Танец в полумраке

«…Я ведь уже проходил через это, - сетует он сердцу своему.
- Проходил, отвечает ему сердце. – Но так и не прошел».
«Книга воина света» Пауло Коэльо

Come vedi – ancor non m’abbandona.
Dante.

Я ищу тебя. Ты где-то вдали и в тоже время я чувствую тебя. Раньше ты снился мне, а теперь я не вижу снов. Я бегу по темным, приукрашенным морозом, улицам. Я бегу к тебе. Дыхание вычурными фигурами окрашивает воздух и исчезает. Оно больше не вернется ко мне. Все кругом оковано льдом, город спит, а может - умирает. Но мне до этого нет дела. Я не вижу дороги, бегу туда, куда ведет меня твои очертания, выведенные на темном куполе неба. Я чувствую, что опоздаю. Ты не увидишь меня, уедешь или исчезнешь навсегда. Но я бегу, пусть задыхаясь по пути, теряя важное мне время. Не уходи! Ведь это так важно – встретится, разорвать замкнутый круг и обрести покой. Подожди. Ведь, я ищу тебя.


Отчаяние заполнило её до краев, каждый раз, делая новый шаг, и, приближаясь к серому зданию, оно пыталось выплеснуться криком. Почти около подъезда она хотела развернуться и уйти, но Лена преодолела это желание. Решение принято, пусть и самое неудачное в её жизни. Грязные ступеньки лестницы наверх, на самом деле приведут её на самый низ. Лена нерешительно нажала на звонок, и он разбился дребезжанием в тишине за дверью. Все на секунду замерло и прислушалось к этой тишине, даже Ленино сердце. Послышались легкие шаги. Мужичок в старом спортивном костюме скользнул по Лене взглядом и вопросительно приподнял бровь.
- Я пришла за ядом…из ипекуаны…
- Входите. От кого вы?
- Как ни странно – от себя. – Шагнув в комнату, она не успела оглядеться, что-то кольнуло в руку, и Лена провалилась в зияющую пустоту.

