Рубашка цвета Закат в тропиках

 Рубашка цвета Закат в тропиках

Валера Ложков сидел в кресле ТУ-154 и прислушивался к ощущению приближающегося праздника внутри себя. Стоял 1994 год, поздняя осень, полтора года после ДА-ДА-НЕТ-ДА, годик с хвостиком после бесповоротной смерти Верховного Совета - нет повести печальнее на свете - и расстрела белого дома на Краснопресненской набережной. Валера в первый раз жизни поехал за пределы необъятной родины своей. Салон был наполовину пуст, а другую половину занимали, в основном, опытные "челноки", большинство, а может, и все летели в ОАЭ не впервые, вели себя вольготно, как завсегдатаи дорогого ресторана. Многие уже переоделись в тропические наряды. Толстый улыбчивый дядька в голубых шортах с брюхом навыпуск, едва прикрытым цветастой гавайкой, вальяжно обнимался с миленькой стюардессой. Трое полубандитского вида братков развалились на двух рядах кресел, громко ржали и резались в секу. Пожилая девушка с дивной фигурой и носом почти до подбородка открыто флиртовала с двумя своими соседями, те перемигивались за её спиной и жестами показывали, как именно они с ней будут в Эмиратах. Было не продохнуть от сигаретного дыма: курили поголовно все, включая экипаж, который почти весь полёт по-свойски проторчал в пассажирском салоне. Видимо, самолет управлялся исключительно автопилотом, и даже показалось Ложкову, что он, этот автопилот, был единственным на борту, кто не принимал внутрь дармового аэрофлотовского спиртного – в бутылочках мелких, но без счету. Ремней пристегивать никто и не думал ни на взлете, ни сейчас – перед посадкой в аэропорту Аль-Аин, выстроенном посреди пустыни в 130 километрах от Дубая (черт его знает, склоняется он или нет), кажется, специально для русских туристов, чтоб не смешивались с благородным западным потоком приезжих. Все это пшено, хотя и раздражало на периферии сознания, не могло испортить настроения Ложкову, который – наконец – ура! – ехал За Границу.

После года прозябания в компании под названием Дебирс, которая не имела никакого отношения ни к добыче и обработке алмазов, ни к производству и продаже ювелирных украшений, после двухмесячного безделья, случившегося в результате окончательного и бесповоротного разорения фирмы, после безуспешных поисков работы, включающих обзвон знакомых и их приятелей, он, наконец, чувствовал себя в своей тарелке. Создатель совместного российско-индийского монстра с известным на весь мир названием был, натурально, индус - Ману Наханар из Мадраса. Он гордо величал себя - в визитках и представляясь - Доктор Ману, потому что закончил в России мединститут, по диплому был хирург, и, хотя его не допускали резать живых людей, формально не врал. Сам про себя он говорил, что Россия дала ему все: образование, состояние, связи, жилье, даже индийскую жену Виджи он нашел здесь. Период первоначального накопления капитала (ввиду его нерусского происхождения и на фоне советского голода по всему иностранному) прошел гладко, и к моменту Валериного трудоустройства это был непоследний и уважаемый в самых разных кругах бизнесмен. Кроме Ложкова и усталой осенней секретарши Томочки у Ману работали четверо его соотечественников: Сукеш, Суреш, Судеш и Ракеш («Не люди, а какие-то фисташки», - подумал Валера при знакомстве с персоналом). С Ману дружили и бандиты, и администрация, и банкиры, и представители органов. Они довольно быстро и успешно разорили его, тут кстати оказался тот самый первый «черный вторник», когда валюта подорожала на порядок. На момент закрытия фирмы Доктор Ману задолжал Ложкову больше тысячи зарплатных долларов, но это было ничто в сравнении с кредитами, почти насильно сунутыми ему местными дельцами-бывшими теневиками, старательно косившими под сицилийскую мафию, и Доктор, побросав имущество, пустился в бега - быстрее всего, на историческую родину.

