Голубь

На маленьком пятачке, зияющем пыльной светлой проплешиной среди вытоптанной травы, двое – голубь и голубка.
 
Она невзрачна и чиста. У неё маленькая аккуратненькая головка и наивно встревоженные глазки. Она не смотрит на него в упор, а лишь одним глазком, искоса, склонив головку вниз и немного вбок.

Он – парень хоть куда. Завидев скромницу, раздул шею, распушил перья, развесил крылья, волоча ими по земле и оставляя в мягкой пыли борозды показных чувств.

Она, мелко-мелко, быстро-быстро лапками – в сторону.

Он – наперерез. Но странны его движения – линия «перехвата» не лежит по прямой. Булькотя дежурные воркования, крутясь вокруг своей оси, чтоб показаться со всех сторон, чтоб и другие заметили, он, залюбовавшись собой, отклоняется от курса.

- Фух… кажется, пронесло, - думает голубка, дав лапкам передохнуть от частого перебора. Пёрышки её перестают испугано прижиматься к тельцу, она немного расслабляется, от чего делается чуть округлее и не кажется уже такой маленькой.

Поймав отголосок её облегчённого выдоха, голубь спохватывается. Прекратив вращательные движения, обнаруживает, что в зрительном зале нет зрителей. Со злостью на себя и наивность избранницы, одним рывком он настигает её, бьёт крыльями, прижимая к земле глупое создание.

Она опять сжалась в маленький комочек. Она почти не сопротивляется, ожидая неминуемого.

На минуту пожалев о своей внезапно нахлынувшей грубости, голубь соскакивает наземь, впечатывая крестики сильных лап теперь в тёплую пыль. Земля мягкая лишь сверху. Под слоем пыли чувствуется крепкая твердь. Совсем другие ощущения были под лапами несколько мгновений назад. Он чувствовал тогда, что проникает в живое, трепещущее (от страха иль от желания?). Эти мысли поднимают вдруг волну нежности в его иссушенном сердце. Боясь спугнуть мимолётное, он старается заглянуть ей в глаза. Сначала ловит взгляд, затем своим клювом пытается встретиться с её. Какое-то время, они, как зеркальные отражения, не могут разъединиться. Соприкасаясь клювами, вместе они, то поднимаются на самые кончики пальцев, становясь обворожительно стройными, - в такой миг, как ими не залюбоваться! То прижимаются к земле, и становится опять понятно, кто из них наивен и простодушен, а кто силён и отважен. Чувствует своё превосходство и он.

Под его лапами снова горячая, живая плоть. Скрываясь от чужого взгляда покровом из плотно подогнанных друг к дружке перьев, ему она позволяет пропустить свои пальцы к самым корешкам – жёсткие пенёчки от жара становятся мягкими, как распаренные ивовые прутья. Дрожащие её лапки больше не в силах сдержать натиска, они подгибаются, и голубка уже готова принять своим чревом его истекающее желание.

Он доволен собой. Это то, чего он добивался.

Но что это?

Свист чьих-то крыльев. Блик солнца на шаловливом сизом крыле. Прошелестело вверху и мимо, даже не оглянувшись, зная, что полетят вслед…

- Незнакомка! Постойте! Гляньте, какой я?! – крылья, только что рисовавшие в пыли рассказ о любви маленькой наивной голубке, тяжёло поднимают его похотливое тело и, рубя воздух, устремляют вдогонку за дикой, прожжённой солнцем и истрёпанной солёными ветрами сизарихе.

А наше невинное дитя?

Она сразу не поймёт, в чём дело, почему её голубь потерял к ней интерес в момент, когда она решилась для него на самое запретное. Она легко поднимается на крыло, но заметив среди листвы яркий блеск оперения смелой незнакомки, тяжело падёт в знойную мягкую пыль, отбив всё своё нутро о крепкую твердь, невидимую глазам.