Чей-то голос растекался по комнате, как душистый полевой мед. Он настоятельно требовал ответа, но был приглушен, и Лена не слышала, к кому он обращен. Наконец, отдельные предложения стали врываться в сознание:
- …это довольно заманчивое предложение, не молчи, …спрашиваю последний раз…
Мозг соображал еле-еле, Лена почти не чувствовала тела, а перед глазами все безудержно плыло.
- Где я? – выдавила она, чувствуя, что сжимает что-то в руке. В горле пересохло, язык был недвижим. Взгляд черных глаз незнакомца обжег её, но он не сказал ни слова.
- А почему у меня такое ощущение, что меня по голове ударили? И что это? – снова попробовала двинуться она, указывая на тонкий флакон с хрустальной голубой крышечкой, который некрепко сжимала в руках.
- В руках у тебя то, за чем ты сюда пришла, а чувствуешь ты себя так потому, что тебя парализовали на некоторое время. Теперь расскажи мне, кто послал тебя сюда, и зачем тебе этот вид яда.
- Дайте воды.
- Не могу, ты потеряешь сознание, и тогда, мне придется ждать ещё дольше.
В слабо соображающей голове Лены стали мелькать обрывки прошедшего месяца: смерть лучшего друга, и эта грязная дорога к кладбищу, будто придавленная свинцовыми тучами, вывих предплечья, и адская неделя в больнице, и, наконец, ссора с любимым, который выместил на ней всю свою ненависть к окружающим. Все это мертвым грузом легла на плечи, и не с кем было поделиться этим: единственная подруга уехала. Вчера, нервы сдали. Лена просто набрала телефонный номер, который не набирала вот уже 2 года. Ей дали этот адрес и деньги. Старый знакомый даже не спросил, зачем ей яд. Принцип этого человека был прост: он помогал всем, кто когда-то оказал услугу ему, причем неоднократно и если был в силах.
Лена снова открыла глаза и попыталась всмотреться в черты человека, который говорил с ней. Он был высок, с приятными чертами лица, и безумно горящим взглядом почти черных глаз. Лена даже нервно хихикнула, взгляд был просто маньяческий.
- Так, зачем тебе яд? – повторил он свой вопрос.
- Я хочу выпить его, - спокойным, недрогнувшим голосом произнесла она. – Я думаю, вы знаете всех, кто в курсе этого адреса вашего местонахождения, значит, сами узнаете, кто дал мне этот адрес, этот же человек дал мне деньги. Вот и все. А теперь, я хочу уйти!
Человек напротив с вызовом посмотрел на неё, но не нашел что ответить.
- Нужно быть либо сумасшедшей, либо очень смелой девушкой, чтобы прийти сюда. За ядом, для себя, - многозначительно добавил он, сделав паузу. – Хочешь, я расскажу тебе, как это сделать, и покончим со всем прям здесь? Обмакивай в бутыльке кончик пробки, а потом прикоснись к ней губами. Смерть приходит почти сразу, без болей и муки. Многие европейские монархи позавидовали бы такой смерти.
- Я знаю, - скрипнула она зубами, - поэтому и выбрала этот яд.
- Неплохие у тебя познания. А почему ты захотела смерти?
Лене совсем не хотелось исповедоваться. Тело почти не двигалось: она лежала на кровати в той квартире, в которую она пришла; он неотрывно смотрел на неё, изучая. Часы на столе показывали девять. Не дождавшись её ответа, он продолжил:
- Зря. Жизнь – великий дар. У человека она одна. Ты не поймешь меня, но когда я увидел хрупкую девочку в этом месте, я готов был убить того, кто тебя сюда прислал. А ведь эти люди могли тебя убить. Боже! Как все сложно…
Он внезапно схватился за голову, и Лена с испугом увидела, как его лицо покрылось красными пятнами. Лена знала, что это за приступ. Её познания в медицине были не так глубоки, училась она совсем по другому профилю, но она часто изучала довольно редкие вещи. Этот случай был таким: человек напротив был аскотеником. С самого рождения эти люди испытывают муки: в голове зажимает нерв, от этого дикая боль на несколько минут охватывает голову, потом также резко отпускает. Лечению это почти не подвергается, так как невозможно определить точные периоды протекания болезни.
Боль отпустила его, и он снова пытливо смотрел на неё. Кому, как не ему знать, насколько дорога жизнь.
Она поколебалась. И стоило вообще, сюда приходить?
- Я вижу, ты уже поколебалась в своем решении? – Лена насторожилась, но в его голосе не было и тени насмешки. – Правильно, может ты и передумаешь.
- А вам этого так хочется? – съязвила она, прикрыв глаза. Он стремительно подошел к ней и присел на край кровати. Взяв за руки, он приподнял её. Его взгляд был полон решимости.
- Я уже заставил тебя пожалеть и заставлю пожалеть ещё сильнее.
- Зачем? Вы даже не знаете, кто я и откуда. Да каждый день тысячи людей умирают и что же? Можно подумать, моя никчемная жизнь что-то решит! – она вырвалась и отвернулась от него, а потом пристально посмотрела в его глаза.
- Поверь, есть ещё миллион радостей, которых ты не знаешь. Неужели твои изрезанные руки не говорят тебе о любви к жизни? – Лена потянула вниз рукав и опустила глаза. – Делая это, ты каждый раз возвращала себя сюда, в этот мир и продолжала жить дальше!
Через миг его сковал приступ. Лицо искажалось от боли, и он пытался не смотреть в её сторону. Лена приподнялась – тело стало слушаться её, и, протянув руку, коснулась его щеки. Приступ кончился, он удивленно вскинул глаза. Лицо стало бледным, он что-то обдумывал, Лена не убрала руки. Подчиняясь какому-то странному порыву, он наклонился и поцеловал её. Поцелуй был долгим, но Лена не хотела отталкивать его. Губы оказались властными, хотя поцелуй был легким, так могли бы целоваться друзья. Очень близкие друзья.
Она смутно вспомнила, что обещала матери позвонить. Он резко оторвался от неё, и Лене показалось, что на лице промелькнули нотки смущения. Буквально несколько минут он не смотрел ей в глаза и молчал. Она попыталась дотянуться до сумки и взять телефон, но тело ещё плохо слушалось её и, сделав неловкое движение, она рухнула на пол. Беспомощность раздражала её, на глазах выступили предательские слезы. Он подхватил Лену и положил обратно, отдав ей сумку. Она быстро достала телефон и позвонила матери.
- Я сегодня не буду дома.
- Делай, как хочешь. Деньги есть?
- Да, ты там справишься без меня?
- Только не броди по улице, - пропустив последний вопрос, возвестила мамочка, и повесила трубку.
Он засмеялся. Смех был приятным. Лена проигнорировала его, вытащила плед и, укрывшись, закрыла глаза.
- Ты разве здесь остаешься? – Лена решила, что вопрос прозвучал, как утверждение.
- Ну, да. Сегодня умирать у меня в планах не было, а так как домой ехать уже поздно, то я остаюсь здесь.
После некоторой паузы она спросила:
- А где собираетесь спать вы?
- Ну, кровать здесь только одна…, - игривые смешинки запрыгали в бездне его глаз. –
…Мне придется следить, чтобы ты все-таки не проглотила свой «допинг».
- Так, может, проще его у меня забрать?
- Я не могу, ты заплатила за него…Но, думаю, откажешься сама.
- Я, сделаю то, что собиралась, и не поменяю своего решения, - четко выделяя каждое слово, выдавила она.
Он резко встал, и вновь сжал её запястья.
- Поменяешь. Ещё как поменяешь. Смерть всегда живет в самом человеке, и если вызывать её раньше, она будет издеваться над тобой.
- Тебе ли этого не знать, - зло бросила Лена, отворачиваясь, и незаметно перейдя на «ты». И он опять поцеловал её. Поцелуй был грубым, но Лена вдруг вырвала руку и запустила пальцы в его волосы, теснее прижавшись к нему и перебирая их шелковые пряди. Он заметно напрягся, видимо, ожидая оплеухи, и сильно удивился её ответному поцелую. Он не стал останавливаться, но она переместила руки на его грудь и легонько оттолкнула его. Тыльной стороной ладони он провел по её щеке и снова наклонился, но целовать не стал, только скользил взглядом, изучая, казалось, каждую её черточку. Почти шепотом она спросила:
- Что ты хочешь увидеть на моем лице?
- Хотя бы оттенок страха.
- Я не боюсь ничего. Почему? Потому что не знаю, что такое любовь. Те, кто знают, боятся.
- А ты не хотела узнать, что это такое?
- А ты знаешь? – спросила она в ответ.
- По-моему, да. Любить, значит, не позволить ей убить себя!
Его взгляд вдруг стал теплее, и Лена заметила те же смешинки.
- Знаешь, мы вполне могли бы уместиться здесь вдвоем!
- А если я отравлюсь, когда ты уснешь?
- Ты не сделаешь этого, - голос его задрожал от смеха.
- Почему? – возмущенно спросила она.
- Это просто, не по плану.


