Последняя работа Лару

Во имя сна и всех ночных видений,
Во имя зла и пламенной любви,
Мне ты – как череда сплошных лишений,
И без тебя я погибаю, se la vi…



Легкий ветерок с наслаждением путался в её волосах, она смеялась от радости, и казалось невозможным, что она вот так, без страха, с гордо поднятой головой стоит на носу лодки. В её чертах было что-то ангельское, по крайней мере, насколько я представляю себе ангела, и этот её королевский изгиб спины будто создан для крыльев. И, наверное, её золотистая кожа такая мягкая, как перышки. И это изумрудное платье, скорее всего сшитое в лучшей парижской мастерской, так идет к её кошачьим и волшебно сияющим глазам. Когда я первый раз увидел княгиню, мне сразу захотелось умереть. Немедленно, в эту же секунду. Умереть потому, что видеть это создание и ни разу не прикоснуться к этой волне непокорных каштановых волос, к этой маленькой аристократической ручке, не взглянуть с любовью в эти глаза, было просто невыносимо. Я был готов ко всему в этот момент, шумная бальная зала показалась тесной и вокруг меня будто образовалась тишина. Я даже не заметил, как граф Виньон небрежно указал на меня, и потом так внезапно они оказались рядом. Столько слов и сравнений, которые возникли во мне, внутри не было никогда. Наверное, только в этот момент я понял Бальзака, и пожалел, что я не поэт.
- Хочу представить вам, княгиня, нашего придворного художника - Лусьен Лару, - донеслись откуда-то издалека голос графа, - видимо, он рисует мысленно новую картину, раз так задумчив.
И тут её прелестный голосок зазвенел, как горный ручей - она смеялась. Я встрепенулся, и что-то ответил, но мой ответ вызвал ещё одну неземную трель её смеха.
- Княгиня Стентон, прошу любить и жаловать, - поспешно произнес граф и увел её так быстро, будто они танцевали венский вальс. А я ещё долго пытался понять, на земле ли я.



- Что друг Лару, опять подглядываешь за княгиней Стентон? - придворный капельмейстер Фуссо вывел художника из задумчивости.
- Фуссо! - голос Лару обиженно задрожал, - о чем ты говоришь? Зачем оскорбляешь меня?
- Да, ладно тебе, дорогой друг, почти все в театре знают, что ты без ума от Стентон, да и при дворе это скоро заметят, а ты прекрасно знаешь, что наш король-самодур, который, кстати, тебя безумно любит, будет весьма не в восторге от этой привязанности. Ты хоть раз разговаривал с ней?
- Нет... - в голосе Лару было столько горечи, что сердце Фуссо болезненно сжалось: они дружили с семи лет, и он сильно переживал за друга. Лару был будто не от мира сего: его мало интересовали балы и светские развлечения, он не был женат, хотя многие камеристки с великой радостью вышли бы за него, и даже придворная дама заезжей инфанты очень недвусмысленно поглядывала на художника. Лару не стал жить при дворе, хотя король выделил ему целый этаж, половину которого занимала огромная мастерская. Но он только рисовал во дворце, а жил в Северном квартале - обиталище отчаянного люда, предводительствовал у которых некто по прозвищу Рескатор. Но, видимо, и там Лару никто не трогал, уж слишком добрым и привлекательным он был. Все его деньги, которыми его наделял король, и заказчики в полном беспорядке были свалены в небольшом сейфе, который постоянно был открытым. Часто Лару мог не есть несколько суток, будто вообще это не имело никакого значения, его одежда всегда была дорогой, но носил он её воистину небрежно. При дворе многие считали его чудаком, но картины Лару ни оставляли равнодушным никого. У Фуссо захватывало дух, когда он видел портреты и пейзажи, которые рисовал Лару: в них будто бушевала жизнь - каждый колосок, травинка, каждая черточка лица была живой, что все известные особы наперебой заказывали у него картины.
Он увлек задумчивого друга подальше от озера, и вызвался проводить его до дома. Они разговорились.
- Я хочу нарисовать её, - медленно произнес Лару, и его взгляд наполнился тоской.
- Только если король этого захочет, ты ведь знаешь, что он у нас с предрассудками, - заметил недовольно Фуссо. - И почему ты не женишься? Столько красивых девушек засматривается на тебя. А придворная дама инфанты - прелестная Алисия, просто без ума от тебя. Неужели тебе нравиться жить одному, Лусьен?
