичными глазами, для жены - дорогой набор кремов. На все это ушли последние деньги, и теперь я не смог бы позволить себе хотя бы перекусить в аэропорту перед вылетом.
Я представил себе, как Алина будет разглядывать панду - незнакомого ей игрушечного зверя, очень похожего на медведя. Представил, каким удивленным будет выражение ее больших, темно-синих глаз. Наверное, таким же, как у самой панды. У этих животных удивительные глаза.
Мысли о дочурке вызывали во мне прилив умиления и радости. Я был очень доволен удачно подвернувшейся мягкой игрушкой. Косметика тоже должна была очень понравиться Марине. Если, конечно, я правильно все смог подобрать. Правда, она скорее пожурит меня за такой дорогой подарок. Денег в нашей маленькой семье хватало, но мы с женой не могли позволять себе частых дорогих покупок.
Я обратил внимание на серую иномарку, замедлявшую свой ход. Это была одна из последних моделей БМВ. Машина остановилась у края проезжей части в нескольких метрах от меня. Через заднюю дверь вышла очень красивая, эффектная блондинка с пышными волосами. Заворожено я смотрел на пробиравшуюся через газон к тротуару женщину на высоких каблуках. Короткая юбка и распахнутый легкий плащ не скрывали ее стройных ног, приковавших мой восхищенный взгляд. Если это и не топ-модель, то, по-крайней мере, жена или подруга очень обеспеченного мужчины. Так мне казалось. Такая как она не может быть простой женщиной, такую сразу возводят в королевы!
Блондинка вышла на пешеходную дорожку в нескольких метрах левее и, к моему удивлению, направилась к моей лавочке. У меня вдруг все сжалось внутри. Мысль о том, что у нее здесь назначено с кем-нибудь свидание, сразу сменилась недоумением, как только я понял, что женщина с улыбкой смотрит на меня. Именно на меня! И шла она именно ко мне!
Нет, так не бывает. Я был уверен, что она ошиблась и приняла меня за какого-нибудь знакомого. Ну что ж, несколько приятных секунд общения обеспечат меня приятными впечатлениями надолго!
- Добрый день, Вадим! – с улыбкой сказала она, присев рядом.
Нет, она не путала меня с кем-нибудь, она обратилась по имени и знает меня. Что происходит? Кто же эта прекрасная блондинка, свалившаяся на мою лавочку среди такого же прекрасного, как она, весеннего дня?
Я изучал ее короткими, косыми взглядами. Она была чуть старше меня. Ее ухоженные волосы локонами спадали на плечи и переливались на солнце. Зачесанные назад, они не скрывали ее большой и гладкий лоб. Накрашенные губы слегка сжаты, возможно, от внутреннего напряжения, но в какой-то момент я разглядел их естественную и сексуальную припухлость. В дополнение к губкам детский и небольшой носик выглядел очень симпатично. А глаза!.. Голубые глаза с легким бирюзовым оттенком по краям сразу гасили своим сиянием легкомысленность губ и детскость носика блондинки. Они открыто говорили о благородстве своей хозяйки, о ее интеллекте. По ним же можно было предположить, что женщина, возможно, прожила немало трудностей в своей жизни, которые оставили смутный отпечаток в ее несколько страдающем взгляде.
- Меня зовут Татьяна, – продолжая обаятельно улыбаться, представилась она и, отвечая на пропечатанные на моем лице немые вопросы, быстро пояснила, - Не удивляйся, Вадим, и не старайся вспомнить меня. Мы раньше никогда не встречались… Мне надо поговорить с тобой. Я ненадолго задержу тебя!
Да хоть на все время до отлета! С такой красавицей можно и про самолет забыть! В душе я радовался, что мне предстоит несколько минут общения с женщиной с обложек Марининых журналов.
Я решил взять себя в руки и, наконец-то, выйти из заторможенного состояния перед умопомрачительной красавицей.
- Меня, конечно, многое удивляет… Но… Что происходит? – нетерпеливо спросил я.
Мое настроение стремительно взлетело ввысь. Мне хотелось расправить крылья и полетать над ней, показав все, на что я способен. А еще хотелось очень и очень удачно пошутить, чтобы это прекрасное лицо не просто улыбалось по заданному сценарию, но и весело, по-настоящему рассмеялось.
Волнуясь, я не мог смотреть в ее голубые глаза и нагло перевел взгляд на великолепные ноги. Нисколько не смутившись, она несколько секунд любовалась, или делала вид что любовалась, весенним городским пейзажем. Глядя в весеннюю дымку, неторопливо произнесла:
- Погода сегодня – прелесть!
Да уж, погода была под стать ей самой. Продолжая улыбаться, блондинка оценивающим взглядом осмотрела меня с ног до головы, переводя мое смущение в легкую панику.
- Ну и как командировка? Как выставка?
- Нормально все прошло… Я вижу, Вы в курсе моих дел?
- Мы даже знаем о подарках, которые ты купил своим близким! - произнесла она тихим тоном, сделав легкое движение в мою сторону.
- А кто это – мы?
Не торопясь с ответом, она приняла серьезный вид и начала разглядывать банку пива, которую я поставил рядом с собой на лавочку. На ее лице промелькнуло что-то похожее на серьезную озабоченность или даже страдание. Но это длилось мгновение. Вздрогнув, она опять улыбнулась и посмотрела на меня своими бездонными и завораживающими глазами. Вновь я не выдержал ее взгляда и уставился на ее привлекательные коленки.
- Вадим! Я представляю некую контору… Лучше будет сказать – спецслужбу - которая хотела бы поработать с тобой. Поработать на полезное дело!
Бах! Небесная музыка заглохла. Что-то вдруг переключилось в голове, и неприятная тревога вспыхнула во мне. Ну, конечно! Просто так красивые дамы не подсаживаются к тебе на лавочку и не заводят беседу. Им нужно что-то нехорошее, на что ты просто так не согласишься! Но в то же время я загорелся большим любопытством по поводу предложения моей неожиданной собеседницы.
- Ну и в чем же будет состоять моя работа?
- Я не могу тебе рассказать всех подробностей. По ряду причин выбрали именно тебя. К тебе присматривались уже со времени твоей предыдущей командировки в Москву, когда ты случайно попал в поле зрения нашего сотрудника. Это будет одно задание за границей. Риск – минимален, но перед этим ты пройдешь прекрасную подготовку. Кроме того, ты очень неплохо заработаешь!
- ФСБ? – одной аббревиатурой я задал вопрос о принадлежности спецслужбы.
- Да…
Ее ответ мне показался несколько неуверенным.
- Значит, я буду вроде Джеймса Бонда? Мне предстоит убивать во время задания? – этот вопрос возник неожиданно для меня самого.
- Возможно…
По моему возмущенному виду она поняла, что нужно было сказать что-нибудь другое. Меня просто одернуло от ее ответа. Нет, они меня плохо изучили, если думали, что я способен убивать!.. Впрочем, серьезно ли все это? Это в кино агентам приходится проходить через огонь, воду и медные трубы для выполнения какого-нибудь глупого спецзадания. В жизни, скорее всего, это какая-нибудь элементарная работенка, что-нибудь вроде передать послание после конспиративных условностей или забрать что-нибудь из мусорного бачка, обгаженного собаками.
- Убивать – это не для меня! – с некоторым пафосом заявил я.
- Я сказала – возможно, но это же не значит, что обязательно так и будет! И работа, насколько я знаю, состоит совсем не в этом… - Татьяна пыталась исправить свое положение.
- А уточнить нельзя? Что же я должен буду делать?
- К сожалению, я не совсем осведомлена обо всех подробностях твоего задания. Но знаю, что оно достаточно простое. Риск, наверное, есть, но может случиться так, что гораздо опаснее летать самолетами или съесть несвежую колбасу с ближайшего магазина, чем выполнить предлагаемую работу.
Она пыталась шутить, снимая возникшее напряжение. Глуповато, но очень даже мило – такой блондинке можно прощать кучу глупостей. Подобные вещи делали ее еще привлекательней.
- Когда, где, с кем? – кратко спросил я.
Я был несерьезен, но все-таки что-то интриговало меня в предложении блондинки.
- Ответы на твои вопросы будут потом. Но перед этим тебе два месяца надо будет готовиться на одной из наших баз. Отточишь свой английский, отработаешь детали, выработаешь некоторые привычки, научишься пользоваться всем, что может пригодиться во время работы.
Я все еще не воспринимал происходящее серьезно. Красивая женщина, специальная подготовка, работа на спецслужбу – все это отдавало некоторой романтичностью и нереальностью. Если даже не чепухой. Но простое любопытство и очарование толкали меня в объятия этой прекрасной дамы.
Пусть будет так. Если серьезно, почему выбрали именно меня? Суперменство сразу отпадает. Английским языком, и в правду, владею неплохо. Может быть, хорошо знаю компьютер. Что же еще? Спортсмен, можно было бы добавить. Не оброс жирком, как многие женатые знакомые, хотя в этом, скорее всего, заслуга конституции моего тела, а не образа жизни. Вот и все мои достоинства, которые можно было найти во многих сотрудниках этих самых «контор». Почему же спецзадание должен выполнять именно я?
Меня вдруг осенило – я очень похож на кого-то! О чем-то подобном я уже где-то читал. Действительно, что еще может быть во мне такого, что позволяло бы стать «избранным», кроме удачно смахивающей на кого-то внешности?
- Я должен буду выполнять чью-то роль? То есть, попросту заменю кого-нибудь из-за сходства во внешности? – мне очень захотелось, чтоб красавица-блондинка оценила мою сообразительность.
- Я вижу, ты довольно смышленый парень! В общих чертах ты угадал. Но я действительно не знаю деталей. Ты сам узнаешь обо всем ближе к сроку выполнения задания.
- И где же эта самая база, где из меня будут делать Джеймса Бонда?
- Недалеко отсюда. Ты все узнаешь позже…
Татьяна почувствовала, что я воспринимаю ее несерьезно, и нахмурилась.
- Вадим! Это не шутка и не розыгрыш! Как бы все причудливо не выглядело, тебе действительно предлагают поработать на… контору!
Улыбка напрочь исчезла с ее лица. Она замолчала, глядя на машину, на которой приехала несколько минут назад. БМВ, девушка, контора…Возвышенное и игривое настроение испарилось, возникла озадаченность. И тревога. Наконец я начинал воспринимать все серьезно.
- А семья моя как?
Моя семья – это Марина и Алина. Больше у меня никого нет, если не считать близких друзей. Мы с Мариной выросли в детдомах, только в разных городах. Встретились здесь, в Москве, во время учебы в институте. Здесь же и расписались. Марина была на два года моложе меня, но в то время сняли бронь со всех институтов, мне пришлось отслужить в армии, и мы заканчивали наши институты вместе. Закончив учебу, по приглашению уехали в город, в котором жили и работали сейчас. Через год родилась наша дочурка Алина.
- Придется пожить несколько месяцев без жены и дочери. Не беспокойся, с ними все будет в порядке, и они ни в чем не будут нуждаться в твое отсутствие. Не говоря уже о том, что в результате твоей длительной «командировки» ты сам неплохо заработаешь!
Я отрицательно покачал головой. Мысли стремительно неслись в голове. Тревога росла, как снежный ком. Меня не интересовал даже гонорар за мою работу. Я просто не готов разлучаться с моими родными! Из-за этого я готов был послать всю эту «контору» подальше вместе с… Даже вместе с этой очаровашкой, сидевшей рядом со мной!
Я чувствовал, что встреча с блондинкой повлияет на мою жизнь. Вряд ли одно упоминание о «конторе» или о задании вызвало эти чувства. Интуиция включилась на полную мощь, и я в тот момент подсознательно предвидел все то, что мне предстоит прожить в будущем. И появился страх. Я не боялся за себя – я боялся за мою Марину и особенно за дочурку.
- Вадим! Несмотря на необычность предложения, тебе надо согласиться!
Женщина вела себя несколько неуверенно. Нет, она не профессиональная вербовщица. Что же все-таки происходит? И со мной ли это?
Сомнения исчезли внезапно, мной овладела решительность. Пошла бы эта белокурая бестия куда подальше со всеми своими или еще чьими там предложениями! Нельзя показывать даже слабую заинтересованность – иначе пойдут обрабатывать нудно и долго.
- Я понял суть Вашего предложения, Татьяна, но все это – не для меня! И, пожалуйста, не старайтесь уговаривать меня ни сейчас, ни когда-нибудь в будущем! – я произнес свою фразу энергично и уверенно.
Она пыталась сказать еще что-то, но я резко оборвал ее:
- Я же сказал! Нет – значит нет! Подыщите кого-нибудь другого!
Она действительно не была профессиональной вербовщицей. Она не пыталась что-нибудь предпринять, а только замолкла, грустно уставившись на серый асфальт под ее черными туфельками. Мне было жалко ее! Видимо, за неудачу ее не погладят по головке.
- И все-таки лучше было бы согласиться! – вздыхая, с искренним сожалением произнесла она после долгой паузы.
Встав и расправив полы своего бежевого плаща, она направилась к машине. Осторожно, на носочках пробралась через газон к машине, стараясь не утопить свои шпильки в земле. В этот раз вместо ее прелестных ножек мне довелось разглядывать ее туфельки.
Машина еще полминуты не трогалась с места. Видимо, в кабине за темными стеклами был еще кто-то и интересовался результатом разговора. Когда автомобиль отъехал и скрылся в потоке машин, я медленно побрел к своей гостинице, пытаясь осмыслить случившееся.
Неприятные впечатления, внутренние тревоги не прошли даже через несколько часов, когда я шел на посадку в аэропорту. Я понимал, что это вряд ли последний визит со стороны загадочной «конторы», и что скоро мне надо ожидать новых контактов с ними. Я решил, что твердый отказ, в конце концов, вынудит их отвязаться от меня, в какой бы форме они не делали свое предложение. Я предположил, что следующую попытку они сделают уже после моего возвращения домой…
Я ошибся! Когда на досмотре перед посадкой девушка в униформе раскрыла мою сумку и вытащила оттуда пакетик с белым порошком, все мое тело ударил ток. Я сразу понял, что это наркотики. Понял, откуда они взялись. Понял, что все гораздо серьезнее, чем я предполагал, что меня подставили и сделают так, что я уже не отверчусь.
2
С тяжестью в душе я шел по мрачным коридорам СИЗО одного из подмосковных городов в сопровождении конвоира. Все происходящее для меня продолжало оставаться в каком-то ином измерении. Шок постепенно проходил, но с каждой минутой нарастала тоска по дочери и жене. Они, скорее всего, даже не знали, что произошло со мной, и почему я не вернулся с командировки. Мне не дали возможности позвонить домой. Протоколы, нары, железные решетки, люди в форме – все это происходило как в ужасном сне. Я пытался сопротивляться, пытался что-то доказывать, хотя сам понимал, что все бесполезно в том положении, в которое я попал.
Лязг засовов – и я оказался в узкой и тесной камере с тремя явными уголовниками, молчаливо, с изучающим взглядом уставившихся на меня. Вдоль стен в два яруса стояли четыре железные койки с голыми матрасами. На нижней справа сидел грузный мужчина в майке, с множеством татуировок на плечах и груди. Двое других смотрели на меня с верхних коек.
Дверь позади захлопнулась. Я замер у порога, не зная, что делать и как вести себя в этой ситуации.
- Гляди-ка, какого красавчика к нам занесло! – после нескольких минут молчания оживился худенький паренек, лежавший наверху слева, – И какая такая статья шьется тебе?
Я промолчал. Стоять дальше было невыносимо. Я прошел и сел на свободную койку. Парень сверху спрыгнул вниз и с язвительной улыбкой склонился надо мной. Возможно, он был моложе меня, но его лицо, наверное, не один раз переезжал трактор или танк. На фоне скорченной им мины оно смотрелось особенно противно.
- Молчун, что ли? Ты смотри, Камень, его язычок, кажись, засунули туда, куда хрен надо бы вставить! – обратился он к пожилому мужику с круглым брюхом, сидевшему напротив меня.
Камень, судя по внешнему виду, был местным вожаком. Чем-то он смахивал на одного из замов директора завода, на котором мы с Мариной работали. Под его неуютным и тяжелым взглядом казалось, что с каждым выдохом он выбрасывает в пространство вокруг себя большую порцию напряженной и черной энергии.
Стараясь не обращать внимания на паренька, застывшего надо мной в ехидной улыбке, я растянулся на матрасе и уставился на железную сетку верхней койки. Искоса успел разглядеть третьего, жилистого мужичка постарше меня, лежащего над Камнем и молча изучавшего меня сверху.
- Чё, в падлу бакланить с хорошими людьми? – не могла угомониться противная рожа надо мной.
- Отстань, Скворец, от него! – вяло скомандовал Камень.
Скворцу не надо было повторять – щелкнув пальцем, он полез обратно наверх. Следующие полчаса меня не тревожил никто. Камень и жилистый мужик сверху задремали. Только Скворец временами со скрипом ворочался наверху.
Я обдумывал положение, в котором находился теперь. «От тюрьмы и от сумы не зарекайся!» - эта поговорка крутилась у меня в голове. Мог ли я совсем недавно предположить, что судьба так жестоко забросит меня на нары следственного изолятора? Там, за мрачными стенами, остался мир, в котором я жил. Мир, в котором остались два мои близких и родных человечка, в котором я был счастлив, не всегда осознавая этого. Мир, от которого отделяли лишь несколько метров, но теперь уже недоступный.
Меня подставили люди из «конторы» – другого объяснения происходящему я придумать не мог. Кому же еще нужно было подкладывать пакетик с героином в мою сумку? Конечно, надо еще доказать, что я причастен к этим наркотикам. Ведь не было моих отпечатков на пакете, да и странный транзит получался для подобного товара, который обычно везут в Москву, а не далекую в провинцию.
Однако во время допросов, оформления бумаг и пребывания в отделении милиции аэропорта никто даже не намекнул на связь между происходящим и моим отказом той синеглазой блондинке, которая пыталась завербовать меня. Два раза я заметил лысоватого мужчину в сером пиджаке. В аэропорту он наблюдал со стороны за происходящим во время досмотра. Другой раз я увидел его, когда меня выводили из отделения милиции для отправки в следственный изолятор. Тогда он говорил с капитаном в дальнем конце коридора. Скорее всего, этот мужчина был представителем «конторы», и тогда рано или поздно он должен объявиться снова.
Я недоумевал, почему все сделали в такой крайне грубой форме? Ведь можно же было еще пару раз попробовать уговорить, еще пару раз подослать ко мне ту прелестную блондинку, а то и спровоцировать меня на измену жене, а затем просто шантажировать?
- Ну что, Вадюха, туговата жизнь стала? – хриплым голосом нарушил тишину в камере Камень. Я обернулся на него, утвердительно покачал головой и заметил, что его сосед сверху пристально смотрит на меня. Обитатели камеры были в курсе, кто я такой и, скорее всего, знали, за что я сюда попал. Не зная тонкостей тюремной системы, я предположил, что все так и должно быть.
Камень выдержал паузу, на выдохе пропыхтел какую-то невнятную мелодию и задал неожиданный вопрос:
- А где деньги Серого?
- Какие деньги? Какого Серого? – машинально ответил я, совершенно не понимая, о чем меня спрашивал этот татуированный вожак.
Камень опять сделал глубокий выдох, давая понять, что, мол, и не ожидал от меня услышать другого ответа.
- Те самые, которые ты припрятал!
- Ты что-то путаешь! – сказал я, смотря на Камня удивленными глазами. Какое мгновенье перед этим я еще выбирал, как к нему обращаться – на «ты» или на «вы».
- Ничего, поломаешься – скажешь! Ты мне все расскажешь, сосунок! - Камень сделал протяжное ударение на «все» в своей фразе.
Тучи надо мной сгущались еще сильнее. Было понятно, что разыгрывался спектакль с целью полностью и безоговорочно сломать меня. Я лежал напряженный, в ожидании разворота нашей беседы в не лучшую для меня сторону, но Камень с соседом опять задремали. Спустя некоторое время, слыша сонное сопение соседей, я расслабился и постарался выкинуть из головы странное упоминание о деньгах.
Я пытался понять историю с пакетиком в аэропорту. Временами прорезалась надежда, что последние события происходили в результате нелепой случайной ошибки или недоразумения. Вдруг меня путают с кем-то? Но такая надежда была как соломинка для утопающего. В состоянии безысходности и отчаяния я не хотел признаваться себе, что все вокруг – органическая часть грубой обработки, в результате которой я должен буду молить «контору» о пощаде, покаяться за свой отказ и безропотно идти к ней на службу. И деньги Серого – это только трюк, повод для придирки.
И в то же время во мне начала пробуждаться злость, страшная злость на эту «контору». Нет, они так не достанут меня! Я им не кусок мяса, с которого можно сготовить все, что угодно и в каких угодно условиях! И они еще ответят за свой беспредел!
Желание отомстить за все было, конечно, большим, но я понимал, что это будет просто невозможно в моем положении. Воевать придется не с отдельным человеком, а с целой системой, которая имеет достаточно широкие возможности, судя по тому, как они загнали меня сюда и что они вытворяли со мной…
Лязгнули засовы, дверь камеры открылась.
- Гаранин, на выход!
Охранник выкрикнул мою фамилию. Мне предстояло идти из камеры. В душе вновь затеплилась надежда, что мои тюремные приключения могут закончиться, что выяснится недоразумение.
- Ну, смотри, щенок, если после возвращения не вспомнишь, где деньги – хреново тебе придется! – сказал мне вслед Камень, провожая грозным взглядом. Мне стало не по себе. Очень не хотелось возвращаться сюда, к этим матерым уголовникам.
Меня привели в камеру для допросов, в которой за старым письменным столом сидел тот самый лысый мужчина, которого я заметил в аэропорту и в отделении. Все мои сомнения исчезли. Этот тип стопроцентно был причастен к моему задержанию и аресту. Я сел на стул напротив него и стал ждать. Лысый прервал изучение бумаг в папке и кивнул конвоиру, который снял с меня наручники и вышел, оставив нас одних.
- Следователь Буйнов! – небрежно представился он и что-то начал писать на чистой бумаге. Заполнив несколько строк, откинулся на стуле и несколько секунд изучал меня. Он теперь был не в пиджаке, как раньше, а в голубой рубашке с короткими рукавами. Наглый взгляд масляных, серых глаз, маленькие усики, худощавое телосложение, редкие седые волосики, чуть ли не поштучно зачесанные сбоку на лысину для имитации челки. Ему было около сорока пяти или пятидесяти лет, но в нем чувствовалась хорошая спортивная форма.
- Да-а-а уж, Гаранин… - с наигранным и издевательским сожалением вздохнул он. Потом пристально начал смотреть мне в глаза. Я спокойно выдержал его взгляд. Покачав головой, он спросил меня:
– Как же это ты, Вадим, занялся таким нехорошим делом?
- Зачем весь этот спектакль? Вы и сами прекрасно понимаете, в чем дело! – возмутился я в ответ.
Буйнов только усмехнулся.
- Я ничего не знаю... Пока еще не знаю! Но, думается мне, что ты случайно влип во все это. Примерный семьянин, хороший работник. И чего тебе не хватало? Подработать хотелось?
Я был уверен, что лысый издевался надо мной. Во мне пробуждалась ярость к нему и ко всей «конторе» в целом.
- Гражданин следователь! – подобное обращение я вспомнил по кинофильмам, - Я понимаю, почему меня упекли в эту дыру. Не надо этих глупых вопросов, здесь только один ответ – я понятия не имею, откуда у меня в сумке взялся героин! Точнее, я знаю, что это ваша дурацкая «контора» подсунула мне его, чтобы я стал сговорчивей. Именно так и запишите в протоколе. И слово «дурацкая» не пропустите! – последней фразой я хотел взять хоть какой-нибудь реванш за издевательства надо мной.
Лысый следователь опять только усмехнулся.
- Ты думаешь, что все это затеяно, чтобы принудить тебя к чему-либо? Предположим, что это так. В этом случае, тебе, наверное, уже есть что сказать?
- Сказать, что я рад услужить вам, сволочам?
- Пожалуйста, Вадим, без оскорблений…
- Ничего себе оскорбления! Моя жена там с ума сходит, не понимая, что случилось со мной! Мне уже в моем городе и на работе ярлык уголовника, наверное, пришили. Меня здесь собираются сгноить в казематах. К сожалению, в русском языке нет таких слов, чтоб выразить все, что заслуживает вся ваша сволочная компания!
Буйнов только продолжал ехидно улыбаться на мой гневный выпад, хотя в какое-то мгновение мне показалось, что он озадачен моей реакцией.
- Ну, ладно, не кипятись! Ты понимаешь теперь серьезность своего положения. И как теперь отреагируешь на предложение серьезных людей?
- Значит, я был прав! Ну и методы у вас дубовые. И мозги у вас, уверен, не лучше!..
- Я ж сказал тебе! Давай без оскорблений!
- Нет, ты еще не то от меня услышишь! Значит, я должен дать согласие на работу с вашей бандой? – в пылу гнева я перешел на «ты» со следователем.
Буйнов жестом утвердительно ответил на мой вопрос, пропустив в этот раз мимо ушей мое нелестное замечание о его организации. Из тюрьмы действительно надо было выбираться. А там, кто знает, может быть и смогу доказать что-нибудь? Но, скорее всего, я буду поставлен в очень невыгодные условия. Буду совершенно бесправным агентом «конторы», с которым можно будет не считаться. Я им нужен – значит, надо пользоваться этим! Надо заставить этих подонков отмыть всю грязь, в которую они меня бросили, и компенсировать причиненные мне обиды.
- Хорошо! Согласен! Но несколько условий. Во-первых, ты сам или твои подельники обеспечивают постоянную возможность встречаться с моей женой и дочерью. Во-вторых, вы полностью очищаете меня от того дерьма, которым облили. Чтобы все – и жена, и соседи, и коллеги по работе, абсолютно все – знали, что Вадим Гаранин никакой не преступник и чист аки ангел небесный!
Буйнов сидел и, глядя в сторону, спокойно слушал меня. Потом с ухмылкой покачал головой.
- Ты, Вадим, кажется не понял… Ты воображаешь себя черт знает кем! Ты хоть понимаешь, кому решил условия ставить? Так вот, идиот… Во-первых, никакой жены и дочери до окончания операции. Во-вторых, ты пока продолжаешь числиться под следствием. Оправдание и слава – потом, после операции. Вот такие условия!
Меня уже трясло от злости. Я сильно переживал, что мое имя сильно пострадало из-за действий таких уродов, как Буйнов. Да и что значило «потом»? Действительно ли они оправдают и ославят? Если вдруг погибну – значит, погибну с клеймом наркокурьера?
- А я сказал свои условия! – я еле сдерживался, чтоб не бросить стул в лысую башку Буйнова, – Вот гады! Испоганили мою жизнь, хоть бы капелька совести была! Или совесть – это уже не для вашей системы? В общем, возвращайте все на свои места, а потом поговорим о моей работе на вас!