Лена проснулась оттого, что было жарко, когда она открыла глаза: солнце косыми лучами било через щель в шторах. Лена потянулось, все тело ломило, и ей было неудобно на узкой кровати. Память плохо воспроизводила вчерашний вечер, но когда она повернулась к человеку, который лежал с ней рядом, изумление на миг просто сковало её. По фрагментам она собрала вчерашние события, и удивилась только тому, что не узнала этого человека сразу. С легкой сонной улыбкой, властно сжимая её бедро, напротив лежал Константин Самарский, владелец крупной сети игорных заведений по всему городу. Теперь он баллотировался в мэры, и весь город гудел об этом. Лена попыталась незаметно убрать его руку, но он ещё сильнее прижал её к себе. Лицо его изменилось, и он открыл глаза. Лена молча встала, взяла сумку, куртку, и, не оборачиваясь, вышла. Все это время она чувствовала его взгляд, но решила не начинать разговор. Когда она выходила, вспомнила, что даже не видела себя в зеркале, пришлось причесываться и легко подкраситься в подъезде. Летний дождь мучил город. Лена пешком дошла до Кристининого дома, прохожие удивленно оглядывали её: она даже не надела ветровку, и шла под дождем медленно, улыбаясь.
Открыв дверь, она вошла на порог и сразу пожалела об этом. Тишина и легкий полумрак. Бросив вещи, она прошла на кухню: чистота, безупречная холодность металла. Ей вдруг стало неприятно, и в этом вся Кристина – холодный реалист, с трезвым взглядом, и вот такой кухней. Живым в доме не пахло. Обстановка – добротная мебель, в строгом стиле, навевала только одно чувство – одиночество. Лена открыла первый попавшийся шкаф, достала банки с крупой и рассыпала их по столу, гречка весело застучала по полу. Каждая крупинка, как бы обладая жизнью, выбрала себе свой путь. В беспорядке она выпила кофе, потом ушла в зал и, порядочно разбросав всякие вещи, села на диван. В кармане мешало что-то твердое: это был бутылек с ядом. Это повлекло совсем иную ассоциацию: она вспомнила его руки и жгучий взгляд. Лена отбросила бутылек, словно ядовитую змею, и он покатился по паркету. Она залезла под плед. Ей было безгранично одиноко. Вечный спутник и почти друг её – дождь, тщетно стучал в окно. Лене захотелось иметь крылья, ей даже показалось, что ломит лопатки и вот-вот, первые перышки появятся. Она беззвучно заплакала. Она всегда плакала так, когда знала, что выхода нет, всегда, когда была одна.

(Полгода спустя.)

