Забери меня к себе

Забери меня к себе.
Я так устал бежать за тобой в след,
Открой глаза, закрой лицо руками.
Свет я хочу, увидеть свет между нами.

Пустота из чистого неба,
Понятия нет и не удивить.
Придет к нам пустота.
Жить, я боюсь так дальше жить,
В ультра люстрах.

Отпусти с невыносимою утратою,
У трапа, идем домой.
Отпусти с себя кратеры моей души,
ДЫШИ, ДЫШЫ, ДЫШИ,
Я сам зажму все кратеры своей души.

Забери меня к себе.

 - Зачем? Зачем ты здесь? Церковная твоя душа!
Четвертый месяц моего пребывания в Москве, уже могу сказать, о том, что есть, чего нету. Но за это время я так и не задумался, а зачем я здесь. За этот период я даже не остановился, не выдохнул, и не задумался об этом. И наверно до вчерашнего разговора с ней, я был уверен в том, что я говорю свободно с самим собой и в моменты молчания совместно с думами о прошедшем, я един. Да я стал другим, замечаю изменения, и сказать о том, что мои изменения, мне по душе, значит солгать, причем самому себе.
- Станция Братиславская, уважаемые пассажиры……..
 
Голос, выдавленный, из динамика привел, в себя, заставил выйти. Вернее не голос, а люди спешащие, покинуть вагон, и вырваться на вверх.
Масса, живая масса этого вагонного племени спешила выйти. Пробиваясь, наступая на ноги сородичам, они спешили. Гонимый рвениям других я пытался идти быстрее. Идея прогуляться отпала сразу, после того как холодный ветер обжог лицо. Закурив сигарету, я подумал, что лучше всего будет отправиться домой. Значит, солгать себе, но ведь я до бешенства устал лгать себе, устал врать, при этом кричать в тишину. Панически набирать ее номер, в надежде услышать, родной голос, понимающий. И сказать, простые слова, не заученные до этого, сказать о том, что плохо, рассказать о том, что произошло. Говорить о том чего не сделал, помолчать о том, чего не случилось. Огромный шаг я совершил, тем, что уехал, многое в жизни повернул, купив, билет в огромный мир под названием, Москва, но ни на минуту я не задумался о том, что будет. Не знал я тогда, что буду искать тебя в метро, что буду заглядывать в лица, не знал, что, держа, за руку другую буду ловить, себя на мысли, что мне до боли хочется шептать твое имя. Почувствовать твои руки, чувствовать только твои губы и не задумывался, что в буре дневных затей – идей буду мысленно говорить с тобой и не представлял, что сидя на кухни буду плакать о том, о чем раньше редко задумывался. И не догадывался о том, что буду говорить о тебе с людьми чужими, и никогда не думал о том, что буду уходить от людей, с которыми был. И не в коем случае не знал о том, что не смогу мечтать, так как мечтал прежде, с тобою. Москва странный он этот город, живой поверь мне. Он умеет чувствовать и знает, многое знает. Нет, я его не люблю, и наверняка еще не привык к его подаркам. Я просто не привык быть одиноким, в присутствии огромной толпы, еще не научился. Зимний тротуар привел меня к знакомому подъезду. Снова я совершил тот ритуал, который совершал, наверно около тысячи раз. Открыл дверь, вызвал лифт, нажал кнопку, снова