Начитанность и два верхних образования, которые Ложков давно и безнадежно путал с интеллигентностью, а также неплохое практическое знание английского языка наполняли Валеру неясными надеждами на что-то большое, радостное и чистое, например, возможность без особых усилий заработать за полгода десяток тысяч долларов и зажить, наконец, по-человечески. Откладывать уже некуда: тридцатник не за горами. "Оклад 200 зелёных, но подработать там легко. Кормежка вкусная и дармовая – "полупансион", на ужин можно натырить бутербродов со шведского стола на завтраке, а так – на багаже, на шопинге (словечко-то, а? – параллельно думал Валера), на развлечениях – на всём копеечку себе в кармашек можно ложить. Главное, не теряйся", - советовал полуприятель Серёжа, на место которого взяли Валеру в турагентство с диковатым названием «Дон-Иганд».
– Что это значит? – при оформлении Валера не тормознул задать вопрос директору.
– А очень просто, – отвечал директор Игорь, – Я вот Игорь, а мой зам и партнер – Андрей, понимаешь? Вот вместе и получается Иг-Анд, Игорь-Андрей, понимаешь? Ну и мы же на Дону живём, речка - Дон, чего ж тут непонятно-то?
"Хватило хоть ума не назваться "Иганд-Дон", а то б совсем потешно вышло", – решил Валера, но благоразумно оставил "смешную" мысль в себе.

Под крылом самолета ни о чем не пели желтые, коричневые и зеленоватые барханы. Во все стороны, куда хватало глаз, не было ни намека на цивилизацию. Преодолев по глиссаде последнюю сотню метров высоты, самолет мягко, как на масло, сел. Пассажиры, подражая, конечно, американским киногероям-пассажирам тяжелых трехэтажных Боингов, дружно зааплодировали. Валера не сумел преодолеть пионерского восторга и стадного инстинкта и тоже малость похлопал.

Выход на трап больше напоминал вход в топку паровоза. Жарким ветром опалило глаза, и моментально потекла струйка пота по позвоночнику и ещё две – по бокам от подмышек. К счастью, уже в метре от трапа стоял синий с серым автобус, доверху наполненный кондиционированным воздухом и, кажется, без мотора, во всяком случае, шума совсем не было слышно. Аэропорт поразил воображение неземной чистотой и площадями, учитывая (Валера знал это от Сергея), что сюда прилетало 5-6 пассажирских и 2 грузовых рейса в неделю. Аэродромов разных мастей Валера повидал. И московских заплеванных Шереметьево-1 и Внуково, и волгоградский сарай, который там, дома, выдавали за «здание аэропорта», и еще ростовское-на-Дону бетонное чудище, затраты на строительство которого так, наверно, и не сумел окупить доблестный отечественный гражданский флот. Аль-аинский аэропорт наполнял Валеру чувством, что он не только не в СССР, вернее, – ой! – новой ельцинской России, но даже и вообще не на Земле, а где-нибудь как минимум на Сатурне, и из-за горизонта сейчас всплывут Сатурновы кольца. Оглянувшись на соплеменников – некоторые из них за четыре часа полета убрались так, что не могли передвигаться без поддержки, – зацепившись сознанием за этот натюрморт, как за спасательный круг, Валера усилием воли задавил восторженный комок в горле и протянул отутюженному "ихнему" пограничнику пакет документов своей группы.

Двухчасовая поездка до Дубая не принесла новых впечатлений, если не считать необычайно гладкой дороги, проложенной в восемь зачем-то рядов (транспортных средств до самого Дубая, попутных и встречных, попалось штук десять) посередь пустыни; да еще болтливый сосед Саша – тот самый толстяк в гавайке, – непрерывно рассказывал про радости закупки в Эмиратах ароматических свечей, женских прокладок и ватных тампонов, называя это без затей – «бизнес». Валера кивал и через силу улыбался собеседнику.

Вселение в отель "Феникс", благополучию которого, как оказалось по ближайшем рассмотрении, вопреки названию грозили не столько пожары, сколько огромные неистребимые тараканищи, тоже прошло без эксцессов. Валере достался номер без окон, идиотская планировка, хорошо хоть – с дверью, пополам с бледным, но весёлым юношей по имени Василий. Несмотря на принятый на грудь каких-то два-три часа назад алкоголь, почти вся группа Валериных туристов к обеду вышла в зал ресторана; вероятно, не экономить здесь на жратве было моветон. В курином супе плавали зёрна кукурузы и огромные куски грибов, и это отчего-то впечатлило больше всего. Вася с Ложковым подсели к юной, лет девятнадцати, высокой блондинке в белом, с меленькими глазками, облупившимся молодой картошечкой носиком и чуть лишку красноватым лицом. Несмотря на неяркую внешность, девица вела себя слегка высокомерно. Впрочем, быстро снизошла, представилась Дианой, вскользь помянула маму, заместителя директора Волгоградского телецентра, и призналась, что приехала искать мужа, настоящего эмиратского эмира.