- Опять ты о своем...Ты знаешь, я люблю её.
- Но и ты прекрасно знаешь, что лучше выкинуть это из головы, - начал злиться Фуссо. - Ты совсем её не знаешь, может она не та, каковой кажется.
- О чем ты говоришь? Она - ангел. - Они уже приближались к грязной площади, за которой начинался Северный квартал. Фуссо даже остановился в нерешительности, ему стало безумно горько за друга.
- Это может быть опасно, Лусьен, ты должен это понять.
В молчании они пересекли площадь. Навстречу им выбежала цыганка, Лару радостно шагнул к ней. Фуссо с интересом оглядел её. Это была девушка лет двадцати, очень красивая: с длинными кудрявыми рыжими волосами, прикрытыми ажурной черной косынкой, гордой осанкой и воистину волчьими глазами - светло - голубыми с затягивающей глубиной зрачка. Она была в черно-красном платье, простого, но очень элегантного покроя, и Фуссо удивился тому, что оно было чистым и выглаженным. Вообще, девушка выглядела очень опрятно и ухоженно. Она пытливо вглядывалась в лицо Лару, и он отвечал ей улыбкой.
- Хочу представить тебе свою подругу, баронессу Джулиану Мильтон, - произнес Лару, чуть обернувшись к изумленному Фуссо.
- Но вы в наряде цыганки? - бесцеремонно воскликнул он. Девушка рассмеялась, её смех был немного хриплым, но очень приятным.
- Да, где-то в моем прошлом я носила титул, но жить при дворе оказалось нестерпимо. И я ушла в цыганский табор, я и у них считаюсь баронессой, неужели вы не слышали о скандале, который случился два года назад? Я опрокинула чашу с пуншем на принца Миланского. - И озорно улыбнувшись, она добавила, - которому, не посчастливилось спросить моей руки.
- А гадать вы умеете? - спросил Фуссо, он был очарован смелой девушкой, и Лару заметил это.
- Конечно, что вы хотите знать? - лицо Джулианы посерьезнело.
- Погадайте Лару на любовь...
- Так вот почему ты так печален? - обернулась она и пристально посмотрела на Лусьена. - Дай руку. - Лару нерешительно протянул ладонь. Фуссо с интересом наблюдал за Джулианой.
- Она богата, очаровательна, очень известна... Она знает тебя... - на лице её промелькнуло что-то, от чего Фуссо стало холодно, но Лару не видел этого. - Не стоит тебе с ней общаться, - добавила она.
- Ну, почему? Вы будто сговорились все! - он отнял руку у Джулианы. - Что такого может мне сделать этот ангел?
- Ты знаешь, что мой отец, упокой Господь его душу, был до чертиков религиозен...
- Так вы дочь Генри Мильтона? Писателя? - перебил её Фуссо.
- Да, - она бросила на него несколько любопытный взгляд, видимо, ожидая его реакции, и продолжала, - так вот, как говорил он, я увидела у тебя на руке дьявола. Ты можешь пойти против всех правил, как и я, но приведут ли они тебя к тому, чего ты ожидаешь? Посмотри на все это, - и она отступила, широко раскинув руки, - это мой мир, моя стихия. Все уважают меня, а я уважаю этих людей, кто бы они ни были: нищие, разбойники, калеки. Они люди, и это главное их достоинство. Идти против законов очень сложно. Ты талантлив и хороший человек, Лусьен. Не губи себя, ради мимолетной мечты.
- Спасибо, Джулиана, я постараюсь последовать твоему совету, и быть осторожней, но это так мучительно - любить, - почти шепотом произнес Лару. Фуссо молчал и смотрел на баронессу, её глаза сияли, поддернутые дымкой то ли гнева, то ли беспокоиства.
- Пойдемте, я приготовлю вам чаю. - Она взяла Лару под руку и почти потащила за собой. Фуссо последовал за ними. Он был задумчив и даже прослушал, когда баронесса задала ему какой-то вопрос. Они уже дошли до квартиры Лару и поднимались по лестнице.
- Чем вы занимаетесь, Фуссо? - терпеливо, без тени раздражения повторила она.
- Я пишу музыку, и ставлю пьесы в театре, а вообще, я - придворный капельмейстер. А что делаете вы?
- Я? - в её глазах заискрился смех. - Живу на свободе. Иногда пишу мемуары и танцую на праздниках. Кстати, Лусьен, сегодня праздник у ......, - Фуссо не разобрал, - думаю, он будет рад тебя видеть. Они собираются в двенадцать.