Буйнов опять в мерзкой ухмылке покачал головой.
- Ты все-таки не можешь понять, во что влип! Значит, мало еще тебе выпало! Пойдешь обратно на нары, пока не засунешь свою прыть куда подальше. Не поймешь, то черт с тобой! Найдется еще кому поработать, а ты сдохнешь здесь!
С ненавистью глядя на Буйнова, я послал его куда подальше. Он поправил редкие волосики, прикрывающие лысину на лбу, исподлобья взглянул на меня и язвительным голосом произнес:
- А на воле у тебя ведь женушка красивая такая! Боюсь, она может не дождаться своего ретивого муженька…
Я схватил табурет подо мной и швырнул его в лысину Буйнова. К сожалению, он увернулся, и пострадала только его спина. В тот же момент в камеру влетел охранник и начал бить меня резиновой дубинкой. Я обхватил голову руками, прикрываясь от ударов, и получил сильный удар ногой в живот. Через несколько секунд, скрючившись, я сидел на полу в наручниках. Из носа пошла кровь.
- Ну, Вадим, пока! Как станет очень плохо – позовешь меня! – прошипел мне Буйнов на прощание.
Я в очередной раз послал его к чертовой матери.
Вернувшись в камеру, я упал на койку и зажал кровоточащую ноздрю. Для меня теперь начиналась непрерывная пытка. Я ждал, когда Камень со своими дружками начнет требовать свои деньги. Я уже знал, что это только повод. Могли избивать и просто так.
Соседи не стали долго ждать. Зашевелившись после моего возвращения, они некоторое время переглядывались друг с другом. Затем Скворец и мужичок над Камнем спрыгнули вниз и встали надо мной, оставив посередине пространство для вожака, который сидел на койке и тяжелым взглядом смотрел на меня. Я решил, что надо постараться хорошенько врезать хотя бы одному из них.
- Ну что, Багор, сделаем этого красавчика? – проблеял Скворец.
Не ожидая сопротивления с моей стороны, он хотел потянуть меня за ворот и согнулся, получив сильный удар кулаком в солнечное сплетение. На меня набросились Багор с Камнем. Мне удалось оставить отметины на лице обоих нападавших. Но силы были не равны, тем более вскоре Скворец пришел в себя и разъяренный присоединился к своим дружкам. Лежа на полу, я старался прикрыться от ударов. Не знаю, сколько времени они избивали меня. Получив сильный удар в голову, я потерял сознание.
Когда очнулся, все мое истерзанное тело болело. Голова трещала нестерпимо. Были явные признаки сотрясения мозга. Я попробовал пошевелиться, но сильная боль прожгла грудь. Я услышал, как открылась дверь камеры, кто-то в нее вошел и склонился надо мной.
- В отключке? Не хватало еще убить парня! – громко прошептал сопровождавший меня на допрос охранник, – Его же в лазарет теперь надо. Камень, башку снесу, если покалечите его! В общем, делайте жизнь ему хреновой, но чтоб в случае чего за два-три дня на ноги мог встать!
Он постоял надо мной, видимо, продолжая осмотр, и, проматерившись, вышел из камеры.
Хотелось пить. Голова невыносимо болела. Но визит охранника придал мне немного уверенности. Значит, компания Камня не может вести себя слишком развязано со мной. Им надо сохранить меня работоспособным, если я вдруг сломаюсь и позову Буйнова, чтобы «раскаяться» перед ним за свое поведение.
Я пошевелился.
- Ага, щенок, очнулся! – Скворец подошел ко мне со своей идиотской улыбкой, – Ну чё, крысяра, вспомнил где деньги? Молчишь, значит?
Мне хотелось врезать по его противной роже, но попытка пошевелиться вызвали сильную боль в голове и груди.
- Камень! Давай опустим этого петушка по полной!
- Заткнись! Пусть подумает еще. Придет время – развлечемся!
Перспектива была мрачной. Здесь все работали по сценарию, последовательно наращивая свои пытки. Все ждали, когда же я позову Буйнова. Мне хотелось умереть. Возможно, это меня все равно ждет, если я даже пройду все круги тюремного ада, но не соглашусь работать на «контору» на ее условиях. Возможно, меня в любом случае должны будут убрать, если даже я выполню задание. Эта мысль была и раньше, но теперь я был уверен в этом.
Последующие четыре дня повторялось одно и то же. Периодически меня избивали, пусть не так сильно, как в первый раз, но незажившие раны причиняли сильную боль. Моя рубашка была вся в засохшей крови. Больше всего страдала голова. Она болела постоянно, даже когда я лежал без движений.
Я пытался иногда сопротивляться. Однажды ночью, когда все спали, я решил взять реванш хотя бы над Скворцом, который всегда очень старался во время моих пыток. Я встал и, превозмогая боль, со всей силой швырнул его с верхнего яруса на бетонный пол, стараясь, чтоб он непременно приземлился головой. Скворец все-таки вывернулся, хоть и неплохо пострадал. Естественно, за всем этим последовало очередное избиение. После этого случая Камень постоянно сдерживал Скворца, чтобы тот не переборщил со мной.
Как не странно, но на четвертый день мои обидчики немного угомонились. Только Скворец постоянно пищал свои угрозы и норовил начать дубасить меня снова, но Камень успокаивал его одним грозным взглядом. Видимо, ему и Багору роли палачей была не совсем по нутру. И в то же время они были недовольны тем, что не сломали меня. Буйнов, похоже, был в курсе дел и, в конце концов, решил сам вызвать меня.
Вечером, через четверо суток прожитого ада, я сидел перед Буйновым. На этот раз меня оставили в наручниках. Он долго разглядывал мои раны, издеваясь, причитал, что же сделали со мной мои сокамерники.
- Еще пару дней - и ты уже полным инвалидом на всю жизнь останешься! И сколько же собираешься упрямиться?
Я просто послал его матом куда подальше. Сказать по правде, я был уже в таком состоянии, что мне было на многое наплевать. Я решил, что сегодня постараюсь заехать своей многострадальной головой в рожу этого подонка, чтоб поквасил носом или разбитым ртом не меньше моего. Но Буйнов в этот раз ожидал подобной выходки с моей стороны, ни на секунду не расслаблялся и не выпускал меня с поля зрения. Его очередные уговоры не прошли, на мои условия он не согласился.
- Ну, Гаранин, удивляюсь я тебе! Ты отъявленный психопат! Или просто дебил, – на это замечание я в очередной раз послал его в нехорошее место, – Значит, решил и дальше упрямиться? Отлично! Но теперь тебя мужички, кроме мордобоя, еще и оттрахают хорошенько! Не дошло?
- Пошел ты…
- Это ты сам сейчас туда пойдешь! И вообще, хана тебе! Снимаю твою кандидатуру с разработки. Ты понимаешь, что это значит? Теперь ты идешь в расход! Тебе уже не выжить, и ты сдохнешь тут. Ты мне, скотина, порядочно нервишки потрепал, – Буйнов привстал и со злостью посмотрел на меня, – И еще, Вадим, теперь займемся твоей женой! Устроим ей с дочкой нехорошую жизнь!
Этим он попал в точку. Его слова как ножом в сердце резанули. Я страдал от отчаяния, от безысходности, от неспособности защитить мою Марину с Алиной. Что же я еще мог сделать? Если сейчас согласиться – значит, они будут использовать этот шантаж постоянно.
Все мысли на фоне сильного отчаяния пронеслись у меня за считанные секунды. И я решился. Я чувствовал, что только так могу избавиться от адских мучений. Я верил, что моя жена с дочерью не интересны «конторе», и от них отстанут после того, как это произойдет. Жене только сообщат о самоубийстве мужа в следственном изоляторе и оставят в покое. Я встал и еще несколько мгновений вбирал последний в моей жизни воздух. Буйнов тоже вскочил, ожидая от меня агрессии в его сторону, но ошибся. Я, что есть силы, напрягся и прыгнул на массивную железную дверь головой, стараясь попасть в торчащие заклепки, державшие запор. Буйнов понял мой замысел и прыгнул через стол, стараясь упредить меня. Последнее, что я почувствовал, это его руки, коснувшиеся моих колен.
3
Я не умер. Я очнулся и увидел перед собой озабоченное лицо Буйнова. Кроме него в камере были несколько других охранников. Я не сразу сообразил, где нахожусь, и что со мной происходит. Меня переложили на носилки и куда-то понесли. Каждое движение моего тела вызывало страшную боль в голове. Спустя некоторое время меня переложили в койку в лазарете. Тюремный врач с большими усами обработал мне рану на макушке и наложил повязку.
- Ну ты, братец, даешь! Решил туда, – он показал пальцем вверх, – сбежать отсюда? Если б попал своей дурной башкой в заклепки, то там бы и был сейчас! Черепок у тебя крепкий! Судя по словам следака, ты неплохо в дверь въехал.
Буйнова рядом не было. В углу комнаты сидел охранник. Врач начал колоть мне несколько уколов подряд.
- Обычно вены себе режут или удавиться пытаются. Такого номера я еще не видел! – продолжал бубнить врач из-под своих пышных усов, – Ну что теперь, в психушке будет срок доматывать? – спросил он охранника.
Тот, видимо, просто пожал плечами в ответ. Тюремный врач обсуждал с ним происшедшее, но я был совершенно безучастен к их разговору, уставившись в потолок. Как-никак, я родился заново. Только вот какую судьбу уготовило мне это рождение? Хлопоты врача означали, что меня еще хотят видеть живым. Пусть не здоровым, но живым. Значит, я все еще нужен «конторе». И, скорее всего, у них другой кандидатуры вместо меня просто нет.
Буйнов появился часа через два. Он приказал всем выйти из лазарета и заговорил, прохаживаясь по комнате и глядя себе под ноги:
- Ну и хлопотно с тобой, Вадим! Такого орешка я еще не встречал. Но теперь у меня к тебе серьезный разговор. Я вижу, ты принципиальный человек и честь твоя для тебя далеко не пустой звук!.. Мы согласны на твои условия. Ты сейчас покинешь изолятор вместе со мной. Ты скоро увидишь свою жену и дочь. Только дай мне слово, что действительно будешь работать так, как надо, и что мы больше не получим от тебя сюрпризов!
Он посмотрел на меня, ожидая ответа. Головная боль после анестезирующих уколов совсем утихла, и теперь я мог немного соображать. Что касалось чести, я действительно никогда не давал пустых обещаний, всегда старался сдержать свое слово. Этому меня не воспитывали, это было какой-то врожденной чертой моего характера. Если я сейчас дам слово честно отработать на них – то я так и сделаю. И Буйнов в этом случае не ошибался.
С другой стороны, я был поставлен на грань жизни и смерти. Если б я отказался, меня ждала бы смерть. В любом случае мне надо было только согласиться. Я был уверен, что «контора» в лице Буйнова в любом случае нарушит свои обещания и освободит меня от данного им слова.
- Одно только добавлю – ты не сможешь видеться с женой постоянно. Это будет препятствовать подготовке. Но несколько встреч до операции мы тебе гарантируем!
Ну ладно, хоть так! Меня еще волновал вопрос о моем оправдании:
- И кем же я теперь предстану этому миру? По-прежнему буду числиться наркодельцом?
Мне было любопытно, как меня реставрируют в этой системе. Ведь это очень не просто, если только не контролировать огромную часть государственной машины, включая милицию, прокуратуру, следственный изолятор. Ведь осталась куча официальных протоколов и прочих бумаг.
- Не беспокойся об этом. Многие бумаги возможно изъять и переделать. По легенде происшествие в аэропорту произошло с другим человеком, твоим полным тезкой.
Фамилия моя, конечно, не встречается где угодно. Она у меня была настоящая, от родителей, которых не стало, когда мне еще не исполнилось и года.
- Насчет твоего отсутствия на работе тоже не волнуйся. С директором завода поговорим. Будешь считаться в длительном отпуске без содержания. В Германии, куда ты якобы выехал по приглашению одной фирмы. Можешь позвонить кому угодно домой через несколько дней и выяснить, что они там про тебя слышали. Но жену не вводи в курс дела. Новая, пусть специфичная, но высокооплачиваемая работа – и все! Во благо страны.
В моем воображении плохо сочетались благо моей страны и методы «конторы». Но меня волновал куда больше другой вопрос.
- Когда же я увижу жену с дочкой?
Буйнов несколько удивленно посмотрел на меня.
- Хоть сейчас! Они уже в Москве. Твоя жена уже несколько дней пытается выяснить твою судьбу. Но не будешь же ты появляться перед ними в столь шокирующем виде?
Марина с Алиной уже в Москве! Они рядом! Мне очень хотелось их увидеть сейчас же, но я понимал, что своим видом принесу одни страдания Марине. Надо бы немного привести себя в порядок.
- Хорошо! – сказал я.
- Что хорошо? Ты даешь слово честно поработать на нас?
Мне нужно было дать его. В любом случае.
- Если вы теперь будете играть по-честному, то я тоже даю слово, что сделаю все возможное, чтобы поработать на благо Родины!
Я произнес свои слова с издевкой, но без эмоций. Буйнов остался серьезен, и его, казалось, удовлетворил мой ответ.
- Можешь ходить? Давай, собирайся. Нам сейчас же надо начать приводить тебя в порядок. Поедем в Москву, по клиникам и салонам.
Здесь, в изоляторе, у «конторы» все было схвачено. После недолгих процедур меня вывезли на воронке и, проехав немного, высадили у припаркованной к обочине дороги машине. Это была та самая БМВ, на которой подъезжала ко мне голубоглазая блондинка.
Воронок уехал. Я не торопился сесть в машину, хотя Буйнов стоял у раскрытой задней дверцы, всем видом приглашая меня.
Была ночь. Я посмотрел на темень леса, слегка шумящего под легким ветерком, вдохнул свежую ночную прохладу и зажмурил глаза. Свобода! Я не знал, что меня ждет впереди, но не тревожился об этом. Я вышел из тюремных стен. Здесь, в этом мире, я могу что-то делать. Здесь все радует, от гула машин, исходящего от шоссе неподалеку, до камешка у меня под ногами. Здесь были тысячи мелочей, которые вдохновляли меня тем, что они есть, и которые я раньше не ценил и не замечал.
Я открыл глаза. Подняв голову, долго смотрел на величественное и красивое звездное небо надо мной. Я не пытался по привычке найти знакомые созвездия, а просто созерцал эту картину целиком, со всеми мельчайшими звездочками и галактиками. Я чувствовал каждый лучик, шедший к Земле десятки, сотни и миллионы лет…
- Поехали, Вадим! – голос Буйнова прервал мое наслаждение майской ночью.
Нехотя я побрел к машине. Стараясь не делать провоцирующих боль движений, я сел на заднее сиденье рядом с женщиной. Это была Татьяна – та самая блондинка, с которой и начались мои злоключения. «Боже мой!» - я прочитал безмолвное движение ее губ, когда она увидела меня во всем моем «великолепии» после тюремной обработки. Мой вид вызвал неподдельный ужас у Татьяны. Она с состраданием разглядывала меня, пока не погас свет в салоне после закрытия дверей. Если я ненавидел «контору», то к Татьяне не испытывал никаких негативных чувств. Мне даже было приятно, что именно она будет сопровождать меня в поездке.
Машина тронулась и вскоре выехала на шоссе, ведущее в Москву. Через час меня привезли в какую-то клинику и долго обрабатывали раны и синяки. Под утро повезли в трехкомнатную квартиру в одном из спальных районов на юго-западе Москвы. Кроме Буйнова, в ней остался крепкий и коренастый мужчина возрастом чуть старше меня. Это был Андрей Селиверстов, который, видимо, присутствовал на случай моего непредсказуемого поведения. Блондинки после клиники я не видел. В этот вечер мы с ней не обмолвились ни словом.
Следующий день прошел опять в поездках по больницам. Мне меняли повязки, обрабатывали синяки. Даже заехали к стоматологу.
- Твои зубы надо привести в порядок. Для работы ты должен быть в нужном виде во всех деталях, – прокомментировал Буйнов.
А зубы у меня были действительно неважные. Их лечили еще три последующих дня. Как сказал врач, теперь вся пломба на моих зубах была импортной. И вдобавок еще отбелил мои зубы.
Три дня меня, кроме больниц, никуда не возили. Все остальное время я проводил на квартире, общаясь с Андреем. Он оказался неплохим и очень образованным человеком. С ним было интересно беседовать. От него я узнал, что готовить меня будут на даче под Москвой, где я пройду ускоренные курсы по английскому, по стрелковому оружию, буду изучать привычки и повадки человека, которого мне предстояло заменить на некоторое время для выполнения задания. Андрей должен был учить меня стрелять, ездить на шикарных иностранных автомобилях и ознакомить со всякими мелкими шпионскими штучками, которые могут пригодиться в работе. Моим преподавателем по английскому и каким-то другим «предметам» должна была стать Татьяна, чему я был очень рад.
Вечером третьего дня Буйнов внимательно осмотрел меня и остался доволен.
- Видно, конечно, что ты попал под стадо бегущих бизонов... Жене все просто объясни – менты, мол, так потрепали. Пусть у нее не формируется негативного отношения к нам. Это нужно для ее же спокойствия. А случай с наркотиками объясни недоразумением, подменой сумок.
Я кивнул головой. Я понял, что скоро увижу Марину и дочурку, и с нетерпением наматывал круги по комнате в ожидании их появления. Их привезли через полчаса. Марина прошла через порог и застыла в прихожей, увидев меня. По ее щекам потекли крупные слезы. Алина протиснулась рядом с ней в узком проходе прихожей и предстала передо мной с пандой в руках. Только панда была не та, которую я купил, а чуть побольше. Мой подарок для дочери распотрошили еще аэропорту. Секунду спустя дочурка и жена висели на моей шее. Алина с одной стороны с криками «Папа! Папочка!» выражала восторженную радость, не понимая событий последних дней, а Марина громко, без слов рыдала в другое плечо. На моих глазах невольно навернулись слезы.
- Папа, ты зачем плачешь? Мама, что с тобой! – недоумевала Алиночка.
Она порядочно встревожилась, готовая присоединиться к рыданиям мамы. Мы с женой, заметив это, взяли себя в руки и начали широко улыбаться. Это успокоило дочурку.
- Проходите, чай попейте! Шампанское, торт – все на столе! – весело сказал Андрей, указывая в направлении накрытого стола в гостиной. Буйнов, поздоровавшись с Мариной, прошел на кухню и не омрачал мою радость своим ненавистным видом.
Алина некоторое время не слезала с меня, периодически целуя мои щеки. Только совершенно успокоившись, она выпустила мое плечо и начала уплетать кусок торта на тарелочке. Мы сидели с Мариной рядом и молча смотрели друг другу в глаза. Мне казалось, что она все знает или обо всем верно догадывается. Она не задавала вопросов, не причитала, держала себя в руках, стараясь не разрыдаться снова. Я смотрел ей в глаза и чувствовал, насколько же сильно я люблю ее, мою Маришку! И было нечто новое в моих чувствах к жене, родившееся за последнюю неделю нашей разлуки.
Лицо Марины осунулось. Ей пришлось немало переживать за мою судьбу. Я сильно соскучился по запаху ее длинных темных волос, по голубым глазам, по худеньким, но сильным ручкам. Не многие знали, что у моей хрупкой на вид Маришки внутри есть твердый характер и огромная сила воли. Именно эти ее черты сейчас успокаивали меня, когда я думал о том, что они будут долгое время одни без меня.
Алина навернула целый кусок торта, облизала пальцы и повернулась к нам, требуя своей доли внимания. Мы с женой, наконец, непринужденно улыбнулись и оживились.
- Давай, Алиночка, пей чай! Хочешь еще тортика? – ласково спросила Марина и, не дожидаясь ответа, разлила чай всем, положив новый кусочек торта в тарелку.
- Марина, давай выпьем шампанского! – предложил я. Она только кивнула мне, и я начал разматывать проволочку, удерживающую пробку. Алина открыла рот, зажмурила глаза и прикрыла ладонями уши в ожидании хлопка, но я не дал пробке бесконтрольно выстрелить, удерживая ее в руке.
Мы с женой чокнулись бокалами и опять начали смотреть друг на друга.
- Давай, Мариш, за будущее! За хорошее и счастливое наше будущее!
Я залпом осушил фужер. Марина только отхлебнула. Так мы целый час и провели – то безмолвно глядя друг на друга, то отвлекались на Алину. Она хотела пойти побродить по комнатам, но я не отпускал ее, крепко обнимая и целуя свое драгоценное создание. Алина тоже соскучилась по мне, и, в конце концов, предпочла остаться в моих объятиях, чем удовлетворить свое любопытство по поводу расположения и содержимого других комнат.
Время летело незаметно.
- Марина Владимировна! Вам пора! – в третий раз повторил свою просьбу Буйнов.
Я решил узнать, насколько будет обеспечена моя семья во время моего отсутствия.
- Не беспокойся, Вадим! Они устроились в прекрасной гостинице. К сожалению, встречи у вас будут только раз в неделю. С деньгами у Марины Владимировны проблем не будет.
Марина кивнула, подтверждая слова Буйнова. По этой части я успокоился.
Алина не хотела расставаться и разревелась. Жена, понимая, что плач дочери бьет меня прямо в сердце, не стала долго прощаться и, крепко поцеловав меня, вышла с Алиной на руках из квартиры. С балкона я смотрел, как машина – та же самая БМВ – появилась из-за угла дома, в котором я временно жил, и повезла их в направлении проспекта. Машина скрылась за поворотом. В душе было очень тоскливо.
Марина за все время встречи так и не расспросила меня о том, что произошло. Она и без этого прекрасно понимала, что мне было очень тяжело.
4
Через сорок минут машина вернулась обратно, и меня повезли на подмосковную дачу. Я ехал на заднем сиденье с Андреем. Буйнов, как обычно, сидел возле водителя. Мы проехали около часа по Киевскому шоссе, а затем недолго плутали по маленьким дорогам. Съезд к даче в лесу закрывал шлагбаум. Как только машина уперлась в него, из кустов вышел бритый парень в камуфляжном костюме и с маленьким автоматом в руке. Взглянув на водителя и пассажира на переднем сиденье, он открыл шлагбаум.
Машина подъехала к железной ограде с колючей проволокой. Я невольно вспомнил следственный изолятор. Проехав несколько метров вдоль ограды, мы въехали в раскрывшиеся перед нами высокие ворота. Дача была довольно большая, в два этажа, из красного кирпича. Сквозь просвет в березах, растущих рядом с домом, я разглядел большое поле с асфальтовыми дорожками. Через ряд других деревьев по другую сторону поля местами можно было разглядеть продолжение ограды. Территория дачи явно была большой. Я сразу прикинул, можно ли отсюда бежать. Вероятно, кроме колючей проволоки здесь еще существовала система сигнализации по всему периметру. Я не ошибся. Войдя в дом, увидел справа комнатку охраны с несколькими панелями сигнализации и связи на стене.
Прихожая была обставлена мягкой мебелью из коричневой кожи и двумя журнальными столиками по разные стороны. Судя по лестнице, уходящей вниз, здесь был еще цокольный этаж.
Мне выделили небольшую комнату на верхнем этаже. Окна были раскрыты во внутрь, а за ними чернела массивная декоративная решетка. В общем, дача была довольно уютным гнездышком, но с множеством препятствий для свободного проникновения или, наоборот, для выхода из дома или с прилегающей к нему территории.
Я разлегся на убранной постели и некоторое время лежал, бездумно глядя в деревянный потолок. Перед моими глазами проносились картины прошлой недели, от встречи с блондинкой на московском бульваре до недавнего свидания с семьей на московской квартире. За это время прошли первомайские праздники. Скоро был День Победы, во время которого я должен был снова увидеть жену и дочь. Буйнов обещал в этот раз более длительное свидание с прогулкой по парку.
Я услышал звук машины, подъехавшей к дому. Минут через пять ко мне вошел Андрей и пригласил на ужин.
Столовая была расположена на первом этаже. Спускаясь по лестнице, я увидел Татьяну, передававшую охраннику полиэтиленовый пакет с вещами. Значит, это она подъехала на машине. Обернувшись на звук шагов, она легким кивком головы и с улыбкой приветствовала меня. Наверное, мой вид теперь был гораздо приятнее, чем в прошлый раз после выхода с изолятора. Все дни моего лечения в Москве мы с Татьяной не встречались.
За ужином меня посадили между Андреем и Татьяной. Я постоянно чувствовал неназойливый аромат ее духов. Она ела очень мало, но старалась обслужить меня, постоянно предлагая салаты, принимая или отдавая мою посуду пожилой женщине в фартуке, прислуживавшей нам во время ужина.
Буйнов сел напротив меня, старался разговаривать весело и непринужденно. Все эти дни после изолятора он вел себя так, как будто был знаком со мной давно и совсем не был причастен к моим недавним неприятностям. Я даже иногда пытался преодолеть плохое отношение к нему, но мог только строить равнодушную мину, чтобы не напрягать излишне наше общение. Этот лысый сексот, я был уверен, был одним из главных идеологов моей разработки. Именно по его плану мне пришлось пройти через тюремный ад, чего я никак не мог ему простить.
Я заметил, как Буйнов и Татьяна внимательно присматривались ко мне, к моему поведению за столом. Выпитый бокал вина совершенно не подействовал на меня. Щеки Буйнова покраснели. В конце ужина он спросил мою соседку по столу:
- Ну и как, Татьяна Владимировна, его долго надо будет учить вести себя подобно объекту?
- В принципе, у них не только фигура и внешность схожи, но и телодвижения. Я думаю, в этом направлении у него все будет нормально. Впрочем, как и с тембром голоса и манерой речи. Я даже поражаюсь такому большому сходству между ними. Они как близнецы!
Татьяна явно смутилась. Буйнов откровенно дал понять, что она внимательно и тайком изучала меня.
- А кто же он такой, мой двойник? – поинтересовался я.
- Мужчина тридцати трех лет, то есть почти твоего возраста, и с очень похожей на тебя внешностью, – ответил мне Буйнов, - Только он живет в Соединенных Штатах и уже несколько лет ведет крупный бизнес, доставшийся ему в наследство от отца. Отец его скончался от сердечного приступа три года назад.
Буйнов на некоторое время замолчал, видимо, прикидывая, какую информацию мне уже можно раскрывать, а какую еще надо придержать.
- Ну ладно! - махнул он рукой, - Пора тебя поближе к делу подводить. Зовут твоего двойника… – Буйнов косо взглянул на меня, как бы оценивая, кто же на самом деле двойник, я его или он мой, – Зовут его Эдвард Стейн. Детство его прошло в Калифорнии, затем учился в Оксфорде на юриста. Основной капитал – это компания, которой он владеет по акциям на шестьдесят четыре процента, занимающаяся производством алюминия и строительством электростанций в странах третьего мира. Нельзя сказать, что он относится к самой верхушке американского истеблишмента и широко известен в светских кругах, но в финансовом плане его компания достаточно крупная, их семейный клан входит в список тысячи самых богатых семей Америки. Тебе предстоит обучиться его манерам, доработать свой английский, или точнее – американский, особенно по экономической теме, пройти общую подготовку. Завтра же начнешь непрерывно отрабатывать его подпись, чтобы только серьезная графологическая экспертиза могла ее отличить от настоящей. Во время задания тебе надо будет временно изолировать Стейна и совершить несколько действий от его имени. Они будут выполнены в интересах нашего государства.