После обеда по настоянию Василия отправились осмотреться. Валере надо было по долгу службы пообщаться с администрацией отеля, но никого на месте не оказалось, хотел подождать, нетерпеливый Василий потянул за собой:

– Давай, Валер, не дери клопа, никуда они не денутся, ты же с языком, что нам без тебя бродить – глазеть только?

Валера уступил неудержимому напору, пожал плечами – действительно, куда они денутся? Вышли втроём, но Диана быстро куда-то канула, Валера с Васей брели по проспекту, заходя подряд во все двери. В первом же магазинчике бытовой электроники обзавелись калькуляторами.

– Это обязательно, – сказал Вася, который тоже приехал в первый раз, но "много слышал и консультировался", – В каждой лавке – наёмные индусы и пакистанцы; хоть на пару дирхамов, но надуют.

Он вообще был излишне активен, подпрыгивал и приседал, размахивал руками, гримасничал, в голос хохотал, хотя особенно смешного ничего не наблюдалось, и безостановочно чего-то вещал, пересыпая речь безобидным матерком про клопов, волов и разную прочую живность. "Ишь, природовед, блин", – подумал Валера, – "Ну-ну". Замолчать Васю заставляли виды каких-то особенно навороченных автомобилей, видимо производящихся исключительно для ОАЭ. Тогда он деревенел на секунду, глядя экипажу вслед, потом дергал Валеру за рукав:
– Ты видел, какая тачка, видел? О-о-о. Круто.

Валера, уже войдя в колею, со сдержанным интересом наблюдал не столько за материальными благами, сколько за окружающими персонажами.

Громко, не стесняясь, обсуждал с женой покупку видеокамеры седой долговязый турист в шортах, расстегнутой до пояса белоснежной сорочке, очках и при козлиной бородёнке. Явно из США, судя по акценту и полному отсутствию комплексов и такта.

Два юноши в дишдашах и гутрах шли, игриво переглядываясь и нежно держась за ручки. (Им Шариат не запрещает, - прокомментировал Вася, - Женщин трогать нельзя, а друг дружку – можно. Вася не стал спорить с всезнающим приятелем, какой смысл, хотя имел представление и про Шариат, и про мужчин и женщин, и про взгляды и касания, и про зону "от пупка до колена").

Эти самые нетронутые женщины, с ног до головы в черном, лица в полумасках, только глаза блестят, да из рукавов торчат наманикюренные коготки.

Удивительной красоты девушки в парфюмерных магазинах, приехавшие, опять-таки по Васиным словам, из Ирана, не то Ирака.

Попадались повсюду и соотечественники, вели себя по-цыгански нагло, как на заре перестройки поляки, приезжавшие в СССР торговать поддельной косметикой. Резануло по ушам словечком "суперминимум", которое то и дело наши, торгуясь, выкрикивали продавцам и на пальцах показывали, сколько этот суперминимум должен составлять.

Бродили часа три, оказались на рынке, где Валера отведал каких-то местных пирожков, которые пахли значительно аппетитнее, чем оказались на вкус. Выпили свежеотжатого сока, вначале апельсинового. Потом лимонного. Потом, под занавес, Вася попросил еще кокосового, Валера воздержался. Около часа искали несгораемый "Феникс", причем Вася всю дорогу тяжело икал, видимо, кокос в смеси с лимоном дал какую-то помрачительную реакцию.

Едва поднялись в номер, в дверь раздался стук. Валера отпер, вошла Диана, улыбающаяся и торжественная.
– Пацаны, я такое купила, такое!
– Какое – такое? – тупо спросил Валера, все еще держась за ручку двери.
– Ой, даже не знаю, как сказать.
– Да уж скажи как-нибудь, раз пришла, – сказал Вася.
– Ой, а хотите, покажу?
– Ну, покажи, – равнодушно согласился Валера.
– Ну, прям не знаю, прям не знаю, – тянула Диана.
– Так и не показывай тогда.
– Нет, покажу все ж.
Диана еще помялась и потом решительно задрала юбку. На ней было кружевное бикини, похоже, какой-то офигительной фирмы и соответствующей цены, почти прозрачное, невесомое и крошечное; кажется, ягодицы ничего не поддерживало, сквозь кружева неопрятно выторчовывались недобритые волосики лобка.
Василий икнул.

