Эркюль Пуаро, слэш, G - только чувства

Предупрежение: к сведенью неведующих, "G" - это никакая ни точка, а рейтинг оценки произведения, указывающий на то, что в тексте, хоть и упоминается нестандартная любовь, но - ненавязчиво и скромно.

***

Его характер – как букет дорогих духов – вычурный, безупречный, строгий. В его действиях прослеживается последовательность, он никогда не дает волю чувствам, особенно, если от этого зависит его собственная жизнь. И определенно никому не признается, даже самому себе, что покорил его далеко не Прекрасный пол.
Он общителен, привлекателен, правда, немного подозрителен, но исключительно как иностранец.
Его уважают, иногда презирают, чаще – восхищаются, но он никому не позволит себя любить.
Его голос успокаивает, он сам склонен успокаивать. Ему хочется довериться, разболтать все планы, позабыв о том, что и кому обещал. Только бы он слушал, слушал и… жалел, успокаивал.

Он всегда носит с собой расчесочку для… усов. А, когда спит, – надевает на них сеточку, чтобы они не помялись, не потрепались. И своим снам он не дает пору.
Однако не раз ему снился молодой коллега – голубоглазый, доюрый, несколько взбалмошный и отставший от моды. Во сне никогда не было ничего такого, что препятствовало бы их общению вживую. Не смотря на самые нежные чувства, которые испытывал к нему бельгийский детектив. Не смотря на самые бурные приветствия, когда их ненадолго разлучала судьба. Но все это не выходило за рамки приличия, за грань дружбы. Никогда.

О, сколько стоили ему эти прикосновения! Сколько раз он порывался подольше удержать в своей руке руку молодого приятеля, но каждый раз останавливал себя. Запрещал. Знал, что так не должно быть. Мечтал о нем днем, когда тот долго возился со своим новым авто, и ночью, которая их разделяла звездным полотном из двух разных окон. Но не мог признать это даже самому себе.
Держал в своем нагрудном кармане вместе с белоснежным накрахмаленным платком фотографию, которая, не смотря на время и столь невысокое качество, не утратила красоты первозданности. С этой карточки смотрел счастливый молодой человек, сидящий на верблюде. Лицо его не выражало ни суровости, ни устремленности. Скорее, он набирался мужества заказать еще одно пирожное.
Однако, сколько бы нелепости не было в этом снимке, он был самым дорогим из всех имеющихся.
Разгадывая тайну очередного убийства, детектив позволял своему другу приводить свою версию преступления. Даже если она, в большей вероятности, оказывалась ошибочной. Терпел его бурную страсть к гольфу и автомобилям. Позволял угощать себя пивом, даже в обед, когда пиво пить – неприемливо.
Сидя в такси в паре сантиметров от капитана – чувствовал тепло его кожи, как будто сам дышал на нее. Не глядя прямо в глаза, а сквозь зеркальное отражение окна, проникал в покрытую мелким дождем печаль голубых глаз. Скорее всего она вызвана той, которая недостойна даже его легкой улыбки..

Увлекшись вышиванием на досуге, изобразил аккуратненькую заглавную «эй» на внутреннем уголке своего носового платка. Там, где никто не мог не только увидеть, а и заподозрить его пылкую страсть, обреченную на вечное недоговаривание предмету своего обожания. На остром уголочке платка, который всегда был при нем в левом верхнем надгрудном кармане.

А Гастингс только и делал то, что терпел неудачи в любви. Наивный капитан Гастингс. Мечтающий о чистой, ответной любви, но никогда так и не отведавший ее до конца. Ведь всегда этому что-то мешало. Всегда кто-то использовал его, всегда играла свою роль неосторожная случайность, всегда это было из-за попытки подкрасться ближе к известному детективу. И лишь иногда, когда, казалось, удача наконец, улыбалась ему, появлялся кто-то лучше, кто-то состоятельней, а соответственно и красивей (в лицах «влюбчивых» девиц), и те, в которым он буквально отдавал свое сердце, покидали его ради лучших и незабвенных.

В своих сердечных разочарованиях он признавался лучшему другу и первоклассному детективу Эркюлю Пуаро, - единственному человеку, способному его пожалеть и поддержать в любой ситуации.
 Он тогда рассказывал ему об одной из своих историй, когда он был так же молод, чтобы совершать эти безумные поступки во имя любви.
Гастингс слушал его с восторгом. А Пуаро в свою очередь завлекал капитана в свою историю тихим приятным голосом, доброй улыбкой и сладким шиповниковым чаем. Усыплял бдительность.
Будто бы случайно коснулся его руки кончиками пальцев, продолжая рассказ.

- И вот так она сидела напротив меня, как сейчас сидите вы, мой друг. Она тогда была так молода и прекрасна… - ему хотелось добавить «как вы сейчас», но вместо этого он лишь поправил себя, - и, я уверен, осталась такой же по сей день.

Темные глаза из-под темных бровей смотрели в самую душу, смотрели и утопали в ней, ненавязчиво смущали, заставляли, улыбнувшись, опустить взгляд, взмахнув светлыми ресницами на прощанье.

Холодный серебристый свет вечера уже давно вытеснили желтые теплые солнца ламп. И в комнате, если бы кто-то предусмотрительно не включил настольную лампу, все бы ушло во мрак.

- Но сейчас уже поздно, мой друг, - решительно произнес Пуаро, видя, что Гастингс собирается задать очередной вопрос.
Он не мог неповиноваться его тихому настойчивому голосу, так как его самого тянуло в сон.