открыл дверь, обязательно поздоровался и прошел в комнату. За окном снова было темно, я, по-моему, и не видел оконную картину днем. За окном снова спящий город. Со своими забитыми улицами, освещенными дорогами, с миллионами, горящих окон в которых тоже живут люди, и чувствуют этот город. Со своими садами, сверкающими рекламами, и темным небом. С моего окна огромная часть города лежит на ладони, я вглядываюсь в даль, туда, где небо и земля сходятся в душещипательную линию и понимаю, что для полета души и мыслей здесь мне не хватает места. Здесь в огромном городе я не могу мечтать, так как мечтал с тобой в маленькой серой комнате, в пустом трамвае, в курилке театра. Я сделал этот огромный шаг и выпал из того состояния, в котором жил весной в комнате без штор. Я сделал этот шаг и вышел с края нашего мира, ушел, упал, сбежал, не важно итог один. Теперь я здесь, в пустых коридорах больниц, полных вагонов метро, и мои окна не выходят на море к пляжу из золотого песка. Я здесь на этом острове непонятных снов и обрывок памяти. Наверно когда - нибудь я решу все эти вопросы. Они нужны тебе, ответы. Говорят, время лечит… Прошла ночь, смутно под музыку старых радиоволн, просыпался, ловил себя на мысли, что рисую себе песчаный пляж и старую разрушенную дорогу. Утро! Наверно для меня, это только название времени суток. Потому, что нет солнечного луча, играющего со мной, нет пения птиц, и шелеста деревьев. Но есть зимняя темнота, есть огонек зарядки, и есть зимний и холодный ветер. Ветер, а в душе дрожь страха и переживаний. За что? За весь мир? За ее судьбу отдельно? За тех кто в вдалеке от меня? Наврядли! Я знаю! Я знаю что я стал другим. Твой милый и далекий сержант Грошин уже не тот. Звук устаревшего сердца, свет умирающего солнца. Я теперь даже не знаю, есть ли в этой жизни правда и справедливость. Если бы она была, то был бы дом, в красивом парке, где я не один, где были бы живые они, где была бы тишина и покой души, где не было бы одиночества, а была верность покорным чувствам. Это все было бы, если бы была правда и справедливость. Лепет, фразы, ошибки – многие ошибки кидается в глаза, но ничего уже исправить нельзя. Пусть моя жизнь пройдет на одном выдохе, и одним потоком. - Жека, где ты? Уснувший, ушедший из памяти, я иногда вижу тебя живым у лифта, на лестнице, и душу наполняют сухие слова, которые так хочется выкрикнуть, прокричать, вырыгнуть. Вина, пред тобою вина, за то что не смог, за то что не уберег. За то, что не чувствую. Ты был, и теперь тебя нет, а сердце все также сухо стучит, и внутри уже не чувства, а символ умершей любви. Улица, скрытое солнце, тучи, вот она Московская погода. Выхожу, уже готов, уже жду. - Господи чем мы живем? Неужели ты нас такими и создавал?
Для чего позволил нам, низким и вечно попрашающих тебя, совершить ошибки? Может можно все изменить? Господи милый и родной, если бы ты знал, как многое я хочу изменить, решить, и вернуть! Ведь не может же быть того, что бы ты не хотел, что бы мы люди, твари земные не построили рай на земле?
 
