Повесть о германских добровольцах II
Несмотря на тяжелое поражение берлинских «спартаковцев» в январе 1919 года, в Имперской столице продолжались забастовки и кровавые столкновения коммунистических сил с полицией и белыми добровольцами. По наущению КПГ рабочие армейских мастерских г. Шпандау отказались шить для солдат военную форму. 27 февраля конференция рабочих делегатов государственных заводов Шпандау потребовала экспроприации всех банков и крупных предприятий, конфискации всех крупных состояний (знакомая песня - «грабь награбленное!») и...назначения революционного трибунала для вынесения смертного приговора бывшему германскому Императору Вильгельму II Гогенцоллерну, генерал-фельдмаршалу Паулю фон Гинденбургу унд Бенкендорфу, генерал-квартирмейстеру Эриху Людендорфу и другим «военным преступникам», а также... рейхспрезиденту Фридриху Эберту, рейхсканцлеру Филиппу Шейдеману, министру рейхсвера Густаву Носке и прочим «предателям революции»!
Генерал Вальтер барон фон Люттвиц, командующий сконцентрированными в Берлине и в окрестностях города добровольческими частями, со дня на день ожидал нового удара «спартаковцев» – повторения январских событий. На этот раз положение несколько облегчалось тем, что после январских боев выборные (!) командиры и члены Советов солдатских депутатов Берлинского гарнизона были заменены вновь назначенными надежными офицерами. Однако по-прежнему существовала неоднократно упоминавшаяся выше «Республиканская солдатская гвардия» («Републиканише Зольдатенвер»), в состав которой после январских боев были включены остатки изрядно потрепанной «Народной военно-морской дивизии». Бойцы «зольдатенвера», несмотря на свою лояльность к социал-демократическому правительству Фридриха Эберта, категорически отказывались применять оружие против «своих братьев по классу, обманутых большевицкой демагогией». Поэтому как у министра Носке, так и у барона фон Люттвица на «зольдатенвер» надежды было мало.
Утром 3 марта 1919 года газета КПГ «Ди Роте Фане» («Красное Знамя») призвала рабочих к всеобщей стачке в поддержку забастовщиков Центральной Германии. В тот же день Общее собрание Берлинских советов рабочих и солдатских депутатов приняло решение о стачке, выдвинув следующие требования:
1.Признание полновластия Советов рабочих и солдатских депутатов.
2.Незамедлительное проведение в жизнь решений I Имперского (Всегерманского) съезда Советов об отмене единоначалия офицеров в войсках.
3.Освобождение всех политзаключенных.
4.Арест всех «участников убийств революционеров».
5.Отмена всех военно-полевых судов и военной юстиции как таковой.
6.Незамедлительное создание отрядов рабочей самообороны.
7.Роспуск всех добровольческих корпусов.
8.Незамедлительное восстановление дипломатических и экономических отношений с Советской Россией.
С началом стачки военные власти объявили в Берлине и его пригородах осадное положение. Газета «Ди Роте Фане» была запрещена, ее редакция и типография разгромлены белыми добровольцами (совсем как редакция «Правды» после провала первой попытки большевицкого переворота в Петрограде в июле 1917 года!).
4 марта белые войска Носке вступили в Берлин. 5 марта «Республиканская солдатская гвардия» получила приказ из городской комендатуры пресечь грабежи в центре города на площади Александерплац. В составе откомандированного подразделения «зольдатенвера» находились военные моряки, завязавшие перестрелку с бойцами белого добровольческого корпуса фон Лютцова перед берлинским полицей-президиумом. Матросов поддержали другие части «зольдатенвера». Белые добровольцы тоже получили подкрепление и применили тяжелое оружие. В ходе боев за площадь Александерплац использовались легкая и тяжелая артиллерия, мины весом до 2 центнеров, самолеты-корректировщики артиллерийского огня и даже авиабомбы. После разгрома «зольдатенвера» в центре Берлина добровольцы обстреляли и взяли штурмом штаб революционных матросов. Бои с «зольдатенвером» развернулись и в берлинском районе Ней-Келльн. В результате «зольдатенвер» был почти полностью уничтожен. Бои развернулись по всему городу.
12 марта добровольцы заняли берлинский район Лихтенберг, последний «красный бастион» столицы Германского рейха. В ожесточенных уличных боях «спартаковцы» потеряли убитыми 1300 человек, в числе которых оказался и один из лидеров Коммунистической партии Германии, пламенный интернационалист товарищ Лео Иогихес (впрочем, не известно точно, кем убитый – у него было немало недругов и в рядах собственной партии). Это был тот самый Лео Иогихес, который в 1893 году вместе с такой же русской подданной, Розой Люксембург, организовал Польскую социал-демократическую партию на территории Царства Польского, входившего тогда в состав Российской Империи.
Опыт мартовских боев в Берлине был сформулирован генералом Вальтером бароном фон Люттвицем в следующих тезисах:
1)Чем радикальнее средства, тем скорее обеспечивается достижение успеха. На противника, укрывшегося за стенами и баррикадами, производит должное впечатление только огонь артиллерии и минометов… Предупредительных выстрелов следует избегать, вести огонь преимущественно на поражение.
2)Не вести никаких переговоров, требовать безоговорочной капитуляции.
10.Новая армия.
В походах белых добровольческих частей весной 1919 года по важным промышленным центрам Германии были беспощадно подавлены кровавые «спартаковские» мятежи. Победоносные добровольцы разгромили, разоружили, распустили и запретили многочисленные отряды Красной гвардии, «Пролетарской гвардии безопасности» («Пролетарише Зихерхайтсвер»), «Народного ополчения» («Фольксвер») и пр. Советы солдатских депутатов, противившиеся восстановлению единоначалия в войсках, были смещены и заменены более сговорчивыми. И, наконец, настал момент для превращения разрозненных добровольческих корпусов в одну централизованную, единообразно структурированную и находящуюся под единым командованием (хотя и неофициальную) армию.
Еще до окончательного принятия Веймарской конституции, 27 февраля 1919 года, германское Национальное собрание приняло закон о создании Временной «Имперской гвардии» («рейхсвера»), вступивший в силу 6 марта 1919 года. 16 апреля 1919 года был принят закон об учреждении временных Имперских военно-морских сил («рейхсмарине»). Присягая, солдаты клялись добиваться проведения в жизнь всех распоряжений имперского правительства и обеспечивать закон и порядок внутри страны. 9 марта 1919 года рейхспрезидент Фридрих Эберт назначил министра рейхсвера (военного министра) Густава Носке главнокомандующим рейхсвером. Впервые с 9 января 1918 года было официально восстановлено неограниченное единоначалие офицеров в войсках. Никаких советов солдатских депутатов в рейхсвере не имелось, и даже предусмотрено не было. Добровольческие корпуса, нередко в качестве отдельных подразделений, переводились в состав рейхсвера.
Так, Гвардейская кавалерийская стрелковая дивизия была переименована в 30-ю бригаду рейхсвера, Добровольческий ландъегерский корпус генерала Людвига Меркера - в 16-ю бригаду рейхсвера, добровольческий корпус Гюльзена – в 3-ю бригаду рейхсвера, добровольческий корпус Россбаха – в 37-й егерский батальон и т.д. Кроме добровольческих корпусов, в состав рейхсвера вошли члены верных правительству отрядов «гражданской самообороны» и «городских ополчений», создававшихся с начала 1919 года по указанию военного министра Густава Носке и министра внутренних дел Пруссии Вольфганга Гейне (СДПГ) для поддержки правительственных войск в боях со «спартаковцами». Зачислялись в рейхсвер и так называемые «временные добровольцы» (или «добровольцы на время»), бывшие офицеры и студенты, рекрутировавшиеся местными воинскими начальниками с весны 1919 года для поддержки рейхсвера в случае, если «имели твердое желание применить оружие против Спартака».
В зависимости от того, предусматривалось ли использование бригад рейхсвера против внешнего или же против внутреннего врага, они имели различные структуру и вооружение. Так называемые «большие бригады рейхсвера», предназначенные главным образом для борьбы с внешним врагом, имели многочисленную артиллерию, отряды специального назначения и многочисленные тыловые подразделения. В то время как «малые бригады» рейхсвера, используемые главным образом для поддержания порядка внутри страны, имели в своем составе относительно мало артиллерии, войск специального назначения и совсем никаких тыловых частей. Численность «большой бригады» рейхсвера составляла 11 000, «малой» – 7 320 человек. В апреле 1919 года рейхсвер насчитывал в своем составе 17 «больших» и 12 «малых», а уже летом 1919 года - 22 «большие» и 18 «малых» бригад. К июню 1919 года общая численность рейхсвера, включая части пограничной стражи («гренцшуц»), составляла 350 000 штыков и сабель.
В рейхсвере роль бывшего аппарата Верховного Руководства Сухопутных Войск и Большого Генерального штаба кайзеровской армии играло Министерство рейхсвера. При этом персональная преемственность сохранялась. Министру рейхсвера подчинялись Руководство сухопутных сил и Руководство военно-морских сил. Важнейшим органом в структуре Руководства сухопутных сил являлось Войсковое ведомство, фактически выполнявшее все функции прежнего Большого Генерального Штаба.
Некоторые отделы Руководства сухопутных сил были «замаскированы» под гражданские учреждения или включены в состав других министерств (внутренних дел, транспорта и т.д.). Руководству сухопутных сил подчинялись сперва 4, а позднее – 2 командования групп рейхсвера, а последним, в свою очередь, 7 командований военных округов. В отдельных землях (провинциях) Германской Империи были учреждены земельные комендатуры, подчинявшиеся непосредственно министру рейхсвера.
Параллельно с созданием рейхсвера были заново сформированы полиция и жандармерия, чьи кадры были укреплены за счет принятия на службу бывших офицеров и унтер-офицеров, хорошо зарекомендовавших себя в боях со «спартаковцами».
И, наконец, уже в 1919 году были воссозданы или вновь организованы многочисленные военно-патриотические организации - такие, как Национальный Союз Немецких (Германских) Офицеров, Германский Офицерский Союз, «Вервольф» Фрица Клоппе, «Союз Киффгейзера» («Киффгейзербунд») – объединение многочисленных союзов ветеранов войны, Союз солдат-фронтовиков «Стальной Шлем» («Штальгельм»), а также объединение бывших бойцов добровольческих корпусов под названием «Младотевтонский (Младонемецкий) орден» («Юнгдейчер Орден», сокращенно «Юнгдо») во главе с отставным офицером-фронтовиком, бывшим командиром белого добровольческого корпуса «Кассельская офицерская рота» Артуром Марауном.
Наибольшую известность во внутриполитической жизни Германии между двумя войнами снискал «Стальной Шлем», возглавляемый офицерами-фронтовиками Теодором Дюстербергом (придерживавшимся консервативно-монархических взглядов) и Францем Зельдте (представлявшим «консервативно-революционное» крыло, но, в конце концов, примкнувшим к национал-социалистам и даже занявшим в 1933 году важный - с учетом необходимости срочной ликвидации в Германии массовой безработицы, унаследованной от Веймарской республики - пост министра труда в первом кабинете Адольфа Гитлера). В рядах «Стального Шлема» состоял прусский кронпринц Оскар фон Гогенцоллерн (в то время как другой прусский принц, Август-Вильгельм - «Ауви» -, состоял в гитлеровских штурмовых отрядах СА). «Стальной Шлем», насчитывавший в разное время от 1 до 2 миллионов активных членов, имевший свою собственную молодежную организацию – «Молодой Стальной Шлем» («Юнг-Штальгельм»), с «мечом Зигфрида» в качестве эмблемы на значках и петлицах - и примыкавший в политическом отношении к Немецкой Национальной Партии (ННП), являлся своего рода «штурмовым отрядом» этой партии.
Вплоть до 1932 года «Стальной Шлем» использовал в качестве знамени кайзеровский военный (военно-морской) флаг (при этом у черного орла в центральном медальоне флага чаще всего отсутствовала корона). С 1933 года черный одноглавый коронованный прусский орел в центральном медальоне флага «Штальгельма» был заменен черным изображением солдатской каски (стального шлема); наряду с «военным», стал употребляться и «национальный» черно-бело-красный полосатый флаг с изображением солдатской каски в центре средней – белой - полосы. С 1934 года под изображение каски в центре флага была подложена белая «вращающаяся» свастика. «Штальгельмовцы» носили форму серо-зеленого полевого цвета «фельдграу» и фуражки, очень напоминавшие экипировку кайзеровской армии (правда, отсутствовали погоны). Знаками различия «верманов» («вооруженных мужей»- так именовались чины «Стального Шлема») служили черные, окаймленные серебром шевроны углом вверх на левом рукаве и петлицы черного цвета, украшенные тремя посеребренными дубовыми листьями и серебряными «шпалами» - в зависимости от звания. Белые выпушки указывали на принадлежность к «активному контингенту», зеленые – к «резерву», голубые – к отрядам «защиты родины» («гейматшуц»).
«Вервольф» (полное название: «Вервольф – союз немецких фронтовиков») был учрежден тем же самым полковником кайзеровской армии Теодором Дюстербергом (а не «Дуйстербергом», как часто неправильно пишут!), что основал и «Стальной Шлем», в качестве молодежного союза, в рамках которого должны были проходить военную подготовку и политическое обучение будущие кадры «Стального Шлема».
Древнегерманское по своему происхождению, слово «вервольф» имеет в немецком языке двоякий смысл, в зависимости от написания (хотя во всех случаях произносится одинаково). В случае написания «Werwolf (Waerwolf)» оно переводится в своем первичном и исконном смысле, как «муж» (в значении «человек»; ср. с латинским «vir» = «вир», то есть «муж», «человек») + «волк» («вольф»). «Вервольфами» в древнегерманских сказаниях именовались оборотни-вурдалаки, аналогичные славянским «волкодлакам» («волколакам»), древнегреческим «ликантропам» и скандинавским «ульфхединам» («варульвам») - люди, способные на время обращаться в волков. В случае же написания «Wehrwolf» (именно такое написание имело название интересующего нас союза) слово «вервольф» переводится как «вооруженный волк» (от «Wehr» - «оружие, броня, оборона» и «Wolf» - «волк»).
Особенно популярным слово «вервольф» в данном написании стало в Германии накануне Великой войны благодаря одноименному роману-хронике немецкого писателя-«почвенника» Германа Ленса (ушедшего добровольцем на фронт в первый день войны и павшего смертью храбрых в 1916 году во Фландрии). В своем романе-хронике «Вервольф» Герман Лёнс воспел доблесть тайного отряда крестьянской самообороны, действовавшего на Люнебургской пустоши в годы опустошительной Тридцатилетней войны середины XVII века. Новые «вервольфы» – бывшие бойцы добровольческих корпусов, унтер-офицеры рейхсвера, резервисты и молодежь, как бы равнялись на безвестных героев общенародного сопротивления иноземным оккупантам и их пособникам из числа самих же немцев, описанных в «крестьянской хронике» Германа Ленса. Вскоре после своего основания «Вервольф» отделился от породившего его «Стального Шлема» (в котором функции, первоначально предназначавшиеся «вооруженным волкам», стала выполнять новая молодежная организация – упомянутый выше «Молодой Стальной Шлем»).
Руководителем «вооруженных волков», не довольных слишком тесными, по их мнению, связями руководства «Штальгельма» с «реакционным юнкерством и кайзеровским офицерством», стал ветеран Великой войны, бывший фрейкоровец Фриц Клоппе, член «Национального Союза Немецких (Германских) Офицеров», издававший (начиная с 1922 года) газету «Вервольф». На момент отделения от «Стального шлема» в рядах «Вервольфа» числилось около 30 000 человек, подразделявшихся на 400 групп, входивших в 26 областей («гау»).
Наряду с идеологическим воспитанием немецкой молодежи в «национальном и социальном духе», с целью ликвидации разделяющих немецкий народ сословно-классовых противоречий и победоносного завершения национально-освободительной борьбы с международной финансовой олигархией, наднациональным масонством и транснациональными корпорациями, за создание великогерманского народного государства», большое внимание уделялось военно-спортивной подготовке под девизом: «Неустрашимость, товарищество, самообладание и готовность жертвовать собой».
Большинство членов организации Фрица Клоппе было сконцентрировано в Центральной и Западной Германии. «Вервольфы» подразделялись на три возрастные группы:
1) «молодые волки», или «юнг(вер)вольфы» (от 14-17 лет);
2) собственно «вервольфы» (17 до 24 лет);
3) «верные» (старше 24 лет).
Члены «Вервольфа» выступали под черным знаменем с серебряной «мертвой головой». В отдельных подразделениях имелись черные треугольные флажки-фаньоны с эмблемой организации - горизонтальным белым «волчьим крюком».
Герб «Вервольфа» представлял собой белую »мертвую голову» брауншвейгского типа (человеческий череп ан фас над скрещенными берцовыми костями) на черном поле, окаймленный по верхнему краю гербового щита белой лентой с черной надписью немецкими готическими буквами «Вервольф» (нем.: Der Wehrwolf), а по нижнему краю - надписью: «Союз германских мужей и фронтовиков» (нем.: Bund Deutscher Maenner und Frontkaempfer). Иногда изображенный на гербе череп с костями помещался над белой заглавной латинской литерой («В»,нем.: «W», т.е. «Вервольф»).
Кроме того, в качестве герба «Вервольфа» использовался белый щит с черным изображением «волчьего крюка», расположенного по диагонали, справа налево (в геральдическом смысле), с черной надписью «Кто не с нами, тот против нас» (нем.: Wer nicht mitmacht, ist gegen uns).
Боевики «Вервольфа» носили единообразную полевую армейскую форму (без погон) с черно-бело-красными повязками на левом рукаве - серо-зеленые френчи, брюки и фуражки, ботинки с серо-зелеными обмотками или крагами, реже - сапоги. Они подпоясывались ремнями с бляхой, на которой была изображена «мертвая голова» над латинской литерой «В» («W») и носили жетоны в форме черного, с белой каймой, гербового щитка с белой «мертвой головой» над литерой «В» («W») белого (или красного) цвета, а также кольца серебристого металла с изображением черепа и костей над латинской литерой «В» («W»), вписанным в кольцо. Кожаная амуниция была обычно темно-желтого цвета, как это было принято в кайзеровской армии.
«Младотевтонский (Младонемецкий) орден» («Юнгдейчер орден», сокращенно «Юнгдо») возник на основе добровольческого корпуса, входившего в русско-немецкую Западную Добровольческую Армию князя П.М. Авалова-Бермондта, переняв ее эмблему – черный восьмиугольный мальтийский крест, помещенный на белые знамена и щитовидные нагрудные знаки марауновцев. В русскоязычной литературе эта организация часто неправильно именуется «Новонемецким» или «Младогерманским орденом» - подобно тому, как Немецкий (Тевтонский) рыцарский орден порой неправильно именуется «Германским рыцарским орденом». Артур Мараун создал свой «младотевтонский» орден в подражание «старому» рыцарскому Тевтонскому (Немецкому) ордену (к описываемому времени возвращенному революцией в Австрии в свое первоначальное состояние госпитальерского католического монашеского братства), став его «Верховным Магистром» (Гохмейстером), имевшим в своем подчинении собственных «комтуров» (командоров) и «братьев-рыцарей».
«Младотевтоны» Марауна носили полевую форму цвета «фельдграу» (френчи поверх белых парадных или защитных повседневных рубашек с черными галстуками, армейской кожаной амуницией, брюки с ботинками или бриджи, сапоги или ботинки с кожаными крагами или обмотками). Бляхи поясных ремней и фуражки «младотевтонов» были украшены эмблемой их ордена - упомянутым выше мальтийским крестом.
Территориальные подразделения «Юнгдо» именовались «бальяжами» («баллеями»), местные группы - «братствами». Численность его временами достигала 200 000 человек.
«Орденские братья» марауновского «Юнгдо» носили значки в форме белого щитка с черным крестом (но не «классической» тевтонской, а мальтийской формы, с «ласточкиными хвостами» на концах), а «орденские сестры» - такие же значки (но с трехлучевыми крестами). Знамя «Юнгдо» представляло собой белое полотнище с черным мальтийским крестом. Возведя сам себя в сан Верховного магистра учрежденного им «Младотевтонского ордена», Артур Мараун пользовался внутри ордена непререкаемым авторитетом, опираясь на свои собственные капитул, бальяжи и комтуров, скопированных со «старого» («головного») Тевтонского ордена. Правой рукой Гохмейстера Марауна был канцлер «Младотевтонского ордена» Борнеман. Видную роль в «Юнгдо» играл также генерал в отставке Зальценберг. Особенно многочисленными были земельные организации «Младотевтонского ордена» в Тюрингии и Саксонии, а его мелкие филиалы имелись на всей территории Германии.
«Юнгдо» издавал собственную газету «Младотевтон» (нем.: «Дер Юнгдейче») под девизом участников Первого Крестового похода (и рыцарей ордена Святого Гроба Господня) «Так хочет Бог!» (нем.: «Готт вилль эс!», лат.: «Деус вульт»).
Первоначально орден Марауна/Борнемана являлся главным конкурентом право-консервативного союза фронтовиков - ветеранов мировой войны «Стальной шлем» (нем.: «Дер Штальгельм», Der Stahlhelm). Подобно «Штальгельму», «Юнгдо» преследовал цели военного характера, собирал и тайно хранил вооружение германской армии, подлежавшее сдаче комиссии Антанты по разоружению Германии. В 1923 г. «Младотевтонский орден», как и «Стальной шлем», боролся за осуществление планов главнокомандующего вооруженными силами послевоенной Германии (рейхсвера) генерала Ганса фон Секта, намеревавшегося организовать вооруженное сопротивление французским и бельгийским войскам, оккупировавшим промышленную Рурскую область Германии. В 1925 г. орден Марауна поддержал кандидатуру фон Секта на пост президента Германии. Своими основными задачами «Юнгдо» провозгласил борьбу против красного террора внутри страны, освобождение Отечества в сфере внешней политики и возвращение германских колоний.
С 1924 г. разгорелось соперничество между «Младотнвтонским орденом» и «Стальным шлемом», главную роль в котором играли связи обеих организаций в министерстве рейхсвера, а также сугубо местнические интересы. Как говорил в рейхстаге в 1923 г. министр рейхсвера Гесслер, между офицерами рейхсвера разгорелся спор о том, какой из двух союзов лучше служит отечеству. В конце 1925 г. имперский комиссар по охране общественного порядка передал минстерству рейхсвера данные об установлении контактов между «Младотевтонским орденом» и союзом «Рейхсбаннер» («Имперский стяг») – полувоенной организацией, созданной Социал-Демократической Партией Германии (СДПГ). Конфликт «Юнгдо» со «Стальным шлемом» и контакты Марауна с «Рейхсбаннером» стали причиной разрыва между министерством рейхсвера и «Младотевтонским орденом». Во второй половине 20-х гг. орден Марауна/Борнемана в значительной степени утратил свое прежнее влияние, число его членов и сторонников резко уменьшилось.
В 1928 году «Юнгдо» совместно с Христианскими профсоюзами основал «Народное Немецкое Имперское Объединение» (ННИО), а в 1930 году объединился с Немецкой (Германской) Демократической Партией в Немецкую (Германскую) Государственную Партию и участвовал в парламентских выборах. Вследствие враждебности «Юнгдо» гитлеровскому национал-социализму, орден Артура Марауна был запрещен в 1933 году, а сам Мараун - арестован. В «Младотевтонском ордене» состоял, между прочим, и советский разведчик, офицер германских военно-воздушных сил Харро (Гарро) фон Шульце-Бойзен, внучатый племянник адмирала Альфреда фон Тирпица и член подпольной антинацистской организации «Красная капелла» («Красный оркестр»), казненный национал-социалистами.
Поскольку экстремистские политические организации, преследующие сходные цели, наиболее яростно борются не с главным, идеологическим врагом, а друг с другом (как это происходило до недавних пор и в нашем многострадальном Отечестве), гитлеровская партия НСДАП и «Младотевтонский орден» друг друга на дух не выносили, но, тем не менее, сходство между ними было во многом разительным, как, впрочем, и сходство с коммунистами. Не зря ведь товарищ Сталин говорил о своей, Коммунистической, партии, как об «ордене меченосцев», а рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер о своей «черной гвардии» как об «ордене нордических мужей» (с его легкой руки СС и стали называть «Черным орденом»). После прихода Гитлера к власти «Младотевтонский орден» был распущен, а сам Артур Мараун арестован и заключен в концентрационный лагерь.
Наряду с «Младотевтонским орденом» Артура Марауна и «старым» католическим военно-монашеским Тевтонским (Немецким) орденом, в Германии и Австрии описываемой эпохи существовали также полусекретный националистический союз «Дейчер Орден» («Немецкий орден», одноименный со «старым») и более глубоко засекреченный «Германен-Орден» («Германский орден» или «Орден германцев»), для членов которого было характерно увлечение древнегерманскими рунами и неоязычеством в духе ариософа Г(в)идо фон Листа. На разных этапах своего существования «Германский орден» (эмблемой которого служила вращающаяся «солнечная» косовидная свастика-«зензенкрейц», наложенная первоначально на равносторонний крест, а позднее – на четырехлучевую звезду) включал в свой состав организации различной ориентации – например, баварское ариософское «Общество Туле», прусский монархический Союз прямодушных («Бунд дер Ауфрехтен») и даже национал-социалистическую партию НСДАП. В силу сходства названий вышеперечисленных «орденов» современники и особенно позднейшие авторы нередко путали (и продолжают путать!) их друг с другом и со «старым» католическим духовно-рыцарским Тевтонским (Немецким) орденом Пресвятой Девы Марии.
В конце марта-начале апреля 1919 года основной очаг революционных боев в Германии переместился на юг страны - в Баварию.
11.Баварская Советская республика.
Бавария всегда относилась к числу германских государств с наиболее ярко выраженной самобытностью и стремлением к самостоятельности. Баварское герцогство пользовалось автономией еще в составе Империи Карла Великого (IX в.). Государь из древней династии Виттельсбахов, Людвиг Баварский (XIV в.) принадлежал к числу наиболее выдающихся кайзеров «Священной Римской Империи германской нации». Баварское королевство существовало еще в те времена, когда на землях будущего Королевства Пруссии язычники «молились пням», а их гоняли по лесам рыцари Тевтонского ордена. В так называемой «Австро-Прусской» (а фактически – внутригерманской гражданской) войне 1866 года Бавария, в числе других южногерманских государств, поддерживавших Австрию, потерпела сокрушительное поражение от победоносной Пруссии и возглавляемого Пруссией Северогерманского Союза.
Тем не менее, и после провозглашения в 1871 году Германской Империи («Второго рейха») во главе с королем Пруссии в качестве «германского Императора» (но не «Императора Германии!») в 1871 году в Зеркальном зале Версальского дворца французских королей (этот глубоко символический акт был призван прочно закрепить в сознании современников и потомков победу немцев над французами, столетиями всячески препятствовавшими германскому единству), Бавария сохранила свою автономию, собственную армию с Генеральным Штабом, собственное военное министерство, собственную почту со своими почтовыми марками, и другие атрибуты самостоятельности.
Многие баварцы по-прежнему с недоверием и завистью относились к «пруссакам» и не прочь были бы при первой возможности от них отделиться. Огромные потери и лишения, понесенные всеми немцами в годы Великой войны, да и само поражение в войне эти «бело-голубые» (названные так по цветам баварского государственного флага) сепаратисты склонны были приписать «прусскому милитаризму», пытаясь снять с Баварии всякую ответственность за разжигание войны (приписываемое Антантой исключительно германской стороне) и заодно попытаться «полюбовно» договориться с державами-победительницами, избавив Баварию от необходимости участвовать в выплате Антанте колоссальных репараций, наложенных победителями на побежденную Германию. Поэтому не является случайным то обстоятельство, что именно баварская столица Мюнхен, наряду с Килем, стала одним из первых очагов революционного пожара.
Еще 2 ноября 1918 года (за неделю до «официальной» победы Ноябрьской революции в Германии!) огромная толпа, состоявшая в основном из солдат нестроевой службы и деклассированных элементов, во главе с лидером «независимых социал-демократов» Куртом Эйснером (Соломоном Космановским), чья парламентская фракция составляла в баварском ландтаге (земельном парламенте) меньшинство, совершила нападение на расположенные в Мюнхене армейские казармы.
Любопытно, что в числе сторонников Курта Эйснера был и юрист Ганс Франк, ставший при Гитлере ведущим нацистским правоведом, министром без портфеля и генерал-губернатором Варшавы, установившим в покоренной германскими нацистами Польше режим жесточайшего террора и повешенный за свои преступления по приговору Нюрнбергского трибунала (впрочем, и другой видный сторонник Гитлера - «главный антисемит Третьего рейха» и издатель газеты «Дер Штюрмер» Юлиус Штрейхер - был в молодости социал-демократом, а третий - будущий Президент Народного суда гитлеровской Германии - Роланд Фрейслер - успел в юные годы побывать в России красноармейцем, политкомиссаром и чекистом - пока не был по линии Коминтерна заслан в Германию, где, поразмыслив, перешел в ряды нацистов)!
Уличные столкновения привели к свержению баварской королевской династии Виттельсбахов и бегству королевской семьи из Мюнхена. В качестве обоснования совершенного им переворота Курт Эйснер использовал опасения баварского крестьянства, что развал Австро-Венгрии может привести к вторжению войск Антанты и ее сателлитов в Баварию, невзирая на мирный договор, и недовольство правительством Фридриха Эберта, влачившим, после заключения мира, довольно жалкое, по его мнению, существование.
Берлинское правительство обвинялось баварцами, в массе традиционно не любившими «пруссаков», во всех свалившихся на Баварию и на всю Германию бедах.
Курт Эйснер-Космановский, провозгласивший Баварию социалистической и демократической республикой, с самого начала взял курс на открытую конфронтацию с «прусским» Берлином. По указанию Космановского были сфабрикованы подложные документы (датированные 1914 годом), призванные снять, в глазах Антанты, с Баварии всякую ответственность за развязывание мировой войны (взвалив всю ответственность на «пруссаков»), и помочь ей заключить с Антантой отдельный, менее суровый, чем со всей поверженной Германией, мирный договор.
Эйснер также выступал против созыва всегерманского Национального собрания, как не учитывающего позицию советов рабочих и солдатских депутатов. Столкнувшись с жесткой позицией рейхспрезидента Фридриха Эберта, Курт Эйснер настолько резко обострил отношения с Берлином, что даже ряды поддерживавших его «антипрусские» настроения баварцев раскололись. Социал-демократическое большинство в баварском ландтаге поддержало позицию президента Эберта, сочтя необходимым передачу верховной власти всенародно избранному Учредительному собранию.
Поскольку на 12 января 1919 года были назначены выборы в баварский ландтаг, крайне левые «спартаковцы» и перешедшие к красным солдаты, сомневавшиеся в способности Эйснера «довести дело социалистической революции до конца», в ночь на 7 декабря 1918 года предприняли в Мюнхене попытку вооруженного восстания, которую, однако, властям удалось подавить малой кровью, ввиду отсутствия у путчистов поддержки со стороны населения. Хотя Эйснер всеми силами открещивался от ультралевых путчистов, утверждая, что – якобы! - не был посвящен в их планы, общественное мнение в Баварии оказалось настроенным против него. Никто уже не верил в эйснеровскую идею полной независимости Баварии от остальной Германии, как залога будущего процветания этой земли.
Кроме того, становившиеся все более агрессивными антицерковные выходки красных стали оскорблять верующих, испытывавших традиционное для баварцев (особенно в сельской местности) уважение к католической церкви. Стало совершенно ясно, что, в случае, если выборы в ландтаг все-таки состоятся, Эйснера и его независимых социалистов ждет неминуемое поражение. Эйснер попытался еще раз обратиться к силе, но снова безуспешно, и был вынужден подать в отставку 21 февраля 1919 года.
В тот же день Курт Эйснер-Космановский был застрелен на улице офицером-фронтовиком графом Антоном фон (де) Арко-Валлей. Графу фон Арко-Валлей, незадолго до совершения им покушения на Эйснера, было отказано в приеме в ряды ариософского «Общества Туле» (баварского отделения тайной организации «Германский оорден») из-за его еврейского (по матери) происхождения. Данный факт позднее породил усердно муссируемую до сих пор так называемыми конспирологами (вроде Юрия Воробьевского и др.) легенду, что физическое устранение Эйснера было якобы поручено графу фон Арко руководством «Общества Туле», в качестве непременного условия его принятия в члены общества; впоследствии баварские чекисты на основании этого облыжного обвинения учинили кровавую расправу над членами «Общества Туле», взятыми ими в заложники.
Сам граф фон Арко, тяжело раненый красными после совершения им покушения и чудом спасенный от смерти знаменитым хирургом профессором Фердинандом Зауэрбрухом (с трудом уговорившим явившегося за раненым графом в госпиталь командира красногвардейского отряда - бывшего русского военнопленного, которого доктор Зауэрбрух по счастливой случайности вылечил накануне революции! - увести своих людей), был спасен от смертной казни, грозившей ему за убийство Эйснера, благодаря личному заступничеству знаменитого писателя Томаса Манна. Отбыв продолжительное тюремное заключение, граф Арко был в 1945 году сбит в Мюнхене автомашиной американских оккупационных войск и скончался на месте.
Революционеры устроили Эйснеру пышные похороны с почетным эскортом солдат мюнхенского гарнизона. В исторической литературе встречаются утверждения, что при просмотре кадров кинохроники 1919 года среди баварских красноармейцев, эскортировавших гроб с телом Эйснера был якобы обнаружен... ефрейтор Адольф Гитлер! Так ли это, или нет, одному Богу известно! Приводим это сообщение, как информацию к размышлению...
Успешное покушение графа фон Арко на Курта Эйснера послужило сигналом к разгрому левыми баварского земельного парламента-ландтага и якобы «стихийным», а в действительности – тщательно спланированным (подобно неудачному большевицкому путчу в июле 1917 года в Петрограде) массовым выступлениям красных. Ворвавшиеся в ландтаг вооруженные революционеры тяжело ранили лидера социал-демократического парламентского большинства Эдгара Ауэра и захватили многих членов баварского ландтага в качестве заложников. Мюнхен оказался в состоянии полной анархии. Президент Фридрих Эберт в далеком Берлине мало чем мог помочь со своими слабыми силами. Возник новый, крайне опасный очаг серьезной смуты.
Во главе баварских левых стояли анархисты Густав Ландауэр, Эдгар Яффе и Эрих Мюзам. Последний, между прочим, был издателем журнала с характерным названием «Каин». Как видно, Мюзаму не давали покоя «лавры» большевиков в России, вознамерившихся воздвигнуть летом 1918 года в г. Камышине на Волге памятник Каину, но потом «ограничившихся» установкой памятника... Иуде Искариоту!
По городам Баварии прокатилась волна стачек. Вооруженные коммунисты и анархисты, к которым примкнула часть солдат, силой захватывали редакции неугодных им газет. Во всей южной Баварии власть фактически перешла в руки советов рабочих и солдатских депутатов. Власть в Мюнхене захватил самозваный Центральный Совет, состоявший из представителей НСДПГ, анархистов, Баварского крестьянского союза и левых социал-демократов. 6 апреля 1919 года в мюнхенский дворец бывшей баварской королевы ворвалась группа вооруженных революционеров под предводительством авангардистского поэта и драматурга Эрнста Толлера, возглавившего «независимцев» после убийства Эйснера, и провозгласила Баварию «Советской республикой».
Их воодушевил на это быстрый успех революции, вспыхнувшей 21 марта 1919 года в Венгрии, где власть захватил засланный из Совдепии пламенный интернационалист товарищ Бела Кун, провозгласивший Венгерскую Советскую Республику. Эрнст Толлер и его сторонники заявили о своем намерении объединиться с Советской Венгрией и Австрией (где тоже со дня на день ожидалась социалистическая революция) в единую «революционную конфедерацию» (это также предполагало «разрыв с Берлином»).
Толлера поддержали советы рабочих и солдатских депутатов. Прежнему баварскому правительству социал-демократического большинства, во главе с Адольфом Гофманом, удалось бежать из Мюнхена на север Баварии, в Бамберг. Гофман заявил о верности своего правительства Фридриху Эберту. 7 апреля 1919 года, на следующий день после провозглашения Баварской Советской Республики, ее руководство немедленно связалось с тт. Троцким, Лениным и прочими большевицкими главарями в Кремле и в дальнейшем во всем следовало их указаниям. В своей известной телеграмме баварским коммунистам Ленин в форме вопросов четко сформулировал для них программу действий: «Какие меры вы приняли против буржуазных палачей Шейдемана и К°? Вооружили ли вы рабочих и разоружили ли буржуазию? Взяли ли заложников из среды буржуазии?» и т.п. «Вождь мирового пролетариата», как обычно, жаждал крови и, между прочим, рекомендовал ни много, ни мало, как расстрелять ВСЕХ (!!!) офицеров до единого.
13 апреля часть мюнхенского гарнизона, и, прежде всего – «республиканские охранные группы», восстали против новоявленной Советской республики. Они арестовали некоторых членов советского правительства Баварии, заняли ряд общественных зданий и объявили Мюнхен на осадном положении. Но против восставших выступили мюнхенские коммунисты, к которым присоединилась поддавшаяся красной пропаганде часть столичного гарнизона. Вооружившись на захваченных ими армейских складах, они вступили в бой с «республиканскими охранными группами» на улицах города.
Еще в ходе битвы за Мюнхен прошли заседания «производственных» («рабочих») и «казарменных» («солдатских») советов. Последние объявили о передаче всей власти объединенному «Комитету действий» (Центральному Комитету), состоявшему главным образом из членов КПГ, НСДПГ и левых социал-демократов. Комитет одобрил предложенную коммунистами программу действий и назначил в качестве высшего органа Баварской Советской республики Исполнительный совет во главе с прибывшими из России большевицкими эмиссарами Евгением Ниссеном-Левине, Максом Левиным и Товией Аксельродом (всего 11 человек). Причем, Товия Аксельрод, подобно Карлу Собельсону-Радеку, прибыл в Германию из Совдепии вполне легально – в качестве корреспондента РОСТА!
Несомненно, новый подъем коммунистического движения в других частях Германии вызвал у них желание попытать счастья в Баварии. В обстановке нарастающих анархии и хаоса, вызванных неспособностью Толлера и его приспешников (перво-наперво отменивших деньги и объявивших войну соседней германской земле - Вюртембергу -, а заодно и «буржуазной» Швейцарии, отказавшейся передать швейцарские паровозы «на нужды баварской революции»!), баварские коммунисты собрали в мюнхенской «Придворной пивной» («Гофбройгауз») совещание советов рабочих и солдатских депутатов, утвердившее пламенного революционера-интернационалиста Евгения (Ойгена) Ниссена-Левине, сына видного петербургского банкира еврейского происхождения (которого, если верить немецкому исследователю Герду Кёнену, «...все, включая даже самих деятелей Советской республики, упрекали...в преступном фанатизме») в должности председателя Исполнительного совета нового Центрального Комитета.
Даже великий гуманист Томас Манн (сам женатый на женщине еврейского происхождения) писал в этой связи в своих «Рассуждениях аполитичного» (дневниках писателя за 1918-1921 гг.): «Мы говорили...о типе русского еврея, вождя мирового движения, которое стало взрывоопасной смесью еврейского радикального интеллектуализма и славянской христианской мечтательности. Мир, в котором еще жив инстинкт самосохранения, должен приложить все усилия, чтобы с молниеносной быстротой и решительностью, как в условиях военного времени, выступить против этой породы людей».
Отныне новый «парламент» Баварской Советской Республике размещался не в прежнем здании баварского ландтага, а прямо здесь, в пивной «Гофбройгауз». В качестве первоочередной меры было принято решение о роспуске прежней баварской полиции, «поголовном вооружении пролетариата» и о начале формирования Красной гвардии. В качестве следующего шага была сформирована Баварская Красная Армия, всего за две недели достигшая численности 30 000 штыков (включая вооруженные заводские дружины).
Руководство ею было возложено на Рудольфа Эгльгофера, бывшего военного моряка и участника матросского бунта в Киле 28 октября 1918 года, предвестника Ноябрьской революции. Эгльгофер привлекал баварских люмпенов (которых выдавал за «пролетарских добровольцев»!) в ряды Красной Армии, главным образом, подкупом - высоким жалованьем, бесплатным питанием, алкогольными напитками (в первую очередь – даровым баварским пивом) и даже предоставлением им в пользование «обобществленных женщин» (на первых порах – девиц легкого поведения; в дальнейшем предполагалось «социализировать», по примеру большевиков в России, и других представительниц «слабого пола»!). Немалую часть баварских красногвардейских отрядов составили русские и сербские военнопленные, выпущенные революционерами из лагерей.
Оружие было получено путем грабежа казарм бывшей баварской королевской армии, а когда его стало не хватать – грозным указом, предписывавшим всем владельцам холодного и огнестрельного оружия сдать его революционным властям под угрозой смертной казни. Красногвардейцы приступили к массовым арестам всех, кого подозревали в «контрреволюционности», и захвату заложников из среды «эксплуататорских классов». Центральный Комитет призвал трудящихся к всеобщей забастовке, чтобы таким образом высвободить кадры для пополнения Баварской Красной Армии. Постоянно возраставшие расходы на 30-тысячную армию довольно быстро подорвали баварскую экономику.
Баварское советское правительство незамедлительно перешло к созданию собственного государственного аппарата. Были созданы комиссии по военным вопросам, по борьбе с контрреволюцией и саботажем, по хозяйственным вопросам, транспорту и пропаганде, в которых, как и в «Комитете действий» – коммунисты сотрудничали с «независимцами» и с левыми социал-демократами. Члены советов предприятий получили право неограниченного контроля над деятельностью и руководством предприятий.
Революционные события, начавшиеся в Мюнхене, быстро распространившись на юг Баварии, вызвали рост активности большевиков и анархистов во всей Южной Германии. Особенно сильно было влияние мюнхенских событий в Бадене, на самой границе Пфальца. 22 февраля в г. Мангейме, по инициативе коммунистов и «независимцев», были организованы массовые демонстрации, быстро перешедшие в акты насилия. Демонстранты штурмом взяли здания суда и тюрем и освободили заключенных (причем не только политических). Вечером того же дня был образован Революционный совет, провозгласивший «Советскую Республику Южной Германии».
Бежавшее в г. Бамберг социал-демократическое баварское земельное правительство Адольфа Гофмана 13 апреля 1919 года объявило всю территорию Баварской Советской республики на осадном положении. Гофман, опасавшийся быстрого численного роста Баварской Красной Армии, прекрасно понимал необходимость скорейшего нанесения удара по красному Мюнхену, но никак не решался призвать на помощь фрейкоры Густава Носке, как состоящие преимущественно из «пруссаков». Натравить «пруссаков» на баварцев (пусть даже «красных», но все же «своих», «земляков»!) казалось неприемлемым средством даже для баварских «умеренных». Боясь повредить себе в общественном мнении, правительство баварских социал-демократов попыталось обойтись собственными силами, хотя они значительно уступали силам Красной Армии, которыми командовал Эрнст Толлер.
Уже 15 апреля близ г. Дахау, в 40 километрах от Мюнхена, произошли первые вооруженные столкновения между наступающими частями Баварской Красной Армии и добровольческими формированиями баварских белых. Красноармейцам удалось, благодаря своему подавляющему превосходству в численности и вооружении, разгромить белые войска, состоявшие из 6 пехотных и 2 пулеметных рот, 1 батареи 77-мм пушек и 1 батареи 105-мм полевых гаубиц, и взять Дахау штурмом. В этом бою баварские революционеры захватили 150 пленных, 4 артиллерийских орудия, 3 пулемета и большое количество боеприпасов. Победа в бою под Дахау была большим военным успехом правящего режима Баварской Советской республики.
Однако Баварская Красная Армия, в силу широко распространенного в ней «партизанского духа» и желания красноармейцев не воевать, а митинговать, не сумела закрепить успех (в тех условиях она могла бы без особого труда захватить всю территорию севернее Мюнхена вплоть до рек Дунай и Лех). Вместо этого Эрнст Толлер (НСДПГ) и Густав Клингельгефер (СДПГ), осуществлявшие совместное командование Красной Армией на Дахауском фронте, заключили с белыми перемирие, что привело к дезорганизации Красной Армии и нанесло Баварской Советской республике и Советской Республике Южной Германии немалый ущерб. Кроме того, Толлер (которого за последние две недели его же собственная «родная советская власть» успела дважды арестовать и дважды освободить!), категорически отказался выполнить отданный Эгльгофером приказ о поголовном расстреле всех пленных, самовольно покинул фронт и вернулся в Мюнхен (где был в третий раз арестован и в третий раз освобожден).
В бою при Дахау Баварская Красная Армия потеряла убитыми всего 8 человек. Однако революционный диктатор Эгльгофер, в полном соответствии с ленинскими указаниями, приказал «в порядке революционного возмездия» расстрелять ВСЕХ белых, взятых в плен. После неподчинения Толлера он, однако, «смилостивился» и ограничился приказом казнить за каждого убитого большевика «всего-то навсего» по 5 заложников из числа «представителей эксплуататорских классов».
Впрочем, невзирая на «классовый» подход «революционного правосудия»», первыми 30 апреля 1919 года во дворе Луитпольдовской гимназии г. Мюнхена были расстреляны баварскими большевиками отнюдь не представители «эксплуататорских классов», а двое простых солдат, взятых красными в плен накануне – гусары Линненбрюггер и Гиндорф. К числу заложников, расстрелянных мюнхенскими красноармейцами после гусар, принадлежали 9 членов уже неоднократно упоминавшегося нами выше полусекретного ариософского «Общества Туле» (барон Фридрих-Вильгельм фон Зейдлиц, скульптор Вальтер Наугауз, художник-график Вальтер Дейке, секретарь министерства путей сообщения Антон Дауменланг, барон Франц Карл фон Тейкерт, принц Густав Франц Мария фон Турн унд Таксис, живописец профессор Бергер, Карл Штехер и секретарь общества графиня Гелла фон Вестарп). В опубликованном «Обществом Туле» после освобождения Мюнхена от красных некрологе среди расстрелянных членов Общества почему-то не был упомянут принц Густав Франц Мария фон Турн и Таксис. Перед казнью заложники были подвергнуты мучительным пыткам в духе большевицкой «чрезвычайки».
Убийство заложников в Луитпольдовской гимназии вызвало, если верить «Рассуждениям аполитичного» Томаса Манна, «чудовищное возмущение граждан».
Даже «один из плакатов производственного и солдатского Совета выражал отвращение, вызванное «зверским преступлением»...Все красные повязки (которые до этого, как в дни «великой бескровной» Февральской революции 1917 года в России нацепило великое множество баварцев - В.А.) внезапно исчезли»...
Об «Обществе Туле» (его полное название звучало несколько иначе: «Общество Туле – Орден борьбы за германский образ жизни» и членами которого являлись многие известные писатели, политики, военные, художники, архитекторы, литераторы и ученые Германии - например, всемирно известный биолог Эрнст Генрих Геккель, основатель науки экологии и «Немецкой Лиги Монистов»), отпочковавшемся от «Германского ордена» («Германен-Ордена»), позднейшие «популяризаторы истории» насочиняли множество небылиц одна невероятнее другой.
Так, из «Общества Туле» многие рьяные «конспирологи» выводят все последующее гитлеровское движение - только на том основании, что эмблемой «Туле» служило так называемое «солнечное колесо» («зонненрад», то есть свастика-«гакенкрейц» с дугообразно загнутыми концами) на фоне меча острием вниз и солнца в обрамлении дубовых ветвей, а знаком принадлежности к этому Ордену была бронзовая брошь в форме щитка со свастикой, перекрещенной двумя копьями. Между тем, свастика в описываемый период времени была настолько популярным во всем мире символом, что использовалась даже в нарукавных нашивках красноармейских частей в Советской России с 1918 до 1924 гг.!
Членом «Общества Туле» являлся, например, командир наступавшего в апрельские дни 1919 года на красный Мюнхен добровольческого корпуса «Оберланд», капитан Йозеф («Беппо») Ремер, что не помешало ему позднее взять из кассы «Оберланда» 500 000 рейхсмарок на издание коммунистической газеты, примкнуть к немецким «национал-большевикам» Эрнста Никиша и даже вступить в Коммунистическую Партию Германии (!), чтобы, в конце концов, погибнуть в гитлеровском концлагере от рук национал-социалистов!
Интереснее другое. По некоторым сведениям, после освобождения Мюнхена от красных члены «Общества Туле» собрались 3 мая 1919 года на траурное заседание, дабы почтить память семерых своих соратников, расстрелянных баварскими красноармейцами. Так вот, стол председателя - Рудольфа барона фон Зеботтендорфа унд фон дер Роза (заявившего в начале заседания, что члены «Туле» первыми «претерпели жертвенную смерть во имя крюковидного креста»), по воспоминаниям участников траурной церемонии, был накрыт трофейным красным знаменем, захваченным у «спартаковцев». Со знамени были спороты украшавшие его при большевиках желтые пятиконечная звезда, серп и молот, а вместо них на красное полотнище нашит белый круг с черным крюковидным крестом («гакенкрейцем», то есть свастикой).
Если это так, то выходит, что члены «Общества Туле» использовали будущее партийное знамя гитлеровской ДАП (переименованной впоследствии в НСДАП) еще задолго до вступления Адольфа Гитлера в эту партию, в период, когда он еще находился под арестом по обвинению в оказании вооруженного сопротивления освободителям Мюнхена из числа белых добровольцев! Но об этом - несколько позже...
Заключенное перемирие дало войскам белых необходимую передышку и возможность пополнить запасы вооружения. Так, например, члены «Общества Туле» занялись приобретением у баварских коммунистов винтовок (по цене от 60 до 80 марок за штуку, в зависимости от состояния). Члены сформированного в подполье военизированного крыла «Общества Туле» - «Боевого Союза (Кампфбунда) Туле» -, проникая в ряды баварской Красной армии, делали все, чтобы побуждать спартаковцев продавать все, что только можно - от пистолетов и гранат-лимонок вплоть до пулеметов. Кроме того, члены «Туле» своевременно узнавали обо всех планировавшихся красными акциях и предупреждали людей, впавших в немилость у Советов, о грозящем им аресте. Нередко засланные в ряды красных бойцы «Туле» успешно саботировали акции большевиков (например, выведя, путем замены магнитов, из строя весь красноармейский автопарк мюнхенского гарнизона). Но это так, к слову...
Поскольку было совершенно ясно, что сформированные генералом Францем Риттером фон Эппом баварские добровольческие корпуса оказались слишком малочисленными для того, чтобы нанести поражение Красной Армии, баварское земельное правительство Гофмана обратилось за помощью к Имперскому правительству Эберта. В результате против Баварской Советской республики были сконцентрированы следующие силы белых добровольцев:
1)2-я гвардейская пехотная дивизия,
2)Гессенско-тюрингско-вальдекский добровольческий корпус,
3)добровольческий корпус «Герлиц»,
4)11-я и 14-я кавалерийские стрелковые команды,
5)добровольческий корпус фон Лютцова,
6)2-я военно-морская (Вильгельмсгафенская) бригада Эргардта,
7)добровольческий корпус «Верденфельз»,
8)добровольческий корпус «Оберланд» (сформированный уже знакомым нам главой «Общества Туле» Рудольфом бароном фон Зеботтендорфом в Трейхтлингене, по поручению военного министра Эрнста Шнеппенгорста и Председателя Солдатского совета земли Бавария Йозефа Симона),
9)вюртембергские части особого назначения Зейтера и Гретера,
и некоторые другие, более мелкие добровольческие формирования, общей численностью примерно 60 000 штыков и сабель. В рядах этих добровольческих корпусов служили, между прочим, многие будущие видные национал-социалисты – Герман Геринг, Рудольф Гесс, Грегор и Отто Штрассеры, Генрих Гиммлер, Эрнст Рем и другие.
А вот о будущем фюрере «Третьего рейха» Адольфе Гитлере имеются сведения, что он, в чине ефрейтора, продолжал служить в мюнхенском гарнизоне и при Советской власти и даже был схвачен белогвардейцами при взятии Мюнхена... с красной революционной повязкой на рукаве! Во всяком случае, при освобождении Мюнхена от красных будущий «главный антикоммунист Германии» странным образом никак себя не проявил, хотя имел к тому времени за плечами опыт мировой войны, которую с самого первого дня провел в окопах на передовой и был награжден за храбрость двумя Железными крестами...
Главнокомандующим довольно разношерстной «Белой гвардии», наступавшей на Мюнхен, был назначен прусский генерал-лейтенант Эрнст Бургхард фон Офен, в подчинение которому поступили и войска пребывавшего в г. Бамберге баварского земельного правительства под командованием генерал-майора Арнольда Риттера фон Меля. В своем приказе от 25 апреля 1919 года генерал фон Офен писал:
«Войскам выполнять боевые задания, не останавливаясь перед применением силы; всякие переговоры с противником или с населением, безусловно, запрещаются. Всякая мягкость будет истолкована как небрежение своими служебными обязанностями, добродушие или ненадежность подразделения».
Добровольцы, двинувшиеся 20 апреля 1919 года с запада (через г. Аугсбург) на Мюнхен, при вступлении в аугсбургские пригороды Лехгаузен, Обергаузен и Пферзее натолкнулись на сопротивление отрядов рабочей гвардии. Лишь по прибытии подкреплений и в ходе ожесточенных боев добровольческим корпусам удалось овладеть 22 апреля Обергаузеном, а 23 апреля – Лехгаузеном. Расквартированные в Мюнхене и Дахау части Красной Армии, вопреки опасениям генерала фон Офена, не выдвинулись к Аугсбургу, чтобы поддержать тамошних красногвардейцев и воспрепятствовать дальнейшему продвижению белых войск на столицу Баварии. Красноармейцы были заняты поддержанием порядка в самом городе, население которого волновалось в связи с участившимися самочинными экспроприациями, отменой свободы собраний, слова и печати и бессудными расстрелами заложников.
Неудержимое наступление белых добровольческих корпусов на Мюнхен вызвало среди членов советов рабочих и солдатских депутатов колебания, а затем и панику. На Всеобщем собрании членов советов предприятий 26 апреля 1919 года Эрнст Толлер и другие функционеры Независимой Социал-Демократической Партии Германии потребовали незамедлительно начать переговоры с баварским земельным правительством Гофмана, восстановить прежнюю «буржуазную» полицию и снова открыть запрещенные Советами «буржуазные» газеты. 27 апреля Общее собрание подавляющим большинством голосов приняло это требование «независимых социал-демократов». В ответ на это разгневанные коммунисты вывели своих представителей из состава «Комитета действий». Они все еще пребывали в полной уверенности, что собственными силами, во «всеоружии ленинских идей», смогут справиться с «реакционерами».