Середина февраля, а солнце так и сияет, будто майское. Веселые ручейки создавали противную слякоть, но Лена радостно шла по улице. Все дышало весной. Переходя дорогу, она вдруг поскользнулась. Оказавшись в луже, Лена чуть не заплакала, да ещё и какой-то сумасшедший, на полном ходу, окатил её с ног до головы. Как ни странно, иномарка тут же затормозила. Лена уже приготовилась осыпать её хозяина проклятьями, но когда увидела того, кто вышел, ей захотелось истерически засмеяться. Она, конечно, не забыла этот взгляд. Он тут же пригвоздил её к асфальту. Он улыбнулся, а она просто смотрела на него, сидя в грязной луже, и понимая, как глупо она выглядит. И тут, она рассмеялась. Наверное, впервые так искренне за последнее время.

Он подвез её до дома и даже зашел выпить чашечку кофе, все это время она молча сидела у окна, а он неотрывно следил за каждым её движением. Потом Лена решила приготовить ужин, он, смеясь, вызвался ей помогать, а Лена с напускной сердитостью поинтересовалась, не пора ли ему домой.
- Все равно, меня никто не ждет, - просто ответил он. От этой фразы ей стало не по себе. Лена включила джаз, и они танцевали на кухне с лопаточками и вилками в руках, как герои молодежной комедии. Впервые Лене было легко перед незнакомым человеком. Они поужинали и посмотрели новости.
Теперь Лена уже ради приличия спросила, не отправится ли он домой. Почему-то уже не хотелось, чтобы он уходил сегодня. Утром, это да. Утром спадает очарование вечера, растворяются вечерние запахи тепла – утро всегда холодное и отчужденное.
- Спать будешь в кабинете, - не дождавшись его ответа, сказала она. – Только не трогай бумаги на столе, а то я потом не разберусь – где, что.
Он почти оскорблено хмыкнул и побрел в ванную. Лена достала одеяло, подушки, застелила ему постель. Когда он вышел, она быстро сказала – «Спокойной ночи» и ушла на кухню.
Горячий кофе рисовал на стенках кружки причудливые узоры, но Лена не могла разобрать их. За окном крепчал мороз, туманные облака иногда пропускали свет одиноких звезд. Строчки легко ложились на бумагу, прошлые картины прочно оседали в сплетении рифм и сравнений, образы и лица становились единой картиной. Шаги заставили её выйти из мира иллюзий, и она встрепенулась – будто расправила крылья.
Он был огорчен, что вывел её из этого состояния. Лена снова склонилась к листку: пытаясь хоть куда-нибудь отвести взгляд – он был, завернут в простыню, больше на нем ничего не было.
- Константин, - его имя прозвучало, как мольба.
- Костя, - сказал он более мягко. И подошел ещё ближе. Протянул руку и дотронулся до её плеча. Лена подняла глаза и попыталась неловко встать, стопка листков взметнулась вверх и опала, как ковер из старых осенних листьев.
- Почему ты не спишь, уже очень поздно? – его голос, нет, шепот оставлял след дыхания на её щеке.
- Но завтра воскресенье…
- И что же? – их разделял шелк её халата и хлопковая ткань простыни. Лене казалось, что над его головой еле виднеется ореол из света. И он поцеловал её.
И их пальцы сплелись, будто они хотели оттолкнуть друг друга. А Лене снова стало легко-легко и где-то глубоко в душе, очень горько. Горько в ожидании холодного и отчужденного утра.

На кухне кто-то гремел чашками. Лена откинула одеяло и побрела в ванную, быстро шлепая по холодному паркету. Не успела она встать под струю горячей воды, как дверь открылась, и через минуту он присоединился к ней. Она посмотрела прямо ему в глаза, чтобы сразу поставить точку. Но он поцеловал её и произнес:
- А я там завтрак готовлю, надеюсь, ты омлет потребляешь, я ведь, больше ничего готовить не умею. – Они засмеялись, но тут в прихожей щелкнул замок.
- Это кто? – напрягся он.
- Черт! – выругалась Лена. – Это Кристина, подруга моя, у неё всегда ключ есть, если что вдруг случится.
- И что мне теперь делать? – уже шутливо спросил он, - в бачок с грязным бельем лезть?
И они снова рассмеялись, но совсем тихо. Лена вылезла из душа, и быстро накинув халат, вышла к подруге.
- Привет, как ты тут? Мне показалось, что ты не одна, - любопытно протянула Кристина.
- Ну, да. А у тебя что случилось?
- С Тимой поссорилась…ну, он все равно вечером приедет прощения просить. Я, значит не вовремя?
- Нет, ну что ты, все в порядке, комнат много.
И тут из ванной постарался выскользнуть мыльный и мокрый Костя. Кристина даже открыла рот от изумления. Лена улыбнулась ей и поспешно проводила на кухню.
Когда она разливала кофе по чашкам, Кристина пыталась приглушенным голосом выведать у неё подробности. Но Лена просто загадочно улыбалась, Костя либо одевался, либо просто не хотел больше шокировать подругу. Надеюсь, первое, - подумала Лена, - а то в шоке все ещё пребываю я.
Он на самом деле одевался и зашел на кухню уже в костюме, поцеловал Лену в щеку, кивнул Кристине и попросил проводить его. В этом поспешном его уходе было что-то тревожное, да и, закрывая дверь, Лена видела, как его снова сковал приступ.
Нет, утро не было отчужденным и холодным, оно оказалось расписано невиданными доселе осенними красками: искрящимися в струе воды нотками смеха, ярким любопытством, и легким разочарованием его быстрого ухода.