Уже много времени прошло со дня, когда все ушло, мечты, желание, то чем была наполнена душа. Помнишь, ты просила забыть прошлое? Теперь ты становишься его частью, и вновь я не имею права забывать, потому, что там он, там ты. Я скучаю. Еще один день здесь, четыре месяца в Москве, пол года без тебя, и год на гражданке. Мы уходили, что бы вернуться, и мы возвращались. Я что бы научиться жить мирно, Женька, что бы лечь в родной земле. Я помню все. Капельки, на кителе, грязь на сапогах, и дождь над городом. Я помню и не забываю, сухой голос, запах «Примы», и горящие глаза.
 - Господи, почему ты разрешил нам разжать руки? Почему позволил ему уйти? Почему позволил потерять друг - друга?
 
Сухой снег, гордо захрустел под ногами. Все звуки этого мира, машины, люди и их разговоры, торг у ларьков, дешевая музыка. Все это вонзилось в меня, когда щеки начало колоть, а веки начали слипаться, и вполне осознано я понял, что плачу. Прошел ровно год и три месяца, со дня, когда своими берцами я сошел на вокзальный асфальт перрона. Год и три месяца, со дня, когда я бросил горсть родной земли в могилу друга, в знак прощанья и памяти. Год и три месяца, я несу свою душу в разгрузочном жилете. Говорят, время лечит, но у меня, наверное, бракованные часы, с каждым ударом стрелок я чувствую, как эта игла памяти вонзается в грудь. Уже давно я не чувствую эту боль прощания, но вижу до сих пор вижу твой образ. Помню, последний день с тобою, помню последний разговор, смех, и чувства. Я помню. Жека, если ты меня слышишь, то знай, я вернулся другим, раненым и униженным, вернулся не так, и не тем, кем желал. Я до сих пор живу в этом треугольнике – где кроме нас двоих была она, война. Я до сих пор живу им, я так и не научился жить сегодня и сейчас. А как ты? Что там, свет или темнота? Что ты чувствуешь? Видишь ли ты сны? Скажи как мне не потерять последнюю веру? Скажи, поговори, прейди во сне, образом, но поговори, умоляю, поговори со мной. Поговори. Теплый зал метро, я покидал, уже не спеша. Небольшой разговор с Женькой привел в состояние, позволенное для жизни дальше. Мороз становился крепче, снег усиливался, на дороге проходившей у метро уже образовывалась автомобильная пробка. Люди на остановке нервно посматривали на часы, кто–то уже звонил на работу и жалостливым голосом просил прощенья. Подняв воротник кителя, я решил идти дальше пешком. Снег, бьющий в лицо, не позволял смотреть прямо, да и смотреть можно было лишь на снежную стену. Глубоко в кармане кителя зашевелился и прокричал тонким звуком «ПИ-ПИ» сообщая о пришедшем сообщении телефон. «ДОБРОГО, самого горячего, черного, с тремя ложками сахара УТРА!!! Мне плохо без тебя! Отправитель:www.Megu ro.ru.». Знаю отвечать бессмысленно, тебя нет. Ты уехала в незнакомый для меня город под неизвестным мне названием. Это сообщение я получаю третий день подряд с твоим пожеланием, от сервера рассылок. Словно самому себе и для тебя, спасибо.

Я не тешусь с порами с судьбою,
Есть пока задачи по трудней.
Мне бы справиться с самим собою,
А потом подумаю о ней.
Может все было, бы иначе,
Может все было, бы иначе,
Если бы я себя уговорил. Жизнь меня бросает словно мячик.
Жизнь меня бросает словно мячик.
И я кочусь пока, хватает сил.
И я кочусь пока, хватает сил.
 