30 апреля 1919 года паролем красного мюнхенского гарнизона было объявлено короткое, но емкое слово «Троцкий», столь родное и близкое сердцу каждого истинного революционера-интернационалиста.
В день празднования 1 мая 1919 года на Красной площади в Москве торжествующий В.И. Ульянов-Ленин во всеуслышание заявил: «Свободный рабочий класс празднует сегодня годовщину не только в Советской России, но и в Советской Венгрии и в Советской Баварии». А 15 июля того же года, выступая перед красноармейцами с речью о внутреннем и внешнем положении «Республики Советов», Ленин заявил:
- ...если Россия со своей Советской властью вначале была в одиночестве, то впоследствии к ней присоединилась Советская Венгрия, идет дело о передаче власти Советам в Германии, и недалек день, когда вся Европа соединится в единую Советскую республику, которая уничтожит господство капиталистов во всем мире.
(Ленин В.И. ПСС. т. 39. стр. 111).
Прошедший незадолго перед тем в красной Москве Учредительный Съезд Коминтерна, на который съехались коммунистические представители из 19 стран мира, призвал «мировой пролетариат» объединяться в поддержку Советской России – «Отечества пролетариев всего мира». Красная артиллерия готовилась «дать свой последний залп на могиле мировой буржуазии» (красное знамя с соответствующей надписью до сих пор висит в московском Музее Российских вооруженных сил и военно-морского флота).
В Венгрии, ставшей «советской республикой», свирепствовал кровавый режим пламенного интернационалиста товарища Белы Куна, впоследствии вошедшего в список величайших преступников человеческой истории как беспощадный истребитель русских белогвардейцев, поверивших провозглашенной М.В. Фрунзе большевицкой «амнистии» и отказавшихся эвакуироваться с Русской Армией генерала барона П.Н. Врангеля из Крыма в роковом для исторической России 1920 году.
К моменту захвата красными власти в Венгрии передовые части большевицкой Красной Армии, громя белополяков, достигли уже польского Каменец-Подольска на самой границе с Немецкой Австрией. В Каменец-Подольске у товарища Д.А. Шмидта, комдива Червоных казаков, состоялась встреча с народным комиссаром обороны Венгерской Советской республики Тибором Самуэли, который самолетом направлялся в красную Москву за инструкциями. Это явилось решающим фактором в назначении Шмидта командующим ударной кавалерийской группировкой красных.
Этой группировке предстояло через границы Польши и Румынии прийти на помощь венгерской революции. Шмидта нисколько не смущала перспектива прорыва через две границы. Венгерским коммунистам удалось захватить на какое-то время и часть Словакии, провозгласив там «Словацкую Советскую Республику». С величайшим трудом «цепную реакцию» большевизации Центральной Европы удалось пресечь с помощью белых венгерских, чехословацких и румынских войск. А в «день международной солидарности трудящихся» - 1 мая 1919 года (в тот самый день, когда Ленин принимал парад «Армии Мировой Революции» на Красной площади в Москве) - передовые части фрейкоровцев с боем вступили в предместья баварской столицы.
В ходе ожесточенных уличных боев, продолжавшихся с 1 по 4 мая 1919 года, белые добровольцы смогли, наконец, одержать верх над Баварской Красной Армией. Красноармейцы потеряли только убитыми, по разным оценкам, от 800 до 1000 человек. Мюнхен был объявлен на военном положении. Ликвидация красных снайперов и выкуривание спартаковских «осиных гнезд» заняло, однако, еще немало времени. Во многих случаях - в буквальном смысле слова, поскольку сопротивление красных оказывалось столь ожесточенным, что против них приходилось применять даже огнеметы.
Томас Манн писал в «Рассуждениях аполитичного»:
«(6 часов вечера). Весь день пополудни сильная канонада и пулеметные очереди...Мюнхен почти полностью во власти правительственных войск, которые вошли в город при живейшей поддержке жителей. Это прусские и южногерманские части, солдаты в стальных касках; они хорошо выглядят и вполне дисциплинированны...хваленый героизм красных очевидно был равен нулю...Мюнхенский коммунистический эпизод остался в прошлом, желания повторить его не возникает ни у кого. Надо признать, что и я испытываю чувство освобождения и облегчения. Давление было отвратительным. Надеюсь, что бессовестные народные герои, виновные в преступной глупости убийства заложников, будут задержаны и предстанут перед показательным судом (1.5)».
Однако надежды писателя на завершение кровавой эпопеи к вечеру 1 мая не оправдались. Следующий ден принес новый всплеск насилия и всеобщей паники, смешанной с жаждой мести:
«(10 1/2 утра). Всю ночь была слышна стрельба, к утру она усилилась и продолжается. Рослые солдаты рейхсвера с черно-бело-красными повязками патрулируют перед домом...Большинство рабочих-коммунистов разочаровались в надежде на «вступление в бой русских» (большинство русских военнопленных, присоединения которых тщетно ожидали баварские красноармейцы, предпочли не вмешиваться во внутригерманские «разборки» - В.А.). Убийство заложников, судя по всему, произошло с участием или с помощью русских военнопленных (часть из которых, вроде упомянутого выше пациента доктора Зауэрбруха, все-таки присоединилась к мюнхенским большевикам - В.А.)...Тела жертв обезображены...Остальные заложники были обязаны присутствовать при казни. Несколько вождей коммунистов задержаны. - (6 часов вечера) Трое баварских солдат с пулеметом появились около полудня, назвавшись представителями службы безопасности. Я угостил их сигарами...Красных прикончили. С теми, кто попадал в ихх руки, было то же самое... - В конце концов все сложилось так, что решительная победа войск стала жизненной необходимостью. Противоположный исход был бы немыслимой катастрофой...- Звонил Бертрам...Угрозы красных, если только им удастся прогнать правительственные войска, откровенны и многообещающи. Решительное наступление абсолютно необходимо (2.5.)».
Более 2000 спартаковцев было приговорено к различным срокам тюремного заключения. Военно-полевыми судами был вынесен смертный приговор вождю баварских коммунистов Рудольфу Эгльгоферу (Главнокомандующему Баварской Красной Армией), вожаку баварских анархистов Густаву Ландауэру (члену НСДПГ) и упоминавшемуся нами выше большевику Евгению Ниссену-Левине (засланному в Баварию из Советской России председателю Исполнительного Совета). Казнь последнего вызвала особенное одобрение, в том числе даже в кругах германской интеллигенции, гораздо более других сосоловий склонных к заигрыванию с левыми идеями. Как писал Герд Кёнен: «Известный пример дает снова Томас Манн. В его мюнхенском дневнике есть...ужасное выражение, направленное в адрес Левине: «Против этого типа мечтательных, фанатичных, христоподобных еврейских революционеров может помочь лишь расстрел на месте». Видно уж очень допекли баварские Советы классика немецкой и мировой литературы...
Потери германских белогвардейцев в Баварии только убитыми составили 68 человек.
Когда 1 мая 1919 года добровольческий корпус фон Эппа, в составе которого дрался с красными лейтенант Отто Штрассер (будущий вождь левых национал-социалистов и основатель антигитлеровской нацистской организации «Черный Фронт»!), с боями вошел в Мюнхен, он был обстрелян из казармы «Макс II» 2-го пехотного полка баварской Красной Армии, в котором служил ефрейтор Адольф Гитлер (ходивший, как и все его однополчане, с большевицкой красной повязкой на рукаве!). После разгрома красных в полку была учреждена следственная комиссия с целью установить, кто именно стрелял по белым добровольцам, и выявить все «красные гнезда».
Среди арестованных белыми подозреваемых солдат был и Гитлер, впрочем, вскоре освобожденный по ходатайству начальства при не выясненных до конца обстоятельствах, что представляется довольно странным, учитывая беспощадность, с которой «белые» военно-полевые суды действовали после освобождения Мюнхена от красных. Как бы то ни было, ефрейтору Гитлеру удалось оправдаться. Будущий фюрер НСДАП на удивление скоро вышел на свободу, прошел «унтер-офицерские курсы переподготовки» и сделался чем-то вроде «антибольшевицкого политрука-пропагандиста» в новом, теперь уже белом, мюнхенском гарнизоне. Возможно, в новом назначении Гитлера сыграло определенную роль как раз его «красное» прошлое – разочаровавшемуся в своих прежних коммунистических идеалах бывшему ефрейтору-большевику простые солдаты верили больше, чем кому-то другому, знавшему о большевизме только понаслышке.
Ни для кого сегодня не секрет, что Гитлера «пасла» («курировала») военная разведка баварского рейхсвера (в лице ветерана Великой войны капитана Эрнста Рема, освобождавшего Мюнхен от красных в составе добровольческого корпуса фон Эппа, дослужившегося в дальнейшем до начальника штаба гитлеровских штурмовых отрядов СА и, по приказу Гитлера, убитого эсэсовцами в «Ночь Длинных Ножей» 30 июня 1934 года). Именно по поручению Рема, обязанного по долгу службы следить за всеми радикальными политическими организациями, Адольф Гитлер был вскоре внедрен в зародыш будущей НСДАП – Германскую Рабочую Партию (Дейче Арбейтер-Партей, ДАП).
13 мая 1919 года социал-демократическое баварское земельное правительство, после своего непродолжительного изгнания, возвратилось из Бамберга в Мюнхен.
12.Против Антанты и большевиков.
После разгрома красных генерал Эрих Людендорф, его адъютант полковник Макс Бауэр и другие члены так называемого «кружка Людендорфа» (командующий I группой рейхсвера генерал Вальтер барон фон Люттвиц, исполняющий обязанности командира Гвардейской кавалерийской стрелковой дивизии капитан Вальдемар фон Пабст, командир 2-й военно-морской бригады капитан III ранга Герман Эргардт, командир добровольческого корпуса «Потсдам» майор Франц фон Штефани, генеральный земельный директор Восточной Пруссии доктор Вольфганг Капп, председатель Немецкой Национальной Народной партии граф Эрнст фон Ревентлов, русский эмигрант-фрейкоровец из Прибалтики Макс-Эрвин фон Шейбнер-Рихтер и др.) перешли к подготовке из Баварии, превращенной в «ячейку порядка» («орднунгсцелле»), удара по Версальской системе.
С этой целью полковник Бауэр посетил в Венгрии регента и местоблюстителя венгерского королевского престола адмирала Миклоша Хорти фон Надьбаньо (только что, при помощи румынских и чехословацких штыков, освободившего Венгрию от кровавой большевицкой диктатуры Белы Куна и Тибора Самуэли) и Йорга-Ланца фон Либенфельза - Великого Магистра ариософского «Ордена Новых Тамплиеров» (Ордена Нового Храма), обладавшего обширными связями среди право-консервативных кругов многих стран Центральной Европы. Затем Бауэр встретился с представителями пангермански настроенных военизированных союзов Немецкой Австрии и полувоенных германофильских групп Румынии, Болгарии и даже Польши (были в то время и такие!). Кроме того, полковник Бауэр установил прочные связи с правыми кругами русской белой эмиграции, группировавшимися вокруг генерала В.В. Бискупского, Местоблюстителя Российского Престола Великого Князя Кирилла Владимировича (позднее провозглашенного Императором в изгнании Кириллом I), и его супруги, Великой Княгини Виктории Федоровны (урожденной принцессы Гессен-Дармштадтской Виктории Мелитты, родственницы Святой Царицы-Мученицы Александры Федоровны и Святой Мученицы Великой Княгини Елизаветы Федоровны, зверски и подло убитых в 1918 году в России большевиками).
Эта деятельность «кружка Людендорфа» была направлена на подготовку восстания не только Германии, но и всех стран Срединной (Центральной) Европы против «пут Версаля» и создание, на основе добровольного воссоединения Австрии с Германией, в союзе с белой Венгрией, единого сплоченного блока «от Берлина до Будапешта», способного разрушить версальскую систему. Провозглашенное одновременно в Берлине правительство национальной диктатуры должно было оказать немедленную военную помощь терпящим поражение в борьбе с Красной Армией антикоммунистическим повстанцам из «Дружин Зеленого Дуба» и «Братства Русской Правды» в Белоруссии и на Украине, что послужило бы сигналом к походу на красную Москву с целью свержения советского правительства и восстановления в России монархии с Императором Кириллом I на прародительском престоле.
Но не дремал и вездесущий Коминтерн. В течение весны 1919 года по всей Германии бастовали сотни тысяч рабочих и служащих и происходили вооруженные столкновения между недобитыми «спартаковцами» и правительственными войсками.
7 мая 1919 года французский премьер-министр Жорж Клемансо, злорадно заявив: «Пришел час расплаты!», от имени победоносной Антанты продиктовал германской делегации в Версале условия мира.
14 августа 1919 года вступила в силу новая германская конституция, принятая Национальным собранием 31 июля. В отличие от текста всех предыдущих конституций, ее первая статья звучала так: «Германская Империя является республикой. Государственная власть исходит от народа».
Поскольку расположенные в Прибалтике части бывшей кайзеровской армии после Ноябрьской революции оказались в значительной степени охвачены процессами разложения, Верховное руководство сухопутных сил с ноября 1918 года приступило к формированию добровольческих подразделений под названием «Восточная пограничная стража» («Гренцшуц Ост»). Немаловажную роль в мобилизации добровольцев сыграл основанный 1 декабря 1918 года в Берлине Эдуардом Штадтлером (эльзасцем по происхождению) «Генеральный секретариат по изучению большевизма и борьбе с ним».
По особому соглашению, заключенному между представителем Германской Империи и Временным Правительством Латвии в Риге 29 декабря 1918 года, Временное Правительство Латвии согласилось признать по соответствующему ходатайству все права латвийского гражданства за всеми иностранцами, состоявшими в латвийской армии и прослужившими не менее 4 недель в добровольческих частях, сражавшихся за освобождение латвийской территории от большевизма. Соглашение было подписано с германской стороны уполномоченным на то Августом Виннигом, а с латвийской – Председателем Совета министров доктором Карлисом Ульманисом и министрами Р. Паэгле и Яном Залитом (Янисом Залитисом). По этому соглашению германские добровольцы, приобретая права гражданства в Латвии, однозначно получали и право на владение земельными участками в пределах Латвийской республики.
Несколько позднее, на совещании 10 января 1919 года с участием более 50 промышленников, в том числе Гуго Стиннеса, Карла Гельфериха, Эрнста фон Борзига, Арнольда Рехберга, Карла Фридриха фон Сименса и др. был создан «Антибольшевицкий фонд экономики», в который немецкие «Минины» (в отличие от российских, не скупившиеся поступиться частью своих капиталов ради спасения целого, а заодно и Отечества) внесли 500 миллионов марок в качестве «социальной страховой премии». На эти деньги была создана «Антибольшевицкая Лига», чья программа действий была сформулирована в следующих тезисах:
1. Освобождение России от большевицко-террористической анархии.
2. Спасение Германии от большевицкой анархии.
3. Защита и спасение стран Антанты от революционно-анархического разложения, как следствия мировой войны.
Последний тезис содержал в себе намек на готовность примирения, на определенных условиях, с Антантой (которая, однако, этим шансом не воспользовалась).
Однако продвижение Красной Армии в Прибалтике удавалось сдерживать лишь с огромным трудом. 3 января 1919 года находившаяся под командованием майора Йозефа Бишофа Железная бригада была вынуждена оставить Ригу. Белым добровольцам, ценой невероятных усилий, удавалось удерживать лишь узкую полосу латвийского побережья с единственным портом – Либавой. 1 февраля генерал Рюдигер граф фон дер Гольц был назначен командующим германскими добровольческими частями в Прибалтике. В начале февраля 1919 года в Прибалтику прибыли добровольческие корпуса Йорка, Петерсдорфа, «Люнебург», Рикгофа, Дибича и Кнезебека, общей численностью около 30 000 штыков и сабель. «Правда, качество человеческого материала было ужасное», вспоминал позднее один майор из Саксонии.
Для ведения войны против Совдепии и Польши Верховное руководство сухопутных сил, перебазировавшееся из Касселя в Кольберг, учредило Северное Верховное армейское командование для Прибалтики и Восточной Пруссии со штаб-квартирой в Бартенштейне и Южное Верховное армейское командование для Западной Пруссии и Силезии со штаб-квартирой в Бреслау. В конце января 1919 года было учреждено Верховное армейское командование пограничной стражи («гренцшуц») на Севере. Его командующим стал генерал Фердинанд фон Кваст, начальником штаба генерал Ганс фон Сект, 1-м офицером генерального штаба майор Вернер барон фон Фрич. По заданию Верховного командования сухопутных сил майор Йоахим фон Штюльпнагель в датированной 23 января 1919 года служебной записке разработал план «Операции против большевиков» в Прибалтике под верховным командованием американцев.
Речь шла о претворении в жизнь соображений, обсуждавшихся генералом Вильгельмом Гренером с полковником американской армии Артуром Конджером из штаба Верховного главнокомандующего американскими войсками в Европе, генерала Джона Першинга, во время визита Конджера в Берлин и Кольберг весной 1919 года генерал Грёнер сообщил полковнику Конджеру о готовности германских военных кругов участвовать в «Крестовом походе против большевизма» в обмен на восстановление восточных границ Германии 1914 года и предоставлении Германии свободы действий в отношении Польши. Однако 27 января Конджер, вопреки ожиданиям, сообщил своим германским партнерам по переговорам, что совместные с немцами военные действия против большевизма совсем не входят в планы американского командования. Кроме того, полковник Конджер дал понять, что французские и английские политики вообще считают «угрозу большевизма» не более чем «блефом» немецкой стороны!
3 марта 1919 года Главнокомандующий германскими силами в Прибалтике генерал-майор Рюдигер граф фон дер Гольц, собравший к тому времени под своим началом около 70 000 штыков и сабель, перешел в наступление против «красных латышских стрелков». 10 марта немецкие добровольцы взяли Фрауэнбург (Сальдус), 15 марта – Туккум (Тукумс), 19 марта – Митаву (Елгаву). В этот момент немецкому совету солдатских депутатов в Либаве удалось взбунтовать 3 батальона германских войск, расквартированных там. 3 апреля 1919 года граф фон дер Гольц разогнал солдатский совет, вынудил к сдаче и разоружил мятежные батальоны. Зачинщики мятежа были расстреляны по приговору военного трибунала.
Обеспечив безопасность своих тылов, фон дер Гольц в мае 1919 года возобновил наступление на Ригу и 22 мая полностью очистил ее от большевиков. Опираясь на свои господствующие позиции в Прибалтике, он стал готовиться к наступлению на Петроград и на Москву, чтобы оттуда, в союзе с Белой Россией, обратить штыки против почивавшей на лаврах Антанты. Невзирая на сложности, создававшиеся германским правительством, графу фон дер Гольцу удалось накопить немалые запасы военного имущества и стянуть в Прибалтику новые добровольческие подразделения со всей Германии. К началу октября 1919 года под его командованием в Прибалтике было сконцентрировано более 40 000 германских добровольцев и примерно 15 000 русских белых войск.
Успехи германских добровольцев в Прибалтике и их дальнейшие планы порядком обеспокоили Францию и Великобританию. Уже 5 июня 1919 года французский премьер Жорж Клемансо заявил: «Если Германия получит контроль над Россией, война для нас может считаться проигранной».
С другой стороны, и «национальные» правительства стран Прибалтики, обещавшие германским добровольцам право поселения в обмен на военную помощь против большевизма, теперь явно не горели желанием платить по счетам. Латвийское Временное правительство Ульманиса решительно отказалось от исполнения обязательств, взятых им на себя по соглашению от 29 декабря 1918 года, мотивируя свой категорический отказ ссылкой на Версальский мир, по которому все обязательства, данные каким-либо государством немцам или Германии, считались недействительными (!). Такое отношение латвийского правительства к своим обязательствам вызвало летом 1919 года сильное брожение среди германских добровольцев, желавших поселиться в пределах Курляндии.
В начале июня 1919 года генерал граф фон дер Гольц двинул своих белых добровольцев из Риги на север, в направлении Эстонии. При Леттине (Литене) и Вендене (Цесисе) они столкнулись с «белыми» эстонскими и латышскими войсками. Перемирие удалось установить лишь при посредничестве американского подполковника Грина, главы миссии США в Прибалтике. Но фон дер Гольц, как приверженец политики свершившихся фактов, 18 июня 1919 года отдал своим войскам приказ наступать. Однако «белым» эстонским и латышским войскам удалось остановить его продвижение и перейти 22 июня в контрнаступление. Добровольцы фон дер Гольца были вынуждены отступить и даже оставить Ригу.
К началу октября «белое» латышское правительство Ульманиса имело под ружьем 38-тысячную армию, превосходно вооруженную и снабженную всем необходимым из английских и французских запасов в течение всего лета 1919 года Главнокомандующий войсками Антанты, французский маршал Фердинанд Фош, еще в своей ноте от 14 июля 1919 года потребовал от правительства Германии вывести из Прибалтики все германские войска, повторив свое требование в нотах от 2 и 24 августа. В ответ 24 августа 1919 года взбунтовалась добровольческая Железная дивизия (сформированная на основе упоминавшейся выше Железной бригады майора Бишофа), отказавшаяся возвращаться в Германию. Добровольцы потребовали от латвийского правительства Ульманиса выполнить свое обещание - предоставить германским добровольцам латвийское гражданство и землю для поселения в Латвии в качестве военных колонистов. На случай отказа командир Железной дивизии, майор Йозеф Бишоф, пригрозил новым наступлением на Ригу. В течение всего июля к нему поступали подкрепления – в частности, добровольческий корпус Дибича, 3-й гвардейский резервный полк, Баденский штурмовой батальон и др., общим числом около 20 000 штыков и сабель.
В августе 1919 года русские белогвардейские круги сформировали Западнорусское правительство во главе с бароном Людвигом Кноррингом в качестве премьер-министра. 21 сентября граф фон дер Гольц передал свои добровольческие части под начало Западнорусского правительства и Главнокомандующего его вооруженными силами в Прибалтике, князя П.М. Авалова (Бермондта).
С этого момента все германские добровольцы в Прибалтике стали носить на рукаве эмблему белой русской Западной Добровольческой армии – восьмиконечный православный крест из серебряного галуна (у офицеров) или из белого сукна (у нижних чинов), а на головных уборах – овальную русскую кокарду (немецкие добровольцы с грубоватым солдатским юмором называли ее за размер и форму «большая вошь»). Некоторые из них, впрочем, продолжали носить на тульях фуражек, над русской кокардой (прикрепленной к околышу, на месте прежней «земельной кокарды»), свою прежнюю черно-бело-красную «имперскую» кокарду кайзеровской армии, которая в самой Германии к этому времени была уже запрещена и заменена новой черно-красно-золотой республиканской кокардой – так называемой «еврейской кокардой» цветов нового германского флага.
Подобно всем белым генералам, стоявшим за Единую и Неделимую Россию, князь Авалов ненавидел латышских, эстонских и литовских сепаратистов. К тому же он симпатизировал немцам, всегда игравшим в Прибалтике роль лояльных России «верных слуг царевых» и в этом смысле был солидарен с бывшим министром внутренних дел Российской Империи П.Н. Дурново, указывавшим в своей Записке, адресованной Святому Царю-Мученику Николаю II, на пагубные последствия для России разрыва «испытанных, если не дружественных, то добрососедских отношений с Германией», вопрошавшим: «...кто не видал русских людей, православных, до глубины души преданных русским государственным началам и, однако, всего в первом или во втором поколении происходящих от немецких выходцев?», и подчеркивавшим: «Слишком уж многочисленны те каналы, которыми за много лет мирного сожительства незримо соединены обе страны (Россия и Германия – В.А.), чтобы коренные социальные потрясения, разыгравшиеся в одной из них, не отразились бы и на другой».
Белая русско-германская Западная Добровольческая армия князя Авалова насчитывала немногим более 50 000 штыков и сабель, 100 артиллерийских орудий, 600 пулеметов, 50 минометов и 120 аэропланов. Князь Авалов планировал наступление вдоль железнодорожной линии Рига-Москва. Однако «национальное» латышское правительство начало стягивать против него свои войска, в ультимативной форме потребовав признать независимость Латвии. Как сторонник единой и неделимой России, князь Авалов отказался и 1 октября 1919 года принял решение о наступлении на Ригу. Перед наступлением состоялись торжественный молебен в митавской русской гарнизонной церкви и военный парад. Непосредственный участник событий, немецкий офицер-фронтовик и русский белогвардеец, позднее ставший известным писателем, Эдвин Эрих Двингер, вспоминал об этом событии в своем автобиографическом романе «Последние рейтары»:
«...Вдоль всей Дворцовой улицы были выстроены русские войска. У церковных врат стояли в карауле двадцать георгиевских кавалеров. Богослужение началось уже давно, и протиснуться в храм было уже невозможно. Оттуда доносилось пение церковного хора, мощью и красотой не уступавшее органной музыке, но все заглушал могучий бас иеродиакона. Наконец, богомольцы вышли из церковных врат – нескончаемый поток сверкающих орденами фигур. Шагавший легкой поступью молодого человека граф фон дер Гольц в блестящей островерхой каске (пиккельгаубе - В.А.) мирного времени, многочисленные офицеры его штаба с малиновыми кантами на бриджах. «Как странно и скромно они смотрятся среди русских!», - шепнул Реймерс Вольмейеру, стоявшему рядом.
Все заполнившие улицы люди, как загипнотизированные, не могли оторвать своих взоров от князя Авалова. Его фигура старого кавалериста была затянута в багряно-красную черкеску с газырями слоновой кости на груди, на которой, подобно черной звезде, сиял мальтийский крест, и сверкали два георгиевских креста за храбрость. А на плече его, как и у всех его людей, виднелся белоснежный русский православный крест с поперечными перекладинами – священный символ его армии. Рядом с ним, лишь на полшага позади, шагал его телохранитель, огромного роста черноусый кавказец, с перекинутой через руку темной буркой князя и сверкающим кинжалом на наборном поясе.
- Доннерветтер! - , пробормотал обычно невозмутимый Донат – вот это настоящий вождь! Знает, как себя подать!.
Реймерс восторженно кивнул.
- Все его люди, говорят, его боготворят! Я это слышал не раз!, - сказал он возбужденно».
Штурм Риги начался 8 октября. Русско-германская белая армия рвалась вперед поистине неудержимо. Тем не менее, взять Ригу с ходу князю Авалову не удалось. Бои за город затянулись. На помощь «белым» латышам пришли такие же «белые» эстонцы, английские военные летчики, танкисты и экипажи бронеавтомобилей, а также объединенная англо-франко-американская военно-морская эскадра. В ноябре 1919 года латышские и эстонские войска перешли в контрнаступление и оттеснили армию князя Авалова до самой литовской границы. К концу года последние германские добровольческие части были вынуждены оставить Прибалтику. Попытка пересмотреть результаты Версальского договора, на сей раз, окончилась неудачей. А большевицкий режим в России был спасен от неминуемого поражения.
Продавшиеся Антанте главы прибалтийских «демократий» – бывшие революционеры и враги российского Самодержавия Карлис Ульманис и Константин Пятс «со товарищи», удержавшиеся, при помощи западных «союзников», в президентских и министерских креслах, поспешили заключить с большевиками мир. Они и в дальнейшем продолжали свою предательскую политику, отрабатывая иудины сребреники не за страх, а за совесть.
В 30-е годы ХХ в. в игрушечных и, как оказалось, абсолютно нежизнеспособных перед лицом нараставшей советской угрозы лимитрофных прибалтийских «государствах» стали бурно развиваться самобытные национальные движения, требовавшие устранения иноземного влияния и обновления государственной власти («Громовый Крест» в Латвии, «Железный Волк» в Литве, «Союз ветеранов освободительной войны» в Эстонии и др.); они шли к власти сугубо мирным и парламентским путем, завоевывая все больше голосов избирателей.
Но тут в 1934 году в Прибалтике, как по команде, вдруг произошли перевороты, заклейменные советской пропагандой как «фашистские», а западной – как «авторитарные». Между тем, эти перевороты были совершены все теми же самыми «демократическими» правителями стран Балтии силами своих «республиканских» армий, присягавших «защищать свободу и демократию», и совершены они были…на английские деньги. Так с помощью «старейшей демократии мира» в Прибалтике были установлены не национальные диктатуры, опирающиеся на общенародные организации, а диктатуры конкретных личностей, совершенно аполитичные военные режимы в духе латиноамериканских «банановых республик», опиравшиеся на слепую вооруженную силу. И вчерашние «демократы», в одночасье установившие по всей Прибалтике эти странные «диктатуры», начали с того, что арестовали у себя всех...националистов и фашистов, позакрывали их газеты, разогнали их организации.
А вот левакам и коммунистам всех мастей при этих лимитрофных «диктатурах», как ни странно, жилось так вольготно, что последовавший всего через несколько лет молниеносный, без единого выстрела, захват «фашистских» Латвии, Эстонии и Литвы советской Красной «армией мирового пролетариата» не встретил со стороны их «реакционных» правительств никакого сопротивления, что обернулось для прибалтийских народов сотнями тысяч жертв – во искупление иудина греха их собственных правительств. Так измена правителей Балтии Белому Делу в 1919 году ровно через 20 лет привела к новым потокам крови, бумерангом ударив уже по самим латышам, эстонцам и литовцам, не пожелавшим в свое время «избрать благую часть»!
13.«Путч Каппа-фон Люттвица».
Между тем обстановка в самой Германии становилась все более напряженной. Коминтерн отнюдь не собирался отказываться от своих давних планов завладеть Германией с целью ее последующего использования – в полном соответствии с «Манифестом Коммунистической Партии» товарищей Карла Маркса и Фридриха Энгельса! – в качестве «тарана мировой революции». Главным эмиссаром Коминтерна в Германии оставался небезызвестный Карл Бернгардович Собельсон-Радек (прозванный товарищами по партии «Крадек» за невинную привычку запускать при каждом удобном случае лапу в партийную кассу), член социал-демократических партий Австрии, Польши, Литвы, Германии и России, участник Циммервальдской и Кинтальской конференций, с которым мы уже встречались на страницах нашего повествования. Назначенный в 1918 году руководителем бюро Российского Телеграфного Агентства (РОСТА) в Берлине, Радек принимал самое активное участие в создании Коммунистической Партии Германии.
Арестованный германской полицией за подрывную деятельность и шпионаж в феврале 1918 года после завершения январских боев в Берлине, Карл Радек был выслан в Москву, где стал членом ЦК ВКП (б), исполнительным секретарем, а в 1920 году - и членом руководства Коминтерна. Как представитель Коминтерна, был снова направлен в Германию для «подталкивания» коммунистической революции (позднее Радек как сторонник Троцкого, хотя и переметнувшийся на сторону Сталина, был арестован в 1937 году органами НКВД и убит в тюрьме в 1939 году «классово сознательными» уголовниками). В Берлине 12 января 1920 года толпы демонстрантов, подстрекаемых агитаторами из рядов КПГ и НСДПГ, двинулись на рейхстаг.
По приказу генерала барона фон Люттвица здание рейхстага было занято силами «гвардии безопасности», вооруженными пулеметами и огнеметами. Десятки тысяч демонстрантов были остановлены солдатскими пикетами и проволочными заграждениями на подступах к рейхстагу. В 15.30 из толпы демонстрантов была обстреляна охрана парламента. Силы безопасности открыли ответный огонь, убив 42 и ранив более 100 человек. Во всех германских землях, за исключением Бадена, Баварии, Саксонии и Вюртемберга, было введено чрезвычайное положение. 9 марта 1920 года Немецкая Национальная Народная Партия и Немецкая Народная Партия потребовали роспуска Национального собрания, проведения выборов в рейхстаг и создания правительства профессионалов. 6 марта генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург заявил в прессе о готовности выставить свою кандидатуру на выборах рейхспрезидента. Все эти требования были отклонены Национальным собранием.
Антанта настаивала на сокращении численности германских сухопутных сил, и в первую очередь – на роспуске всех добровольческих корпусов. Вечером 10 марта генерал барон фон Люттвиц призвал рейхспрезидента Эберта и военного министра Носке отклонить претензии держав-победительниц, но получил категорический отказ и был на следующий день отправлен в бессрочный отпуск. 12 марта рейхсвер в Берлине был приведен в боевую готовность. Полиция безопасности оцепила правительственный квартал.
Тогда фон Люттвиц отдал добровольческой 2-й военно-морской бригаде Эргардта приказ наступать на Берлин. В 6 часов утра 13 марта добровольцы Эргардта, с белыми прямостоящими свастиками-«гакенкрейцами» на касках, автомобилях и бронетехнике и с развернутыми черно-бело-красными имперскими военными флагами, вступили в Берлин и быстро заняли правительственный квартал. Военный министр Носке потребовал от рейхсвера открыть боевые действия против путчистов, но генерал Ганс фон Сект заявил, что «рейхсвер по рейхсверу не стреляет».
Он сказал Носке буквально следующее: «Неужели Вы, господин военный министр, намерены довести дело до битвы у Бранденбургских ворот между войсками, которые полтора года назад дрались плечом к плечу против общего врага («спартаковцев» – В.А.)?».
Носке пытался переубедить «своих» генералов: «Ведь достаточно поставить всего дюжину пулеметов на шоссе, ведущем из Деберица (откуда наступали войска Каппа и фон Люттвица – В.А.) – и весь этот заговор окажется дурным сном. Но вы не хотите драться!».
Когда все уговоры оказались тщетными, Густав Носке, всегда спокойный и выдержанный, сорвался на истерический крик: «Вы все меня предали! Мне осталось только пустить себе пулю в лоб!».
Не выполнив последней угрозы, министр рейхсвера Носке бежал из Берлина в Дармштадт.
Военно-морской флот («рейхсмарине») во главе с адмиралом Адольфом фон Трота предоставил себя в распоряжение главы путчистов генерал-ландшафтсдиректора (т.е. крупного правительственного чиновника, а не генерала, как часто ошибочно пишут и думают!) из Восточной Пруссии доктора Вольфганга Каппа. На сторону Каппа также перешли следующие части рейхсвера: добровольческие корпуса фон Офена (Берлин), фон Гюльзена (Потсдам), фон Леттов-Форбека (Шверин), Бернута (Штеттин), Шметтова (Бреслау), Эсторфа (Кенигсберг), Гагенберга (Веймар) и Гроддека (Магдебург). Открыто солидаризовался с Каппом и фон Люттвицем также генерал Рюдигер граф фон дер Гольц. Генералы Меркер (Дрезден), фон Ваттер (Мюнстер), Шелер (Кассель), Зенфт фон Пильзах (Лейпциг) и полковники Честриц (Галле) и Зелле (Эрфурт) заняли выжидательную позицию. На сторону Каппа перешел и восточно-прусский правый социал-демократ Август Винниг, бывший Имперский уполномоченный в Прибалтике и автор нашумевшей социал-реформистской книги «От пролетариата к рабочему сообществу» («Фом Пролетариат цур Арбейтершафт»). Доктор Капп приказал воинским начальникам на местах сместить враждебные путчистам земельные правительства, что и совершилось в землях Мекленбург-Шверин, Саксен-Веймар, Пруссии и Баварии. В дальнейшем Капп планировал восстановить имперскую конституцию 1871 года и объединить пост имперского канцлера с постом премьер-министра Пруссии, как при Бисмарке.
Любопытный исторический факт: в мартовские дни 1920 года будущий глава левого крыла НСДАП и жертва «Ночи Длинных Ножей», обер-лейтенант Грегор Штрассер, во главе сформированного им добровольческого корпуса «Ландсгут» (в скором времени ставшего первым штурмовым отрядом национал-социалистов за пределами Мюнхена) с оружием в руках выступил в Баварии в поддержку «Капповского путча».
И в те же мартовские дни 1920 года родной брат Грегора, лейтенант Отто Штрассер (будущий левый нацист, бежавший из Германии после прихода Гитлера к власти и организовавший за границей антигитлеровский боевой союз революционных национал-социалистов «Черный Фронт»), участник разгрома Баварской Советской Республики в рядах добровольческого корпуса фон Эппа в 1919 году, вступивший в Социал-Демократическую Партию Германии, стал сотрудником газеты СДПГ «Форвертс» и командовал социал-демократической вооруженной «красной сотней» при подавлении «Капповского путча»!
Несмотря на свой провал в Берлине, «путч Каппа-фон Люттвица» привел к смене власти в Баварии. Там в ночь с 13 на 14 марта 1920 года бойцами баварских добровольческих корпусов была свергнута власть социал-демократического баварского земельного правительства. Политическая власть перешла к консервативному политику Густаву Риттеру фон Кару, стороннику восстановления на баварском королевском престоле свергнутой в ходе Ноябрьской революции 1918 года династии Виттельсбахов и возможного отделения Баварии от остальной Германии, безнадежно зараженной, по его мнению, бациллами марксизма. Поэтому фон Кар, несмотря на всю свою антипатию к СДПГ и всей «веймарской системе», не оказал никакой поддержки берлинским путчистам, считая «Капповский путч» чисто «прусской затеей» и не желая иметь с ним ничего общего.
Одна из причин неудачи путчистов заключалась в том, что организаторы путча из соображений конспирации не проинформировали командиров большинства добровольческих корпусов о точной дате выступления (надеясь, что, узнав о победе путчистов в Берлине, те сами присоединятся к ним; на деле так поступили далеко не все). С путчистами солидаризовались лишь несколько небольших добровольческих корпусов III категории. Из числа фрейкоров, обладавших большой боевой мощью, серьезную попытку помочь Каппу и фон Люттвицу предприняла лишь 3-я военно-морская бригада Вильфрида фон Левенфельда. Расквартированная в Силезии, с целью защиты этой области от нападений польских инсургентов, она овладела столицей области – г. Бреслау (по-польски: Вроцлав), заменив повсюду черно-красно-золотые республиканские флаги «старорежимными» черно-бело-красными, но этим и ограничилась, ожидая дальнейших указаний из Берлина. Но не дождалась.
По некоторым сведениям (приводимым, в частности, уже цитировавшимся нами выше ветераном фрейкоровского движения Эдвином Эрихом Двингером в его посвященной «Капповсккому путчу» автобиографической книге «На полпути») Адольф Гитлер, уже успевший стать к описываемому времени одним из главнейших (хотя еще не самым главным) вождей НСДАП (являвшейся, по преимуществу, локальной баварской партией), получив известие о «путче Каппа-фон Люттвица», вылетел в Берлин для встречи с Каппом, но уже не застал его в Берлине и вынужден был тем же самолетом вернуться обратно в Мюнхен.
14.Борьба с Рурской Красной Армией.
Бежавшее из Берлина от правых путчистов правительство Эберта-Носке призвало к всеобщей забастовке. 15 марта бастовало уже 12 миллионов рабочих и служащих. Промышленность и связь были парализованы почти по всей Германии. В некоторых частях рейхсвера солдаты арестовывали офицеров, заподозренных в поддержке путчистов. Военные моряки на многих кораблях сделали то же самое и даже подняли красные флаги. Воспользовавшись объявленной социал-демократическим правительством всеобщей забастовкой, коммунисты, «независимцы», левые социал-демократы и «красные профсоюзы» спешно создавали свои органы – комитеты действия, исполнительные советы, забастовочные руководства и т.п. Под руководствам этих сил рабочим было роздано оружие из запасов, казавшихся поистине неисчерпаемыми. Коммунистические мятежи вспыхнули по всей стране – в Галле, Киле, Лейпциге, Магдебурге, Хемнице и Франкфурте-на-Майне.
Почти повсюду их удалось подавить силами местной полиции, частей рейхсвера и некоторых добровольческих корпусов. Но своего пика вооруженная борьба достигла в Рурской области, где сильнейшей партией были независимые социал-демократы, но, тем не менее, во главе восстания со свойственным им умением «овладевать массами», оказались коммунисты. Военная кампания, проведенная фрейкорами в этой области – кузнице германской тяжелой и военной промышленности! – весной 1919 года, не привела к полной победе над красными. В Руре, считавшемся «сердцем революционного движения германского пролетариата», даже многие члены СДПГ стояли ближе к двум сильнейшим местным революционным партиям – НСДПГ и КПГ – чем к своему далекому и казавшемуся слабым (если не бессильным!) социал-демократическому партийному руководству в Берлине.
Кроме того, Рурская область по Версальскому договору считалась частью демилитаризованной зоны, в которую запрещалось вводить германские регулярные войска. Всякое их появление на Руре вызывало немедленные протесты и угрозы со стороны держав-победительниц. Из-за почти полного отсутствия частей рейхсвера в Рурской области красные чувствовали себя вольготно, без труда подавляя незначительное сопротивление слабых местных сил полиции и самообороны.
Правительство Веймарской республики, несмотря на все его попытки добиться политической стабильности, было все еще очень слабым и зависимым от любой силы, способной господствовать на улицах германских городов. Оно остерегалось слишком часто приказывать рейхсверу стрелять по своим же согражданам. К чему это может привести, показали события 13 марта 1920 года в Берлине. Единственной силой, на которую правительство Фридриха Эберта могло опереться в борьбе с красногвардейцами, в очередной раз оказались белые добровольческие корпуса.
Уже в ночь с 13 на 14 марта 1920 года в отдельных городах Рурской области произошли вооруженные столкновения забастовщиков с частями «зихерхайтсвера» и полиции. В ходе боев с местными добровольческими корпусами, частями рейхсвера и полиции коммунисты, независимые и левые социал-демократы и сочувствующие из числа забастовщиков, при помощи опытных коминтерновских военспецов, сформировали хорошо организованные охранные отряды, вскоре слившиеся в единую Рурскую Красную Армию (или «Красную Армию Рура», как ее еще называли).
Стремясь избежать новых поражений и потерь, немногочисленные части полиции, рейхсвера и фрейкоров, под нажимом красных инсургентов, оставили многие города, в том числе такие крупные, как Дюссельдорф и Дуйсбург. Воодушевленные этим успешным превращением всеобщей забастовки в красный путч, а также известиями об аналогичных вооруженных восстаниях в Тюрингии и Саксонии, НСДПГ и КПГ всерьез решили повторить на германской земле «ленинский опыт».
Рурская Красная Армия, имевшая единую командную структуру и многочисленных коммунистических военспецов, на тот момент насчитывала в своих рядах не менее 50 000 активных штыков, подразделялась на батальоны и роты, командиры которых избирались из состава красноармейцев, но с учетом предыдущего боевого опыта. Ее бойцы были в избытке снабжены всеми видами оружия, включая артиллерию (не зря Рурская область считалась сердцем германской военной промышленности – именно здесь производились знаменитые крупповские орудия и многое другое).
Военной формы одежды рурские красноармейцы, как правило, не имели, хотя некоторые из них носили те или иные части солдатского или матросского обмундирования (например, фуражки или бескозырки). Их отличительными знаками были красные нарукавные повязки, реже – красные шарфы (а иногда – то и другое сразу). Бойцы сформированного из военных моряков «Революционного матросского полка имени Розы Люксембург» (разгромленного в ходе Рурской кампании белыми добровольцами 3-й военно-морской бригады фон Левенфельда) носили даже красные ленты на бескозырках.
Рурская Красная Армия была организована, главным образом, по территориально-милиционному принципу. Каждый населенный пункт формировал свои роты, получавшие от соответствующего комитета действий или исполкома вооружение, пищевое довольствие и даже жалованье! Вот на что шли несметные богатства, награбленные в России Коминтерном!
В отдельных областях Германии – Саксонии, Тюрингии, в среднегерманском промышленном регионе, частично в Бранденбурге, Северо-Западной Германии, но, прежде всего – в Рурской области власть фактически перешла к красноармейцам. «Капповский путч» завершился неудачей спустя 100 часов с момента его начала. Сам Вольфганг Капп 17 марта бежал в Швецию. Но руководство Рурской Красной Армии не думало разоружаться. Когда 18 марта социал-демократическое правительство Фридриха Эберта потребовало прекращения всеобщей забастовки, КПГ призвала к продолжению стачки «вплоть до полного разоружения всех контрреволюционеров и поголовного вооружения всех революционных рабочих и служащих». Дурные примеры заразительны. И если вернувшееся в Берлин после провала «путча Каппа-фон Люттвица» правительство Эберта могло еще надеяться, пока не поздно, собрать достаточно верных войск для борьбы с Красной Армией в западном промышленном районе, то против второй Красной Армии, грозившей сформироваться в Центральной Германии, оно оказалось бы бессильным. Поэтому следовало действовать незамедлительно.
17 марта вице-канцлер Германии Ойген Шиффер заменил генерала барона фон Люттвица генералом фон Сектом, который был 6 июня утвержден президентом Эбертом в качестве начальника Руководства сухопутных сил. Его предшественник на этом посту, генерал Рейнгардт, соответственно, подал в отставку. Густав Носке, как «не оправдавший себя» в борьбе с путчистами, 22 марта 1920 года оставил пост министра рейхсвера и был заменен другим социал-демократическим политиком – Карлом Северингом (которого, в свою очередь, сменил Отто Гесслер, представитель Германской Демократической Партии). Генерал фон Сект и Шиффер призвали к объединению всех сил в борьбе с угрозой большевизма. 22 марта НСДПГ также призвала к прекращению забастовки. Но отколовшееся от нее левое крыло совместно с КПГ настаивало на продолжении стачки. Имперское правительство было преобразовано на основе коалиции СДПГ, Германской демократической партии и Партии Центра.
24 марта 1920 года, по инициативе руководства СДПГ, было объявлено перемирие между Рурской Красной Армией, с одной стороны, и рейхсвером и добровольческими корпусами – с другой. Но фактически обе стороны копили силы для нового вооруженного столкновения. Правительство Фридриха Эберта находилось в поистине критическом положении. Несмотря на то, что именно белые фрейкоры были для него главной угрозой во время «Капповского путча», оно, в очередной раз было вынуждено воспользоваться их штыками (хотя многие из наиболее «реакционных» фрейкоров Эберт предпочел бы немедленно распустить!), ибо только белые добровольцы оказались способны успешно бороться с Красной Армией Рура! Тем не менее, после провала «Капповского путча» правительство Фридриха Эберта уволило из рядов вооруженных сил большинство генералов, командовавших добровольческими корпусами, в том числе Меркера, фон Офена и фон Леттов-Форбека. Некоторые командиры фрейкоров были заключены в тюрьму (как, например, граф фон дер Гольц) или были вынуждены эмигрировать за границу, как капитан Эргардт.
В конце 1920 года в распоряжении берлинского правительства находились части рейхсвера общей численностью более 100 000 штыков и сабель, полиция (около 150 000 человек), части «гражданского ополчения» и самообороны (около 200 000 человек) и сходных с ними частей «Технической аварийной помощи» (более 100 000 человек). В районах восточнее Эльбы и в Баварии имелись еще и особые отряды крестьянского ополчения («бауэрнвер»).
Руководство частями гражданского ополчения осуществлялось Имперским Центром гражданского ополчения, который первоначально подчинялся министерству рейхсвера, а с июля 1919 года – имперскому министерству внутренних дел. «Техническая аварийная помощь» («Технише Нотхильфе», сокращенно: «Тено») являлась дополнением к системе вышеперечисленных полувоенных организаций. Она произошла от «технических отделов» добровольческих корпусов, руководителями которых были бывшие военно-морские инженеры. 30 сентября 1919 года Густав Носке учредил единую «Организацию технической аварийной помощи», подчиненную «Техническому центру» в составе министерства рейхсвера. Главному управлению «Технической аварийной помощи» (ТАП) в Берлине подчинялись 17 земельных управлений, а тем, в свою очередь, 80 окружных управлений, 300 земельных и 1200 местных групп. Во главе каждой местной группы ТАП стоял, как правило, инженер. Окружные и земельные управления имели в своем составе одного или нескольких инженеров и постоянный персонал. Общая численность персонала «Технической аварийной помощи» составляла около 120 000 человек, в том числе 4000 человек в Берлине. В аграрных районах восточнее Эльбы роль «Тено» выполняла «Сообщество сельскохозяйственной взаимопомощи».
Существенную помощь в подавлении беспорядков оказывала рейхсверу и полиции так называемая «Организация Эшериха» (сокращенно: «Оргэш») – своего рода «гражданская милиция», или «народные дружины», под руководством старшего советника лесного ведомства Георга Эшериха.
Сходную функцию выполняла возникшая из распущенной 2-й военно-морской бригады Эргардта после Капповского путча в 1920 году «Организация Консул» (ОК). Правда, последняя, в отличие от «Оргэш» (впоследствии замененной сходной с нею во всех отношениях «Организацией Питтингера»), действовала в глубоком подполье. «Организация Консул», насчитывавшая в своих рядах около 5000 активных членов, главным образом отставных офицеров, требовала от них беспрекословного подчинения и руководствовалась в своих действиях требованиями резко антиреспубликанского устава. Действовавший под прикрытием подпольной клички «консул Эйхман» капитан 3 ранга Герман Эргардт, вместе со своим адъютантом Эрнстом фон Саломоном (ветераном боев добровольческих корпусов в Прибалтике) и капитан-лейтенантом Манфредом фон Киллингером, организовал из Мюнхена акцию по физическому устранению наиболее одиозных веймарских политиков - лидера католической партии Центра Матиаса Эрцбергера и министра иностранных дел Вальтера Ратенау.
15.Военная кампания в Центральной Германии
В Центральной Германии и в Фогтланде, в Мекленбурге и в Берлинском регионе по-прежнему шли бои между красными боевиками и рейхсвером. Однако особое беспокойство у рейхсвера и имперского правительства вызывало положение в Рурской области, находившейся почти полностью в руках Рурской Красной Армии. Ввиду очевидного превосходства сил у красных, немецкие белогвардейцы не могли действовать одновременно на разных направлениях. Поэтому в циркуляре командования I группы рейхсвера от 18 марта воинским начальникам на местах предписывалось «как можно скорее сконцентрировать возможно более сильные и боеспособные части всех родов войск вне пределов крупных городов, чтобы с их помощью сперва атаковать противника в полевых условиях» и только после этого «извне отвоевывать один потерянный город за другим».
Командующий VI военным округом генерал Оскар фон Ваттер свел все имевшиеся в его распоряжении добровольческие корпуса в три крупных соединения.
На севере была сформирована Везельская дивизия, в состав которой вошли 3-я военно-морская бригада фон Левенфельда, фрейкор фон Аулока, фрейкор «Дюссельдорф», штурмовой отряд (СА) Россбаха и ряд других добровольческих корпусов.
В центре была сформирована Мюнстерская дивизия, в составе фрейкоров «Гинденбург», «Геттинген», Габке и Северина, добровольческого отряда Гааза и др.
На юге – дивизия фон Эппа, в составе добровольческих корпусов фон Эппа, «Оберланд», фон Офена и др.
Красная Армия Рура к описываемому времени также усилилась и насчитывала, по разным оценкам, от 80 000 до 100 000 штыков.
Уже 17 марта генерал Ганс фон Сект отдал приказ о начале наступления на Рурскую область. 18 марта на «красное сердце Рура» были двинуты войска из Баварии - в частности, стрелковая бригада фон Эппа и добровольческий корпус «Оберланд» под командованием члена «Общества Туле» капитана «Беппо» Ремера, а вслед за ними – 3-я военно-морская бригада фон Левенфельда, добровольческие корпуса Аулока, Фаупеля и Кюме из Силезии, добровольческий корпус Россбаха из Мекленбурга, добровольческий корпус Гинденбурга из Ганновера, 2-я военно-морская бригада Эргардта из Берлина и другие добровольческие части. 2 апреля истек срок заключенного с красными перемирия, и добровольческие корпуса начали наступление широким фронтом. Как неоднократно случалось и прежде, бойцы фрейкоров оказались в состоянии побеждать значительно превосходящего их численно, равного по вооружению и выучке противника (у подавляющего большинства бойцов с обеих сторон за плечами был опыт недавней Великой войны!) – прежде всего благодаря превосходству своего боевого духа. Как и прежде, боевые действия велись обеими сторонами самыми жестокими методами, о чем сохранилось немало свидетельств. «Рурский эпизод» был наиболее кровавой главой в истории многолетней борьбы (а по сути дела – гражданской войны!) между белыми фрейкорами и германскими коммунистами. В ходе ожесточенных боев Красная Армия Рура была разбита по частям всего за 5 дней(!). Ее потери составили только убитыми не менее 1000 человек.
Впоследствии капитан белых добровольцев из фрейкора «Оберланд» и член общества «Туле» Йозеф («Беппо») Ремер примкнул к немецким «национал-большевикам» Эрнста Никиша, затем вступил в КПГ, стал подпольщиком, был арестован гестапо в 1942 и убит нацистами в концлагере в 1944 году. А другой ветеран «Оберланда» - Бодо Узе - стал антифашистом, коммунистом и одним из зачинателей социалистической литературы в ГДР. пи Вот как причудливо складываются порой людские судьбы!
Сильная концентрация германских войск в демилитаризованной зоне была расценена Антантой как нарушение Версальского договора. Войска западных союзников (по преимуществу французы) вступили в очищенную от красных Рурскую область, заставив белых германских добровольцев отступить оттуда на восток.
Летом 1920 года в Баварии собрались монархисты трех разгромленных в результате Великой войны империй - Российской, Германской и Австро-Венгерской. ими был разработан план создания Союза побежденных держав для восстановления тронов. В меморандуме русского генерала В.В. Бискупского, представленном на Общеевропейскую конференцию монархистов, состоявшуюся в июне-июле 1920 года в Будапеште, говорилось о кризисе, охватившем всю Европу после Великой войны:
«Монархические группы, царские генералы и большая часть русского народа ясно видят, что это катастрофическое положение может кончиться лишь в одном случае: если побежденные народы заключат между собой тайный союз, избрав общую программу и начав очень активную политику. Великая Россия, Великая Германия и Великая Венгрия, связанные друг с другом экономически и политически, - вот единственное спасение в нашем отчаянном положении».
Между тем, Коминтерн не дремал.
16.«Мартовская акция» 1921 года
Вслед за Рурской областью пришел черед промышленного региона Центральной Германии, где 21 марта 1921 года по призыву КПГ началась всеобщая забастовка, сопровождавшаяся захватом забастовщиками промышленных предприятий. Как известно, КПГ, подобно «Союзу Спартака», считавшая себя «частью армии Мировой революции», с первого дня своего основания строго выполняла все указания и инструкции Коминтерна, поступавшие из красной Москвы. В марте 1921 года положение большевиков в захваченной ими России в очередной раз оказалось критическим. В Сибири и на Тамбовщине полыхала крестьянская война, вызванная беспощадно проводившейся большевиками продразверсткой и бесконечными мобилизациями крестьянских парней в Красную Армию. Не случайно из «армии мирового пролетариата» ежемесячно дезертировало больше бойцов, чем было под ружьем во всех русских белых армиях вместе взятых!