День пролетел незаметно, Кристина, наконец, получила порцию подробностей, и то и дело загадочно и многозначительно взглядывала на Лену. Они посидели дома, приготовили обед, потом прошлись по соседнему торговому центру, потом посмотрели старую комедию и выпили по бокалу вина. Давно Лена так приятно не проводила время с лучшей подругой. Ближе к восьми, как и предполагалось, появился Тима: с цветами, извинениями и Кристина, улыбнувшись, поспешно чмокнула Лену и понеслась вперед любимого к машине. Когда она провожала их глазами, у подъезда мелькнула знакомая фигура.
Лене почему-то было спокойно, и ближе к вечеру она обрела твердую уверенность, что Костя вернется. Время бежало медленно, словно текучий полевой мед, вино подогрело, остуженные долгой зимой чувства и настроение стало немного мифическим.
Так часто происходило, когда она была под впечатлением чего-то: прочитанной книги, интересного фильма или какой-то особенной музыки. Лена с улыбкой вспомнила, как каждый раз представляла себя Коломбиной или Варей, когда читала книги Бориса Акунина, а Эраст Фандорин… Тогда она не могла точно представить себе его образ, но теперь у неё был почти прототип. Ей даже на минуту показалось, что воспоминания о старой влюбленности в книжного героя чем-то символические.
Только тут Лена будто вышла из задумчивости: она стояла перед открытой дверью, закрыв глаза и тихо посмеиваясь, а напротив, даже за порогом стоял Костя и немного испуганно смотрел на неё.
- Ну, заходи, раз пришел, - смутившись, сказала она.
- Нет, это ты выходи, - ответил он, не отводя взгляда. – В ресторан поедем.
- Не охота, - протянула она, чтобы позлить его, - одеваться надо…
- Можешь ехать голая, - и он сверкнул глазами, - мы будем там только одни.
- А-а… Тогда можно и дома остаться… - он заметно помрачнел. Хотя, с тобой, куда угодно, - поспешно добавила она.

В ресторане стоял приятный полумрак. Кругом не было иного источника света, кроме как свечи. Есть Лена не хотела. В голове мысли уже рисовали картины следующей главы её книги: глаз захватывал каждую деталь. На секунду, погрузившись в ароматы и звуки, она будто впитала все в себя. Это вызвало у нее ассоциацию первого школьного бала – так торжественно и невероятно все было кругом. Она выпила только шампанского: сюжеты и фразы теснились рядами, мешая думать, да ещё его взгляд заставлял её краснеть. Она понимала, что нужно поддерживать разговор, но ей и без того было просто приятно сидеть напротив. Где-то заиграла приятная мелодия. Лена узнала её, и глаза расширились от удивления: Jarre, неужели и ему нравится эта музыка?
Он встал и пригласил её на танец. Лена подумала, что его будто бы не расстроило молчание, он умел читать по глазам.
И Лена ощутила себя школьницей, которая мучается от первой любви, они скользили по гладкому паркету, будто в полусне. Мелодия нарастала и трагически спадала: многие ценители называли её вторым Рэквиемом. Она зажмурилась, как довольная кошка и легкая слеза незаметно сверкнула в ресницах. Этот танец в полумраке был неким таинством, которое цепью начинало связывать две одинокие души, даже стягивать их, как лужи в утренние часы. Боялась Лена одного: что кто-то разобьет их, как эти тонкие пленки – неловким движением ботинка.