Я слушал Буйнова и думал о странностях жизни. Думал об Эдварде Стейне. Мы очень похожи телом, но у нас такая разная судьба. Он – росший в богатстве и изобилии, воспитанный родителями, имеющий престиж, почет и большие возможности, а я – потерявший родителей в младенчестве, выросший в нужде, напряженно зарабатывающий кусок хлеба для себя и семьи. Ему бы просто так не смогли подсунуть наркотики и упечь в тюрьму. Но вот сейчас он был уязвим. Оказалось, что его схожая со мной внешность – его слабое место, которое, возможно, будет много ему стоить. Может быть, даже самой жизни. Нельзя исключить, что именно такой способ «временной изоляции» придумали для него лысый Буйнов и его руководители. Впрочем, если даже предусмотрен такой план, я все равно не пойду на убийство. Но не стал затрагивать этот вопрос.
- Операция, которую тебе придется провести, уже тщательно разработана и обеспечена, - заканчивая, сказал Буйнов, - детали и конкретные сроки узнаешь потом. Это пока все!
Он встал из-за стола и направился к выходу из столовой.
- Условно назовем операцию «Стейн», по имени объекта-двойника. Это так, для удобства…- сказал он, остановившись в дверях, потом вышел из помещения. После его ухода столовая стала казаться гораздо уютнее.
Через полчаса после ужина Буйнов, к моему удовольствию, уехал. За последние дни я четко осознал, что не могу спокойно переносить его присутствие. Даже когда он где-нибудь за стенкой, в другой комнате, был невидим и неслышим.
Я вышел погулять на территорию дачи. Охранники не препятствовали мне, но внимательно наблюдали за всеми моими действиями. Вскоре ко мне подошла Татьяна. Она сменила свой деловой костюм на простое сиреневое платье. Мы медленно пошли по асфальтовой дорожке вдоль ограды.
- Вы будете жить здесь, на даче? – спросил я ее.
- Да, на все время подготовки. Только ненадолго буду отлучаться.
- Будете моим преподавателем? Мне очень приятно быть Вашим студентом!
Татьяна молча улыбнулась в ответ. Дорожка закончилась, и мы пошли дальше между деревьями.
- Мы вплотную займемся твоим английским, - начала пояснять она, - Особенно произношением. Кроме того, именно я изучала поведение двойника, и буду обучать тебя его манерам. Тебе предстоит узнать немало светских правил, принятых в элитном американском обществе. Как одеваться, как выбирать и пить вино, как держать и преподносить цветы… В общем, из тебя надо будет за короткое время воспитать достойного представителя американского истеблишмента.
- О! Это будет прекрасное занятие! Я же прав, что все буду отрабатывать с Вами, в том числе дегустировать вина и дарить цветы?
- Да! – она кокетливо рассмеялась, – У тебя будут только два преподавателя, я и Андрей. Больше времени ты будешь проводить со мной, чем с ним…
- Отлично! Неплохая компенсация за мои страдания!
Мог бы не говорить об этом. От одного упоминания о моих прошлых невзгодах Татьяна сжалась, стала серьезной и замолкла.
- Вадим! Я сама не знала, что Буйнов собирается с тобой так поступить, – тихо заговорила она, когда мы уже подходили к домику,– Это ужасно! И я чувствую сильную вину перед тобой…
- Зачем? Вы ведь здесь не при чем!
- Да, от меня действительно здесь мало что зависит. Но все равно… Я даже не была в курсе, что тебя обрабатывают через следственный изолятор. И я поражаюсь тебе!.. – она с уважением посмотрела на меня и продолжила: - Сказать по правде, ты не первый, кто проходит через это прокрустово ложе, но ты единственный, кто не сломался. И выжил…
На меня ее слова оказали сильное впечатление. Значит, я был не первый. И наверняка буду не последним. Я поинтересовался:
- И что, часто так вербуют?
- Не всегда. Что значит вербовка? Это так называют, когда пытаются привлечь к совместной работе. Но такое происходит редко, в исключительных случаях. Чаще требуется принудить человека к тому или иному действию. Это смело можно сравнивать с обычным рэкетом.
Мы уже подошли к дачному дому. Она говорила совсем тихо, почти шептала:
- Я тебе рассказываю то, что не должна говорить в целях твоей и своей безопасности. Но я уверена, что тебе можно доверять!
Перед крыльцом она вдруг выпрямилась, и я увидел знакомую обаятельную улыбку на ее лице.
- Вадим! А почему ты ко мне на «Вы»? Бросай это дело! – громко и весело сказала она.
- Хорошо, Таня! Буду с тобой на «ты»! С прежним большим уважением к тебе! – рассмеялся я.
Мы попрощались и разошлись по своим комнатам. Она расположилась в другой спальне на втором этаже, отделенной от моей комнаты библиотекой. Оставалась еще одна комната наверху, соседняя с моей, без кровати, но с диваном. В ней устроился Андрей.
После полуночи все улеглись спать. Я не мог заснуть. Впечатления от встречи с семьей отошли на второй план. Теперь я думал о Татьяне. Вспоминал ее в деталях во время недавней прогулки, по дороге в Москву после следственного изолятора, во время первой встречи. Мне было хорошо, когда она была рядом. И мне очень хотелось, чтобы она постоянно была рядом, хотелось слышать ее голос, чувствовать тонкий запах ее духов, наслаждаться ее красотой и бездонными, голубыми глазами. Я лежал и даже через стены чувствовал ее присутствие и тонкую энергию обаяния, исходившую от нее.
Похоже, что я влюбился в Татьяну! Влюбился не безумно и всецело, конечно. Я понимал свои чувства. Подобное случалось со мной и раньше, когда я увлекался очаровательными девушками, и это на самом деле была не большая, глубокая любовь, а влюбленность, которая проходила легко и быстро.
По-настоящему я любил только Марину, мою жену и мать моего самого любимого создания на земле. Любил всегда и везде. Особенно ясно я это осознавал сейчас, после случившихся событий. Но в этот момент мысли о Марине вызывали во мне боль, тоску, отчаяние. Разлука с ней и дочерью была ноющей раной в душе.
Я влюбился в Татьяну – и это тоже, как и раньше, была просто влюбленность, которая теперь помогала отвлечься от мрачных мыслей и адаптироваться к сложной ситуации, в которой я оказался. Я не претендовал на что-либо, даже не позволял себе вожделенно пофантазировать об интимных отношениях с ней. Но мысли о Татьяне были легкими, воздушными, приятными. Они окрыляли меня, компенсировали мои страдания и помогали пройти их.
Определяя в душе место для Татьяны, я решил, что хотел бы видеть ее близким другом. Очень близким, с которым можно было бы поделиться тайнами и на которого можно было бы уверенно положиться, особенно в той ситуации, в какой я невольно оказался. Было очевидно, что и я симпатичен ей. И не только. Я был уверен, что есть еще нечто, что сближает нас. Она сама, как мне казалось, страдала в этой жизни, в этой «конторе». У нее была тайна, которая омрачала ее жизнь. И ей тоже, видимо, хотелось довериться мне и найти во мне близкого друга.
Я начал оценивать ситуацию, которая развернулась теперь, и понял, что мне в некотором плане везет. Во-первых, мои «преподаватели» - хорошие люди, с которыми у меня сложились прекрасные отношения. С Андреем, конечно, все было не настолько дружественно, как с Татьяной, но я надеялся, что когда-нибудь в чем-нибудь и он мог бы мне помочь. С другой стороны, начиналась моя подготовка, и у меня был запас времени, который надо было использовать, чтобы предпринять что-либо. Тревога в душе по поводу предстоящего задания была во мне постоянно, я не доверял «конторе» и словам Буйнова о моих радужных перспективах после выполнения работы. Надо было что-нибудь придумать, чтобы вырваться отсюда и навсегда потеряться из виду «конторы».
С утра моя жизнь пошла по распорядку, который выдерживался практически все последующие дни. До вечера мной занимались то Андрей, то Татьяна. Немного спорта, изучение оружия, стрельба, вождение «Лексуса», на котором приехала в первый день Татьяна, приемы рукопашного боя и пистолетной стрельбы, работа со средствами связи, всякие шпионские штучки на разные случаи жизни – всему этому обучал меня Андрей. Английский язык и все, что касалось моего двойника: манеры, взгляды на жизнь, история семьи, компании, конкретные функции по работе, даже то, как он пил мартини или укладывался в постель – все это преподавала Татьяна. С ней действительно приходилось работать чаще и дольше. Буйнов, на мою радость, появлялся редко и в подготовке не принимал никакого участия. По крайней мере, пока не принимал.
Татьяна временами исчезала с дачи. Она уезжала на целый день и возвращалась только под вечер, грустная и уставшая. Я пытался пару раз узнать цель ее поездок, но она только вежливо и натянуто улыбалась в ответ, давая понять, что не расскажет об этом. Я, конечно же, не настаивал, понимая, что не имею права безраздельно вторгаться в ее личную жизнь.
Я узнал о двойнике очень много. Даже некоторые интимные подробности – не знаю, как «контора» добыла эту информацию. Мне приходилось жить так, как он, и вскоре некоторые его привычки стали моими. С утра до вечера, что бы мне не приходилось делать, я невольно пытался вначале представить, как бы это сделал он. Многое получалось уже автоматически.
После следующей встречи с семьей в праздничный День Победы остальные свидания проходили у нас по выходным дням. В субботу с утра меня вывозили в рестораны, выставки или еще куда-нибудь, где в «рабочей» обстановке проверялись мои навыки, а после обеда четыре часа мы гуляли вместе с Мариной и Алиной. Алине больше нравились различные парки и аттракционы. Обычно нас сопровождал Андрей, если не считать других представителей «конторы», державшихся от нас в стороне, ни на секунду не выпуская нас из виду. Моя дочка очень сдружилась с Андреем.
Ночевали мы все вместе в той самой квартире, где я жил после следственного изолятора. На следующий день, после воскресного обеда в каком-нибудь кафе, мы тяжело расставались. Алина, как обычно, ревела, а Марина старалась сдерживаться от слез. Испытывая невыносимые страдания, я старался максимально сократить процедуры прощания, быстрее сесть в машину и уехать.
Марина несколько раз встречалась с Татьяной. Из чувства ревности отношение к красавице-блондинке у моей жены было очень холодное. Однажды она нарочно опрокинула растаявшее мороженное на юбку своей воображаемой сопернице. Извинения вместо Марины принес я, но Татьяна, прекрасно понимая происходящее, только сочувственно улыбнулась мне.
Приходилось успокаивать жену во время приступов ревности, но она все равно продолжала делать мне обидные упреки или замыкалась в себе. В конце концов, было решено, чтобы Татьяна вообще не попадала в поле зрения Марины. Даже больше, ей пришлось врать, что голубоглазая блондинка уехала и не работает больше со мной, что немного успокоило жену.
С Татьяной у нас и в самом деле установились близкие отношения. Но только дружественные. Ни я, ни она не позволяли себе перейти через негласно установленный барьер. Хотя иногда ее невольные прикосновения сильно кружили мне голову. И пару раз мне случайно довелось увидеть ее в нижнем белье. Совершенство ее фигуры было поразительным.
С ней я мог свободно шутить, обсуждать различные темы, не стесняться говорить всякие глупости. Мы рассказывали друг другу некоторые смешные или даже пикантные истории из жизни. Но в целом моя «преподавательница» оставалась для меня темной лошадкой. Я не имел цельного представления о ее судьбе. Хотя было очевидно, что ей живется далеко не просто, и что-то постоянно тяготит ее.
5
Прошло несколько недель. Я хорошо усвоил все уроки Татьяны и Андрея. Мой английский, точнее американский, был уже достаточно хорош. Свободно водил «Лексус», «Мерседес», а один раз в Москве дали порулить полчаса «Роллс-Ройсом». Я экскурсом прошел обучение по операциям на фондовом рынке, свободно мог давать указания по многим финансовым операциям. Я догадывался, что именно финансовые операции мне придется осуществлять и не совсем мог понять, как же государство может принимать подобные трюки для своего блага.
Настала середина июня. Прошло почти полтора месяца моей подготовки. Буйнов приехал на дачу, и мы с ним остались наедине в библиотеке.
- Теперь пришло время уточнить сроки и место проведения операции «Стейн». Эдвард должен двадцать девятого июня прилететь в Малайзию. Ты хорошо изучил его дела и теперь знаешь, что там находятся две крупные электростанции, которыми владеет его компания. Где и в каком отеле он остановится, ты тоже догадываешься. Твоя задача будет состоять в том, чтобы обезвредить его в номере, предстать на два-три часа перед сопровождающими его людьми самим Эдвардом Стейном и дать несколько указаний на перевод крупных сумм на счета одного швейцарского банка.
Что значит обезвредить? Значит, я все-таки должен убить его? Буйнов прочитал вопрос в моем взгляде.
- Да, да, Вадим! К сожалению, его нельзя оставлять живым. Ты должен его ликвидировать. Изолировать надолго его практически невозможно. После его и твоего исчезновения с поля зрения представителей компании должно пройти время, чтобы операция могла полностью и бесследно завершиться.
Я молчал, четко понимая теперь, что вопрос стоит не только о жизни Эдварда Стейна. В конце операции должны ликвидировать меня самого! Если раньше я не исключал такой вариант, то теперь был полностью уверен в этом. Возможно, ликвидируют еще некоторых. В том числе и Татьяну с Андреем, которые были хорошо осведомлены о характере предстоящей операции. После убийства Стейна будет большой скандал, будет большое расследование, но ни одна ниточка не должна вести в Россию. Я и мои «преподаватели» были в числе таких возможных ниточек.
Моя мысль работала стремительно. Я уже прекрасно понимал, почему им нужно убийство Стейна. Начнется такой переполох, что всем будет не до дотошных разборок по его, точнее по моим, финансовым операциям, которые к тому же будет сложнее быстро аннулировать без непосредственного участия Эдварда. «Контора» тем самым серьезно увеличивала себе запас времени и повышала шансы на успешное завершение операции.
Буйнов начал рассказывать подробности предстоящей операции. Я слушал его, прекрасно впитывал информацию и одновременно уже думал о том, что же предпринять, чтобы вырваться из лап «конторы».
- В пятницу ты, Вадим, отправляешься в Хабаровск. Оттуда под именем американца Фреда Саймона летишь в Китай, затем в Таиланд, и только потом в Малайзию. Тебе предстоит изменить внешность и устроиться в отеле этажом ниже, где располагается номер, в котором всегда останавливается Стейн. Вот план гостиницы. Стейн поселится вечером в этих больших апартаментах. Во время поселения будут приняты все меры безопасности со стороны спецслужбы Стейна, тебе надо будет просто сидеть в своем номере и не показываться. В твоей комнате будет лаз в вентиляционную шахту. В шахте есть перемычки, через которые не проползет даже маленький человек. Но месяц назад незаметно лаз был расширен и добавлены выступы для подъема между этажами. У тебя будет возможность беспрепятственно добраться до ванной комнаты апартаментов, где поселится Стейн. После прилета перед сном он будет принимать ванну. К этому времени ты уже должен будешь ждать его перед решеткой, прикрывающей вентиляционную шахту в ванной. Объект ликвидируешь бесшумно, через решетку, из пистолета с глушителем. Затем вылезешь и засунешь тело с пистолетом в шахту и поставишь решетку на место. Смоешь следы крови и выйдешь в комнату уже в роли объекта.
Буйнов остановился, посмотрел на меня, убеждаясь, что я действительно все понял и запомнил, и только затем продолжил:
- Детали твоего проникновения и ликвидации объекта мы еще подробно обсудим и отработаем. Охрана будет находиться вот в этой комнате номера у входа, - он указал место на плане гостиницы, - а так же в коридоре. Затем ты все сделаешь так, как написано здесь, в сценарии, который ты должен выучить наизусть. По нему ты будешь ждать факс по аппарату, установленному в номере. Получив его, дашь указание позвать к тебе Бенджамена Брауна. Обычно все финансовые дела ведет Ричард Стейн, дядя Эдварда. Но он хорошо знает племянника и запросто может заметить подмену. Уже придуман план его нейтрализации, и поэтому его в этот день не будет… - поймав мой многозначительный взгляд, Буйнов уточнил: - Нет, его не ликвидируют, он просто останется в Америке и прилетит только на следующий день. Поэтому за него все будет исполнять Бенджамен Браун – финансовый менеджер компании, фигура значительная и полномочная для совершения операций. Разыграешь перед ним маленький спектакль и потребуешь срочного перевода этих сумм на эти счета. Все данные будут вот в этом факсе, якобы полученному от Ричарда, дяди Эдварда.
Я взглянул на бумагу и быстро разобрался в ней.
Подразумевалось перевести около миллионов долларов на счета швейцарского банка. Все реквизиты операции были на липовом факсе. Неплохие аппетиты были у «конторы»!
Я уже не сомневался, что государство к этому не имеет никакого отношения. Похоже, кое-кто из ФСБ использовал служебное положение для личного обогащения.
- Затем потребуешь принести ужин в номер, - продолжил Буйнов, - Ссылаясь на усталость, откажешься от вечернего ужина с другими крупными акционерами, которые прибудут в Малайзию к этому вечеру. Возможны непредвиденные ситуации. Тогда сам по ходу сообразишь, что предпринять. Тебе надо удержаться всего около часа, пока Браун не принесет тебе уведомление о переводе денег.
Буйнов опять замолк, ожидая вопросов с моей стороны. А меня интересовало только одно – когда я увижу Марину. Мне нужно было сказать ей одну фразу. Всего лишь одну фразу!
- Очень постарайся не входить в контакт с секретаршей Эдварда, мисс Элис Уилл, начальником охраны Биллом Шепардом и другими людьми из этого списка, близко знающих объект, - Буйнов указал на подшивку из листов, где сверху была страница с данными и фотографией серьезной, но симпатичной женщины лет тридцати пяти, секретарши моего двойника, - Это для избежания провала. Охране дашь указание никого не впускать кроме Брауна, ссылаясь на неважное самочувствие. Когда Браун принесет документы, подпишешь их и потребуешь срочно исполнить. Подпись ты отработал неплохо. Мы проверяли у графологов – даже после детального изучения они не всегда уверенно отличали твою подпись от оригинала.
Действительно, я изрисовал этой подписью уже целую кипу бумаг. Татьяна или Андрей часто и неожиданно требовали поставить ее в разных ситуациях: за обедом, на прогулке, в машине или во время свиданий с женой и дочерью. Два раза Андрей даже будил меня ночью с листом бумаги и ручкой. Я без вопросов ставил отработанную закорючку, которая отправлялась куда-то дальше. Результаты по фальсификации подписи Эдварда признавались в конце обучения хорошими.
- Далее не пройдет и пятнадцати минут, как тебе должны будут принести уведомления о переводе денег. Отпустишь Брауна и якобы ляжешь спать, решительно требуя, чтоб больше никто не беспокоил тебя до утра. В два часа ночи снимешь труп с шахты и аккуратно, без следов, уложишь его «спать» в постель. Сам выберешься из номера тем же путем, каким пришел. Изменишь свою внешность и выйдешь к стоянке такси, где тебя уже будет ждать машина с людьми, которые организуют твой отход.
Я подумал, на каком же этапе операции меня собираются ликвидировать. Скорее всего, должны будут увезти на машине со стоянки такси и закопать или утопить где-нибудь, чтоб случайно не обнаружили двойника, без трупа которого труднее было бы раскрыть следы.
Операция, на мой взгляд, была полной авантюрой. Но меня это совсем не беспокоило. Я знал, что план, который усердно излагал мне Буйнов, не будет реализован. Я был стержнем операции «Стейн», но я не собирался ее выполнять.
- Здесь все написано, - Буйнов собрал бумаги с планами, сценариями, липовым факсом вместе и положил передо мной, - Что-то повторишь, а что-то ты должен усвоить за два предстоящих дня.
Он растянулся в кресле, посмотрел на меня и тихо спросил:
- Я думаю, у тебя есть вопросы?
- Мне бы хотелось увидеться с родными! – я был уверен, что Буйнов прекрасно понимал, что это волнует меня сейчас больше всего.
- Следующая встреча с ними только после операции! – сказал он решительно.
- Мне бы хотелось увидеться с родными! – с гневными нотами в голосе повторил я.
- После операции! Я не собираюсь больше возвращаться к этому вопросу, – приподнявшись в кресле, сердито выпалил он, - Другие вопросы по плану операции есть?
Я понял, что мне действительно не предоставят возможности увидеть Марину. Но хотя бы звонок они должны были позволить!
- Тогда я хотя бы позвоню!
Буйнов покачал головой в ответ:
- Никаких звонков! Вечерним рейсом они отправляются домой, где и будут ждать тебя.
Это был удар для меня! Мне нужно было сказать всего одну фразу Марине. Только доверить ее этому Буйнову я, конечно же, не мог. Я начал возмущаться:
- Не понял, что это за условия такие? Вдруг меня ждет провал и пристрелит какой-нибудь охранник Стейна, а я даже с женой попрощаться не успел!
- У тебя не будет провала! И ты все сделаешь именно так, как предусмотрено в операции. К сожалению, твои родные останутся в роли гарантов успешного выполнения операции!
Как тогда, в следственном изоляторе, я с ненавистью посмотрел на Буйнова. Мне опять хотелось разломить его поганую башку чем-нибудь тяжелым.
Он тоже некоторое время зло смотрел на меня, потом откинулся в кресле и произнес, дебильно успехаясь:
- Вадим! Ты прекрасно понимаешь, что теперь поставлено на карту. Даже самоубийство теперь не спасет. Предупреждаю тебя об этом!
Эх, как же мне хотелось увидеть, как какой-нибудь тяжелый предмет с силой опустится на эту лысую голову! Подо мной был стул… Но я сдержался. Я решил промолчать и поскорее избавиться от Буйнова. До отъезда Марины мне нужно было успеть передать ей условный сигнал. И у меня была только одна надежда – Татьяна.
Взяв себя в руки, я ушел с библиотеки. В этот день Буйнов больше не выезжал с дачи. Я старался не делать ошибок и не вызывать каких-либо подозрений у него. Наверняка он пристально наблюдал за мной. На мою удачу, Таня стояла внизу и беседовала о чем-то с кухаркой. Я вяло поплелся к выходу.
- Вот, Татьяна, и подходят к концу твои уроки! – сказал я, проходя мимо них. Кухарка стояла спиной ко мне, и прежде чем она обернулась на мое замечание, я успел сделать еле заметный знак Татьяне, приглашающий ее выйти за мной из дома.
Она нагнала меня на асфальтовой дорожке через минуту. Я начал сразу:
- Таня, Танюша, милая! Операция уже начинается, и я уже не смогу ни увидеть Марину, ни поговорить с ней. Вечером ее отправляют домой с дочуркой. Не знаю, где они сейчас находятся, но мне обязательно нужно передать жене: «Я тебя люблю, очень-очень люблю, Маришка!»
Это и был простой условный сигнал. Сигнал, который надо было произнести слово в слово, после которого Марина с дочерью должна была исчезнуть. Во время одной из встреч я подробно объяснил Марине, как и куда она должна будет исчезать при первой же возможности, услышав эти слова от меня. Было предусмотрены варианты как в Москве, так и в нашем городе, но теперь, скорее всего, оставались только последние.
- Не знаю, но сегодня не планировался мой выезд… - засомневалась Татьяна.
- Да, Танюш, я понимаю. Но мне очень нужно! Нужно, чтобы ты передала это именно так, в таком порядке, слово в слово!
Татьяна серьезно посмотрела на меня. Она поняла, что это был сигнал.
- Буйнов что-то заподозрит, если я вдруг сорвусь…
Татьяна долгое время молчала. Потом вдруг остановилась и решительно заговорила:
- Вадим! Кажется, действительно настало время для действий. Сейчас мне может помочь Андрей. Он обеспечит прикрытие. Постараюсь увидеть Марину и передать ей твои слова.
Мы развернулись обратно, в сторону домика.
- Танюш! А ты знаешь о подробностях операции? – спросил я ее.
- Нет, но догадываюсь.
- Я знаю подробности. И уверен, что после операции должны ликвидировать всех, кто причастен к ней. Не только меня, но и тебя с Андреем!
Она никак не отреагировала на мои слова. Возможно, она уже догадывалась, что все может так повернуться.
- Я обязательно встречусь с твоей женой! Останься, погуляй немного! – велела она и зашагала в направлении дома, а я пошел бродить дальше. Хотелось бежать отсюда сейчас же, но это был бы явный провал.
Через двадцать минут я увидел, как Татьяна села в «Лексус» и выехала с территории дачи. Я не знал, какой же повод она нашла, но она смогла вырваться отсюда. Теперь мы с Татьяной вышли на новый уровень отношений. Теперь мы были не просто хорошими друзьями, но и соучастниками.
Зайдя в дом, я застал Буйнова за чтением журнала в кресле у камина на первом этаже. По его виду я решил, что он спокоен и не подозревает ни о чем.
- Вадим! Учи наизусть планы и сценарий. Репетиция вечером, с участием Татьяны Владимировны, - сказал он, увидев меня.
Я ушел к себе в комнату, но в таком состоянии не собирался ничего учить. Время шло тяжело и медленно. Уже стемнело, когда Татьяна вернулась. На даче к тому времени поужинали. Легкий кивок ее головы означал, что она смогла передать мои слова. Я почувствовал огромное облегчение.
- Татьяна Владимировна, Вы слишком долго пропадали! – с укором сказал ей Буйнов.
- Извините, пришлось задержаться.
- Есть еще время до сна. Поработайте с Вадимом! – сказал он.
Буйнов всегда относился к Татьяне натянуто, но вежливо. Видимо, было что-то такое, что заставляло его выдерживать дистанцию и быть обходительным с ней.
Мы с Татьяной уединились в библиотеке.
- К счастью, среди сопровождающих не было женщины, и мне удалось дождаться ее с дочерью в туалете аэропорта, – сразу шепнула мне Татьяна, – Она попросила передать тебе, что все будет сделано так, как надо.
- Умница, Танюша! – я неожиданно взял и поцеловал ее руку, – Ты спасла нас!
- Кстати, дома за ней тоже будут пристально следить…
Мы с Мариной знали об этом и старались все предусмотреть, чтобы моя семья смогла беспрепятственно исчезнуть из вида «конторы».
Во время прогулки по парку недалеко от нашего дома Марина с дочкой должна была незаметно уйти через пролом в бетонной ограде. Даже если за ними будут следить в этот момент, то вряд ли пойдут следом. В том месте парка многие ходили по нужде.