В марте 1921 года в Кронштадте против большевиков восстали военные моряки, бывшие когда-то, по выражению наркомвоенмора товарища Троцкого, «красой и гордостью революции». Кронштадтский мятеж был подавлен большевицким режимом с величайшим трудом. С целью облегчения своего внутриполитического положения, Коминтерн приказал всем подчиненным ему коммунистическим партиям европейских стран спешно организовать вооруженные восстания. И КПГ послушно подняла так называемое «мартовское восстание», продолжавшееся с 17 марта по 1 апреля 1921 года. Прологом к нему и послужила объявленная КПГ всеобщая забастовка. Правда, попытки вооруженных выступлений красных в большинстве городов и областей Германии удалось подавить силами местной полиции, почти не привлекая военную мощь добровольческих корпусов. Исключением явилась Центральная Германия, где красными были повсеместно созданы так называемые «комитеты действия». Не было обойдено вниманием организаторов «мартовской акции» и крупнейшее химическое предприятие Германии – заводы Лейна. 21 марта на территории этого огромного предприятия собралось на митинг более 18 000 забастовщиков, избравших комитет действия. Комитету было поручено добиться принятия следующих требований:
1)Незамедлительный вывод всех частей рейхсвера и полиции безопасности из Центральной Германии.
2)Разоружение «Организации Эшериха» («Оргэш») и других добровольческих частей.
3)Поголовное вооружение рабочих «для отражения нападений со стороны контрреволюционеров».
4)Прекращение работы в случае попытки полиции занять предприятие.
Вооруженная борьба началась после разгона полицией безопасности 22 марта митинга протеста в г. Эйслебене и ареста ряда участников митинга. В тот же вечер распропагандированные красными рабочие извлекли из тайных хранилищ оружие, впервые пущенное ими в ход еще в 1920 году против сторонников Каппа-фон Люттвица. Созданные спартаковцами боевые группы 23 марта осадили 3 полицейские сотни в их казармах в Эйслебене. Известие о начале вооруженного восстания в Эйслебене мгновенно распространилось по всей Германии. В городах Геттштедте, Зангергаузене, Шраплау, Виммельбурге, Клостермансфельде, Вольфероде и в других населенных пунктах спартаковцы также взялись за оружие. Причем в Геттштедте, Гельбре, Зангергаузене и Веттине произошли вооруженные столкновения между бандформированиями спартаковских боевиков и частями гражданского ополчения.
Как только первые известия о вооруженных столкновениях в Мансфельдской области дошли до Лейны, там была объявлена всеобщая забастовка. Были сформированы отряды Красной гвардии, приступившие к разрушению дорог и рытью окопов. Забастовщики заводов Лейна сформировали 11 рот, имевших на вооружении даже бронеавтомобили и собственный бронепоезд (!), действовавший на участке железной дороги Лейна-Гросскорбета против наступавших сил полиции и фрейкоров. В заводских условиях было налажено производство ручных гранат и взрывных зарядов. 25 марта против вооруженных повстанцев были брошены добровольческие части. К 28 марта завершилось окружение заводов Лейна частями полиции и фрейкоров.
Но уже 25 марта добровольческие корпуса перешли в концентрическое наступление на промышленный район со стороны Ашерслебена, Зандерслебена, Зангергаузена, Наумбурга, Делича и Биттерфельда. В общей сложности в наступлении против красных участвовали 39 полицейских сотен и части белых добровольцев в составе 19 батальонов, 6 эскадронов и 17 батарей. С обеих сторон применялись винтовки, пулеметы, минометы, гранаты, артиллерия, бронеавтомобили и бронепоезда.
Основным слабым местом в обороне спартаковцев была недостаточная скоординированность их действий. Оставляло желать много лучшего военное взаимодействие между заводами Лейна и Мансфельдской областью. Избранная красными боевиками оборонительная тактика привела к превращению заводов Лейна в «красную пролетарскую крепость», штурм которой начался 29 марта. Под руководством директора заводов Лейна, Остера (бывшего офицера-фронтовика, оказавшегося вдобавок капитаном артиллерии), в 6.50 был открыт артиллерийский огонь по заводу, после чего перешла в наступление полиция безопасности. Ожесточенное сопротивление обороняющихся удалось сломить только после того, как у них закончились боеприпасы.
После освобождения добровольческими частями и полицией территории заводов Лейна от коммунистических боевиков военные действия в Центральной Германии распались на ряд вооруженных стычек. 1 апреля 1921 года руководство КПГ призвало к прекращению всеобщей забастовки и вооруженного сопротивления. В ходе боевых действий в Центральной Германии было убито 145 красных боевиков. 6000 участников вооруженных выступлений было арестовано. 5 000 из них были приговорены военными трибуналами в общей сложности к 3000 годам тюремного заключения. Сделав «хорошую мину при плохой игре», Третий всемирный конгресс Коминтерна в июле 1921 года оценил мартовские бои в Германии, как «героическую борьбу сотен тысяч рабочих против буржуазии. Мужественно встав во главе их для защиты среднегерманских рабочих, КПГ доказала, что она является партией революционного пролетариата».
17.Несколько слов об идеологии германских белых добровольцев.
Большинство побед белых германских добровольцев, вне всякого сомнения, объяснялись их военным превосходством над противостоящими им гораздо более многочисленными отрядами спартаковских красногвардейцев и красноармейцев. Уступавшие им численно в Берлине, Мюнхене и на Руре, фрейкоровцы превосходили своих противников-большевиков в области дисциплины, боевого духа, компетентности и активности военного руководства, оперативного и тактического искусства. Они побеждали в большинстве уличных сражений развернувшейся по всей Германии «городской войны», для которой части прежней кайзеровской армии абсолютно не годились, поскольку их к ней не готовили. Их красные противники чаще всего не выдерживали жестокого испытания хорошо подготовленными, яростными штурмовыми атаками белых добровольцев – атаками, в которых те поистине достигли совершенства.
Дело было в том, что костяк большинства добровольческих корпусов, по крайней мере, I и III категории, составляли бывшие бойцы ударных, или штурмовых отрядов кайзеровской армии периода Великой войны, предназначенных для прорыва линий обороны войск Антанты. Эти ударные отряды, которые, начиная с 1915 года, были сформированы в каждой германской дивизии, состояли из добровольцев, отбиравшихся по принципу храбрости, инициативности и агрессивности. Эти небольшие, сплоченные подразделения вооружались легким и тяжелым оружием, начиная с армейских ножей и «окопных кинжалов», пистолетов, в том числе автоматических (не являвшихся в штурмовых и ударных отрядах оружием, предназначенным только для офицерского состава) и ручных гранат, до минометов, огнеметов и легкой артиллерии. Их обучали проведению самостоятельных атак, с рациональным сочетанием огня и движения и с использованием любых возможностей прорыва вражеской линии фронта. Ударники именовались «гренадерами» (причем в исконном смысле этого слова, поскольку им чаще, чем кому то ни было, приходилось пользоваться ручными гранатами), и потому часто носили нарукавные нашивки в виде черной суконной гренадки, а ударники-огнеметчики носили ниже локтя (обычно – над обшлагом) черную круглую (или зашитную овальную) нашивку с белой «мертвой головой», чаще всего, «брауншвейгского» типа (с черепом анфас над двумя перекрещенными костями).
Ударным батальонам почти всегда сопутствовал успех (в отличие от усердно разлагавшейся «душкой»-Керенским и большевиками русской армии, немецкие солдаты не имели привычки стрелять своим «ударникам» в спину во время атак!), они были на острие последнего крупного наступления германской армии весной 1918 года. В этих частях традиционная для кайзеровских вооруженных сил «прусская» железная дисциплина способствовала тесному боевому товариществу между офицерами и нижними чинами, основанному на взаимном доверии.
Об этом, в частности, повествовал ветеран французского Иностранного легиона, а в последующем – доброволец и офицер кайзеровской армии в Великую войну, кавалер ордена «За заслуги» и фрейкоровский командир Эрнст Юнгер в своих знаменитых военных мемуарах «В стальных грозах». Многие ветераны штурмовых и ударных отрядов времен Великой войны, поступившие на службу в белые добровольческие корпуса, привнесли в них свой дух и ударную тактику. Об этом повествуется, в частности, в другой, менее известной, книге Эрнста Юнгера – «Борьба за рейх», увидевшей свет в 1925 году, в которой он дал обширную панораму гражданской войны в Германии 1918-1923 гг., фактически выигранной фрейкоровцами в борьбе с внутренними и внешними врагами Империи. Какова же, все-таки, была их численность? Как говорится, «у страха глаза велики».
Пытаясь объяснить разгром спартаковцев, левые (в особенности историки просоветской Германской Демократической Республики) делали совершенно фантастические утверждения о численности фрейкоров (вплоть до 1 000 000 штыков и сабель!), что, конечно, не соответствует действительности. Реально можно говорить о 150 000 активных бойцов. Но вот вопрос: большинство германских солдат, смертельно уставших после четырехлетней военной страды, думало только о возвращении домой. Что же, тем не менее, заставляло многих из них продолжать воевать на родной земле (как на белой, так и на красной стороне?). На фоне большинства ветеранов войны, уставших воевать, можно выделить две группы – красных и белых «активистов».
В ряды первых перешло немало тех ветеранов войны, в души которых все пережитое за годы кровавой бойни вселило ненависть к системе, оторвавшей их от семьи, заставив кормить вшей в окопах, пройти все круги военного ада и возвратиться в голодную, разоренную страну, без надежды на рабочее место и обеспеченное будущее. Они долго верили в Отечество, монарха, армию и военных вождей, во имя этого рискуя жизнью, и в результате чувствовали себя подло обманутыми. Их прежний мир рухнул. Они вернулись домой из окопов не дикими, озверелыми толпами, как в России, а стройными рядами, но лишенными всяких иллюзий относительно довоенной социально-политической системы. Многие из них стали пацифистами, сторонниками «мира любой ценой» (как герои Эриха Марии Ремарка). Но другие, более склонные к насилию (чему способствовала и долгая фронтовая жизнь), примкнули к коммунистам, чьи партии подняли голову по всей Европе, и вступили в их вооруженные формирования. Среди бойцов «Народной военно-морской дивизии» и многочисленных «красных гвардий» и «красных армий», сформированных в охваченной революционной горячкой послевоенной Германии, было немало солдат-фронтовиков с большим боевым опытом, не уступавшим опыту белых фрейкоровцев – их недавних соратников, а часто и однополчан в годы мировой войны.
Иные из этих красногвардейцев даже продолжали носить боевые награды времен Великой войны – например, Железные кресты (один такой случай описан бывшим фрейкоровцем Эдвином Эрихом Двингером в его уже упоминавшемся нами романе-хронике «На полпути», посвященном «Капповскому путчу» и борьбе белых добровольцев с Красной Армией Рура)! Так как же получилось, что они были все-таки побеждены своими бывшими однополчанами-фрейкоровцами, хотя чаще всего превосходили их числом? Одна из причин, несомненно, заключалась в том, что в рядах белых добровольцев продолжали поддерживаться и цениться прежние военная доблесть, послушание, чинопочитание и дисциплина. А ветераны войны, перебежавшие в стан красных, служили в вооруженных до зубов, но, как правило, слабо дисциплинированных (за исключением Красной Армии Рура) красногвардейских отрядах, где культивировались выборность командного состава, сознательное пренебрежение воинской дисциплиной и субординацией, короче – всяческая партизанщина, что приводило, в конце концов, к деградации до уровня вооруженных банд.
В рядах второй группы «активистов», собственно, и зародилось германское добровольческое движение. Несмотря на пережитые ими ужасы мировой войны, они вынесли из нее любовь к Отечеству (превратившегося для многих в почти мистический предмет поклонения), глубочайшее чувство воинской чести и поистине рыцарской доблести, нежелание смириться с тем, что принесенные на алтарь Отечества бесчисленные жертвы оказались совершенно напрасными, и непоколебимую верность своим боевым товарищам и командирам. Возвращение к мирному, буржуазному существованию представлялось подобным натурам совершенно невозможным. Они жили в своем собственном, имевшим мало общего с окружающей действительностью, духовном мире, в котором единственными подлинными ценностями считались боевой дух, героизм и товарищество.
Такие люди были среди ветеранов всех армий Великой войны. В России они шли в «цветные части» или «каппелевцы», в Италии – в «сквадристы», в Австрии – в «геймверы (хаймверы)», в Германии – во фрейкоры. С одной стороны, они ненавидели «ноябрьских преступников» - коммунистов-спартаковцев – угрожавших Германии, после нанесения ими не побежденной на поле боя германской армии «удара ножом в спину». С другой стороны, они не в меньшей степени ненавидели и буржуазных политиканов и «жирных котов», «тыловых крыс», нуворишей, нажившихся на войне, отсиживавшихся в тылу и приведших нацию к катастрофе. Почти никто из фрейкоровцев не имел политического образования, никто из них не имел опыта жизни в условиях либеральной демократии, а то, чем их «порадовал» Веймар, мало способствовало появлению у них симпатии к этой форме государственного строя. Но, наряду с фанатичным антикоммунизмом, их движущей силой был и не менее фанатичный национализм, которого, честно говоря, нередко не хватало их идеологическим соратникам из рядов российской интеллигенции, поднявшим оружие против большевизма, но оказавшимся неспособными вытравить из себя либеральный дух и, говоря по-русски, «распускавшим нюни» - вроде вообще-то не сентиментального в иных жизненных ситуациях Бориса Савинкова в «Коне вороном». Да и по сей день у нас почему-то принято именовать Гражданскую войну 1917-1922 гг. «братоубийственной» - хотя какое там «братство» у белых с красными, когда еще святой апостол Павел вопрошал: «Что общего у света с тьмою? Какое согласие у Христа с Велиаром?» (2 Кор 6, 14-15).
Иные фрейкоровцы постарше тосковали по «доброму старому времени», когда Германией правил кайзер, и мечтали о реставрации Гогенцоллернов. Но многие были готовы всемерно поддерживать и защищать республику – до тех пор, пока она была в состоянии поддерживать закон и порядок, защищать национальный престиж и интересы Германии на международной арене. Вплоть до 1918 года СДПГ являлась крупнейшей и ведущей социалистической партией Европы, пользовавшейся широчайшей поддержкой германского рабочего класса, составлявшего костяк германской армии в мировую войну (в отличие от России, где основу армии составляли крестьяне, а рабочий класс составлял не более 3% всего населения Империи). Многие из ветеранов, вступивших в добровольческие корпуса, на выборах в рейхстаг голосовали за СДПГ и даже были активными социал-демократами. Но Веймарская республика не оправдала их ожиданий. Она родилась из революционного хаоса, первые годы ее существования проходили в условиях перманентного социально-экономического кризиса и, в сознании многих, была отмечена «каиновой печатью» подписания позорного грабительского и позорного Версальского мира.
И, наконец, среди фрейкоровцев существовала еще одна, достаточно малочисленная, но крайне активная группа, не желавшая ни монархической реставрации, ни сохранения Веймарской республики. Эти радикалы мечтали об установлении национальной диктатуры, от которой ожидали быстрого восстановления единства и мощи Германии, проведения в жизнь социальных программ по борьбе с нищетой и безработицей и устранения вредоносных зарубежных влияний, «разлагающих здоровый народный дух германской нации». Впрочем, во фрейкорах эти люди были в меньшинстве.
18.Война с белополяками
Начиная с ноября 1918 года яблоком раздора между Германией и новоиспеченной панской Польшей служила промышленно развитая Силезия. По Версальскому диктату Антанта отторгла от Германии и передала Польше Познаньский регион (бывшую прусскую провинцию Позен) и часть Западной Пруссии, по которой проходил так называемый «Данцигский (Польский) коридор», обеспечивавший белополякам выход к Балтийскому морю. Важный прусский порт Данциг (Гданьск) был объявлен «вольным городом». Судьбу двух других прусских территорий со смешанным немецко-польским населением, на которые также простирала свои притязания панская Польша – южной части Восточной Пруссии и Верхней Силезии, предполагалось решить путем плебисцита (всенародного референдума). В 1920 году население юга Восточной Пруссии проголосовало за то, чтобы остаться в составе Германии. За спиной Польши стояла Франция, которой вследствие сопротивления других держав-победительниц – Англии и США - не удалось в 1919 году ослабить Германию путем оккупации Рурской области. Теперь она пыталась ослабить ее, отняв у Германии руками польских инсургентов, при поддержке официальной Варшавы, Верхне-Силезский промышленный район, богатый запасами важного стратегического сырья – каменного угля и железной руды. В 1918-1920 гг. было сделано несколько таких попыток, сопровождавшихся большим кровопролитием.
В немецкоязычных районах Верхней Силезии местное население сформировало несколько добровольческих корпусов – например, Верхнесилезский добровольческий корпус под командованием подполковника фон Фельзена. Ему удалось в течение некоторого времени оказывать успешное сопротивление отрядам польских националистов, пока в феврале 1919 года действия германских добровольцев и сил самообороны не были приостановлены «миротворческими» силами Антанты, предъявившими им ультиматум и установившими демаркационную линию на период до проведения плебисцита. Первоначально Антанта предполагала разделить Верхнюю Силезию пополам между Германией и Польшей. Но инсургенты из «Польской Военной Организации» («ПОВ»), были преисполнены решимости силой захватить весь спорный регион и поставить Антанту перед свершившимся фактом. «ПОВ», вооруженные отряды которой насчитывали около 22 000 штыков, подняла второе восстание в ночь на 16 августа 1919 года.
К этому времени местные силезские добровольческие корпуса, до сих пор противостоявшие полякам, были усилены подкреплениями, прибывшими из других частей Германии, в том числе бойцами 2-й военно-морской бригады Эргардта и 3-й военно-морской бригады фон Левенфельда. Вскоре к ним присоединились добровольческий корпус капитана Дона, Гессенско-тюрингско-вальдекский добровольческий корпус полковника фон Корнацкого, добровольческий полк капитана Тюльмана и многие другие, общей численностью около 14 000 штыков и сабель, под общим командованием отставного генерала Гефера. В ночь на 18 августа эти силы начали контрнаступление и к 23 августу отбросили поляков на исходные позиции, проходившие по демаркационной линии. В феврале 1920 года антантовская Союзная комиссия распорядилась, в целях контроля над правильностью проведения плебисцита, ввести в Верхнюю Силезию войска держав-победительниц – официально «для поддержания общественного спокойствия и порядка». Союзные «миротворческие силы» состояли в основном из французских (12 000 штыков и сабель), но также итальянских (2000 штыков) и небольшого контингента британских войск. Плебисцит состоялся в марте 1920 года. Более 60% населения Верхней Силезии (в том числе и этнических поляков) проголосовало за то, чтобы остаться в составе Германии.
Однако «Польская Военная Организация» не унималась. Составлявшие ее костяк радикальные польские националисты, пользовавшиеся открытой поддержкой официальной Варшавы, организовали третье вооруженное восстание, вспыхнувшее 2 мая 1921 года. Польским бандформированиям удалось овладеть значительной частью промышленного региона, преодолевая сопротивление местных немецких отрядов самообороны («зельбстшуц»), как правило, возглавлявшихся ветеранами Великой войны. Наибольшую известность среди них снискали батальон самообороны Бергергофа, Бейтенская рота самообороны, батальон самообороны «Люблиниц», батальон самообороны «Вольф», Верхнесилезский добровольческий батальон Мая и др. Впрочем, еще в конце апреля 1921 года большинство командиров частей германской самообороны было арестовано французской военной полицией, с целью обезглавить немецких ополченцев и облегчить дело полякам, не замедлившим поднять восстание 2 мая. Под прикрытием объявленной всеобщей забастовки боевики «Польской Военной Организации» быстро взяли под контроль все верхнесилезские города. Из Польши они бесперебойно снабжались всеми видами вооружений, вплоть до бронепоездов! Кроме того, на помощь инсургентам прибыло несколько батальонов польской регулярной армии.
В результате многочисленных актов саботажа на железных и автомобильных дорогах Верхняя Силезия оказалась почти полностью отрезанной от остальной Германии, что осложняло переброску подкреплений и боеприпасов. Да и на железнодорожных станциях в самой Германии (особенно в Дрездене) массу неприятностей следовавшим в Силезию добровольцам чинили местные коммунистические рабочие советы, остановившие и отославшие обратно немало эшелонов с «реакционерами» и «наемниками капитала». Как вспоминал позднее командир Союза «Оберланд» майор Эрнст Горадам: «Положение несколько улучшилось, когда представители этих «рабочих», искавшие в вагонах оружие, были выброшены на полном ходу и угодили под колеса».
Расквартированные в Верхней Силезии войска стран Антанты и пальцем не пошевелили, чтобы помешать польским инсургентам. Единственная попытка остановить поляков, сделанная итальянцами, привела к гибели 250 итальянских солдат. К 5 мая 1921 года под контролем «ПОВ» находилась вся Верхняя Силезия восточнее Одера, за исключением трех небольших плацдармов, все еще удерживавшихся немецкими бойцами самообороны.
Правительство Фридриха Эберта оказалось застигнутым польским восстанием врасплох. Его призывы отнестись с уважением к результатам плебисцита, не произвели на Антанту ни малейшего впечатления. Направить в Силезию рейхсвер берлинское правительство не решалось, боясь санкций со стороны Антанты. И опять вооруженная помощь пришла от белых добровольцев (хотя фрейкоры были официально запрещены еще в 1920 году!). Со всей Германии на силезский фронт своим ходом съезжались ветераны боев с красными за Берлин, Ригу и Рур, бывшие бойцы добровольческих корпусов, члены «гражданской самообороны», организаций Эшериха и Питтингера, Союза «Оберланд», «Стального Шлема», «Младотевтонского ордена» и других полувоенных формирований, даже «геймверовцы» из далекого Южного Тироля (бывшей австрийской области, переданной Италии по Трианонскому договору), получавшие от рейхсвера неофициальную поддержку в виде тяжелого оружия, боеприпасов и снаряжения.
Между тем, отряды местного немецкого «зельбстшуца» ценой невероятных усилий, еще удерживали оборону на 3 участках. Южный сектор обороны проходил по западному берегу Одера, центральный сектор в районе Опельна (Ополе), северный – от Опельна до польской границы. Немецкой обороной руководил генерал фон Гюльзен, ветеран всех фрейкоровских кампаний. Особенно ожесточенные бои развернулись между немецкими плацдармами у Козеля и Ратибора (Ратцебурга). В центральном секторе боевых действий почти не велось, поскольку в Оппельне располагалась штаб-квартира международной Союзной комиссии, которой немцы не хотели давать повода для провокации. В северном секторе, покрытом густыми лесами, на ничейной земле между укрепленными позициями немцев и поляков шла форменная партизанская война.
Когда германская линия обороны несколько стабилизировалась, командиры добровольческих корпусов, оборонявших от поляков Верхнюю Силезию, собрались на совещание, чтобы избрать главнокомандующего всеми германскими силами. На совещании присутствовали такие авторитетные фрейкоровские командиры, как Россбах, Гейдебрек, фон Арним, Горадам, Гауэнштейн, Магнис, фон Шаппюи, Гюбнер, фон Аулок и фон Фельзен. В 1918 году большинство из них было лейтенантами или капитанами. Всего через три года каждый командовал уже крупным, преданным лично ему добровольческим подразделением. Главнокомандующим всеми добровольческими корпусами был избран упоминавшийся выше отставной генерал фон Гефер, хорошо зарекомендовавший себя в ходе предыдущих верхнесилезских кампаний. Гефер распорядился сформировать из фрейкоров две войсковые группы – Южную (под командованием генерала фон Гюльзена), имевшую задачу удерживать Одерскую линию обороны, и Северную (под командованием подполковника Грюнтцена), которой было приказано оперировать в лесах близ польской границы. Фон Гюльзен, в отличие от придерживавшегося более осторожной тактики фон Гефера (который, под нажимом главного французского представителя в польских войсках, обещал не предпринимать контрнаступления, пока международная Союзная комиссия не «разберется в обстановке»!), действовал более агрессивно и смело.
Крупнейшей из находившихся в его подчинении добровольческих частей был Союз «Оберланд» под командованием майора Горадама (сформированный на базе официально распущенного фрейкора «Оберланд»), состоявший из 3-х батальонов (под командованием капитанов Людвига фон Эстрейхера, Людвига Риттера фон Финстерлейна и Людвига Зибринггауза) и ударного Тирольского взвода австрийских горных стрелков капитана Вильгельма Грегера. Противостоявшие им боевики-пилсудчики из «Польской Военной Организации», усиленные польской регулярной армейской бригадой и французскими военными советниками, удерживали линию Краппиц-Гроссштрелиц-Крейцбург. Генерал Бернгард Фон Гюльзен разработал план штурма удерживавшейся поляками горы Аннаберг, возвышавшейся на восточном берегу реки Одер (Одры). С вершины Аннаберга можно было надежно контролировать всю долину Одера. Кроме этого чисто стратегического аспекта, овладение Аннабергом имело бы для немцев и важное пропагандистское значение. На вершине горы стоял древний монастырь Святой Анны, считавшийся святыней всех силезских немцев со времен Средневековья.
Битва за Аннаберг началась на рассвете 21 мая 1921 года. Добровольцы фон Гюльзена – главным образом, альпийские горцы -, ночью форсировали реку Одер и в половине третьего утра пошли на штурм. На левом фланге наступал Союз «Оберланд» (с батальоном «Тейя» капитана Эстрейхера на острие наступления), на правом – другие добровольческие корпуса (и в том числе батарея ветерана боев в Прибалтике и в Рурской области старшего лейтенанта Альберта Лео Шлагетера). К половине десятого, отбив контратаку поляков, с большими для них потерями, «Оберланд» закрепился на передовом рубеже, потеряв 8 человек убитыми и 50 – ранеными, и стал готовиться к штурму Аннаберга. Перед началом штурма произошла стычка между штабным взводом майора Горадама и польским вооруженным бандформированием силой в 30 штыков. Выбив поляков с занимаемой теми выгодной позиции, Горадам оборудовал на ней командный пункт для наблюдения за окрестностями Аннаберга, Там же была установлена отбитая у поляков батарея горных орудий.
При огневой поддержке трофейных пушек и орудий батареи Шлагетера майор Горадам лично повел батальон «Тейя» (названный в честь легендарного короля древнегерманского племени остготов, долго оспаривавшего в середине VI века у Восточной Римской империи власть над Италией) через лес на штурм Аннаберга. В составе батальона «Тейя» Аннаберг штурмовал ветеран кайзеровских танковых войск Йозеф («Зепп») Дитрих (в будущем - командир «Лейбштандарта СС Адольфа Гитлера»). Второй батальон, под командованием капитана Риттера фон Финстерлейна, пошел в обход горы, и к полудню Аннаберг был окружен. Оба германских батальона пошли на штурм одновременно и, сломив ожесточенное сопротивление оборонявших гору боевиков «Польской Военной Организации» и регулярных войск Пилсудского, подняли над Аннабергом довоенный черно-бело-красный флаг Германии. Поляки бежали, немцы взяли сотню пленных. Потери «Оберланда» при штурме составили всего 2 убитыми и около 30 ранеными. Эта победа не только подняла боевой дух германских белых добровольцев, но и эхом отозвалась по всей униженной Версалем Германии, где была расценена как «первая военная победа немцев над внешним врагом после позорной капитуляции 1918 года». 23 мая поляки контратаковали, но были отбиты. Часть силезской территории с горой Аннаберг и расположенным на ней древним монастырем – центром немецкой обороны – осталась в составе Германии. В 30-е годы ХХ века там был сооружен памятник в форме средневековой крепости на месте захоронения 50 германских добровольцев, павших при обороне Аннаберга от поляков. После 1945 года поляки взорвали немецкий памятник на Аннаберге и соорудили на его месте свой собственный мемориал.
Но все это случилось много позднее. А в 1921 году правительство Фридриха Эберта, опасаясь трений с Антантой, отказало фрейкорам в поддержке и даже запретило проводить в Германии запись в добровольцы для борьбы с поляками в Верхней Силезии, пригрозив всем организаторам новых добровольческих частей суровыми карами, вплоть до тюремного заключения. Выбора у берлинского правительства не было, поскольку Антанта угрожала, в случае невывода германских фрейкоров из Верхней Силезии, военной оккупацией жизненно важной для Германии Рурской области. Кроме того, контрольная Союзная комиссия 21 мая 1921 года предупредила правительство Фридриха Эберта, что, в случае дальнейшего продвижения «Оберланда», из Верхней Силезии будут отозваны все французские войска, и тамошнее немецкое население будет оставлено на милость поляков.
В том, что поляки поступили бы с этим населением достаточно сурово, сомневаться не приходится – известно, что в начале сентября 1939 года они хладнокровно уничтожили, по разным оценкам, от 4 до 13 тысяч «фольксдейчей» - польских граждан немецкого происхождения, проживавших в г. Бромберге (Быгдоще), отошедшем к панской Польше по воле Антанты как раз в 1921 году. Прусское земельное правительство закрыло границу Пруссии с Силезией, что сразу же создало трудности со снабжением. 24 мая 1921 года газета «Берлинер Тагеблатт», выражая точку зрения официальных властей, писала, что «расформирование верхнесилезских шаек – в интересах Отечества» и что это «важнейшая задача земельных властей». Тем временем поляки предприняли еще одно массированное наступление южнее Аннаберга, но были отброшены контратакой Союза «Оберланд», ударившего им в правый фланг. Бои местами переходили в рукопашные схватки, добровольцы «Оберланда» понесли тяжелые потери. В ночь с 30 на 31 мая белополяки, в ожидании дальнейших подкреплений, подвергли район Аннаберга массированному артиллерийскому и минометному обстрелу.
Сочтя это артподтотовкой перед новым польским наступлением, Союз «Оберланд» решил предупредить противника, и сам атаковал поляков. Среди захваченных фрейкоровцами пленных, кроме поляков, оказалось 12 французских офицеров и солдат. Разгоряченные боем фрейкоровцы чуть не прикончили их «под горячую руку». Французов спасло заступничество старшего лейтенанта Альберта Лео Шлагетера. Немцы передали их членам британской контрольной комиссии. 4 июня произошло еще одно столкновение с поляками, в ходе которого было убито 5 французских военнослужащих. Правительство Фридриха Эберта было вынуждено принести Союзнической комиссии официальное извинение. Но, пока Антанта разрабатывала планы ввода своих войск в Силезию для разделения германских и польских вооруженных сил, генерал фон Гюльзен 7 июня снова бросил своих добровольцев на польских боевиков. И снова дело закончилось полным разгромом поляков.
В северном секторе продолжалась лесная партизанская война, в ходе которой белые добровольцы Россбаха, Аулока, Гюбнера и др. постепенно оттесняли поляков на исходные позиции.
Не ожидавшие столь успешного сопротивления со стороны германских добровольцев державы-победительницы (в первую очередь - Англия) в конце июля 1921 года ввели в Верхнюю Силезию свои войска, разделив силы германских добровольцев и боевиков «Польской Военной Организации», и передали решение вопроса о государственной принадлежности Верхней Силезии на рассмотрение Лиги Наций. 20 октября 1921 года Лига Наций приняла решение о разделе Верхней Силезии, большая часть которой была передана Польше.
19.Борьба на Руре и на Рейне.
11 января 1923 года франко-бельгийские войска, под предлогом наказания Германии за уклонение от выплаты предусмотренных Версальским договором репараций, в очередной раз оккупировали Рурскую область – сердце германской угольной промышленности и тяжелой индустрии. Эта акция не была совершенно неожиданной, ибо Франция уже дважды вводила в Рурскую область свои войска и с тех пор не раз угрожала повторением подобного вторжения. Первый по счету ввод французских войск в Рурскую область произошел еще в мае 1920 года, в связи с обеспокоенностью Франции развернувшимися там военными операциями белых добровольческих корпусов против Рурской Красной Армии; второй – в марте 1921 года, с целью ускорить выплату Германией военных репараций. В обоих случаях союзники Франции по Антанте (в первую очередь – Великобритания, Италия и США) предпочли не участвовать в оккупации Рура, что несколько приободрило немцев. В прежде монолитном фронте их противников наметилась трещина, вызванная раздиравшими Антанту внутренними противоречиями и разногласиями. Франция же не скрывала своих амбициозных планов раздела Германии (подобные планы вынашивались и проводились в жизнь еще «королем-солнцем» Людовиком ХIV Бурбоном и Императором французов Наполеоном I Бонапартом) и создания на левобережье Рейна вассального по отношению к Франции германского квазигосударства по типу Рейнского Союза наполеоновских времен.
В своей оккупационной зоне в Рейнской области французы всячески поддерживали сепаратистов, провозгласивших в июне 1919 года так называемую «Рейнскую республику». Правда, «с первого захода» этот амбициозный французский проект не осуществился из-за отсутствия поддержки среди населения Рейнской области. Тем не менее, подобные попытки не прекращались. Уже в 1921-22 гг. германский рейхсвер не исключал возможности перехода конфликта с Францией в стадию вооруженной борьбы. В этот период была усовершенствована существовавшая с 1919 года система военных комиссаров – так называемого «дополнительного офицерского корпуса» на случай мобилизации. В Восточной Пруссии, Померании, Неймарке, Бранденбурге, Силезии, Саксонии, Баварии, Вестфалии, Ганновере и Шлезвиг-Гольштейне были усилены части «земельной охраны» («ландесшуц») и «пограничной стражи» («гренцшуц»). Эти служившие своеобразным дополнением к сухопутным силам организации были созданы на основе «гражданской самообороны», переименованной в целях маскировки в «местную самооборону» («ортсвер»), объединений бывших фронтовиков «Штальгельм» («Стальной Шлем») и «Вервольф», «Земского союза» (Ландбунда) в областях восточнее Эльбы и других т.н. «патриотических объединений». В их штатах числились переведенные на гражданское положение офицеры, входившие в систему «военных комиссаров», руководившие по заданию рейхсвера организацией, обучением и боевой подготовкой земельной и пограничной охраны.
В VI военном округе (Ганновер/Вестфалия) генерал-лейтенант Фриц фон Лоссберг вооружил «патриотические объединения», находившиеся под командованием освободителя Баварии от красных в 1919 году - генерал-лейтенанта в отставке Эрнста Бургхарда фон Офена. В рамках ганноверско-вестфальского «ландесшуца» к тому времени была создана разветвленная тайная организация «фельдъегерей» («полевых егерей»). «Фельдъегерей» готовили и обучали специально для совершения актов саботажа и партизанско-диверсионной деятельности в тылу франко-бельгийских оккупантов. В случае полномасштабной войны «фельдъегеря» должны были сдерживать продвижение французов и подрывать боевой дух французских войск.
В рамках военных округов создавались «временные добровольческие части» (цейтфрейвиллиге). По тайным каналам рейхсвера несколько сот миллионов золотых марок были израсходованы на приобретение боеприпасов и вооружения в нейтральных зарубежных странах. Подразделения второго и третьего эшелонов – так называемый «черный рейхсвер» - были доведены до штатной численности и практически полностью отмобилизованы. На случай войны была предусмотрена возможность утроения численности рейхсвера с доведением ее до 1 миллиона штыков и сабель.
Новый глава рейхсвера генерал Ганс фон Сект, предусматривал также молниеносный захват восточной части Верхнесилезского и северной части Богемского (Чешского) промышленных районов, совместно с австрийскими и венгерскими монархистами. Объявленное правительством Фридриха Эберта «пассивное сопротивление» франко-бельгийским оккупантам в Рурской области (отказ сотрудничать в какой бы то ни было форме с оккупационными властями) должно было на определенном этапе перейти в «активное». Кровавая «Варфоломеевская ночь», которую предполагалось учинить среди занявших Рурскую область франко-бельгийских войск, должна была послужить сигналом к началу этого «активного сопротивления», т.е. новой войны. До наступления этой фазы диверсионно-партизанские отряды, общее руководство которыми осуществлял ветеран боев в Прибалтике подполковник Йоахим фон Штюльпнагель из Руководства сухопутных сил, должны были всячески вредить оккупационным войскам, чтобы у тех «горела земля под ногами».
Между местным населением Рейнской области и франко-бельгийскими оккупационными войсками все чаще происходили столкновения. Члены «ушедших в подполье» добровольческих корпусов направлялись в Рурскую область для проведения секретных акций. По всей Рурской области действовали тщательно засекреченные полувоенные отряды, получавшие по тайным каналам рейхсвера финансирование, вооружение и взрывчатку. Они совершали нападения на представителей франко-бельгийских оккупационных войск, взрывали железнодорожные пути, мосты и вокзалы с целью нарушить вывоз рурского угля – в счет репараций - во Францию и Бельгию. За совершение такого диверсионного акта французами 26 мая 1923 года был расстрелян упоминавшийся нами выше обер-лейтенант Альберт Лео Шлагетер, герой освобождения Риги от красных, ветеран 3-й военно-морской бригады фон Левенфельда, отличившийся в боях против Рурской Красной Армии и польских инсургентов в Верхней Силезии – «культовая фигура» германского добровольческого движения.
Кроме того, фрейкоровцы ликвидировали предателей, сотрудничавших с франко-бельгийскими оккупантами, и сепаратистов. Так, 31 марта 1923 года они убили лидера рейнско-пфальцского сепаратистского движения Йозефа Смеетса (родом из Кёльна), первым выступившего за отделение Рейнской области от Германии и основавшего с этой целью, при поддержке французских оккупационных властей, «Рейнское Народное Объединение» («Рейнише Фольксферейнигунг»). Французские оккупанты продолжали отвечать на убийства и акты саботажа все новыми репрессиями и экзекуциями.
Обеспокоенные принимавшей все большие масштабы партизанской войной в Рурской области, французские оккупационные власти попытались разыграть карту «рейнско-рурского сепаратизма». С их легкой руки ряд крупных монополистов и политиков, в том числе Отто Вольф (глава одноименного концерна тяжелой промышленности), банкир Луи Гаген (Леви) и верховный бургомистр Кельна Конрад Аденауэр (в будущем – первый канцлер Федеративной Республики Германии после Второй мировой войны) в конце октября – начале ноября 1923 года организовали в Аахене, Бонне, Кобленце, Трире, Висбадене и в других городах беспорядки с целью отделить от Германии Пфальц и Рейнскую область. Монополист Отто Вольф, большой друг московских большевиков, снабжавший их на льготных условиях нефтедобывающим оборудованием, и политический конфидент Конрада Аденауэра, открыто провозгласил курс на «самостоятельный Рейнланд».
Под защитой французских и бельгийских штыков местные сепаратисты, финансировавшиеся на французские деньги, провозгласили в гг. Аахене и Кобленце очередную марионеточную «Рейнскую республику», а в г. Шпейере – «Пфальцскую республику» («президент» которой был тут же убит ветеранами «бригады Эргардта»).
Вот краткая хроника событий тех месяцев на Рейне.
15 августа 1923 года в г. Кобленце, столице прусской Рейнской провинции, при полном одобрении и поддержке французских оккупационных властей, состоялся объединительный съезд нескольких сепаратистских организаций левобережья Рейна, слившихся в «Объединенное Рейнское Движение» («Ферейнигте Рейнише Бевегунг»). Руководителями этого сепаратистского движения стали Ганс Адам Дортен от «Рейнского Народного Объединения («Рейнише Фольксферейнигунг»), Йозеф Фридрих Маттес (от «Рейнского Народного Объединения», основанного Смеетсом) и Лео Деккерс, региональный политик из г. Аахена. «Объединенное Рейнское Движение» официально провозгласило своей целью отделение Рейнской области от Пруссии (и от Германии) и создание независимой «Рейнской республики» («Рейнише Републик») под протекторатом Франции. В ряде городов левобережья Рейна прошли манифестации и митинги в поддержку сепаратистов (организованные на французские деньги).
16 октября в центре расположенного в Рейнской области г. Эшвейлера, над домом №43 по улице Нейштрассе сепаратистами был впервые поднят зелено-бело-красный флаг «Рейнской республики (между прочим, аналогичный современному флагу германской федеральной земли Северный Рейн-Вестфалия). В тот же день доме №43 был открыт пункт записи добровольцев в «армию Рейнской республики.
21 октября в г. Кобленце сепаратисты попытались силой захватить власть. Произошли многочисленные столкновения с местной германской полицией и группами вооруженных граждан, сорвавшие эту попытку.
В тот же день в г. Аахене рейнские сепаратисты во главе с Йозефом-Фридрихом Маттесом (демонстративно носившим вместо традиционной немецкой шляпы французский берет), Лео Деккерсом и доктором Гутгардтом захватили городскую ратушу и другие государственные и общественные учреждения Аахена, провозгласив в Императорском зале ратуши «Свободную и независимую республику Рейнланд».
22 октября ахенские сепаратисты расстреляли демонстрацию протеста на площади перед городским театром. Возмущенные аахенцы взяли штурмом здание секретариата сепаратистской организации, расположенный на площади Фридрих-Вильгельм-Плац. В г. Эшвейлере была сорвана очередная попытка сепаратистов захватить ратушу. В тот же день в г. Дуйсбурге местная группа «Рейнского Союза за независимость» («Рейнишер Унабхенгигкейтсбунд») развесила по всему городу плакаты, утверждавшие, что новая республика была учреждена без согласия франко-бельгийских оккупационных властей. Данное утверждение не соответствовало истине, поскольку все попытки немецких патриотов положить конец сепаратистскому интермеццо беспощадно подавлялись оккупантами.
23 октября в г. Кобленце рейнские сепаратисты, при поддержке французских войск, захватили городской замок. Под давлением обер-бургомистра Кобленца доктора Рюсселя и местной полиции они были вынуждены очистить здание, однако под покровом ночи снова завладели им. В здании городского вокзала французские оккупанты совершенно открыто начали раздачу сепаратистам оружия.
В тот же день в Берлине статс-секретарь министерства иностранных дел фон Мальтцан поручил германскому поверенному в делах в Париже вручить правительству Французской республики официальную ноту протеста германского Имперского правительства в связи с поддержкой французскими оккупационными властями рейнских сепаратистов. Нота была оставлена французами без ответа.
В течение всего дня вооруженные сепаратисты разъезжали в грузовых автомобилях по г. Аахену, то и дело открывая стрельбу. Аахенские пожарные заняли здание ратуши, заставив правительство сепаратистов забаррикадироваться в правительственной резиденции. Бельгийские оккупационные власти объявили г. Аахен на «осадном положении».
В тот же день в г. Дюрене по адресу улица Тиволиштрассе, дом 55, разместилось так называемое «Верховное Армейское Командование сепаратистов во главе с Маттесом, Мерксом, Лейтнером, Рангом и Бирманом. Сепаратист Ранг был назначен «уполномоченным по вопросам вооружения армии».
В г. Эшвейлере глава городского совета Эльзен отказался передать здание ратуши сепаратистам. В городе был сформирован отряд гражданской самообороны («бюргервер»). Все население призвали к сопротивлению.
25 октября в г. Аахене местная германская полиция предприняла попытку взять штурмом правительственные здания, но была отражена бельгийскими оккупационными войсками, после чего в приказном порядке подчинена бельгийскому командованию. В городе была закрыта Высшая Техническая Школа. Все студенты, не имевшие постоянного места жительства в Аахене, были высланы из города. В тот же день 25 октября сепаратисты захватили ратушу г. Кёнигсвинтера.
26 октября в г. Кобленце французский Верховный Комиссар и Председатель «Комиссии по Рейнской области», Поль Тирар, официально признал сепаратистов как «обладателей фактической власти, которым надлежит, «при само собой разумеющимся» уважении существующего авторитета оккупационных властей...«принять вссе необходимые меры».
Соответствующие генеральные полномочия от французских оккупантов получили Ганс-Адам Дортен и Йозеф Фридрих Маттес. Они сформировали «правительство». Маттес стал его «Председателем и «премьер-министром «Рейнской республики» («Рейнише републик»).
2 ноября в г. Аахене сепаратисты, при поддержке 1000 военнослужащих «Охранных Войск Рейнской области» («Рейнланд-Шуцтруппен»), снова захватили ратушу. Однако опасавшийся кровопролития бельгийский Верховный комиссар барон Эдуар Ролэн-Жекемен, вопреки ожиданиям, потребовал немедленного отстранения сепаратистского правительства от власти и незамедлительного вывода сепаратистских «охранных войск» из города. Аахенскоен собрание городских депутатов принесло клятву верности Германской империи.
6 ноября в Эйфельских горах «Северная Летучая дивизия» («Флигенде дивизион Норд») рейнских «охранных войск» захватила г. Мариа Лаах и окрестности, подвергнув их беспощадному грабежу. Грабежи продолжались до 8 ноября.
9 ноября жители г. Броля, ветераны Великой войны Антон Брюль и Ганс Фейнлингер, сформировали из числа местных жителей группу сопротивления сепаратистам. Но те прознали о создании группы и выслали в Брюль команду убийц, застреливших 2 жителей Броля, по ошибке приняв их за организаторов группы сопротивления.
10 ноября сепаратисты вошли в г. Линц-на-Рейне, захватили ратушу и объявили низложенным исполняющего обязанности бургомистра Линца доктора Пипера. Используя захваченный г. Линц в качестве оперативной базы, сепаратисты захватили гг. Ункель, Брухгаузен и Рейнбрейтенбах. Повсюду они реквизировали продукты питания, средства передвижения (конно-гужевой транспорт, грузовые и легковые автомобили, мотоциклы и велосипеды) и все хоть сколько-нибудь ценное. Силы сепаратистов стягивались в район расположенного в Семигорье (Зибенгебирге) курортного города Бад-Гоннеф (который они намеревались превратить в свою новую штаб-квартиру).
14 ноября сепаратисты захватили г. Бад-Гоннеф, провозгласив в его ратуше - в очередной раз! - «Рейнскую республику». В жилых домах и гостиницах сепаратистами были конфискованы все пищевые продукты и алкогольные напитки. Вечером того же дня сепаратисты отпраздновали «день независимости Рейнской области» в здании местного санатория (Кургауза) и на радостях сожгли всю мебель.
В тот же вечер в кабачке «Кремериус» в г. Эгидиенберге собрались руководители местных отрядов самообороны, рушившие организовать сепаратистам открытое сопротивление. Несмотря на отданный французскими оккупационными властями категорический приказ сдать все имеющееся холодное и огнестрельное оружие, у населения оказалось припрятано немалое число охотничьих ружей, револьверов, пистолетов и пехотных винтовок. Горный инженер Герман Шнейдер, бывший офицер и ветеран Великой войны, организовал в Эгидиенберге «геймвер» в количестве 4000 человек, призвав к оружию все население окрестных городков и деревень. При появлении отрядов рейнских сепаратистов сразу звучали фабричные и заводские гудки и колокола местных церквей.
15 ноября грузовики с вооруженными сепаратистами въехали в Гимберг (пригород Эгидиенберга), охранявшийся 30 членами «геймвера». 18-летний «геймверовец», кузнец Петер Штаффель, остановивший головной грузовик и пытавшийся уговорить сепаратистов ехать восвояси, был застрелен. После этого «геймверовцы» открыли огонь по сепаратистам, обратив их в бегство. Сепаратисты бежали через Шмельцтальскую долину в направлении Бад-Гоннефа, но наткнулись на «геймверовцев» Германа Шнейдера, нанесших им окончательное поражение и захвативших все вооружение и грузовики сепаратистов.
Во второй половине дня 18 ноября 1923 года 80 сепаратистов под командованием Ранга в районе г. Гёфель прорвали линию обороны «геймвера» и взяли 5 жителей Гёфеля в заложники. Их привязали к кольям, в качестве живого щита на линии огня, надеясь сдержать контрнаступление «геймвера». В перестрелке один из заложников, Теодор Вейнц, получил смертельное пулевое ранение в живот. Сепаратисты были разгромлены, потеряв только убитыми 14 человек. Вечером в г. Эгидиенберг вступил отряд колониальных марокканских войск французской оккупационной армии, сопровождаемый отрядом французской военной полиции. Согласно официальным французским данным, в период боев между германскими патриотами и рейнскими сепаратистами обе стороны потеряли только убитыми 120 человек.
В конечном итоге, все планы отделения Рейнской области от Германии разбились о стойкое сопротивление германских добровольцев, разгромивших силы сепаратистов, несмотря на то, что французы и бельгийцы продержали свои войска в Рейнской области еще несколько месяцев.
20.Красный заговор и «черный рейхсвер».
Внутриполитический кризис в Германии все больше обострялся. Поражения германских красных в боях с белыми добровольцами нисколько не охладили пыл ревностных сторонников «подталкивания» германской революции из Совдепии. Так, Джугашвили-Сталин – «достойный» продолжатель дела Ульянова-Ленина – в своем выступлении на заседании Политбюро ЦК РКП (б) 21 августа 1923 года заявил: «Либо революция в Германии провалится и побьют нас, либо там революция удастся, все пойдет хорошо. И наше положение будет обеспечено. Другого выбора нет». Коминтерн отдал приказ, КПГ начала его выполнять. Организованная КПГ в августе мощнейшая всеобщая забастовка заставила уйти в отставку имперское правительство Вильгельма Куно. Новое германское правительство канцлера Густава Штреземана, приступившее к исполнению своих обязанностей в сентябре 1923 года, раздраженное бесконечными попытками красной Москвы спровоцировать в Германии большевицкий переворот, сменило прежний курс, направленный на сотрудничество с Советской Россией, рассматриваемой как противовес Антанте (основа которому была положена Рапалльским договором 1922 года, заключенным между министром иностранных дел Германии Вальтером Ратенау и большевицким наркомом «Коко» Чичериным), на новый, стремясь к примирению с западными державами. В Москве подобная смена курса была расценена как серьезная угроза и «попытка международного империализма усилить изоляцию Страны Советов».
В дни пика выступлений «спартаковцев» в Германии Политбюро ЦК РКП (б) на своем заседании 4 октября 1923 года приняло решение об организации «вооруженного восстания германского пролетариата», назначив его на 9 ноября 1923 года (удивительное совпадение с датой «пивного путча» Гитлера-Людендорфа в Мюнхене!) и увеличив предназначенный для финансирования германской большевицкой революции особый фонд на 500 000 золотых рублей. На закупку и ввоз в Германию оружия, на командировки руководителей и инструкторов вооруженного восстания было затрачено более 60 миллионов золотых рублей, но вторая «ноябрьская революция» в Германии так и не состоялась.
В сентябре и октябре ряд высших офицеров со своими подразделениями отказались подчиняться берлинскому правительству. 1 октября 1923 года взбунтовались части «черного рейхсвера», размещенные в крепостях Кюстрин и Шпандау. В зоне ответственности III (Берлинского) военного округа были расквартированы части «черного рейхсвера», разбросанные небольшими гарнизонами по Бранденбургу, в Деберице, Шпандау, Потсдаме, Ратенове, Фюрстенвальде, Бескове, Франкуфурте-на-Одере, Кюстрине – везде совместно с гарнизонами официального рейхсвера, от которых получали снаряжение и пищевое довольствие. Непосредственное руководство этими частями «черного рейхсвера» осуществляло «Бюро ландесшуца» при III военнном округе во главе с отставным майором Эрнстом Бухруккером и обер-лейтенантом Паулем Шульцем. Их начальниками являлись, в свою очередь, капитан Фромм и подполковник фон Бок из штаба военного округа (будущие генералы вермахта и участники антигитлеровского заговора 1944 года).
Майор Бухруккер планировал захватить правительственные здания в Берлине, но 4 полка «черного рейхсвера» отказались подчиниться его приказу о наступлении. Лишь батальон капитана Вальтера Штеннеса (будущего фюрера СА, подозреваемого в то же время в связях с советской разведкой, а позднее – начальника личной охраны вождя китайских националистов, председателя партии «Гоминьдан», Генералиссимуса Чан Кайши) в форте Ганенберг (Шпандау) и маршевой батальон, стянутый в Кюстрин, оказались готовы к броску на Берлин. Но этих сил было явно недостаточно. Попытка Бухруккера захватить крепость Кюстрин была отбита комендантом крепости полковником Гудовиусом. Путч был быстро подавлен частями рейхсвера, сохранившими верность берлинскому правительству. После провала кюстринского путча «черного рейхсвера» майор Бухруккер, уволенный из рядов «ландесшуца», на некоторое время сблизился с будущим имперским канцлером Куртом фон Шлейхером, а позднее вступил в Боевое содружество революционных национал-социалистов «Черный Фронт» левого нациста Отто Штрассера.
21.«Путч Гитлера-Людендорфа» в Баварии
Не менее серьезные события разыгрались в Баварии. Когда 26 сентября 1923 года берлинское правительство объявило о прекращении «пассивного сопротивления» в Рурской области, баварское земельное правительство объявило Баварию на осадном положении и вывело 7-ю дивизию рейхсвера из подчинения министерству рейхсвера и рейхспрезиденту Германии Фридриху Эберту. 22 октября 1923 года 7-я дивизия была приведена к присяге баварскому земельному правительству, тон в котором задавали местные сепаратисты и монархисты, мечтавшие о создании отдельного от Германии католического «австро-баварского королевства» под скипетром династии Виттельсбахов (к которому надеялись в дальнейшем присоединить и другие бывшие владения монархии Габсбургов). Еще в декабре 1918 года, до убийства Курта Эйснера и провозглашения Баварской Советской республики, «вождь баварского крестьянства» Георг Гейм (тесно связанный с отстраненной от власти династией Виттельсбахов), призвал баварцев к созданию «Дунайской федерации» и к отделению Баварии от Германии (в этом он ничем не отличался от Эйснера). Аналогичный план учреждения «Федерации дунайских государств» был выдвинут в 1920 году никем иным, как наследником баварского королевского престола кронпринцем Рупрехтом. При этом кронпринц Рупрехт подчеркивал, что германское продвижение на юго-восток Европы не будет противоречить безопасности Франции при условии вытеснения Пруссии из Рурской области. Во всяком случае, бывший флигель-адъютант и доверенное лицо последнего германского Императора Вильгельма II Гогенцоллерна, Сигурд фон Ильземан, являвшийся партнером по переговорам кронпринца Рупрехта, сообщал о такой беседе, состоявшейся 4 ноября 1920 года, в своих мемуарах «Император в Голландии. Записки последнего флигель-адъютанта Императора Вильгельма II. 1918-1923» (S. v. Ilsemann. Der Kaiser in Holland. «Aufzeichnungen des letzten Fluegeladjutanten Kaiser Wilhelm II. 1918-1923. Bd. 1, Muenchen, 1967, S. 163 ff.). Вынашивавшиеся «бело-голубыми» баварскими сепаратистами планы создания «Дунайской федерации» (концептуально вполне сочетавшиеся с вынашивавшимися «зелено-бело-красными» рейнскими сепаратистами планами создания нового «Рейнского союза» на отторгнутых от рейха западногерманских землях!) всецело поддерживал начальник баварской полиции полковник Ганс Риттер фон Зейссер. В отличие от баварского рейхсвера, баварская полиция с самого начала находилась под полным контролем земельного правительства Баварии, через баварское же министерство внутренних дел. Баварская полиция подразделялась на 3 категории:
1)муниципальная полиция (в городах),
2)жандармерия (в сельской местности),
3)земельная, или «зеленая», полиция.