- Да, конечно, мы придем, - весело сказал Лару, многозначительно посмотрев на Фуссо. - Думаю, дорогой Альберт, ты, как и остальные хотел бы увидеть этого легендарного человека.
Они выпили чаю, посмеялись над придворными анекдотами, которых в большом количестве знал Фуссо. Сумерки, будто полотно дорогого шелка незаметно окутали предместье, даже мягко опустились в комнату, в которой они сидели при свете небольшого торшера. Городские часы пробили половину двенадцатого, они как раз поужинали восхитительной уткой по-французски, которую заказали из ресторанчика снизу.
- Время идти, Лусьен. Сейчас Альберт, вы познакомитесь с великим человеком, - повернулась она к Фуссо, и ему показалось, что её черты обрели что-то кошачье. Она двигалась легко и грациозно, хотя иногда оступалась на неровном полу, и Фуссо подавлял непреодолимое желание подхватить её. Впервые он видел такую девушку: она сочетала в себе то, что обычно противопоставлялось: часто она была груба и чересчур откровенна, через минуту она была нежна и застенчива, она воспроизводила впечатление сильного человека, но иногда на лице её появлялось такое выражение, что Фуссо хотелось её защитить. Когда они вышли, она позволила взять себя за руку и повела их по закоулкам опасного Северного квартала. Здесь не было фонарей, и тьма окутывала их, но Джулиана шла уверенно, крепко держа Фуссо за руку. Они свернули куда-то и прошли по пустырю: в какой-то момент Джулиана поскользнулась, и Фуссо успел подхватить её. Она сдержанно поблагодарила его и окликнула Лару, который уже исчез в развалинах небольшого здания. Они зашли вовнутрь и Фуссо замер в изумлении. Огромное помещение, сравнимое с залом Венского театра, было уставлено столами с едой и напитками, свечами и вазами с полевыми цветами. Ярко освещенное факелами, помещение было наполнено людом, на небольшой площадке играли музыканты, а недалеко на возвышении сидел мужчина с красивыми чертами надменного лица. Джулиана уверенной походкой подошла к нему, Лару уже что-то быстро говорил, поглядывая на столы. Фуссо нерешительно приблизился, и тут его осенило: перед ним сидел он, неуловимый, гордый, отчаянный человек, за которым охотилась вся Франция. Это был Рескатор.
- Хочу представить тебе моего друга, Альберта Фуссо. А это самый известный человек Франции, - и он шутливо поклонился, - Рескатор, или как его зовут здесь - Али.
- Это большая честь для меня, - тоже поклонился Фуссо, - у вас какой-то праздник?
- Да, мы отмечаем юбилей, прошло уже десять лет, как мы живем во Франции, и десять лет, нас никто не может поймать. - Он усмехнулся и обратился к Джулиане.
- Мадам? Не скрасите ли вы наш праздник своим танцем? Все только этого и ждут, - его взгляд был полон нежности и восхищения, и это незаметно подняло в душе Фуссо волну ревности. Джулиана уже взяла стакан с белым вином и с улыбкой наблюдала за Али. Фуссо понял, что она видит его взгляд, и отвернулся.
- О, да, месье, как же я могу отказать вам, в такой великий праздник? - Вино поселило в её глазах маленьких озорных чертиков. Она сказала что-то музыкантам, почти все в зале замолкли и расселись за столы, образовав большое пространство перед креслом Рескатора. Половину факелов затушили и в полумраке, смешанном с привкусом ожидания чего-то неожиданного повисла полная тишина.
Джулиана вышла на середину залы и махнула музыкантам: они заиграли медленно, эта мелодия была знакома Фуссо - они играли отрывок из трагедии Корнеля. И она стала танцевать, в жизни ещё не видел Фуссо более завораживающего танца: все театральные танцовщицы не могли бы похвастаться такими легкими движениями. Она была похожа на лесную ведьму, которая случайно оказалась в чуждом ей мире. Когда танец закончился он ещё долго не мог очнуться, а музыканты уже заиграли испанское фламенко, и Рескатор поднялся со своего места, чтобы составить ей партию. Этот танец был наполнен истинной страстью, они словно были одним целым, двигаясь слаженно и четко. Фуссо видел лицо Рескатора, для которого танец был наслаждением. Джулиана бросала на него странные взгляды, и Фуссо не мог истолковать их, но ему безумно хотелось, чтобы также она смотрела на него.