Никогда раньше она не подозревала, что холод может обжигать. Обжигать до тянущей, невыносимой боли. Ледяная вода будто вытягивала жизнь из её тонких рук, поэтому она испуганно отдергивала их каждые тридцать секунд. Костя уехал куда-то на переговоры. В меры баллотироваться он расхотел, сказал, что еще не настолько изжил из себя человеческие чувства, и что это большой риск. Лена поняла, что уже второй день ей было очень холодно, хотя отопление работало вполне исправно, правда сегодня отключили горячую воду, но обещали всего на два часа.
Звонок в дверь почему-то заставил её вздрогнуть, и она выронила тарелку в раковину – там она с треском раскололась.
На пороге стояла соседка, Карина, с которой Лена завела знакомство, как только въехала в этот дом. Они установили очень доверительные отношения и почти никогда не ссорились. Но последнее время Лена стала замечать, что с Кариной что-то происходит: она стала нервной и в тоже время уставшей. За считанные дни она ужасно похудела, и Лена решила, что соседка принимает наркотики. В один прекрасный вечер она вывела её на разговор и поняла причину таких изменений. Карина влюбилась в какого-то парня, который как оказалось, замешан в криминальных делах. Лена иногда встречала этого угрюмого, с острым колким взглядом, и всегда в безупречной черной одежде, парня и неприятное чувство страха овладевало всем её существом. Впрочем, он всегда здоровался, а на Новый год даже поздравил, и они подарили ей большую корзину фруктов.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что что-то произошло: на Карине не было лица. Она тяжело ступала и в глазах застыло нечто похожее на безысходность.
- Заходи! С Димой все в порядке? – голос Лены немного дрожал. Теперь она понимала, что чувствует Карина, когда её любимый исчезает на неопределенное время.
- Дима к матери поехал… - Карина говорила с большим трудом, будто у неё что-то сильно болело.
- У тебя ничего не болит? – Лена начала не на шутку волноваться. – Проходи на кухню, что в дверях стоишь.
Карина сделала шаг, небольшая струйка крови скользнула и окрасила светлый входной коврик.
- С тобой что? – Лена развела её руки и увидела быстро ползущее по голубой кофточке, багровое пятно, которое словно паразит завладевало материалом. Лена в панике втащила несопротивляющуюся Карину, и уложила на диван в кабинете, сама стянула с неё кофту и с ужасом уставилась на порванную рану чуть выше пупка. Она уже потянулась к телефону, но Карина усилием выбила у неё из рук трубку: Лена снова стала терять только что собранное в кулак самообладание.
- Ты, что, Карин? Нужно срочно скорую вызвать! У тебя потеря крови…Скажи, это ты, сама так себя?
- Не звони никуда… - лицо подруги покрылось болезненными пятнами. – Я ещё не совсем с катушек съехала, чтобы себя резать…Я чувствовала, что это произойдет…
Она снова откинулась на подушку: болезненными сухими глазами стала беспорядочно водить по комнате.
- Никаких органов у меня не задето, а кровь и ты остановить сможешь…Мне сложно очень говорить,…но мне нельзя в больницу. Бери нитки шелковые и иглу – самую маленькую в наборе, зашьешь меня…
- Нет, да ты с ума сошла? – мысли лихорадочно метались в Лениной голове. – На тебя напали? Ты знаешь, кто это сделал? – Полотенце, которое она прижимала к ране, уже почти пропиталось кровью насквозь.
- Лена, если ты меня не зашьешь, я умру, - срывающимся шепотом произнесла Карина, смотря куда-то мимо неё. – Давай, ты должна это сделать…Я расскажу тебе все, мне нельзя терять сознание…Давай… - и насколько могла, она подтолкнула Лену рукой. Вид Карининой руки привел Лену в ужас: тоненькая, ещё даже детская, она вся была иссечена голубенькими венами, запястье было расцвечено синяками, словно её грубо хватали и выворачивали, она была измазана кровью и грязью, и она безвольно свисала с дивана, как будто смирилась с чем-то ужасным.
Лене пришлось сделать то, что Карина просит. Когда она первый раз воткнула иглу в нежную кожу, то ощутила ужасный мертвеющий жар рассеченных мыщц, и в тоже время холодное, немеющее тело. Пока Лена собирала все необходимое, у Карины началась лихорадка, и она насколько могла, закутала её в пледы. Кровь уже была повсюду: на полу, диване. Карина быстро и бессвязно говорила, но Лена не давала ей уснуть, она постоянно задавала ей вопросы. Иногда Карина, казалось, выходила из полусна и тогда Лена с ужасом составляла мозаику прошедшего вечера.
- Они ждут меня у подъезда. Это давно уже началось,…они всегда знают, когда я выхожу,…
Карина будто не чувствовала боли, в ней было что-то иное, что она переживала сильнее. Временами, когда Лена неумело слишком глубоко втыкала иглу, она всхлипывала и замолкала. Непроизвольно у Лены по щекам заструились слезы: ей было невыносимо страшно.