Через двести метров от того пролома находилась стоянка такси, на которой постоянно бывало несколько машин в ожидании клиентов. Таксист должен был отвезти жену с дочерью в соседний поселок в тридцати километрах от города. Там они должны были пересесть в автобус, добраться до другого города в соседней области, затем сесть в любой проходящий поезд и уехать в направлении Сибири. Я настаивал, чтобы Марина по дороге хотя бы раз сошла с поезда в крупном городе и снова села в другой поезд в том же направлении. Если даже проводники смогли бы вспомнить ее с ребенком, то следы прервались бы по дороге.
Добравшись до нужной станции, Марина с Алиной должны были добраться автобусом и попутками до таежной деревушки, в которой жил дед Василий. Он приезжал в Москву, когда я учился в институте, к внуку Славе, моему соседу по общежитию. Дед несколько дней жил у нас в комнате, много рассказывал о родных краях и часто приглашал меня и Марину, с которой мы уже дружили к этому времени, к себе в деревню. Тогда, конечно, никто из нас не принял его приглашение всерьез. Мы с Мариной как-то из любопытства отыскали на карте автодорог место, где должна была находиться эта деревушка.
Я надеялся, что дед жив. В любом случае, по его описаниям, в деревне было несколько заброшенных домов и «никакой Советской власти». Мы могли бы устроиться там и прожить неопределенное время. Прятаться в городах и других населенных пунктах было опасно, если учитывать возможности «конторы». О каких-нибудь других глухих местах нашей страны мы ничего конкретного не знали.
Я молился, чтобы у Марины все получилось. Деньги на дорогу и на жизнь у нее были. Алина была молодцом и должна была выдержать все тяготы дальнего путешествия. Мне же оставалось ждать…
Нет, не ждать! Действовать! Под угрозой оказались также Татьяна с Андреем. Селиверстова я решил предупредить перед самым побегом. А сейчас надо было попробовать помочь Татьяне.
- Спасибо тебе, Танюш! Но как тебе удалось уехать? Буйнов даже не подозревал ничего.
- Я попросила Андрея доложить ему, что из Москвы был звонок, и что мне нужно срочно съездить по личным делам.
Значит, Андрей мог быть союзником в некоторых делах.
- Танюш, очень плохи наши дела! Тебе надо постараться исчезнуть, когда меня увезут отсюда.
Татьяна молчала. Я увидел на ее глазах слезы.
- Вадим! Я давно бы исчезла! Но ведь и у меня есть сын!
У нее был сын! Теперь я понял, что означали частые отлучки Татьяны в Москву. Она ездила на свидания с сыном, который наверняка тоже был в роли заложника. Слова Тани о сыне немного ошарашили меня. Ситуация оказалась очень сложной и для Татьяны. Надо было искать выход из положения…
- Мой муж работал в органах госбезопасности, – немного успокоившись, начала рассказывать она, – Три года назад он погиб в автокатастрофе. Возможно, его гибель подстроили. Моя зарплата была небольшой и мы с сыном, которому тогда было всего три года, жили в нужде. У мужа был друг, который помогал нам, но оказался последней сволочью. Однажды он предложил съездить отдохнуть на море и пожить у его родственника в Анапе. Попутно попросил отвезти сумку с какими-то вещами. В аэропорту при досмотре в сумке обнаружили пакетик с наркотиком… В том же аэропорту…
Я удивленно смотрел на Татьяну, без объяснений поняв, что ее подставили. И теми же методами, как и меня. Даже место действия совпадало! Только зачем это было нужно?
Аккуратно, стараясь не размазать косметику, Таня вытерла глаза платком и продолжила:
- Я тоже прошла через следственный изолятор. Вмешался один полковник из ведомства мужа, который еще задолго до этого положил глаз на меня. Он вытащил меня из тюрьмы, но взамен я практически стала его собственностью. Позже я поняла, что именно он подстроил дело с наркотиками. Подозреваю, что он так же виноват в гибели мужа. Но ничего не могу поделать. Мне ясно дали понять, как я должна вести себя, чтобы не пострадал мой сын…
Заскрипела лестница, ведущая вверх. Я быстро развернул листок с текстом перед собой и, выбрав строчку наугад, начал читать ее вполголоса. Я намеренно произнес окончание предложения в неверном тоне.
- Нет, Вадим! – быстро собравшись, подыграла мне Татьяна, – Окончание предложения произноси немного повыше. Здесь все-таки вопрос!
Я начал повторять фразу в правильном варианте.
- Вот, хорошо, отметь это для себя.
Я увидел, как за спиной у Татьяны возникла фигура Буйнова. Татьяне нельзя было поворачиваться к нему лицом, иначе он мог бы заметить ее заплаканные глаза. Поэтому я сделал вид, что сосредоточен на занятии и начал читать последующие фразы. Буйнов развернулся и ушел обратно вниз.
Мы замолкли, убедившись, что Буйнова нет. Я смотрел в прекрасные глаза Татьяны. Она вдруг грустно улыбнулась мне, продолжая свой рассказ:
- Вот так, Вадим, я и стала сотрудником «конторы». Мне давали разные задания. Слава богу, не использовали как подстилку. Полковник берег меня для себя…
Татьяна была смущена сказанным. Мне было жаль ее, и очень хотелось помочь этой прекрасной женщине с нелегкой судьбой.
- Как я понял, этот полковник заправляет всей этой операцией? – спросил я ее.
- Нет, есть еще кто-то выше. Но я даже не знаю, кто это.
- Хорошо, даже если это так, то неужели этот полковник позволит убрать тебя?
- В последнее время я ему надоела. И у него теперь, кажется, есть новая пассия.
Татьяна такими словами принижала себя, приравнивала к какой-то очередной пассии полковника ФСБ. Но это теперь не имело никакого значения. Теперь была одна задача – выжить!
- В любом случае, ты - серьезный свидетель операции. И ты тоже, скорее всего, приговорена, - сделал я далеко не утешительный вывод, - Если я убегу и операция провалится, в этом случае увеличатся шансы на твое спасение?
- Не знаю. Если только они не попытаются найти тебя и повторить операцию снова. Тогда, быть может, я буду еще нужна им, - неуверенно сказала Таня, но последующие ее слова отбросили все сомнения: - Впрочем, недавно слышала фразу от полковника, сказанную кому-то по телефону, что предстоящая операция – единственный шанс. Если это так, то на тебя будет самая настоящая охота со стрельбой на стопроцентное поражение. И на твою жену - тоже…
Марина с дочерью в руках «конторы» была безотказным средством давления на меня, а теперь еще и опасным свидетелем. Я молил бога, чтобы у нее все получилось с побегом.
Сочувствуя Татьяне, я взял ее руки в свои и пытался утешить обнадеживающими словами.
- У тебя, Вадим, есть свои близкие, о ком надо беспокоиться и ради кого надо выжить! Я как-нибудь сама… Я тоже постараюсь выжить! – сжав мою руку, произнесла Татьяна с горящими решимостью глазами, но затем быстро сникла, спрятала глаза и шепотом, с отчаянием, добавила: - В крайнем случае, надеюсь, что они не посмеют тронуть моего сына. Он ведь совсем не при чем!
Она с надеждой смотрела в мои глаза и ждала подтверждения ее словам. Мне хотелось лезть на стенку от такой обреченности Татьяны. Я прекрасно понял, что «крайний случай» - это ее смерть. Неужели нет никакого шанса, кроме как спокойно умереть в надежде, что не тронут сына?
Таня поняла мои переживания. Она сама решила успокоить меня:
- Вообще-то, Вадим, я уже давно прикидывала пути своего исчезновения. Пусть тебя это не волнует. Спасай себя и свою жену с дочерью! Я о себе смогу позаботиться. И еще… Если надумаешь предупреждать Андрея, постарайся сделать это осторожно и перед самым побегом. Парень он хороший, но не знаю, можно ли на него полностью положиться. Кстати, он тоже здесь не по своей воле. Из проштрафившихся...
Этой ночью я практически не спал. Татьяна тоже явно не выспалась, судя по мешкам под глазами, которые я увидел у нее утром. После завтрака я все же смог сосредоточиться и быстро выучил всю необходимую для операции информацию. Перед обедом Буйнов попросил вслух прорепетировать сценарий моего общения с финансовым менеджером Эдварда Стейна, и я кое-как сделал это по памяти. Он спросил у Татьяны, все ли нормально, на что она дала положительный ответ, несмотря на то, что я в нескольких местах спутал текст, а кое-где мое произношение скорее смахивало на американскую речь какого-нибудь дикаря из африканских джунглей. Затем Буйнов расспросил меня по расположению комнат в отеле, некоторые из которых даже не были причастны к операции. Мои ответы удовлетворили его.
После обеда он отлучился, но вечером приехал не в духе. Нервничал и косился на меня. Значит, молодец Марина! Все-таки смогла исчезнуть! Теперь оставалось молиться, чтобы ее не нашли в дороге. Я чувствовал себя гораздо раскованнее.
Следующий день был последним на даче. Предстояло лететь в Хабаровск. За полчаса до отъезда мы под предлогом последних репетиций остались с Татьяной одни в библиотеке.
- Ну вот, Танюш, и окончилось мое обучение. Мне было очень приятно быть твоим учеником. Вообще, приятно быть рядом с тобой!
Татьяна обняла меня и по-матерински поцеловала в лоб.
- И я, Вадюша, рада была с тобой познакомиться!
- Надеюсь, мы еще увидимся?
Татьяна в грустной улыбке кивнула мне головой.
- Танюш! Я верю, что увидимся! Что бы ни случилось, бог поможет нам!
Мы стояли, обнявшись, несколько минут и молчали. На улице уже темнело. Настала пора прощаться. Татьяна сдерживалась, чтобы не расплакаться. Мы обнялись и в первый раз поцеловались в губы.
Вскоре я, Буйнов и Андрей выехали из дачи. Татьяна провожала нас, молча застыв на крылечке дачного домика. Перед воротами я оглянулся, бросив прощальный взгляд на ее стройную фигуру. Теперь Татьяне я никак не смог бы помочь. Разве что помолиться за ее успех. Теперь надо было думать о своем побеге. Я был уверен, что где-нибудь возможность для этого появится. В самом крайнем случае, мог бы исчезнуть с отеля в Малайзии, но тогда пришлось бы как-то добираться до России. Надо было постараться сделать это по пути в Хабаровск или в нем самом.
Меня сопровождали Андрей и Буйнов, который сильно нервничал, но старался скрыть это. Для меня это было подтверждением того, что Марину с Алиной не нашли. Естественно, Буйнов не хотел, чтобы я знал о побеге моей жены, хотя подозревал, что мы его спланировали заранее вместе. Но, судя по всему, он считал, что я никак не мог связаться с Мариной, и что она исчезла по собственной инициативе.
- Твои вернулись домой, – сказал он мне по дороге в аэропорт, - Мы им предоставили машину с водителем, чтобы они не испытывали никаких неудобств. И добавили еще немного денег.
Я был уверен, что он просто проверял мою реакцию. И поэтому спокойно воспринял его слова.
До отлета я лихорадочно искал варианты улизнуть от моих провожающих, но не появилось ни одной возможности. Рейс до Хабаровска был с посадкой в Новосибирске, побег во время которой был бы очень удобен. Все-таки ближе к месту встречи с родными.
Однако в Новосибирске, где мы приземлились под утро, Буйнов не спускал с меня глаз и не отлучался ни на минуту. Даже во время похода в туалет они с Андреем стояли за дверями кабинки.
Возможность появилась неожиданно перед самой посадкой. Точнее, я решился и предпринял крайне рискованный шаг. Экипаж самолета не подозревал, что везет представителей спецслужб в лице Буйнова и Андрея. Перед выходом на посадку рядом со мной оказалась одна из проводниц с нашего рейса, а Буйнов с Андреем что-то обсуждали неподалеку. Я шепнул проводнице, что у этих двоих есть опасный груз, который они смогли пронести при досмотре. Проводница отлучилась, и через минуту в зал вошли двое мужчин и потребовали пройти Буйнова и Андрея к месту досмотра. Буйнов возмутился и предъявил свое удостоверение. Аналогичное удостоверение показал и Андрей. Этой короткой разборки мне хватило, чтобы незаметно выскочить из комнаты и выбраться обратно через пункт досмотра.
Выскочив в зал аэропорта, я помчался к выходу. Перед зданием я заметил такси с включенным мотором. Водитель только что выгрузил багаж пассажира из багажника и принимал деньги за проезд. Я быстро запрыгнул на место водителя и рванул машину с места. Разгоняясь, я увидел в зеркало заднего вида изумленное лицо водителя такси, а также бегущих вдоль стоянки Буйнова с Андреем.
Проезжая светофор на красный свет, я чуть не столкнулся с другой машиной такси. Нарушая правила, на большой скорости я выехал на трассу. Было ясно, что долго я так ездить не смогу, и через несколько минут меня начнут обкладывать патрульные машины. Увидев удобный съезд с дороги в густые заросли кустарника, я свернул с проезжей части и загнал машину в гущу берез и акаций. Пройдет ценное время, пока обнаружат машину.
Минут пять я быстро бежал вдоль дороги через заросли кустов. Удача опять улыбнулась мне. На примыкающей к трассе дороге показался грузовик, крытый тентом. Перед выездом на главную дорогу он остановился, пропуская другие машины, и мне хватило времени, чтобы заскочить в его кузов. Тент был сильно затянут, и мне пришлось быстро раскрывать себе лаз вовнутрь. Все это я проделывал уже тогда, когда грузовик начал движение. Мне стоило немалых сил удержаться сзади, но через несколько секунд я плюхнулся на дно кузова, отодвинув в сторону картонные коробки.
Глядя в щель на дорогу, я старался отдышаться. По лицу струился пот. Водитель грузовика ничего не заметил и продолжал свое движение. Отдышавшись, я начал немного успокаиваться, считая побег состоявшимся, но через пять минут увидел нагоняющую грузовик патрульную машину милиции с включенными «мигалками». Она пристроилась за грузовиком и издала однократно вой сирены. Мое сердце сжалось. Неужели заметили? Или уже обнаружили машину и теперь нагоняют и проверяют все машины, которые едут с аэропорта?
Грузовик сбавил скорость и прижался к обочине. Патрульная машина обошла его, и грузовик остановился. Я осмотрел кузов в поисках возможного укрытия, но несколько картонных коробок совсем не подходили для этого. Я решил, что надо бежать в сторону леса рядом с дорогой. То, что могут открыть огонь из автомата, меня не очень беспокоило. В лесу был шанс уйти…
Но вдруг грузовик тронулся с места и повернул направо. Я увидел, что мы проехали перекресток со светофором, и испытал огромное облегчение. Оказалось, что патрульная машина просто требовала освободить дорогу и проехала дальше, а грузовик останавливался на красный свет светофора.
Через полчаса мы въехали то ли в пригород Новосибирска, то ли в сам город. Пошли городские улицы и небольшие дома. Во время остановки на очередном светофоре я выскочил из кузова и перебрался на тротуар. Я совершенно не ориентировался и не знал, где нахожусь. Не было ни документов, ни денег. Мой паспорт Буйнов держал при себе даже во время регистрации на посадку.
Пройдя несколько метров по тротуару, отгороженному от проезжей части деревьями липы и кустами акаций, я заметил патрульную машину, медленно курсирующую в моем направлении. Наверняка всем постам уже передали мои приметы, по которым быстро можно было определить меня. Темные волосы, синяя клетчатая рубашка, джинсы – это, конечно, не густо, но вполне достаточно, чтобы любой милиционер сейчас остановил меня и начал разборки.
Я быстро свернул за угол старой пятиэтажной «хрущевки». Однако там стояла высокая ограда из железной сетки. Обойти или перемахнуть через нее я не успевал - меня бы заметили. Идти обратно – значит, явно попасться на глаза патрулю. Стоять на месте – тоже. Я заметил открытый люк колодца и быстро прыгнул в него за секунду до того, как патрульная машина показалась из-за угла дома.
6
Это был колодец размерами два на два метра от линии парового отопления. Спрыгнув в него, я слегка подвернул ногу и чуть не сел на торчащую винтовую ось большой задвижки. В колодце было сыровато и пахло плесенью, на холодных трубах образовался конденсат. Я решил остаться здесь на весь день до наступления темноты. Появляться на улице было опасно. Сев на сырую землю, я прислонился спиной к кирпичной стене и стал ждать.
Хотелось пить. Чувство голода я обычно переносил легко. Я думал, что же предпринять дальше. Мне надо было добраться до какой-нибудь железнодорожной станции и незаметно сесть в какой-нибудь товарняк в восточном направлении. Опасно было пытаться проехать зайцем в пассажирском поезде. Нужно отъехать подальше отсюда в товарном составе, а там можно было бы попробовать пересесть на более комфортный вид транспорта.
Марина с Алиной были еще в пути. При удачном стечении обстоятельств я смог бы добраться то таежной деревушки раньше них. Это было бы лучше, потому что я переживал по поводу того, как они смогут устроиться на новом месте. Но в начале мне надо сменить одежду, постараться добыть деньги.
Сон сморил меня незаметно. Ночью, в самолете, я практически не спал от нервного напряжения. Когда я проснулся, было еще светло. Слегка приподнявшись по лестнице, я осмотрел верхушку стоявшего рядом дома. Судя по всему, был уже вечер, и солнце шло к закату. К сожалению, ночи сейчас были самыми короткими в году. Через час я задремал снова.
Я проснулся, почувствовав, как что-то острое уперлось мне в горло. Уже стемнело, и я не мог разглядеть лица незнакомца, приставившего ко мне нож.
- Ты кто такой? Что делаешь на моем месте?
Я понял, что это бомж, в «приватизированном» колодце которого я приютился в этот день. Я пытался отвести его руку, но он сильнее прижал лезвие к шее, чуть не проткнув мою кожу.
- Тише ты, мужик! Прирежешь ведь ни за что!
- Кто ты такой, я тебя спрашиваю!
- Не беспокойся, я случайно оказался здесь. Мне надо было спрятаться до темноты. Я сейчас уйду!
Незнакомец убрал нож.
- Это тебя что ль разыскивали менты? Сегодня все патрули на ушах стояли!
- Наверное, меня…
- Что, братишка, нелады с законом?
Я молча кивнул в темноте головой.
- Ну ладно тогда! Можешь здесь перекантоваться. Я тебя не выдам. За что тебя так гоняют? Сбежал что ли откуда?
- Сбежал... Не из зоны, но от серьезных людей, которым я очень нужен.
- Ясно! – со вздохом сказал он, хотя я совсем не понял, что ему было ясно.
Я не увидел, а скорее почувствовал в темноте протянутую ко мне руку.
- Миха! – представился он.
- Вадим! – ответил я, нащупав и пожав его жилистую ладонь.
Миха полез наверх и повозился с люком, прикрыв отверстие в колодец. Потом вспыхнул свет от загоревшейся спички, и зажглась неизвестно откуда взявшаяся свечка. На вид Михе было лет пятьдесят. Старое пальто, многодневная щетина на лице, износившаяся обувь – самый натуральный бомж.
- Небось, голоден? – спросил он.
- Нет. Но пить очень хочется.
Рядом с задвижкой стоял черный полиэтиленовый пакет с вещами. Миха достал оттуда пластиковую бутыль с водой и протянул мне. Я жадно вылакал половину и посмотрел на бутыль, оценивая остаток.
- Как пересохло-то горло у тебя! Можешь допивать! Если надо, еще за водой схожу.
Я покачал головой, объясняя, что мне уже достаточно и протянул бутыль обратно. Миха разложил передо мной газету и начал раскладывать съестные припасы. Он вытащил батон хлеба, целую палку колбасы, две недоеденные шоколадки и еще какие-то объедки.
- Давай, ешь! На это не обращай внимания, – он указал на объедки, - а хлеб с колбасой свежие. В магазине со мной расплатились за помощь в разгрузке.
Он быстро нарезал колбасу и хлеб, сделал несколько бутербродов и один протянул мне. Некоторое время мы молча жевали.
- Куда теперь намыливаешься? Если будешь уходить, то это надо ночью делать. Но если хочешь, поживи здесь несколько дней, пока все не утихнет. Я тебя в обиду не дам!
- Спасибо, тебе, Миха! Но мне и вправду поскорее бы убраться от Новосибирска подальше.
- Ты местный? – спросил он меня, жуя свой бутерброд.
- Нет, я далеко отсюда жил. В аэропорту сбежал, когда меня через всю страну в Хабаровск везли.
Миха не улыбался, лицо его все время было хмурое и серьезное. Я почему-то полностью доверял ему.
- А за что тебя так гоняют то? И кто?
- Сложная и долгая история… В общем, нужен я нашей госбезопасности…
Я решил не спешить уходить отсюда и рассказать Михе всю свою историю, чтобы хоть один посторонний человек в этом мире знал, как обошлись со мной. Я не рассчитывал, что это как-нибудь поможет мне, но Миха и в самом деле мог пересказать мои слова своим дружкам, и тогда пошли бы слухи. А слух – хоть какая-то надежда на то, что деятельность «конторы» выплывет на свет. Ведь не все же должно проходить ей безнаказанно.
У меня была мысль поведать свою историю в какую-нибудь газету. Но надо было еще найти такую редакцию, которая смогла бы опубликовать мой материал, и добраться до нее. К сожалению, в нашей стране средства массовой информации в таких случаях ненадежны. Даже если статья выйдет – пожурят, покритикуют органы, и на том все утихнет. Или волевым указанием поставят газету с зарвавшимся журналистом и редактором на место.
Миха выслушал мой рассказ молча. Когда я закончил, он еще некоторое время молчал.
- Да, Вадим, нелегко тебе пришлось! И теперь нелегко будет. А ведь и я когда-то был научным сотрудником, кандидатом наук. Двадцать лет прошло уже с тех пор. В нашей лаборатории прошла ревизия, и недосчитались платиновой проволоки. Когда приехали с ОБХСС, в моем портфеле нашли катушку от той самой проволоки. В общем, меня подставили и сделали козлом отпущения. Жена так и не поверила мне. Когда я вернулся с зоны, она уже жила с другим. Податься было некуда. Негде работать, жить… Есть сын с дочерью. Их уже лет десять не видел. Повзрослели уже. Я, наверное, вряд ли узнаю их, если где-нибудь встречу…
Миха замолчал, задумавшись о своей судьбе.
- Миха, а ты не пытался встать на ноги? Как-то изменить жизнь? – прервал я его раздумья.
- Куда мне теперь! Стар я уже, да и привык к такой жизни. Улица меня кормит, одевает, дает приют.
- А с детьми не пробовал встречаться?
Миха пожал плечами.
- Ты думаешь, они будут рады увидеть бомжа-отца?
Он был прав. Детям в таком виде ему лучше не показываться.
- Ты куда теперь решил податься? – спросил он меня.
- Мне надо дальше, на восток по железной дороге.
- Я тебе помогу. Лучше переночуй здесь. С утра пойдем в одно место, где надо будет выгрузить «бычок». Водила «бычка» хороший мужик, хоть и угрюмый не в меру. Постоишь в сторонке, чтоб не примелькаться, а потом доедешь до станции, которая в семидесяти километрах отсюда. Здесь тебе лучше не шляться, могут быстро менты замести. Возьмешь попить-поесть на дорогу. Каким-нибудь товарняком и поедешь. Только не лезь в теплушки. Там или военохровцы, или солдатики сопровождают грузы. Тебе проблемы ни к чему. Лезь в угольный контейнер. Лучше туда, где семечек, а не пыль с породой. В случае чего, запросто зароешься в уголек. Одеяло я тебе тоже дам на дорогу.
- Спасибо тебе, Миха!
- Да брось ты! Беда она и есть беда. Рад только помочь хорошему человеку.
Мы легли спать. Вскоре Миха захрапел, но мне не спалось. Видимо, сказывался мой дневной сон. Под утро я задремал.
- Вставай, пошли! – разбудил меня Миха.
Мы выбрались из колодца и пошли вдоль той самой ограды, которая загнала меня вчера в «апартаменты» Михи. Ранним утром на улицах было безлюдно. Вскоре мы прошли пустырь, и я увидел неподалеку ангар с большими воротами.
- В общем, прячься здесь среди гаражей и не высовывайся. Через полчаса вон тот «бычок» поедет, а ты подходи к тому углу забора, - Миха показал на грузовичок возле ангара и на место, где был выезд с территории, - Водитель остановится и подберет тебя. Попрощаемся сейчас.
Мы пожали друг другу руки.
- Спасибо тебе, Миха! Буду жив, постараюсь тебя найти! Ты слышишь? Я обязательно найду тебя! – сказал я ему вслед, но он только махнул рукой и двинулся к ангару.
7
Я ждал минут сорок, пока «бычок» не выехал из ангара. Он действительно остановился там, где указывал Миха.
- Привет! – сказал я пожилому водителю и быстро заскочил в кабину.
- Саня! – вместо приветствия представился он и, продолжая смотреть на дорогу, протянул руку.
- Вадим! - я пожал его мозолистую ладонь.
По одежде и многодневной щетине Саню запросто можно было бы принять за бомжа, подобного Михе. Поймав его усталый и несколько измученный взгляд, я подумал, что он очень плохо выспался сегодня, но потом понял, что у него такое постоянное выражение глаз.
Саня ткнул пальцем в набитый полиэтиленовый пакет темно-серого пакета. Я догадался, что это посылка от Михи для меня. Внутри пакета оказались старое, изношенное одеяло, две пластиковые бутыли с водой, палка копченой колбасы, консервная банка с сардиной и батон ржаного хлеба. Это все, чем Миха смог снарядить меня в путь. Я мысленно поблагодарил гостеприимного бомжа за его заботы.
Всю дорогу мы с Саней не разговаривали. Саня оказался неразговорчивым дядей, да и мне не слишком хотелось беседовать. Когда мы проезжали мимо поста милиции, я невольно напрягся, вжимаясь в сиденье.
- Не переживай! – небрежным голосом успокоил меня Саня, - Здесь я каждый день езжу. На меня даже внимания не обращают.
Действительно, постовые были заняты какой-то бежевой «девяткой» и не смотрели в нашу сторону.
Через два часа мы подъехали к станции, и Саня высадил меня, не попрощавшись, а просто махнув рукой в ответ на мои благодарности.
Я сразу пошел в лес, находившийся рядом с дорогой, и обошел по нему станцию. Один состав уже был сформирован, ожидая отправки в восточном направлении. Я пробрался к нему через другие свободные железнодорожные пути. Осмотревшись и не заметив никого, я запрыгнул в пустой кузов для сыпучих грузов, расстелил одеяло, которое дал мне Миха, на пыльном днище и лег. Прошло полчаса, прежде чем состав тронулся.
Я проехал на дне кузова весь день. Судя по частым остановкам и длительным простоям, состав проехал не очень далеко от станции, на которую меня привез Саня. На некоторых станциях были пешеходные переходы над железнодорожными путями, и в любой момент оттуда кто-нибудь мог заметить меня. Поэтому я невольно напрягался, когда надо мной возникали пешеходные эстакады, но мой вагон, к счастью, не останавливался рядом с ними. Только один раз меня заметили двое ребят, когда я проезжал под ними.