Потом Лару вышел из-за стола, ведя под руку милую темноволосую девушку, он танцевал немного неуклюже, но они откровенно наслаждались вечером. Совершенно незаметно Джулиана оказалась рядом:
- Месье? Вам не весело? - она взяла ещё один стакан с вином, и вертела его в руке, - может, вы хотите освежиться?
- Да, я был бы не против, - почему-то голос Фуссо задрожал.
Они вышли в томительную прохладу июльской ночи, и Фуссо вдруг ощутил что-то похожее на тоску. Джулиана неотрывно следила за ним, и её необычные глаза засветились, поймав отблеск полной луны. Фуссо захотелось обнять её и вдохнуть аромат её кожи, оставив на ней дорожку поцелуя. Она незаметно достала тоненькую сигару и жестом предложила Фуссо.
- Я не курю, - она поднесла сигару к губам, и чиркнула спичкой.
- Вы ещё и балуетесь табаком баронесса?
- Во мне очень много сюрпризов, - призрачно произнесла она. Взгляд её необычных глаз скользил по его лицу, Фуссо ещё сильнее захотелось обнять её. Не понимая что делает, он протянул руку и погладил её по щеке, баронесса поймала его руку и, взглянув мельком на ладонь, удивленно свела брови:
- У вас героическая судьба, Альберт.
- Джулиана... - Фуссо словно попробовал на вкус её имя. Наверное, её губы на вкус терпкие, как вино и чуть горьковатые, от табака.
- Да? - она расправила рукава и стала похожа на экзотическую птицу.
- Можно, я поцелую вас? - она тихо рассмеялась, также как и в первый раз, этот смех поднял теплую волну в душе Фуссо, он понимал, что эта фраза звучит глупо, но он все же был джентельменом. Она совершенно внезапно обняла его, и сама прикоснулась к его губам, чуть-чуть прикусив нижнюю. Это вызвало в Фуссо непонятное чувство, что-то природное, дикое. Он крепко прижал её к себе и начал так страстно целовать, будто человек, у которого через минуту отнимут жизнь. Она смело отвечала на его поцелуи, продолжая покусывать его губы, от чего по коже Фуссо бежали мурашки, её руки скользили по его спине. Джулиана почти также неожиданно оторвалась от него. Её волосы растрепались, и от этого она была особенно привлекательной.
- Прости меня... - нарушил он молчание.
- За что? - похоже, было, что она разочаровалась. - Нас, наверное, потеряли...
Фуссо хотел ещё что-то сказать, но тут раздался голос Рескатора:
- Конечно, потеряли... как можно не заметить отсутствия самой прекрасной женщины на моем празднике. - И он увлек её за собой, а Фуссо остался в объятиях ночи, все ещё ощущая её привкус на губах.


Мне грустно без тебя, даже горько. Эти люди приветливы и нравятся мне, но без тебя я ощущаю щемящую пустоту. Была бы ты рядом, я показал бы тебе все краски этой ночи, все её неповторимые звуки я бы подарил тебе. Но ты далеко, хотя это расстояние измеряется всего лишь пятью кварталами. Ты просто далеко от самое меня. А я так хочу раскрасить для тебя этот мир. В нем столько радостей, когда ты знаешь что такое любовь, и именно мне хотелось бы показать тебе это. Когда-нибудь все изменится и люди, наконец поймут, каким даром они обладают, но это случится очень нескоро, тогда высохнут океаны, а города превратятся в сады.
Но ты - ангел, а значит, узнаешь об этом сейчас. Я расскажу тебе.


- Мой дорогой Лару! Я жду тебя целых десять минут, как можно так опаздывать, - король был недоволен, но не мог долго злиться на своего любимца, Лару был талантлив, и ему прочили мировую славу, и король надеялся, что его имя будет стоять рядом. Рядом и даже чуть-чуть выше. - Я хочу поручить тебе важную миссию. В день солнцестояния мы отпразднуем день рождения княгини Стентон, - при этом имени сердце Лару сладко замерло, - и ты должен нарисовать её портрет. Ей в подарок.
- О, сир, это огромная честь для меня, - голова Лару закружилась от радости, - но не буду ли я занимать время княгини?
- В этом все и дело, это должно быть сюрпризом, поэтому завтра на охоте вы должны хорошо присмотреться к княгине и нарисовать её в самом лучшем виде. Вот приглашения на несколько балов, где вы могли бы провести с ней какое-то время.