Земельная полиция неофициально именовавшаяся «зеленой» из-за цвета своей униформы, представляла собой автономную военизированную организацию со структурой пехотной дивизии, имевшую в своем составе легкие и тяжелые пулеметы, бронеавтомобили и даже 3 авиационные эскадрильи (но без собственной артиллерии). Полковник фон Зейссер был склонен рассматривать именно свою «зеленую полицию», а не баварский рейхсвер, как ядро будущей армии независимого корпоративного Баварского государства.
В то же время генерал-лейтенант Отто фон Лоссов, командующий дивизией баварского рейхсвера 24 октября 1923 года собрал в Мюнхене совещание руководителей ряда правых организаций, возникших на базе расформированных правительством добровольческих корпусов – «Союза Блюхера» («Блюхербунд»), «Союза Баварии» («Бунд Байерн»), «Союза Империи» («Бунд Рейх»), Союза «Оберланд», «Союза Германа» («Германсбунд»), «Союза Имперского флага» («Бунд Рейхсфлагге»), Союза «Франкенланд», Союза «Викинг» (возникшего на базе организации «Консул», распущенной в 1922 году, в соответствии с «Законом о защите республики»), «Стального Шлема» и др. для обсуждения плана марша на Берлин с целью провозглашения там национальной диктатуры по образцу «марша на Рим», проведенного незадолго перед тем в Италии фашистским дуче Бенито Муссолини.
В отличие от «бело-голубых» сепаратистов, группировавшихся вокруг самозваного «Генерального государственного комиссара» (а фактически - главы баварского правительства») Густава Риттера фон Кара, генерал Отто фон Лоссов поставил своей целью не «отделить Баварию от Германии, зараженной марксистской чумой», а «освободить всю Германию от марксизма под черно-бело-красным стягом Империи». Планировалось утроить численность 7-й дивизии путем сформирования при каждом кадровом батальоне еще 2-х, состоявших из членов вышеперечисленных правых организаций. 26 октября были проведены «осенние учения» 7-й дивизии в утроенном составе, продемонстрировавшие, однако, что сил для марша на Берлин недостаточно. Кроме того, у генерала фон Лоссова возник ряд конфликтов с руководителями правых организаций, требовавших перевода своих отрядов в полном составе в баварский рейхсвер и офицерских званий для себя.
Все это заставило баварских заговорщиков подключить к своим планам партию национал-социалистов Адольфа Гитлера, проявлявшую все большую внутриполитическую активность. В ходе переговоров со своими сторонниками 31 октября генерал фон Лоссов заявил: «Сейчас нам необходима диктатура Лоссова-Зейссера-Гитлера...Однако, с нанесением удара следует подождать, пока не прояснится положение в Центральной Германии». Он имел в виду приход к власти крайне левых правительств в Тюрингии и Саксонии, фактически отказавшихся подчиняться рейхспрезиденту Фридриху Эберту и начавших формировать собственные вооруженные силы. Полковник фон Зейссер встретился в Берлине с генералом фон Сектом, не одобрившим планов баварских сепаратистов и подчеркнувшим: «Только рейхсвер, сохранивший внутреннее единство и послушание, может быть непобедимым и сильнейшим фактором в государстве». Тем самым фон Сект недвусмысленно осудил нарушение баварским рейхсвером общегерманской присяги со всеми вытекавшими из этого последствиями.
Получив отпор от генерала фон Секта, баварские сепаратисты пребывали в нерешительности. Вождь национал-социалистов Адольф Гитлер, а также оказавшие ему поддержку генерал Эрих Людендорф, Гергард Россбах и командир австрийских добровольцев князь Эрнст-Рюдигер фон Штаремберг торопили с началом марша на Берлин. Однако в ответ была сформирована Баварская Директория во главе с фон Каром, фон Лоссовым и фон Зейссером, заявившая, что только она, Директория, уполномочена назначить срок выступления на Берлин и готова беспощадно подавить всякую попытку государственного переворота. Очевидно, фон Кар и фон Лоссов решили, что обойдутся без Гитлера и без Людендорфа.
Стремясь опередить фон Кара и фон Лоссова, Гитлер запланировал на 10 ноября 1923 года свой собственный путч. Под предлогом «ночных маневров» севернее Мюнхена были сконцентрированы подразделения штурмовиков (СА) нацистской партии и их союзников, в том числе добровольцев Россбаха. Однако одно непредусмотренное заранее обстоятельство вынудило национал-социалистов к преждевременному выступлению. На вечер 8 ноября в мюнхенской пивной «Бюргербройкеллер» было назначено собрание баварских сепаратистов и выступление с речью фон Кара. Встав во главе ударного отряда штурмовиков под командованием отставного лейтенанта Йозефа Берхтольда («Ударного Отряда Адольфа Гитлера») вождь национал-социалистов ворвался на это собрание, выстрелил из пистолета в потолок, провозгласил «начало национальной революции» и, под дулами установленных штурмовиками в зале пулеметов, вынудил взятых им фактически в заложники фон Кара и фон Лоссова «предоставить себя в распоряжение национального восстания». Общее военное руководство осуществлял (формально) генерал Эрих Людендорф, реально – военный руководитель «Германского боевого союза» («Дейчер Кампфбунд») подполковник Фридрих Герман Риттер фон Крибель. По его приказу отряды нацистских СА (которыми формально командовал капитан авиации Герман Геринг, а реально – Грегор Штрассер) и союзных с ними добровольческих организаций – Союза «Оберланд» (под командованием доктора Фридриха Вебера), «Германского боевого Союза» под командованием капитана Томаса Целлера и «Рейхскригсфлагге» («Имперский военный флаг») - в последней, между прочим, состоял Генрих Гиммлер (будущий рейхсфюрер СС) – двинулись на захват важнейших зданий Мюнхена. Находившийся в то время в Мюнхене «герой Капповского путча» - капитан 3 ранга Герман Эргардт («консул Эйхман») - дотоле пользовавшийся в среде национальной оппозиции почти непререкаемым авторитетом, после непродолжительных колебаний, отказался присоединиться к повстанцам (что дало недоброжелателям лишний повод подозревать его в «измене делу национальной революции»). После окончания собрания в пивной фон Кару, фон Лоссову и их сторонникам удалось спастись бегством и укрыться в казарме 19-го баварского пехотного полка. Оттуда Риттер фон Кар своей прокламацией объявил распущенными Национал-Социалистическую Германскую рабочую Партию, СА, «Германский боевой Союз» и другие мятежные организации.
Тем временем фон Лоссов мобилизовал баварский рейхсвер, а фон Зейссер – баварскую полицию. Добровольцы «Оберланда» захватили Центральный мюнхенский вокзал. Однако попытка путчистов захватить также казарму 1-го батальона 19-го пехотного полка, натолкнувшись на ожесточенное сопротивление баварского рейхсвера, окончилась неудачей. На сторону Гитлера и Людендорфа перешло некоторое количество чинов рейхсвера и баварской земской полиции, а также все Мюнхенское пехотное офицерское училище, курсанты которого были распропагандированы Гергардом Россбахом.
9 ноября путчисты, присягнувшие черно-бело-красному имперскому флагу единой Германии (что означало открытое объявление войны «бело-голубым» баварским сепаратистам фон Кара), двинулись под этим флагом маршем по Мюнхену. Перед зданием Фельдгеррнгалле («Зала Полководцев») на площади Одеонсплац колонна путчистов была расстреляна и разогнана баварским рейхсвером и «зеленой полицией». При этом были убиты 16 национал-социалистов, в том числе бывший фрейкоровский боец из Прибалтики Макс-Эрвин фон Шейбнер-Рихтер (отвечавший за связи германских нацистов с правой русской эмиграцией, и, в том числе, с Великим Князем Кириллом Владимировичем) и был тяжело ранен командующий гитлеровскими СА капитан Герман Геринг.
Сохранился рапорт лейтенанта баварской «зеленой полиции» Моосгубера, «по свежим следам» описавшего кульминацию «пивного путча» в следующих выражениях:
«Когда мы сблизились с противником, тот встретил нас штыками наперевес и пистолетами, снятыми с предохранителей. Некоторые из моих людей были схвачены мятежниками, приставившими им к груди снятые с предохранителей пистолеты. Мои люди пустили в ход приклады и резиновые дубинки. Сам я, в целях самообороны, вооружился карабином, не желая преждевременно пускать в ход свой пистолет. Карабином я отбил два направленных на меня мятежниками штыковых удара и сбил нападавших на меня с ног ударами приклада. Внезапно один из гитлеровцев, стоявший в двух шагах левее меня, выстрелил из пистолета, целясь мне прямо в голову. Пуля пролетела мимо, не задев моей головы, и смертельно ранила стоявшего за мной вахмистра моего полицейского участка. Дальнейшее произошло так быстро, что я даже не успел отдать никакого приказания. Мои люди открыли огонь, произведший эффект, как от залпа. Почти одновременно с моими людьми открыли огонь и гитлеровцы. Вспыхнувшая перестрелка длилась от 20 до 25 секунд».
Единственным из путчистов, прорвавшимся через полицейский заслон, был генерал Эрих Людендорф (в него просто никто не посмел стрелять, хотя риск погибнуть в уличной свалке от шальной пули был достаточно велик). Прежду чем дать себя арестовать, Людендорф поклялся больше никогда не надевать германский офицерский мундир – из стыда за фон Кара и фон Лоссова, нарушивших данное ими ему честное офицерское слово. Гергард Россбах бежал в Австрию. Адольф Гитлер, которого участвовавший в марше к Фельдгеррнгалле русский эмигрант генерал В.В. Бискупский заслонил своим телом от пуль, а затем укрыл на своей квартире, был вскоре выслежен и арестован. Назначенный министром внутренних дел путчист Эрнст Пёнер (являвшийся в 1919-1922 гг. начальником полиции г. Мюнхена) был взят под стражу прямо в полицей-президиуме, куда явился приступать к своим новым обязанностям.
Захватившие здание Командования мюнхенского военного округа (а фактически – баварского военного министерства) отряд СА Грегора Штрассера и Эрнста Рема, а также «Рейхскригсфлагге» и «Кампфбунда» Томаса Целлера были окружены превосходящими силами баварских правительственных войск. Стянув против путчистов 2 батальона пехоты, 1 саперный батальон, 1 минометную роту, 3 артиллерийские батареи и 8 бронеавтомобилей, сторонники фон Кара выслали к «национальным революционерам» в качестве парламентера капитана 3 ранга Эргардта (бывшего руководителя организации «Консул»), уговорившего национал-социалистов сложить оружие.
22.Конвульсии левых в Центральной Германии
После подавления гитлеровского «пивного путча» генерал фон Лоссов и высшие офицеры 7-й дивизии снова подчинились командованию общегерманского рейхсвера. Это произошло очень кстати для начальника руководства сухопутными силами, генерала фон Секта, поскольку Саксония и Тюрингия, возглавлявшиеся коалиционными правительствами, состоявшими из коммунистов и левых социал-демократов, и сформировавшими для своей поддержки многочисленные полувоенные формирования - «пролетарские сотни» - были накануне вооруженного восстания, а в Гамбурге такое вооруженное восстание полыхало уже с 23 октября. Как писал позднее лидер КПГ Эрнст Тельман: «Как только было свергнуто правительство Куно, по всей Германии вспыхнули искры гражданской войны. Еще и до этого в Руре, в Ганновере, в Верхней Силезии, Баварии и других частях страны раздавались выстрелы. Но теперь с каждой минутой становилось все ясней, что мирного решения быть не может...В десятках немецких городов забастовки переходили в столкновения, митинги – в кровавые стычки рабочих с полицией».
Cаксонский премьер-министр Эрих Цейгнер (левый социал-демократ) не скрывал намерений своего правительства создать «пролетарский противовес» исходящей от Баварии угрозе «военной диктатуры крупного капитала». В «пролетарских сотнях» тон задавали коммунисты, намеревавшиеся использовать эти «вооруженные формирования рабочего класса» вовсе не для отражения «баварской фашистской угрозы», а для осуществления давно уже вынашивавшегося Коммунистической партией Германии плана «немецкого Октября». Под этим кодовым названием Коминтерн готовил в Германии коммунистический переворот, который должен был исходить из Саксонии, с использованием многочисленных забастовок, в очередной раз охвативших Рурскую область. Очередной вехой на пути к достижению этой цели явилось включение Цейгнером трех министров-коммунистов в состав саксонского земельного правительства. Созданный в Саксонии «Единый антифашистский фронт» коммунисты намеревались использовать в качестве трамплина к революционному перевороту во всей Германской Империи. Активисты КПГ вынудили колебавшегося председателя своей партии Георга Брандлера (назначенного Цейгнером начальником саксонской государственной канцелярии!) объявить на центральной рабочей конференции в Хемнице 21 октября 1923 года о начале всеобщей забастовки и борьбы с рейхсвером - и тем самым дать сигнал к вооруженному восстанию.
В своей передовой статье, опубликованной в эти же дни в московской газете «Правда» - официальном органе ЦК ВКП (б) – Георг Брандлер, расписывая на все лады мощь своих «пролетарских сотен», подчеркивал, что «пришло время действий» и «мобилизации масс на борьбу». В листовках, изданных саксонским Земельным правлением Коммунистической партии Германии и коммунистической фракцией саксонского ландтага, германских трудящихся открыто призывали к неповиновению имперскому правительству. Арестовать авторов этих листовок полиция не могла, поскольку они, как депутаты ландтага, являлись по закону лицами неприкосновенными. Однако коммунисты просчитались в самом главном. Ни о какой всеобщей готовности германского рабочего класса к забастовке, а тем более – к революции, и речи быть не могло. В то же время Имперское правительство Германии, в лице канцлера Густава Штреземана, сменившего Вильгельма Куно, воспользовалось подрывной коммунистической пропагандой как поводом для предъявления саксонскому премьер-министру Цейгнеру требования немедленно уйти в отставку со всем своим кабинетом. Поскольку Цейгнер отказался сделать это добровольно и распустить «пролетарские сотни», берлинское правительство, по настоянию президента Фридриха Эберта, объявило о смещении Цейгнера, отстранении от власти саксонского правительства и передаче полномочий последнего Государственному комиссару генералу Мюллеру, назначенному на эту должность приказом из Берлина. При разгроме «пролетарских сотен» частями рейхсвера в Саксонии и Тюрингии мятежники потеряли убитыми и ранеными около 1000 человек.
Первые части рейхсвера, по приказу военного министра Отто Гесслера, вступили в мятежную Саксонию еще 23 октября, а в Тюрингию – 5 ноября, но, пока положение в Баварии оставалось неясным, у генерала фон Секта просто не хватало сил для эффективных действий. Теперь же, после подавления путча Гитлера-Людендорфа и окончательного возвращения Баварии в лоно Германского рейха, берлинское правительство получило в свое распоряжение достаточное количество войск для подавления профранцузских сепаратистов в Южной и Западной Германии, левых путчистов в Центральной Германии и организованного коммунистическим союзом «Молодой Спартак» («Юнг-Шпартакус») по приказу Коминтерна вооруженного восстания в Гамбурге.
23.Гамбургский эпилог
Восстание в Гамбурге началось с волны забастовок и уличных демонстраций. 20 октября 1923 года во многих частях города были разгромлены магазины и произошли кровавые столкновения с полицией. Впервые за многие годы по «свистку» из красной Москвы была прорвана граница так называемой «запретной зоны» (городских районов, в которых были запрещены всякие собрания под открытым небом и шествия). Во вторник 23 октября, на рассвете, ровно в 5 часов утра, почти все полицейские участки во всех окраинных районах Гамбурга – Бармбеке, Эймсбюттеле, Шифбеке, Брамфельде и Гамме – были одновременно захвачены «революционными боевыми отрядами» красных (гамбургским аналогом цейгнеровских «пролетарских сотен»), а застигнутые врасплох полицейские разоружены почти без сопротивления. Лишь полицейский участок в Эппендорфе оказал сопротивление и был захвачен повстанцами в результате ожесточенной рукопашной схватки.
«Революционные боевые отряды» завладели большими запасами оружия и боеприпасов, хранившимися в 26 гамбургских полицейских участках, захваченных повстанцами врасплох. Когда из гамбургского полицей-президиума (ГУВД) в захваченные красными районы были высланы моторизованные выездные команды и срочно вызванные извне подкрепления, оказалось, что мятежники уже успели превратить находившиеся под их контролем части города в форменные крепости. Сотни повстанцев были заняты рубкой деревьев, разборкой булыжных мостовых и сооружением уличных баррикад из бревен, камней и песка. Центром боев в Гамбурге стала «красная крепость» Бармбек, на которую полиция неоднократно наступала целыми ротами и батальонами, но каждый раз была вынуждена откатываться под ураганным огнем спартаковцев с тяжелыми потерями, пока на помощь ей не были переброшены части рейхсвера и военных моряков при поддержке бронеавтомобилей, некоторые из которых были подбиты и захвачены красными. Повстанцы, тщательно и заблаговременно готовившиеся к началу своего выступления, успели даже сочинить собственную боевую песню, с тех пор часто звучавшую на коммунистических митингах и демонатрациях по всей Веймарской республике и содержавшую, в частности, следующие слова:
Du schwarzweissrote Republik,
Dir bricht die Rote Front noch das Genick!
Noch leben wir auf den Barrikaden,
Noch sind die Gewehre nicht entladen!
Wir schwenken die Fahne die rote zum Gruss!
Hoch lebe, hoch lebe Jung-Spartakus!
(Эй ты, черно-бело-красная республика!
Красный Фронт еще свернет тебе шею!
Мы еще живы на баррикадах,
Винтовки у нас еще не разряжены!
Мы машем красным флагом в знак приветствия!
Да здравствует, да здравствует Молодой Спартак!)
Бои в Гамбурге продолжались 3 дня и 3 ночи, пока не обозначился очевидный перевес правительственных сил над инсургентами. Конец Гамбургского восстания 1923 года завершил собой период гражданской войны в Германии, безуспешно разжигавшейся Коминтерном. Однако чрезвычайное военное положение было отменено на всей территории Германской Империи только 1 марта 1924 года.
ПРИЛОЖЕНИЕ 1
«ОБЕРЛАНД» – ФРЕЙКОР ПОД ЗНАКОМ ЭДЕЛЬВЕЙСА.
1.О возникновении и истории добровольческого корпуса «Оберланд».
А)Зачин
Добровольческий корпус (нем,: фрейкор, Freikorps) «Оберланд» («Верхняя земля», т.е. «Верхняя Бавария»), вне всякого сомнения, являлся известнейшим вооруженным формироанием в Баварии (да и во всей Южной Германии) в период после окончания Великой (Первой мировой) войны. Правда, будущий национал-социалистический «имперский наместник («рейхсштатгальтер») Баварии, полковник Франц Риттер фон Эпп /1/ пытался «переиграть» фрейкор «Оберланд» силами сформированного им в г. Ордруфе «Баварского стрелкового корпуса» (нем.: «Байеришес Шютценкор»), выставляя себя в глазах общественности «освободителем Мюнхена от красного террора», хотя в действительности добровольческий корпус фон Эппа 1-2 мая 1919 года очистил от войск Баварской Советской Республики только один из районов г. Мюнхена – Гизинг - и был всего лишь одним из многих других принимавших участие в освобождении Мюнхена добровольческих корпусов, большинство из которых было даже не баварскими, а «прусскими» («пруссаками» - «прейссн» - баварцы традиционно именовали всех немцев, не имевших счастья родиться в Баварии). Правда, фрейкор «Оберланд» прославился на всю Германию не в 1919 году, а позднее, после того как его бойцы в ходе подавления 3-го польского восстания в Верхней Силезии (направленного на присоединение этой германской провинции к Польше) 21 мая 1921 года взял штурмом «священную гору» жителей Верхней Силезии – Аннаберг, разгромив укрепившихся на ней польских повстанцев.
Б) Всеобщая паника.
После провозглашения Баварии Советской Республикой 7 апреля 1919 года в г. Мюнхене стали происходить удивительные вещи. Охваченное страхом перед красными, баварское государственное правительство, бежавшее от Советов из Мюнхена в Бамберг, начало выдавать предприимчивым баварцам, считавшим себя способными сформировать добровольческий корпус и обещавшим правительству двинуться со своим отрядом на Мюнхен, чтобы свергнуть утвердившуюся там Советскую власть, патенты с разрешением набирать добровольцев. Такой документ был выдан, между прочим, и не имевшему опыта командования войсками барону Рудольфу фон Зеботтендорфу (точнее – фон Зеботтендорфу унд фон дер Роза, он же – Рудольф Глауэр). Зеботтендорф представил выданное ему разрешение в Командование III Армейского Корпуса в г. Нюрнберге, где находились правительственные склады вооружения и снаряжения. Заручившись разрешением Командования Армейского Корпуса на формирование добровольческого отряда, барон Зеботтендорф направился дальше, в г. Эйхштетт, - место создания будущего фрейкора. Вероятнее всего, Рудольф фон Зеботтендорф получил разрешение на формирование собственного отряда, невзирая на отсутствие у него опыта командования войсками, поскольку являлся основателем мюнхенского Общества «Туле» - секретной мистически-теософской группы (баварского отделения аналогичной организации, известной под названием «Германен-Ордена», или «Германского Ордена»), учредившей, после изгнания красных из Мюнхена и свержения власти Советов в Баварии, памятный рунический крест для награждения чинов добровольческого корпуса «Оберланд» (об этом кресте у нас еще пойдет речь далее). Рудольф фон Зеботтендорф занимался в своем фрейкоре только организационными вопросами. О его дальнейшей деятельности существует множество легенд, но имеется очень мало достоверных и документально подтвержденных сведений. Остаток жизни он провел в Турции /2/.
Между тем, в Эйхштетте собралась группа фронтовиков, ветеранов Мировой войны (главным образом, офицеров), под командованием обер-лейтенанта (или, по-нашему, старшего лейтенанта) Йозефа Ремера (по прозвищу «Беппо»), в скором времени насчитывавшая в своих рядах уже 120 человек и ежедневно получавшая все новые пополнения за счет многочисленных добровольцев. Так, например, в ее ряды влился многочисленный отряд волонтеров из г. Трейхтлингена. Нередко в добровольцы записывалось все мужское население того или иного городка или селения, способное носить оружие. В один из наиболее удачных в плане вербовки дней добровольцами во фрейкор «Беппо» Ремера разом вступили 24 баварских крестьянина из небольшого селения Альтенмур, расположенного близ г. Гунценгаузена, во главе с бургомистром (все, как один, обладавшие опытом Мировой войны).
В качестве военного командира был приглашен майор Альберт Риттер фон Бек, офицер-фронтовик, удостоенный высшей баварской награды за воинскую доблесть – Военного Ордена Макса-Иосифа. Между майором фон Беком и бароном фон Зеботтендорфом вскоре начались конфликты. В качестве добровольцев в отряд вступали, в первую очередь, бывшие профессиональные солдаты, студенты, рабочие, ремесленники и – в несколько меньшем количестве – крестьянские сыновья. Так называемый «средний класс» - буржуазия – почти не был представлен в его рядах. Данное обстоятельство позднее, после расформирования добровольческого корпуса «Оберланд» и его преобразования в Союз «Оберланд», привело к острым внутренним конфликтам, поскольку многие члены Союза призывали к борьбе с «сытой буржуазией и махинаторами». Вообще же фрейкор «Обердланд», несмотря на баварские национальные костюмы своих волонтеров, был настроен «общенационально» и, в отличие от других добровольческих формирований, оставался абсолютно чужд баварскому «местничеству» и узкому провинциальному партикуляризму. /3/ Даже знамена «оберлендеров» были не бело-голубыми баварскими, а черно-бело-красными (как трехполосный государственный флаг рухнувшей в результате Ноябрьской революции 1918 года кайзеровской Германии), с ромбовидной эмблемой корпуса, украшенной цветком эдельвейса (которая будет подробно описана далее) на верхней (черной) полосе знамени, у древка. Ромбовидное навершие знамени также представляло собой изображение эмблемы корпуса с цветком эдельвейса. Впрочем, это так, к слову...
Когда численность «Оберланда» достигла примерно 300 штыков, он получил приказ войти в состав боевой группы Зиберта и, через г. Фрейзинг, двинуться на Мюнхен, чтобы принять участие в его освобождении от частей Баварской Красной Армии. Со 2 по 5 мая 1919 года корпус принял участие в боях за Мюнхен (в частности, взяв штурмом здание мюнхенского фонда «Максимилианеум», превращенное красноармейцами в настоящую крепость). После взятия города он был расквартирован в Мюнхене, где получил пополнение (в его ряды вступила добровольческая рота Эстрейхера из г. Ингольштадта), достигнув своей максимальной численности - 1050 штыков. Фрейкор был подчинен 21-й стрелковой бригаде и разделен на 2 батальона – I батальон под командованием капитана Горадама и II батальон под командованием капитана Безля. Бои за Мюнхен завершились. Больше добровольцам там было нечего делать, кроме несения обычной караульной службы. Поэтому многие волонтеры стали увольняться. Численность отряда уменьшилась до размеров батальона, состоявшего из 4 рот. Командиром батальона был назначен капитан Горадам. /4/ Майор Риттер фон Бек и ненадолго сменивший его в должности военного командира «Оберланда» майор Петри также уволились из фрейкора. Остаток корпуса – переформированный батальон Горадама – был включен, в качестве III батальона, в состав 2-го стрелкового полка баварской армии (рейхсвера), однако ненадолго. Дело в том, что, по условиям Версальского договора, навязанного в 1919 году побежденной Германии Антантой, рейхсвер (армия республиканского Германского рейха) подлежал радикальному сокращению. В числе многих других частей рейхсвера, был расформирован и III батальон 2-го стрелкового полка. С августа 1919 года «Оберланд» был преобразован в батальон временных добровольцев (нем.: «Цейт-Фрейвиллиген-Батальон»). В этом качестве он и пребывал до марта 1920 года.
В)На Руре все спокойно...
В марте 1920 года силами добровольческих корпусов, возмущенных принятым республиканским правительством Германского рейха, под давлением Антанты, решением о роспуске фрейкоров, была совершена попытка захвата государственной власти вворуженным путем, вошедшая в историю под названием «путча Каппа-фон Люттвица» (по фамилиям главных организаторов путча), или просто «Капповского путча». Путчистам удалось овладеть Берлином и еще целым рядом германских городов. Однако республиканское имперское (первый параграф принятой в январе 1919 года в г. Веймаре конституции гласил: «Германская империя является республикой»!) правительство во главе с Фридрихом Эбертом, лидером Социал-Демократической Партии Германии (СДПГ) сумело ускользнуть и призвать рабочих и служащих к всеобщей забастовке. В результате путч провалился и его руководитель доктор Вольфганг Капп бежал за границу.
Воспользовавшись путчем, германские левые – коммунисты-спартаковцы и независимые социал-демократы («независимцы») -, давно уже готовившие свой собственный путч против «продавшегося буржуазии социал-реформистского режима Фридриха Эберта), в свою очередь, выступили против него с оружием в руках. В Рурской области – «промышленном сердце Германии» - левыми была поставлена под ружье 50-тысячная «Красная Армия Рура» и разгорелась настоящая гражданская война. Фридриху Эберту срочно понадобилась помощь белых фрейкоров.
Временные добровольцы, сведенные в 17-ю роту «Оберланд» под командованием капитана Горадама, получили приказ вернуться в строй и сформировали, как и было предусмотрено на этот случай, VI батальон временных добровольцев. Все остальные батальоны временных добровольцев, приданные 21-й стрелковой бригаде, получили боевое крещение в Рурской области. До сих пор остается не ясным, почему переформирование «оберлендеров» заняло столь долгое время, что батальон прибыл в Рурскую область лишь 8 апреля 1920 года. Как бы то ни было, к моменту прибытия «оберлендеров» бои правительственных войск с «Красной Армией Рура» уже завершились разгромом последней. «Оберлендерам» пришлось удовольствоваться лишь участием в разоружении капитулировавших рурских красноармейцев в г. Дортмунде. На тот момент численность батальона, находившегося под командованием капитана Горадама, составляла 420 штыков. Адъютантом батальона был старший лейтенант «Беппо» Ремер./5/
«Оберлендеры» были переброшены обратно в Мюнхен. 30 апреля 1920 года, во дворе Турецкой казармы (нем.: Тюркенказерне), капитан Горадам принял последний парад «Оберланда». В тот же день был издан приказ о его расформировании. Временные добровольцы были отправлены по домам. При этом каждому из них было разрешено прихватить с собой винтовку и 50 патронов к ней.
Г)Фрейкор нам дом родной...
Но связи между добровольцами фрейкора «Оберланд» сохранялись и после роспуска корпуса временных добровольцев. Все они состояли в «Ополчения жителей Баварии» (нем.: «Эйнвонервер Байерн») лесного советника Эшериха и старшего землемера Канцлера (известной также под названием «Организации Эшериха» или, сокращенно. «Оргэш»).
Со временем часть «оберлендеров» как-то устроилась в гражданской жизни, но сохранилось определенное ядро, кадр, состоявший из людей, которых по-прежнему, даже в мирных условиях, неудержимо влекла к себе «солдатская жизнь». Это были, главным образом, люди, неуютно чувствовавшие себя «на гражданке», для которых не нашлось места и в сильно сокращенном по Версальскому договору рейхсвере (или «фриденсгеере», т.е. «армии мирного времени»). Для них добровольческий корпус «Оберланд», а для многих, впоследствии, и Союз «Оберланд» стал чем-то вроде «малой родины».
Эти люди вели себя «на гражданке» вызывающе и были склонны к насилию. Вместе с капитаном Эрнстом Ремом, руководителем СА (штурмовых отрядов гитлеровской партии НСДАП) и его свитой они сидели в мюнхенских кафе и требовали, чтобы пианист играл патриотическую «Песню о Германии» («Германия, Германия, превыше всего...»), а все присутствующие хором пели эту песню. Кто отказывался петь, того нередко избивали.
Постепенно численность фрейкора увеличивалась, достигнув к весне/лету 1921 года 9600 (по другим сведениям – 9800) человек, что позволило «Оберланду» образовать в составе «Ополчения жителей Баварии» Эшериха и Канцлера собственную «земскую хоругвь» (нем.: «Ландфане») /6/. К описываемому времени «Оберланд» (обладавший даже тяжелым оружием) являлся наиболее боеспособным вооруженным формированием в Баварии (из числа не входивших в баварский рейхсвер). Не удивительно, что боевики «Оберланда», полностью осознававшие военную мощь своего объединения, так петушились. Они ни в грош не ставили баварское земельное правительство. Последнее, вероятно, было только радо, когда услышало призыв о помощи, прозвучавший из столицы Силезии – г. Бреслау –, в связи с 3-м польским восстанием, охотно разрешив забиякам-«оберлендерам» отправиться в Верхнюю Силезию, чтобы в Баварии хотя бы на некоторое время воцарилось спокойствие. В Верхней Силезии, после начала 3-го польского восстания в мае 1921 года и вторжения отрядов польских инсургентов в ту часть Верхней Силезии, население которой, в ходе объявленного по воле Антанты, плебисцита, высказалось за сохранение провинции в составе Германии, местными германскими властями была предпринята попытка спешно сформировать для защиты от белополяков «Верхнесилезскую самооборону». Как же было в этом деле обойтись без «Оберланда»?
В описываемое время Мюнхен представлял собой настоящий заповедник тайных союзов, «ударных отрядов» и прочих секретных и полусекретных организаций, порой ожесточенно боровшихся не только с «красными», но и друг с другом. Вот и «Беппо» Ремер создал внутри Союза «Оберланд» из 62 «оберлендеров», поклявшихся в верности лично ему, строго засекреченную организацию, перешедшую в последующие годы на позиции «национал-коммунизма» («национал-большевизма») /7/. Особый вес данному обстоятельству придавал авторитет «Беппо» Ремера (казненного национал-социалистами в 1944 году), как крупнейшего военного и политического деятеля добровольческого корпуса «Оберланд», а впоследствии – Союза «Оберланд». Данная тема представляется весьма интересной, однако дальнейшее углубление в перипетии внутреннего развития добровольческого корпуса «Оберланд» и пришедшего ему на смену одноименного союза вышло бы за рамки основного содержания настоящей исторической миниатюры. Возможно, в будущем мы вернемся к данной теме в рамках отдельной статьи.
Д)Верхняя Силезия
С началом 3-го польского восстания в Верхней Силезии пробил час германских добровольческих корпусов. Вняв призыву о помощи из Бреслау, земельное руководство «Ополчения жителей Баварии» срочно довело его до сведения «Оберланда», воспринявшего этот призыв с патриотическим воодушевлением. Повышенный к описываемому времени в чине до майора, Горадам, командир мгновенно поднятой по тревоге и мобилизованной «Земской хоругви», незамедлительно отправился в Бреслау, где был с распростертыми объятиями принят в «Центре Верхнесилезской Самообороны», когда выяснилось, что он, в отличие от многих других командиров фрейкоров, привез с собой на помощь Самообороне, не только штаб или слабый, малочисленный отряд, а сильное, испытанное в боях подразделение, которое (несмотря на то, что не все его чины были надлежащим образом вооружены и экипированы – многие «оберлендеры» щеголяли в штатском или же в живописных баварских народных костюмах), представляло собой наиболее боеспособное германское формирование во всей провинции.
11 мая 1921 года кадр фрейкора прибыл в верхнесилезский город Нейштадт. 17 мая «Оберланд», в составе 3-х батальонов, был приведен в состояние полной боевой готовности и, в качестве «души немецкого сопротивления» (по выражению современной силезской прессы), после непродолжительного пребывания на квартирах в г. Оберглогау, направился в зону боевых действий. /8/
Командиром I батальона «Оберланда» - так называемой Боевой хоругви (нем.: «Штурмфане») «Тейя» (названной в честь последнего короля древнегерманского племени остготов Тейи, долго, хотя и безуспешно, оспаривавшего, в середине VI века, власть над Италией у полководцев византийского императора Юстиниана Великого), был капитан Эстрейхер, командиром II батальона – капитан Риттер фон Финстерлейн (согласно другим источникам – Финстерлин), командиром III батальона – капитан Зибринггаузен (по другим источникам – Зибринггауз, по третьим – Зибрингер). Однако подлинным главой и организатором всей операции являлся капитан «Беппо» Ремер. 21 мая 1921 года фрейкор «Оберланд» принял участие в знаменитом штурме Аннаберга, а также в последовавших за взятием Аннаберга прорыве польской линии обороны и рейде по тылам белополяков. В память об этих событиях майор Горадам учредил для награждения их участников особый почетный знак – «Крест Аннаберга» (нем.: «Аннаберг-Крейц»), а майор Эстрейхер - особую памятную медаль (нем.: «Денкмюнце»).
Е)Горячие баварские парни
Волонтеры фрейкора «Оберланд» произвели неизгладимое впечатление на Верховного Главнокомандующего «Верхнесилезской Самообороны» генерала Гефера, оставившего не лишенные интереса записки, содержащие, между прочим, оценку этого добровольческого корпуса и его чинов. Правда, при чтении этих записок не следует забывать, что отношения, сложившиеся между «оберлендерами» и генералом Гефером, а также командующим Южным участком (Абшнитт Зюд) Верхнесилезского фронта генералом фон Гюльзеном, были далеко не безоблачными, а напротив, достаточно напряженными. /9/.
Генерал Гефер писал в своих мемуарах об «Оберланде» и «оберлендерах», в частности, следующее:
«Самым ярким отрядом…был корпус «Оберланд», отличавшийся высокой боеспособностью, хорошо организованный и неплохо вооруженный добровольческий корпус, являвшийся становым хребтом германских наступательных сил. Это формирование было организовано в Баварии для борьбы с коммунизмом… Уже расформированное, оно был мгновенно воссоздано и, не взирая на огромные препятствия, одним из первых, поспешило в Верхнюю Силезию, не дожидаясь, пока его позовут на помощь (здесь генерал явно что-то запамятовал или не менее явно лукавил! – В.А.). Прибытие баварцев, к которым присоединился и отряд тирольцев («Тирольский штурмовой взвод», впоследствии – «Тирольская штурмовая рота» - В.А.), освободило многих жителей Верхней Силезии от мучительного страха (перед поляками – В.А.), но некоторые испытывали перед баварцами ничуть не меньший страх. Их чрезвычайно грубое, беспардонное и, особенно поначалу, возможно не всегда абсолютно безупречное поведение создало им немало врагов (среди местного населения – В.А.). Недоверие к соотечественникам, обладавшим чуждым (силезцам – В.А.) менталитетом, не скрывавшим своих радикальных воззрений, и страх перед ними были столь велики, что неоднократно приводили к выдвижению требования немедленно отправить их восвояси, невзирая на опасность, исходившую от поляков. Правда, после того, как они наилучшим образом зарекомендовали себя при Аннаберге, как сильнейший и добившийся наибольших успехов ударный отряд, им стали повсеместно оказывать уважение; однако во многих случаях к ним все же сохранилось определенное недоверие. В большинстве своем эти баварцы были отличными парнями, проникнутыми истинным добровольческим духом, но они были преисполнены столь бешеного, неукротимого стремления к подвигам и неистовства, что легко могли выйти из повиновения и пойти своим собственным путем. Ослепленные своим успехом под Аннабергом, они, вероятно, стали несколько переоценивать свою внутреннюю силу, и их небольшая, лихая ватага (составлявшая, после пополнения в Силезии, не более 1000 человек) стала недооценивать силы противника и воображать себя способной одерживать над ним победы и громить его наголову на всех участках фронта. При всей радости, испытываемой в связи с активностью этих молодежных ватаг, и при всем желании иметь как можно больше таких войск, их было нелегко держать в узде. Лишь подыгрывая им, в определенной степени, было возможно подчинять их своему влиянию. Дисциплина у них хромала – но бойцы они были что надо!
Корпусу «Оберланд» выпало счастье иметь превосходных командиров во всех своих подразделениях. Особенно яркой личностью в корпусе был его офицер службы Генерального Штаба, капитан Ремер, буквально покоривший многих добровольцев – и не только «оберлендеров» - своим внешним видом, своими пламенными речами, прежде всего, своим личным героизмом…Характерно, что друзья Беппо Ремера считали именно его организатором и подлинным руководителем штурма Аннаберга и дальнейших наступательных действий Южной Группы (боевой группы Южного участка Верхнесилезского фронта - В.А.). Сознание собственной силы, находившее явное выражение в поведении баварских «оберлендеров», и окружавший их нимб победителей – хотя они одержали победу (при Аннаберге – В.А.) не только собственными силами, ибо под Аннабергом, плечом к плечу с ними, не менее храбро и успешно сражались и другие формирования – производили на окружающих неизгладимое впечатление. К тому же в то время было широко распространено представление, будто только баварцы призваны и способны спасти Германию… Если призыв к действию звучал из уст какого-нибудь «оберлендера», он быстрее и легче других встречал одобрение и приобретал сторонников… Почет, доставшийся в удел «Оберланду» за победу в битве при Аннаберге, пробуждал в руководителях отрядов, не участвовавших в ней, стремление к совершению не менее славных дел. Когда же стало известно, что штурм Аннаберга произошел против воли нерешительного Центра («Верхнесилезской Самообороны» - В.А.), многие командиры вознамерились повторить подвиг «оберлендеров» и, если повезет, захватить, со своей маленькой ватагой, всю Польшу»./10/. А что? Чем черт не шутит?
2.О Союзе «Оберланд» и о его «Знаке заслуг».
А)Несколько общих замечаний
Прежде всего, следует сделать следующее принципиальное замечание. В период существования добровольческого корпуса «Оберланд» (с апреля 1919 по октябрь 1921 года) им не учреждался и не вручался никакой почетный или памятный знак. Сказанное относится и ко всем случаям участия фрейкора в боевых действиях – в боях с Баварской Красной Армией за Мюнхен в 1919 году (за участие в них фрейкоровцы получили почетную грамоту – так называемый «Памятный листок», или, по-немецки, «Эриннерунгсблатт», учрежденный и подписанный генералом Мелем; кроме того, руководство Общества «Туле» наградило их упомянутым выше руническим крестом), в боях с Красной Армией Рура за Рурскую область в 1920 и в боях с белополяками за Верхнюю Силезию в 1921 году.
За особые заслуги в боях с поляками за Верхнюю Силезию чины добровольческого корпуса «Оберланд», подобно всем прочим бойцам добровольческих корпусов, были награждены учрежденным Центром «Верхнесилезской Самообороны» знаком – так называемым «Силезским орлом» I и (или) II степени. Информация о знаках, награждениях и награжденных публиковалась в газете ветеранов добровольческих корпусов «Всадник, скачущий на Восток» (нем.: «Дер Рейтер ген Остен»). /11/.
Однако вернемся к Союзу «Оберланд» и к его «Знаку заслуг». После завершения боев с поляками в Верхней Силезии и возвращения добровольческого корпуса в Мюнхен, в сентябре 1921 года он, как и все прочие добровольческие корпуса, был, под нажимом Антанты, окончательно расформирован. Вместо него в октябре 1921 года был учрежден и зарегистрирован в надлежащем порядке Союз «Оберланд» (нем.: «Бунд Оберланд»), в который перешла значительная часть прежних чинов одноименного добровольческого корпуса. Союз «Оберланд» в первоначальный период своего существования являлся, в основном, организацией гражданской самообороны. Одновременно с учреждением Союза был учрежден и его «Знак заслуг», сокращенно: «З.З.» (нем.: «Бэверунгс-Цейхен», сокращенно: «Б.Ц.», B.Z.). Знак выдавался Правлением Союза «Оберланд» заслуженным членам Союза по предложению земельных представительств (нем.: «ландесштеллен») организации.
Награжденному выдавалась также наградная грамота с изображением знака «Оберланда» в левом (а не в правом, как почему-то указывал в своих воспоминаниях руководитель «Оберланда» доктор Фридрих Вебер). Приводим ниже текст этой наградной грамоты:
(Оригинальный немецкий текст):
URKUNDE
Dem Herrn...
Ist fuer hervorragende Verdienste um Oberland
das Oberlandbewaehrungszeichen
heute verliehen worden.
Muenchen ...
Bundesvorsitzender
(Перевод текста наградной грамоты на русский язык):
«ГРАМОТА
Господину (имярек)
был за выдающиеся заслуги перед «Оберландом»
Знак Заслуг «Оберланда» №...
сегодня вручен
Мюнхен (дата, месяц, год).
Председатель Союза (в правом нижнем углу – В.А.)»/12/
«Знак Заслуг», как и другие знаки, учрежденные впоследствии руководителями Союза «Оберланд» - не имел статуса государственной награды, а носил чисто частный характер. После прихода к власти в Германии национал-социалистов в 1933 году и принятия Закона об орденах все эти знаки не разрешалось носить на военной, полицейской или партийной форме. Правда, руководству СА (штурмовых отрядов гитлеровской партии НСДАП) удалось добиться исключения (в форме специального разрешения) для «оберлендеров», ставших членами СА. В этом специальном разрешении говорилось:
«З.З. (Знак Заслуг) Союза «Оберланд» на протяжении многих лет присуждается этим Союзом за особые заслуги перед Союзом и участие в его боевых действиях в Германии. Я разрешаю ношение этого знака со служебной формой. В соответствии с волей учредителя награждение З.З. производится только после точнейшей проверки того, достоин ли кандидат награждения. Проверку я поручил имперскому руководителю (рейхсфюреру) зарегистрированного объединения «Союз «Оберланд», Мюнхен, Габельбергерштрассе 41/1, по каковому адресу и надлежит направлять все прошения о награждении знаком. После проведения проверки Союзу «Оберланд» надлежит известить о награждении знаком соответствующий штандарт (полк СА, в котором состоит награжденный – В.А.). На основании данного согласования штандартам надлежит указать в членской книжке (награжденного «Знаком Заслуг» штурмовика СА – В.А.) разрешение на ношение З.З. (на униформе СА – В.А.)». /13/.
Б)По данным доктора Вебера
Доктор Фридрих Вебер /14/, участник мюнхенского «путча Гитлера-Людендорфа» (8-9 ноября 1923 года), на протяжении многих лет возглавлявший Союз «Оберланд», в ноябре 1938 года (будучи министериаль-директором в имперском министерстве внутренних дел), в своем ответе историку доктору Клитману, собиравшему сведения о знаках добровольческих корпусов, писал, в частности, следующее:
«Знак Заслуг «Оберланд» был учрежден не добровольческим корпусом, а Союзом «Оберланд» в ноябре 1921 года, одновременно с учреждением Союза «Оберланд».
Добровольческий корпус «Оберланд» пришлось расформировать, как и все прочие немецкие добровольческие корпуса, по требованию Антанты, в сентябре 1921 года. Вместо него было учреждено и в надлежащем порядке зарегистрировано одноименное объединение, цели которого практически не отличались от целей распущенного добровольческого корпуса, однако способное к более всестороннему развитию (что конкретно имел в виду доктор Вебер, не совсем ясно – В.А.), чем добровольческий корпус – Союз «Оберланд». Одновременно с учреждением этого Союза был учрежден Знак «Оберланда» за особые заслуги в освободительной борьбе Германии. Его официальное название: «Знак Заслуг «Оберланда» (нем.: «Оберланд-Бэверунгсцейхен»). Документ об учреждении Знака заслуг, как и соответствующий Приказ по Союзу, имелись в наличии, но были 9.11.1923 года (после подавления «путча Гитлера-Людендорфа» баварскими сепаратистами - В.А.), вместе с прочими материалами, конфискованы полицией, перевезены в Дирекцию полиции г. Мюнхена и не возвращены даже после отмены запрета «Оберланда» (25.2.25). В ходе поисков материалов «Оберланда» в 1933 году (после прихода Гитлера к власти – В.А.) мне пришлось убедиться в том, что все документы, касавшиеся «Оберланда» и хранившиеся в Дирекции полиции г. Мюнхена, пропали бесследно.
В Документе об учреждении Знака Заслуг содержались определенные директивы относительно присуждения Знака Заслуг, из которых явствовало, что им должны были награждаться, прежде всего, члены Союза, сражавшиеся за Германию после войны с оружием в руках, а также члены Союза, добившиеся выдающихся достижений в деле достижения целей Союза и выполнения его задач. Право присуждения Знака Заслуг принадлежало Вождю Союза (Бундесфюреру).
Награждения Знаком заслуг «Оберланда» происходили в период с ноября 1921 до Пасхи 1929 года. В виде исключения несколько награждений были произведены в 1933-1934 гг. Знаком награждались, в первую очередь, бойцы «Оберланда», отличившиеся в боях за Верхнюю Силезию в 1921 году, участники акции «Гейнц Орбис» в Пфальце (в декабре 1923 года)/15/, а также участники борьбы за Рейнскую область (прежде всего – на Руре) в 1923-1924 гг., а, кроме того, «оберлендеры», получившие ранения 9.11.1923 года (в дни мюнхенского «путча Гитлера-Людендорфа» - В.А.) и особенно отличившиеся участники акции 8-9.11.1923 (упомянутого выше путча – В.А.). В общей сложности было вручено около 800 Знаков заслуг «Оберланда». Кроме «оберлендеров». Знак был вручен Фюреру и имперскому канцлеру (Адольфу Гитлеру – В.А.) и Начальнику штаба (штаб-шефу) Союза, подполковнику в отставке Крибелю (9.11.1923)./16/
Я не могу припомнить еще каких-либо распоряжений относительно «Знака Заслуг «Оберланда».
На дополнительные вопросы, содержавшиеся в очередном письме доктора Клитмана, доктор Вебер дал в своем письме от 25 ноября 1938 г. следующие ответы:
«Я не могу сообщить Вам, во всяком случае, в настоящее время, точную дату учреждения (Союза «Оберланд» и его «Знака Заслуг»- В.А.)... Однако его учреждение состоялось не в ноябре, а 25 или 28 октября 1921 года.
- Насколько мне не изменяет память, документ об учреждении «Знака Заслуг» был подписан тогдашним Руководителем Союза (Бундеслейтером) и капитаном Ремером.
- Выражение «за особые заслуги в деле освободительной борьбы Германии» взято из документа об учреждении («Знака Заслуг» - В.А.).
- Награжденным вручалась наградная грамота, содержавшая текст на белой, картонированной бумаге, с эдельвейсом на голубом поле в правом верхнем углу.
- Велся список награжденных, в соответствии с выбитых на оборотной стороне «Знака заслуг» порядковыми номерами, заносившимися также в наградную грамоту».
Следует заметить, что из списка награжденных «Знаком Заслуг «Оберланда» после 1933 года были вычеркнуты фамилии ветеранов-фрейкоровцев Йозефа Ремера и Гейнца Оскара Гауэнштейна, как противников Гитлера и возглавляемой им НСДАП. Правда, со временем фамилия Гауэнштейна была по каким-то причинам возвращена в список награжденных.
Члены Союза «Оберланд», способные носить оружие и награжденные «Знаком Заслуг», были объединены в строго организованный и действовавший в обстановке строгой секретности «союз внутри союза» (о существовании которого другим членам «Союза «Оберланд», не входившим в этот «внутренний круг», ничего не было известно.
«Знак заслуг» (З.З.) представлял собой ромб с изображением цветка эдельвейса на голубом поле (современниками было многократно засвидетельствовано ношение «оберлендерами» петличных знаков в форме цветка эдельвейса, а также касок с нанесенным масляной краской изображением эдельвейса). Награжденное знаком лицо официально именовалось «носителем» (нем.: «трэгер», Traeger) «Знака Заслуг». Рядовые члены Союза «Оберланд» носили «Знак Заслуг» под левым лацканом, а руководители земельных, окружных и муниципальных представительств Союза - на правом лацкане. Чем объясняется это обстоятельство, нам до сих пор выяснить не удалось.
В случае нарушения Устава организации, совершения уголовно наказуемых преступлений, недостойного поведения и других поступков, вредивших имиджу «Оберланда», члены Союза, награжденные «Знаком Заслуг», могли быть, по решению Почетного совета «Оберланда» («суда чести и совести») лишены этой награды руководителями ее земельных, окружных и муниципальных представительств (навсегда или на определенное время). Причем существовало 2 варианта процедуры лишения награды:
1)лишение награжденного награды руководителем, без присутствия третьих лиц;
2)лишение награжденного награды руководителем в присутствии собрания лиц, награжденных «Знаком Заслуг».
Автором проекта «Знака Заслуг» был ветеран добровольческого корпуса «Оберланд» профессиональный художник Карл Дибич - будущий профессор и разработчик униформы и символики СС, автор штандарта полка личной охраны фюрера Третьего рейха («Лейбштандарта СС Адольфа Гитлера») -, дослужившийся в «Черном Ордене» Генриха Гиммлера до оберфюрера. /17/. Сам он вспоминал о разработке «Знака Заслуг» в следующих выражениях:
«В основе созданного мной проекта («Знака Заслуг» - В.А.) тогда лежали следующие идеи: эдельвейс, как знак добровольческого корпуса «Оберланд», на голубом поле должен был напоминать о происхождении добровольческого корпуса, а именно – о Баварии» (белый и голубой – геральдические цвета Баварии – В.А.).
В свете вышеизложенного, совершенно необоснованными представляются предположения некоторых авторов, согласно которым эдельвейс на «Знаке Заслуг» указывал на то, что чины добровольческого корпуса «Оберланд» в годы Мировой войны служили в Баварском Альпийском (горнострелковом) корпусе. Кстати, в большинстве случаев они в нем как раз не служили. Правда, и сам профессор Дибич высказывал не обоснованное предположение, что существовали (или, по крайней мере, были задуманы) 2 степени (класса) спроектированной им награды. По его мнению, знак 1-й степени предназначался для ношения на левой стороне груди (по аналогии с Железным крестом 1-й степени). К сказанному он счел необходимым добавить следующее:
«Мне ничего не известно о существовании положений о награждении («Знаком Заслуг» - В.А.) в письменном виде, потому что в период моей службы в добровольческом корпусе награждения производились крайне редко, как, впрочем, и на поле боя, перед лицом противника, очень редко вручались награды 1-й степени».
В данном случае Карл Дибич ошибался, ибо в период существования добровольческого корпуса «Оберланд» награждения «Знаком Заслуг» не производились вообще, да и не могли производиться, поскольку, как мы уже знаем, «Знак Заслуг» был учрежден только в момент создания Союза «Оберланд» (или несколько позднее), в конце 1921 года. А Союз «Оберланд», хотя и произошел от добровольческого корпуса «Оберланд», все-таки не был полностью идентичен последнему. Кстати, данное обстоятельство часто игнорировалось не только различными авторами, но даже, как это ни странно, бывшими членами «Оберланда» (может быть, в силу преклонного возраста последних).
3. «Знак Заслуг «Оберланда» с точки зрения фалеристики.
А)Внешний вид «Знака Заслуг».
Знак Заслуг Союза «Оберланд» состоит из вертикального ромба – геральдической фигуры, распространенной в Баварии со времен раннего Средневековья, часто встречающейся на баварских знаменах и гербах. Аверс ромба (размером 45 х 31,5 мм) покрыт голубой эмалью. В центре ромба расположен белый цветок эдельвейса с 8 лепестками (неодинаковой величины) и светло-желтой сердцевиной (4 тычинки неодинакового размера). Аверс ромба обрамлен узкой посеребренной каймой.
До наших дней дошли «Знаки Заслуг «Оберланда» 3-х типов.
1-й тип. Реверс гладкий, с припаянной (по вертикали) булавкой посредине. Слева от булавки на гладкой поверхности реверса заглавными латинскими литерами по вертикали выгравирована надпись «ДЕШЛЕР И СЫН» (нем.: DESCHLER U.SOHN), а строчкой ниже (также по вертикали): «МЮНХЕН» (нем.: MUENCHEN ). Справа от булавки аналогичным образом располагается надпись: «ЗАЩИЩЕНО» (авторским правом – В.А.), нем.: GESCHUETZT, а строчкой ниже – порядковый номер наградного матрикула.
2-й тип. На реверсе ромба аналогичная надпись расположена под булавкой, DESCHLER u. SOHN, вместо «МЮНХЕН» выгравировано «МЮНХЕН 9», а номер наградного матрикула отсутствует.