Вечером на одной из станций я решил покинуть свой кузов. Было ясно, что эта порожняя часть состава предназначалась для загрузки угля, и что скоро ее переформируют, так как я находился в районе кузнецкого угольного бассейна.
Я подошел к пути, на котором стоял пассажирский поезд на Читу, совершивший короткую остановку на станции. Денег на пассажирский билет не было, но я решил попробовать поехать «зайцем». Улучив момент, когда пассажиры вышли из душных вагонов подышать свежим воздухом или покурить, я тайком от проводницы запрыгнул в хвостовой вагон.
Вагон был переполнен пассажирами. Мне некуда было спрятаться и пришлось перейти в тамбур следующего вагона. Я решил, что могу периодически переходить из тамбура в тамбур, если вдруг попадусь на глаза проводницам. Так я мог сойти за пассажира, пробирающегося через вагоны в ресторан или в другой вагон.
Мне действительно пришлось сменить три вагона, когда я замечал приближающихся проводниц. А в одном из тамбуров я слишком примелькался у мужчин, выходящих покурить. Некоторые из них даже пытались заговорить со мной, но наше знакомство заканчивалось с докуренной сигаретой.
Ночью тамбуры опустели. Проводницы начали уборку вагонов, но я успешно избегал их. Затем меня никто не тревожил. Я ехал стоя до тех пор, пока не начало светать. Ноги гудели от усталости. Стоять на месте было даже сложнее, чем просто ходить. Я присел на корточки и задремал…
- Ты кто? Заяц, что ли? – сквозь сон услышал я женский голос, - Билет есть? С какого вагона?
Открыв глаза, я увидел перед собой строгое лицо молоденькой проводницы, и, застигнутый врасплох, вскочил на ноги.
- Билет на месте оставил! Покурить вот вышел и сам не заметил, как прикорнул…– попытался соврать я, стараясь не встретиться со строгим взглядом юной проводницы.
Девушка недоверчиво осмотрела на меня, и в ее глазах промелькнуло озарение - она все поняла, увидев Михин пакет у моих ног. Если я оставил билет на месте, то и мои вещи должны были остаться там же.
Я испугался, ожидая, что проводница поднимет шум, но она только хитро улыбнулась мне и, указав пальцем на пакет, с чувством торжества, спросила:
- Наверное, билетик здесь должен быть, с остальными вещами?
Я улыбнулся в ответ и поднял раскрытые руки, означавшие, что она раскусила меня, и мне нет смысла сопротивляться. Я решил разжалобить застукавшую меня проводницу:
- Извини, сестренка, обчистили в Новосибирске! Ни денег, ни документов! Уже третий день добираюсь домой, а проехал всего ничего…
- Много вас тут таких бывает! – недовольно прервала она меня, - И почему-то у всех крадут деньги и документы…
- Но меня и вправду обокрали! – не сдавался я, но по ее невозмутимому лицу было очевидно, что такая легенда с ней не проходит.
- Бомж, наверное! – косясь на мою далеко не чистую одежду, брезгливо произнесла она.
- Какой бомж! Это я просто товарняком пытался ехать! А это очень тяжело, понимаешь? И медленно!
Какое-то время девушка раздумывала, стоит ли доверять моим словам, но потом решила, что я, скорее всего, говорю правду.
- Ну, хорошо, пусть не бомж. Что делать-то с тобой прикажешь? Тебе никак нельзя здесь оставаться!
- Но я осторожно, что б не заметили… Ведь проехал же всю ночь! Если б не заснул, и ты бы меня не застукала!
Мои последние слова вызвали улыбку торжествующей победительницы на ее лице. Но она не смягчилась, а покачала головой, продолжая прикидывать, что делать со мной. Либо я ей нравился, либо она не верила моим словам и ждала, когда же я предложу денег, чтобы отвязаться от нее.
- Нет! Нельзя тебе здесь! – еще немного подумав, заявила она.
- Сестренка, ну дай еще хоть немного проехать! – решил я воспользоваться ее недавней нерешительностью. Если я ей симпатичен, то меня ждал успех, - Хочешь, я за тебя в вагоне уберусь?
Она удивленно посмотрела на меня и произнесла:
- А я уже убралась! Утренняя уборка будет в то время, когда начальник в любой момент может появиться! Так что…
Она запнулась, опять задумавшись и предоставив мне самому размышлять, какой же итог выйдет из нашего общения.
- Ну ладно, сестренка, я сойду на следующей станции! – решил сдаться я.
- Ладно уж… Пошли за мной! – неожиданно идя на уступку, скомандовала она, и не оглядываясь добавила: - Хоть чайком тебя напою! Машка будет фуфнить, но ничего, успокоится…
Я не понял, что такое «фуфнить». Наверное, это означало выражение недовольства на диалекте проводниц. Я пошел за ней через душное и сонное царство пассажиров плацкартного вагона. Она жестом пригласила меня в купе для проводников.
На верхней полке в одном нижнем белье, не прикрываясь простыней из-за духоты, спала маленькая, полненькая девушка - вторая проводница вагона. Моя новая знакомая небрежно накинула на нее простыню, прикрывая полные ляжки своей напарницы, указала пальцем на место ближе к двери и негромко сказала:
- Присаживайся, сейчас с кипятком что-нибудь соображу, чтоб побыстрее!
Она вставила кипятильник в банку с водой и начала доставать чашки и немного сладостей к чаю.
Девушка наверху проснулась, зашевелилась и, перегнувшись через край полки, с недовольством посмотрела на меня.
- Кто это, Надь? Ты фто, ф ума фафла? Трахаться опять захотелофь? Вера Феменовна опять нам в тык дафт!.. – быстрее скорострельного пулемета затараторила разбуженная Маша. Я беззвучно рассмеялся, услышав дефекты ее еле разборчивой речи – так вот что означало «фуфнить»!
- Заткнись, Машка! Спи давай! – раздраженно скомандовала Надя и весело подмигнула мне: «Ну как тебе моя напарница Машка?»
- Надь! Конфяй ты это! Вера Феменовна зафтукает ве опять! Нефколько футок бев мувыков не мовефь, фто ли?! – не могла угомониться Маша.
Надя расправила простынь на ней, и тихо, медленно, разделяя слова, начала наставлять свою подругу:
- Машка! Ложись и спи! Спи, говорю я тебе! Насчет Верки не беспокойся…
Маша недовольно «профуфнила» что-то снова, но сдалась и повернулась к стенке лицом.
Я чувствовал неловкость от того, что могу подвести девочек, и хотел раскланяться перед Надей:
- Наверное, мне в правду не надо здесь оставаться…
Она положила свою руку на мое плечо, усадив обратно на место.
- Да не волнуйся ты! Машка она всегда так боится, а начальник раньше девяти не будет обходить нас… Давай, придвигайся поближе к столу!
Последний раз я пил чай еще на даче под Москвой. Я соскучился по его аромату и с блаженством выпил две чашки подряд. Сладкий чай и печенье отчасти утолили голод, так как до этого я берег скромные припасы, данные мне в дорогу Михой.
Надя убрала посуду со стола и села рядом со мной. Воцарилось неловкое молчание. Надя, стеснительно улыбаясь, смотрела на меня, но, не дождавшись каких-либо действий с моей стороны, решила брать инициативу в свои руки.
- Ты можешь не обращать на нее внимания, - прошептала она, большим пальцем руки указывая на верхнюю полку, где бесшумно лежала Маша, а затем нежно провела ладонью по моей руке.
Приглашение было достаточно откровенным, и я не знал, что предпринять в этой ситуации. Отказ мог сильно задеть самолюбие Нади, но мне ничего не оставалось делать, как прямо сказать ей об этом:
- Извини, Надь, но не могу я!.. Ты очень хорошая, красивая девушка, но я не могу…
Надю нельзя было, конечно, назвать первой красавицей, но она была, на мой взгляд, достаточно симпатичной и привлекательной для мужчин. И фигурка у нее была в полном порядке.
Я уже был готов к тому, что меня сейчас вежливо или грубо выпроводят за мою «неблагодарность». Действительно, хмурая и недовольная улыбка на какое-то мгновенье промелькнула на лице Нади, но потом она пожала плечами и вздохнула:
- Не можешь, так не можешь! А вообще, странный ты какой-то. Другой бы уже лапал, лез ко мне, а ты, наоборот… - она недоговорила, замолкла на некоторое время, затем опять вздохнула и весело добавила: - Да ты не подумай, что я как кошка по весне… Просто, ты мне очень понравился. Мне тут иногда выть хочется от тоски. И от занудства, - она взглядом указала наверх, где лежала подружка, - Давай, поговорим о чем-нибудь, пообщаемся. Только, ради бога, поменьше слов с буквой «фэ»!
Мы вместе беззвучно рассмеялись над Надиной шуткой. Честно сказать, мне было жаль Машу. Очевидно, ее неполноценность доставляла много хлопот как ей самой, так и окружающим.
Я давно уже приметил на столике новенькую книжку. Поначалу она мне показалась незнакомой, но, пролистав из любопытства несколько страниц, я вспомнил, что когда-то читал эту остросюжетную повесть. Моя судьба теперь была чем-то похожа на судьбу главного героя произведения, который невольно оказался опасным свидетелем, и ему пришлось исколесить всю Африку, спасаясь от преследования.
- Может быть, расскажешь немного о себе? Кто ты, откуда взялся, куда едешь? – спросила меня Надя.
Рассказывать ей всю мою историю я не собирался. Я взял книгу со стола и ответил:
- Моя судьба в чем-то похожа на судьбу героя этой книги.
- Я еще не читала ее. Вчера вечером ходил тут мужичок, торговал всякими книжками, вот и купила у него…
Она замолкала, удивленно глядя мимо меня на раскрытую дверь купе. Я повернул голову и увидел грозно стоящую в дверях толстую женщину в форме. Нетрудно было догадаться, что это и есть начальник поезда.
- Вера Семеновна!.. – после некоторой паузы виновато промолвила Надя, но я сам решил спасать гостеприимную хозяйку вагона:
- А, это, наверное, ваш начальник поезда? Вера Семеновна, последний товар остался! Предлагаю вот… - я протянул ей книжку, - Остросюжетный детектив! Совсем мало прошу за него!
Я решил сыграть роль того самого «мешочника», который ходил здесь вчера и продавал книги.
Но грозный взгляд женщины сменился изумлением, как только она разглядела меня. Она отступила от двери и начала оглядываться на другой конец вагона, как будто ждала кого-то оттуда.
- Я ве тебя предупревдала, Надька!.. – выдавая напарницу и спасая себя, протараторила сверху Маша. Она так и не заснула после моего прибытия в купе.
- Ну возьмите, Вера Семеновна! Чтобы я совсем пустым уже сошел на следующей станции! – не обращая внимания на Машины причитания, продолжал я.
Решив, что надо очищать путь к отступлению, я вышел из купе и встал рядом с Верой Семеновной. Она испуганно отстранилась от меня и с нетерпением опять посмотрела на другой конец вагона, еле слышно произнеся:
- Ну где же они!..
Я понял, что начальник поезда узнала меня! Видимо, мои приметы были разосланы во все пассажирские поезда, и теперь наряды милиции периодически проверяли вагоны в моих поисках.
- Вы не волнуйтесь, Вера Семеновна, я уже схожу на следующей станции… - продолжал я играть свою роль до конца, стараясь облегчить последующую судьбу Нади, но увидел двух милиционеров, входящих в вагон с другой стороны. Видимо, начальник поезда совершала обход вместе с ними, но наряд, на мою удачу, задержался в другом вагоне.
- Ну где же вы застряли! Скорее сюда! – через весь вагон закричала Вера Семеновна, а я, машинально бросив книгу в купе, рванул в тамбур.
До конца поезда было всего три вагона. Просто так выпрыгнуть не удастся, так как все двери закрывались проводниками на ключ. Если только где-нибудь мне не попадется распахнутое окно…
Я пробежал следующий вагон. Оглянувшись в окошко из тамбура, я увидел бегущих за мной милиционеров в другом конце вагона. Одна из проводниц выскочила вслед за ними и смотрела на происходящее.
Я понял, что не смогу продержаться до остановки поезда на следующей станции. Попробовать спрятаться в туалете? Это был шанс! Я быстро перескочил через тамбуры двух примыкающих вагонов и дернул ручку двери. Она была заперта.
Я понял, что этот вариант уже не пройдет. Следующие две подобные кабинки находились рядом с проводниками, и только одна из них будет в самом конце поезда в хвостовом вагоне. В любом случае мое местоположение вычислят сразу!
Оставалось два последних вагона. Надеясь на чудо, я бежал через весь плацкартный вагон, осматривая окна. Но ни одного раскрытого окна! Попытаться разбить? Или попытаться отобрать ключ у какой-нибудь проводницы? Но пока я буду это делать, меня уже настигнут преследователи. Или попробовать закрыть дверь тамбура и просто удерживать ее руками? Бесполезно! Можно и пистолетную пулю получить…
Чудо произошло! Краем глаза я заметил спасительный ключ на столе у проводницы предпоследнего вагона. Я быстро схватил его, прошмыгнув в купе, и вылетел в тамбур. Решив, что в следующем тамбуре последнего вагона я могу выиграть хотя бы еще полсекунды, я быстро перебрался в него, хлопая за собой дверями. Еще секунда – и я открыл дверь справа по направлению поезда, но увидел надвигающуюся на меня железную конструкцию моста через реку. Если выпрыгну, то непременно разобьюсь об ограждения! Шансы пролететь между балками были крайне малы.
Оставалось выпрыгивать в другую сторону, прямо на мост. Я обернулся и увидел, как раскрывалась дверь, через которую секунду назад я прибежал сюда. Я с силой толкнул ее и ударил ею щуплого милиционера, который собирался уже выйти в тамбур и совсем не ожидал подобного приема от меня.
Я открыл противоположную дверь и почувствовал, как чьи-то руки схватили мою рубашку. Не примеряясь, я прыгнул на железное полотно моста, больно ударился правым боком, покатился и еле извернулся, чтобы не разбить голову об рельс встречного пути. И увидел всего в двух десятках метрах с оглушительным ревом несущийся на меня встречный поезд. Я, еле успев отпрянуть, оказался лежащим на мосту между двумя поездами и оглох от их рева и грохота. Шок прошел тогда, когда я увидел хвост удаляющегося поезда, с которого я спрыгнул всего несколько секунд назад. Не обращая внимания на грохот колес пассажирского состава, который с ревом чуть не проглотил меня, я лег на полотно моста и, тяжело дыша, приходил в себя. Мне удалось оторваться от преследователей, но это чуть не стоило мне жизни.
Грохот прекратился, поезда разошлись и удалялись от меня, но я все еще продолжал лежать. Только через некоторое время я встал и ушел с моста.
Идти до ближайшей станции теперь было опасно. Мое местоположение уточнили, и, скорее всего, должны были начать проверять все проходящие здесь в ближайшее время пассажирские поезда, и на всех станциях должны были рыскать милицейские патрули. Надо было опять лезть в товарный состав – их сложнее контролировать. Хотя дорога в этом случае слишком затягивалась, но была менее опасной для меня.
Пакет с одеялом и съестными припасами остался у Нади, которую я жалел от всей души. Ей оставалось только расхлебывать навлеченные мной неприятности и гадать о случайном попутчике-зайце, у которого есть что-то общее с героем недавно купленной книги и который оставил копченую колбасу с хлебом.
Я решил не уходить в лес, через который шла железная дорога, и дойти по путям до ближайшей станции. Все равно товарняки будут в стороне от пассажирских поездов, и у меня будет возможность незаметно запрыгнуть в один из них.
Станция оказалась в часе ходьбы по железнодорожным путям. Обогнув ее через лес, я стал осматриваться и выжидать. На станции все было спокойно. Ближайшие два пути были свободными, а на третьем стоял товарный состав. Судя по тепловозу, стоящему в его начале, он должен был скоро отправиться.
Хотя было спокойно и безлюдно, я не решался пройти через открытое пространство, чтобы запрыгнуть в один из кузовов. Через десять минут на соседний путь встал другой товарняк, готовящийся для отправки в другом направлении. Я решил воспользоваться этим прикрытием и вышел из леса. Пролез через недавно прибывший состав и собрался было забраться в один кузовов, но увидел обходчика, шедшего вдоль пути и постукивающего монтировкой по тормозным камерам. Я быстро перелез на другую сторону состава и начал прикидывать, как побыстрее забраться в кузов.
- Стой! – окликнул сзади меня кто-то. Мое сердце сжалось. Я обернулся и увидел милиционера в полной экипировке – с рацией и автоматом.
- Кто такой? – спросил он меня.
- Подрабатываю здесь. На сезон устроился… - брякнул я первое, что пришло на ум.
Постовой не подходил ко мне, чего-то опасаясь. Он взял рацию в руки и начал докладывать:
- Шестой, шестой, я двадцать первый. На станции обнаружен объект, соответствующий описаниям.
- Принято. Ждите, наряд выезжает, – прошипела женщина по рации в ответ.
Я и был тот самый объект, насчет которого проинструктировали этого паренька. Значит, меня здесь ждали. Нужно было что-то предпринимать, как-то бежать от этого патрульного с автоматом.
- Товарищ милиционер, что случилось? Я только на пятнадцать минут отлучился с работы…
- Стой на месте и жди! Разберемся, а потом можешь идти хоть куда. Документы есть?
- С собой ничего нет. Все там, на месте, – я неопределенно махнул рукой в сторону станции.
- Двадцать первый! Подъезжаем к станции. Где ты находишься? – зашипела рация.
- У третьего пути, со стороны котельной, – ответил им парень. Он отвлекся на несколько секунд, которых мне хватило, чтобы шмыгнуть под состав.
- Стой! Стой, говорю! Стрелять буду! – услышал я во след. Нырнув под следующий состав, я услышал автоматную очередь. Несколько пуль со звоном ударились об металл в нескольких метрах от меня. Дальше были свободные пути, но до леса меня отделяли пятьдесят метров без всякого прикрытия. Я, что есть силы, бежал к спасительным кустам и деревьям.
Нырнув в орешник, я услышал новую автоматную очередь, пули посшибали несколько листьев у меня над головой. Прикрываясь зарослями, я пробрался на несколько метров в сторону, чтобы не зацепить случайную пулю при новом обстреле, и быстро начал вбираться в гору, которая начиналась вместе с лесом.
Забравшись высоко, через просвет в деревьях я начал разглядывать сверху станцию. Рядом с котельной уже стояла патрульная машина. Один постовой что-то говорил в рацию, а второй бежал к упустившему меня пареньку, осматривающему кусты в моем направлении. Сойдясь, они вместе долго изучали лес, в котором прятался я, но не решились пойти за мной.
Я сидел под деревом и переводил дух. Я не торопился уходить и думал, что же предпринять. Идти лесом вдоль дороги до следующей станции, попробовать запрыгнуть на товарняк во время остановки у одного из светофоров или выйти на какую-нибудь автомобильную дорогу и поймать попутную машину?
8
Решение пришло само собой минут через двадцать. Видимо, недалеко находилась воинская часть, и я увидел три военных грузовика, подъехавшие к станции. Из них начали выпрыгивать солдаты с автоматами. После короткого построения они сформировали цепь и двинулись в мою сторону. Несколько солдат были с собаками. Таким образом, я стал объектом самой настоящей охоты, и мне волей-неволей надо было уходить в тайгу.
Я бежал, стараясь экономить силы, к северу от станции. Только миновав несколько гор и возвышенностей, я остановился, чтобы перевести дух, а затем направился на восток. Я решил, что буду идти в этом направлении, и если не выйду на железную дорогу, то поверну на юг и когда-нибудь все равно дойду до нее. Надо было постараться как можно дальше уйти от станции, где заметили меня.
Обессилев, я решил присесть, но через несколько минут услышал лай собаки. Значит, я еще не оторвался от преследования, и побежал в сторону, противоположную той, откуда донесся лай.
Я бежал долго. Пересек большой холм на моем пути, чуть не влез в непроходимое болото, но удачно обошел его. Я старался дальше пересекать возвышенности ближе к вершине, чтобы не забрести в какую-нибудь непролазную чащу или болото, нечаянно не застрять там и не терять затем время на поиски обходного пути.
Я пересек две проселочные дороги и несколько ручьев. Спустившись с одного из холмов, наткнулся на заболоченный участок. Обойдя его, я увидел просвет в деревьях. Лес заканчивался, возможно, впереди было какое-нибудь селение. Но вскоре я услышал шум бурлящей воды, и передо мной открылась небольшая быстронесущаяся река, по которой сплавлялись бревна. Я полез в нее. Течение было сильным, но сама река оказалась мелководной. Мне пришлось проплыть всего несколько метров, и меня недалеко снесло в сторону. Выйдя на противоположный берег, я взобрался по крутому обрыву и снова оказался в спасительном лесу.
Несколько минут я осматривал противоположный берег. Шум реки приглушал другие звуки. Несмотря на это, я старался уловить что-нибудь похожее на лай собак, но, убедившись, что все спокойно, начал удаляться в лесную чащу.
Я совсем выбился из сил. Добежав до ручья, прошел немного вдоль него по песчаному дну, чтобы в случае чего сбить собак со следа. Затем ушел в сторону метров на двести и упал на траву между кустами. Я не мог отдышаться. Кровь стучала в висках, а кроны деревьев погружались в серые сумерки и плавали перед глазами.
Через несколько минут я начал приходить в себя. Задерживаться здесь было опасно, надо было идти дальше. Я встал и собрался выйти из кустов, но тут же упал обратно на траву от неожиданности. В тридцати метрах навстречу мне шел солдатик с автоматом наперевес. Я заполз подальше в кусты и осмотрелся. В просвет между деревьями я увидел несколько других солдат, шедших в нескольких десятках метров от первого. Это была другая цепь преследователей, высланная мне навстречу.
Я замер, боясь шелохнуться. Кусты спасли меня. Солдат решил не идти через них, принял в сторону и прошел мимо меня в нескольких метрах. Я понял, что мой кратковременный отдых спас меня. Если бы я продолжал бежать, то непременно наткнулся бы на эту цепь из солдат.
Я ждал, пока цепь отойдет на некоторое расстояние, чтобы незаметно выбраться из моего укрытия и бежать дальше.
- Товарищ прапорщик! Следы! Свежие следы! Он бежал туда! – вдруг закричал кто-то. По шороху ломающихся веток я понял, что все сбегаются к месту, где я оставил свои следы. Я вскочил и рванул в лесную чащу прочь от солдат.
- Стой! Стой, стрелять будем! – услышал я за собой. Раздалась автоматные очереди. Но деревья уже надежно прикрывали меня. Я бежал сломя голову через кусты, через бурелом, через мелкие ручьи и болотца. Неизвестно откуда взялись новые силы.
Пробежав несколько километров, я понял, что оторвался от преследования, но не прилег отдышаться, а пошел дальше шагом. Затем опять бежал, но в этот раз выдохся очень быстро. Я решил, что теперь мне не угрожает опасность, и дальше уже не переходил на бег.
Я шел через заросли и ручьи, через склоны гор до темноты. С водой не было проблем при обилии ручьев и рек. Голода я тоже не боялся. Я настроился несколько дней не есть. Еще в институте, начитавшись различной популярной литературы о пользе голодания, я пробовал в целях очищения организма обходиться без пищи четверо суток. Также читал о людях, которые переносили длительные голодания, вплоть до трех месяцев. Я надеялся, что мне придется пробыть без пищи максимум неделю, и был уверен, что такой срок смогу выдержать без особых проблем.
Комары временами доставали меня. От них нельзя было просто отмахнуться, от них надо было убегать. Иногда я выходил на открытые, хорошо проветриваемые возвышенности с редким кустарником. Там практически не было комаров, и я пользовался этим, чтобы передохнуть. Мне попадались мелкие зверюшки, в основном зайцы и белки. Более крупных зверей я еще не встречал, хотя понимал, что есть опасность нарваться на большого хищника в виде медведя.
К наступлению темноты я устал. Обнаружив, что нахожусь на звериной тропе, я решил уйти в сторону и прилечь там. Я прошел несколько метров, но был остановлен сплошными зарослями кустарника. Решив, что здесь меня достанет мошкара и надо выбрать другое место для ночлега, я пошел обратно к тропе.
Я замер, увидев большую тень кабана. К счастью, ветер дул на меня, и кабан не чуял меня на расстоянии. Однако он дошел до того места, где я свернул с тропы, всего в пяти метрах от меня, и остановился, грозно похрюкивая. Он почуял мой запах, но не мог сообразить, где же я нахожусь. Целую минуту кабан топтался на месте. Я решил, что в случае нападения постараюсь взобраться на ближайшую сосну. Если, конечно, успею, ведь рядом был только сплошной ствол без единого сучка, за который можно было бы ухватиться.
Вероятно, сумерки очень помогли мне. Кабан, так и не обнаружив меня, пошел дальше. Осторожно выйдя на тропу, решил быстрее уйти с этого опасного места.
Я устроился на ночлег на удобном выступе обрывистого склона горы. Там меня не тревожила мошкара, да и безопасно было в случае нападения хищного зверя. Под утро я проснулся от холода. Днем в то время стояла жара, но ночью земля остывала.
Я так и не пересек железную дорогу. Видимо, после станции она уходила южнее. Я решил идти на юго-восток.
Весь следующий день прошел в пути по тайге. Мне не попалось ни одного населенного пункта. И дорог тоже не было. К концу дня, миновав еще одну бурную реку, я решил пойти вдоль нее на юг. Вскоре река начала уходить на юго-запад, я повернул в сторону от нее и углубился в лесную чащу.
И на следующий день были только дикий таежный лес, несколько ручьев и ни одной дороги или селения.
На четвертый день мне стало очень плохо. Временами меня тошнило от голода. Сил хватало только на маленькие переходы. Уже стемнело, когда я пересек ручей и решил устроиться на ночлег. Слева я увидел удобное место и прилег прямо на земле.
Я проснулся утром с непонятным тревожным чувством. Откуда-то мне грозила опасность. Я решил, что рядом может быть зверь, и осторожно выглянул из-за травы в направлении ручья.
Зверем оказался усатый военный мужчина с двустволкой в руках. Видимо, это был офицер какой-нибудь воинской части, расположенной в этом районе. Я разглядел его офицерские сапоги, а под распахнутым бушлатом виднелся офицерский китель. Мужчина стоял как раз напротив того места, где я пересек ручей и оставил четкие следы своих ботинок. Минут десять он изучал следы и всматривался в чащу леса, куда они вели. Мне повезло, что перед тем, как лечь спать, я принял резко влево, и поэтому находился в стороне от места, где я прошел через ручей.
Если мужчина пойдет по следам, пересечет ручей и войдет в заросли, то он непременно увидит меня. Кто он? Просто военный, решивший с утра пойти на охоту? Или уже несколько дней бродит в тайге в поисках добычи? И знает ли он том, что в этих местах ищут меня?