- Спасибо, сир, вы невероятно щедры. - Лару был несколько разочарован, но перспектива поговорить с княгиней, может, потанцевать с ней, казалась ему просто прекрасной.
Он не замедлил поделиться новостью с Фуссо. Друг был на редкость задумчив, и Лару догадывался о причине его раздумий. Он не мог не заметить, как изменился друг с той ночи, когда они были на празднике Рескатора. Он видел предательские нотки ревности в голосе Фуссо, когда он говорил о баронессе и Рескаторе. Только Лару знал, что Рескатор был сводным братом баронессы и проявлял к ней уважение и любовь потому, что восхищался её поступком, и потому, что она была единственным родным ей человеком.
- Кстати, ты мог бы присоединиться к нам с Джулианой, во время обеда, - непринуждено сказал Лару, - сегодня день рождения хозяина небольшого ресторанчика на первом этаже моего дома, и мы естественно приглашены туда.
- О, это было бы прекрасно! - с жаром произнес Фуссо, и тут же смутился, когда Лару захохотал, и его смех эхом пронесся по театру. - Если конечно, я вам не помешаю.
Когда они приблизились к ресторанчику, Фуссо тут же уловил приятный смех Джулианы. Он даже несколько ускорил шаг, чтобы поскорее взглянуть в её глаза. Он постоянно возвращался к событиям того вечера и все сильнее понимал, что она занимает все его мысли. Джулиана выбежала им навстречу и приветливо обняла их. Фуссо захотелось задержать её в объятиях подольше. Сегодня она была в небесно-голубом платье с открытыми плечами, прикрытыми расписной испанской шалью, волосы были уложены в незатейливую прическу, и пара прядей выбилась из неё, придавая Джулиане несколько озорной вид. После обеда они долго сидели на веранде, и она не спускала с него изучающего взгляда. Лару довольно ухмылялся, а потом под каким-то нелепым предлогом скрылся в доме. Джулиана пересела поближе, и Фуссо взял её за руку, он был немного смущен её пытливым взглядом.
- Вы так красивы, Джулиана.
- Надо же! И почему мне кажется, что вы не оригинальны? Многие говорят об этом, - и она мягко добавила, накрыв его руку второй своей, - но от вас это слышать особенно приятно.
- Я хотел объясниться, по поводу того вечера... - она приложила палец к его губам.
- Альберт, забудьте об этом, если это вас тяготит...
- Нет-нет, просто мне показалось, что я сказал глупость.
- Есть немного, - непринужденно отозвалась она, переведя взгляд на белые замысловатые облака.
- Я написал для вас музыку.
- Правда? - она даже привстала от удивления. - Может, вы сыграете мне?
Фуссо с готовностью сел за старенькое фортепьяно и начал перебирать клавиши. В какой-то момент его гибкие пальцы замерли, и он стал играть. Джулиана впервые слышала такую музыку: она будто звала за собой, в какой-то другой мир, что-то обещала, но словно не договаривала, прятала самое главное за занавесом. Когда Фуссо играл, многие повысовывались из окон, некоторые остановились, завороженные небывалой мелодией, а когда он закончил - разразились аплодисментами. - А как вы её назвали? - спросила она, облокотившись о перила веранды, и улыбаясь ему.
- "Гимн любви" - без тени смущения произнес он и открыто посмотрел ей прямо в глаза. Эта женщина, видимо, никогда не смущалась, но что-то дрогнуло в её взгляде и Фуссо больше не смог сдерживать себя. Он притянул её к себе и тихо прошептал на ухо:
- Потому что я безумно влюблен в вас, баронесса. - Она ответила ему также дрожащим шепотом, чуть касаясь губами его шеи.
- Вы тоже очень нравитесь мне, Альберт, - и голос её потонул в поцелуе. Нервное покашливание Лару прервало их.
- Извините, - радостно воскликнул он, изучая счастливое и в тоже время, недовольное лицо друга, - но нам нужно вернуться во дворец, король непременно желал видеть нас на сегодняшнем балу. Джулиана спокойно попрощалась с ними и направилась куда-то, исчезнув за поворотом небольшой улочки.
- Ни слова, Лусьен, - обратился, Фуссо, видя боковым зрением его озорную улыбку. - Иначе, ты не дойдешь до дворца. - И искренний, заразительный смех друга, поднял в нем неведомую теплую волну.