Вечером Валера, которого Дианина выходка впечатлила, но совершенно не тронула тайных струн души, пошел всё-таки знакомиться с администрацией отеля. У Васи чего-то там с Дианой не случилось, хотя он явно был не прочь. Помешали желудочные колики, еле выпроводил разочарованную и недоумевающую девицу.

Вернувшись и выслушав печальную Васину повесть, Ложков включил климат-контроль на полную мощность и попробовал заснуть. Пережитое за день (а казалось – за неделю) мелькало калейдоскопно перед глазами. Валера ворочался, задрёмывал и снова пробуждался, вздрагивая от непрошенного образа щетинистых Дианиных гениталий, возникающего на границе сна и яви вперемешку с пальмами вдоль дорог, рядами бытовой техники в лавках, строгим лицом индуса-управляющего "Феникса", - опять индусы, повсюду индусы, куда мне от них, где же цивилизация-то, а? - кукурузой и грибами в курином бульоне, базарными развалами, огнями рекламы вечернего Дубая…

Всю ночь в туалете мучительно и громко какал Вася.

Наутро выяснилось, что Валера может поворачивать голову примерно на полтора градуса влево и вправо, вверх же и вниз – вообще не может: из кондиционера надуло шею. С трудом сев на кровати в кромешной безоконной тьме, наощупь отыскал кнопку подсветки на часах. Через час завтрак. Включил настольную лампу. На соседней кровати спал изможденный Василий. Несмотря на полярный почти холод в номере, на бледном Васином лице крупно блестели капли пота, волосы тоже хоть выжимай. Видимо, ночью был жар, сейчас же температура резко снизилась. "Может быть, организм победил в неравной схватке с кокосовой инфекцией? Надо посоветоваться с кем-то. Кажется, в группе есть врач… На завтраке спрошу". Зубы пришлось чистить под душем, согнуться над умывальником не было никакой возможности.

Кое-как Валера облачился в белые брюки, сшитые на заказ соседом по даче Аликом под настроение за один вечер, и непонятного оттенка и фактуры летнюю рубашку от Дебирс, наследство Доктора Ману, часть зарплаты удалось вырвать тряпками и зубной пастой; запас зубной пасты теперь дома был – на год, не меньше. Спустился в фойе, подошел, прямой как палка к стойке портье. Завтра должна приехать с очередным чартером ещё одна группа, однако обещанного факса со списком туристов для расселения не было. "Сколько там? Кажется, говорили – человек пятнадцать. И выезжают двенадцать. Стало быть, два номера дополнительно надо снимать. На сколько дней? Пять, семь, десять? Т-твою… Ничего нигде не могут вовремя. Впрочем, утро же ещё, на час назад же. Ладно, прогуляюсь, после завтрака сам позвоню, если что".

Но прогуляться не удалось. На выходе столкнулся нос к носу с управляющим.

- А, Варели, - без улыбки, предисловий и приветствий начал мистер Шарма. Сандип Шарма, да, так назывался этот самый индус-управляющий - со злющими глазками, седой, усатый и в дорогом, но жутком на вид костюме-тройке в широкую полоску синего и фиолетового цвета. И жёлтый галстук. Мистер Незабудка, подумал Валера, в цветовом шоке не поправив неверно произнесённое собственное имя и на минутку забыв, что и сам одет не от Дольче и Габбана. - Люк хир, мян, - с жутким восточным акцентом продолжал Сандип, оттесняя Валеру обратно в холл отеля. - Слушай сюда, парень: ночью позвонил твой директор мистер Игорь и сказал, что у него группа каких-то там ваших шишек, надо их устроить по-особому. - Валера безропотно тащился за Сандипом. - Я договорился для них в Гласс Свит в Шардже.

- Шарджа? - удивился Валера, - это же больше двадцати километров. Я как разрываться буду?

- Слушай, Варели...

- Валерий.

- Что?

- Валерий. Правильно мое имя - Валерий. В-А-Л...

- Окей, - мистер Шарма сморщил нос так, что верхняя губа с усами, подпрыгнув, обнажила великолепные белые зубы. А может, вениры. - Валери, да. Это не мое дело. Отель хороший, как Игорь просил. Возьми машину напрокат.

- А деньги?

- Согласуй с мистером Игорем, разрешит - я выдам с депозита.