- «Всем мячикам славного города Москва, Анастасия передает привет». Настенька вашу просьбу я выполнила, но это не значит, что вы можете расслабиться. Пишите, отвечайте, и заказывайте, только сегодня и только для вас на волнах «Москва-Максимум» Владимир Кузьмин. За окном зима, закат еще одного года. Он тревожит и щипит, странный он мой год, но в момент его ухода во мне живут наши с тобой имена. Целую неделю, я нахожусь здесь в комнате из кровати, стола и стула. КПП (Контрольно Пропускной Пункт), бывшей дежурной части милиции, ныне главное управление охранного агентства «Беста». Еще здесь есть окно, большое, грязное, пыльное. Но наверно, как и прежде оно выводит мрачный пейзаж, показывая усталость ручной природы, и движения уже давно мертвого шоссе. Вечер. Грустно стекают капли снега, чуть мистично за окном воет ветер. Шум единственно умного собеседника, магнитофона «Романтик», к вечеру начинает забивать меня в память романтических ошибок. И живет что-то, и переливается во мне. Фигура треугольника, слегка округленного с тупыми углами и чистым светом. И знаю, что скоро опять буду пытаться уснуть и стараться забыться во сне, в этой холодной постели. Вновь буду улыбаться стенам и потолку, пытаясь искренне засмеяться, что бы увидеть во сне приятное. Снова будет всплывать запах твоего тела, немного горького, впрочем, сладкого до горькоты, нежный, романтичный, поэтичный, эротичный – самый больной аромат для сердца, который помнит разум. Пусть во сне ты будешь цветком, желтым, золотым, красным, но обязательно немного черным. С необычным ароматом присущим, только тебе, который будет душистым, от свежести дождя. Пусть будешь, вернее растешь на берегу моря без названья, в чистом прибрежном песке. Цветок души моей и никто и никогда пусть не видит, не имеет права сорвать. Знаешь, на рассвете ты будешь покрыта морской росой, отблески этих капель пусть светят, пусть будет свет твой маяком, для грусти и мечтаний моих. Выключу свет, закрою глаза и вновь ворвется он, маленький, чистый, белоснежный. Как прежде сядет на крою ложа моего, запоет, закачает, убаюкает. И не смогу устоять, усну как прежде, а может, забудусь, как всегда. И вновь увижу сон или лепет сновидений. И может еще раз в своей жизни полечу, а может, как всегда поползу к морю без названья, к пляжу из белого песка, к комнате из серого камня, где по прежнему на окнах не будет штор. Туда где ты по – прежнему гуляешь у края моря, где волны так же беззаботно играют со следами твоих ног, где тихо дует ветер. Туда где встану, может быть хотя бы на колени, и может быть, наконец, выкрикну твое имя. Сейчас вспоминая твой дом, нашу комнату я вижу ее, через стеклянную дверь, вижу, что окна нашей комнаты выходят к морю, к песчаному пляжу и огромным по представлениям горам, мрачные и старые стены, отражают игру волн. Вижу на небе тучи, взволновоное хмурое море, и ветер, много ветра. Песок, белый песок, вижу, а самое главное помню. Молитвы шепот, воды безобразно – грязная струя. Час ночи, хлебаю грязный чай, бокалом, с тостами за тебя. Упал, узнал в чем, правда, но не встал. За что и почему мы прощаемся с тобой? Почему я ухожу? Ты забываешь меня? Неужели ты и в правду забыла, то чем пытались жить? Я говорил, что приеду, но если бы добрался до Самары, я пришел бы к тебе, как и прежде, один. Я бы врал, говоря, что живу, а не существую. Я так хочу научиться жить, что бы в каждом звуке и движении, была нежность и чистота. Никогда я не желал, что бы все вышло именно так, я хотел остаться в твоих руках. Знаю, ты думаешь обо мне, но хочу, что бы ты знала лишь одно, для тебя я хотел стать особым, и вовсе не думал иначе. Но я жалок и нищ, и ничего кроме боли у меня нет. Говорил, мечтал о многом, но сам не верю в то, что и в наших руках будет солнце.
 
- Так нельзя! – эти слова говорила ты, и теперь я слышу их постоянно. Но знаю и верю в одно, говорящий их - лжет. Можно, ведь я так живу, пусть у иконы говорю о том, что не хочу больше жить. Пусть гуляя, прошу, не зная кого, ослабить хватку, по тому, что задыхаюсь. Знаю, что слаб за эту схватку за горло, но я не могу приказать себе не дышать. Я говорю, я приказываю, но все в пустую, мысли, и тело живут раздельно. Да, я хочу быть горд, даже задыхаясь. Да, я до сих пор живу по правилам войны, «Умирать, так умирать, а подыхать, так подыхать». Зверею, становлюсь жосче, научился обижать и обижаться, делать больно и ничего. А где же чувство раскаяния, где грезы за содеянное, где психоз с последующей депрессией? Нет ничего! Почему, что это? Жесткость, безразличие, беспамятство? Я не знаю. А как узнать? Как расчувствовать и раскаяться? Как научиться? И можно ли этому учить, и учиться? Помню о том, что слова «НЕ ЗНАЮ» и «НИЧЕГО», никогда не были для тебя ответом. Но я не знаю, на самом деле ничего НЕ ЗНАЮ, и в душе НИЧЕГО нет. Со мною пустота, она рядом, она держит за руку, и наверно даже она, что-то