Ты - сама грация, само совершенство. Тебя будто создавал античный скульптор, и оживила богиня. Вчера ты танцевала со мной, и я был счастлив, и никто не мог быть счастливее меня в эту минуту.
- Вы неплохо вальсируете, - сказала ты мне, и я чуть не растворился в воздухе от восхищения. А когда я украл для тебя орхидею из Зимнего сада, ты сказала, что её лепестки похожи на драгоценные камни. Я начал твой портрет, хотя краски кажутся блеклыми, а я недостойным писать тебя. Но когда ты узнаешь, как я люблю тебя, все будет по-иному.



В парке пышно цвели кусты белой розы, здесь за ними никто не ухаживал, и они цвели своей природной прелестью и дарили окружающим свои невинные улыбки. Закат окрасил край неба алыми всполохами, от чего небо превратилось в блюдо с клубникой, украшенное сливками облаков. Правда, где-то на западе они становились совсем алыми, как кровь и в этом было что-то зловещее. Фуссо лежал на траве, рядом с Джулианой и писал ей в воздухе слова любви, временами срывая с её губ поцелуи. Шум шагов прервал их, они оглянулись - к ним приближался Лару. На его лице блуждало какое-то странное выражение, будто он потерял что-то очень важное.
- Как далеко вы забрались, - растерянно пробормотал он и опустился на землю.
- Что случилось? - напряженно спросила Джулиана, опередив Фуссо.
- Я прогуливался с княгиней Стентон... - он медлил, впервые Фуссо видел его таким растерянным.
- И что? - торопила Джулиана.
- Когда я сравнил её с богиней, она засмеялась и сказала, что не похожа на богиню, потому как ей ещё нельзя носить бриллианты, но когда она выйдет замуж за герцога Орлеанского..... - его голос сорвался и он закрыл лицо руками. Фуссо впервые видел, как друг плачет. - То он подарит ей хрустальный дворец, настоящий пантеон... тогда сходство будет полным...
Фуссо бросил растерянный взгляд на Джулиану и поразился тому, что увидел на её лице. Оно выражало ужас.
- Давай, мы проводим тебя домой, - неуверенно предложил он, ища поддержки у Джулианы. Она, словно не слыша его, молча встала и, взяв Лару за руку, повела через чащу.
Двор дома Лару показался Фуссо ещё более грязным и удручающим. Друг молча поднимался по лестнице, одна маленькая слезинка застыла на его ресницах. Когда он остановился у двери, Джулиана предложила:
- Хочешь, мы поужинаем с тобой?
- Нет... Нет, я должен закончить портрет...
Фуссо не хотелось уходить, он знал, что друг рисовал портрет княгини вопреки традиции дома, и его ещё никто не видел. Что-то неприятно ворочалось в его душе, когда он шел домой. Он тщетно пытался заснуть и где-то около семи часов утра решил пойти к Лару и успокоить его. какое-то предчувствие тянуло его к дому друга.
Когда он приблизился к Северному кварталу, зарево то ли рассвета, то ли пожара осветило грязные улочки, и он ускорил шаг. Фуссо почти бежал, и его сердце сжималось от страшных мыслей. У поворота он остановился, пытаясь успокоиться, но когда завернул то ноги его подкосились: верхний этаж дома Лару полыхал, языки зловещего пламени вырывались из таких знакомых окон, кругом суетились люди, кто-то наткнулся на него и он со страхом обернулся - это была Джулиана и Рескатор. Али без слов ринулся к дому, а Джулиану он успел схватить: она, будто обезумела и стала вырываться. Со стоном дикой скорби она пыталась освободиться: она то молилась, то кричала на Фуссо, но он крепко прижимал её к себе, стараясь скрыть слезы. Пламя уже перебралось на нижние этажи. Люди тщетно поливали стены водой, верхний этаж рухнул. Ноги Джулианы подкосились - она рухнула в пыль вместе с Фуссо, который все ещё крепко держал её.
У входа показался Али, он в изнеможении подошел к Джулиане и её горький ужас отразился в его глазах. Он опустился перед ней на колени и произнес срывающимся на шепот голосом:
- Прости меня, я не смог...

Старый сгоревший дом разобрали, и в завалах один человек нашел обгоревший по краям портрет женщины: её глаза были мертвыми, и сияли изумрудным блеском, тело её было совершенно, будто у богини, а за спиной вырисовывались сломанные крылья.
Сломанные крылья самой любви.