- Окей, - растерянно поговорил Валера в спину Незабудке.

- Валера!

Валера обернулся - всем туловищем, голова одна не ехала. А, это тётка из моей группы. С двумя дочками. Наташа. Типичная южная хабалка, она, ещё границу в аэропорту проходя, умудрилась перессориться с половиной очереди и закономерно вызвала на себя всю неиспользованную чиновничью мощь до этого совершенно бесцветных и меланхолических объединенных арабских таможенников: её чемоданы не спеша и методично перелопатили вверх дном при досмотре; чего искали - непонятно, но вся группа из-за этого промаялась лишние полчаса между далёкой уже любимой родиной и таким близким, но пока недостижимым заграничным счастьем.

- Валера, где ты был вчера вечером? Мы тебя не нашли. Ты должен обеспечить нам экскурсию. Сколько это стоит? Куда платить?

- Не знаю пока, но уточню. Дайте пару часов.

- А мы что делать будем? - Наташа кивнула на стоящих неподалеку дочек лет примерно пяти и восьми. Валера при знакомстве с группой в аэропорту отметил, что у них какие-то русские народные, невыносимо самобытные, только совершенно незапоминающиеся имена. То ли Глаша и Дуняша, то ли Даша и Параша.

- Не знаю, по городу прогуляйтесь.

- А нам говорили, можно в пустыню на сафари с верблюдами поехать. Или на джипах.

- Можно. Но тоже попозже. Я все узнаю и сообщу вам.

- Ну хорошо, ладно. А как пройти в торговый центр? Есть здесь рядом торговый центр?

- Не знаю, наверное.

- Валера, ты вообще что-нибудь знаешь?

- Да. Что-нибудь знаю. Вам и не снилось, сколько всего я знаю, - Валера начал потихоньку звереть. - Идите-ка вы (Наташа слегка дрогнула лицом) - на завтрак. Даю слово, через час я вам досуг обеспечу.

- Посмотрим, посмотрим, - Наташа сощурилась и сжала губы презрительно, моментально сделавшись похожей на наглую лису. Лисичка со скалочкой. Где моя курочка, давайте мне за неё девочку. - Пойдёмте, дети, - она взяла за руку старшую, повернулась и пошла в зал столовой. Младшая посмотрела им вслед, повернулась к Валере и выдала:

- Мама говорит, ты дурачок.

И побежала за Наташей.

Дурачок и есть, стоишь теперь, глазами лупаешь. Застегни давай штанишки и гольфик подтяни.

- Валера.

Да блин.

Бизнесмен Саша, сегодня неожиданно официальный, подтянутый, даже слегка как будто похудевший. И чёрно-белый, видимо, бизнес пошёл. Только круги под глазами и чуть-чуть помутненный взгляд напоминали о вчерашнем. Этому чего?

- Мне завтра карго отправлять, Валер. Ты на сколько машину планируешь?

Я, кажется, не в рай попал, как представлялось: то карга, то карго.

- Саш, привет. Я ещё не планирую. Сейчас, немного подожди, я разберусь.

- Хорошо, разбирайся только быстрей, а то следующий грузовик через пять дней, а у меня путёвка на три. Пришёл - набрал - отправил, понимаешь? По-македонски.

Валера механически кивнул и чуть не взвыл от боли: забыл про шею.

- Я понял. Сделаю.

Стало ясно, что никаких прогулок не светит. Что-то там Серёга говорил про все эти сафари... Надо в номер подняться, в блокноте, вроде, есть, записывал же. Только вначале всё-таки узнать насчёт завтра. Может, есть уже факс с родины...

И Валера опять направился к стойке портье. Теперь, после неудачного движения головой, в шею отдавал каждый шаг, приходилось ступать осторожно и мягко. Так он подкрался к группе товарищей, о чем-то оживлённо беседующих - или спорящих - с солидного вида опять же индийским, конечно, человеком. Я где-нибудь здесь вообще арабов-то увижу? Мой первый слог сидит в чалме, он на востоке быть обязан. И третий, помнится, тоже в чалме. И все остальные, очевидно же, - тоже.