3-й тип. Вдоль булавки слева выгравирована надпись: «ДЕШЛЕР/МЮНХЕН/9» (нем.: DESCHLER/MUENCHEN/9), а справа, в 2 строчки: «ЗАЩ(ИЩЕНО – В.А.).ЗАЩ»(ИЩЕНО – В.А.) (GESCH-GESCH.). Номер наградного матрикула отсутствует.
Скорее всего, экземпляры без порядкового номера на реверсе являются подделками (или же не были вручены в надлежащем порядке, а возможно, были изготовлены по заказу награжденных позднее – например, после утери ими «уставных» знаков, в период, когда Союз «Оберланд» уже был распущен), поскольку точно известно, что Правлением Союза «Оберланд» велся список (матрикул) награжденных, и к каждому выданному знаку полагалась наградная грамота за тем же номером, что и выданный знак.
До наших дней дошли и и миниатюрные, «фрачные» знаки (размером 24 х 12 мм), о которых в Положении о «Знаке Заслуг «Оберланда» не сказано ровным счетом ничего.
Б)Материал, размеры, изготовитель
«Знаки Заслуг «Оберланда» были изготовлены из бронзы (реже – из меди), серебрились, а реверс их покрывался эмалью (цветок эдельвейса – белой и желтой, поле – голубой). Знак имел в высоту 45 мм, в ширину – 31,5 мм. Изготовителем знаков была мюнхенская ювелирная фирма «Дешлер и сын» (нем.: Deschler & Sohn). Мастерская этой фирмы была разрушена англо-американскими бомбардировщиками в конце Второй мировой войны. В ходе бомбардировок были уничтожены и штампы для изготовления «З.З.». Уже после окончания войны другая мюнхенская фирма, «Лерх» (нем.: Gg. Lerch) вплоть до начала 70-х гг. ХХ века изготовила, по заказу ветеранов «Оберланда», утративших свои «Знаки Заслуг», некоторое количество знаков-«новоделов». Последние отличались от оригиналов меньшими размерами (46 х 30 мм) и материалом (они были также изготовлены из бронзы, но не посеребренной, а позолоченной). Эмалевое покрытие аверса по расцветке соответствовало оригиналу.
В)Серебряный «Знак Заслуг «Оберланда»
До наших дней дошел «Знак Заслуг «Оберланда», изготовленный целиком из серебра. О нем ходят слухи, будто он принадлежал самому Адольфу Гитлеру. И в самом деле, Гитлер, по сообщению доктора Фридриха Вебера, был, по решению руководства Союза «Оберланд», награжден «почетным знаком Союза». Правда, неизвестно, носил ли Гитлер когда-либо этот знак. Уже упоминавшийся нами член руководства СС, профессор Карл Дибич, входивший в круг приближенных Адольфа Гитлера, считал это предположение не далеким от истины, допускал, что этот знак действительно мог принадлежать Гитлеру. Возможно, серебряный «Знак Заслуг» мог быть изготовлен в мюнхенской ювелирной мастерской супругов Яр, близко знавших Гитлера. Ювелир Яр был одним из лучших серебряных дел мастеров г. Мюнхена и всей Баварии. По мнению Карла Дибича, Гитлер никогда (или почти никогда) не носил присужденный ему серебряный «Знак Заслуг», поскольку был решительным противником участия «Оберланда» в боевых действиях против поляков в Верхней Силезии. Дибич вспоминал о том, какой ледяной прием оказал ему Гитлер в 1921 году, когда художник (являвшийся членом НСДАП) явился к нему сообщить о том, что отправляется в Верхнюю Силезию в рядах фрейкора «Оберланд».
Вообще Адольф Гитлер крайне холодно относился к «Оберланду». Так, например, во время мемориальных траурных маршей к «Галерее (Залу) полководцев» («Фельдгеррнгалле») 9 ноября, в годовщину мюнхенского «путча Гитлера-Людендорфа» (в свою очередь приуроченного, между прочим, к пятой годовщине Ноябрьской революции 1918 года), ничто не напоминало об «Оберланде», хотя «оберлендеры» приняли активное участие в путче 1923 года и составляли немалую часть маршевой колонны путчистов, расстрелянных на площади Одеонсплатц перед Галереей полководцев 9 ноября 1923 года рейхсвером и полицией баварских сепаратистов Густава Риттера фон Кара. В тот день от пуль рейхсверовцев погиб и знаменосец Союза «Оберланд», Клаус фон Папе. Между тем, начиная с 1933 года, в траурных маршах в Мюнхене принимал участие только эсэсовец Якоб Гриммингер, несший так называемое «Окровавленное знамя» (нем.: «Блутфане») НСДАП (которое 9 ноября 1923 года было залито кровью несшего его баварца Андреаса Бауридля, погибшего от пуль солдат фон Кара). Об «Оберланде» же ничто не напоминало (возможно, в связи с переходом «Беппо» Ремера и его приверженцев в стан немецких национал-большевиков).
Г)Период награждения «Знаками Заслуг «Оберланда» и количество выданных знаков
Регулярные награждения «Знаком Заслуг» производились в период с ноября 1921 до Пасхи 1929 года. В последующие годы (1932-1934) бывшим Вождем (Фюрером) Союза «Оберланд», доктором Фридрихом Вебером (впоследствии – главным врачом-ветеринаром «Третьего рейха»), было произведено несколько отдельных награждений. Относительно числа награжденных мнения исследователей расходятся. Если верить самому доктору Фридриху Веберу (кому бы, казалось бы, лучше знать!), «Знаком Заслуг» было награждено около 800 человек. По мнению ветерана «Оберланда» Карла Грисмайера, самого награжденного «Знаком Заслуг», число награждений «не превышало 1500». Упоминавшийся выше исследователь доктор Клитман, ссылаясь на наличие знаков с соответствующими номерами, считал, что их было выдано «не более 1800». Между тем, до наших дней дошли знак (вне всякого сомнения, подлинный) под №1858 и подписанная лично доктором Фридрихом Вебером наградная грамота под №1993 от 19.6.1933 года! В общем, как говорится, «темна вода во облацех...»
Д)«Знак Заслуг «Оберланда» с мечами
До наших дней дошло несколько экземпляров «Знака Заслуг «Оберланда), отличающихся от «уставного» варианта тем, что голубой ромб с белым эдельвейсом наложен на 2 перекрещенных серебряных обнаженных меча остриями вверх. Следует заметить, что официально никакого «З.З. с мечами» никогда не существовало. Как впрочем, и «З.З. с дубовыми листьями» (а ведь такие экземпляры дошли до наших дней). Правда, вопрос «З.З. с мечами» сложнее, поскольку этот знак покрыт такой же желто-бело-голубой эмалью, как и «уставной». Правда, реверс знака с мечами абсолютно гладкий, безо всяких надписей. А вот «З.З. с дубовыми листьями» отличается от «уставного» варианта. Его аверс покрыт не голубой, а красной эмалью. Изображенный в центре ромба белый цветок эдельвейса, соответствующий по форме «уставному», однако не с желтой, а с черной сердцевиной. Нижняя часть ромба была обрамлена двумя позолоченными дубовыми веточками. Знак имел размеры 47,9 х 32,32 мм. На реверсе знака была выгравирована надпись «ДЕШЛЕР и СЫН» (нем.: DESCHLER u. SOHN).
Что же касается «З.З. «Оберланда» с мечами», то не исключена возможность его учреждения какой-либо фракцией «Оберланда», отколовшейся от «головной» организации Союза, постоянно сотрясаемой внутренними конфликтами на протяжении всей своей истории. В результате этих внутренних распрей «бунтовщики» и «фракционеры» исключались из Союза, но при этом создавали собственные Союза, являвшиеся, по их убеждению, «истинными хранителями и продолжателями традиций «Оберланда». Нам, в России, это более чем знакомо...
Е)Членский знак Союза «Оберланд»
Необходимо также заметить, что на протяжении всего существования Союза «Оберланд» его членам при вступлении выдавался членский знак, имевший форму ромба и вообще весьма походивший на «Знак Заслуг «Оберланда» (за исключением расцветки).
С конца 1921 по конец 1923 года членский знак Союза «Оберланд» покрывался золотисто-желтой (иногда – оранжевой) краской.
В 1925 году (когда объявленный после ноябрьского мюнхенского путча 1923 года запрет Союза «Оберланд» был снят) был введен новый членский знак, представлявший собой ромб, покрытый темно-красной эмалью, в центре которого находился белый цветок эдельвейса с 3 (а не с 4, как на «Знаке Заслуг») черными тычинками.
Отколовшаяся от «головного» Союза «Оберланд» и перешедшая на национал-коммунистические позиции фракция, именовавшая себя «Товариществом (нем.: «Камерадшафт») «Оберланд» и сплотившаяся вокруг Эрнста Никиша, в 1930 (или 1931) году учредила для своих сторонников особый членский знак, представлявший собой ромб, покрытый темно-коричневой (впоследствии – черной) эмалью с белым цветком эдельвейса (с 3 красными тычинками).
В послевоенной Германии (ФРГ) было создано Товарищество ветеранов добровольческого корпуса и Союза «Оберланд», для членов которого (не позднее 1960 года) был учрежден знак в виде ромба (более вытянутого по вертикали, чем довоенный), покрытого темно-красной эмалью, с белым цветком эдельвейса (с 3 черными тычинками).
Ж)Знак добровольческого корпуса «Оберланд» в память освобождения Мюнхена
Эта награда, как уже упоминалось выше, была учреждена Обществом «Туле» (связанным с фрейкором «Оберланд» через его основателя, барона Рудольфа фон Зеботтендорфа унд фон дер Роза), в качестве памятного знака, выдававшегося бойцам добровольческого корпуса «Оберланд», участвовавших в мае 1919 года в освобождении Мюнхена от войск Баварской Красной Армии. Знак имел форму покрытого черным лаком (или черной эмалью) «крюковидного креста» («гакенкрейца»-свастики) с укороченными верхними перекладинами, наложенного на белый уширенный крест (близкий своей формой к Железному кресту и изготовленный из серебра или из белого металла). В центре черного «крюковидного креста» расположены 3 (выпуклые) руны-символа Общества «Туле» («Одаль» /18/, «Ингуз»/19/ и «Феху»/20/). На верхней перекладине черного крюковидного креста выпуклыми заглавными латинскими литерами написано «ТУЛЕ» (THULE), на правой – «МЮНХЕН» (MUENCHEN), на нижней – «ОБЕРЛАНД» (OBERLAND), на левой – дата освобождения столицы Баварии от красных: «1 МАЯ 1919» (1. MAI 1919)/21/. Нижний, уширенный крест, в свою очередь, наложен на 2 скрещенных обнаженных меча (остриями вниз), изготовленных из того же самого металла, что и белый уширенный крест. Знак, изготовленный мюнхенской ювелирной фирмой Линднер (о чем свидетельствует надпись, выгравированная на реверсе (нем.: «Gg. Lindner») носился на вертикально припаянной к его реверсу булавке, имеет слегка выпуклую форму. Размеры знака: 42,2 х 42, 2 мм, ширина лучей креста: 16,8 мм, длина мечей: 45,5 мм.
Доктор Клитман упоминал о наличии в его коллекции фрейкоровских наград 2 «крестов Общества «Туле» 1919 года, один из которых принадлежал капитану Эстрейхеру – ветерану «Оберланда» снискавшему себе особую известность в качестве командира ударной роты «оберлендеров», сыгравшей решающую роль в победе над поляками при Аннаберге в 1921 году, в ходе обороны Верхней Силезии.
Данным знаком награждались члены Общества «Туле», принимавшие участие в освобождении Мюнхена от красных в рядах добровольческого корпуса «Оберланд». Для «Туле» это событие (и последовавшие за ним карательные меры в отношении сторонников Баварской Советской Республики) носило характер «праведной мести», поскольку в период власти Советов в Мюнхене были расстреляны 8 (по другим сведениям – 9) членов Общества «Туле», взятые красными в качестве заложников. На траурной церемонии, посвященной памяти расстрелянных, барон Рудольф фон Зеботтендорф назвал их «первыми мучениками, пролившими свою кровь за крюковидный крест».
З)Что же нам еще остается сказать об «Оберланде» и «оберлендерах»?
Добровольческий корпус «Оберланд» и пришедший ему на смену одноименный Союз представляли собой, в отличие от многих других добровольческих корпусов, не случайное, Кратковременное объединение национально мыслящих бойцов. Это были настоящие союзы единомышленников, в истории которого наглядно отразились разброд и шатания в среде немецкой молодежи, характерные для всего периода недолговечной «Веймарской республики» /22/. На многих из дошедших до нас фотографий «оберлендеров» они запечатлены в форме организаций НСДАП. Немало членов Союза «Оберланд», верных духу одноименного, добровольческого корпуса, приняли участие в мюнхенском «путче Гитлера-Людендорфа» (известном также как «пивной путч» /23/) 8-9 ноября 1923 года. В рядах Оберланда числились такие видные нацисты, как будущий командир «Лейбштандарта СС Адольфа Гитлера» Йозеф Дитрих, будущий начальник Главного Имперского Управления Безопасности (РСХА) Эрнст Кальтенбруннер и др. Но можно ли на основании всех этих несомненных фактов назвать «Оберланд» как таковой национал-социалистической группировкой par excellence?
Ответить на этот вопрос однозначно мешают иные, столь же несомненные, исторические факты – например, наличие в рядах Союза фракции «Беппо» Ремера – ярого противника Гитлера и НСДАП, казненного национал-социалистами в 1944 году после многолетнего (двукратного) заключения в концентрационном лагере.
Союз «Оберланд» не мог не распасться, и действительно распался, когда большинство его членов в начале 30-х гг. ХХ века оказалось расколотым на фракции, придерживавшиеся самых разных политических взглядов и направлений. Решающим фактором распада Союза стала также изменившаяся внутриполитическая обстановка в Германии, переставшей, после прихода Гитлера к власти, оставаться ареной то тайно, то явной гражданской войны, для ведения которой требовались добровольцы. С приходом к власти НСДАП, открыто заявившей о своем непризнании Версальского диктата, стала ненужной и как бы «лишней» главная уставная цель Союза «Оберланд», заключавшаяся в «освобождении Германии от пут Версаля».
Надо сказать, что рейхсфюрер (имперский руководитель) СС Генрих Гиммлер (сам бывший фрейкоровец, служивший (хотя и недолго) в белом добровольческом корпусе «Имперский Военный Флаг» («Рейхскригсфлагге») и принявшмий участие в мюнхенском «путче Гитлера-Люденлорфа» 8-9 ноября 1923 года именно в качестве боевика этого фрейкора, сделал Союзу «Оберланд» предложение, перейти в полном составе в ряды возглавляемого им «Черного Ордена» (как это сделал другой, не менее известный, добровольческий корпус – «Военно-морская бригада Эргардта»). Однако руководство Союза «Оберланд» на это по каким-то причинам не пошло.
В заключение нам представляется небезынтересным привести мнение немецкого «национал-большевика» Эрнста Никиша о Союзе «Оберланд», высказанное им в своих «Мыслях о германской политике»:
«Лишь небольшая часть поколения фронтовиков смогла вырваться из пут связей с отжившими свое порядками; она объединилась в немногочисленные группы. Наиболее решительным и мужественным из этих союзов, был, возможно «Оберланд». В его рядах пережитое на фронте не выродились в самодовольные воспоминания о войне, на которой все были, якобы, настоящими героями!; в нем культивировалось восприятия пережитого на фронте как призыв к совести фронтовиков, с таким же бесстрашием, как на войне, смотреть в лицо роковой действительности, мужественно одобряя и принимая самые необычные решения, лишь бы они были необходимы Германии».
ПРИМЕЧАНИЯ
/1/ Франц Риттер (это не имя и не фамилия, а принятый в Баварии и Австрии титул - «рыцарь») фон Эпп, сын известного художника. Родился в Мюнхене в 1864, умер там же в 1946 году. Командир Королевского Баварского Лейб-регимента (Лейб-гвардейского полка) в годы Великой (Первой Мировой) войны 1914-1918 гг. В 1917 году был награжден высшей баварской наградой за воинскую доблесть - Военным Орденом Макса-Иосифа. Закляты враг «Веймарской республики» (несмотря на то, что республиканские власти позволили ему дослужиться до генерала). Член НСДАП, группенфюрер СА, депутат германского парламента (рейхстага) от НСДАП. В 1933 году был назначен Гитлером имперским комиссаром (рейхскомиссаром) в Баварии, впоследствии премьер-министром и, наконец, имперским наместником (рейхсштаттгальтером) в Баварии. Глубоко верующий христианин, рьяный приверженец римско-католической церкви. За свою набожность и многочисленные паломничества в Альтоттинг (место явления Пресвятой Богородицы) получил ироничное прозвище «генерал Богоматери» (нем.: «Муттерготтес-Генерал»).
/2/Fuer das stolze Edelweiss. Bildband zur Geschichte von Freikorps Oberland und Bund Oberland. Bearbeitung: Peter Schuster, Muenchen 1996, S. 7.
/3/ Германия сложилась как единое государство сравнительно поздно (в 1871 году), сохранив при этом свой федеративный характер (Германская империя под скипетром прусской династии Гогенцоллернов состояла из 4 королевств – Пруссии, Баварии, Саксонии и Вюртемберга), нескольких Великих герцогств, герцогств, вольных городов и т.д. Особенно ярко традиции «земельного сепаратизма» были выражены в Баварском королевстве (сохранившем собственную армию, со своим Генеральным штабом, полицию, почту и т.д.). Определенную роль играла и религиозная рознь – баварцы были, в большинстве своем католиками, что противопоставляло их протестантам-«пруссакам».
/4/Горадам, Эрнст. Родился 4.7.1883 года, умер 23 октября 1956 года. В 1904 году поступил в чине фенриха (прапорщика) в Королевский Баварский пехотный полк Кронпринца. В 1906 году получил чин лейтенанта. В 1914-1918 гг. участвовал в Великой (Первой Мировой) войне. В 1916 году получил чин капитана. В апреле 1919 года вступил в I батальон добровольческого корпуса «Оберланд» (назначен командиром 1-й роты). В мае 1919 года был назначен командиром I батальона «Оберланда», в июне 1919 года – командиром всего добровольческого корпуса. В 1920 году назначен командиром 6-го батальона корпуса временных добровольцев в составе 21-й стрелковой бригады и принял участие в боях с Красной Армией Рура в Рурской области. В 1921 году повышен в чине до майора, назначен командиром добровольческого корпуса «Оберланд» и принял во главе своего фрейкора участие в боях с поляками в Верхней Силезии. В конце 1921 года избран членом руководства Союза «Оберланд». В марте 1923 года, вместе с «Беппо» Ремером, исключен из Союза «Оберланд» за то, что призывал членов Союза к участию в акциях против французских и бельгийских войск, оккупировавших Рурскую область (что противоречило общему курсу Союза «Оберланд»). В 1925 году вступил в батальон «Альт-Оберланд» (организацию, объединявшую старых ветеранов фрейкора «Оберланд» и являвшуюся как бы «союзом внутри союза»). В 1929 году вступил в правую полувоенную организацию Фрица Клоппе «Союз (Бунд) «Вервольф». В 1935 году Горадам уже не просто член НСДАП, но и оберштурмбаннфюрер (подполковник) штурмовых отрядов гитлеровской партии (СА). С 1939 по 1945 гг. – офицер германской армии (вермахта).
/5/Ремер, Йозеф (Иосиф, по прозвищу «Беппо», уменьшительно-ласкательная форма итальянского эквивалента имени Йозеф - «Джузеппе»), доктор правоведения. Родился 17 ноября 1892 года, казнен 25 сентября 1944 года. В 1911 году поступил фанен-юнкером (эстандарт-юнкером, т.е. кандидатом на первый офицерский чин) в Королевский Баварский 3-й инженерно-саперный батальон. В 1913 году ему был присвоен чин лейтенанта. В 1914-1918 гг. участвовал в Мировой войне (служил в артиллерии). В 1919 году вступил в I батальон добровольческого корпуса «Оберланд», принимал участие в боях с красными за Мюнхен и Рурскую область. В 1921 году назначен начальником штаба добровольческого корпуса «Оберланд» в Верхней Силезии. В конце 1921 года вступил в Союз «Оберланд». В 1919-1922 гг. изучал юриспруденцию. В 1923 году был (вместе с Эрнстом Горадамом и другими) исключен из Союза «Оберланд» за призыв к сопротивлению оккупации Рурской области франко-бельгийскими войсками, после чего направился на Рур и возглавил (вместе с другими ветеранами «Оберланда», и, в том числе, с Альбертом-Лео Шлагетером) активное сопротивление франко-бельгийским оккупантом. С конца 1925 по конец 1932 года работал служащим промышленного предприятия. С мая 1932 по февраль 1933 года был издателем и главным редактором (шрифтляйтером) журнала «Ауфбрух» («Подъем»). В 1933-1939 гг. находился в заключении. После освобождения из концлагеря, 1939-1942 гг., работал в организованных им подпольных группах сопротивления гитлеровскому режиму в Мюнхене и Берлине. В 1942 году был вторично арестован и заключен в концентрационный лагерь. В 1944 году обвинен в подрывной деятельности, разлагающей волю германского народа к сопротивлению, и пособничестве врагу. В июне 1944 года приговорен к смерти Народным Трибуналом (Фольксгерихтсгофом). Казнен 25 сентября 1944 года в Бранденбург-Гёрдене.
/6/Термин «хоругвь» или «знамя» (нем.: «баннер», «фане») для обозначения военного отряда имеет средневековое происхождение. Фрейкоровцы 20-х гг. ХХ века, охотно подражавшие во всем средневековым немецким ландскнехтам, подражали им и в этом. Впрочем, полувоенная организация, созданная Социал-Демократической Партией Германии (СДПГ) и Германской Демократической Партией (ГДП), также получила заимствованное из эпохи Средневековья название «Рейхсбаннер» (букв.: «Имперское знамя», или «Имперский стяг»), полностью – «Рейхсбаннер Шварц-Рот-Гольд» («Черно-Красно-Золотой Имперский Стяг»).
/7/См. например у Эрнста Никиша в его мемуарах «Жизнь, поставленная на карту». Ernst Niekisch. Gewagtes Leben. Berlin, 1974, S. 155 ff.
/8/ См. у Эдгара фон Шмидт-Паули в Schmidt-Pauli, Edgar v. Geschichte der Freikorps 1918-1924, Stuttgart 1936, S. 295.
/9/Многие современники и участники событий – в частности, лейтенант Геймзот, в своих изданных в 1930 году в Берлине военных мемуарах «Добровольческий корпус атакует» (нем.: «Freikorps greift an», SS. 39, 45), подвергли уничтожающей критике Главнокомандование «Верхнесилезской Самообороны», поведение которого Геймзот характеризовал как «отвратительную трагикомедию» и «дипломатии» которого был вынужден, в конце концов, подчиниться добровольческий корпус.
/10/ См. у Гефера в Hoefer, Karl. Oberschlesien in der Aufstandszeit 1918-1921, Berlin 1938, S. 182 ff.
/11/По поводу журнала ветеранов-фрейкоровцев «Der Reiter gen Osten» («Всадник, скачущий на Восток») следует заметить, что он издавался в Берлине с 1930 по 1944 год . Название журнала связано со средневековой песней времен завоевания тогдашнего германского Востока (Пруссии и Ливонии, т.е. современной Прибалтики) под названием «Мы поскачем на Восток...», рукопись с текстом которой дошла до нас в нескольких вариантах (нем.: «Gen Osten wollen wir reiten...», или : «Nach Ostland wollen wir reiten...»). Главным редактором журнала был бывший боец добровольческого корпуса и член НСДАП Гейнц (в некоторых источниках – Ганс) Оскар Гауэнштейн, основатель «Специальной полиции Верхней Силезии» (нем.: «Шпециальполицей Обершлезиен») и Штурмового батальона своего имени (нем.: «Штурмбатальон Гейнц»), принимавшего, вместе с добровольческим корпусом «Оберланд», участие в боях с поляками, в том числе - в штурме Аннаберга. В 1927 году Гауэнштейн вышел из НСДАП, что осложнило его положение после прихода Гитлера к власти в 1933 году. Он был смещен с поста главного редактора журнала и заменен в этой должности ветераном-фрейкоровцем и писателем Эрнстом фон Саломоном (участником ликвидации министра иностранных дел «Веймарской республики» Вальтера Ратенау).
/12/ В разные периоды существования Союза «Оберланд» его глава именовался по-разному – Председателем (нем.: «Форзитцендер»), Вождем (нем.: «Фюрер») или Руководителем (нем.: «Лейтер», или, в другом варианте произношения этого слова, «Ляйтер»).
/13/Verordnungsblatt der Obersten SA-Fuehrung vom 1. Aug. 1933 Nr. 14 S.2 und vom 1. Okt. 1933 Nr.15 S.2.
/14/Доктор Фридрих Вебер родился 30 января 1892 года, умер 9 июля 1955 года. Изучал в университете ветеринарию. В 1914 году стал земельным руководителем (ландесфюрером) баварского отделения немецкой молодежной организации (типа бойскаутов) «Перелетные птицы» («Вандерфогель»). Принял участие в Мировой войне полевым ветеринаром в Баварском Альпийском корпусе. После окончания войны служил в добровольческом корпусе «Оберланд» в период боев с поляками за Верхнюю Силезию (первоначально командиром отделения, затем – командиром взвода). В конце 1921 года возглавил политический отдел Союза «Оберланд». С декабря 1922 по ноябрь 1929 года являлся Вождем (Фюрером) Союза. В 1923 году в дни мюнхенского «путча Гитлера-Людендорфа» во главе Союза «Оберланд» примкнул к путчистам. После подавления путча был приговорен к 5 годам тюремного заключения и, вместе с Гитлером и другими путчистами, был заключен в тюрьму Ландсберг. По прошествии 9,5 месяцев доктор Вебер был амнистирован и вышел на свободу. В 1926-1933 гг. он был районным врачом-ветеринаром в сельском районе Гаммельбург. В 1933 году доктор Вебер был переведен в Мюнхен и назначен ветеринарным медицинским советником. В 1935 году он был переведен в Берлин и назначен министериаль-диригентом и директором ветеринарного отдела в имперском министерстве внутренних дел, где принял участие в разработке нового ветеринарного законодательства, запретившего, в частности, способы убоя скота, мучительные для животных (в том числе ритуальные). В 1938-1945 гг. доктор Вебер являлся имперским вождем врачей-ветеринаров (рейхстирэрцтефюрером). С 1945 по 1948 год он, как «активный нацист», пребывал в лагере для интернированных. После освобождения из лагеря до конца своей жизни (с 1948 по 1955 год) доктор Фридрих Вебер работал ветеринаром в баварском г. Дорфен.
/15/Под «акцией Гейнц Орбис» имеется в виду акция бывших фрейкоровцев из возглавляемой капитанами Германом Эргардтом и Манфредом фон Киллингером тайной террористической Организации «Консул» по устранению лидера пфальцских сепаратистов, председателя организации сельских хозяев «Свободное крестьянство» («Фрейе Бауэрншафт») Франца Йозефа Гейнца, прозванного «Гейнцем Орбисом» (по деревне Орбис, откуда он был родом). Французы, давно уже зарившиеся на германскую область Пфальц, оказали сепаратистам Гейнца Орбиса военную и политическую поддержку, позволив ему 10 ноября 1923 года захватить власть и провозгласить в г. Шпейере «Пфальцскую республику» под протекторатом Франции (французские оккупационные войска ушли из Пфальца только в 1930 году). Первая попытка покушения группы боевиков Эргардта на Гейнца Орбиса, предпринятая в декабре 1923 года, оказалась неудачной. Вторая попытка (9 января 1924 года) увенчалась успехом. Кроме Гейнца Орбиса, застигнутого врасплох в шпейерском отеле «Виттельсбахер Гоф», в завязавшейся перестрелке были убиты сепаратист Лилиенталь и боевик Франк Хеллингер, в честь которого был назван 5-й мюнхенский штурм (рота) СС. Другой боевик, Фердинанд Виссман, был ранен пфальцскими сепаратистами, но его удалось спасти.
/16/Подполковник баварской полиции Риттер фон Крибель 8-9 ноября 1923 года перешел на сторону мюнхенских путчистов Гитлера и Людендорфа и даже был назначен ими на пост министра внутренних дел Баварии.
/17/Профессор Карл Дибич родился 3 января 1899 года, умер 6 августа 1985 года. Художник. В 1916 года пошел добровольцем на фронт. В 1921 году был назначен командиром 2-й роты 1-го батальона добровольческого корпуса «Оберланд». Был тяжело ранен в ходе штурма Аннаберга. С 1921 по 1923 год Карл Дибич состоял в Союзе «Оберланд». Разработал проект «Знака Заслуг «Оберланда»). Член ДАП (Германской Рабочей партии), а впоследствии – НСДАП (преемницы ДАП), СА и СС. В 1934 году был назначен референтом по вопросам культуры в Личном (Персональном) штабе рейхсфюрера СС. Один из разработчиков эсэсовской символики (в частности, автор первого и второго штандарта эсэсовского полка личной охраны фюрера и рейхсканцлера Третьего рейха - «Лейбштандарта СС Адольфа Гитлера» -, выросшего за годы Второй мировой войны до размеров 1-й танковой дивизии СС). В 1936 году основал фарфоровую мануфактуру СС в г. Аллахе, директором которой являлся продолжительное время. В 1940 году пошел на войну добровольцем. Воевал в составе Ваффен СС, дослужился до оберфюрера СС (чина, отсутствовавшего в служебной иерархии вермахта, – выше полковника, но ниже генерал-майора). В 1942 году профессор Карл Дибич был тяжело ранен на Восточном фронте и комиссован. С 1945 по 1948 год пребывал в лагере для интернированных.
/18/Руна «Одаль», содержание которой основывается на понятии «собственность», считается руной «священного места» а также родины, представление о которой опосредованно связано как с первым, так и со вторым понятием, символом не только собственности – «одаля» (ср. с русск.: «удел»), но и возделывающей этот участок семьи, обычаев и языка, долга и обязанностей, необходимых для поддержания семейных уз воплощая «наследие предков» (нем. «Анэнербе»).
/19/Руна «Ингуз», связанная с древнегерманским богом плодородия Ингом (Ингви, Фрейром), весьма эффективна в плане обеспечения плодородия, укрепления общего состояния здоровья и баланса как жизненных сил организма, так и внешних обстоятельств, способствует пробуждению дремлющих способностей и качеств человека, помогает их полному созреванию и раскрытию.
/20/Руна «Феху» (буквально «скот», «движимое имущество») означает, прежде всего, богатство, источником которого являются способности и энергия отдельного индивидуума. В это же понятийный комплекс включены понятия дружбы и братства, как проявления богатства иного, но не менее важного, рода.
/21/День 1 мая (торжественно отмечавшийся в «Третьем рейхе» как общенациональный праздник) считался официальным днем освобождения Мюнхена от красных (хотя бои за столицу Баварии после вступления в нее первых белых добровольческих корпусов шли еще несколько дней).
/22/«Веймарской республикой» именовался республиканский режим в Германии 1919-1933 гг., поскольку Национальное (Учредительное) собрание, заложившее основы буржуазно-демократической системы, собралось – подальше от кипевшего революционными страстями Берлина – в тихом тюрингском провинциальном городке Веймаре, где жили и творили великие гуманисты, классики немецкой литературы Шиллер, Гете и Гердер, где (под надежной защитой штыков белых фрейкоровцев) была принята новая конституция Германии.
/23/ «Пивным путчем» противники Адольфа Гитлера прозвали предпринятую им 8-9 ноября 1923 года, в пятилетнюю годовщину Ноябрьской революции, вместе с генералом Эрихом Людендорфом, попытку государственного переворота, поскольку начало ей было положено в мюнхенской пивной «Бюргербройкеллер», куда Гитлер явился во главе вооруженного отряда, силой оружия заставив собравшихся там лидеров баварских сепаратистов присягнуть ему на верность и присоединиться к нему.
ПРИЛОЖЕНИЕ 2
ТИРОЛЬЦЫ В СИЛЕЗИИ
Из истории мало известного австро-германского добровольческого корпуса и его наградного знака.
1.Тирольский штурмовой взвод.
В мае 1921 года в числе белых германских добровольческих корпусов (фрейкоров) в боях с польскими (или «белопольскими», выражаясь языком советских газет той поры) инсургентами в Верхней Силезии принял участие и так называемый «Тирольский штурмовой взвод» (нем.: «Штурмцуг Тироль»), переименованный впоследствии в «Штурмовую роту «Немецкая Австрия» (нем.: «Штурмкомпани Дейчэстеррейх»). Этот штурмовой взвод, вошедший в состав баварского добровольческого корпуса «Оберланд», состоял, главным образом, из австрийских студентов - вчерашних офицеров-фронтовиков Императорской и Королевской армии австро-венгерской монархии Габсбургов.
3 мая 1921 года в Верхней Силезии (германской провинции, населенной подданными Германии как немецкой, так и польской национальности) произошло инспирированное Антантой «польское народное восстание» (уже третье по счету). Польские повстанцы, взорвав почти все мосты через реку Одер (по-польски: Одру), отделявшую провинцию от остальной Германии, захватили обширные территории, чтобы «исправить» в пользу свежеиспеченного нового европейского государства - «панской» Польши - результаты проведенного среди силезского населения плебисцита (референдума), в ходе которого большинство жителей провинции (как немцев, так и поляков) высказалось за сохранение ее в составе Германского рейха. Настал великий час для немецких добровольческих корпусов, призванных на помощь сформированным в городе Бреслау (Бреславле, по-польски: Вроцлаве) «Центром Самообороны Верхней Силезии», ЦСВС (нем.: Selbstschutz Oberschlesien, SSOS). Без помощи фрейкоров Верхняя Силезия непременно досталась бы белополякам, поскольку имперское (центральное) правительство Германии и, соответственно, его вооруженные силы (рейхсвер), под сильнейшим нажимом Антанты - покровительницы «панской» Польши -, отказались от всякого вмешательства в дела далекой провинции. Призыв о помощи не остался неуслышанным. В скором времени члены добровольческих корпусов (хотя, в массе своей, очень плохо вооруженные и в гражданской одежде), начали в большом количестве прибывать в Восточную Силезию.
Когда австрийские студенты университета старинного города Инсбрука, расположенного в живописных горах Тироля, как всегда, коротавшие вечер в кафе «Макс», узнали о нападении польских инсургентов на Верхнюю Силезию, эта новость и просьба ЦСВС о помощи произвели эффект разорвавшейся бомбы. Поначалу огромное число волонтеров, принадлежавших ко всем академическим (студенческим) корпорациям, объявило о своей готовности немедленно покинуть университетский город Инсбрук и отправиться на защиту Верхней Силезии. В описываемое время австрийцы считали себя немцами. Парламент «Немецкой Австрии» («Дейчэстеррейх» - так официально называлась австрийская часть распавшейся в результате поражения в мировой войне Двуединой австро-венгерской монархии Габсбургов), в 1918 году принял постановление о присоединении Австрии к Германской республике, однако статья 88 навязанного Антантой австрийцам Сен-Жерменского договора запретила Австрии объединяться (а фактически - воссоединяться) с Германией. Когда первый порыв энтузиазма прошел, часть студентов, пожелавших выступить на войну с поляками, передумала, и в Силезию направилась только группа членов корпорации «Ретия». Под командованием студента Людвига Дракслера (возглавлявшего впоследствии, в 1935-1936 гг., австрийское министерство финансов при диктаторе Энгельберте Дольфусе, прозванном острыми на язык австрияками, за непомерные политические амбиции и малый рост, «Миллиметтернихом») инсбрукские добровольцы прибыли в столицу Баварии Мюнхен, чтобы там присоединиться к одному из отбывавших в Верхнюю Силезию баварских добровольческих корпусов. После продолжительных переговоров с руководством добровольческого корпуса «Оберланд», австрийские волонтеры вошли в его состав. Корпус («Ландфане») «Оберланд», отличившийся в кровавом 1919 году при разгроме Баварской Советской Республики и освобождении Мюнхена от красных, поставивший себе целью защищать всю территорию Германского рейха, сумел не только пробиться в Верхнюю Силезию, но и доставить туда крупную партию винтовок и пулеметов (и частей к ним), а также несколько артиллерийских орудий. Университетские власти Инсбрука всецело одобрили и поддержали участие инсбрукских студентов в этой рискованной военной экспедиции.
В период своего пребывания в Мюнхене австрийские добровольцы вступили и в контакт с лидером Национал-Социалистической Германской Рабочей Партии (НСДАП) Адольфом Гитлером, своим земляком. Но, вопреки ожиданиям, урожденный австриец Гитлер отказался направить членов своей партии драться с поляками в Верхней Силезии, не приведя при этом веских (по крайней мере. с точки зрения австрийских фрейкоровцев) аргументов. Впоследствии один из австрияков, участвовавших в переговорах с Гитлером в Мюнхене - князь Эрнст-Рюдигер фон Штаремберг, в своих мемуарах, изданных в Вене и Мюнхене в 1971 году, вспоминал о нем в следующих выражениях: «Это был очередной партийный идиот, смотрящий на все только через партийные очки и не способный мыслить в масштабах всего Отечества и всей Нации, выходя за рамки своих узко партийных интересов» (Starhemberg Fuerst Ernst Ruediger. Memoiren, Wien/Muenchen, 1971, S. 80). Данная уничтожающая характеристика не помешала, впрочем, князю Штарембергу впоследствии сблизиться с Гитлером и даже принять участие в мюнхенском «пивном» путче Гитлера-Людендорфа 8-9 ноября 1923 года. Но это так, к слову...
12 мая 1921 года группа инсбрукских студентов-добровольцев прибыла в верхнесилезский город Краппитц - пункт сбора частей добровольческого корпуса «Оберланд». Там австрийские волонтеры изготовили для своего отряда боевое знамя (нем.: Штурмфане), сшитое из двух полос ткани - зеленой и белой -, красной масляной краской изобразив в центре полотнища герб австрийской провинции Тироль - одноглавого орла. Этот пробитый пулями в боях, примитивный, изготовленный довольно-таки неловкими руками студентов стяг со временем стал одним из символов войны, которую немецкие фрейкоры вели с превосходящими силами белополяков в Верхней Силезии за свободу этой провинции, о которой еще прусский «король-философ» Фридрих Великий как-то сказал: «Отличная земля эта Силезия, за нее стоит воевать». По иронии судьбы, в вое время именно Фридрих Великий («Старый Фриц»), в ходе нескольких, так называемых «Силезских», войн, отнял Силезию у Австрии и присоединил ее к Пруссии! Впрочем, в 1921 году об этом мало кто вспоминал. После возвращения тирольцев в родной Инсбрук они передали свое боевое знамя на вечное хранение в Тирольский земельный музей. К сожалению, за прошедшие с момента передачи бурные десятилетия знамя куда-то пропало. Но это так, к слову...
«Тирольский штурмовой взвод» в составе 60 штыков был придан батальону самообороны капитана Людвига Эстрейхера (I батальону фрейкора «Оберланд»), известному также как Боевая хоругвь (Штурмфане) «Тейя» (названная в честь последнего короля древнегерманского племени остготов Тейи, долго, хотя и безуспешно, оспаривавшего в VI веке власть над Италией у полководцев восточно-римского императора Юстиниана I Великого - Велизария и Нарзеса). Днем формирования батальона «Тейя» традиционно считается 11 мая 1921 года.
Австрийский добровольческий отряд составил отдельный взвод в составе 2-й роты I батальона фрейкора «Оберланд». Командиром 2-й роты батальона «Тейя» был ветеран боев в Прибалтике («балтикумкемпфер», или просто «балтикумер») лейтенант Карл Дибич (будущий профессор и разработчик символики СС). Интересно, что командиром Тирольского штурмового взвода в составе 2-й роты батальона «Тейя» был старший лейтенант (обер-лейтенант) Людвиг Дракслер (подчинявшийся лейтенанту Карлу Дибичу, хотя и был старше его по званию; явление, типичное для добровольческих формирований той поры - причем не только в Германии, но и у нас в России). Капитан австрийской армии Вильгельм Грёгер стал адъютантом батальона «Тейя». После того, как старший лейтенант Дракслер выбыл из строя, Грёгер возглавил австрийский добровольческий отряд (который к описываемому времени вырос до размеров Штурмовой роты), командиром которого оставался до окончания боев с поляками в Верхней Силезии и роспуска формирования.
Командир батальона «Тейя» капитан Людвиг Эстрейхер (по прозвищу «Лулу») был офицером выдающейся отваги, но отличался довольно мрачным характером. Последнее обстоятельство не особенно сближало его со своими австрийскими подчиненными, людьми веселого, общительного нрава (хотя, по иронии судьбы, его фамилия «Эстрейхер» по-немецки означает «Австриец»)! После нескольких столкновений с «Лулу», Людвиг Дракслер, воспользовавшись своим ранением как поводом, сложил с себя командование Тирольским взводом «оберландовцев» (или, по-немецки, «оберлендеров») и покинул ряды I батальона. О характере капитана Эстрейхера и о его «чувстве юмора» (диаметрально противоположных характеру и чувству юмора подчиненных ему австрияков) наглядно свидетельствует следующий эпизод, описанный в «Иллюстрированной хронике добровольческого корпуса и союза «Оберланд», изданной в 1974 году в Мюнхене «Обществом ревнителей традиций добровольческого корпуса и Союза «Оберланд».
После взятия добровольцами «Оберланда» горы Аннаберг в Верхней Силезии (оплота польского сопротивления), Людвиг Эстрейхер приказал, ввиду усиливавшейся жары, похоронить валявшиеся повсюду трупы польских инсургентов в братской могиле. В похоронную команду он назначил исключительно местных жителей, высказавшихся в пользу присоединения Верхней Силезии к Польше (специально опрошенных на этот счет по его приказанию). В довершение всего Эстрейхер приказал установить на братской могиле деревянную табличку с издевательской надписью «Бандитам, павшим за свободу Верхней Силезии»... (Traditionshgemeinschaft der Freikorps und Bund Oberland (Hrsg.). Bildchronik zur Geschichte des Freikorps und Bundes Oberland. Muenchen 1974, S. 88).
С другой стороны, этот и схожие поступки можно правильно понять и оценить лишь в свете чудовищных зверств, совершавшихся некоторыми польскими инсургентами в отношении силезских немцев, что, разумеется, не могло не вызвать в последних ответных чувств ненависти и мести. Боевые действия в Верхней Силезии велись с беспощадной жестокостью, причем обеими враждующими сторонами.
Заняв исходную позицию для наступления в ночь на 21 мая 1921 года, Тирольский штурмовой взвод в 2:30, в составе первого эшелона поднявшегося в атаку батальона «Тейя» (в рядах которого сражался ветеран кайзеровских танковых войск Йозеф «Зепп» Дитрих - будущий командир эсэсовского полка личной охраны Гитлера, выросшего в годы Второй мировой войны до размеров 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт СС Адольфа Гитлера»), при поддержке горных орудий артиллерийской батареи старшего лейтенанта Шлагетера, пошел на штурм «священной» (как для поляков, так и для немцев Верхней Силезии) горы Аннаберг с расположенным на ее вершине древним католическим монастырем. После ожесточенного боя и отражения мощнейшей польской контратаки селение Аннаберг с монастырем, превращенным в настоящую крепость, были к полудню 21 мая взяты штурмом. К половине первого были подавлены последние очаги сопротивления белополяков и помогавших полякам французских «военных советников». На монастырской колокольне был торжественно поднят германский флаг (причем не черно-красно-золотой республиканский, а черно-бело-красный монархический). При этом Вильгельм Грёгер лично звонил в монастырский колокол.
В последующие дни фрейкоровцы успешно развивали наступление, пока положение польских инсургентов не стало совершенно катастрофическим. Штурмовой взвод захватил деревню Личиня, выйдя глубоко в тыл белополякам и продвинувшись до железнодорожной станции Канджин. Там тирольцы вошли в соприкосновение с фрейкоровцами однорукого ветерана Великой (первой мировой) войны капитана Петера фон Гейдебрека, командира одноименного добровольческого батальона (позднее, в 1934 году, в знак признания заслуг последнего в борьбе с поляками, селение и станция были - до 1945 года - переименованы германскими властями в Гейдебрек).
В том же самом 1934 году Петер фон Гейдебрек (ставший к описываемому времени видным командиром гитлеровских штурмовиков - группенфюрером СА) был, вместе с другими лидерами «коричневорубашечников», по воле национал-социалистического руководства «Третьего рейха», расстрелян эсэсовцами во дворе мюнхенской тюрьмы Штадельгейм в «Ночь Длинных Ножей», как «участник путча Рёма» (при не выясненных до конца обстоятельствах). Однако городок и станция сохранили прежнее название Гейдебрек, что дало повод бывшим фрейкоровцам, со свойственным им мрачноватым юмором (перераставшим порой в типичный «юмор висельников»), именовать станцию Гейдебрек станцией «У мертвеца» (нем.: «Бангоф Цум Тотен Манн»).
Будущий федеральный предводитель (бундесфюрер) австрофашистских штурмовых отрядов «геймвера» (или, в ином написании, «хаймвера») и министр внутренних дел Австрии в правительстве Вогуана (1930-1934), князь Эрнст-Рюдигер фон Штаремберг (ставший при диктаторе Дольфусе его заместителем - вице-канцлером -, лишенный в 1938 году, после присоединения Австрии к Германскому рейху, гражданства, вынужденный бежать за границу, поступивший на службу в британские Королевские Военно-Воздушные Силы и бомбивший немецкие и австрийские города), служил в описываемое время рядовым в Тирольском штурмовом взводе. Если верить его мемуарам, период боев в Силезии запомнился ему как чередa незабываемых впечатлений и как время свежей, радостной, честной войны, которую вели добровольческие корпуса (нем.: «frisch-froehlicher, ehrlicher Freikorpskrieg» (Starhemberg, Op. cit., S. 48 ff.). Конечно, с современной точки зрения, подобная оценка может вызывать законные сомнения в своей объективности...Впрочем, это так, к слову...
После взятия городка и станции Канджин бои между немцами и поляками прекратились. Немецкие добровольцы считали их результаты удовлетворительными. Фрейкоры вышли на линию, хотя бы частично совпадавшую с будущей границей Германского рейха. 6 июня белополяки предприняли последнюю, отчаянную атаку с целью освободить из окружения тысячи попавших в «котел» инсургентов. Однако атакующие цепи жолнеров Жечи Посполитой полегли под огнем «оберлендеров», и в первую очередь - бойцов «Тирольской штурмовой роты». К 10 июня 1921 года части «Оберланда» оказались размещенными на достаточно удаленных друг от друга квартирах. Тирольцы были расквартированы в имении графа Штольберга-Штольберга Петерсвальдау. Первоначально граф не хотел пускать их на постой, но, узнав, что среди непрошеных квартирантов его гостеприимством пришли воспользоваться два баварских офицера - граф Вальдердорф и барон Штангель -, бывших с ним в родстве, сменил гнев на милость.
В течение следующего квартала 1921 года капитан Грёгер постепенно распустил Штурмовую роту, которую к этому времени все именовали не иначе как «Штурмовой хоругвью «Немецкая Австрия» («Штурмфане Дейчэстеррейх»). Постоянно уменьшающаяся численно, она была расквартирована в Петерсвальдау, затем в расположенной недалеко от имения графа Штольберга-Штольберга местечке Крейц-Габельшвердт, затем (после передачи Крейц-Габельшвердта полякам) - в городке Моозиннинг и, наконец, в монастыре Литталь. А тирольские студенты, вслед за своим первым командиром Дракслером, вернулись на родину продолжать учебу в университете.
2.Наградной Орел Тирольского штурмового взвода
Наградной знак Тирольского штурмового взвода в составе батальона «Тейя» добровольческого корпуса «Оберланд» принадлежит к числу самых редких наградных, или памятных, знаков, учрежденных командирами белых добровольческих германских корпусов периода 1918-1923 гг. Это, несомненно, связано, прежде всего, с крайней малочисленностью данного добровольческого формирования, насчитывавшего в начале своего боевого пути (под называнием «Тирольского штурмового взвода») всего 60, а на «пике» своего развития - не более 120 штыков. Только эти 120 человек и могли по праву получить «Тирольского орла». Разумеется, не исключена возможность награждения «Тирольским орлом» не только чинов «Тирольского взвода» («Тирольской роты»), но и соратников тирольских волонтеров, их товарищей по оружию из состава других фрейкоров, сражавшихся с ними плечом к плечу. В пользу данного предположения свидетельствует факт награждения «Тирольским орлом» лейтенанта Гельмута Клейбера (пруссака из Потсдама) и Ганса Вебера, рядового добровольца 1-й роты I батальона (Штурмового батальона, или Штурмовой хоругви «Тейя»). Как уже упоминалось выше, «Тирольский штурмовой взвод» входил во 2-ю роту этого батальона.
Наградной знак тирольских волонтеров официально именовался «Тирольским орлом с мечами Тирольского Штурмового взвода» (нем.: Tiroler Adler mit Schwertern des Sturmzuges Tirol). Знак представлял собой геральдическое изображение смотрящего влево коронованного одноглавого орла (герба австрийской коронной земли, или провинции, Тироль), изготовленное из желтого металла и покрытое карминно-красной эмалью. Под голову орла был подложен покрытый зеленой эмалью лавровый венок в форме полумесяца (рогами вверх). На груди орла располагались 2 горизонтальные изогнутые позолоченные ленты, образующие как бы овал. На верхней ленте была расположена выполненная латинскими литерами надпись «IM KAMPFЕ FUER» («В БОРЬБЕ ЗА»), на нижней - «OBERSCHLESIEN» («ВЕРХНЮЮ СИЛЕЗИЮ»). Над головой орла, увенчанной короной, было закреплено круглое металлическое «ушко», в которое продевалась зелено-бело-зеленая лента. К ленте были прикреплены 2 позолоченных скрещенных обнаженных меча из желтого металла.
Следует отметить, что красный одноглавый орел являлся гербом Тироля на протяжении - как минимум - тысячи лет. Традиция его использования в качестве военной эмблемы также насчитывает немало столетий. Так, Тирольский орел был эмблемой знаменитых Тирольских Императорских Стрелков (нем.: Тиролер Кайзерегер). В годы Великой (Первой мировой) войны 1914-1918 гг. отборные части тирольских стрелков (нем.: Tиролер Штандшютцен) носили петличные знаки в форме серебряных петличных тирольских орлов.
На знаке отсутствовали указания на изготовителя и на место изготовления. Знак имел ширину и высоту 40 мм, высота знака с «ушком» составляла 50 мм. Лента трапециевидной формы имела длину 24 мм, ее вертикальные полосы (зеленая-белая-зеленая) имели ширину 8 мм каждая.
Памятный знак Орла Тирольского штурмового взвода имел 2 класса (степени):
1.В обычном исполнении (описанном выше, для ношения на нагрудной ленте);
2.Степень Большого Тирольского орла (нем.: «Гроссадлер фон Тироль»).
Большой Тирольский орел считался высшей степенью награды. Как он выглядел, сегодня доподлинно не известно. Автору данных строк до сих пор не приходилось видеть ни в натуре, ни в печатных или электронных каталогах этот чрезвычайно редкий наградной знак. Однако капитан Грёгер, командир Штурмового взвода (Боевой хоругви «Немецкая Австрия») после выбытия из строя старшего лейтенанта Дракслера, совершенно однозначно упоминает не только об учреждении Большого Тирольского Орла, но и о 3 случаях награждения им чинов вверенного ему добровольческого формирования (не считая командира батальона «Тейя»). Согласно Грёгеру, Большим Тирольским орлом были награждены:
1)капитан Людвиг Эстрейхер (командир батальона «Тейя»);
2)капитан Грёгер-Пани (адъютант батальона, а впоследствии - командир взвода);
3)старший лейтенант Дракслер (командир взвода);
4)лейтенант Кассио Кастельпьетра.
«Тирольский орел с мечами» был учрежден по единодушному решению всех чинов Тирольской штурмовой роты в день взятия Канджина и в связи с героической гибелью в бою добровольца Баума из Бреслау (являвшегося также студентом Инсбрукского университета). Знак был заказан в ювелирной фирме «Макс Рейх» в столице Силезии - городе Бреслау. Дракслер не был согласен с описанным нами выше вариантом надписи («В борьбе за Верхнюю Силезию»). Он предложил украсить знак другой, более длинной, надписью: «Сынам Тироля за честь Германии» (нем.: «Tirols Soehnen fuer Deutschlands Ehre»). Но был выбран все-таки первый, более простой вариант, требовавший меньше времени на изготовление.
Одновременно в Бреслау было заказано новое знамя (поскольку старое было буквально изорвано пулями и осколками в клочья). Зелено-бело-зеленые цвета ленты «Тирольского орла» соответствовали старинным геральдическим цветам Тироля (еще более древним, чем восходящие к эпохе осады Акры в период Третьего Крестового похода красно-бело-красные цвета австрийского государственного флага).
Тирольские добровольцы носили на левом рукаве ромбовидную нашивку с изображением красного Тирольского орла. Новое знамя Штурмовой роты «Немецкая Австрия» было трехполосным (зелено-бело-зеленым), с красным тирольским орлом во все полотнище.
После возвращения тирольских волонтеров в Австрию они попытались побудить австрийские власти приравнять «Тирольского орла» к официальным наградам австрийской федеральной земли Тироль, в чем, однако, не преуспели.
В заключение следует еще добавить, что было засвидетельствовано несколько случаев ношения «Тирольского орла» не на зелено-бело-зеленой «тирольской», а на красно-бело-красной «австрийской» ленте (с широкой белой вертикальной полосой по центру и 2 узкими красными вертикальными полосками по краям ленты; на некоторых дошедших до нас экземплярах «Тирольских орлов» на «австрийской» ленте красные полоски от времени выцвели до почти оранжевого цвета). Кроме того, на сохранившейся фотографии князя Эрнста-Рюдигера фон Штаремберга среди орденов и медалей на его груди ясно виден «Тирольский орел» на ленте не с 3, а с 2 вертикальными полосами. До сих пор мы не смогли найти вразумительное объяснение этому феномену.
ПРИЛОЖЕНИЕ 3
О БРИГАДЕ ЭРГАРДТА
Крюковидный крест на касках,
В лентах черно-бело-красных...
Марш бригады Эргардта.
Хорошо известно, что все первые телохранители лидера Национал-Социалистической Германской Рабочей Партии (НСДАП) Адольфа Гитлера, входившие в его «Штабную охрану» («Штабсвахе»), являвшуюся, по сути дела, «зародышем» будущего Шуцштаффеля (СС), были выходцами из рядов добровольческой 2-й (Вильгельмсгафенской) военно-морской бригады Эргардта. Однако степень осведомленности современных российских (да и не только российских) читателей об этом белой добровольческом формировании Веймарской Германии, как нам кажется, оставляет желать много лучшего. В данном кратком очерке мы попытались по мере сил и возможностей восполнить этот пробел.