В любом случае, я решил не вступать в контакт с незнакомцем и просто бежать, если буду замечен. Я надеялся, что он не будет стрелять в этом случае.
Мужчина не решился идти через ручей. Напоследок еще раз внимательно осмотрев следы и заросли на противоположном берегу ручья, он направился назад. Через минуту и я покинул свое место. Было ясно, что если неподалеку находится воинская часть и там дадут команду на поиски хозяина следов у ручья, то будут искать его в южном направлении от места, где обнаружены следы. Поэтому я подался на восток, чтобы не попасть под возможную цепь преследователей. На юг я повернул только во второй половине дня.
После события у ручья у меня неизвестно откуда прибавилось сил, и я совершал достаточно длительные переходы без отдыха. Однако к концу дня я вновь стал бессильным. Все, что я ел за эти дни – это кедровые орехи и несколько ягод. Ни то, не другое не утоляло мой голод и даже не поддерживало силы. Наоборот, от орехов просыпалось чувство голода, которое к концу пятого дня притупилось, и поэтому я стал уделять им немного внимания.
Я шел через тайгу еще шесть суток. Мое лицо покрылось длинной щетиной. Один раз чуть не нарвался на медведицу с медвежатами. К счастью, они плескались у ручья и не заметили меня. Встреча с хозяином тайги, на мой взгляд, была опаснее встреч с другими животными, и я постоянно напрягался, увидев какой-нибудь силуэт, похожий на медведя.
Я шел и шел. Шел день за днем через заросли, болота, горы, ручьи, пересек еще одну мелководную реку. Железной дороги и селений не было. Мне казалось, что я уже никогда не найду островка с цивилизацией в этом безграничном море тайги.
В последние дни я продвигался крайне медленно. На преодоление даже небольших возвышенностей приходилось тратить много сил и времени. Иногда я впадал в забытье. День и ночь перемешались для меня. Я шел, пока не выбивался из сил, падал и спал беспробудным сном. Просыпался, вставал и шел дальше, несмотря на то, какое было время суток. Ночью ориентировался по звездам, но часто сбивался с выбранного направления.
Мне повезло с погодой. В этом районе стояла жара, хотя в чаще леса оставалась приятная прохлада. Комары обезобразили все открытые участки моего тела. Уже не хватало сил сопротивляться этим паразитам.
К концу двенадцатых суток моего таежного путешествия сильная боль прожгла правую ногу. Теряя сознание, я увидел смутные очертания волка, бегущего на меня…
9
Я очнулся в маленькой избенке. Солнечный свет падал через маленькое окошко на мои ноги, прикрытые старым одеялом. Откуда-то доносился звук петухов и блеяние козы. Правая нога болела. Протянув руку, я нащупал повязку ниже колена.
Я пытался вспомнить, что же произошло. Была сильная боль в правой ноге ниже колена. Потом волк, несущийся на меня. Дальше всплывала картина какой-то девушки со светлыми волосами. Кто это был?
Я услышал, как отворилась дверь. Кто-то вошел в избу и подошел ко мне. Открыв глаза, я увидел деда, смотрящего на меня.
- Очнулся, сынок? – весело сказал он мне, - Молодец, крепкий мужик! Считай, с того света выполз!
Я молча наблюдал за дедом. Он ходил по избе, делал какие-то дела и продолжал говорить:
- Хорошо, что Настенька нашла тебя. Четыре часа на себе волокла… - дед поднес мне армейскую кружку и предложил: - На, выпей козьего молочка. Сил сразу прибавится.
Я выпил несколько глотков.
- Вовремя она подоспела к тебе, - продолжал он посвящать меня в случившееся со мной, - Тебя как раз гадюка в ногу зацепила.
Значит, меня ужалила змея. И девушка со светлыми волосами мне не мерещилась.
- Волк… - произнес я еле слышно.
- Какой волк? – удивился дед, но, сообразив в чем дело, воскликнул: – Ага! Да это не волк был, а пес наш, Верный!
Мне повезло. Сам бог, наверное, в последний момент дал мне спасение в лице Насти, которую я очень смутно помнил, и пса Верного, которого я принял за нападающего волка.
- Ты, давай, лежи, набирайся сил, - ласково сказал дед, расправляя мое одеяло, - Скоро Настя вернется. Как звать-то тебя?
- Вадим!
- А меня Егором Михайлычем величать. Лучше просто дедом зови, как внучка моя.
Настей оказалась белокурая, худощавая девочка-подросток. Было удивительно, как это хрупкое создание смогло протащить меня через тайгу в течение нескольких часов. В ней чувствовалась красота, несмотря на полное отсутствие косметики на лице. У нее были голубые глаза. Я вспомнил, что видел ее с распущенными волосами до плеч, но сейчас она собрала их в хвостик на затылке. Глядя на нее, я почему-то сразу вспомнил Татьяну.
- Ну, как там наш таежный зверь? Очнулся уже?! – веселым и звонким голосом сказала она, как только вошла в избу. Я сразу почувствовал, что с ее появлением в доме стало как-то светлее. Как будто раскрыли занавеску и впустили солнечный свет.
- Да, пришел в себя, – ответил ей дед, – Ты давай, отпаивай его молочком, а я пойду по делам. Сено надо поворошить.
Дед ушел, а девочка налила в кружку молока и поднесла к моим губам. Я чувствовал себя неловко, мне не хотелось выглядеть абсолютно беспомощным перед ней, и я решил привстать.
- Лежи, лежи! Если захочешь встать, то я сама подниму тебя. Как звать-то тебя, Тарзан Таежный?
Я улыбнулся на ее шутку. Даже не ожидал, чтобы в этой глухой деревушке девочка знала что-то о Тарзане.
- Вадим! – произнес я, кое-как сделав глоток густого молока.
- Редкое имя! В этих местах, по крайней мере. Да лежи ты!
Мне хотелось сходить по нужде. Не делать же это прямо в постели! Но Настя просто поразила меня своей проницательностью, сразу поняв мою проблему и предложив:
- Если надо куда сходить, лучше вот, - она протянула мне пустую литровую банку, - Не вставай с постели. Не стесняйся! Я отвернусь…
Ничего себе! Сходить в банку, да еще отдать ее потом этой девочке? Я лучше умру, но доберусь до улицы!
- Могу выйти совсем из дома… - сказала она, видя, что я не решаюсь воспользоваться ее советом, - Ну куда же ты встаешь! Вот упрямый какой! Не знала, что и упрямые ослики в нашей тайге водятся!
Ей пришлось смириться с моими намерениями и помочь мне подняться. Я сел на деревянную кровать, прикрываясь одеялом, так как был не одет.
- Без штанов ты тоже не решишься, наверное, выйти, – со смехом сказала она и принесла мои отстиранные вещи, – Господи, еле живой и еле дышишь! Мог бы не стесняться меня в таком состоянии.
Меня поражала ее речь. Она была не просто взрослой, но и цивилизованной, неожиданной для таких глухих мест. Похоже, что девочка жила где-нибудь в городе и просто приезжала на лето к деду.
Она быстро начала натягивать на меня джинсы. Мне невольно пришлось встать и одеть до конца их самому. Набросив рубашку, я вышел на крыльцо, поддерживаемый ею за руку. Чувствовалась невероятная сила в ее тонких ручках. Я понял, что она действительно способна поднять и протащить меня на себе не один километр.
На крыльце к нам подбежал тот самый пес, которого я принял за волка, и начал дружественно вилять хвостом.
- А вот, Верный, и выслеженный тобою зверь! – прокомментировала Настя псу мое появление, и добавила со звонким смехом: – На нем только кости остались, а он погулять вот решил!
Кое-как я все-таки сделал свое дело. На обратном пути Настя практически тащила меня на себе.
- Если четыре часа на себе несла, то до дома уж точно донесу! – сказала она, когда я обессиленный повис на ней.
Уложив меня в постель, она поставила рядом со мной пустую банку, кружку молока с хлебом и ушла. Вернулась через час и начала быстро готовить еду. Про меня она ничего не расспрашивала, а больше говорила о себе. Я удивился тому, что ей было уже семнадцать лет, так как выглядела девочкой-подростком. Жила она с родителями в городе, а к деду приезжала во время каникул. Училась она в лесном техникуме. Тайгу знала прекрасно, могла уходить и пропадать в ней несколько дней подряд. Охоту не очень любила – зверей жалко. Но однажды ей доводилось завалить и кабана.
Она пододвинула старый деревянный стол к моей лежанке и начала накрывать его. Мне было достаточно только привстать, чтобы поужинать вместе с Настей. Дед вернулся поздно, когда я уже спал.
На следующий день я чувствовал себя гораздо лучше. Силы еще не восстановились, и побаливала правая нога, но я мог ходить самостоятельно.
Деревушка состояла всего из десятка домов, в которых жили одни старики. Настя была единственным молодым человеком, который появлялся здесь надолго. До другой ближайшей деревушки было около двадцати километров, а до районного центра, где жила Настя с родителями – все пятьдесят. Как мне объяснила моя юная спасительница, до ближайшей станции надо восемь часов пробираться через тайгу.
По моим оценкам, я за двенадцать суток прошел около двухсот километров. Очевидно, в первые дни я преодолевал большие отрезки пути, тогда как в последние они сократились всего до нескольких километров по прямой. Видимо, железная дорога шла к югу, а меня самого сильно отнесло к востоку, так как я не смог удержать направление, часто огибая возвышенности, болота или заросли в тайге. Если бы я продолжал еще один-два дня двигаться на юг, я бы все-таки вышел на железнодорожные пути или даже наткнулся бы на какое-нибудь селение. Встреча с Настей и ее псом явилась большой удачей для меня. Девушка спасла мне жизнь, и теперь я мог немного набраться сил для дальнейшего путешествия.
Я не хотел здесь задерживаться. Я надеялся, что мои жена с дочкой уже были на месте. В такой же таежной деревушке, как эта, в которой я оказался. Но стоило мне только заикнуться Насте, что мне пора в дорогу, как она вначале покрутила пальцем у виска, потом сердито начала наставлять меня:
- Вот еще придумал! Одна кожа да груда костей – ему в дорогу не терпится!
Я и сам понимал, что выйти в дальнюю дорогу в моем состоянии опасно.
Я искупался в баньке. У меня не было сил даже натереться мочалкой, и Настя недолго это терпела. Она просто завалилась ко мне в баню и, несмотря на все мои протесты, хорошенько оттерла мое тело мочалкой. Мне пришлось смириться с ее вторжением и помощью, а сама она совсем не смущалась моего голого вида.
Вечером ужинали все вместе. Меня до этого времени никто не спросил, кто я такой и как здесь оказался. Но мне самому захотелось поведать все гостеприимным хозяевам, и Настя с дедом оказались вторыми после бомжа Михи, узнавшими о моих приключениях. Только теперь прибавился рассказ о моей длинной таежной одиссее.
- Ну и дела! – слушая меня, сетовал дед Егор.
Настя сидела с хмурым лицом и молчала в течение всего рассказа, но когда я закончил, с ужасом произнесла:
- Боже мой, Вадим, это сколько же тебе пришлось пережить!
Мой рассказ оказал на нее сильное впечатление. С этого дня она смотрела на меня несколько другими глазами, в которых выражались и жалость, и восхищение. В ее речи появились больше уважительных тонов на смену шутливым.
Прошло еще два дня. Мне не терпелось тронуться в путь, на встречу со своими родными. Настя с дедом пытались удержать меня, но поняли, что это бесполезно.
- Хорошо, Вадим! – сказал дед Егор после долгих уговоров остаться хотя бы на пару дней, – Мы тебя прекрасно понимаем! И желаем удачи и счастья тебе, твоей женушке и дочурке. Бог даст, когда-нибудь свидимся еще на этом белом свете. И если там, на новом месте, не понравится, милости просим к нам! Поживете у меня, а там и избу новую быстренько срубим.
Я от души поблагодарил деда с Настей. У моей спасительницы настроение резко упало после того, как я решительно заявил, что скоро покину их.
- Сегодня лучше тебе выспаться хорошенько, а завтра к полудню с Настенькой в путь отправитесь, - посоветовал дед, - Она тебя проводит. Недалеко от железки есть охотничий домик. Там переночуете и утром будете на станции.
На следующий день мы с Настей пустились в путь. В котомке было еды на несколько дней. Я упирался, но дед Егор заставил меня взять резиновые сапоги и немного денег в дорогу.
Настя действительно прекрасно знала тайгу и хорошо ориентировалась в ней. К вечеру мы добрались до охотничьего домика, оказавшегося маленькой избушкой с печкой и лежаком внутри. Понимая, что в избе мы никак не сможем спать отдельно, я сказал Насте, что хочу переночевать на открытом воздухе.
- Хватит тебе ерепениться, Вадим! Там тебя мошкара опять загрызет, а я не кусаюсь…
Мне пришлось согласиться. Мы легли вместе на тесном лежаке, укрывшись куртками. Близость Насти вызывала во мне противоречивые чувства, но я, конечно, даже мыслей не допускал о каких-либо действиях в отношении моей юной провожатой.
- Ну что же ты напрягся, как бревно дубовое? Ложись свободнее, тебе надо хорошо выспаться, – сказала она и вдруг обняла меня. Я замер и не знал, что делать.
- Вадим! Ты… Ты хороший мужик! Не хочу, чтобы ты уходил от меня, - сказала она грустным голосом в мое плечо.
Я лежал и боялся шелохнуться. Она поднялась над моим лицом и зашептала с жаром:
- Я понимаю, тебя ждут! Тебе надо ехать… Но я буду помнить тебя! Помнить всю жизнь! – она начала покрывать мое лицо поцелуями.
Боже мой, эта девочка-подросток влюбилась в меня! Мне было не по себе. Я еле сдерживался, чтобы не поддаться на ее ласки, но в то же время понимал, что невольно принес страдания моей спасительнице, которой обязан жизнью. Ей придется пережить горечь разлуки, пока ее сердце не успокоится или кто-нибудь другой не займет в нем мое место.
- Настенька! Прости меня! Ты прекрасная девушка! У тебя еще все впереди, - успокаивал я, гладя ее длинные волосы, - Но мне нельзя… Перед богом и собой – нельзя! Ты поймешь меня!
Настя положила голову на мое плечо и грустно вздохнула.
- Да, я понимаю… - тихо прошептала она, – Это ты меня прости, что лезу к тебе как вокзальная девка. Но… - Настя выдержалась длинную паузу, не решаясь продолжить, но затем откровенно призналась: - Но я хочу, чтобы ты был первым мужчиной в моей жизни!
Ее откровение шокировало меня. У меня началась паника. Но Настя лежала спокойно и дала мне прийти в себя. Она действительно имела права хоть на какую-нибудь ласку и внимание с моей стороны.
- Не торопись, Настюша! Береги себя для своего единственного и суженого, – я нежно погладил ее волосы и лоб, – Дай бог тебе прекрасной и счастливой любви!
Настя положила голову на мою грудь и крепче обняла меня.
- А ты знаешь, зимой в тайге тоже красиво! Хочешь, я расскажу, как однажды чуть не погибла на озере? – она решила уйти от темы, сковавшей меня перед ней.
Я кивнул головой, и Настя рассказала мне о том, как год назад ушла на лыжах в тайгу далеко от деревни и провалилась под лед на озере в том месте, откуда бил сильный родник. Кое-как выбралась на прочный лед. Ружье она потеряла, промокли одежда и спички. Слава богу, было не слишком морозно, и она три часа без остановки бежала на лыжах домой, чтобы не замерзнуть.
Своим рассказом она разрядила обстановку. Шутила, потом рассказала еще несколько школьных историй.
Заснули мы поздно. По крайней мере, я заснул. Не знаю, спала ли Настя, но утром, когда я открыл глаза, я увидел ее лицо перед собой. Она нежно улыбалась и смотрела на меня.
- Пора в дорогу, Таежный Тарзан! – ласково произнесла она, чмокнула в губы и поднялась с лежака.
Быстро перекусив, мы отправились к станции.
- Можно найти подобные избы и поуютнее. Если что – приезжай со всей семьей! Спрячем с дедом вас так, что ни один черт на свете не найдет! – сказала она, выходя из охотничьего домика, – Или приезжайте просто так, когда все утрясется. Здесь получше всяких курортов можно отдохнуть! Охота, рыбалка, ягоды – все что душе угодно! Тем более ты теперь уже бывалый житель тайги, знаешь ее вдоль и поперек…
Мы вместе рассмеялись над шуткой Насти. Теперь действительно можно было шутить над моими многодневными скитаниями в тайге, хотя всего неделю назад они могли закончиться для меня трагично.
Через полтора часа мы вышли к станции. Дальше за депо, вдоль дороги, были видны одноэтажные дома поселка.
- На всякий случай оставайся здесь, не показывайся, - распорядилась Настя, - Вдруг и здесь тебя ищут! А я пойду и куплю билет.
Я сильно оброс и похудел за несколько недель. Щетину сбрил, но усы оставил. Глядя в зеркало, я с трудом узнавал себя. К тому же я порядочно ушел от тех мест, где меня потеряли. Причем потеряли давно. Исходя из всего этого, я не считал рискованным воспользоваться пассажирским поездом, с помощью которого гораздо быстрее и комфортнее мог добраться до жены с дочкой. Но Настя была права. Надо было продолжать соблюдать все меры предосторожности.
Она быстро вернулась обратно, и возмущенно произнесла:
- Нет ни одного билета на ближайшие проходящие поезда! И вообще, свободный билет на поезд здесь можно ждать сутками!
Это не очень расстроило меня. Я решил, что все равно сяду в ближайший поезд.
- Мне, конечно, было бы приятно провести здесь с тобой еще немного времени, пока не купим билет, но я знаю, что это опасно, и что тебе не терпится побыстрее добраться до своих, – с грустью сказала Настя, – Поэтому сядешь «зайчиком» на ближайший до Иркутска. Он через пятнадцать минут прибудет.
Мы сели на траву и стали ждать.
- А ты напишешь мне? – спросила Настя.
- Конечно, напишу! И вообще, Настенька, буду жив – обязательно найду вас с дедом. И вас, и Миху – всех, кто помог мне!
- А запомнишь мой адрес?
Она назвала адрес, где жила с родителями. Затем мы молча сидели и ждали прибытия поезда. Я тайком глянул на Настю и увидел, что она сдерживается, чтобы не разреветься.
Поезд прибыл, но ни одна проводница не решалась взять меня в свой вагон, сколько бы я не просил. В конце концов, Настя не выдержала и сама набросилась на одну из них.
- Тетенька, милая, возьмите пожалуйста его! Ему очень надо! Я прошу Вас! – умоляла она. Я заметил, как она при этом сунула деньги женщине.
- Ладно уж… Садись пока в мое купе, парень, - согласилась проводница, осматривая меня с ног до головы, и, предупреждая, недовольно пробурчала: - Из-за тебя я могу набраться неприятностей!
Настало время прощаться с Настей. Ее глаза были влажны от слез, но она старалась улыбаться. Она повисла на моей шее и крепко поцеловала в губы. Поезд уже тронулся, и я запрыгнул на площадку вагона под недовольные ворчания проводницы. Я не сразу пошел в вагон, а долго смотрел на худощавую фигурку Насти, стоявшей на перроне, пока не потерял ее из виду.
Я почти не переживал, что меня в этот раз могут узнать, но на всякий случай не выходил из вагона ни на одной станции. Под вечер освободились места, и я лег на одно из них на верхней полке. На душе было тоскливо. Я с грустью вспоминал Настю, мою спасительницу и королеву тайги, от всей души желая ей счастья.
На нужную мне станцию поезд прибыл утром. Еще полдня я добирался до заветной деревушки. Последние десять километров мне пришлось идти пешком по проселочной дороге среди тайги.
В деревне было три десятка домов, но было видно, что многие из них заброшены. Пытаясь узнать, где живет дед Василий, я прошел к ближайшему дому. Не успел я подойти к крыльцу, как услышал чьи-то шаги сзади меня. Обернулся и увидел парня в серой форме, целившегося в меня из автомата.
Через несколько секунд рядом с ним возникла фигура Сергея – одного из охранников дачи, где я проходил подготовку к операции.
Я все понял сразу. Я недооценил возможности Буйнова и его коллег! Они или выследили Марину, или вычислили место нашей встречи. Сроки операции уже прошли, и она полностью провалилась. Теперь меня должны были просто ликвидировать…
- Он! – сказал Сергей своему напарнику.
Я весь напрягся, ожидая автоматной очереди. Зияющее дуло оружие смотрело мне прямо в глаза. Я не боялся смерти. Я думал только об одном в тот момент – живы ли мои жена и дочь? Прошли несколько секунд, показавшихся мне вечностью.
10
- Спокойно, Вадим! Теперь без всяких шуток, – сказал Сергей, достав из-за пояса наручники и направляясь ко мне, – Твои жена с дочкой уже у нас, и очень советую тебе быть послушным мальчиком!
Они живы! Тяжелый груз упал с моего сердца. Я машинально протянул руки, и наручники сковали мои руки. Теперь, когда в их руках были мои родные, мне все равно не было смысла бежать или сопротивляться. Была надежда, что «контора» решила все-таки повторить операцию. Видимо, для них был еще шанс «разработать» моего двойника. А у меня был шанс начать все сначала. Правда, теперь все будет гораздо сложнее.
В Москву меня сопровождал один Сергей. Он многократно пытался объяснить мне, что теперь нельзя бежать, подставляя под удар семью. В конце концов, он успокоился, убедившись, что я не буду выкидывать сюрпризов по дороге.
Была, конечно, мысль добраться до телевидения, радио или газеты, сообщить им свою историю. Но в этом случае опасность для свидетелей только возрастала. Одно дело, когда общественность услышит правдивые рассказы от разных лиц, другое – от меня одного, оставшегося в живых, но которого можно было бы просто причислить к психам.
Буйнов встретил меня в аэропорту с присущей только ему уникальной, идиотской ухмылкой, сильно раздражавшей меня.
- Исхудал-то как во время длинной прогулки! Теперь тебя еще и откармливать надо будет! – сказал он, как только увидел меня. Его фраза подтверждала, что операцию «Стейн» будут проводить снова.
Меня повезли на ту же дачу, в которой я проходил подготовку. Татьяны и Андрея там не оказалось. Я расположился в той же комнате на втором этаже, где жил раньше. После обеда Буйнов пришел ко мне. Я демонстративно продолжал лежать перед ним на заправленной постели в ботинках.
- Твои сюрпризы уже порядочно достали меня, Вадим! – серьезно сказал он, сев на стул рядом со мной.
- Мне надо увидеть жену и дочь!
- Болван! Если бы все делал как надо, то теперь отдыхали бы с ней на каком-нибудь престижном курорте! Что же теперь с тобой делать-то?
- Для начала дать встретиться с семьей…
- А ты понимаешь, что шутить с нами очень опасно? Смертельно опасно? – сказал он мне, злобно сверкая глазами. Будь его воля, он бы сам, наверное, пристрелил меня, – В общем, теперь дела обстоять так. У нас не прощаются такие выходки, которые ты проделал. Не стану скрывать, что был дан приказ о твоей ликвидации. И мы бы это сделали, если бы обнаружили тебя на недельку раньше. Но, на твое счастье, появилась возможность повторить операцию. Это твой последний шанс. И на этот раз твоя семья будет под нашим непрерывным контролем.
Он поднес свое лицо ко мне и злобно прошипел, с ненавистью глядя в глаза:
- Теперь я не буду держать тебя! Можешь сматываться в любой момент, но я в этом случае разделаюсь с твоей семьей! Ты понял?
Я вскочил на ноги, но сдерживался, чтобы с размаху не врезать по морде Буйнова. Во мне кипели ярость и ненависть. «Эх! Ну неужели у меня так и не появится возможности заехать чем-нибудь очень тяжелым и твердым по этой лысине!?» - с огромным чувством досады думал я. Это было все, чего я желал в тот момент. Сквозь зубы я сказал ему:
- Слушай, ты, хрен лысый! Я же прекрасно понимаю, что вы в любом случае не оставите в живых ни меня, ни мою жену! Так что придумай стопроцентную гарантию, что этого не произойдет. И тогда ты получишь успешное завершение операции!
Выражение лица Буйнова сразу сменилось на озадаченное. Он покачал головой, потом нервно начал расхаживать по комнате. Через несколько секунд он взял себя в руки и начал говорить:
- Да, ты прав, свидетели данной операции крайне нежелательны. Но, с другой стороны, Вадим, ты проявил незаурядный характер и такие качества, которые редко можно встретить у наших сотрудников. Тебя бы очень хотели видеть в наших рядах! Ты должен дать согласие работать с нами на профессиональной основе, постоянно. Ты думаешь, мы можем так беспечно раскидываться своими кадрами? Если ты считаешь, что тебя должны убрать – просто переходи к нам! Я думаю, твоя карьера быстро пойдет вверх, а твоя семья будет хорошо обеспечена.
Я вспомнил Татьяну и то, как «обеспечили» ее после смерти мужа. Буйнов нашел разумный и обоснованный вариант, в котором меня вроде бы оставляли в живых. Но я не верил ему. Хотя мне ничего не оставалось делать, как согласиться. Возможно, это немного притупит их бдительность и увеличит мои шансы. Лезть на рожон в такой момент было бесполезно и только осложнило бы мое положение. Надо было подыграть Буйнову и дать убедительное согласие на его предложение.
Я некоторое время сидел, для виду обдумывая его слова, потом задал наивный вопрос:
- Значит, я должен работником ФСБ?
- Именно так! Это повысит наше доверие к тебе. Кроме того, убийство Эдварда Стейна можно морально оправдать для какого-нибудь другого человека, которого вынудили сделать это, но не для нашего сотрудника. То есть ты не оправдаешь ликвидацию Стейна давлением на тебя. Скажу тебе прямо, что это убийство для нас будет, кроме бумаг, дополнительной гарантией нашего профессионального сотрудничества в будущем.
Значит, и в новом варианте операции предусматривалось убийство моего двойника. Действительно, если я совершу это, то буду повязан с «конторой» навсегда.
- Только прошу всегда учитывать, что убийства – это не мой профиль! – я говорил это, продолжая играть роль решившего стать профессиональным агентом, – Это не в моих убеждениях и принципах! Желательно, чтобы это задание было единственным, где мне придется лишить жизни человека.
- Не беспокойся, Вадим! Ликвидация объекта – крайняя мера, которая применяется только в исключительных случаях. Естественно, твои склонности будут учитываться при разработке последующих операций.
Не знаю, верил ли мне Буйнов. Если не верил, то играл убедительно.
- Значит, ты согласен? – спросил он меня, - В таком случае, ты подпишешь соглашение с нами…
Вот этого мне очень даже не хотелось! Надо было отложить этот шаг.
- Хорошо, но не боитесь ли вы, что лет через пятьдесят откроют архивы, и выяснится, что именно ФСБ организовало убийство Эдварда Стейна?
- Такое, конечно, не исключается. Но бумаги ты можешь подписать и после операции. А до этого времени ты должен будешь пройти детальную проверку во всех инстанциях наших органов.