Валера облокотился на стойку. Портье отсутствовал, ничего не оставалось, как внимать чужой перепалке. Очередной индус одет был совершенно по-европейски, костюм и галстук без дурацких понтов, и ещё заколка на галстуке не с бриллиантиками ли, и такие же запонки на манжетах белоснежной французского фасона сорочки, ровно настолько видимых из-под рукавов пиджака, чтобы запонки эти показались во всей красе. У него был убедительный баритон и великолепный британский выговор. В отличие от русских собеседников от него веяло спокойствием и основательностью. Минимум жестикуляции. Валера разглядел стальной браслет. Сикх. В чалме и с бородой в серьезной фирме не очень-то поработаешь, но браслет - "кара" - носить никто не запретит.

Сикх терпеливо объяснял, что без контракта на английском языке сделка не состоится. Русские, на троих владеющие кроме вчерашнего "суперминимум" не более как десятком слов, в числе которых были "ай вонт", "ай нид" и "летс ду ит", - размахивали пачкой листов на русском, горячились и закатывали глаза в шоке: как это им, таким хорошим, не идут навстречу. Строго говоря, особенно старался один, лысый и долговязый, телодвижениями живо напомнив Валере кузнечика, весь из локтей и коленок. Такая "дыбка степная", только слегка подшофе. Стороны не понимают друг друга, это ясно.

- I beg your pardon, sir, - встрял Валера. - Приношу извинения, позвольте, я объясню им, они не совсем понимают. - Сикх сделал приглашающий жест рукой. Как у них это получается, мелькнуло у Валеры, их даже по движениям распознать можно, как будто они все танцуют этот свой... Бхангра. - Друзья, простите, что я вмешиваюсь в вашу беседу, я могу вам помочь. Он настаивает на том, что контракт должен быть на английском.

- Тебя забыли спросить, - поморщился агрессивный худой кузнечик. - Ты кто вообще?

- Подожди, Серёга. Что ты сразу права качать, - встрял второй, тот, что поспокойнее, плотный и коренастый. - Вы, я вижу, хорошо по-английски. Скажите ему, где нам здесь контракт переводить, вернёмся домой, пришлём английский вариант, а пока этот, вроде, рабочий, почему нет.

Индус явно понял эту реплику, потому что тут же отреагировал, твердо, без тени раздражения:

- No way.

- Слушайте, - сказал Валера, - если дело только в переводе, я могу помочь. Я этих контрактов и коносаментов начитался и насоставлялся - во, - он изобразил, сколько это "во" составляет. Получалось где-то метр семьдесят от пола.

Третья была симпатичная девушка. Весьма. Светлые локоны, правильные черты лица, явно дорогие очки. То, что в России называлось бы сарафан, подчеркивало хорошую фигуру. Она почти все время молчала во время спора, потом, стараясь скрыть улыбку, наблюдала за Валерой, который поворачивался к собеседникам всем корпусом, как леденец на палочке, но сейчас произнесла:

- Чем не вариант, Серёж? Паш?

Паш пожал плечами с видом "а я о чем", а Серёж провел рукой по лысине как бы приглаживая несуществующую челку:

- Да ёлы, может, и вариант. Мне только интересно, откуда эта спасательная шлюпка на нас свалилась.

- Бог не фрайер, он всё видит, - ответил коренастый Паша.

- Я чисто случайно вас услышал, - пояснил Валера Сергею. - Я здесь с группой русских туристов, вот портье жду, факс мне должен прийти. А тут вы. Почему и не помочь? Мне нетрудно. I could translate it and make the corrections if any, - пояснил он терпеливо ожидавшему сикху. (Я мог бы перевести и внести поправки, если надо). Тот кивнул:

- Alright.

Ишь ты, "олрайт" на месте вездесущего теперь даже в русском "окей". Красиво. Оксфорд - Кембридж?

- Постой-ка, - сказал Сергей хоть и без враждебности, но с напором. - Мы ещё ничего не решили, это раз. Во-вторых, сколько это будет стоить? И потом, это должно быть в напечатанном виде. Не от руки. Естественно.

Валера пожал плечами. Это простое движение вызвало как будто удар током от затылка вниз к пояснице, он не удержался от гримасы и ойкнул.

- Извините. Слушайте, это вам решать. Я просто помочь хотел. Как угодно, честное слово, у меня вон пятнадцать человек неприкаянные ходят. Желаю удачи.

Он напряг все силы и кивнул индусу, получилось похоже скорее на поклон в пояс, - и развернулся к стойке портье, где по-прежнему никого не было. Вот ведь. Любопытной варваре в цирке нос оторвали. Чего полез, спрашивается. Своих дел мало, в чужие соваться?