Итак, «аб ово»... Военно-морская бригада Эргардта (нем.: Маринебригаде Эргардт) была сформирована в г. Вильгельмсгафене вскоре после окончания Великой войны 1914-1918 годов под командованием бывшего капитана 3 ранга (корветтенкапитана) кайзеровского военно-морского флота («Кригсмарине») Германа Эргардта. Несмотря на слова «военно-морская», содержащиеся в названии данного белого добровольческого корпуса, преобладавшие в его составе на момент формирования бывшие военные моряки со временем, по мере численного роста бригады, оказались в незначительном меньшинстве. Бригада Эргардта, первоначально входившая в состав белой добровольческой Гвардейской кавалерийской стрелковой дивизии (нем.: Гардекаваллери-Шютцендивизион), отличилась при подавлении вооруженного коммунистического мятежа «спартаковцев-смелых бойцов» в январе 1919 года в Берлине, в «мартовских боях» с красными 1919 года, при ликвидации Баварской Советской республики в том же 1919, в разгроме Рурской Красной армии в 1920 и в боях с поляками за Верхнюю Силезию в 1921 году.
Бригада Эргардта сражалась с красногвардейцами, красноармейцами и белополяками под военным (являвшимся одновременно и военно-морским) флагом кайзеровской Германии (использовавшимся также двумя другими белыми добровольческими военно-морскими бригадами - Эммо фон Родена и Вильфрида фон Левенфельда, целым рядом белых добровольческих корпусов - например, «Железной ватагой» капитана Рудольфа Бертольда и организацией фронтовиков - ветеранов Первой мировой войны «Стальной Шлем» Теодора Дюстерберга и Франца Зельдте). Этот флаг представлял собой белое полотнище с прямым черным, с белой каймой, крестом. В перекрестье находился круглый белый медальон с черным одноглавым прусским орлом в золотой короне, а в крыже флага - изображение прусского Железного креста, наложенного на трехполосный черно-бело-красный флаг «Второго рейха» Гогенцоллернов.
Утверждения современного российского автора из Нижнего Новгорода А.Ю. Москвина, содержащиеся в его послесловии к переводу труда Т. Уилсона «История свастики с древнейших времен до наших дней» (Нижний Новгород, 2008, стр. 488), о существовании у бригады Эргардта «знамени со свастикой», которая, якобы, была помещена «на национальном триколоре, увенчанная стальным шлемом», являются плодом фантазии нижегородского автора, компетентность которого заставляет его также утверждать, что «бригада Эрхардт» (как он ее именует), якобы, «участвовала во время Первой мировой войны в боях с русскими в Прибалтике (!)». Комментарии, как говорится, излишни...
После провала «Капповского путча» («путча Каппа-фон Люттвица») белых добровольческих корпусов-«фрейкоров» против социал-демократического правительства Фридриха Эберта в марте 1920 года, в котором добровольцы капитана Германа Эргардта играли ведущую роль (именно они, с вертикальными белыми «крюковидными крестами»-свастиками на касках, броневиках и транспортных средствах, первыми вступили в Берлин), бригада была расформирована, однако ее чины вошли, на правах «ассоциированных членов», в местные группы различных союзов ветеранов войны. Сам капитан Эргардт бежал из страны, но вскоре тайно вернулся в Германию. Из числа бывших чинов бригады Эргардта были сформированы секретная «Организация К», она же - «Организация Консул» (Эргардт скрывался под псевдонимом «консул Эйхман»), формально подчиненная капитан-лейтенанту Манфреду фон Киллингеру и действовавшая в глубоком подполье, а также официально зарегистрированный военно-патриотический Союз «Викинг» (нем.: «Викингбунд»). В рядах Союза «Викинг» состоял, до своего вступления в НСДАП, Хорст Вессель, автор партийного гимна НСДАП, ставшего в годы Третьего рейха «вторым государственным гимном Германии».
24 июня 1922 года тишину раннего берлинского утра разорвали выстрелы из автоматического пистолета и оглушительный взрыв. В тот день автомобиль министра иностранных дел «Веймарской республики» Вальтера Ратенау подвергся вооруженному нападению. 2 ветерана-«фрейкоровца» в кожаных пальто и автомобильных шлемах, сидевшие в автомобиле, выскочившем из-за поворота наперерез машине министра, были офицерами кайзеровского военно-морского флота («Кригсмарине») в отставке и членами «Организации Консул». Один из них выпустил в Ратенау 5 пуль из автоматического пистолета, другой бросил в машину министра ручную гранату. Вальтер Ратенау был убит на месте. Его убийство всколыхнуло всю Германию.
Имя еврея-миллионера Ратенау, члена руководства буржуазной Немецкой Демократической Партии (Дейче Демократише Партей, ДДП) , слухи о принадлежности которого к «тайному мировому правительству» ширились день ото дня (именно Ратенау принадлежала крылатая фраза о том, что ему хорошо известны «те 300 человек, которые правят Европой и всем миром»), сторонника строгого соблюдения Германией всех условий навязанного ей Антантой «похабного» Версальского мирного договора - такие на жаргоне правой «национальной оппозиции» именовались «эрфюллунгсполитикер», что в переводе с немецкого языка на русский означает «политики-исполнители» (условий Версальского диктата и, тем самым, воли Антанты), заключившего в то же время в 1922 году с большевицким народным комиссаром по иностранным делам Георгием («Коко») Чичериным германо-советское Рапалльское соглашение, было ненавистно многим германским патриотам (не меньше, чем нынешним советским и российским – имя Чубайса, Ельцина или Горбачева). Не зря во всех пивных распевали песенку следующего содержания:
Шлагт тот ден Вальтер Ратенау,
Ди готтферфлухте юдензау!,
что, в переводе с немецкого на русский язык, означало:
Убейте Вальтера Ратенау,
Богом проклятую иудейскую свинью!
По степени ненависти к нему немцев, придерживавшихся правых взглядов, с Ратенау мог сравниться разве что другой «эрфюллунгсполитикер» - лидер левого крыла католической Партии Центра Маттиас Эрцбергер, имевший несчастье собственноручно подписать в ноябре 1918 года от имени Германии перемирие с державами Антанты в печально знаменитом железнодорожном вагоне-ресторане на станции Компьен (и убитый боевиками капитана Эргардта - бывшими офицерами «Кригсмарине» Генихом Шульцем и Генрихом Тиллессеном - за год до Ратенау). Но не все, похоже, обстояло так просто с этими политическими убийствами, в особенности же – с убийством министра иностранных дел. Убийцы Ратенау – лейтенанты флота Герман Фишер и Эрвин Керн - окруженные полицией в заброшенном замке, покончили с собой. Арестованный водитель, доставивший их к месту покушения – Эрнст фон Саломон, ветеран-«фрейкоровец» (и, кстати, кузен Франца Феликса Пфеффера фон Саломона, обергруппенфюрера СА и Верховного фюрера СА в 1926-1930 гг.), не был посвящен во все детали операции. Связь участников покушения с капитаном Эргардтом так и не удалось формально доказать, хотя в наличии этой связи, похоже, ни у кого не было ни малейших сомнений. Дело было совсем в другом.
Против капитана Эргардта сразу же после покушения на «веймарского» министра было выдвинуто обвинение в том, что он организовал убийство Ратенау вовсе не из патриотических соображений, а в интересах и по поручению французов, которым совершенно не нравилась перспектива союза Германии с Россией (тем более – большевицкой) - союза поначалу политического и экономического, а впоследствии, возможно, и военного. И надо сказать, что французы были не особенно далеки от истины. Ныне больше ни для кого не является секретом, что уже в описываемое время – несмотря на непрекращающиеся попытки Коминтерна разжечь, наконец, в «веймарской» Германии пламя «пролетарской революции»! – полным ходом налаживались тайные контакты между германским рейхсвером и советской «Рабоче-Крестьянской Красной Армией» (РККА). По секретному соглашению между Чичериным и Ратенау Германия получила возможность производить и испытывать в Советской России запрещенные ей Версальским договором виды оружия и обучать на советской территории своих офицеров: немецкие танкисты (в том числе знаменитый в будущем «отец германских танковых войск» Гейнц Гудериан) стажировались в Казани, немецкие военные летчики - в Липецке, специалисты немецких химических войск - в Подосинках. В 1922 году фирма «Юнкерс» открыла авиационный завод в подмосковных Филях. Красная Армия, в свою очередь, получила доступ к новейшей германской военной технике. Все это, конечно, мало радовало державы Антанты и, в первую очередь, Францию.
Да и в дни мюнхенского «путча Гитлера-Людендорфа» 8-9 ноября 1923 года капитан Герман Эргардт вел себя крайне нерешительно, если не сказать, двусмысленно. Наотрез отказавшись присоединиться со своими людьми к путчистам, он согласился вести от имени правительства баварских сепаратистов (против которых, в первую очередь, был направлен возглавленный Адольфом Гитлером и генералом Эрихом Людендорфом «пивной путч») переговоры с путчистами, захватившими, во главе с Эрнстом Ремом, здание баварского военного министерства, чем еще больше дискредитировал себя в глазах «национальной оппозиции», в среде которой, как мы уже указывали выше, и без того ходили упорные слухи о том, что «консул Эйхман» является французским «агентом влияния». Впрочем, в описываемое время подобные слухи распускались не только о Германе Эргардте, но и о самом Адольфе Гитлере, отказавшимся присоединиться со своей партией к борьбе против франко-бельгийской оккупации Рурской области – сердца тяжелой индустрии и угольной промышленности Германии.
Не зря ветеран-«фрейкоровец» Альберт Лео Шлагетер, расстрелянный французскими оккупационными властями за совершение диверсий на железных дорогах в Рурской области, призванных помешать вывозу французами германского угля (в счет уплаты военных репараций) и превращенный после прихода Гитлера к власти в поистине «культовую фигуру» национал-социалистического движения (Шлагетеру ставили памятники, о нем сочиняли драмы и романы, в честь него называли корабли и авиационные эскадрильи и пр.), в действительности в момент совершения подвига, обессмертившего его имя (по крайней мере, в «Третьем рейхе») состоял уже не в НСДАП, а в Великогерманской Рабочей Партии (Гроссдейче Арбейтерпартей, ГДАП) , отколовшейся от партии Гитлера именно вследствие отказа последнего поддержать всенародную общегерманскую борьбу за изгнание франко-бельгийских оккупантов из Рурской области.
С Альбертом Лео Шлагетером после смерти произошло точно такое же «преображение», как с матросом-анархистом Анатолием Железняковым – тем самым, что, как поется в известной песне советских времен, «шел на Одессу, а вышел к Херсону», разогнавшим Всероссийское Учредительное Собрание сакраментальными словами: «Караул устал. Предлагаю закрыть заседание и разойтись по домам!», объявленным наркомвоенмором Львом Троцким вне закона, убитым выстрелом в спину приставленным к нему большевицким киллером и лишь посмертно превращенным советской пропагандой в «беззаветно преданного дел Ленина пламенного большевика - матроса партизана Железняка».
В августе 1933 года Адольф Гитлер, в своем качестве Верховного фюрера (предводителя или руководителя) штурмовых отрядов (Оберстер СА-Фюрер, ОСАФ), отдал распоряжении включить местные группы ветеранов бригады Эргардта, на правах «ассоциированных членов», в местные подразделения СС, сохранив при этом свою специфическую организационную структуру, согласно которой их бригада подразделялась (по нисходящей) на:
1)фербанды (полки), во главе с фербандсфюрерами;
2)фербандсгруппы (батальоны), во главе с фербандсгруппенфюрерами;
3)эйнгейты (роты), во главе с эйнгейтсфюрерами;
4) цуги (взводы), во главе с цугфюрерами;
5)группы (отделения), во главе с группенфюрерами .
Впрочем, вскоре «автономия» эргардтовцев в рамках Шуцштаффеля была ликвидирована, и большинство из них (но не сам капитан Герман Эргардт) влилось в ряды СС в индивидуальном порядке, на общих основаниях. В период своего «автономного» существования в составе СС они носили свою прежнюю форму, почти ничем (за исключением отсутствия погон) не отличавшуюся от полевой военной формы кайзеровской армии периода Великой войны и «фрейкоровского» периода (1918-1923): китель серо-зеленого цвета «фельдграу» с матовыми серебряными (или защитными) пуговицами, штаны и фуражки того же защитного цвета «фельдграу» и черные сапоги (в отличие от военного и «фрейкоровского» периодов, когда, вследствие нехватки в Германии кожи для сапог, нижним чинам пришлось перейти на ботинки с защитного цвета обмотками, а офицерам – на ботинки с кожаными крагами).
Петличные знаки чинов бригады Эргардта, представлявшие собой старую эмблему Гвардейской кавалерийской стрелковой дивизии (стальной солдатский шлем, наложенный на 8-лучевую звезду прусского Ордена Черного орла, опирающуюся на две скрещенные дубовые веточки), украшали как правую, так и левую петлицы, имевшие черный «эсэсовский» цвет (в отличие от «фрейкоровского» периода, в который, судя по сохранившимся немногочисленным фотографиям, добровольцы Эргардта носили свои петличные знаки либо на защитных петлицах, либо непосредственно на воротнике, безо всяких петлиц – если носили их вообще)! Войдя, на правах «ассоциированных членов», в состав Шуцштаффеля, они сменили свою прежнюю, «старорежимную» черно-бело-красную «имперскую» кокарду на околыше защитной фуражки на серебряный «общеэсэсовский» череп с костями («тотенкопф»=«мертвая голова») «прусского типа» (в пол-оборота, без нижней челюсти), а «земельную» кокарду на тулье заменили общим для всех формирований НСДАП серебряным одноглавым орлом с распростертыми крыльями и вращающимся крюковидным крестом в круглом дубовом венке.
Рядовой состав бригады Эргардта подразделялся (в восходящем порядке) на:
1)гефольгсманнов («дружинников»), не служивших в (кайзеровской) армии;
2)гефольгсманнов, служивших в (кайзеровской) армии, нем.: «гефольгсманн (гединт)»;
3)группенфюрер-штелльфертретеров (заместителей группенфюреров, заместителей командиров отделений);
4)группенфюреров (командиров отделений).
Командный состав бригады Эргардта подразделялся (опять-таки, по восходящей) на:
1)цугфюреров (командиров взводов);
2)эйнгейтсфюреров (командиров рот, лейтенантов);
3)фербандсгруппенфюреров (командиров батальонов, майоров);
4)фербандсфюреров (полковников).
Знаки различия нижних чинов бригады Эргардта представляли собой вышитые алюминиевой нитью белые шевроны углом вниз (одинарный – у гефольгсманна, служившего в армии; двойной у группенфюрер-штелльфертретера; тройной – у группенфюрера), носившиеся на левом рукаве выше локтевого сгиба, под бригадным нарукавным знаком.
Знаки различия командного состава, также вышитые алюминиевой нитью, представляли собой горизонтальные галунные полоски («шпалы»), носившиеся над левым обшлагом мундира (1 полоска – у цугфюрера, 2 – у эйнгейтсфюрера, 3 – у фербандсгруппенфюрера, 4 – у фербандсфюрера).
Выше шевронов на левом рукаве эргардтовцы носили бригадный нарукавный знак овальной формы, изготовленный из серебристого металла и изображавший плывущую по морским волнам, с надутыми парусами и вымпелом на мачте, драконоголовую ладью-«драккар» викингов в рамке из корабельного каната, с надписью «Эргардт» над пучком дубовых листьев в нижней части эмблемы. В «фрейкоровский» период истории бригады Эргардта в нижней части нарукавного знака первоначально вместо надписи «Эргардт» была надпись «Вильгельмсгафен» (название города, в котором бригада была сформирована в 1918 году).
С гражданской одеждой многие чины и ветераны бригады Эргардта носили миниатюрный значок-фрачник овальной формы (на булавке), представлявший собой уменьшенную копию описанного выше нарукавного знака с ладьей викингов и надписью «Эргардт» под изображением ладьи.
В период своего пребывания в составе Шуцштаффеля на правах «ассоциированных членов», чины бригады Эргардта носили на левом рукаве, над обшлагом, также черную, с белой (серебряной) каймой, манжетную ленту с белой (серебряной) сдвоенной руной СС. Кайма манжетной ленты и сдвоенная эсэсовская руна «Сиг» («Совуло») были вышиты алюминиевой нитью. Существовал и вариант манжетной ленты с каймой и сдвоенной эсэсовской руной, вышитыми светло-серой шелковой нитью.
ПРИЛОЖЕНИЕ 4
О ВОЕННО-МОРСКОЙ БРИГАДЕ ФОН ЛЁВЕНФЕЛЬДА.
Хотя 3-я военно-морская бригада фон Лёвенфельда (нем.: 3. Маринебригаде фон Лёвенфельд) очень хорошо проявила себя в ходе боев белых германских добровольческих отрядов с красными и белополяками в послевоенный период 1918-1920 гг., и, по единодушному мнению современников, была одним из лучших добровольческих соединений Веймарской республики (что объяснялось как ее многочисленностью, так и ее превосходным вооружением), история оказалась к ней несправедливой. О ее боевом пути в настоящее время известно сравнительно мало (по сравнению, например, со 2-й военно-морской бригадой Эргардта).
Не подлежит никакому сомнению, что бригада Лёвенфельда зарекомендовала себя (в особенности в период боев с краснармейцами в Рурской области в 1920 году) в качестве одного из наиболее боеспособных соединений белых волонтеров. Эта бригада, насчитывавшая 6000 штыков, послужила ядром военно-морского флота Веймарской республики («рейхсмарине»). 3-я военно-морская бригада, которой со дня ее основания и до последнего дня ее существования командовал корветтен-капитан (капитан 3 ранга) Вильгельм Фридрих (Вильфрид - а не «Винфрид», как часто неправильно пишут и думают!) фон Лёвенфельд, по завершении своего формирования, вошла в состав добровольческой дивизии фон Леттов-Форбека (генерал Пауль фон Леттов-Форбек в годы Первой мировой войны командовал германскими охранными, то есть колониальными, войсками в Восточной Африке), в свою очередь входившей в состав Гвардейского кавалерийского стрелкового корпуса (нем.: Гардекаваллери-Шютценкор).
3-я военно-морская бригада, содержавшаяся за счет внепланового финансирования из средств военно-морского бюджета Веймарской республики, состояла из следующих частей:
1)5-го военно-морского полка (командир - майор Клёбе), I и II батальоны которого ранее составляли самостоятельный военно-морской полк Мадлунга;
2)штурмового батальона Арно де ла Перьера;
3)5-го военно-морского артиллерийского отряда (командир - майор Герике), состоявшего из батареи горной артиллерии Шлагетера и 3-х батарей полевой артиллерии;
4)инженерно-саперного батальона (командир - лейтенант Й. Борнеман);
5)авиационного отряда;
6)автомобильного отряда.
Кроме того, в распоряжении бригады Лёвенфельда находился дислоцированный в г. Киле («колыбели Ноябрьской революции») так называемый «Балтийский батальон» («Остзеебатальон»), решавший задачи снабжения и пополнения бригады.
Сформированная при бригаде Лёвенфельда флотилия под командованием капитан-лейтенанта фон Ботмера была в апреле 1918 года передана в распоряжение Балтийского военно-морского управления (Марине-Штацион Остзее) новой республиканской «рейхсмарине».
Наряду с набором первых добровольцев в бригаду в г. Киле, по инициативе назначенного губернатором депутата германского рейхстага от Социал-Демократической Партии Германии (СДПГ) и будущего военного министра Густава Носке, в ноябре 1918 года была сформирована так называемая «Железная бригада» (нем.: «Эйзерне Бригаде»), состоявшая, главным образом, из офицеров и унтер-офицеров бывшего германского Императорского военно-морского флота (нем.: «Кайзерлихе Марине»). Это добровольческое формирование, находившееся под командованием бывшего полковника (и будущего генерал-майора) Ганса-Эммо фон Родена, позднее вошло в историю под названием «1-й военно-морской бригады фон Родена» (нем.: «1. Маринебригаде фон Роден»). Густав Носке (и, соответственно, социал-демократическое правительство республиканской Германии) считали бригаду фон Родена абсолютно лояльной республиканскому правительству, тон в котором задавали социал-демократы.
Между тем, при ближайшем рассмотрении, а в особенности - после ознакомления с книгой «Германские солдаты» («Дейче Зольдатен»), изданной Гансом фон Роденом в 1935 году, возникают вполне обоснованные сомнения в правильности мнения Носке.
Что же касается эпитета «Железная», то он и ему подобные - «Стальная», «Несокрушимая» и т.д. - широко использовались в годы революционных потрясений (причем не только в Германии, но и у нас в России) с целью приободрить и воодушевить на подвиги стремительно теряющую боеспособность и деморализующуюся под влиянием подрывной пропаганды солдатскую массу, хотя многие подразделения, объявленные «Железными» оказались на практике не достойными столь пышного эпитета. В качестве примера можно привести сформированную в конце 1918 года в Прибалтике «Железную бригаду», оказавшуюся абсолютно не надежной и не боеспособной, так что майору Йозефу Бишофу, срочно вызванному в Прибалтику, пришлось отправить ту ее часть, которая не успела разбежаться к моменту его прибытия, в Германию (за исключением небольшого отряда, на базе которой Бишоф сформировал новое соединение, получившее название «Железной дивизии» и действительно обладавшей железной дисциплиной и выдающимися боевыми качествами).
Повествуя о боевом пути 3-й военно-морской бригады фон Лёвенфельда, необходимо уяснить себе следующее. В своей враждебности Веймарской республике чины этой бригады ни в коей мере не уступали чинам 2-й Вильгельмсгафенской военно-морской бригады Эргардта (нем.: «2. Маринебригаде Вильгельмсгафен», или «2. Маринебригаде Эргардт»), сыгравшей решающую роль в антиреспубликанском «путче Каппа-фон Люттвица» («Капповском путче») 1920 года, захватив на несколько дней столицу Германского рейха город Берлин.
3-я военно-морская бригада состояла в значительной степени из бывших кайзеровских морских офицеров, инженеров и унтер-офицеров прежнего Императорского военно-морского флота. В ее штурмовом батальоне офицеры даже стояли в солдатском строю в качестве рядовых бойцов. Это обстоятельство придавало бригаде фон Лёвенфельда (как, впрочем, и бригаде Эргардта) высокую степень сплоченности (и в то же времени - радикализма), выгодно отличавшую ее от других белых добровольческих формирований. Только включенные в состав бригады, перед самым началом боев с Рурской Красной Армией в 1920 году, мелкие добровольческие отряды, возвратившиеся из Прибалтики и принесшие с собой «крюковидный крест» («гакенкрейц», то есть свастику, или, по-нашему, по-русски, коловрат) в качестве эмблемы на касках, оказались на поверку настроенными еще более радикально, беспощадно и непримиримо по отношению к республиканскому режиму (не говоря уже о большевиках).
При рассмотрении истории 3-й военно-морской бригады принципиального внимания заслуживает один, сугубо специфический и характерный для нее элемент, не игравший роли в других добровольческих корпусах. Морской офицерский корпус испытывал особо тяжелое чувство морального дискомфорта, связанное с тем, что именно на флоте, а в особенности - на Флоте Открытого Моря («Гохзеефлотте») - в ноябре 1918 года (да и раньше - летом 1917 года) произошли матросские бунты, сделавшие флот ответственным за Ноябрьскую революцию в Германии. Офицерский корпус бывшего Императорского флота находился в состоянии перманентного шока. Морские офицеры, «недоглядевшие» за матросами и «недорасстрелдявшие» бунтовщиков, считали именно себя виновниками революции, а тем самым - и военного крушения Германской империи. Это ощущение глубочайшей нравственной травмы и постоянного чувства «вины перед нацией» (судя по воспоминаниям высокопоставленных морских офицеров) сохранялось в период службы в белых добровольческих корпусах, затем - в период службы в республиканском флоте («рейхсмарине») и, наконец, в период службы в военно-морском флоте национал-социалистического «Третьего рейха» («кригсмарине»). В этих кругах считалось святотатством и кощунством хотя бы на йоту усомниться в правильности лозунга: «Ноябрь 1918 года не должен повториться!» (нем.: «Nie wieder ein November 1918!»).
Справедливость нашей констатации подтверждается, в частности, следующей цитатой из воспоминаний самого фон Лёвенфельда:
«Национально мыслящие ветераны прежнего Императорского военно-морского флота, в каких бы чинах они ни были, больше, чем кто-либо и где-либо еще, стремились искупить этот позор».
Характеризуя настрой своей бригады, фон Лёвенфельд счел необходимым особо подчеркнуть следующее:
«Бригада поставила перед собой честолюбивую задачу стать самым лучшим из добровольческих корпусов».
Не исключено, что упомянутые выше болезненные воспоминания о позоре ноября 1918 года, так и не изжитые высшими представителями офицерского корпуса «кригсмарине», служившими до этого в «рейхсмарине», а еще раньше - в белых добровольческих корпусах, сформированных бывшими чинами Императорского военно-морского флота, заставили их продолжать бессмысленное сопротивление до самых последних дней Второй мировой войны, хотя еще задолго до ее окончания всякому мало-мальски разумному человеку было совершенно ясно, что и эту войну Германии не выиграть.
Однако вернемся к дням формирования 3-й военно-морской бригады. Капитан 3 ранга фон Лёвенфельд был одним из первых кайзеровских военно-морских офицеров, принявших решение сформировать собственный добровольческий корпус («фрейкор», или, в другом написании, «фрайкор»). В конце ноября 1918 года Лёвенфельд самостоятельно начал набирать в свой отряд волонтеров - главным образом, офицеров. К числу первых офицеров-добровольцев, вступивших в отряд фон Лёвенфельда, принадлежали, в частности, капитан-лейтенант Вильгельм Канарис (будущий адмирал и шеф германской разведки - абвера - в «Третьем рейхе» Адольфа Гитлера), и Карл Дёниц (будущий адмирал и последний имперский президент «Третьего рейха»). Именно Вильгельму Канарису удалось уговорить Густава Носке дать 3 февраля 1919 года фон Лёвенфельду официальное разрешение на формирование в г. Киле подразделение в форме добровольческого корпуса.
В ходе последующих боев и походов за спасение режима Веймарской республики от германских большевиков-«спартаковцев» наибольшую известность своей исключительной доблестью снискали себе такие офицеры 3-й военно-морской бригады, как капитан 3 ранга Арно де Ла Перьер, капитан-лейтенанты Клаассен, Карлс, Вольф и фон Фишель, майор Клёбе, капитаны фон Шпехт и фон Боссе, старший лейтенант флота Куккат, и, конечно, прогремевший на всю Германию (и даже на весь мир) обер-лейтенант Шлагетер.
Не лишенной интереса представляется военная карьера командира нового добровольческого формирования. Вильгельм Фридрих (Вильфрид) Гёффер фон Лёвенфельд был отпрыском дворянского рода из южногерманской области Швабия, первые упоминания о котором датируются началом XVII в. Его отцом был майор прусской королевской армии Юлиус Гёффер фон Лёвенфельд. Вильфрид родился 25 сентября 1879 года в Шпандау и поступил на службу в Императорский военно-морской флот. Незадолго до начала Первой мировой войны, в 1914 году, он служил 1-м офицером на малом крейсере «Бреслау», оперировавшем, вместе с тяжелым крейсером «Гёбен», под турецким флагом, против русского флота на Черном море (первые добровольцы, вступившие во фрейкор Лёвенфельда в 1918 году, - в том числе Карл Дёниц - в годы войны служили вместе с ним на борту этого крейсера). В 1916 году Вильфрид фон Лёвенфельд был назначен командиром вспомогательного минного заградителя «Дейчланд», а затем - офицером штаба Адмиралтейства. Служил в этом качестве в завоеванной немцами российской прибалтийской области Курляндии, а затем - во Фландрии. Летом 1918 года адмиралом Рейнгард Шеер назначил фон Лёвенфельда офицером отдела морской войны Большой Ставки (Гроссес Гауптквартир).
В этой должности Вильфрид фон Лёвенфельд принимал деятельное участие в планировании последней крупной операции германского «Гохзеефлотте», намеревавшегося нанести всеми наличными силами сокрушительный удар по военно-морскому флоту Великобритании в Северном море. Самоубийственный характер этого оперативного плана, сведения о котором, несмотря на все предпринятые меры предосторожности, все же дошли до нижних чинов, были одним из главных факторов, вызвавших матросский бунт в ноябре 1918 года.
После роспуска военно-морской бригады фон Лёвенфельда летом 1920 года его не сразу приняли на службу в «рейхсмарине», поскольку его участие в «Капповском путче» было сочтено республиканскими властями отягчающим обстоятельством. Вильфриду фон Лёвенфельду пришлось даже на некоторое время бежать из страны (сам он назвал это в своих мемуарах «необходимостью удалиться в изгнание»). Однако Веймарская республика, проявив великодушие, все-таки приняла его на службу в «рейхсмарине», как ценного «военспеца» из «бывших». Получив чин капитана 1 ранга (капитаном 2 ранга он стал еще в марте 1920 года) Вильфрид фон Лёвенфельд был назначен командиром учебного крейсера «Берлин», вскоре совершившего - первым из военных кораблей Германской республики (продолжавшей, впрочем, официально именоваться «Германским рейхом», то есть «Германской империей или «Германской державой») - зарубежное плавание. В 1928 году фон Лёвенфельд, дослужившийся до вице-адмирала и Командующего германскими военно-морскими силами на Балтийском море («Бефельсгабер дер Зеештрейткрефте Остзее»), вышел на пенсию. Он умер 4 июля 1946 года в Шлезвиге и был похоронен там на гарнизонном кладбище среди могил умерших или погибших к тому времени чинов прославившейся под его командованием 3-й военно-морской бригады.
Бригада фон Лёвенфельда, официально принятая на службу правительством Веймарской республики 1 марта 1919 года, на тот момент насчитывала в своих рядах всего навсего 400 добровольцев. Однако вскоре ее численность стала возрастать неожиданно высокими темпами. Уже спустя два месяца бригада Лёвенфельда достигла численности 2000, спустя четыре месяца - 4000, а к весне 1920 года - 6000 штыков. Для дальнейшего переформирования и обучения она была переведена из Киля в военно-учебный лагерь Ютербог (а не «Ютеборг», как часто неправильно пишут и думают!), а оттуда (в первой половине 1919 года) в охваченный беспорядками Берлин. В мае 1919 года 3-я военно-морская бригада несла охранные функции и занималась обеспечением порядка в Берлине, а в июне приняла участие в подавлении забастовки железнодорожников и вспыхнувшей вскоре всеобщей забастовки транспортников. Части бригады взяли под контроль несколько вокзалов г. Берлина, занялись регулированием движения. По воспоминаниям командира бригады, его добровольцам также приходилось неоднократно разгонять пикеты бастующих железнодорожников, выставленные перед вокзалами и железнодорожными станциями.
23 июня 1919 года чины бригады фон Лёвенфельда приняли участие в акции неповиновения Антанте, вызвавшей фурор не только в Германии, но и по всей Европе. В тот день ударный отряд штурмового батальона бригады фон Лёвенфельда под командованием старшего лейтенанта флота Кукката ворвался в Берлинский цейхгауз. Лёвенфельдовцы (или, по-немецки, «лёвенфельдеры») похитили из цейхгауза трофейные французские знамена, захваченные пруссаками в войнах с Наполеоном I Бонапартом в 1811-1815 и с его племянником Наполеоном III в 1870-1871 гг. и подлежавшие возвращению во Францию, согласно условиям Версальского договора. Несколько знамен, под ликование сбежавшейся огромной толпы берлинцев, было при всем честном народе сожжено перед конным памятником прусскому «королю-философу» Фридриху Великому на центральной улице Берлина - Унтер-ден-Линден. Остальные знамена были спрятаны в надежном месте и в октябре 1933 года возвращены в Цейхгауз ветераном бригады фон Лёвенфельда, капитаном-подводником Лотаром фон Арно де ла Перьером (дослужившимся к описываемому времени до контр-адмирала).
Капитан Ульрих фон Бозе, офицер службы Генерального штаба при 3-й военно-морской бригаде, впоследствии вспоминал, что вышеперечисленные акции «лёвенфельдеров» должны были напомнить берлинцам, что не перевелись и в «рейхсмарине» моряки старого пошиба. Правда, не так-то просто было скрыть тот факт, что на первый взгляд чины бригады фон Лёвенфельда совершенно не походили на военных моряков (или, как их именовали в народе, «блауяккен», то есть, буквально: «синие бушлаты»). Все лёвенфельдовцы были обмундированы не в морскую форму, а в солдатские мундиры и шинели цвета «фельдграу». Об их принадлежности к флоту говорили только миниатюрные петличные знаки с морскими якорями.
Эти петличные знаки были изготовлены из томпака (желтого металла) методом штамповки. Знак «лёвенфельдеров» представлял собой венок, состоявший из лавровой (справа) и дубовой (слева) ветвей, и перевитый лентой со свисающими вниз двумя концами. На венок был наложен морской корабельный якорь, обвитый канатом. Ширина знака равнялась 36 мм, высота - 42 мм. Знак был изготовлен берлинской фирмой «Пауль Кюст».
В период борьбы с Рурской Красной Армией в 1920 году чины 3-й военно-морской бригады (подобно чинам 2-й военно-морской бригады Эргардта и некоторым другим белым добровольцам, вернувшимся в Германию из Прибалтики) носили на своих касках прямостоящий крюковидный (гамматический) крест-гакенкрейц, нанесенный белой масляной краской.
За весь период своего существования 3-я военно-морская бригада так и не обзавелась собственным знаменем. Все ее роты (за исключением 4-й и 6-й) пользовались в качестве знамен «старорежимными» флагами Императорского военно-морского флота. Эти флаги были сняты и поднесены в дар бригаде Лёвенфельда сошедшими на берег командирами торпедных катеров и подводных лодок расформированного по воле Антанты кайзеровского флота. Никаких почетных или памятных лент знамена не имели. Лишь незадолго до расформирования 3-й военно-морской бригады на некоторых знаменах ее частей появились почетные памятные ленты, преподнесенные благодарными жителями городов и селений Восточной Силезии и Рурской области, освобожденных чинами бригады Лёвенфельда от белополяков и красноармейцев.
По некоторым сведениям, чины отдельных частей, входивших в бригаду фон Лёвенфельда, носили на рукавах мундиров над обшлагом манжетную ленту черного цвета с вышитой (или вытканной) желтыми (золотыми) заглавными латинскими литерами надпись «3. ВОЕННО-МОРСКАЯ БРИГАДА» (3. MARINE BRIGADE). Иногда надпись (якобы) наносилась краской при помощи трафарета (способ, заметим, не способный обеспечить сохранность надписи в условиях боев и походов на мало-мальски долгий срок). Однако, насколько известно автору данной исторической миниатюры, фотографий, изображающих чинов бригады с такими манжетными лентами, не сохранилось, а подлинность дошедших до нас манжетных лент вызывает сомнения у специалистов (хотя некоторые из них включены даже в специальные каталоги).
Вернемся, однако, к истории бригады Лёвенфельда. В начале августа 1919 года добровольческая бригада была переброшена в развитый промышленный регион Верхней Силезии, которой угрожало восстание польских инсургентов, пользовавшихся поддержкой режима Юзефа Пилсудского и Антанты. Сразу же по прибытии в верхнесилезский г. Гинденбург, штурмовой батальон 3-й военно-морской бригады прямо «с колес» разгромил польское вооруженное бандформирование Хайока. Вспыхнувшее 17-18 августа 1919 года так называемое «Первое польское восстание в Силезии» немцам удалось подавить довольно быстро. 5-й военно-морской полк и I батальон 6-го полка бригады Лёвенфельда в бою при Тушау отбросили совершивших вторжение в Силезию польских инсургентов обратно на территорию Польши. Одновременно штурмовой батальон бригады под командованием капитана 3 ранга Лотара фон Арно де ла Перьера в ходе ожесточенных боев при Бобреке уничтожил еще несколько польских бандформирований. При этом был убит в бою капитан-лейтенант Вольф, бывший 1-й офицер прославившегося в годы мировой войны вспомогательного крейсера «Мёве» («Чайка»). К 21 августа инспирированное Антантой и Пилсудским польское «народное» восстание в Силезии было полностью подавлено.
3-я военно-морская бригада приступила к выполнению задач по охране государственной границы Германии. В начале 1920 года в ее состав были включены белые добровольческие формирования из состава русско-немецкой монархической Западной Добровольческой армии генерал-майора князя П.М. Авалова (Бермондта), доставленные четырьмя транспортными эшелонами из Прибалтики - отряд особого назначения (деташемент) фон Мальцана, части полка фон Петерсдорфа и батарея Шлагетера. В начале февраля 1920 года германским добровольческим частям, в связи с предстоящим плебисцитом (в ходе которого населению Верхней Силезии предстояло решить, останется ли провинция в составе Германии или перейдет в состав Польши), пришлось очистить всю Верхнюю Силезию. Бригада фон Лёвенфельда была расквартирована в районе столицы провинции - г. Бреслау. Здесь она 13 марта 1920 года узнала о «путче Каппа-фон Люттвица», направленном против правительства Веймарской республики, вознамерившегося, под нажимом Антанты, распустить все добровольческие корпуса, выбросив всех белых добровольцев (штыки которых спасали веймарский режим от красных, по крайней мере, на протяжении первых шести месяцев его существования) на улицу без сохранения содержания.
Много лет спустя, в изданной в 1963 году «Товариществом ветеранов 3-й военно-морской бригады» брошюре об истории бригады Лёвенфельда, утверждалось, что бригада, якобы, не имела с «Капповским путчем» ничего общего и даже не подозревала о планах свержения республиканского режима. При этом авторы брошюры ссылались на результаты расследования, проведенного по распоряжению Имперского суда. Между тем, никто иной, как сам командир бригады Вильфрид фон Лёвенфельд приводил в своих воспоминаниях совершенно иные сведения на этот счет (правда, в книге, изданной не в 1963, а несколько ранее - в 1935 году):
«Откликнувшись на просьбу Бреслауского Генерального командования о помощи, я, с моим штабом, в сопровождении нескольких грузовиков, битком набитых добровольцами, поспешил в Бреслау и успел не допустить самого худшего - перехода столицы Силезии под власть большевизма. 15 марта бригада, усиленная силезскими добровольческими корпусами фон Аулока, Кюме и Паульсена, вступила в Бреслау и освободила Бреслау и всю Силезию от власти социал-демократического большинства (СДПГ - В.А.). Будучи абсолютно успешным в военном отношении, «Капповский путч» через несколько дней потерпел неудачу по внутриполитическим причинам.18 марта 1920 года Капп ушел в отставку, и недовольные добровольческие корпуса ушли из столиц (столицы рейха - Берлина - и столиц отдельных германских земель - В.А.)».
Если внимательно вчитаться в процитированные выше строчки, станет ясно, что фон Лёвенфельд не побоялся признать свое участие в провалившемся путче. Ведь «социал-демократическое большинство», от власти которого командир 3-й военно-морской бригады освободил Бреслау и всю Силезию, не имело ничего общего с «большевизмом». Это было как раз социал-демократическое правительство Фридриха Эберта, враждебное германским «большевикам» - коммунистам, анархистам и части членов Независимой Социал-Демократической Партии Германии (НСДПГ). Впрочем, это так, к слову...
Расквартированный в «колыбели» бригады Лёвенфельда - г. Киле - II батальон 5-го военно-морского полка, направленного туда командиром бригады, пытался действовать в том же духе, что и сам фон Лёвенфельд в Бреслау, однако натолкнулся на упорное сопротивление сторонников правительства Фридриха Эберта и понес тяжелые потери в уличных боях, потеряв только убитыми 27 человек. Командир батальона капитан 3 ранга Франц Клаассен был тяжело ранен. Он рассчитывал на то, что путч в Берлине начнется 16 марта, но нанес удар раньше, 15 марта 1920 года, намереваясь захватить социал-демократическое руководство Киля в полном составе. Слишком поспешно проведенная, плохо подготовленная акция закончилась для II батальона полной неудачей. После телефонных переговоров с командиром своей бригады, капитан Клаассен с большим трудом сумел пробиться из Киля в военный лагерь Локштедт.
Под предлогом подавления выступлений сторонников Каппа-фон Люттвица по всей Германии перешли в наступление коммунисты и другие левые силы. Наиболее угрожающая обстановка сложилась в промышленном «сердце» Германии - Рурской области, где коммунистами была сформирована 50-тысячная Красная Армия Рура. Перед лицом этой угрозы республиканское правительство Фридриха Эберта приняло поистине гениальное решение использовать только что участвовавшие в антиреспубликанском «Капповском путче» белые добровольческие корпуса, которые было уже решено распустить, для подавления большевицкого мятежа на Руре, угрожавшего молодой германской демократии (на этот раз не справа, как Капп и фон Люттвиц, а слева). И добровольческие корпуса действительно спасли молодую германскую демократию (хотя, фактически, и против своей воли, сочтя большевизм еще большим злом).
Подобно прочим добровольческим соединениям, 3-я военно-морская бригада отбыла из Бреслау 16 эшелонами в направлении мятежного Рура, подойдя к охваченной восстанием области с севера. 26 марта 1920 года «лёвенфельдеры» отразили наступление полка имени Розы Люксембург Красной Рурской Армии (состоявшего, в значительной своей части из революционных матросов, носивших в знак своей верности идеям Мировой революции, красные ленты на бескозырках; другие бойцы полка щеголяли красными шарфами и кумачовыми нарукавными повязками!), разгромив полк наголову, после чего, вместе с другими фрейкорами, форсировали реку Липпе и перешли в наступление в южном направлении. Особенно тяжелыми и кровопролитными были бои с красными за г. Боттроп, в которых бригада понесла тяжелые потери (в Боттропе по сей день каким-то чудом - несмотря на несколько попыток переименования! - сохранилась улица Лёвенфельдштрассе, названная благодарными горожанами в честь волонтеров Лёвенфельда, освободившими их от власти коммунистов). Повсюду фрейкоры оказывались более боеспособными, чем части Красной Армии Рура (хотя и те, и другие, в большинстве своем, не уступали друг другу в боевой выучке и имели за плечами четырехлетний опыт мировой войны). 7 апреля 1920 года бригада фон Левенфельда вступила в г. Эссен. Борьба за Рур тем самым завершилась. В июле 1920 года прошли выборы в рейхстаг, сделавшие положение Веймарской республики более-менее стабильным.
Сразу же после завершения боев в Рурской области бригада Лёвенфельда была переброшена в Зеннелагер близ г. Падерборна. 7 мая 1920 года было официально объявлено о ее расформировании. Однако лёвенфельдовцам повезло. Командование «рейхсмарине» замолвило словечко за своих подопечных. Значительная часть личного состава бригады была переведена в состав кадровых корабельных дивизий, а затем - в состав расширяющейся «рейхсмарине». Вопреки требованиям левых партий и, прежде всего, левой и либеральной прессы немедленно отправить в отставку всех чинов бригады, 2500 «лёвенфельдеров» были приняты на службу в маленький, насчитывавший всего 15 000 человек, республиканский военно-морской флот, 60 - в сухопутные войска (Геер), а 70 - в полицию Веймарской республики.
Вне всякого сомнения, тон в «рейхсмарине», зачислившей на службу также ветеранов других белых добровольческих военно-морских бригад (в том числе даже считавшейся наиболее радикальной, или, как сказали бы сейчас, «экстремистской»! - бригады Эргардта), с самого начала задавали тон вчерашние фрейкоровцы. Чины бригады Лёвенфельда, принятые в «рейхсмарине», послушно присягнули на верность республике, однако, разумеется, не изменили своим прежним консервативным, или, если угодно, «реакционным» воззрения проникнутым духом воинствующего национализма. В «рейхсмарине» были зачислены почти все офицеры и кандидаты в офицеры 3-й военно-морской бригады, многие из которых дослужились со временем до адмиральских чинов.
А те, кого в «рейхсмарине» все-таки не взяли, пошли служить в сформированную ветераном 3-й военно-морской бригады Гейнцем (в некоторых источниках - Гансом) Гауэнштейном полулегальную «Специальную полицию» Верхней Силезии, входившую в состав «Самообороны Верхней Силезии» («Верхнесилезской самообороны») и в добровольческий корпус (штурмовой батальон) Гейнца, принявший, вместе с баварским добровольческим корпусом «Оберланд», участие в штурме Аннаберга в мае 1921 года. Битва при Аннаберге вошла в историю как «первое военное столкновение с внешним агрессором, выигранное германскими солдатами после 1918 года». Очистив, при активной огневой поддержке батареи горной артиллерии ветерана 3-й военно-морской бригады Альберта Лео Шлагетера, гору Аннаберг с расположенным на ней старинным монастырем от поляков (и активно помогавших полякам французских «военных советников»), германские добровольцы подняли над Аннабергом «старорежимный» черно-бело-красный кайзеровский стяг, уже запрещенный к описываемому времени в ненавистной белым фрейкоровцам «черно-красно-золотой» Веймарской республике.
3-я военно-морская бригада была расформирована в период с мая по август 1920 года. 31 мая 1920 года - в день памяти морского сражения с английским флотом при Скагерраке - капитан 3 ранга Вильгельм-Фридрих фон Лёвенфельд принял прощальный парад чинов своей бригады в Зеннелагере.
Особым распоряжением по военно-морской бригаде №12 от 19 июня 1920 года. Вильфрид фон Лёвенфельд, идя навстречу пожеланиям чинов своей бригады, учредил «Знак заслуг» - так называемый «Крест Лёвенфельда» («Лёвенфельдкрейц») 2-х степеней. Официально днем учреждения креста считался день 31 мая 1920 года.
Крест Лёвенфельда 1-й степени предназначался для награждения добровольцев, безупречно прослуживших в 3-й военно-морской бригаде шесть месяцев, а крест 2-й степени - добровольцам, безупречно прослужившим в ней три месяца. К кресту полагалось удостоверение на право ношения (выдававшееся до 1934 года лично Вильфридом фон Лёвенфельдом, являвшимся к тому времени уже вице-адмиралом в отставке).
Специальная комиссия, состоявшая из офицеров 3-й военно-морской бригады, занималась рассмотрением различных проектов креста, пока предпочтение не было отдано проекту лейтенанта флота Коллинза. Крест был изготовлен берлинской фирмой «Кюст» (изготовителем петличных знаков для чинов бригады Лёвенфельда). Кстати, кресты весьма напоминали эти петличные знаки. Было выдано в общей сложности 6000 крестов (причем крестов 1-й степени было выдано больше, чем крестов 2-й степени).
Крест Лёвенфельда был изготовлен из темно-желтой бронзы, имел расширяющиеся к концам лучи (как у прусского Железного креста; в геральдике кресты такой формы именуются «лапчатыми»), узкий кант по краям, его поверхность была слегка зернистой. На крест были наложены две ветви (справа - лавровая, слева - дубовая) сплетенные в венок, перевитый лентой. На венок был наложен морской якорь, перевитый канатом. На верхнем конце креста имелась дата «31 мая (31. Mai)», на поперечной перекладине креста справа от якоря была изображена латинская буква «ф» (дворянская приставка «фон»), слева от якоря - заглавная латинская буква «Л» («Лёвенфельд»), а на нижнем конце креста - дата «1920».
Оборотная сторона креста была гладкой, с надписью, расположенной в три строки:
GES. GESCHUETZT/R. KUEST BERLIN C 19/SEYDELSTR. 19A.
(ЗАЩИЩЕНО ЗАКОНОМ/Р. КЮСТ БЕРЛИН С 19/ЗАЙДЕЛЬШТРАССЕ 19А)
Крест Лёвенфельда имел в высоту и ширину 40 см.
Крест 1-й степени был предназначен для ношения на булавке. Крест 2-й степени - для ношения на желтой (шириной 25 мм) желтой ленточке с черной (шириной 8 мм) вертикальной полосой по центру и 2 черными узкими (1 мм) вертикальными полосками по краям. Цветовая символика объясняется очень просто. Желтый (золото) и черный (чернь или чернедь) - гербовые цвета рода фон Лёвенфельдов.
До наших дней дошло и несколько миниатюрных, так называемых «фрачных», знаков ветеранов-«левенфельдеров», предназначенных для ношения на гражданской одежде (некоторые из которых изготовлены даже из золота). Однако своей формой они повторяют не Крест Левенфельда, а петличный знак чинов 3-й военно-морской бригады.
После прихода к власти национал-социалистов в 1933 году ношение креста Лёвенфельда (как и всех прочих наград белых добровольческих корпусов, кроме Балтийского креста, Бременского Железного Роланда и Силезского Орла) было запрещено законом.
ПРИЛОЖЕНИЕ 5
ПОСЛЕДНИЙ ФРЕЙКОРОВЕЦ.
Россбах странствовал с молокососами по стране и разыгрывал мистерии на
радость попам и школьным учителям...
Вольфганг Кёппен. Смерть в Риме.
1.ВОЖДЬ ДОБРОВОЛЬЦЕВ И ЕГО ОТРЯД
Имя командира добровольческого корпуса Гергарда Россбаха (которого все, кому довелось послужить под его черным знаменем, именовали неизменно и уважительно «шефом») в 1919 году прогремело на всю Германию, что помогло ему добиться необычайной популярности: в консервативных и национал-революционных кругах Веймарской республики (так неофициально именовался режим, установившийся в Германии после падения монархии в результате Ноябрьской революции 1918 года, поскольку принявшее новую республиканскую конституцию Национальное Собрание заседало в тюрингском городке Веймаре - подальше от беспокойного Берлина) Россбах пользовался поистине непререкаемым авторитетом до самого прихода к власти национал-социалистов в 1933 году.
Причиной этих необычайных популярности и авторитета послужила память о стремительном «марше-броске» добровольческого корпуса Россбаха силой в 1200 штыков (усиленного присоединившимся к нему, вопреки строжайшему запрету военного руководства, 3-м батальоном 21-го пехотного полка рейхсвера под командованием майора Курца из крепости Торн) в Прибалтику, пылавшую в огне гражданской войны.
Россбах выступил в свой легендарный «поход на Восток» из городка Кульмзее, места дислокации его части, 23 октября 1919 года, спеша на помощь сражавшимся из последних сил с войсками «белых» латышей главы Временного правительства Латвии (милостью Антанты) доктора Карлиса Ульманиса в рижском пригороде Торенсберге (Торнакалнсе) частям белой русско-немецкой Западной Добровольческой армии князя Авалова (Бермондта).
Обстановка для подобного мероприятия была совершенно неподходящей, причем со всех точек зрения. Стоявшее во главе Веймарской республики правительство вождя немецких социал-демократов Фридриха Эберта, давно уже настоятельно требовавшее возвращения всех немецких добровольческих корпусов из Курляндии в Германию, потеряло, наконец, всякое терпение и перекрыло все каналы для получения «балтийскими бойцами» материальной помощи и подкреплений. Тем не менее, Россбах все-таки решился на этот 550-километровый «марш-бросок» пешим порядком – и таким образом автоматически попал в категорию мятежников.
Население Восточной Пруссии, через которую шли ускоренным маршем бойцы фрейкора Россбаха, повсюду встречало их сочувственно и помогало, чем только могло. Расквартированные в городах, через которые проходили россбаховцы, части рейхсвера (в который фрейкор Россбаха входил в качестве 37-го егерского батальона), и не подумали выполнить отданный из Берлина приказ воспрепятствовать их маршу-броску, поскольку также симпатизировали «ослушникам». После перехода Россбахом германо-литовской границы у Тауроггена (Таурог) литовские войска дважды пытались остановить его, но были оба раза сметены неудержимым порывом германских белых добровольцев.
Как мы уже знаем, Россбах достиг своей цели буквально в самый последний момент и сумел отчаянным ударом (в ходе которого пошло в ход «буквально все – от огнеметов до прикладов и штыков»), под звуки егерских рожков, ценой немалых собственных потерь, прорвать кольцо окружения, в котором находился попавший в западню в горящем Торенсберге добровольческий корпус «Железный отряд» Бертольда (Франконский отдельный крестьянский отряд особого назначения), дав тем самым всем удерживавшим Двинские позиции белым германским добровольческим частям возможность «отступить галопом» по единственному еще не перерезанному «белыми» латышами и эстонцами шоссе на Митаву (Елгаву).
Но и в ходе дальнейшего отступления фрейкор Россбаха героически сражался, прикрывая отход поспешно отступавших, до предела истощенных русских и германских белых добровольцев князя Авалова до самой германской границы, которую он пересек 26 декабря 1919 года. То и дело смело контратакуя наседавшего противника и отбрасывая его, фрейкоровцы добились того, что латыши, а затем и не в меру расхрабрившиеся литовцы (напавшие на россбаховцев 14 декабря при Ретове и отбитые с большим уроном) в конце концов, предпочли преследовать отступавших белых добровольцев, держась от них на почтительном расстоянии.
Что же за человек был этот Гергард Россбах?
Он родился 28 февраля 1893 года в г. Керберге (правительственный округ Штеттин в прусской провинции Померании) и, прожив долгую, богатую событиями жизнь, скончался 30 августа 1967 года в Гамбурге. Его отец был арендатором имения, принадлежавшего одному из членов Прусского королевского дома Гогенцоллернов; мать Россбаха была певицей и преподавательницей музыки. От матери будущий предводитель белых добровольцев унаследовал любовь к музыке и умение превосходно играть на фортепиано.
Закончив прусские кадетские корпуса в Кезлине и Лихтерфельде, Гергард Россбах в августе 1913 года в чине лейтенанта был зачислен в 175-й Прусский королевский пехотный полк (2-й Западно-Прусский), в рядах которого в августе 1914 года отправился на Великую войну (как тогда называли Первую мировую, не ведая, что за ней будет еще одна). Приняв активное участие в боях на Восточном фронте, молодой офицер был затем переброшен на Западный и в 1916 году тяжело ранен под Сен-Кантеном (пуля пробила легкое).
Россбаха наградили прусскими Железными крестами II, а затем и I степени, а 13 июля 1918 года он удостоился награждения редким орденом Королевского Дома Гогенцоллернов с мечами. Начиная с октября 1918 года, Гергард Россбах командовал пулеметной ротой, но в связи с резким ухудшением здоровья, вследствие тяжелых ранений, был переведен с фронта в тыл, в г. Грауденц, где его заботам была поручена учебная команда из 1000 рекрутов в учебном лагере Группе. Образовавшийся там после Ноябрьской революции «Совет рабочих и солдатских депутатов» поручил Россбаху сформировать на базе учебной команды добровольческий корпус, чтобы остановить начавшееся наступление поляков.