Сигаретный дым струился и поднимался к потолку, Карина тихо посапывала на диване, а Лена все не могла успокоиться: сигарета в её руке мелко подрагивала, слезы застыли на щеках. Тишина медленно шагала по комнатам и рассеивала ночной полумрак – наступало морозное утро.
Она написала на белом листе только одно слово – одиночество. Лена молча, водила по нему пальцем, и все внутри потихоньку мерзло от понимания той самой истины, из-за которой она недавно хотела проститься с этим миром. Ничего не изменилось.
Даже смерти она теперь не боится, но что-то всегда заставляет верить в то, что все люди кругом хорошие и добрые, они хотят жить в мире и никогда не обидят ближнего.
И каждый раз, горько ошибаясь в них, до последнего оправдывала их…
       Вот и сейчас, бедная девочка, которая, обладая нехилым интеллектом, сумела попасть на простой жизненной ситуации. Она просто хотела работать. Тут очень важно устроиться, но это не главное, есть такой уровень людей, у которых внезапно появляется талант к какому-либо делу. Так и вышло.
Костя так и не позвонил. Лена, словно сама, стала холодной и как это утро, лишилась всех воздушных замков. Вот он – тот мир: заводы, газеты, равнодушие – которого она бежала, обретая все больше ложных представлений.

В дверь позвонили, и Лена вздрогнула. Это странное чувство, как будто она в чем-то виновата или кто-то услышал её преступные мысли, преследовало её ещё в детстве, и сейчас заворочалось где-то в желудке. Она сидела, не двигаясь и не понимая, кто это, будто окаменела. Но звонок настойчиво выдавал трели, и она испугалась, что шум разбудит Карину. Лена на цыпочках прокралась к двери и заглянула в глазок: Дима.
Лена так поспешно стала открывать двери, что даже сердце её застучало в такт.
- Привет, извини, рано очень…- видно было, как он измучен чем-то, - ты Каринку давно видела? А то звоню, а у неё ничего не отвечает.
- Она у меня. – Дима уже сделал радостный шаг в сторону комнаты, но Лена остановила его.
- Пойдем на кухню.…Во-первых, она спит, а во-вторых, тебе нужно кое-что узнать.
Дима нахмурился и испугался одновременно, Лена мрачно улыбнулась – первый раз этот резкий человек был похож на Пьеро.

Осколки хрупкой рюмки вонзились в ладонь, но тот, кто сжимал её, даже не поморщился. Лена молчала и смотрела на Диму, наверное, первый раз так открыто.
- Это – Рефлекс Борьбы, - медленно произнес он.
- Не поняла. Что? – Лена была напугана. Дима уже ходил смотреть на Карину. Её бледное личико несло отпечаток сильной мучительной боли.
- Есть у нас такая группировка, девушек берет на работу, причем под многочисленными предлогами, а делают из них шпионок, - Дима немного помолчал и добавил, - а потом убивают. Маленькая моя девочка, что ж ты со мной не советовалась? – спросил он у тишины и закрыл лицо руками.
- Ну, они не убили её, значит, все не так плохо, - попыталась ободрить его Лена.
- Да? А как насчет повторной попытки? – холодно отозвался он. – Самое главное, что мое начальство совершенно бессильно, у них, как говорят, ведомство другое. Ну, ничего, пусть пока у тебя побудет, а я найду ей укрытие.
- Дима, не будешь же ты её все время скрывать! У неё сессия через два месяца, да и мать её может приехать. Это неразумно.
- Другого выхода у меня нет, - и Дима направился к двери. – Хотя я сам умру, лишь бы она жила.
- И зачем? – провокационно произнесла Лена.
- Это любовь.
 
Фонари, освещающие проспект, казались призрачными в дымке мороза. Лена стояла у окна и пила кофе, что-то заставляло её хмуриться. Карина слабым голосом позвала её из кабинета:
- Лена!
- Да, Карин, ты чего-нибудь хочешь? Тебе холодно? Плед принести?
- Дай мне уже сказать, - она выглядела лучше, но все ещё корчилась от боли, - ты меня отведи в мою квартиру.
- Ага, совсем что ли, перегрелась. И речи быть не может, дорогая моя.
- Слушай, тогда расскажи, чего ты четвертый день такая грустная, а? У тебя кто-то появился, - сама ответила она на свой вопрос, - но он все эти дни не объявлялся, так?
- Так, - с вздохом ответила Лена.
- Вот, значит, он будет сегодня.
- Это почему это? – Лена была озадачена.
- Если любит, или захвачен тобой, - добавила Карина, морщась и держась за живот, - тогда им всегда нужна передышка, чтоб это все понять… Поэтому отведи меня в мою хату, ясно?
- Нет, ты можешь остаться в кабинете.
- И тогда вы мне спать не дадите, - проворчала она тихо-тихо.
- Но в твоей квартире может быть, опасно. Я Диме обещала не выпускать тебя с этой комнаты.
- Тогда принеси мне снотворного.
Зачем? – спросила Лена и услышала звонок в дверь. Кружка полетела на пол и разбилась на две половины. Это был Костя, это точно был он. Лена так поспешно побежала к двери, что даже опрокинула вешалку.
Он стоял в дверях, растрепанный, красивый. Кончик носа был немного красным, и Лена без слов просто поцеловала его.