Я понял, что Буйнов подыгрывал мне. И что его слова о безопасности моей жизни – блеф. Скорее всего, им нужно будет оставить как можно меньше улик и тем более бумаг после операции. Но у походящего спектакля был один несомненный плюс – в такой обстановке Буйнов уже не мог отказать мне во встрече с женой и дочерью.
- До или после операции – подпишу, когда будет угодно! Но мне очень хочется увидеть свою семью.
- Хорошо, встречу организуем, – сказал Буйнов нехотя, – Но только один раз! Операция будет через месяц, и тебе надо поправиться хорошенько. Иначе ты теперь напоминаешь тень Стейна, а не его самого.
- Ладно, буду усиленно питаться… Но позвонить Марине можно?
Буйнов какое-то время колебался, но теперь деваться ему было некуда. Все-таки нельзя было слишком ограничивать контакты с семьей для новоявленного «сотрудника».
Он взял мобильный, набрал номер и велел кому-то передать трубку Марине.
- Марина?
- Вадим! Вадюша! Ты жив! – услышал я в трубку радостный и счастливый крик жены.
- У меня все нормально. Как вы? Как Алина?
- Здесь все нормально. Только… Сам понимаешь, под постоянным присмотром… Как ты сам?
- Тоже неплохо. Скоро увидимся! Поцелуй за меня Алину!
- Да, Вадюша! Конечно поцелую…
Мы замолчали на некоторое время. Хотелось сказать очень многое, но я даже не знал, с чего начать.
- Вадим! – после некоторой паузы произнесла она грустным голосом.
- Да?!
- Ты прости, что не получилось…
Она имела в виду наш побег. Я ее прекрасно понял. Только почему-то она себя винила в нашей неудаче.
- Не переживай, Мариш! Все будет нормально! Все будет хорошо!
Мы еще несколько секунд молчали в трубки, пока Буйнов не начал делать знаки, означающие, что мне пора завершать разговор. Я попрощался Мариной и передал трубку Буйнову. На индикаторе мобильника высвечивалось три латинские буквы Z, под которыми был сохранен номер абонента, но сам номер мне увидеть не удалось.
Я задал вопрос, который интересовал меня с того момента, как Сергей надел на меня наручники в таежной деревушке:
- А как вы все-таки нашли Марину?
Буйнов довольный заулыбался.
- Ты недооцениваешь наши возможности!
- А все-таки!?
- Все очень просто. Еще до знакомства с тобой мы изучали твое прошлое. Была и информация о твоем соседе по общежитию во время учебы в институте, и о его деде, живущем в Сибири. Мы решили проверить ту деревушку и, к своему удивлению, обнаружили там твою жену с дочерью. Марина действительно смогла скрыться от нас, но мы все-таки вычислили место вашей встречи!
Значит, Марина была не при чем. Она смогла оторваться от «хвоста» и не попасться в поле зрения «конторы» во время пути. Это я был виноват, что не учел такого возможного провала. Славу я не видел после окончания института, только как-то слышал, что он уехал за границу. Я даже не предполагал, что Буйнов с коллегами смогут ухватиться за эту нить, которая привела их к месту нашей планируемой встречи.
- Завтра подъедет Татьяна Владимировна. Андрея при этой подготовке не будет. Да и не нужен он теперь. Мы теперь убедились, что и без его уроков ты мастерски можешь делать разные дела!
Это он как бы похвалил мой удачный, но безрезультативный побег. Но меня осенила мысль, что Андрея возможно уже нет в живых. Может быть, его уже успели ликвидировать до решения повторить операцию.
Таня приехала на следующее утро. Не стесняясь Буйнова, она подошла ко мне и крепко обняла.
- Мне очень жаль, Вадим, что тебя постигла неудача! – прошептала она мне на ухо, - Но я рада видеть тебя живым!
Она нежно поцеловала меня в лоб. Я без всякого смущения смотрел в ее бездонные, синие и влажные от сдерживаемых слез глаза, которые теперь совсем не прятали жизненную боль и одновременно сияли искренней радостью от нашей встречи.
- Слушай, что с Андреем? Он жив? – спросил я в нетерпении.
- Жив… Пока жив… - ответила мне Татьяна, - Я его видела три дня назад.
Мне стало легче на душе. Значит, пока операция «Стейн» обходилась без человеческих жертв.
Буйнов делал вид, что не обращает внимания на нас с Татьяной, и о чем-то переговаривался с охранником. Затем он спросил Татьяну, не устала ли она с дороги, посоветовал ей попить кофе и пригласил меня в библиотеку.
В этот раз он не стал тянуть с планом предстоящей операции, а сразу изложил его, чтобы мы направленно отрабатывали его с участием Татьяны. Он утверждал, что в этот раз переводимые суммы будут гораздо меньше. В прошлый раз был очень удобный случай, связанный с окончанием финансового года в Соединенных Штатах и предстоящей реорганизацией компании, когда на счетах собралось достаточно много свободных денежных средств, которые Стейн мог свободно перевести в течение короткого времени. Теперь для этого потребовалось бы время и много других мероприятий для аккумуляции на счетах денег с других активов. Но четыре-пять миллионов всегда оставались в прямом распоряжении Эдварда Стейна, которые как раз и требовалось перевести. К тому же такая сумма могла вообще не вызвать подозрений у финансовых служб компании.
- В конце июня был, наверное, единственный шанс для проведения работы в крупных масштабах, – сказал Буйнов, с укором глядя на меня, – Мелкие варианты, как теперь, даже не рассматривались. Но все-таки решили теперь провести операцию и с такой незначительной суммой.
Я подумал, что для кого-то четыре миллиона, оказывается, мелочь! С другой стороны, «на безрыбье и рак - рыба!» - вспомнил я поговорку.
На этот раз местом проведения была вилла Стейна в Ницце, куда он периодически приезжал отдохнуть. «Конторе» удалось добыть подробные планы и схемы электропроводок виллы. В назначенный вечер человек, внедренный в прислугу виллы, устраивал короткое замыкание, оставляя без света часть дома. Мы с другим агентом должны были приехать в качестве электриков для починки неисправности, причем я буду в латексной маске и гриме.
Комната с электрощитами находилась в глухой комнате подвала. Внедренный сотрудник уже должен был скрытно находиться там в это время, причем в такой же маске, какая и у меня. Считалось, что охрана будет наблюдать за нами, но все равно появится возможность поменяться с моим «двойником» и уйти по достаточно широкой кабельной шахте в верхнюю комнату. Получалось, что я должен был работать с двумя разными двойниками в ходе операции!
- А почему бы вам не использовать латексные маски и с Эдвардом Стейном? Операцию в этом случае мог бы провести какой-нибудь мясник из ваших кадровых арсеналов, - съязвил я, как только услышал о втором двойнике в маске.
Буйнова не смутило мое замечание. С серьезным видом он пояснил:
- Маска – вещь достаточно заметная, но к такому простому человеку как электрик, которого к тому же видят в первый раз, никто особенно не будет присматриваться. А с хозяином виллы дело обстоит иначе. Любой изъян или неестественный оттенок на лице сразу привлечет внимание.
Затем он продолжил изложение плана операции. По нему после моего ухода по кабельной шахте неисправность электричества устранялась, и двое сотрудников покидали территорию виллы. Я должен был по намеченному на плане пути пробраться в спальню Эдварда, спрятаться там и ликвидировать его при первом удобном случае в то время, когда он соберется спать. Оружие я должен был получить от сменяющего меня «двойника-сотрудника». Дальше от меня требовалось спрятать труп и сделать все практически так же, как в плане первой операции. Только покинуть виллу должен был открыто, вызвав машину и выехав с минимумом охраны в направлении Марселя. По дороге, потребовав остановки в одном из отелей, я смог бы уйти от телохранителей и выйти из операции.
Операция показалась мне такой же авантюрной, как в первом варианте, а ее концовка очень небрежной. Впрочем, я был в роли «пушечного мяса», и наверняка в случае провала у них были предусмотрены возможности моей экстренной ликвидации.
Буйнов спросил, все ли понятно в изложенном плане, затем положил на стол план предстоящей операции и ушел из библиотеки. Через минуту туда вошла Татьяна. Она прижала палец к губам, чтобы я молчал и не начал говорить о чем-нибудь. Я догадался, что она боялась «жучков», которыми могли напичкать библиотеку и другие комнаты, чтобы контролировать наши разговоры.
- Может быть, прогуляемся? – спросила она меня.
Мы вышли из дома и направились по асфальтовой дорожке.
- Я очень рада, что ты жив и здоров, Вадим! И что операцию решили повторить, – сказала она, тесно пожимая мою руку.
- И я рад видеть тебя живой и невредимой! Только ситуация наша теперь даже сложнее, чем была в прошлый раз.
- Да, ты прав! Мне теперь совсем не доверяют. Уверена, что в доме поставили жучки, чтобы прослушивать наши разговоры. Со мной теперь не церемонятся, - Татьяна замолкла на время, потом, глядя в сторону, добавила: - В любой момент могут убрать…
Это я понимал и без ее слов. Я сжал крепко ладонь Татьяны и, стараясь не жестикулировать, сказал ей:
- Надо что-то делать! И мне не оставляют никаких шансов, удерживая клещами мою семью. Мне кажется, что теперь все зависит от тебя. Если ты сможешь выбраться отсюда и найти какую-нибудь защиту всем нам.
- Не знаю… У меня есть кое-какой материал, проливающий свет на темные делишки «конторы». Но кому его преподать? Кто нас сможет защитить? Даже если опубликовать что-нибудь и взбудоражить общественность, нас все равно уберут. Живой свидетель может быть опаснее компрометирующих бумаг.
Мы расстались на ночь в надежде, что найдется выход из создавшейся ситуации. Но не смогли придумать ничего путного. Чувство безысходности росло с каждым днем, приближающим срок начала операции. Татьяну тоже изолировали здесь, на даче, не позволяя никуда выезжать, что уменьшало наши шансы на спасение.
Готовясь к операции, я выучил наизусть и отрепетировал с Татьяной все сценарии. Целые дни мы проводили вместе. Возможно, я бы сильно увлекся этой красивой и обаятельной женщиной, если бы общение с нею происходило при иных обстоятельствах. Но в критических условиях, в мучительных поисках пути выживания мы оставались только очень близкими друзьями. Как я понял, полковнику она уже была не нужна, что, в свою очередь, сильно уменьшало ее шансы остаться в живых.
Буйнов после моих неоднократных требований все-таки устроил встречу с родными. Она прошла приблизительно так же, как после моего выхода из следственного изолятора. Алина очень соскучилась по мне и не слезала с моих рук. Марина была очень напряжена.
В этот раз Буйнов был рядом и слушал все, о чем мы говорили женой. Постоянно ощущая его присутствие, мы переговаривались с Мариной короткими фразами. Я старался уверить жену, что в этот раз все будет нормально и что все закончится благополучно. Я даже не упоминал об опасности для нее и дочери, а пытался представить дело так, что опасность раньше вроде бы и угрожала мне, но теперь найден выход, так как скоро я стану постоянным сотрудником органов госбезопасности.
Когда попили чай, Алина слезла с моих колен и начала играть с куклой, которую я купил ей в подарок перед свиданием. Мы с Мариной молча смотрели на дочь. Буйнов на минуту вышел из комнаты.
- Неужели и Алину посмеют тронуть? – вдруг спросила Марина.
У меня перехватило дыхание от ее вопроса. До этого момента она молча слушала меня, но не верила ничему, понимая, что я только успокаивал ее. Что я мог ответить ей? Ответ знал Буйнов. Хотелось верить, что он и его коллеги по «конторе», в крайнем случае, пощадят пятилетнюю девочку. Но я уже достаточно знал злобность и мстительность Буйнова, чтобы строить иллюзии по поводу его гуманности и благородства. Я понимал, что эта сволочь на все способна, если не смогу срочно найти какой-нибудь безопасный выход из оков «конторы» или, в противном случае, провалю задание.
- Нет, Алину не тронут… - сдавленным голосом уверил я Марину.
Своим ответом я подтверждал приговор, вынесенный нам с женой. Мы оба понимали, что нас ждет впереди, и оба переживали теперь о самом беззащитном и самом драгоценном для нас человечке – нашей дочери. Неужели и ей предстоит расти одной, без родителей? Так, как выросли мы с Мариной? Неужели и ей уготована такая же судьба?
Чувство безысходности и отчаяние полностью овладели мной. Я готов был лезть на стены. В любой момент я мог сорваться и натворить глупостей. Мне стоило огромных усилий сдерживать себя.
Расставаясь, мы с Мариной держались из последних сил, чтобы не броситься в объятия друг друга и не разрыдаться. Надо было вести себя спокойно или даже непринужденно и весело, чтобы не травмировать Алину. Надо было выстоять до конца ради нее.
Вернувшись на дачу, я лихорадочно обдумывал разные планы. Но ни один из них не имел какого-либо значительного шанса. Татьяна понимала мое отчаяние и успокаивала меня, как могла, хотя ее состояние было не лучше. Она тоже была обречена, а угроза ее сыну была не меньшей, чем моей дочери.
За три дня перед выездом на операцию Буйнов еще раз обсудил со мной различные детали. Я уже не мог спрятать от него свое подавленное состояние.
- В этот раз, Вадим, ты сделаешь все без фокусов! Если еще раз подведешь меня, я лично займусь судьбой твоей дочери, несмотря ни на какие нравственные принципы! – вдруг зло сказал он мне перед тем, как уйти.
Я был в шоке от его слов. Не было сомнения, что этот гад способен на все. Он, в свою очередь, понимал, что я не верил его словам о сохранении моей жизни в случае продолжения работы на них и сейчас открыто признался, что мы с женой были обречены. Теперь вопрос стоял не о наших с ней жизнях, а о жизни нашей дочери.
Господи! За что же все это выпало нам!? За что должно было страдать безгрешное дитя?! Мне, Марине и Татьяне оставалось только молиться о чуде. Но чуда так и не произошло.
Когда я уезжал, Татьяна, не обращая ни на кого внимания, разрыдалась. Она не могла сдерживать свое отчаяние. Буйнов сразу увел ее в дом. Я не торопился садиться в машину, пытаясь разглядеть в одном из окон лицо Татьяны и хотя бы жестом попрощаться с ней навсегда. Но я так и не увидел ее. У нас была одна беда, и мы не смогли преодолеть ее. Теперь мне оставалось только безупречно выполнить задание, чтобы спасти свою дочь.
11
Ницца приветствовала меня буйством красок, тепла, неповторимого воздуха. Здесь кругом была жизнь. Пляжи, отели, рестораны, виллы, яхты, машины – все это было в каком-то другом мире, от которого меня отделяла непроницаемая стена. Все проходило мимо моего сознания, для меня все это потеряло всякий смысл и ценность. Два дня я никуда не выходил из отеля, где мы остановились. Буйнов остался в Москве. Со мной во Францию вылетел Сергей – тот самый, который поджидал меня в конце моих таежных приключений. Больше никого из представителей «конторы» со мной во Франции не было.
Моим напарником оказался коренной француз по имени Пьер. Похоже, он был простым уголовником, а не «сотрудником». Возможно, он не понимал, во что ввязался, и что его ждала такая же печальная судьба, как меня. Он совершенно не понимал по-русски. С английским у него тоже было туговато. Во время подготовки нам пришлось общаться знаками.
Создавалось впечатление, что операцию спланировали и обеспечили на «авось» - а вдруг что-нибудь да получится?
Вечером двадцать первого августа мы выехали с Пьером по вызову на виллу Эдварда Стейна. Сергей уже был научен тонкостям нанесения грима и быстро подлатал изъяны после того, как я натянул маску из латекса на лицо.
С охраной разговаривал Пьер, игравший роль старшего в нашей имитируемой бригаде электриков. Без особых проблем нас пропустили и проводили в подвал в щитовую, откуда разводилось электропитание по всей вилле. Охранники не стали стоять у нас за спиной в тесном помещении и вышли за дверь. Из-за металлического шкафа, стоявшего в углу, к нам вышел человек в такой же униформе, какая была на нас с Пьером, и с таким же лицом в маске, как мое. Он протянул мне пистолет с глушителем. Я полез в кабельный канал, ведущий наверх, и оставил Пьера с двойником в щитовой.
До комнаты Эдварда я добрался быстро и спрятался на балконе во второй части спальни. Вскоре включился свет. Последствия устроенного слугой короткого замыкания были устранены. Я услышал звук автомобиля, на котором мы с Пьером приехали сюда. Проникновение на виллу прошло гладко, без проблем. Липовые электрики покинули территорию виллы, а охрана не подозревала о присутствии постороннего в спальне их хозяина. Мне оставалось ждать несчастного Эдварда.
Он появился приблизительно через час. Из-за края штор я хорошо разглядел его. Он был в белой пижаме и действительно очень похож на меня. Не просто похож – мы были самыми настоящими близнецами. Сколько же жертв повлечет за собой наша схожесть! Я, Марина, Татьяна, Андрей, двое французов, недавно уехавших отсюда, Сергей и он сам, Эдвард Стейн, богатый и удачливый человек, чье тело обнаружат завтра под его кроватью. Мне не оставили шанса. Я должен был убить его, чтоб выжила моя дочь. Да простит меня бог!..
Эдвард что-то сказал прислуге и хлопнул дверью. Он позвонил по мобильному телефону, а затем сел на край своей широкой кровати всего в полутора метрах от меня и начал изучать какие-то бумаги, которые принес с собой. Я подумал, что его рабочий день даже здесь, в Ницце, начинался и завершался в постели. Ведь он правил миллионами, правил миром! А я, по какому-то странному велению природы оказавшийся очень похожим на него телом, стоял рядом с ним и решал его судьбу.
Надо было стрелять через раскрытое окно, пока он не лег в постель. Иначе придется прятать кровавые пятна на белом постельном белье. Я поднял пистолет, прицелился в него…
Нет, я не мог нажать на курок! Я стоял с нацеленным пистолетом и не мог довершить эту часть операции. А сделать это было нужно, несмотря на то, что это очень нелегко, на то, что Эдвард ни в чем не виновен и очень симпатичен мне. Это нужно сделать ради Алины! Но я не мог…
Хоть бы он вышел на балкон! Тогда бы я вынужден был стрелять! Но Эдвард, закончив изучение бумаг и сделав какие-то пометки на них, выключил свет и лег в постель. Я так и не смог выстрелить и продолжить операцию.
Я присел на корточки и беззвучно заплакал от собственного бессилия, от страха за Алину, от отчаяния. Я просидел на балконе, но не решался войти. Если я сделаю это, и он проснется – мне придется стрелять!
Нет! Нельзя здесь сидеть дальше! Или надо решиться и довершить операцию, или… А что если войти к нему, разбудить и все рассказать? Ведь он же может что-то предпринять? Если, конечно, поверит…
Да, он может спасти, но только меня. Завтра утром Марины и Алины не будет в живых…
Шансов было очень мало, но надежда, пусть слабенькая, была. Я теперь был уверен, что не смогу выстрелить в Эдварда. Уйти из виллы, спустившись с балкона и перемахнув через ограду с сигнализацией еще можно попробовать, но куда потом идти? Пока я доберусь до кого-нибудь и попрошу помощи, моя семья погибнет. В любом случае, Эдвард теперь был единственной надеждой.
Я тихо вошел в спальню и включил лампу. Эдвард зажмурился от света, потом удивленно уставился на меня. Я приложил палец к губам и на английском попросил его молчать:
- Тише, прошу Вас!
Эдвард смотрел на пистолет с глушителем в моих руках, пытаясь сообразить, что же на самом деле происходит. Я медленно, подбирая слова, начал объяснять ему происходящее:
- Меня послали сюда, чтобы убить Вас. Я не смог это сделать! И не смогу… Я очень прошу Вас помочь мне! Смерть грозит моей дочери и жене, если я не выполню того, что мне приказали сделать!
Эдвард понемногу начал приходить в себя. Вероятно, он лихорадочно соображал, как же выпутаться из этой ситуации. Я не мог просто так отложить пистолет в сторону, так как он в этом случае мог вызвать охрану и начался бы переполох. Если бы даже в этом случае мне поверили и решили помочь, то начали бы это делать слишком поздно. Мне нужно было сначала убедить самого Эдварда, чтобы он взял ситуацию под свой контроль.
Но поверит ли он мне? Даже если и поверит, то поможет ли? Если мы схожи внешне, то как сильно разнятся наши души? Способен ли он доверять и сострадать? Но мне теперь не оставалось ничего делать, как идти до конца, отдав свою судьбу на его волю.
- Я прошу Вас, выслушайте меня! – умоляюще сказал я, - У меня очень мало времени, и каждый лишний час грозит гибелью моей семье и многим другим людям! Я из России…
Я вкратце рассказал ему, как и по какой причине я оказался здесь. Эдвард слушал меня молча. Я попытался яснее объяснить ему свое безвыходное положение. Судя по внимательным глазам, он все прекрасно понимал. Когда я закончил, он слегка покачал головой, и произнес:
- Предположим, что все так и обстоит. Но как я могу помочь Вам? Что я могу сделать для Вас в течение ближайших часов? Ведь здесь замешана, насколько я понял, служба безопасности Вашего государства!
- Я даже не знаю, сможете ли Вы мне помочь… Но Вы – единственный шанс для моей дочери! Я сам готов тысячу раз погибнуть, если это поможет ей!
- Но что же конкретно я могу сделать для Вас?
- Вы могли бы через влиятельных лиц связаться с Москвой и потребовать защиты для моей семьи. Ваш авторитет, участие других высокопоставленных людей даст шанс, что спецслужбы не решатся устранить важных свидетелей. Я предоставлю все данные, которые только возможны, чтобы в России вовремя могли определить и нейтрализовать то подразделение, которое проводит эту операцию.
- А Вы понимаете, что если само государство окажется причастным к этому делу, то оно постарается не допустить огласки столь странной операции, жертвой которой я должен был стать?
- Понимаю! В этом случае только один Президент можем помочь своим волевым указанием. Но есть подозрение, что вся операция – самодеятельность некоторых лиц, которые используют ФСБ в своих личных целях.
- Хорошо! Только отдайте, пожалуйста, пистолет. Мне еще никогда не приходилось видеть оружия, предназначенного для моего убийства!
Я посомневался, стоит ли это делать. Ведь это мог быть только трюк, и Эдвард в этом случае сразу вызовет охрану.
- Прошу Вас, не вызывайте сразу охрану! Если будет переполох, то пройдет время, и я уже ничем не смогу помочь моей жене и дочери!
Я неуверенно передал пистолет Эдварду, предоставив тем самым ему свою судьбу. Я очень надеялся, что он не бездушный человек и поймет мое горе.
- Джон! – неожиданно он крикнул громко в сторону двери, как только пистолет оказался в его руках. Через мгновенье в комнате оказался охранник. Он удивленно посмотрел на нас, подскочил ко мне, выхватил пистолет и приставил его к моему виску. Он начал что-то быстро говорить по рации, и в комнату влетело еще несколько охранников. Все они держали в руках оружие и что-то кричали. Начался самый настоящий переполох. Я подумал, что ошибся в Эдварде…
- Стоп! – неожиданный и яростный окрик Эдварда заставил всех замереть. Все с недоумением, молча уставились на Эдварда, но он уверенно и спокойно начал давать приказания: - Всем спрятать оружие! И выйти из комнаты! Срочно позвать ко мне начальника охраны и Элис!
Он начал куда-то звонить. Видимо, он кого-то разбудил, но потребовал срочной встречи. Начальник охраны вошел в комнату еще до того, как охранники покинули комнату. Он с изумлением смотрел на нас и попытался о чем-то спросить.
- Не сейчас, Билл! – перебил его Эдвард. Он дал ему несколько указаний. Элис, худощавая смуглая женщина, секретарша Эдварда, прибежала в комнату Эдварда в халате. Ей было дано указание срочно связаться с дядей Ричардом Стейном.
Эдвард дал указание и мне тоже:
- Возьмите лист бумаги и вкратце напишите о Вашей жене с дочерью, а также всю информацию, которую знаете, о спецслужбе, которая разработала это дело! Главное, укажите руководителей.
Вместе с Мариной и Алиной я указал Татьяну и ее сына. Обвел их имена линией и надписал: «Надо спасти!» Затем расписал данные о «конторе», которые знал. Фамилию, имя, отчество и некоторые другие данные о полковнике, которого я не видел, но который заправлял из-за кулис этой операцией, сообщила мне Татьяна. Она была уверена, что есть и генералы, но, к сожалению, руководители более высокого ранга нам не были известны.
Вошел начальник охраны и сообщил, что у одного из грузовых причалов полиция недавно обнаружила машину с двумя трупами в форме электриков. По описаниям, один из них был похож на того, который приходил на виллу сегодня вечером. Второй был похож на одного из людей, нанятых прислуживать в вилле. Кроме того, в машине нашли маску из латекса.
Я вытащил из кармана свою маску. Эдвард посмотрел на меня. Если у него и оставались какие-то сомнения, то теперь он убедился, что я не врал ему.
- Как Вас зовут? – задал он несколько неожиданный для меня в этой ситуации вопрос.
- Вадим! – произнес я на английский манер.
- Вадим! – Эдвард положил свою руку на мое плечо и, глядя прямо в глаза, произнес: - Я постараюсь спасти Вашу семью! Я сделаю все возможное!
Он тоже понимал, что надо действовать без промедления. Уже начался отсчет списка жертв операции «Стейн».
Меня осенила тревожная догадка. Я поделился ею с Эдвардом:
- Я думаю, разработчики операции предусмотрели план моей ликвидации прямо здесь, на вилле, на случай провала или по каким-нибудь другим причинам. Надо бы присмотреть за оставшейся прислугой. Возможно, есть еще кто-нибудь, кто незаслуженно пользуется Вашим доверием…
Билл был рядом и слышал мой совет. Он успокоил нас с Эдвардом:
- Вся прислуга на вилле уже временно изолирована. Повторно проверяются несколько людей, нанятых недавно или временно. К тому же охрана детально осматривает дом и территорию…
Эдварда удовлетворил ответ начальника охраны. Он наспех оделся, отдавая дополнительные распоряжения Элис. Мы вместе вышли из виллы и сели в машину, которая уже ждала нас у подъезда. Как только мы проехали ворота виллы, Биллу, ехавшему вместе с нами, сообщили по мобильному телефону, что в номере гостиницы, где мы жили с Сергеем, никого не обнаружили. Я описал Биллу приметы Сергея. Он выслушал меня и сразу позвонил в местную полицию, передав мои слова. Уже через пять минут дежурный полицейский сообщил, что нашли тело с похожими приметами в одном из мусорных бачков недалеко от гостиницы.
Список жертв увеличивался. Только бы успеть! Я боялся даже допускать мысль, что Марину и Татьяну могли убрать и раньше, до начала операции, и что они уже возглавляют этот мрачный список.