Это был типичный случай формирования добровольческого корпуса не по приказу «реакционного офицерства», а по инициативе «снизу», вследствие волеизъявления самих «масс» (к тому же охваченных достаточно левыми настроениями), каких в тогдашней Германии было немало.
Впрочем, самого Россбаха, хотя он и не был застрельщиком формирования собственного добровольческого корпуса, «рачьим и собачьим» депутатам особенно долго уговаривать не пришлось. На первых порах весь его «корпус» состоял из 46 нижних чинов и 4 офицеров (не считая его самого).
С этими, прямо скажем, мизерными силами, он выступил в направлении государственной границы и взял на себя охрану «священных рубежей германского Отечества» (как тогда было принято выражаться) на участке от Торна до Страсбурга. В конце декабря 1918 года его крохотный отряд был усилен до размеров отдельного отряда особого назначения, состоявшего из нескольких родов войск, получившего название «Добровольческий штурмовой отряд Россбаха» («Фрейвиллиге Штурмабтейлунг Россбах», нем.: Freiwillige Sturmabteilung Rossbach), под которым он и вошел в историю гражданских войн в России и Германии.
Россбаховцы приняли активное участие в обороне гг. Бризена, Кульмзее и Данцига от белополяков. Именно в этот период отношение Россбаха к Веймарской республике, поначалу достаточно сочувственное, перешло в резко отрицательное. Его штурмовой отряд был включен в состав Временного (предварительного) рейхсвера в качестве 37-го егерского батальона, но самому Россбаху, несмотря на свое безупречное прошлое боевого офицера, пришлось крайне долго дожидаться своего зачисления в офицерский корпус «веймарской» Германии.
Летом 1919 года вся германская Восточная пограничная стража (Гренцшуц Ост, нем.: Grenzschutz Ost) с нетерпением ожидала приказа о начале наступления на Польшу, надеясь вернуть захваченные поляками прусские земли. Однако ничего не произошло. Лишь в Курляндии шли бои между расквартированными там германскими частями и большевицкими отрядами. Когда уставшему ждать во всеоружии приказа о наступлении батальону Россбаха стало известно о планах министерства рейхсвера перебросить его в Померанию и там расформировать, Россбах решился на установление прямых контактов с офицерами белой русской Западной Добровольческой армии князя Авалова, после чего принял решение самостоятельно выступить в Прибалтику.
Курляндский поход превратил Россбаха в поистине легендарную фигуру. Но, невзирая на проявленные им и его бойцами в рядах Западной Добровольческой армии превосходные боевые качества, шансов быть зачисленным в республиканский рейхсвер у Россбаха стало еще меньше, чем до курляндской «авантюры». Военный министр Веймарской республики Густав Носке и Главнокомандующий рейхсвером генерал Ганс фон Сект нуждались только в людях, готовых к абсолютному послушанию.
По возвращении из Курляндии, добровольческий корпус Россбаха был расформирован в г. Ратцебурге (Ратиборе) 28 января 1920 года – и это было только первым из многих расформирований, уготованных судьбой данному подразделению! Однако фрейкоровцам удалось, при благожелательном бездействии втайне симпатизировавших им воинских начальников рейхсвера – найти себе прибежище в качестве сельскохозяйственных рабочих в целом ряде имений в Померании, где они, в свободное от работы время, могли продолжать военное обучение, в ожидании грядущих новых боев. Во всяком случае, штаб добровольческого корпуса продолжал существовать на полулегальном положении, разместившись в небольшой вилле в берлинском пригороде Ваннзее.
С началом в марте 1920 года давно уже ожидаемого многими фрейкоровцами военно-монархического «путча Каппа-фон Люттвица» (организаторы которого, возмущенные продиктованным державами Антанты приказом правительства Веймарской Германии о роспуске всех добровольческих корпусов, намеревались свергнуть республиканский режим и привести к власти германского кронпринца), восставшие незамедлительно призвали «Отдельный отряд особого назначения Россбаха» к оружию. В качестве места дислокации россбаховцам был указан военный аэродром Геррис.
Первое боевое задание, полученное Россбахом от руководителя путча Вольфганга Каппа, заключалось в освобождении добровольческого корпуса присоединившегося к капповцам генерала-«африканца» фон Леттов-Форбека, блокированного в г. Шверине войсками, сохранивших верность Фридриху Эберту.
Успешно выполнив поставленную ему боевую задачу, отряд Россбаха принял участие в вооруженных столкновениях с красными боевиками в портовых городах Висмаре и Ростоке на Балтийском побережье Германии. За это время «Капповкий путч» потерпел неудачу, сам Вольфганг Капп бежал в Швецию, мятежные войска покинули Берлин и началось новое вооруженное восстание против правительства Веймарской республики – на этот раз коммунистическое.
В г. Бютцове отряд Россбаха был остановлен на марше приказом вернувшегося в Берлин министра рейхсвера Носке, объявлен подразделением верных правительству войск (что, надо думать, немало удивило как самого Россбаха, так и его подчиненных!) и получил новую боевую задачу – двигаться на Рурскую область («Красный Рур»), охваченную вооруженным коммунистическим восстанием, инспирированным Коминтерном из Москвы.
Намалевав себе на касках белую диагонально повернутую оперенную стрелу (что должно было символизировать резкую «смену курса» - от борьбы против веймарского режима к его поддержке в борьбе с «еще худшим злом» - рурскими коммунистами), россбаховцы успешно выполнили боевую задачу, приняв участие в боях белых добровольцев с вооруженной до зубов (вплоть до тяжелых пулеметов и артиллерии) пятидесятитысячной Рурской Красной Армией и особенно отличившись в боях за гг. Эссен и Мюльгейм-на-Руре. После подавления коммунистического мятежа в Рурской области, Добровольческий корпус Россбаха был - в очередной раз! - расформирован 20 мая 1920 года в г. Гюстров.
И снова чины добровольческого корпуса, по испытанной схеме, были размещены в ряде имений в качестве сельскохозяйственных рабочих-членов «Трудового сообщества Россбаха» («Арбейтсгемейншафт Россбах», нем.: Arbeitsgemeinschaft Rossbach). Рейхсвер не проявлял по этому поводу особых признаков беспокойства. Многие россбаховцы не были склонны безропотно переносить свое превращение в дешевую рабочую силу – особенно те из них, которым слишком полюбилась беззаботная, хотя и опасная, солдатская доля. Однако даже у тех, кто готов был начать новую жизнь «на гражданке», не было иных альтернатив. Дело в том, что германские профсоюзы (в которых традиционно задавали тон социал-демократы) объявили всегерманский бойкот бывшим фрейкоровским бойцам, требуя, чтобы никто в стране не брал их на работу.
Россбах разделил свое «Трудовое сообщество» на три области (обозначив их древнегерманским словом «гау», которым впоследствии воспользовались и национал-социалисты) - Померанию, Силезию и Мекленбург. В каждой из этих областей насчитывалось от 1000 до 1500 членов «Трудового сообщества». Левые публицисты утверждали, что Россбах, якобы, постоянно держал в этих 3 традиционных аграрных областях в состоянии полной боевой готовности до 8000 вооруженных до зубов бойцов, день и ночь ожидавших от него сигнала к новому выступлению.
С начала осени 1920 и до конца 1925 года для разбросанных как на территории 3 вышеназванных «гау», так и в других областях Германии россбаховцев выходил еженедельник «Соратник», или «Товарищ» («Камерад»), служивший для них как бы идейным связующим звеном. Издателем и главным редактором еженедельника бессменно являлся Курт Оскар Барк (по прозвищу «Куба») бывший офицер-ординарец штаба добровольческого корпуса Россбаха.
Тот факт, что официально запрещенные правительством Веймарской республики негосударственные вооруженные формирования по-прежнему находились в Пруссии (в отличие от, например, Баварии) на полулегальном положении, стал совершенно очевидным в ходе их боевого применения в ходе Третьего польского восстания в Верхней Силезии, разразившегося в мае 1921 года. Начальник штаба Верхнесилезской самообороны, полковник фон Шварцкоппен, сразу же поднял по тревоге корпус Россбаха.
Однако Россбах, наученный горьким опытом, выступил спешным маршем на Крейцберг лишь после того, как получил официальные заверения от германских республиканских властей, что его действия не будут признаны незаконными и не будут приравнены к попытке вооруженного мятежа. Получив новое, причем достаточно «нейтральное» в политическом отношении, название «Силезский полк», фрейкор Россбаха, включенный в состав Северной группы, принял активное и успешное участие в боях с польскими инсургентами и поддерживавшими их частями польской регулярной армии, особенно отличившись в боях под Альт-Розенбергом, Вендрином, Питченом и Крейцбургом.
«Силезский полк» был вторым по численности и боевой мощи германским добровольческим подразделением во всей Верхней Силезии, уступая в этом отношении только прибывшему на Силезский фронт из Верхней Баварии добровольческому корпусу «Оберланд» (нем.: Freikorps Oberland). Одним из наиболее отличившихся в этой кампании против поляков чинов добровольческого корпуса Россбаха был лейтенант Эдмунд Гейнес (будущий обергруппенфюрер СА и командир берлинских штурмовиков, со временем, подобно Вальтеру Стеннесу, заподозренный в связях с немецкими национал-большевиками, с КПГ и с советской разведкой и убитый эсэсовцами в ходе подавления так называемого «ремовского путча» 30 июня 1934 года, вошедшего в историю под названием «Ночи Длинных Ножей»).
После завершения боев в Силезии 24 ноября 1921 г. «Трудовое сообщество Россбаха» было, по приказу имперского правительства расформировано. Тем не менее, Гергард Россбах всеми силами пытался сохранить кадры своего подразделения, окончательно перешедшего теперь на нелегальное положение. С целью маскировки он вынужден был несколько раз воссоздавать его, меняя, после очередного запрещения правительством, названия своей организации – вплоть до самых фантастических, как, например: «Союз немецких вело- и автотуристов», «Союз силезских сельских хозяев для обучения местных сельскохозяйственных рабочих», «Национальное страховое объединение Берлин-Ваннзее», «Союз защиты интересов жителей немецкого Пограничья» и т.д.
На подобные ухищрения в те годы, кстати, приходилось идти не только россбаховцам, но и другим бывшим фрейкорам – так, например, запрещенный Веймарским правительством добровольческий Охранный полк Большого Берлина был вынужден продолжать свое существование под прикрытием вполне безобидного, на первый взгляд, названия «Спортивный союз «Олимпия». Тем не менее, несмотря на все попытки Россбаха придать своей организации легальный статус, его существование в Пруссии становилось все более сложным. Он несколько раз подвергался арестам, а в 1923 году даже провел 7 месяцев в камере предварительного заключения, хотя и был, в конце концов, освобожден за недоказанностью выдвинутых против него обвинений в создании незаконных вооруженных формирований и подготовке военного мятежа с целью насильственного свержения конституционного строя.
Освобожденный из-под стражи (хотя на этот счет существуют и иные версии, согласно которым приказ о его освобождении был подделан или же ему помогли бежать из камеры предварительного заключения), Гергард Россбах покинул ставшую для него столь негостеприимной родную Пруссию и направился в столицу Баварии Мюнхен – тогдашнее прибежище бывших военных и полувоенных формирований, находившихся под запретом в остальных частях Германии, где у власти стояли социал-демократы и партнеры Социал-Демократической партии Германии (СДПГ) по правительственной коалиции.
Вслед за Россбахом не замедлили всеми правдами и неправдами пробраться в Баварию и многие из его бывших добровольцев. 9 ноября 1923 года «шеф» принял участие в «пивном путче» Гитлера-Людендорфа (направленном, в первую очередь, не против левого берлинского правительства, а против баварских сепаратистов, лидеры которых - Риттер фон Кар и фон Зейссер - планировали отделить Баварию от остальной Германии, «зараженной», по их мнению, «марксистской чумой»). Россбаху удалось убедить курсантов Мюнхенского пехотного училища рейхсвера присоединиться к путчистам, лично возглавить их и привести к Людендорфу. Кстати, из числа россбаховцев, последовавших за своим «шефом» в Мюнхен, в составе Мюнхенского полка гитлеровских СА (ставшего первым полком штурмовиков НСДАП) был сформирован 2-й батальон, так и называвшийся «батальоном Россбаха» (нем.: Bataillon Rossbach). Командовал батальоном вышеупомянутый отставной лейтенант Эдмунд Гейнес, будущий командир берлинских СА и, возможно, «по совместительству», советский агент.
После провала «пивного путча» Россбах был вынужден искать спасения в бегстве и укрылся на территории Австрии. Кстати, до сих пор доподлинно не известно, состоял ли он в гитлеровской партии НСДАП. Сам Россбах это отрицал. Хорошо знавший своего «шефа» лично, бывший «россбаховец» Генрих Беннеке, член НСДАП с 1922 года, дослужившийся со временем до звания обергруппенфюрера СА, утверждал, что Россбах состоял в гитлеровской партии, но очень недолго, и вышел из нее после провала мюнхенского путча 1923 года. Кстати, членство в нацистской партии, как это ни покажется странным, не было обязательным ни для членов СА, ни даже для членов СС (хотя, по широко распространенному мнению, СС были задуманы как часть этой партии и даже как ее элита).
Сохранились фотографии самого Гергарда Россбаха и его людей с нарукавными повязками, украшенными знаком свастики («гакенкрейца», нем.: Hakenkreuz). Правда, свастика на их повязках помещалась не в круге, как у нацистов, а в квадрате, как у дружинников РОНД князя Авалова. К тому же в то время свастику уже довольно активно использовали многие противники большевизма и вообще марксизма (в особенности ветераны боев в Прибалтике в 1918-1919 гг.), а не только нацисты.
По удивительной иронии судьбы, примерно в то же самое время в Советской России свастику - являвшуюся, между прочим, излюбленным символом Царской Семьи (Император Николай II ездил в автомобиле с укрепленным на капоте знаком свастики в кольце, а Императрица Александра Федоровна изображала знак свастики на своих личных вещах, альбомах, поздравительных открытках, стенах комнат и даже на страницах своего молитвенника!), активно использовали в качестве эмблемы на денежных банкнотах, печатях, головных уборах и нарукавных нашивках красноармейских частей (вплоть до 1923 года!) ленинцы-большевики! Но это так, к слову...
С другой стороны, сохранилась фотография Эдмунда Гейнеса и 2 других ветеранов фрейкора Россбаха – знаменосца добровольческого корпуса Риша и офицера штаба Шульца – на параде национал-социалистических штурмовых отрядов (СА) в Мюнхене 8 ноября 1933 года (то есть уже после прихода Гитлера к власти) в стальных солдатских касках, сапогах, бриджах и коричневых рубашках, но при этом не с нацистскими нарукавными повязками, украшенными свастикой, а со своими собственными «россбаховскими» нарукавными повязками (черными, с белой латинской литерой «R», наложенной на 2 горизонтальные белые полоски) – хотя на том же фото рядом с ними стоят начальник штаба СА Эрнст Рем со своими штурмовиками под штандартами со свастикой!
Кстати, ниже мы еще коснемся подробнее вопроса о коричневых рубашках, потому что вокруг истории их происхождения и превращения в униформу СА и вообще национал-социалистов, как и вокруг многих вопросов раннего периода нацизма существует немало легенд, при ближайшем рассмотрении оказывающихся несостоятельными.
2.РОССБАХ ВО ГЛАВЕ «ШИЛЛЕВСКОЙ МОЛОДЕЖИ»
Выше мы рассмотрели первый этап в жизни Гергарда Россбаха, на протяжении которого он был командиром добровольческого корпуса. Но, бежав в Австрию, Россбах отнюдь не «ушел на покой», а, так сказать, сумел создать из пепла своего добровольческого корпуса и под его прежним черным, с 2 белыми полосами и белой же литерой «R», знаменем, увенчанным навершием в форме оленьего черепа с крестом между рогами, нечто новое и в то же время являвшееся, в значительной мере, продолжением старого – консервативно-националистическую молодежную организацию, вскоре занявшую видное место в политическом ландшафте Веймарской республики.
О преемственности и глубоком внутреннем родстве этой новой организации с прежним Добровольческим штурмовым отрядом Россбаха свидетельствовало, в первую очередь, использование ими одних и тех же эмблем (знамени, знаков отличия и значков).
Правда, лишь немногие из его бывшие соратников по добровольческому корпусу вступили в новую организацию Россбаха. Одним из них был бесконечно лояльный и преданный «шефу» офицер-ординарец Курт Оскар Барк (Куба), о котором уже упоминалось выше. Во время своего вынужденного пребывания в Австрии Гергард Россбах – быстрее, чем многие другие неисправимые путчисты – понял, что одним голым насилием невозможно добиться того, что он понимал под «улучшением внутриполитической обстановки».
В 1924 году он познакомился в австрийском г. Зальцбурге с небольшой группой националистически настроенной молодежи и создал на ее базе Оборонительный молодежный союз «Шилль», названный в честь прусского гусарского офицера и командира добровольческого корпуса Фердинанда фон Шилля, погибшего в борьбе против Наполеона Бонапарта в 1809 году.
Дождавшись в 1926 году амнистии, Гергард Россбах возвратился из Австрии в веймрскую Германию и занялся организацией новых ячеек возглавляемой им молодежной организации. Очень скоро густая сеть этих ячеек покрыла всю территорию Германской империи. Идеология россбаховских групп представляла собой смесь взглядов фрейкоровцев и популярного националистического молодежного движения «Перелетных птиц» («Вандерфогель», нем.: Wandervogel), эмблемой которого служило изображение летящего журавля (или грифа).
О символике «Перелетных птиц уже упоминавшийся нами выше нижегородский автор А.Ю. Москвин в своем послесловии к переводу труда Т. Уилсона о свастике сообщает (на той же стр. 488), что «в эпоху Веймарской республики свастику использовало немецкое молодежное движение «Перелетные птицы» - в комбинации с карающим врагов нации мечом» (и даже приводит под № 172 рисунок этой эмблемы левозакрученной свастики-коловрата, наложенной на меч острием вниз).
Чуть ранее г-н Москвин приводит, в качестве примера использования свастики как символа в Веймарской Германии, описание и рисунок (под № 171) «вымпела немецкой добровольческой бригады Wandervogelsoldaten («воины - перелетные птицы»), где на красном фоне нарисован контрастный желтый солнечный круг, в который вписана черная свастика (на этот раз - правозакрученная - В.А.), украшенная щитком с изображением перелетной птицы - как видим (пишет А. Ю. Москвин - В.А.) Гитлеру не надо было ничего придумывать в качестве своей партийной эмблемы - все уже было готово для него».
Звучит забавно, учитывая черно-красно-золотую (черно-красно-желтую) республиканско-веймарскую цветовую гамму описанного выше вымпела, столь ненавистную как для Гитлера, так и для всех остальных немецких националистов, признававших только черно-бело-красные цвета. Впрочем, правильность приведенных г-ном Москвиным описаний и рисунков представляется весьма сомнительной - особенно с учетом его ни на чем не основанного утверждения, будто «на знамени «Свободного корпуса Россбах» (так А.Ю. Москвин именует Добровольческий корпус Россбаха) также красовалась большая свастика вкупе с мертвой головой, а по углам были вышиты лавровые венки».
В россбаховских молодежных группах царила по-военному жесткая дисциплина. Молодежный союз «Шилль» был настроен против парламентской демократии, но не желал примыкать ни к одной из оппозиционных правых политических партий Веймарской Германии.
Некоторое время он сотрудничал с другими национально-революционными молодежными организациями, в частности, с Союзом «Орлы и Соколы» (Адлер унд Фалькен)Вильгельма Котцде-Коттенродта, а несколько позднее – с Союзом «Штурмфольк-Германская младость» («Бунд Штурмфольк–Дейче Юнгеншафт», нем.: Bund Sturmvolk-Deutsche Jungschaft) Вернера Ласса. В конце 1926 года молодежная организация Россбаха была переименована в «Шиллевскую молодежь» («Шилльюгенд», нем.: Schilljugend) и официально зарегистрирована под этим названием в германском министерстве юстиции. Между прочим, в ряды этой организации вступил Эрнст Юнгер, знаменитый писатель-фронтовик, командир ударного отряда и кавалер ордена «За заслуги» (Pour le Merite), начиная с 1926 года исполнявший в организации «Шиллевской молодежи» обязанности руководителя отдела германской литературы.
В новом союзе также царила армейская дисциплина. В ряды «Шиллевской молодежи» принимались только юноши. Каждый из новичков, вступавших в организацию, был обязан в течение года нести добровольную трудовую повинность. В этот период проживание и питание было совместным, никакой платы за труд не полагалось и выдавались лишь небольшие карманные деньги.
Трудовая повинность, однако, не была связана с тяжелым физическим трудом - как, например, в трудовых лагерях, организованных для молодежи «Стальным Шлемом» («Штальгельмом», нем.: Der Stahlhelm) или национал-социалистами Адольфа Гитлера -, а отбывалась в рядах «Эккегардовской скоморошьей ватаги», или «Скоморошьей ватаги Эккегарда» («Шпильшар Эккегард», нем.: Spielschar Eckehardt), объединения молодежных коллективов художественной самодеятельности, организованных наподобие ватаг средневековых немецких скоморохов-«шпильманов», и призванных противостоять идеологическому воздействию на умы населения бригад коммунистического агитпропа «Синяя блуза».
В «Шпильшар Эккегард» принимались и девушки, но при этом они не могли стать членами собственно «Шиллевской молодежи». Ватага была названа в честь аббата Санкт-Галленского монастыря – Эккегарда I, записавшего (или сочинившего) в раннем Средневековье на латинском языке древнегерманскую героическую «Песнь о Вальтари», повествующую о битвах древних германцев с гуннами Аттилы-Этцеля (нечто вроде раннего варианта более известной у нас в России «Песни о Нибелунгах»).
«Скоморошья ватага» Россбаха организовала в период с 1926 по 1934 год не менее 2000 фольклорных вечеров народного искусства,бесплатно проводившихся в церквях и даже кафедральных соборах многих немецких селений и городов.
В 1929 году в г. Арнштадте состоялся IV Всегерманский съезд «Шиллевской молодежи», на котором Гергард Россбах подчеркнул первостепенное значение культурно-массовой работы «в борьбе за умы и сердца немецкого народа» в качестве главной задачи Союза. Было принято решение о допущении девушек в ряды «Шиллевской молодежи» и о слиянии последней с «Эккегардовской ватагой скоморохов» в единую организацию, зарегистрированную под названием «Союз Эккегарда-Шиллевская молодежь» («Бунд Эккегард э.Ф. Шилльюгенд», нем.: Bund Eckehardt e.V. Schilljugend).
Гергард Россбах также открыл в мекленбургском курортном городке Бад Штюр спортивное училище «Эккегард» (нем.: Sportschule Eckehardt), которое, однако, вскоре пришлось закрыть из-за отсутствия финансирования. Начиная с 1930 года Россбах начал склоняться к политическому сотрудничеству между рейхсвером (во главе с дослужившимся до генеральского чина Куртом фон Шлейхером, также являвшимся одним из первых организаторов добровольческих корпусов в период Ноябрьской революции) и профсоюзами. На Троицу 1933 года в окрестностях городка Шензее-ан-дер-Рен состоялся V (и последний) Всегерманский съезд россбаховского молодежного союза «Бунд Эккегард э. Ф. Шилльюгенд». На тот момент в рядах союза, испытавшем сильный отток членов, осталось не более 1000 человек (главным образом, юношей). Вскоре после своего последнего съезда россбаховский союз, как, впрочем, и все другие организации «союзной молодежи» («Бюндише Югенд»), был расформирован новыми, национал-социалистическими властями Германии, а его члены – «унифицированы», т.е. включены в нацистскую молодежную организацию «Гитлеровской молодежи» («Гитлерюгенд», нем.: Hitlerjugend, сокращенно: HJ).
Еще в апреле 1932 года Гергард Россбах, распознавший знамения времени, попытался продлить существование своей молодежной организации, переименовав ее, по согласованию с министерством рейхсвера, в «Учебный отряд противовоздушной обороны «Эккегард» (нем.: Luftschutz-Lehrabteilung Eckehardt) - своеобразную передвижную школу на манер советского «Осоавиахима», разъезжавшую по Германии и обучавшую население азам поведения в случае воздушного нападения. Юношам и девушкам, вступавшим в «Учебный отряд», проведенное в его рядах время засчитывалось государственными органами в качестве трудового стажа.
В отряд вступили даже некоторые из старых ветеранов фрейкора Россбаха. Однако вскоре их уволили за «политическую неблагонадежность», после того, как сам Россбах впал в немилость у национал-социалистов после подавления так называемого «рёмовского путча» 30 июня 1934 года, стоившего жизни его бывшему офицеру Эдмунду Гейнесу и многим другим россбаховцам.
Гергард Россбах был смещен с поста вице-президента Имперского Союза противовоздушной обороны и инспектора по обучению основам ПВО, на которые был назначен незадолго перед «ночью длинных ножей», и арестован. Некоторое время ему пришлось провести в концентрационном лагере. Выйдя на свободу, он написал книгу мемуаров «Мой путь через время». Остаток жизни он провел в качестве частного лица и умер в 1967 году в полной безвестности, всеми забытый.
3.НАГРАДЫ ДОБРОВОЛЬЧЕСКОГО КОРПУСА РОССБАХА.
«ШИЛЛЕВСКОЙ МОЛОДЕЖИ» И «СОЮЗА ЭККЕГАРДТА»
1)КРЕСТ РОССБАХА
Добровольческий корпус Россбаха входил в относительно небольшое число белых германских добровольческих корпусов, имевших, наряду с почетным знаком в форме ордена, еще и собственный значок. Но и этот значок, в определенном смысле, также можно рассматривать в качестве знака за заслуги.
Почетный знак фрейкора Россбаха представлял собой покрытый на аверсе белой эмалью, с серебряным кантом, мальтийский крест с позолоченными оленьими черепами между лучами креста и окаймленным серебром и покрытым черной эмалью круглым медальоном в перекрестье, с заглавной серебряной латинской литерой «R» (Россбах) в центре медальона. Основу знака составлял белый мальтийский «крест Келлера», служивший первоначальной эмблемой белой русской Западной Добровольческой Армии князя Авалова.
«Крест Россбаха» был изготовлен из бронзы и имел 2 степени. «Крест Россбаха» I степени – «боевой крест» – имел 49 мм в диаметре (с медальоном 11 мм в диаметре) и носился на булавке слева на груди, наподобие «Железного креста» I степени. «Крест Россбаха» II степени – «крест за заслуги» – имел несколько меньшие размеры (42 мм х 42 мм с медальоном диаметром 10 мм) и носился на черной ленте с двумя вертикальными белыми полосками по краям (цветов знамени фрейкора Россбаха).
Награда была учреждена еще в период кампании в Прибалтике в конце 1919 года, но реально награждение «Крестом Россбаха» началось лишь во время 3-го польского восстания в Верхней Силезии и последовавших вслед за этим восстанием военных действий, в мае 1921 года. Еще в ходе боев была получена из Германии первая партия «боевых крестов». Вручение наград производилось лично Россбахом, в торжественной обстановке, что вызвало немалое чувство зависти у бойцов других белых германских добровольческих корпусов, чьи командиры оказались не столь расторопными.
Вплоть до 1923 года Россбах производил лишь награждения фронтовиков «боевыми крестами» за отвагу, проявленную в боях, а именно – в ходе боевых действий в Западной Пруссии, Мекленбурге, Курляндии, в Рурской области и в Верхней Силезии. В числе первых награжденных был бывший Главнокомандующий белой Русской Западной Добровольческой Армией (в составе которой на заключительном этапе Балтийской кампании 1919 года сражался «Штурмовой отряд Россбаха») генерал князь Авалов (П.М. Бермондт), которому крест был вручен лейтенантом Куртом Оскаром Барком по личному поручению «шефа». Кстати, князь Авалов направил немалое число русских солдат своей Западной Армии на помощь германским фрейкоровцам в Верхнюю Силезию, где они плечом к плечу сражались против польских инсургентов.
Со временем возникла необходимость учреждения особого вида награды для спонсоров добровольческого корпуса. И «шеф» учредил специально для их награждения «Крест Россбаха» II степени, отличавшийся от креста I степени, во-первых, несколько меньшими размерами, а, во-вторых, тем, что этот «крест за заслуги» носился не на булавке, а на черной широкой муаровой ленте с 2 белыми полосками по краям.
Тем не менее, к величайшему неудовольствию россбаховцев-фронтовиков, было проведено и несколько награждений «боевым крестом» тыловиков, хотя и «за особые заслуги». Так, «боевым крестом» был награжден некий отставной лейтенант Мюллер за свои «исключительные заслуги» в дни гитлеровского «пивного путча» 8-9 ноября 1923 года в Мюнхене, что, по мнению россбаховцев-фронтовиков, не могло быть приравнено к участию в боевых действиях, несмотря на то, что в эти ноябрьские дни на улицах Мюнхена также свистели пули, лилась кровь и умирали люди. Всего было выдано 120 «крестов Россбаха» I и около 500 крестов II степени. Последние награждения были проведены на церемонии торжественной передачи знамен бывших добровольческих корпусов штурмовикам гитлеровских СА 6 ноября 1933 года в Мюнхене.
К крестам обеих степеней выдавалось специальное наградное удостоверение, украшенное в левом верхнем углу значком «Трудового сообщества Россбаха-Шиллевской молодежи» (представлявшего собой знамя фрейкора Россбаха в миниатюре), и значков следующих организаций (в которые Гергард Россбах был вынужден преобразовывать свой добровольческий корпус): Добровольческого штурмового отряда Россбаха, Добровольческого корпуса Россбаха, 37-го егерского батальона рейхсвера, «Трудового сообщества Россбаха», Силезского добровольческого полка и т.д., а также Великогерманской рабочей партии (нем.: Гроссдейче Арбейтерпартей), в которую россбаховская организация вошла в качестве «коллективного члена» (в этой партии, кстати, состоял и «мученик нацистского движения» Альберт Лео Шлагетер).
2)ЗНАКИ ОТЛИЧИЯ
Знаки отличия россбаховцев очень часто менялись – не в пример знакам отличия бойцов других добровольческих корпусов. Так, чины россбаховской пулеметной роты пограничной охраны с января 1919 года использовали в качестве знака отличия узкую красно-черно-белую ленточку (цвета были расположены именно в таком порядке, противоположном порядку расположения цветных полос на черно-бело-красном кайзеровском флаге). Затем Россбах отменил ношение этой ленточки, потому что ее часто путали с орденской. Вместо ленточки россбаховцы-пограничники стали носить на левом рукаве белую повязку с надписью черными буквами «Пограничная охрана (Гренцщуц)».
С начала лета 1919 года добровольцы Россбаха стали носить на воротнике металлические петличные знаки западнопрусской пограничной охраны (вырванная с корнями ель, перекрещенная 2 мечами остриями вверх в нижней части ствола), на тулье бескозырок и фуражек – круглую кайзеровскую черно-бело-красную кокарду, на околыше головных уборов – обрамленную дубовыми заглавную металлическую литеру «R» (начальную букву фамилии «шефа»), а на правом рукаве френча или шинели – «знак Святого Губерта» (на котором мы еще остановимся).
Кроме того, многие из них (но не все) носили заглавную белую литеру «R» на своих черных погонах. Россбах ввел «знак Святого Губерта» в качестве отличительного знака своего добровольческого корпуса в продолжение традиций егерского батальона, существовавшего в Кульмской земле (где теперь был расквартирован его фрейкор) еще при прусских королях. По той же причине он ввел в своем добровольческом корпусе охотничье (егерское) приветствие «Горридо!» (соответствующее крику: «Улюлю!» во время загонной охоты в России) и ответ на него: «Йохо!». Кстати, этой же самой традиции придерживалась и «Шиллевская молодежь».
После возвращения фрейкора Россбаха из Курляндии 28 января 1920 года «шеф» отменил в своем фрайкоре ношение как петличных знаков Восточной пограничной охраны (ель с 2 мечами), так и «знака Святого Губерта». В период участия россбаховцев в боях с Красной Армией Рура они носили на касках белое изображение оперенной стрелы, а в период боев с поляками в Верхней Силезии – общую для всей Силезской самообороны желто-белую нарукавную повязку, а также желто-белый, «варяжской» формы нагрудный или нарукавный щиток Силезской самообороны с изображением меча, вонзенного в клубок извивающихся змей.
Кроме того, засвидетельствовано ношение многими россбаховцами, в память о службе в рядах Восточной пограничной охраны, «варяжской» формы щита с гербом рыцарей Тевтонского Ордена (для офицеров он был изготовлен из серебра с выгравированной на обороте памятной надписью).
Россбаховский «знак Святого Губерта» состоял из 2 частей: нарукавного шеврона из красно-черно-белой ленты углом вниз и крепившегося над шевроном изображения оленьего черепа из серебристого металла с крестом между рогами. Этот серебряный олений череп, по воспоминаниям уже упоминавшегося выше лейтенанта Курта Оскара Барка (Куба), являлся не просто знаком отличия, но и своего рода «наградой за верность отряду», ибо его дозволялось носить лишь тем, кто прослужил в добровольческом корпусе Россбаха не меньше полугода. По своему внешнему виду знак был полностью идентичен с оленьими черепами, которые носили чины кайзеровских Гвардейского стрелкового и Гвардейского егерского полков (хотя, в отличие от них, не был увенчан германской императорской короной).
Россбаховцы, прослужившие во фрейкоре год и больше, получали право на ношение аналогичного оленьего черепа, но уже позолоченного. Интересно, что чины белого добровольческого корпуса Йорка фон Вартенбурга носили на рукаве аналогичный олений череп с крестом между рогами, но только выгравированную на овальной металлической бляхе (также серебристого или золотистого цвета, в зависимости от выслуги лет).
3)ЗНАКИ ОТЛИЧИЯ «ТРУДОВОГО СООБЩЕСТВА РОССБАХА» И
ОРГАНИЗАЦИИ РОССБАХА
Начиная с 1921 года, демобилизованные россбаховцы стали носить синие фуражки со значком в форме покрытого черной эмалью флажка своего фрейкора с позолоченными литерой «R» и 2 горизонтальными полосками. Многие носили такой значок и на лацкане штаткого костюма. Аналогичные значки носили позднее и члены организации «Шиллевская молодежь-Союз Эккегарда». «За проявленную особую верность» некоторые из них удостаивались также права на ношение поверх флажка маленькой золотистой короны из томпака.
Так, по воспоминаниям того же Барка, 150 ветеранов-россбаховцев, собравшихся в Мюнхене на празднование четырехлетней годовщины основания своего добровольческого корпуса, были в синих фуражках с литерой «R» на черном флажке и маленькой золотой короной, вместо кокарды, и с черными нарукавными повязками с серебряной (белой) литерой «R», пересеченной по горизонтали 2 серебряными (белыми) полосками.
Интересно, что корпусная песня россбаховцев пелась на мотив русской волжской песни про Стеньку Разина и княжну («Из-за острова на стрежень...»), хотя текст ее был совершенно иным. Они пели о любви к униженному Отечеству и о необходимости сплотиться для его защиты.
4)УНИФОРМА И ЗНАКИ ОТЛИЧИЯ «ШИЛЛЕВСКОЙ МОЛОДЕЖИ»-«СОЮЗА ЭККЕГАРДА»
С течением времени члены этих россбаховских молодежных организаций стали, наряду с черным флажком-значком, перенятым у «Трудового сообщества», носить свой собственный «союзный значок». Этот значок представлял собой овальную металлическую брошь на булавке с выгравированным схематичным оленьим черепом с крестом между рогами на фоне 2 горизонтальных полос, взятых с россбаховских знамени и нарукавных повязок, описанных выше. Олений череп, крест и полосы были золотистыми на черном эмалированном фоне. Начиная с 1931 года, знак стал не овальным, а круглым, изготовленным целиком из золоченой бронзы. Изображение оленьей головы с крестом между рогами стало настолько стилизованным, что скорее напоминало древнегерманскую руну «одал (отилиа)». Знак так и назывался – «союзная руническая брошь».
Вплоть до роспуска россбаховской молодежной организации национал-социалистами в 1934 году, ее униформа состояла из светло-коричневой рубашки, коричневого берета с короткой черно-серебряной полоской («россбаховских» цветов) на правой стороне, и черного шейного платка (типа бойскаутского или пионерского галстука). Таким образом, она весьма походила на форму молодежной организации НСДАП – так называемой «Гитлеровской молодежи» («Гитлерюгенд»).
Сохранилась фотография самого Гергарда Россбаха и руководства его молодежной организации в этой форме, собравшихся вокруг черного россбаховского знамени с 2 продольными белыми полосками и наложенной на них белой заглавной латинской литерой «R». На этом основании, во многих исторических (и псевдоисторических) трудах именно Россбаху приписывается «изобретение» нацистской коричневой рубашки. Сам он, однако, это энергично отрицал, справедливо указывая на то, что рубашки членов его организации отличались от гитлеровских рубашек как цветом, так и покроем.
Рубашки гитлеровских штурмовиков и прочих членов НСДАП были также коричневого цвета, но имели гораздо более темный оттенок и застегивались на черные кожаные пуговицы. А россбаховские рубашки, введенные «шефом» первоначально для членов «Трудового сообщества», а с 1924 года – и для «Шиллевской молодежи» (их носили до 1933 года!) были бледно-кофейного цвета, причем с белыми перламутровыми пуговицами. Россбах по случаю купил партию этих рубашек, предназначенных для офицеров германских охранных (колониальных) войск в Восточной Африке (где, кстати, служили генерал фон Леттов-Форбек, командир Железной дивизии майор Йозеф Бишоф и многие другие будущие бойцы добровольческих корпусов!). Правда, в последующие годы члены «Шиллевской молодежи» могли приобрести аналогичные рубашки в Цейхгаузе своего Союза в Мюнхене, по цене 7 рейхсмарок 80 пфеннигов за штуку.
В заключение можно упомянуть еще и о том, что с 1930 года для участников коллективов художественной самодеятельности «Скоморошьей ватаги Эккегарда» было также введено ношение на левом рукаве выше локтя овальной металлической броши с совершенно реалистичным изображением оленьего черепа с крестом Святого Губерта между рогами. Эта брошь очень напоминала нарукавную эмблему фрейкора Йорка фон Вартенбурга. Единственное различие между ними заключалось только в цвете. «Скоморошья» брошь была коричневого цвета, а эмблема вартенбурговцев – серо-полевого («фельдграу»).
ПРИЛОЖЕНИЕ 6
ДОБРОВОЛЬЦЫ ЛАУТЕРБАХЕРА
Анализируя причины катастрофы, приведшей к крушению Российской Империи в 1917 году и к установлению большевицкой диктатуры над Россией, всякий вдумчивый исследователь не сможет не обратить внимания на тот столь же парадоксальный, сколь и очевидный факт, что, невзирая на провозглашенный еще в правление Императора Николая I и особенно активно проводившийся в жизнь при его внуке, Императоре Александре III лозунг «Самодержавие, Православие и Народность», носителями патриотической идеи во Всероссийской империи (как официально именовалась Императорская Россия до февраля 1917 года), оставались исключительно ее Императорские Армия и Флот, что находило свое самое краткое и в то же время емкое выражение в словах известной солдатской песни «Взвейтесь, соколы, орлами»:
Слава матушке-России, слава батюшке-Царю!
Слава Вере Православной и солдату-молодцу!
Пока авторитет русских Императорских Армии и Флота, овеянный громкими победами XVIII и первой половины XIX вв., в народе был высок, положение еще нельзя было считать особенно тревожным. Когда же, после несчастной Крымской войны, впервые вошло в моду открытое (и безнаказанное, в условиях наступившей эпохи либеральных реформ) третирование отечественных Вооруженных сил, ситуация стала резко меняться к худшему. Как подчеркивал ком. Гренадерским корпусом 4-й армии Западного фронта генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин в своем письме начальнику штаба Верховного Главнокомандования генералу М.В. Алексееву от 22 ноября (5 декабря) 1915 года:
«Мы в России долго преследовали военных (с 1856 года), считали их дармоедами, боялись милитаризации деревни, отдались в руки западников, убивших русский патриотизм.
Даже вполне определенное Высочайшее повеление – дать детям начальных школ военную выправку назначением учителями гимнастики запасных унтер-офицеров – не было выполнено.
Народная масса земледельческого населения России... оставалась без должного руководства и попечения. Фабричное же и…городское население развращалось нравственно (пьянство, сифилис) и... растлевалось революционной пропагандой».
Одним словом, общегосударственный патриотизм во Всероссийской Империи, к сожалению, развит не был. После незаконного, с точки зрения законов Российской Империи, отречения Государя Императора Николая II, падения Временного Правительства (столь же незаконно объявившего Россию республикой, не дожидаясь решения на этот счет Учредительного собрания), захвата власти большевиками в союзе с левыми эсерами (опять-таки незаконного) и разгона ими Учредительного собрания, противникам большевиков из Белого стана не пришло на ум никакого другого лозунга, кроме борьбы за «Единую, Великую и Неделимую Россию» - лозунга, подозрительно напоминавшего лозунг французских якобинцев – «Республика Единая, Великая, Неделимая – или смерть» - и не говорившего народным массам ничего – именно в силу неразвитости в населении России общегосударственного патриотизма.
Естественно, русские люди сопротивлялись, в том числе и силой оружия (а как иначе?) большевицким грабежам и разбою, но только в местах своего проживания – в своем уезде, в своей волости, в своей губернии, в своем крае, но дальше этого не шли («не наше дело», «мы – скопские, калуцкие, тверские» и т.д.). Так говорили представители «необразованных классов общества». Но и с образованными дело, при ближайшем рассмотрении, обстояло не лучше.
Русское студенчество на протяжении нескольких поколений поставляло едва ли не основные кадры для подрывной, антигосударственной и, по сути дела, антинациональной деятельности так называемых «революционеров». Одиозная фигура «скубента-бонбиста» стала в России притчей во языцех. Мало того! «Прогрессивная демократическая» российская общественность буквально «на руках носила», как «героя», студента Карповича, застрелившего министра народного просвещения Боголепова (прозванного левыми «Чертонелеповым»!) за то, что тот велел «сдать в солдаты» студентов-бездельников, проводивших время, вместо учебы, на политических митингах и сходках под лозунгом «Долой самодержавие»! И суд присяжных оправдал убийцу, как в свое время – Веру Засулич!
Как же обстояло дело с патриотизмом вообще и среди студентов, в чсатности, в другой великой Империи - недавней противнице России в войне - Германии, оказавшейся поздней осенью 1918 года, после падения Империи и отречения Императора Вильгельма II в сходной ситуации?
Процитируем еще раз упомянутое выше письмо А.Н. Куропаткина М.В. Алексееву:
«Главное преимущество немцев в борьбе с нами было…до последнего времени в следующем: немцы воевали против нас, мобилизовав не только армию, но и весь народ, воевали «вооруженным народом», мы же мобилизовали лишь армию и ею только и воевали.
Перевес не только материальных, но и духовных сил оказался на стороне наших противников...
Немцы начали мобилизацию духовных сил с сороковых годов прошлого (XIX – В.А.) столетия. Школа и жизнь учили немца стать горячим патриотом, верить в великое будущее своей родины, учили упорному, точному труду, приучали к дисциплине, сообщали ему воинственность, развивали со школьной скамьи его физические силы, давали ему военные навыки».
Будущий главный военный священник белых Вооруженных Сил Юга России, а затем – Русской армии генерала барона П.Н. Врангеля, протопресвитер о. Г. Шавельский, вспоминал о своем участии, по повелению Государя Императора, в юбилейных торжествах по поводу столетия Битвы народов под Лейпцигом, вместе с Синодальным хором в освящении русского православного храма-памятника:
«Рано утром 5/18 октября началось Лейпцигское торжество… Приехав в церковь незадолго до начала служб, я с высокой паперти… наблюдал бесконечно тянувшуюся мимо церкви к немецкому памятнику, пеструю, как разноцветный ковер, менявшуюся, как в кинематографе, ленту войск, процессий и разных организаций. Прошли войска: пехота, кавалерия, артиллерия. Пошли студенты. Они шли по корпорациям, со знаменами и значками, каждая корпорация – в своих костюмах, красивых, иногда вычурных. Студенты шли стройными рядами, как хорошо выученные полки. Порядок не нарушался нигде и ни в чем. Народ чинно следовал по бокам дороги, как бы окаймляя красивую, пышную ленту войск и студенческих корпораций.
У меня замерло сердце: вот она, Германия! Стройная, сплоченная, дисциплинированная, патриотическая! Когда национальный праздник, тут все – как солдаты; у всех одна идея, одна мысль, одна цель и всюду стройность и порядок. А у нас все говорят о борьбе с нею…Трудно нам, разрозненным, распропагандированным, тягаться с нею…Эта мысль все росла у меня по мере того, как я вглядывался в дальнейший ход торжества…(о. Г. Шавельский, Воспоминания, т. I, с. 111, Нью-Йорк, 1954).
В гогенцоллерновской Германии (как, впрочем, и в габсбургской Австрии), пользовавшейся в довоенном мире репутацией «главного оплота милитаризма» (репутацией, усиленно раздувавшейся ее недругами и не преодоленной в сознании многих людей и по сей день), в отличие от Всероссийской империи, не существовало школьной, студенческой и гимназической формы. Единственным отличительным знаком гимназистов и студентов (и предметом их гордости) являлись разноцветные форменные фуражки. Но по торжественным дням немецкие студенты - члены университетских корпораций – надевали свое праздничное облачение – расшитые по-гусарски шнурами венгерки, лосины, сапоги-ботфорты, белые перчатки с раструбами, шапочки и шарфы цветов своих корпораций, опоясывались шпагами, поднимали корпорантские знамена – и чувствовали себя сродни офицерам (а не «романтикам с большой дороги», сиречь «борцам за народное счастье» - в отличие от – увы! – столь многих своих сверстников, обучавшихся, или, вернее, числившихся студентами высших учебных заведений Всероссийской империи!).
Они никогда не забывали о своих предшественниках-патриотах – ведь именно немецкие студенты первыми записывались в добровольческие корпуса, поднявшиеся в 1813 году на борьбу с наполеоновской тиранией. От цветов униформы первого из них – добровольческого корпуса «черных егерей» барона Адольфа фон Лютцова (перекрашенных в черный цвет студенческих сюртуков с красными воротниками и золотистыми латунными пуговицами) – пошел черно-красно-золотой флаг единой Германии. В рядах «черных егерей» фон Лютцова погиб в бою с французскими захватчиками поэт-партизан Теодор Кернер, прозванный «немецким Денисом Давыдовым».
А в 1817 году тысячи студентов собрались на грандиозный праздник, посвященный 4-летней годовщине «битве народов» под Лейпцигом, в тюрингском замке Вартбург, открыто призвав к объединению Германии. На этой встрече студенты впервые подняли черно-красно-золотой общегерманский флаг. Правда, флаг, поднятый студентами на этой встрече, отличался от современного флага единой Германии. Он был сшит из 3 горизонтальных полос (красной, черной и красной), с золотой дубовой ветвью на центральной, черной полосе. Тем не менее, именно благодаря энтузиазму студентов черно-красно-золотой флаг стал зримым символом стремления молодых немцев к свободе, единству и национальной независимости. Среди немецких корпорантов чувство чести было развито нее меньше, чем в германском офицерском корпусе. Закон давал им право и даже требовал восстанавливать свою честь в сабельном единоборстве.
Не случайно лица столь многих бывших студентов-корпорантов украшали так называемые «шмиссы» - шрамы от сабельных ударов. Левые, вроде Максимилиана Гардена и Генриха Манна, издевались над всем этим (последний нарисовал наиболее одиозную карикатуру на немецкого патриота-националиста в своем романе-пасквиле «Верноподданный», излив на него особенно много яда в главах, посвященных жизни студентов-корпорантов). Однако подавляющее большинство немцев – и в тылу, и на фронте мировой войны – действительно оказались верноподданными своего монарха, несмотря на злостную клевету, на целые ушаты грязи, выливаемые на кайзера Вильгельма II его явными и тайными врагами – как внешними, так и внутренними!
А надо сказать, что этот монарх был глубоко верующим христианином. Вильгельм II даже распорядился изготовить в 2-х экземплярах копию «лабарума» (украшенного монограммой Христа знамени Императора Константина Великого); один экземпляр лабарума был им подарен папе римскому, а второй хранился в Потсдамской гарнизонной церкви, откуда был похищен в первые дни революции, разразившейся в Германии 9 ноября 1918 года.
Словом, когда началась мировая война, германское студенчество было в первых рядах защитников Бога, Кайзера и Отечества. Особенно много бывших студентов сражалось на самых опасных участках фронта, в составе штурмовых и ударных батальонов. Как писал Эрнст Юнгер в своем военном дневнике «В стальных грозах»: «Наши чувства диктовались яростью, опьянением и жаждой крови. По мере нашего упорного, неуклонного продвижения к вражеским линиям, я весь кипел от ярости, непостижимым образом охватывавшей меня и всех нас. Непреодолимое желание убивать придавало мне силы. Ярость выжимала слезы из моих глаз. Оставался лишь первобытный инстинкт».
Но и после проигрыша Германией и Австрией войны едва ли не главную ударную силу белых немецких «добровольческих корпусов», в жестоких боях не допустивших установления большевицкой диктатуры над опутанной цепями Версаля Германией составляло как раз германское студенчество, прошедшее сперва школу корпораций и «буршеншафтов», а затем и горнило Великой войны.
Одним из наиболее известных «академических» (студенческих) добровольческих корпусов была «Добровольческая ватага (Фрайшар) Лаутербахера», сформированная в апреле 1919 года в охваченной большевицкой революцией Баварии из числа студенческой молодежи под командованием бывшего студента-правоведа, награжденного за выдающуюся храбрость Железными Крестами II и I степени и дослужившегося до обер-лейтенанта пехоты Людвига Лаутербахера (иногда встречается несколько иное написание - «Лаутенбахер»), вошедшая в середине мая того же 1919 года в 21-ю Баварскую стрелковую бригаду в качестве 20-й маршевой роты. Столица Баварии Мюнхен была во власти революционного диктатора Курта Эйснера-Космановского, бывшего кумира левой мюнхенской богемы (без ложной скромности именовавшего себя «Куртом I»), правившего с помощью засланных из красной Москвы агентов мировой революции Левина, Левине и Аксельрода, а также писателя-анархиста Эриха Мюзама – издателя журнала с характерным названием «Каин» (видно, ему не давали покоя «лавры» российских большевиков, вознамерившихся летом 1918 года поставить в г. Свияжске на Волге памятник…Люциферу, но затем передумавших и «ограничившихся» установкой памятника «всего лишь» Иуде Искариоту; другой памятник Иуде был поставлен большевиками в г. Козлове в присутствии наркомвоенмора тов. Троцкого лично!).
21 февраля 1919 года Курт Эйснер был застрелен офицером-фронтовиком графом Антоном фон Арко цу Валей, в свою очередь, раненым на месте покушения охраной Айзнера и брошенным в тюрьму. В ответ на убийство Эйснера в баварский парламент-ландтаг ворвались мясники и кельнеры из мюнхенских пивных во главе с леваком Алоизом Линднером, и открыли дикую пальбу, застрелив министра Ауэра и двух депутатов ландтага. В Баварии было объявлено чрезвычайное положение и был распространен призыв к всеобщей забастовке. Когда мюнхенское студенчество выступило в поддержку графа фрн Арко цу Валлей, сочтя его поступок патриотическим, Мюнхенский университет был по распоряжению красных властей закрыт и начались многочисленные аресты. Баварские большевики брали заложников, в том числе из числа непокорных студентов. Была введена беспощадная цензура, начались конфискации, «буржуазия» была объявлена «пораженной в правах», банки и общественные здания были захвачены отрядами спешно сформированной баварской Красной армии, на улицах появились бронеавтомобили и грузовики с красными солдатами, грозившими через громкоговорители «отомстить буржуазии и ее наемникам за товарища Эйснера»!
В течение месяца вся исполнительная власть оказалась сосредоточенной в руках самопровозглашенного революционного Центрального совета во главе с национал-большевиком Эрнстом Никишем, и лишь затем был сформирован кабинет министров, состоявший из представителей левых партий. Когда же в начале апреля из Венгрии пришло известие о захвате там власти большевиком Белой Куном и провозглашении «диктатуры пролетариата», что свидетельствовало о распространении советской системы уже и за пределы захваченной большевиками России, только что несколько стабилизировавшаяся ситуация в Баварии снова заколебалась. Под лозунгом: «Германия идет вслед (за Россией и Венгрией – к мировой революции – В.А.)!» парламентское меньшинство, состоявшее из леворадикальных утопистов, провозгласило в Баварии, вопреки очевидной воли большинства баварцев, их традициям и чувствам, «Баварскую Советскую республику». Вскоре Мюзам и другой поэт-анархист – Эрнст Толлер – выгнали большинство министров из Мюнхена в Бамберг (Эрнст Никиш вышел из состава правительства), Бавария вообще оказалась «без руля и без ветрил», рказавшись в руках группы беспощадных профессиональных революционеров – вождей советского эксперимента во главе с Куртом Эгльгофером, Густавом Ландауэром и прибывшим из Совдепии Евгением Левине. Против их-то кровавого режима и повел своих вчерашних студентов, вновь надевших солдатские шинели добровольцев, обер-лейтенант Людвиг Лаутербахер.
К 3 мая 1919 года Мюнхен был очищен от большевиков совместными усилиями северогерманских, вюртембергских и баварских белых добровольцев. В этом была и заслуга «Добровольческой ватаги Лаутербахера». После своего участия в «путче Каппа-фон Люттвица», направленного против республиканского правительства Эберта-Носке-Шейдеманна, маршевая рота была распущена. Вскоре на ее базе был сформирован «Штурмовой батальон Лаутербахера» (800 штыков, в том числе пулеметный взвод с 6 пулеметами, 4 миномета, огнеметный взвод с 6 огнеметами и 1 батарею пехотных артиллерийских орудий 7,6 cm Infanteriegeschuetz L/16 Krupp, способных вести огонь фугасными снарядами с взрывателями как мгновенного, так и замедленного действия на дальность до 1600 м – 6 орудий, 3 офицера, 76 нижних чинов), принявший активное участие в боях против «Красной армии Рура» и белопольских инсургентов в Восточной Силезии.