 Весна, весна! Где ты бродила, и кого ласкала, когда Сибирь сковывали злые морозы? Ах, твоя майская прелесть похожа на бесконечную книгу с картинками, и его частые теплые дни, словно глоток воды для людей серого города.
Карина медленно приближалась к дому, когда заметила Лену, обнимавшую ствол березы в парке напротив. Её невозможно было не узнать. Только она летом стояла на земле босиком. Карина свернула в парк и тихо подошла к Лене.
- Привет.
Лена постаралась смахнуть слезы, но у неё ничего не вышло, глаза уже были распухшими.
- Что случилось, а? – Карина встревожилась.
- Костю теперь каждый день сковывают приступы. Такого раньше никогда не было. Видно, конечно, что он крепится, но теперь он бесится, когда я начинаю его жалеть. Мы теперь безумно ругаемся, когда он в приступе, позволяет обнимать его, но я знаю – боль этим не облегчить. Зато, каждую ночь он может… ну, понимаешь.
- Это хорошо, - Карина ответила неопределенно.
- Понимаешь, такие дни изматывают его, он работу забросил и только ночью он более, менее спокоен.
- Поживем – увидим, в конце концов, ты ничего не изменишь, так проводи время с ним, пока оно ещё есть.
Лена с ужасом прижала руку ко рту и взглянула на Карину, как на змею.

Последние дни дождь шел не переставая. Лена сидела у окна и не находила себе места. Ей хотелось бежать, бежать, неизвестно куда, только не сидеть на месте. Только подальше от этой дикой реальности, от его неизбежного конца. Он, казалось, был близок, даже его присутствие колыхалось в воздухе. Костя открыл дверь. У него давно был свой ключ. Лена обернулась и встретилась с ним глазами. Они больше не были огнем, теперь они казались не более чем угли.
- Ты был у доктора? – голос подрагивал.
- Да. – Голос хрипловат.
- И что?
- Неделя, семь дней…
Слабость прошедших дней словно довела её до обморока, и она зарыдала. Он подхватил её на руки.
- Малыш, давай потанцуем. Помнишь, как тогда. Ну, пожалуйста, давай…Я чувствую, это мой…последний…
- Только не говори так, - и Лена зажмурилась. Музыка разлилась и окутала тех, кто закружился в танце по комнате.


«…Знаешь, я каждый день перед сном вижу тебя. Ты мило улыбаешься своей мальчишеской улыбкой. И засыпаю с мыслью, что утром мы встретимся. Осень такая красивая. Россыпи золота и красок, лазурь такого далекого неба. Мои руки уже зажили.
Мой психолог опять заходил ко мне ночью, и слушал, сплю я или нет. Я учусь курить. Он говорит, что сигареты, это как человек, но с ним ты общаешься молча.
Я стала забывать запах твоих волос после душа. Я видела тебя сегодня в дымке рассвета и тщательно рвала бинты на руках.
А ещё мама как в детстве, кормит меня с ложечки, вчера она разбила голубую вазу и её осколки, весело застучали по паркету. Нет, каждую ночь я все равно нахожу ножницы. Эти полоски белой ткани пахнут горем. Знаешь, я очень тебя люблю…»
(Из дневника Мельковой Елены, 20 сентября, 1999)

«…А сегодня я открыла окно и встала на подоконник. Хотела шагнуть вниз, проверить, так ли мягки лепестки цветов внизу, я стояла долго, даже закололо ноги. Но Олег Сергеич хлопнул дверью, и моя тапочка плавно полетела вниз.
Он снова поставил мне укол, и стащил с окна. Почему ты не пишешь мне?..»
(Из дневника Мельковой Елены, 24 февраля 2000)

«…Я не видела тебя год, и снова на руках белые рукава, но будет ночь, и они исчезнут. Почему на окне эта жуткая сеть? Я теперь всегда, сплю… Может, умираю? Маму вижу редко, она пытается улыбнуться, но глаза её плачут.
Как ты?..»
(Из дневника Мельковой Елены, 13 июня 2000)

Отчет главного психолога частной клиники «Морфиус» Маркова Олега Сергеевича, от первого июля 2000 года.
«Излечение наступило на 402 день с момента инцидента. Пациентка полностью адаптировалась, узнает окружающих. Повторных попыток суицида не совершает. Все ещё слишком худа и заторможена, но болевые факторы отсутствуют. По прохождению месячного реабилитационного периода, будет полностью готова к полноценному возвращению к обществу и вступлению в права владения наследством, оставленным Самарским К. А.»