От следующего сообщения из виллы мы все испытали некоторый шок. На чердаке, прямо над комнатой Эдварда, обнаружили заряд пластида с часовым механизмом. Взрыв должен был состояться через двадцать семь минут. Всех людей сразу эвакуировали. Бомба оказалась примитивной, и ее обезвредили, не дожидаясь саперов. Теперь дом осматривают повторно.
Скорее всего, взрывное устройство установил тот самый слуга в маске, который сменил меня вечером и которого теперь уже нет в живых. Я понял, что с помощью взрыва «контора» рассчитывала замести следы и убрать меня, неважно, выполнил бы я задание или нет, а может быть даже провалился. «Контору» не беспокоило, что при взрыве могло пострадать и погибнуть много людей.
Мы проехали целых полчаса. Эдварда не сильно смутило сообщение о возможном взрыве. Он продолжал созваниваться с разными людьми и теперь кому-то что-то объяснял по телефону на французском. Мне показалось, что он передает мой рассказ. Вскоре мы подъехали к зданию местного муниципалитета. За нами остановилась другая машина, и из нее вышел седой человек, по всей видимости, обладавший большой властью. Как я понял, именно ему только что звонил Эдвард, стараясь заранее ввести в курс дела и выиграть время. Мужчина осмотрел меня, убеждаясь, что я действительно очень похож на Эдварда.
- Недавно обезврежено взрывное устройство прямо над комнатой мистера Стейна,– доложил ему Билл, – Кроме того, по сообщениям из полиции, найдены первые три жертвы. Надо срочно предпринимать меры, чтобы спасти тех, кто остался в Москве.
Мужчина кивнул головой, на французком что-то сказал Эдварду, взял из его рук лист с моими записями, и уехал.
Эдвард еще несколько минут кому-то звонил. Потом жестом указал всем садиться в машину.
- Механизм запущен. Теперь остается только ждать результатов! – сообщил он, как только машина тронулась с места.
А Москве в это время было уже около четырех часов утра.
Мы приехали обратно на виллу. Человек из охраны доложил, что дом проверен многократно и больше ничего подозрительного не обнаружено. Расследование показало, что один из найденных у причала покойников действительно был из числа прислуги на вилле и именно он установил взрывное устройство.
Телефон Эдварда не смолкал. На некоторые звонки он отвечал кратко: «Нет времени сейчас говорить! Со мной все нормально! За подробностями звоните Элис!»
- Кажется, пол-Америки всполошилось! - объяснил он, - Мне звонят родственники и знакомые, пытаются узнать, что происходит.
По версии, которую выдавала Эллис всем переживающим за Стейна людям, в дом забрался вор, которому удалось бежать. На это пришлось идти учитывая тот факт, что слух о переполохе в доме Стейна мог просочиться до ушей прессы, и на этот случай ей выдавали самый простой и безобидный вариант причины переполоха.
Мы разместились в рабочем кабинете Эдварда. Я весь дрожал от нервного напряжения. Он предложил выпить вина, чтобы немного расслабиться. Я пил тончайшее и дорогое французское вино, но совершенно не ощущал его вкуса.
Вошел Билл и начал докладывать:
- Недавно из Москвы по дипломатическим каналам сообщили в Париж о грозящей Вам опасности. Вечером на Лубянку пришла женщина, которая сообщила эту информацию. В Москве уже идет большая оперативная работа по сигналу…
Это была Татьяна! Я был уверен в этом! Значит, она жива! Но где ее сын? Где мои жена и дочь?
Каждая минута для меня была вечностью. Я не находил себе места и нервно ходил из одного конца кабинета в другой.
Через полчаса Билл вошел и начал докладывать снова:
- Арестованы некоторые руководители отдела госбезопасности, замешанные в этом деле. Женщина оказалась той самой Татьяной Величко, указанной в списке возможных жертв. Недавно обнаружили ее сына. Они теперь в полной безопасности! – он повернулся ко мне, - Продолжаются поиски Вашей жены и дочери…
Значит, Татьяна спаслась! Она приняла правильное решение, направившись на Лубянку. Скорее всего, только этой ночью у нее появилась такая возможность, и она сделала это. Я был рад за нее и за ее сына. Но… Теперь оставалось ждать вестей о Марине и Алине.
Я ходил широкими нервными шагами по кабинету. Успокоительное, которое принесла мне Элис, совершенно не действовало на меня. Билл периодически появлялся в кабинете, перед докладом смотрел с сочувствием на меня и отрицательно качал головой, давая понять, что хороших вестей для меня нет.
По его сообщениям из Москвы просили не раздувать это дело, сильно дискредитирующее ФСБ и постараться замять его. В другой раз он доложил, что во Францию срочно вылетели дядя Эдварда и его мать.
- Господи! Ей-то зачем в таком возрасте лететь через весь океан! – воскликнул он и начал звонить ей, выйдя из кабинета в приемную.
- Не понимаю маму! – с удивлением произнес Эдвард, возвращаясь обратно, - Утверждает, что обязательно должна быть здесь завтра же! И очень-очень просила помочь тебе во всем, в чем только смогу и даже в том случае, если для этого потребуется все наше состояние!
Я решил, что мать Эдварда – очень чуткая женщина. Она, похоже, была уже в курсе событий, но наряду с беспокойством за сына она переживала еще и за меня и моих близких.
Начало светать. Я не мог успокоиться. На Эдварде не было никаких признаков бессонной ночи. Я остановился у окна и начал смотреть восходящее солнце. В который раз я молился в душе за мою дочь и жену. Я смотрел на солнце, пока оно не поднялось из-за гор и не начало ярко светить, ослепляя мне глаза. Я обернулся и не сразу разглядел из-за бликов в глазах вошедшего секунду назад начальника охраны.
- Я рад за Вас, Вадим! Ваша жена с дочерью теперь в полной безопасности!
Я не сразу воспринял слова Билла. До меня дошло значение его слов, как только я разглядел его широко улыбающееся лицо. Мой громкий протяжный крик оглушил всю виллу. Я сжал кулаки и зажмурил глаза. Моя дочь и жена спасены! Спасены! Они живы! Я увижу их! Мне хотелось плакать от счастья, слезы сами шли из моих глаз.
Эдвард встал и горячо обнял меня. Я не выдержал, разрыдавшись в его объятиях.
12
Мы стояли в международном аэропорту в Париже, куда вылетели первым же утренним рейсом. Я рвался домой, к Алине и Марине, но мать Эдварда перед вылетом узнавшая о том, что все закончилось успешно и мне не терпится обратно в Россию, потребовала, чтобы меня задержали здесь до ее прилета, а мою семью первым же рейсом отправили сюда во Францию. Впрочем, у местных спецслужб и полиции было много вопросов ко мне, пусть даже дело было решено замять. Теперь предпринимались все меры, чтобы информация не просочилась в прессу. Не знаю, как уладили дела с визами и с отсутствием у Марины международного паспорта, но авторитет семейства Стейнов был очень высок, и через несколько часов самолет с моей семьей приземлился в Париже.
На Марине было то же самое простое белое платье, в котором я видел ее в последний раз в Москве. Она со слезами и ревом, а Алина с радостными криками вместе повисли на мне, и я долго их не отпускал от себя. Теперь все было позади. Теперь все мы прекрасно понимали, что означает истинное счастье!
Их сопровождал аккуратный на вид мужчина в простом деловом костюме. Он наблюдал в сторонке всю сцену нашей радостной встречи и затем подошел ко мне.
- Следователь капитан Дегтярев, – представился он, – Я с Лубянки, из отдела внутренних расследований. Мне надо будет поговорить с Вами, как только представится возможность.
Я кивнул головой в ответ, хотя мне совсем не хотелось сейчас общаться с какими бы ни было официальными лицами.
Нас всех повезли в загородный дом, принадлежащий Эдварду. Дегтярев тоже получил приглашение сесть в одну из машин. Я ехал в шикарном лимузине с женой, дочерью и Эдвардом. Алина с любопытством изучала просторный салон машины, затем начала разглядывать новый и необычный мир, проплывающий за окном. Марина лежала на моем плече.
- Вы действительно очень похожи, – шепнула она мне, глядя на Эдварда, сидящего напротив, – Но я бы сразу вас отличила!
Я улыбнулся в ответ. Улыбнулся и Эдвард. Скорее всего, он догадался, о чем сказала Марина.
- Я поздравляю вас всех! – сказал он вдруг по-русски с очень сильным акцентом. О его каких-либо познаниях в русском «контора» во время подготовки к операции не сообщала. Эдвард понял мое удивление по поводу знания им языка, и продолжил уже на американском:
- Мой отец два года проработал в России и прекрасно знал русский язык. Я тоже изучал его немного самостоятельно, но из-за отсутствия практики совершенно не воспринимаю на слух, кроме небольшого набора обычных выражений.
Эдвард предложил чего-нибудь выпить из буфета в салоне машины, но мы с женой вежливо отказались. Я крепче обнял Марину, наслаждаясь тем, что мы, наконец, рядом, и что теперь ничего не угрожает нашему счастью. Она заметно похудела за последнее время. Оглядев, в свою очередь, мое лицо, она погладила мои волосы и произнесла:
- У тебя появились седые волосы, Вадим!
Это меня нисколько не удивило. Прошедшая ночь стоила мне величайшего нервного и эмоционального напряжения. Но сейчас все было позади, и не имели значения никакая седина в волосах или морщины на лице.
- Что произошло этой ночью с вами? – задал я Марине давно уже волновавший меня вопрос.
- Держали нас в какой-то квартире на окраине города, - начала рассказывать Марина, - Не знаю точно где, но предполагаю, что на юго-западе Москвы. В семь утра мы со страхом проснулись от непрерывных звонков и ударов в дверь. С нами был человек из «конторы», которого звали Володей. Он открыл дверь и в квартиру ввалился бешенный Буйнов с каким-то мужчиной. Алина разревелась, но Буйнова это только раздражало, и он вел себя еще грубее с нами. Залпом осушил целый стакан водки и полчаса носился по комнате и матерился, кричал, угрожал мне и Алине. Невозможно передать тот испуг, который мы испытали. Особенно сильно я переживала за Алину…
Марина очень разволновалась во время рассказа. Она готова была расплакаться. Я крепко сжал ее в своих объятиях и, успокаивая, целовал ее волосы и щеки.
- Затем кто-то позвонил Буйнову на мобильный, - продолжила Марина, - после чего он начал кричать, чтобы мы быстро собирались. Ударил меня, когда я замешкалась. У нас с дочуркой началась настоящая истерика. Меня связали и засунули в рот кляп, а Буйнов держал Алину и зажимал ей рот, чтобы приглушить ее крики. Мужчина, приехавший с ним, вынес меня на улицу и бросил в машину. Сам Буйнов сел вперед вместе с ревущей Алиной. Я поняла, что это могут быть последние часы в нашей жизни…
У Марины покатились слезы их глаз. Я крепче сжал ее руку. Во мне кипела ненависть к Буйнову и всей его банде. Я уже хотел остановить рассказ жены, чтобы не тревожить еще не зажившую рану, но она только вытерла слезы и продолжила:
- Мы выехали со двора, но тут произошла неожиданность. Дорогу нам преградил микроавтобус, из которого вылетели несколько спецназовцев в масках и с автоматами. За несколько секунд они вышвырнули мужчин из машины и положили их на асфальт под дула автоматов. Минут через двадцать подъехала «Волга», на которой нас повезли на Лубянку. Алина пережила сильный стресс, и не сразу поняла, что опасность миновала. Успокоилась только после того, как я сказала, что мы теперь едем к тебе. Уже через пять минут она крепко спала на моих руках.
Когда мы приехали на Лубянку, врач сделал мне успокоительный укол. Я уложила Алину на диван в одном из кабинетов. Зашел мужчина, представившийся следователем. Я сразу же спросила его насчет тебя…
Тут Марина прервала рассказ и крепко обняла меня.
- Вадим! – глядя мне в глаза, сказала она, - Мне все наши несчастья показались мелочью и ерундой, когда я узнала, что ты жив! Но я разрыдалась так, что следователь долго не мог успокоить меня. Он извинялся за то, что придется срочно расспросить меня кое о чем, после чего нам предоставят комнату для отдыха и сна. Почти целый час я отвечала на его вопросы. Рассказала все, что знала о «конторе» сама или с твоих слов. Затем он оставил нас с Алиной одних. Она крепко спала, а я лежала с ней рядом и плакала. Через час зашел какой-то мужчина и спросил, сможем ли мы с дочерью сейчас же вылететь во Францию к тебе, и вскоре мы уже были в самолете.
Выслушав рассказ Марины, я понял, что ее в буквальном смысле слова успели выдернуть из лап смерти. Я испытывал огромное чувство благодарности к Татьяне. Ведь ее появление на Лубянке сэкономило несколько часов, тогда как Буйнову не хватило всего нескольких минут, чтобы скрыться на машине из Москвы с моими родными.
Картину прошедшего дополнил затем капитан Дегтярев. Оказалось, что Татьяна пришла на Лубянку еще до полуночи. Ей тоже пришлось многое пережить. Ее не выпускали из подмосковной дачи, и вчера вечером повезли куда-то дальше от Москвы. Как выяснилось потом, был уже дан приказ о ее ликвидации. Спас ее Андрей Селиверстов, бывший в числе сопровождающих и которому, по всей видимости, тоже была уготована аналогичная судьба. Андрей смог нейтрализовать водителя и второго сопровождающего в машине. Он доставил Татьяну в Москву и скрылся в неизвестном направлении.
Татьяна на Лубянке требовала срочно принять меры к спасению людей и блокированию операции во Франции. Но к ней отнеслись не совсем серьезно, и оперативно-следственный аппарат раскручивался долго. Сообщение из Франции по дипломатическим каналам с просьбой срочно узнать местоположение и обеспечить защиту людям, в числе которых была и Татьяна, сыграло роль разорвавшейся бомбы. Через час были арестованы руководители «конторы». Информация от них позволила найти сына Татьяны, а потом и мою семью.
Кстати, Татьяна на Лубянке утверждала, что я не убью своего двойника. Она была уверена, что я не сделаю этого и провалю операцию, и боялась, что я могу пострадать не столько от «конторы», сколько от охраны семьи Стейнов. Татьяна знала меня лучше, чем я сам себя!
Было ясно, что счет прошлой ночью шел не на часы, а на минуты и даже секунды. Слава богу, мы все успели. Успел я, успела Татьяна, успел Эдвард – и громоздкие государственные машины двух государств были раскручены и смогли обеспечить спасение людей.
Мы приехали в роскошный особняк Эдварда, когда Марина закончила свой рассказ и немного успокоилась от повторных переживаний. Для Алины открылся новый неведомый и очень интересный мир. Через час она изучила комнаты, которых было множество, объелась пирожных и шоколада, в широком ассортименте предлагаемых ей, познакомилась с большим мраморным догом и, не смотря на языковый барьер, уже нашла друзей из прислуги и таскала их повсюду за собой. Эдвард, с которым Алина тоже быстро нашла общий язык, пару раз сделал восторженные замечания по поводу ее характера и поведения. Мы с Мариной не отходили друг от друга ни на минуту.
Сообщили, что приехали мать и дядя Эдварда. Следуя примеру хозяина особняка, мы все встали, приветствуя худощавую, пожилую миссис Стейн. За ней шел седой мужчина приблизительно ее возраста. Она вошла и целую минуту серьезно рассматривала нас с Эдвардом, затем подошла ко мне и спросила на английском:
- Мне сообщили, что Вы выросли без родителей. Где прошло Ваше детство?
Я назвал город, в котором находился мой детдом. Миссис Стейн взяла меня за руку и знаком подозвала к себе Эдварда.
- Ваши родители погибли в автокатастрофе, когда Вам было девять месяцев? – спросила она меня. Я утвердительно кивнул головой. На глазах женщины вдруг появились слезы, и она крепко сжала мою руку, затем погладила мои волосы. Видимо, и она заметила седину, которая теперь отличала меня от Эдварда. Попросив удалиться из гостиной прислугу, капитана Дегтярева и других лиц, не имевших прямого отношения к семейству Стейнов, она взяла нас с Эдвардом за руки и надрывным голосом произнесла:
- Эд! Это твой родной брат!
Брат?!! Я, как и все присутствующие, замер в шоке. Я чуть не убил своего брата?!! Но как же это возможно? Как мы с ним разлучились и оказались в столь разных уголках земного шара? Как получилось, что у нас сложилась столь разная судьба? Сейчас я испытывал самое больше чувство нереальности происходящего за всю мою жизнь. Такое может быть только в индийских фильмах, но никак не в моей жизни!
Марина, плохо знавшая английский язык, прекрасно поняла значение фразы миссис Стейн. Даже Алина застыла на месте и смотрела на всех удивленными глазами, понимая, что здесь происходит что-то очень важное, но пока непонятное ей.
- Я, то есть мы с покойным мистером Стейном, очень виноваты перед тобой, Вадим! – после долгой паузы, с влажными от слез глазами, начала давать объяснения миссис Стейн, – Тридцать три года назад у нас с Генри родился сын Эдвард. Когда малышу было всего два месяца, муж уехал на несколько месяцев в Россию, где ему приходилось часто работать по линии дипломатии. Компанией тогда заправлял его отец.
Неожиданно пришла беда. Наш малыш сильно заболел в трехмесячном возрасте, но его не удалось спасти. Я пережила страшное горе. Муж боялся оставлять меня одну в Америке и забрал с собой в Россию. Мы прожили полгода в Москве и других городах России, но я не могла забыть потерю сына, не могла успокоиться. Врачи мне сказали, что больше мне нельзя будет иметь детей. И Генри предложил усыновить ребенка прямо там, в России. Знакомые помогли в этом. Нам очень понравился Эдвард, но никто даже не упомянул, что у него есть брат-близнец. В это время ты, Вадим, сильно болел и находился в детской больнице.
Через месяц мы увезли Эдварда в Соединенные Штаты. Ему записали то же самое имя и дату рождения, которые были у потерянного нами малыша. Мало кто знает историю усыновления Эдварда. Он вернул меня к жизни, стал самым любимым человеком на Земле и полноправным наследником нашей семьи. Прости, Вадим, что мы с Генри не смогли дать тебе ту любовь, заботу и воспитание, которое дали Эдварду!
Миссис Стейн обняла нас с Эдвардом и продолжала плакать.
- О тебе, Вадим, я узнала случайно после смерти Генри. Я захотела узнать побольше о настоящих родителях Эдварда, о его корнях, и сделала запрос через посольство год назад. Ответ, который я получила, шокировал меня. Оказалось, что мы с Генри разлучили близнецов! Оказалось, что в том детдоме остался и воспитывался ты, Вадим, родной брат Эдварда. Я не решилась раскрывать перед Эдвардом эту тайну. Я попросила через знакомых узнать о твоей судьбе, Вадим, но так и не получила ответа. Бог сам принял справедливое решение, так необычно соединив вас снова! И я счастлива новому пополнению в семействе Стейнов!
Сказав это, она сияющими глазами смотрела на меня, затем обвела теплым взглядом Марину и Алину.
Я смотрел на Эдварда теми же глазами, какими смотрел он на меня. Брат! Только теперь до меня дошло все великое значение этого слова! Будь трижды прокляты все эти Буйновы и ему подобные! Из-за них я чуть не убил своего родного брата! Из-за них я чуть не потерял всех своих родных!
Мы обнялись с Эдом.
- Брат! Брат! – повторял он по-русски, – Я всегда очень хотел иметь брата!
А мне всегда хотелось иметь хоть какого-нибудь родного и близкого человека на Земле! Я обрел их в лице жены и дочери, только повзрослев. А теперь судьба подарила мне еще одного – настоящего родного брата!
Прошедшие сутки были неимоверно напряженными и круто изменили мою жизнь. Я прошел через ад отчаяния и поднялся на небеса человеческого счастья. Все мои страдания последних месяцев, все мое одинокое детство были компенсированы одним этим днем.
Дом оживился пуще муравейника. Слуги бегали, подъезжали машины, столы накрывались. Вечером у фонтана был устроен пышный ужин с музыкантами и фейерверком. Естественно, праздник был с узким кругом лиц, никого из посторонних, кроме тех, кто волею судьбы уже оказался в доме, не приглашали.
Миссис Стейн просила теперь называть ее мамой. Мне еще надо было привыкать к этому слову. Я никогда не знал, что значит иметь маму. И теперь ею должна была стать эта хрупкая и волевая женщина.
Соответственная просьба была и для Марины, а затем мы Алине долго пытались объяснить, что эта строгая на вид пожилая тетя – ее бабушка. Она в конце концов поняла что-то, и это сразу сняло невидимый барьер для дочурки, которая уже через несколько минут оказалась на руках неожиданно появившейся бабули. Она своим темпераментом уверенно завоевывала сердца новых родственников, особенно у Эдварда. Дядя Ричард тоже не остался в стороне. Можно было только удивляться, как она быстро понимала всех и была понятой, несмотря на то, что могла общаться только на родном языке.
Ричард тоже очень тепло принял меня. Как я понял, по семейной иерархии он находился после миссис Стейн и Эдварда, но ко мне он относился с не меньшим уважением, чем к ним.
После ужина меня пытались достать представители французской полиции и спецслужб, но Эдвард обо всем договорился, и от меня отстали на неопределенное время. Российское ФСБ в лице капитана Дегтярева оказалось в более выгодных условиях. Следователь получал море информации, став невольным участником семейного праздника. Он уже доложил в Москву о новых неожиданных поворотах дела. И после ужина дал объяснение по поводу самой «конторы»:
- Я нарушу многие инструкции и проинформирую Вас, Вадим. Я думаю, Вы имеете полное право знать обо всем.
К сожалению, в наших рядах смогли прижиться недостойные люди и развить бурную деятельность в личных целях. Подразделение, с которым Вам пришлось столкнуться, нигде не числилось. Оно формировалось тайно, в основном из бывших и действующих сотрудников госбезопасности, у многих из которых были проблемы различного характера. Руководителям «конторы» - как Вы ее называете – удалось создать целую систему с большими возможностями. Вы и сами прекрасно понимаете их масштабы и размах. Деятельность «конторы» была связана с различными грязными делами. В основном это заказные убийства и шантаж, и не только на территории России.
Те или иные отголоски деятельности «конторы» уже давно выплывала перед нами, но мы не могли связать все в единое целое и составить полную картину происходящего. Ваш побег в Новосибирске тоже не остался без нашего внимания и создал очень много проблем для тех, от кого Вам удалось убежать. Было поручено разбираться с этим вопросом, но дело шло медленно. Этому препятствовали и высокие чины на Лубянке, связанные с «конторой».
Судя по информации, которой я владею, Вам, Вадим, пришлось многое пережить. Даже не знаю, как выразить все то чувство уважения, которое я испытываю к Вам!..
Мы узнали, как они вышли на Вас. Через одного из генералов, причастных к «конторе», прошел запрос миссис Стейн о Вадиме Гаранине, то есть о Вас. Узнав, в конце концов, что у одного из богатых людей Америки есть брат-близнец в России, в «конторе» возникла идея операции, в которой Вам пришлось невольно участвовать. По всей видимости, это была самая крупная операция, которую они планировали за все время своей незаконной деятельности. Я очень рад, что все закончилось благополучно!
Я выслушал Дегтярева и был несколько удивлен. Значит, о моем сходстве с Эдвардом знали заранее, а не заметили случайно. Запрос миссис Стейн послужил невольной причиной моих приключений, но я, конечно же, ни в чем ее не винил.
После ужина обновленное семейство Стейнов-Гараниных собралось в гостиной. Алина, как и положено, была в центре внимания. Затем я рассказал о своей жизни и о событиях, которые пережил за последние три месяца.
- Я узнаю в тебе бойцовский характер, присущий и Эду! – сказала мне миссис Стейн после того, как я закончил, – Вам с Мариной пришлось пережить невозможное. Теперь все будет хорошо, дети мои!
Дядя Ричард был немногословным мужчиной. Он мало общался с нами весь вечер, но тут встал, подошел ко мне и произнес:
- Я уже стал слишком стар, чтобы вести дела компании. Мне за Эдвардом никак не поспеть. Я надеюсь, ты возьмешь управление делами вместе с братом. У тебя все прекрасно получится! Мы долго не решались вести бизнес в России, несмотря на большие перспективы. Теперь этот вопрос будет решен сам собой!
Эдвард поддержал его слова:
- Да, брат мой, тебе нужно будет многому научиться! Перед нами весь мир и очень много дел!
Он крепко обнял меня. Посмотрев на Марину, он продолжил:
- Будем учиться все вместе! Идти к новым целям с новой командой! Кстати, я бы хотел видеть в ней и твоего друга – Татьяну. Ей тоже многое пришлось пережить, и она, уверен, будет надежным и прекрасным представителем нашей компании!
Я был благодарен Эду за его слова и подумал, что мне хотелось бы найти и отблагодарить еще кое-кого в России после того, как все утрясется. Особенно хотелось увидеть Настю – мою спасительницу и Королеву Тайги.
Марина сидела в стороне и напряженно пыталась вникнуть в наш разговор на английском языке. Она все-таки смогла понять слова Эдварда насчет Татьяны. Я подмигнул жене, вспоминая ее приступы ревности к синеглазой блондинке. Она только улыбнулась мне в ответ.
- Мне надо будет извиниться перед Татьяной Владимировной. И сам меня извини, что вела себя так ужасно! – сказала она.
Я весело махнул рукой на ее слова, давая понять, что это теперь не имеет никакого значения.
Стесненная плохим знанием английского, Марина редко участвовала в наших разговорах. Но вдруг она решительно вышла на середину комнаты и встала, со странной улыбкой глядя на меня.
- Этот день какой-то сумасшедший, но самый счастливый в моей жизни! – начала она говорить по-русски, стараясь четко выговаривать слова в надежде, что ее пойму не только я, – Вадим, как ты думаешь, сюрпризы этого дня закончились?
Глядя на ее лукавую улыбку, я не мог понять, к чему она клонит. Но лихорадочно пытался сообразить, какой же еще сюрприз может преподнести этот действительно безумный день.
- Я очень рада и благодарна, что мы приняты в семью Стейнов, – серьезно сказала она, перестав улыбаться, - Но есть еще один человек, которого надо обязательно вспомнить в этот день!
Она повернулась ко мне, положила свои ладони на живот и тихо произнесла:
- Вадим! У нас будет маленький! У нас будет бэйби!
Это был второй счастливый шок, который я испытал за этот чудесный день! С радостным криком я подскочил к Марине, обнял ее и застыл с ней в долгом поцелуе.
Стейны прекрасно поняли ее сообщение. Через несколько секунд изумленной паузы они оживились, и вскоре в комнату занесли бокалы с искрящимся шампанским. Алина, как всегда, ничего пока не понимала и смотрела на нас с Мариной и на других взрослых большими от удивления глазами.
- За нового члена семьи Стейнов-Гараниных! – торжественно произнесла тост миссис Стейн, – За счастье, которое принес этот день!
И в гостиной раздался радостный звон бокалов.
Операция Стейн
© Copyright: Гилим, 2008
Свидетельство о публикации №208072400305
Свидетельство о публикации №208072400305
Рецензии