После окончательного расформирования этой части в 1923 году ее бойцы перешли частью в Союз «Оберланд», частью – в «Стальной Шлем», частью – в СА. Отличительным знаком чинов «Добровольческой ватаги (а затем – и штурмового батальона) Лаутербахера» служила черная нарукавная повязка из шерстяной ткани, окаймленная по верхнему и нижнему краю бело-голубой ленточкой (цветов ленты баварской медали «За храбрость»), с заглавной прописной латинской литерой «L» (Lauterbacher). Таких повязок было выдано 750 штук, по числу бойцов «ватаги». В 1920 году по распоряжению обер-лейтенанта Лаутербахера для его студенческой части было изготовлено черное знамя с белой заглавной прописной литерой «L» в голубом овале. После подавления Капповского путча эта литера была заменена на знамени изображением льва - геральдического символа Баварии. В 1923 году Людвиг Лаутербахер учредил для награждения своих бойцов корпусной знак «За заслуги» (Bewaehrungsabzeichen) в форме ромба, для ношения на булавке на правой стороне груди (по другим сведениям, мог носиться также на левой стороне головного убора). Знаком «За заслуги» было награждено 150 добровольцев «ватаги».
Описание знака «За заслуги»:
Черный, с бело-голубой каймой, ромб со стилизованной белой прописной заглавной латинской литерой «L» (Lauterbacher) в центре ромба.
Ну что, уважаемые читатели? Почувствовали разницу? Поняли, почему Россия - не Германия? И почему Германия - не Россия?
ПРИЛОЖЕНИЕ 7
ЛИБАВСКИЕ СТРЕЛКИ.
Павлу Лилленурму
Сметая красные отряды,
В мечте лелея Петроград,
Мы шли, не ведая пощады,
Не зная окрика «назад»!
(«Ливенцы, аллаверды!»)
В хаосе распада деморализованной событиями Ноябрьской революции в Германии 8-й германской армии в конце 1918 года в Курляндии, одной из прибалтийских губрний России (южной части современной Латвийской республики) Георгиевским кавалером ротмистром гвардии Светлейшим князем Анатолием Павловичем Ливеном был сформирован добровольческий отряд бывших военнослужащих Русской Императорской армии, являвшихся, в большинстве своем, офицерами немецко-балтийского («остзейского») происхождения. Этот небольшой отряд, ядро которого было сформировано в г. Либаве (по-немецки: Либау, по-латышски: Лиепая), вошел в состав «Охраны Прибалтийского Края», или «Балтийского ландесвера» (нем.: Baltische Landeswehr, сокр.: BLW) и оставался в составе ландесвера, пока последний не утратил летом 1919 года, под нажимом Антанты, своей самостоятельности. После этого «Либавский стрелковый отряд», став, подобно ландесверу, объектом британских интересов, был, под названием «Ливенской дивизии», переброшен англичанами под Петроград для усиления «непредрешенческой» белой русской Северной (позднее - Северо-Западной) армии генералов Н.Н. Юденича, А.П. Родзянко и А.Ф. Дзерожинского, наступавшей на удерживаемый превосходящими силами большевиков красный Питер. После неудачи операции по освобождению Петрограда разоруженная и интернированная «белыми» эстонцами Ливенская дивизия погибла в конце 1919 года в лесах Эстляндии (Эстонии) от голода, холода и сыпного тифа. Попытаемся в нескольких строках напомнить уважаемым читателям о ее славной (хотя и короткой) и почти забытой к нашему времени истории.
1.«Ливенцы» в составе «Балтийского ландесвера»
Еще до начала распада безмерно уставших от четырех лет войны частей 8-й германской армии в Прибалтике командование германских сухопутных войск дало согласие на формирование белого русского добровольческого корпуса в занятом немцами г. Пскове. Первоначально этот добровольческий корпус (Отдельный Псковский Добровольческий корпус Северной армии, именовавшийся с декабря 1918 года Северным корпусом, а с июня 1918 года - Отдельным корпусом Северной армии), формирование которого, как части русской Северной армии, началось в Пскове с сентября 1918 года по инициативе русских офицеров ротмистра В.Г. фон Розенберга и ротмистра А.К. Гершельмана, находился под командованием бывшего генерала Русской Императорской армии А.Е. Вандама (с 21 октября по 22 ноября 1918 года, впоследствии - под командованием бывших офицеров Царской армии полковника Г.Г. (Карла) фон Нефа (с 22 ноября по декабрь 1918 года), полковника А.И. Бибикова (в первой половине декабря 1918 года), полковника В.В. фон Валя (с 17 декабря 1918 по январь 1919 года), полковника А.Ф. Дзерожинского (с января по май 1919 года) и генерал-майора А.П. Родзянко (с 1 июня 1919 года).
Формирование Псковского Добровольческого корпуса было допущено немцами, между прочим, и для прикрытия отступления германских оккупационных войск с территории Псковской губернии. Однако начавшееся 26 ноября 1918 года наступление большевиков, следовавших по пятам за отступающими немцами, застало белый русский добровольческий отряд, еще не готовый к ведению самостоятельных боевых действий и недостаточно вооруженный, врасплох.
С огромным трудом и неся тяжелые потери, части застигнутого врасплох отряда удалось, перейдя по льду реку Великую, спастись на ее еще не захваченный большевиками западный берег и дойти до г. Валги (Валка) в Лифляндии. Оттуда русские белые добровольцы двинулись дальше в глубь эстляндской территории, присоединились к молодой эстонской армии и в течении зимы 1918 года принимали активное участие в боях «белых» эстонцев с большевиками. Весной 1919 года они образовали ядро сформированного при поддержке Антанты Северного корпуса (будущей белой русской Северо-Западной армии) героя Великой войны генерала от инфантерии Николая Николаевича Юденича, созданного, в первую очередь, для освобождения Петрограда от большевиков.
Часть офицеров этого сформированного в Пскове добровольческого корпуса в хаосе, последовавшем за началом германского отступления, своевременно отделилась от главных сил отряда и сумела пробиться в Ригу.
В Риге в описываемое время балто-немецкое население (и в особенности - многочисленные представители балтийского дворянства - «остзейских баронов») было крайне обеспокоено приближением большевицких войск, не скрывавших своего намерения подвергнуть именно дворянство - и в первую очередь дворянство! - поголовному истреблению. Ситуация дополнительно усугублялась традиционной ненавистью местного латышского населения к русским и немцам («фрицам», как выражались латышские националисты).
В этой обстановке в конце ноября-начале декабря 1918 года была - главным образом, на немецкие деньги, сформирована «Охрана Прибалтийского Края» («Балтийский ландесвер»). Часть вооружения это добровольческое формирование получило с германских, часть - с захваченных немцами русских армейских складов. Наряду с чисто балто-немецкими отрядами, в состав Балтийского ландесвера (ландсвера, ландвера) вошли также латышский (состоявший главным образом из националистически и антикоммунистически настроенных студентов) и чисто русский добровольческие отряды.
В то же время белый русский генерал Алексей Павлович Родзянко планировал свести бежавших в Ригу от большевицкого террора многочисленных офицеров бывшей Русской Императорской армии в подчиненное лично ему отдельное формирование.
Однако в ходе переговоров генерал-майора Родзянко с Верховным Главнокомандованием 8-й германской армии, командованием Балтийского ландесвера и с британским адмиралом сэром Уолтером Коэном, на борту его флагманского корабля в Либаве, русскому генералу поначалу не удалось добиться успеха в связи с расхождением интересов сторон.
В сложившейся ситуации на арене впервые появился ротмистр Кавалергардского полка Русской Императорской гвардии Светлейший князь Анатолий Павлович Ливен.
Князь Анатолий-Леонид (его двойное имя связано с лютеранским вероисповеданием) Павлович Ливен родился 16 ноября 1872 года в Санкт-Петербурге и умер 3 апреля 1937 года в Кеммерне (по-латышски - Кемери) под Ригой. Он был отпрыском одной из древнейших немецко-балтийских фамилий, происходившей от вождя («короля») прибалтийского племени ливов Каупо (Коппе), принявшего, вместе со своими соплеменниками, Святое Крещение от рижского (лифляндского) епископа Мейнгарда и ставшего вассалом епископа, ливонского Братства Христова (Ордена меченосцев), а впоследствии - Тевтонского Ордена Приснодевы Марии. Каупо был убит ударом копья в бою с врагами Святого Креста. Его сын также погиб в борьбе за обращение язычников в Христианскую веру, сложив свою голову в битве с эстонскими дикарями на реке Юмере. С момента «Рижских капитуляций» 1721 года, по которым прибалтийское рыцарство (дворянство) присягнуло Государю Петру Великому, род Ливенов верно служил Всероссийской Империи. Титулованная статс-дама Ш.К. Ливен была воспитательницей сыновей Царя-Рыцаря Павла Петровича - Великих князей Николая (Будущего Императора Николая I) и Михаила Павловичей. После вступления на Престол Императора Николая I, в 1826 году, род Ливенов был возведен в княжеское достоинство.
Отец Анатолия Павловича, Светлейший князь Павел Иванович Ливен, был Обер-Церемониймейстером Российского Императорского Двора в Санкт-Петербурге. Его мать происходила из другого знатного балтийского рода - графов фон дер Пален.
Анатолий Павлович Ливен закончил классическую гимназию и юридический факультет Санкт-Петербургского Государственного университета. После завершения обучения он в 1893 году поступил юнкером в Кавалергардский полк Русской Императорской гвардии. В 1897 году Ливен служил корнетом в эскадроне Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны. Однако в 1898 года, после смерти своей первой жены, дочери князя Николая Салтыкова, Анатолий Павлович вышел в запас, уединившись в своем курляндском имении Мезотен (по-латышски: Межотне). В течение всего нескольких лет ему удалось превратить имение в образцовое "«культурное хозяйство»". В 1901 году Анатолий Павлович был назначен Государем Императором Николаем II камергером Императорского двора. В том же году он занял должность судьи, а вскоре избран Бауским уездным предводителем дворянства. В 1908 году Ливен вышел в запас. В 1915 году он вернулся в ряды Кавалергардского полка. За подвиг, совершенный в ходе Виленской операции, был награжден Военным орденом Святого Георгия Победоносца IV степени.
В бою с германскими войсками 31 августа 1915 года, Анатолий Павлович, как было сказано в приказе о награждении,«будучи выслан со своим взводом для содействия эскадрону при атаке деревни Якяны с юга, скрытно развернул свой взвод и неожиданно атаковал превосходного в силах, не менее полуэскадрона противника, выбил его из деревни Якяны, причем сам зарубил офицера и нескольких нижних чинов. Большая часть противника была изрублена. Немцы бросились бежать. Увлекая своей храбростью нижних чинов взвода, он на плечах уходящего противника ворвался в деревню Акбарты, где изрубил взвод, захватил походную кухню и вьюк с документами и картами. Своей лихой атакой корнет Светлейший князь Ливен способствовал всеобщему наступлению».
19 сентября Светлейший князь А.П. Ливен был произведен в поручики, 19 сентября 1916 года - в штабс-ротмистры, в апреле 1917 года представлен к производству в ротмистры.
В ходе Великой войны Анатолий Павлович, кроме Военного ордена Святого Георгия Победоносца, был награжден орденом Святого Станислава с мечами и бантом и орденом Святой Анны IV степени с надписью "«За Храбрость»" (Аннинским оружием - так называемой "«клюквой»").
После начала революции 1917 года он одним из последних покинул ряды своего полка, адъютантом которого был назначен еще в 1916 году. После демобилизации возвратился в свое курляндское имение Мезотен.
18 февраля 1918 года Светлейший князь А.П. Ливен был арестован большевиками в г. Венден (по-русски: Кесь, по-латышски: Цесис,по-эстонски: Вынну) - древней резиденции ливонских ландмейстеров (провинциальных магистров) Тевтонского Ордена - вместе с женой и несовершеннолетней дочерью и взят заложником.
В марте 1918 года, в соответствии с условиями § 6 Брест-Литовского договора об освобождении большевиками всех заложников из Прибалтийского края, Анатолий Павлович с семьей был передан красными германским военным властям в г. Орше.
Вместе с генерал-майором А.П. Родзянко и бывшим офицером Русской Императорской армии полковником Алексеем графом фон дер Паленом, Светлейший князь А.П. Ливен сразу же после своего освобождения направил свои усилия на то, чтобы сформировать из бежавших в Либаву, после взятия большевиками Риги, Митавы и других курляндских городов, сотен русских офицеров белый русский добровольческий отряд. Однако на это согласились весьма немногие. Большинство ссылалось на свое желание вступить в успешно сражавшуюся против большевиков «непнредрешенческую» Добровольческую армию (впоследствии - Вооруженные Силы Юга России) под командованием генерала Антона Ивановича Деникина. Удрученный своей неспособностью уговорить их вступить в его отряд, генерал-майор Родзянко перебрался в Эстонию, где формировался упомянутый выше белый русский Северный корпус (будущая Северо-Западная армия).
После отъезда генерала Родзянко, Светлейшему князю А.П. Ливену (хотя его чин ротмистра соответствовал по уровню всего лишь чину армейского капитана) и полковнику графу Палену пришлось взять на себя дальнейшее ведение переговоров о создании русского добровольческого отряда на территории Курляндии.
13 января 1919 года они провели важные для дальнейшей судьбы задуманного ими предприятия переговоры с представителями формировавшегося русского отряда под командованием капитана бывшей Русской Императорской армии Климента Ивановича Дыдорова, «белой» латышской роты и руководством Балтийского ландесвера. Партнеры по переговорам пришли к решению о незамедлительном формировании новой русской добровольческой части в качестве составной части «Охраны Прибалтийского края». После жаркой дискуссии была, наконец, достигнута договоренность о г. Либаве как единственном возможном месте формирования этого отряда. Таким образом, 13 января 1918 года стало днем создания русской Либавской добровольческой группы, вскоре переименованной в Либавский (или Ливенский) добровольческий стрелковый отряд. Впоследствии отряд стали называть только «Ливенским». Командиром «Либавских стрелков» был избран полковник граф Пален, его заместителем - Светлейший князь Ливен.
Уже на следующий день, 14 января, о создании нового отряда было доложено Балтийскому Национальному Совету (БНС) под председательством адвоката Адольфи. Эта новость вызвала неоднозначную реакцию многих членов БНС. Графа Палена и Светлейшего князя Ливена открыто упрекали в том, что они служат только своему Российскому Отечеству, всецело подчиняя его интересам интересы своей «малой родины» - Курляндии, рассматриваемой ими лишь в качестве прибалтийской губернии Всероссийской Империи. Между тем, многие члены Балтийского Национального Совета были склонны к тому, чтобы в дальнейшем отделить Курляндию от России. Некоторые из них мечтали о провозглашении Курляндии независимым государством, другие - о ее включении в состав охватывающего всю Прибалтику «Балтийского герцогства» («Балтенланда»), а третьи - даже о присоединении к Германии или, по крайней мере, об унии с Германией (не случайно в качестве герба и флага будущего государства они избрали прямой черный «тевтонский» крест на белом поле). Само собой разумеется, власть в «независимой Курляндии» или «Курляндии в составе Балтийского герцогства» должна была, по мнению упомянутых членов Балтийского Национального Совета, принадлежать «остзейским немцам» (немцам-балтийцам). Кроме того, некоторыми членами БНК в ходе этой жаркой дискуссии была поставлена под сомнение способность графа Палена надлежащим образом командовать вверенным ему отрядом. Граф был настолько возмущен высказанными ему в крайне резкой форме сомнениями в его компетентности, что незамедлительно сложил с себя командование отрядом, сел на пароход и отправился в Ревель (ныне - Таллинн), где вступил в ряды белого русского Северного корпуса (будущей Северо-Западной армии, в составе которой впоследствии командовал 1-м армейским корпусом).
Светлейший князь Ливен возглавил Либавский стрелковый отряд (который еще предстояло сформировать). В деле формирования отряда его поддерживали бывшие офицеры Русской Императорской армии полковник В.Ф. Рар и подполковник В.Г. Бирих. Полковник В.Ф. Рар стал помощником А.П. Ливена. После смерти полковника Рара в апреле 1919 года его должность занял капитан К.И. Дыдоров, а после Дыдорова - полковник А. Беккер. Должность начальника штаба занимал подполковник В.Г. Бирих, которого впоследствии сменил полковник Чайковский, смененный, в свою очередь, генерал-майором Г.Д. Яновым. Начальником артиллерии стал полковник Беляев, начальником инженерной части - полковник Ионас, судебной - полковник Энглер, инженерной - полковник Колошкевич, санитарной - доктор Стороженко. Адъютантами Светлейшего князя стали бывшие Царские офицеры - «остзейские бароны» ротмистр Курт фон Браатц и ротмистр Николай фон Беннинггаузен-Будберг (нем.: Nikolai von Boenninghausen genannt Budberg), обычно фигурирующий в соответствующей литературе под сокращенной фамилией «фон Будберг».
«Белое» латвийское Временное правительство доктора Карл(ис)а Ульман(ис)а, в лице военного министра Ян(ис)а Залит(ис)а, обещала Ливену всестороннюю помощь и полную поддержку, однако ничего не сделало, ссылаясь на нехватку денежных средств. Гораздо больших успехов, чем в переговорах с «белыми» латышами, Светлейшему князю Ливену удалось добиться в ходе переговоров со штабом 8-й германской армии, но прежде всего - с германским майором Альфредом Флетхером (именуемым в большинстве русскоязычных источников, да и в некоторых немецкоязычных ситочниках «Флетчером»), недавно назначенным Главнокомандующим («Бефельсгабером») Балтийского ландесвера.
Майор Флетхер принял новый русский добровольческий отряд, как говорится, с распростертыми объятиями, предоставив ему полную автономию (при условии признания его верховного командования).
31 января 1918 г. первая рота ливенцев (65 штыков) выступила на фронт.
К 9 февраля 1919 г. в ливенском отряде насчитывалось около 100 штыков и сабель (более половины отряда составляли офицеры бывшей Русской Императорской армии). Штат отряда был определен в 440 человек.
Вскоре Ливенский отряд уже включал в себя:
1)2 пехотные роты (250 штыков и 8 пулеметов);
2)пулеметную команду (100 штыков и 4 пулемета);
3)кавалерийский отряд (50 сабель и 2 пулемета);
4)артиллерийскую батарею (2 орудия).
Несколько позднее, в ходе наступления на столицу Курляндии г. Митаву (по-немецки: Митау, по-латышски - Елгаву), в состав «ливенцев» влился русский отряд капитана К.И. Дыдорова, сражавшийся до этого с большевиками как отдельная добровольческая часть в составе Балтийского ландесвера.
Ливенский отряд в составе кавалерийского эскадрона ротмистра Родзевича (100 сабель), пулеметной команды штабс-капитана В. Эшшольца (125 штыков при 4 пулеметах), артиллерийской батареи капитана Зауэра и офицерской роты полковника Пясецкого (300 штыков), вместе с частями «белой» латвийской армии и Балтийского ландесвера принял участия в боях с большевицкими войсками в Курляндии, постоянно пополняясь за счет бывших пленных русских офицеров, прибывавших из Германии.
Офицерский корпус «Либавских стрелков» состоял, главным образом, из представителей балто-немецкого дворянства. Ливенцы были обмундированы в германскую полевую военную форму серо-зеленого цвета «фельдграу» и германские стальные каски. Они носили знаки различия и кокарды Русской Императорской армии (на касках «ливенцев» были изображены российские двуглавые орлы). Светлейший князь Ливен и его офицеры, в отличие от «белых» латышей и от германского командования, стремились не только к освобождению Курляндии от большевиков. Они считали это только «половиной дела», стремясь очистить от большевиков также Петроград, а в перспективе - и московский Кремль. По их глубочайшему убеждению, без этого мир на Земле был невозможен. Ливенцы надеялись, что мир осознает международное значение их миссии, и надеялись на поддержку западных союзников, пока те самым что ни на есть бесстыдным и бессовестным образом не бросили их на произвол судьбы.
В отличие от командования Балтийского ландесвера (огульно зачислявшего всех без разбору латышей в «красные»), Светлейший князь А.П. Ливен постоянно стремился к поддержанию добрых отношений с "«белым»" латвийским Временным правительством доктора Карлиса Ульманиса. Он неоднократно обращался к избранному Верховным Правителем России адмиралу А.В. Колчаку с просьбой уважительно отнестись к стремлению латышей к независимости. Однако его предложения наталкивались на глухую стену непонимания.
Уже 31 января 1919 года только что сформированный Ливенский отряд (насчитывавший всего-навсего 65 штыков) вступил в бой с большевиками. Однако его силы быстро возрастали. В состав отряда влился белый русский эскадрон ротмистра Родзевича.
24 февраля Ливенский отряд принял участие в освобождении Виндавы (Виндау), а 13 марта - в наступлении, приведшем его к берегам реки Курляндской Аа к северу от Митавы. Усиленные влившейся в их состав русской ротой капитана Дыдорова, «ливенцы» 19 марта подошли к ожесточенно обороняемой большевиками Митаве, приняв участие в кровопролитном бою на Рижском шоссе.
Ротмистр барон Карл фон Ган из Балтийского ландесвера в своих воспоминаниях о боях за Митаву, опубликованных на немецком языке в изданной Объединением Балтийского Ландесвера «Книге памяти Балтийского ландесвера», изданной в Риге в 1929 года, описал отвагу белых добровольцев-ливенцев, которой он сам стал свидетелем, особо подчеркнув личное мужество и доблесть командира отряда Либавских стрелков (Кarl Baron von Hahn. «Kaempfe um Mitau», in: «Die Baltische Landeswehr; ein Gedenkbuch»,; Нrsg. Der Baltische Landeswehrverein, Riga 1929, S. 99).
Ливенцы преследовали разбитого неприятеля до Кальнецема (расположенного в 22 верстах севернее Митавы). Там ливенцы оставались на позициях в течение двух месяцев. В этот период отряд был пополнен и прошел дополнительную военную подготовку.
В описываемый период в рядах Балтийского ландесвера произошел единственный случай невыполнения боевого приказа. Виновным в этом воинском был баварский кавалерийский офицер О. Гольдфельд. Причиной невыполнения приказа Гольдфельдом было отклонение его прошения зачислить его в состав Ливенского отряда. Светлейший князь Ливен отклонил прошение Гольдфельда из принципиальных соображений (за все время он, как русский патриот, не принял в состав вверенной ему части ни одного «имперского немца», то есть ни одного подданного Германской Империи). Впоследствии О. Гольдфельд с частью своего кавалерийского отряда перешел на службу к «белым» латышам, принял латвийское гражданство, поселился в Латвии и был репрессирован НКВД после включения Латвии в состав СССР по условиям секретных протоколов к «пакту Молотова-Риббентропа».
Впрочем существует и другая версия этой истории. По сведениям, сообщенным автору данной исторической миниатюры Вальтером Розенвальдом, речь в данном случае, якобы, шла не об О. Гольдфельде, а о другом баварском кавалерийском офицере, по фамилии Гольдберг. Но это так, к слову...
16 апреля 1919 года в Либаве произошел путч «пассионариев» из «Ударного отряда» («Штосструппе») - отборного формирования Балтийского ландесвера -, направленный против латвийского Временного правительства. Ситуация грозила вылиться в открытый вооруженный конфликт между «Охраной Прибалтийского края» и «белым» латышским правительством доктора Карлиса Ульманиса. Светлейший князь Ливен был приглашен, в качестве посредника, в Либаву, куда и прибыл аэропланом 20 апреля. В Либаве ландесверовцы предложили ему установить в Латвии враждебную Ульманису и поддерживавшей Ульманиса Антанте военную диктатуру вместе с полковником Я. Баллодом (Балодом, Балодисом), командиром «белого» латышского отряда в составе Балтийского ландесвера. Однако Ливен и Баллод отклонили предложение «остзейцев», полностью отдавая себе отчет в том, что, в случае установления ими в Латвии военной диктатуры, неминуемо разгорелся бы вооруженный конфликт с латышами, составлявшими большинство населения Латвии.
В ночь с 21 на 22 мая 1919 года Балтийский ландесвер принял участие в германском наступлении на Ригу, освободившем город от террористического режима ставленника большевиков Петра (Петериса) Стучки. Ливенский отряд наступал вдоль южного берега озера Бабит. Достигнув Риги с западного направления, ливенцы зачистили городские районы у Вейдендамма и Красной Двины. 24 мая ливенцы, в ходе рейда на Магнусгоф, захватили несколько тысяч пленных и богатую военную добычу. На следующий день, 25 мая, ливенцы продолжили своей рейд в восточном направлении, через густые леса, в направлении Мюльграбен-Роденпойс. Под Роденпойсом Светлейший князь А.П. Ливен, как обычно, ехавший верхом во главе своего отряда, попал в устроенную большевиками засаду и был тяжело ранен в бедро пулей, раздробившей кости таза. Адъютант Светлейшего князя капитан барон Курт фон Браатц позднее жаловался, что князь, как уже не раз в прошлом, слишком легкомысленно относился к опасности.
Тяжело ранение, надолго лишившее Анатолия Павловича возможности лично предводительствовать своими войсками, повлекло за собой крайне затруднило формирование белых русских войск в Курляндии. Выздоровление князя Ливена (весьма харизматической личности, «способной без особого труда сформировать 200-тысячную армию») потребовало очень долгого времени. Ранение оставило его инвалидом на всю жизнь. Ему пришлось передать командование Либавскими стрелками своему заместителю, капитану К.И. Дыдорову. Князь Ливен оставил за собой политическое и организационное руководство, однако практика показало, что его физическое состояние не позволяло ему в полной мере выполнять даже эту задачу.
К июню 1919 года Ливенский отряд насчитывал 3500 штыков и сабель, включая:
1)3 пехотных полка;
2)стрелковый дивизион;
3)легкую батарею капитана Зауэра (3 орудия);
4)гаубичную батарею поручика Андерсона (4 орудия);
5)2 бронеавтомобиля (один из них - трофейный, захваченный в боях за Ригу у большевиков);
6)авиационный отряд (3 аэроплана);
7)кадр железнодорожного батальона;
8)бригаду по эксплуатации железных дорог.
Ливенский отряд (все еще остававшийся частью Балтийского ландесвера) был передислоцирован в ранен расположенного к северо-востоку от Рига озера Егельзее (по-латышски: Егелзерс). Там отряд, состав которого постоянно усиливался, оставался до 1 июня 1919 года, после чего начал продвижение на Венден. Тяжко страдающий от раны Светлейший князь Ливен отдал своему заместителю строжайший приказ не участвовать в неумолимо надвигавшемся военном конфликте между объявленным сорвиголовами из Балтийского ландесвера низложенным (и замененным пастором Андрисом Недрой) латышским премьер-министром Карлисом Ульманисом и дислоцированными в Эстонии, вооруженными англичанами до зубов северолатышскими войсками под командованием латышского полковника Земитан(с)а (Заметана), с одной стороны, и «Охраной Прибалтийского края» - с другой. Князь Ливен, после некоторых колебаний, объявил свой отряд нейтральным и приказал своим батальонам отступить в район Либавы и Риги.
Его Верховный Главнокомандующий, майор Альфред Флетхер, ни в коей мере не был согласен с этим решением Ливена, поскольку оно абсолютно противоречило намерениям политического и военного руководства Балтийского ландесвера окончательно очистить Лифляндию от большевиков. Флетхер и командир союзной Балтийскому ландесверу германской добровольческой Железной дивизии, майор Йозеф Бишоф, приняли решение продолжать наступление в глубь Лифляндии без ливенцев. Они не верили в возможность серьезного вооруженного столкновения с неприятельскими войсками - во всяком случае, не с войсками полковника Земитан(с)а и не с эстонской армией.
Все попытки майора Флетхера переубедить Светлейшего князя Ливена остались безуспешными. Кстати, отчаянные сорвиголовы из «Ударного отряда» Балтийского ландесвера, не боявшиеся никаких опасностей, на этот раз высказались против предстоящей операции. Но этот так, к слову...
Судя по всему, майор Флетхер так никогда и не простил Светлейшему князю Ливену этой «измены». Письмо, написанное Анатолием Павловичем в Германию Флетхеру уже после войны, в качестве попытки примирения, было оставлено германским майором без ответа.
В битве под Венденом объединенным силам эстонских войск и северолатышских войск полковника Земитан(с)а удалось нанести поражение частям Балтийского ландесвера. Однако «остзейским немцам» было нанесено не только военное, но и политическое поражение. Оказалось самым коренным образом и навсегда подорванным их положение в новом латвийском государстве. Одной из причин проигрыша «остзейцами» битвы под Венденом были не только усталость от войны некоторых немецких добровольческих частей, не желавших больше «воевать за баронов», но и серьезное ослабление Балтийского ландесвера вследствие ухода из его рядов Ливенского отряда (и частей латышского полковника Баллода). В результате обескровленные непрерывными боями «остзейские немцы» были вынуждены, под сильнейшим английским давлением, заключить с «белыми» латышами Карлиса Ульманиса и с «белыми» эстонцами Константина Пятса перемирие, имевшее для них тяжелейшие политические последствия.
Тем временем в Митаве произошли серьезные изменения. Там, при активной поддержке германской стороны, и в особенности Верховного Главнокомандующего дислоцированных на территории Курляндии германских войск, генерала Рюдигера графа фон дер Гольца, начала формироваться белая русская добровольческая часть - Отряд имени графа Келлера - под командованием полковника Павла Михайловича Бермондта (князя Авалова). Об этом деятеле времен Гражданской войны в России ходило (и продолжает ходить) много разных слухов и домыслов, однако, несмотря на откровенно монархические взгляды (вопреки расхожим представлением, отнюдь не разделявшиеся большинством «убеленных сединами доблестных вождей» Белых армий) и некоторые авантюристические черты своего характера, он проявил недюжинные организаторские способности (что, в общем-то, не нуждается в доказательствах - совершенно ясно, что в противном случае практичные немцы не стали бы ему помогать). Одновременно в литовском городе Шавлях (Шаулене, Шяуляе) под командованием бывшего Царского полицейского офицера полковника Е.П. Вырголича был сформирован еще один белый русский добровольческий отряд.
Оба отряда пополнялись главным образом за счет русских военнослужащих, отпущенных из германского плена. Вместе с отрядом Светлейшего князя Ливена они образовали армейский корпус трехполкового состава, вскоре переименованный в «Русскую Западную Добровольческую армию». Согласно некоторым источникам, князь П.М. Авалов и Е.П. Вырголич (вероятно, скорее номинально, чем фактически) подчинились Светлейшему князю Ливену, как своему Верховному Главнокомандующему.
Совместно ими была разработана оригинальная идея официально провозгласить себя «восстановителями Российской Государственности», Либаву русским городом, а Курляндию - российской губернией. Однако эту идею, в силу целого ряда причин, так и не удалось претворить в жизнь.
В середине июля Светлейший князь Ливен, совершенно неожиданно для себя, получил от генерала Н.Н. Юденича, Главнокомандующего белого Северного корпуса (которому в ближайшем будущем предстояло стать Северной, а впоследствии - Северо-Западной армией), приказ незамедлительно перебросить весь корпус по морю из Курляндии в Эстонию и присоединить его к Северному корпусу под Нарвой. Барон фон Браатц позднее сообщал, что Светлейшему князю Ливену пришлось пережить тяжелую внутреннюю борьбу. Он никак не мог решиться выполнить приказ Юденича. Официально Ливенский отряд, вместе с Отрядом имени графа Келлера и Отрядом полковника Вырголича, вошел дивизией в Западный корпус Северной армии генерала от инфантерии Юденича. Однако оба подчиненные Светлейшему князю Ливену командиры отрядов (полков) - князь П.М. Авалов и Е.П. Вырголич - отказались выполнить приказ Юденича под тем предлогом, что их части еще не боеспособны.
Если верить Курту фон Браатцу, Светлейший князь Ливен долго колебался и в последний момент направил полковника Дыдорова, в качестве своего представителя, в Либаву, чтобы спасти то, что еще можно было спасти. Однако британцы, обладавшие абсолютной монополией на морские транспортные средства, не желали слушать никаких доводов, продолжая в крайней спешке грузить русские белые войска на свои корабли. Таким образом, Светлейший князь Ливен был поставлен перед лицом свершившихся фактов и остался в Курляндии без войск - всех его добровольцев злокозненные англичане морем переправили в Эстонию к генералу Юденичу.
Злой рок не дал сформироваться,
Как Ливен-князь хотел, и нам
Пришлось с Либавою расстаться
И плыть по северным волнам...
(Из «Ливенцы, аллаверды!»)
Впоследствии генерал граф Рюдигер фон дер Гольц в своих военных мемуарах «Моя миссия в Финляндии и в Прибалтике» (Ruediger von der Goltz. «Meine Sendung in Finnland und im Baltikum». Leipzig 1920, S. 200) упрекал Светлейшего князя Ливена в «проявлении недопустимой слабости в данном вопросе». Князь Авалов, отношения которого с Анатолием Павловичем всегда оставляли желать много лучшего (впрочем, он и генерала Родзянко характеризовал в своих мемуарах крайне отрицательно, как интригана, недоброжелателя Германии и тайного сторонника Антанты) утверждал, что не замечал в А.П. Ливене никаких признаков сомнений или внутренней борьбы. Напротив, Ливен, по утверждению Авалова в его военных мемуарах «В борьбе с большевизмом» (опубликованных на двух языках - немецком и русском), высказывался в том смысле, что «как солдат, обязан выполнять приказы своих начальников без всяких возражений» (Awaloff-Bermondt. «Im Kampf gegen den Bolschewismus». Glueckstadt-Hamburg 1925, S. 196).
Действительно, Светлейший князь Ливен, в отличие от князя П.М. Авалова и Е.П. Вырголича, в политическом отношении всецело делал ставку на британцев. Не случайно он впоследствии удостоился от них награждения Военным крестом (англ.: Military Cross). Разумеется, в то время он еще не мог знать, что обрек свое формирование на поражение в ходе операции, проведенной, в полном смысле слова, на дилетантском уровне. Такого мнения, во всяком случае, придерживался князь Авалов.
Ливен ненадолго съездил в Нарву, где его отряд был включен в белый русский «непредрешенческий» Северный корпус под названием 5-й (Ливенской) дивизии. Тогда же началось прибытие из Германии через Польшу эшелонов с бывшими русскими военнопленными из Германии и подкреплений из Польши (где записалось добровольцами до 15 000 человек). В составе 5-й (Ливенской) дивизии 1-й Ливенский полк был переименован в 17-й Либавский, 2-й - в 18-й Рижский, 3-й - в 19-й Полтавский.
Поскольку Анатолий Павлович не мог вновь вступить в командование своими людьми из-за упомянутого выше тяжелого ранения, командиром 5-й (Ливенской) дивизии стал его заместитель, Климент Иванович Дыдоров. Светлейший князь Ливен, повышенный (как и Дыдоров) генералом Юденичем в чине до полковника, возвратился в Митаву, где получил от князя Авалова обещание в ближайшее время выступить на штурм Петрограда. Заручившись обещанием Авалова, Анатолий Павлович направился на лечение своего ранения в Германию, а оттуда - в Париж.
2.5-я (Ливенская) дивизия в составе Северного корпуса, Северной и Северо-Западной армии.
После провозглашения Эстонии независимым государством в первой половине 1919 года «белым» эстонцам удалось не только очистить почти всю территорию своей страны от большевицких войск, но и, перейдя Нарову и озеро Пейпус (Чудское озеро), углубиться в неприятельскую территорию. Этих военых успехов им удалось добиться при поддержке «Балтийского полка» («Балтенрегимента»), состоявшего исключительно из «остзейских немцев» - уроженцев Эстляндии -, а также белых русских, финских, датских и шведских добровольцев. До наступления лета 1919 года численность дислоцированной на эстонской территории белой русской добровольческой армии (именовавшейся первоначально Северным корпусом, затем - Северной и, наконец, Северо-Западной армией) непрерывно возрастала. Данные о ее численности, приводимые разными источниками, колеблются от 17 500 до 25 000 штыков и сабель. К их числу относились и первые части ливенцев, постепенно прибывавших на фронт.
Ливенцы выгодно выделялись на общем фоне «северо-западников» своей безупречной дисциплиной, высокой боевой выучкой, превосходным вооружением и обмундированием (все - германского образца, вплоть до касок). Когда прибывший на фронт с инспекцией глава военной миссии Антанты в Прибалтике, британский генерал Г. Гоф удивленно спросил сопровождающих его офицеров Юденича, что среди вверенных им русских войск делают немцы, то услышал в ответ, что это вовсе не немцы, а ливенцы, обмундированные и вооруженные немцами, в то время как другие солдаты Северо-Западной армии, плохо вооруженные и одетые, и даже оборванные - это те, заботу о которых взяли на себя снабженцы Антанты. Британский генерал остался весьма недоволен таким ответом - правда всегда «глаза колет»...
13 мая 1919 года ливенцы приняли участие в первом летнем наступлении (Первом походе) белого Северного корпуса на Петроград (достаточно плохо спланированном и подготовленном стратегами сторонников Антанты). Впоследствии уцелевшие участники этого первого этапа борьбы за Петроград получили награду в форме прямого равностороннего белого эмалированного креста с золотой каймой, предназначенного для ношения на бело-сине-красной розетке русских национальных цветов. Хотя награда была учреждена в виде простого «гладкого» белого креста (безо всяких надписей), на поперечной перекладине большинства сохранившихся «крестов за Первый поход на Петроград» имеется выполненная золотыми славянскими литерами надпись «13 МАЯ 1919» (а на одном, миниатюрном, так называемом «фрачном», знаке - даже «12 (мая - В.А.) 1919» - видимо, в память того, что наступление белых войск на Петроград началось в ночь с 12 на 13 мая).
Уже в ходе этого Первого похода на Петроград ливенцы заслужили безупречную военную репутацию. В ходе последующего, осеннего наступления (Второго похода на Петроград) именно они стали основной ударной силой армии Юденича.
19 июня 1919 года Северный корпус был переименован в Северную, а 1 июля - Северо-Западную армию.
Белый доброволец Георгий фон Крузенштерн из «Балтийского полка» наблюдал за действиями офицерской роты ливенцев (силой в 300 штыков) 17 июня под Павловском (переименованном красными в Слуцк), в 30 верстах южнее Петрограда. В его военных мемуарах «Пулеметчик в Балтийском полку», изданных на немецком языке в столице Эстонии Таллинне в 1938 году, содержится и описание формы офицеров-ливенцев: "«Германские стальные каски (с нанесенным масляной краской изображением двуглавого Царского орла - В.А.), германские мундиры, но русская кожаная амуниция и блестящие, широкие, золотые царские погоны" (Georg von Krusenstjern. «MG-Mann im Baltenregiment», Tallinn, 1938, S. 30 f.).
Надо сказать, что свои германские мундиры ливенцы старались носить, по возможности, с русскими пуговицами.
Как писал в эмиграции Председатель Русского Обще-Воинского Союза (Р.О.В.С.) генерал-майор А.А. фон Лампе в своей изданной в 1939 году в Берлине на немецком языке (в спецвыпуске журнала военных коллекционеров-униформистов «Униформен-Маркт») статье «Белые русские знаки послереволюционного времени», «в качестве опознавательного знака все чины Ливенской дивизии (как, впрочем, и все «северо-западники» - В.А.) носили выше (или ниже) локтевого сгиба бело-сине-красный нарукавный шеврон углом вверх, а под шевроном - белый прямой равносторонний («греческий» или «женевский» - В.А.) крест. (A. von Lampe (russ. Generalmajor). «Weissrussische Abzeichen aus der Nachrevolutionszeit». Sonderdruck «Uniformen-Markt», Berlin 1939, S. 263). Иногда ограничивались только бело-сине-красным «углом», без белого креста.
В отличие от ливенцев (и других "«северо-западников»"), аваловцы носили на левом рукаве своих (преимущественно германских) мундиров не равносторонний, а восьмиконечный православный крест (серебряный у офицеров и белый у нижних чинов).
11 октября 1919 года началось осеннее наступление (Второй поход) «северо-западников» на красный Петроград. Поначалу белым войскам сопутствовал успех. 17 октября 5-я (Ливенская) дивизия штурмом взяла Царское (переименованное большевиками в Красное) Село, выйдя к южным пригородам Петрограда. 20 октября передовые разъезды ливенцев увидели на горизонте озаренный вечерним солцем золотой купол петроградского Собора Святого Исаакия Далматского.
Мы много наших положили,
Но твердо к цели шли все, шли.
Мы у заставы Нарвской были,
Исакий высился вдали...
(Из «Ливенцы, аллаверды!»)
Теперь все зависело от двух факторов:
1)удастся ли «северо-западникам» своевременно перерезать железнодорожную магистраль Москва-Петроград, по которой войскам Троцкого и Зиновьева в Северной столице поступали подкрепления;
2)поддержит ли британский флот, как это было запланировано, наступление белых на Петроград огнем своих тяжелых корабельных орудий («чудовищной длиннОты», по выражению «пролетарского поэта» Владимира Маяковского).
Нарушив приказ, генерал Д.Р. Ветренко, командир 3-й дивизии «северо-западников», вместо удара по железнодорожной линии, повернул на Петроград, обуреваемый честолюбивым желанием войти в историю его освободителем от большевицкой диктатуры. В тот же день, 24 октября 1919 года, ливенцы, стремительно продвигавшиеся на самом острие белого наступления, дошли до петроградского предместья Лигово. Здесь на них обрушилось яростное контрнаступление войск Троцкого (получившего по оставшейся не перерезанной белыми железной дороге Москва-Петроград подкрепления общим числом 50 000 штыков и сабель). Красные опрокинули 2-й ливенский (18-й Рижский) полк и отбросили его до самого Царского Села. Контратака 1-го (17-го Либавского) полка ливенцев завершилась неудачей, поскольку в самый решающий момент артиллерия белых осталась без боеприпасов. Командир 1-го ливенского полка генерал-майор барон Фердинанд Владимирович фон Раден был убит в бою. 1-й полк, понесший большие потери, отступил до Русского Копорского (или Русского Высоцкого, расположенного в 30 верстах юго-восточнее Петрограда). Ожидаемой поддержки со стороны британского флота так и не поступило. В ходе боев на Петроградском фронте наступил перелом в пользу красных.
Увы, Господь не дал отрады, -
Кто виноват, - не здесь судить.
И от родного Петрограда
Мы злобно стали отходить...
(Из «Ливенцы, аллаверды!»)
В сложившемся положении генералу от инфантерии Юденичу следовало отвести всю свою Северо-Западную армию от Петрограда, спасая живую силу. Вместо этого он растратил свои резервы впустую, в ходе отдельных, плохо подготовленных, изолированных наступлений. В период Второго похода на Петроград прославленный генерал, герой Кавказского фронта Великой войны, оказался, в качестве Главнокомандующего, мягко говоря, не на высоте. Когда ситуация на фронте ухудшилась донельзя, Юденич просто укрылся от «треволнений военной жизни» в номере нарвской гостиницы, предоставив своим подчиненным «самим промышлять о своих головах» (и о том, как им вытащить эти головы из петли, в которую он их заманил)...
25 октября большевики перешли в генеральное наступление. Под ударами красных фронт Северо-Западной армии окончательно рухнул. Колонны отступающих «северо-западников», вперемешку с массами гражданских беженцев, нескончаемым потоком потянулись к эстонской границе, спасаясь от красного террора. На российской территории «северо-западникам» не оставалось больше места для необходимой перегруппировки сил. Остатки ливенцев, заняв наспех оборудованные позиции в лесах и болотах вдоль железнодорожной линии Нарва-Ямбург, вступили в последний, безнадежный (но от того не менее отчаянный) бой с наседавшими большевиками. Этот бой завершился для уцелевших разоружением и интернированием...нет, не большевиками, а «белыми» эстонцами (в мановение ока превратившимися из «соратников» и «братьев по оружию» в злобных, мстительных врагов)! Только небольшой группе ливенцев удалось пробиться в «белую« Польшу.
Почти всех интернированных «либавских стрелков» ждала неминуемая гибель. Тысячи из них, как писал Карл Тиандер в своей изднной в 1934 году в Вене и Лейпциге книге «Генерал Юденич и Северо-Западная армия. Пробуждение Восточной Европы. Национальные движения в России и во время Мировой войны», ослабленные голодом и холодом, погибли от сыпного тифа. (Karl Tiander. «General Judenitsch und die Nordwestarmee. Das Erwachen Osteuropas. Die Nationalitaetenbewegung in Russland und im Weltkrieg». Wien/Leipzig 1934, S.127 ff.).
26 февраля 1920 года уцелевшие ливенцы были демобилизованы в ходе ликвидации остатков Северо-Западной армии. Некоторые нижние чины решились возвратиться в Россию, изнывавшую под игом красных. Офицеры, по понятным причинам, предпочли этого не делать.
Пройдя курс лечения в Германии и Париже, Светлейший князь Анатолий Павлович Ливен вернулся в свое сильно урезанное латвийскими республиканскими властями родовое имение Мезотен. Так он и провел остаток жизни сельским хозяином, пока не скончался 3 апреля 1937 года от сердечного приступа. Милосердная смерть уберегла его от трагических переживаний, связанных с насильственным переселением всех «остзейских немцев» из Латвии в германские провинции Позен (польск.: Познань) и Западную Пруссию в 1939-1940 гг., в соответствии с условиями советско-германского «пакта Молотова-Риббентропа».
В 1926 году известный балто-немецкий журналист и историк доктор Эрнст Серафим в своем «Памфлете», опубликованном на страницах журнала «Балтийские листки» («Baltische Blaetter») подверг резкой критике стремление барона Курта фон Браатца любой ценой защитить в своей монографии о Светлейшем князе А.П. Ливене доброе имя, политичекую позицию и действия своего бывшего полкового командира. Пером Серафима, несомненно, водило мнение многих тогдашних балто-немецких националистов и сепаратистов об их соотечественнике Анатолии Павловиче Ливене, которого они перестали считать «своим»: «Вследствие своей службы при Царском Дворе в Петербурге Ливен стал русским монархистом, утратившим всякую связь с балтийскими немцами» (Ernst Seraphim. «Ein Pamphlet», in: «Вaltische Blaetter» Nr. 16 vom 15.8.1926, S. 235 f.).
3.Объединение ливенцев в эмиграции.
«В рассеянии сущие» эмигранты-ливенцы, которым Светлейший князь Ливен старался оказывать посильную помощь, подобно ветеранам других белых частей (корниловцев, дроздовцев, марковцев, «северо-западников» и др.) создали в 20-е гг. собственное объединение под названием «Союз взаимопомощи ливенцев». В 1930 году «Союз взаимопомощи ливенцев» был, по просьбе самого князя Ливена, приказом по Р.О.В.С. № 43 переименован в «Объединение ливенцев».
До самой своей смерти Анатолий Павлович Ливен являлся Председателем и наиболее активным членом этого объединения ветеранов своего отряда. Дважды в год ливенцы и «северо-западники» (создавшие в эмиграции собственное объединение) издавали свой собственный журнал под названием «Служба связи северо-западников и ливенцев». Журнал выпускался в немецком городе Данциге (по-польски: Гданьске). Первый номер «Службы связи» вышел в свет в мае 1929, последний (седьмой) в апреле 1934 года.
Кроме того, ливенцы издали в 1929 году, к десятилетней годовщине создания своего добровольческого отряда, на русском языке юбилейный сборник под названием «Памятка Ливенца». «Памятка» была напечатана в рижской типографии Акционерного общества печатного слова «Саламандра».
Светлейший князь А.П. Ливен был подавляющим большинством голосов избран делегатом русско-балтийских эмигрантов на Парижский Конгресс русской эмиграции (1926 года).
В день торжественных похорон Светлейшего князя А.П. Ливена в 1937 году в г. Бауске ему были оказаны воинские почести чинами 13-го Туккумского полка, сформированного командованием национальной латвийской армии на базе бывшего Балтийского ландесвера и сохранившего в качестве полкового знамени четырехчастное бело-голубое знамя «Охраны Прибалтийского края», а в качестве нагрудного полкового знака - Крест Балтийского ландесвера (правда, с заменой черного прямого «тевтонского» креста на белом сердцевом щитке знака на черную букву «Т»-«Туккум(с)»). У гроба Анатолия Павловича был выставлен почетный караул ветеранов-ливенцев. На крышке гроба лежали белая, с красным околышем, кавалергардская фуражка Светлейшего князя, и бархатная подушечка с Военным орденом Святого Георгия IV степени, награждения которым покойный удостоился за доблесть, проявленную в годы Великой войны.
Во всех русских (и не русских) публикациях - от П. Пашкова до А. Кузнецова - о наградах Белого движения приводится изображение и описание Памятного знака (Знака, или Креста ливенцев), учрежденного Светлейшим князем А.П. Ливеном в 20-е гг. для награждения бывших чинов его отряда (Ливенской дивизии) - или же, по мнению авторитетнейшего отечественного фалериста В. Дурова - для награждения членов «Союза взаимопомощи (Объединения) ливенцев».
Знак представляет собой покрытый белой эмалью уширенный крест (иногда не совсем точно именуемый «лапчатым»), напоминающий по форме Георгиевский и перекрещенный двумя золотыми (позолоченными) прямыми мечами рукоятями вниз (в некоторых источниках - например, в книге П. Пашкова о знаках Белого движения и в «Памятке ливенца» - мечи на знаке расположены рукоятями вверх). В перекрестье знака ливенцев расположен увенчанный золотой княжеской короной гербовый «варяжский» («норманнский») щиток, с расположенными (если верить изданной в 2000 году в Париже Марией фон дер Пален истории рода Паленов) на нем по диагонали «тремя полосами цветов Дома Романовых - черной, желтой и белой» (Mariа v.d. Pahlen. «Les Pahlens», Paris, 2000, S. 117), что должно было символизировать монархические взгляды самого А.П. Ливена и его ливенцев. Поверх полос на щит была наложена золотая литера «Л» («Ливенцы»), а под литерой стояла дата «1919» (золотыми цифрами).
Согласно утверждениям П. Пашкова, А. Кузнецова, В. Дурова, А. Рудниченко и многих других русских эмигрантских и отечественных фалеристов, полосы на сердцевом щитке ливенского памятного знака были не черно-желто-белых «романовских» (как утверждала Мария фон дер Пален), а бело-сине-красных «русских национальных» цветов, полностью соответствующих русской национальной бело-сине-красной символике «непредрешенческой» (а отнюдь не монархической) Северо-Западной армии, составной частью и даже главной ударной силой которой являлась Ливенская дивизия. Лично мы склоняемся к точке зрения Пашкова, Кузнецова и Дурова.
В распоряжении автора находится очень редкая фотография «Памятного знака ливенцев», которым в конце 1919-начале 1920 гг. был награжден упоминавшийся в нашей миниатюре офицер Ливенского добровольческого отряда ротмистр Николай барон фон Беннинггаузен-Будберг, адъютант Светлейшего князя Анатолия Павловича Ливена. В эмиграции ветеран-ливенец довольно варварским (с точки зрения коллекционера-фалериста) способом припаял свой ливенский памятный знак (а также «Крест Балтийского ландесвера», которого был также удостоен в конце 1919-начале 1920 г.г.) к крышке своего серебряного портсигара, украшенного изображением двуглавого коронованного Государственного Орла Российской Империи. Насколько известно автору данной миниатюры, указанный снимок является одним из очень немногих (если не единственным) аутентичным фотографическим изображением «Памятного знака ливенцев». Сердцевой щиток знака - бело-сине-красный. Позолоченные мечи на знаке расположены рукоятями вниз.
УДОСТОВЕРЕНИЕ № 203
Предъявитель сего прапорщик Томс, служивший в Либавском стрелковом Отряде, а затем в 5-ой (Ливенской) Дивизии Северо-Западной Добровольческой Армии с 24 мая 1919 г. по август 1919 г. имеет право носить установленный мною нагрудный знак в память похода против большевиков на Северо-Западном фронте в 1919 году, в составе вверенного мне Отряда и Дивизии.
Быв. Начальник Отряда и Дивизии,
Полковник
Светлейший Князь Ливен.
(Текст удостоверения к Знаку «Союза взаимопомощи ливенцев» взят из книги А.И. Рудниченко м В.А. Дурова «Награды и знаки белых армий и правительств. Гражданская война в России 1917-1922». М., 2005, с. 375).
МАРШ ЛИВЕНЦЕВ
1.Штыками на солнце сверкая,
Под песни лихих молодцов,
По улицам пыль поднимая,
Проходил полк стрелков-удальцов
(Вариант: Проходил первый Ливенский полк).
Припев:
Марш вперед!
Россия ждет!
Ливенцы, в атаку!
Долг святой
Зовет нас в бой!
Нагоним красным страху!
2.В полку есть лихие ребята,
То Ливена-князя отряд
Не раз вспоминали солдаты
Геройский поход в Петроград.
Припев.
3.Там стойко дралися солдаты,
Геройски стоял офицер.
Все дружные были ребята,
Что может служить всем в пример.
Припев.
4.Лишь двинутся наши отряды,
Коммуна от страха бежит.
И нет ей, проклятой, пощады.
Попался - так,значит, висит.
Припев.
5.И снова, штыками сверкая,
Шагает наш доблестный полк.
О новых боях он мечтает,
Чтоб говор коммуны замолк.
Припев:
Марш вперед!
Россия ждет!
Ливенцы, в атаку!
Долг святой
Зовет нас в бой!
Нагоним красным страху!
(Марш исполняляся на мотив «Оружьем на солнце сверкая«, слова А Северина).
ЛИВЕНЦЫ, АЛЛАВЕРДЫ!
Уж десять лет промчались мимо
От той поры, когда всех нас
Спасти жизнь родины любимой
Звал долг, и в этот грозный час
Со всех сторон: через Варшаву,
Чрез Лондон, Прагу и Берлин
Стремились в скромную Либаву
Все офицеры...Здесь один
России прежней сын примерный
Отряд бойцов формировал,
И каждый воин, долгу верный,
В него с надеждою вступал.
Одним желанием объяты,
С одною целью впереди
Слились в едино и солдаты,
И офицеры...В их груди
Один порыв, одно стремленье:
Не зная на пути преград,
Нести России возрожденье,
Идти грозой на Петроград!
Злой рок не дал сформироваться,
Как Ливен-князь хотел, и нам
Пришлось с Либавою расстаться
И плыть по северным волнам
В седую Нарву...С места в битву
Пошел Князь-ливенский отряд.
Творя в душе своей молитву
И в даль стальной вперяя взгляд,
Сметая красные отряды,
В мечте лелея Петроград,
Мы шли, не ведая пощады,
Не зная окрика «назад»!
Мы много наших положили,
Но твердо к цели шли все, шли
(Вариант: Но с честью белый крест несли),
Мы у заставы Нарвской были,
Исакий высился вдали...
Увы, Господь не дал отрады,-
Кто виноват - не здесь судить,
И от родного Петрограда
Мы злобно стали отходить...
Но Ты в делах, о Боже, дивен!
Придет и красным ведь закат!
И верим мы, что прежний Ливен
Войдет с отрядом в Петроград!
Б. С-ов.
Кексгольм, 14-го дек. 1928 г.
Здесь конец и Богу нашему слава!
«
Свидетельство о публикации №208072500194