- Подождите, молодой человек, - раздался женский голос у него за спиной. Это была та самая третья - девчонка в сарафане. Валере опять пришлось разворачиваться к ней монолитным флюгером. - Не обижайтесь на Сергея, он всегда такой.

- Это ещё какой "такой", Оля? - от возмущения брови у Серёжи полезли наверх. Чуть ли не до самой макушки, удивительное зрелище, Валерка сдержал неуместный смешок.

- Помолчи, грубиян, - Оля в ответ улыбнулась так обезоруживающе мило, что Серёжа махнул рукой и отвернулся к Паше и сикху, передвинув брови на прежнее место и пробормотав уже лично себе под нос какое-то маловразумительное "ну и живите как хотите, тыц-тырыдыц", а Валера от этой улыбки ощутил нежданное копошение дремавшего в глубинах организма либидо. - Что у вас с шеей? Как вас зовут? - обратилась она опять к Валере.

- Валерий меня зовут. Шею продуло. Бывает. Пройдет.

- Само долго проходить будет, но об этом после. Так за сколько, Валерий, вы нам сделаете текст договора?

- За час. Но только вечером. Пока занят сильно.

- А в конвертируемой валюте?

- Двести долларов, - брякнул Валера не раздумывая, а попросту назвав размер своего месячного заработка.

- Годится. Тогда переведите нашему партнеру, что завтра утром в это же время мы будем ждать его с готовым контрактом. Успеете же?

- Успею. А Сергей не будет возражать?

- Скажу вам по секрету, - Оля придвинулась и понизила голос, - Я - директор этого землетрясения, а Сергей вообще-то мой ассистент. Секретарь и водитель.

- А Паша? - спросил Валера, чтобы хоть что-нибудь сказать, потому что его слегка повело от запаха её духов, случайного прикосновения локтем к краю ее сарафана, и ещё снизу откуда-то постучало окончательно пробудившееся либидо.

- Паша - компаньон. Соучредитель.

- Ну... Олрайт, - накрепко задавив в себе порыв посмотреть Ольге в глаза и чувствуя, что она-то как раз ищет его взгляда, Валера развернулся к остальной троице. Картинка, да. Как можно цирка не любить. Лысый кузнечик, пивной бочонок и махараджа- повелитель Пятиречья. - Олрайт, говорю. Сделаем. Давайте русский вариант.

Сергей протянул ему сколотые листы:

- Ох, смотри.

- Ох, смотрю, - в тон ему ответил Валера. - Все будет в порядке, мистер...? - Добавил он, обращаясь к сикху.

- Сингх. Харприт Сингх.

- Всё в порядке будет, мистер Сингх. Я Валерий.

Сингх, ага. Они все там сингхи. Львы. Прайд, ёлы.

Через пару часов Валере удалось чуть-чуть подуспокоиться, порешавши нерешаемое и утрясши неутрясуемое. В записной книжке обнаружился, спасибо предшественнику Серёже, номер телефона чрезвычайно полезного человека по имени Соломон, индуса, конечно, кого же ещё. Телефон Соломон таскал с собой, огромный, размером с небольшую кошку, из черного блестящего пластика, с выдвижной на полметра антенной. Про существование сотовой связи Валера не подозревал и впервые услышал слово "cellular". "Этисалат", будущий гигант востока, делал тогда первые неробкие шаги.

Соломон быстро и, главное, как и обещал дома Сергей, бесплатно обеспечил доставку коммерческого груза в Аль-Аин на завтра, отправил Клашу и Агашу и мать их Наташу в пустыню на джипах вместе с ещё пятерыми туристами из Валериной группы, а остальных - тоже в пустыню, но на верблюдах. По Соломонову же звонку прямо к гостинице пригнали прокатный Ниссан Санни, какого-то неопределенно-чудного цвета, не зелёный и не голубой, зато с коробкой-автоматом. За него Валера расплатился на неделю вперёд с гостиничного депозита агентства, незабудочный Сандип не подвёл, значит, -
обхаживать
шишек
в Шардже
можно
без напряженья.

В общем, жизнь налаживалась. Валера принялся было благодарить, Соломон кивнул в ответ сурово:

- Всегда рад помочь. Будем сотрудничать, Валери, звони, я на связи, - он помахал на прощание черным кирпичом телефона.

Среди счастливых потребителей местных радостей не было только соседа по комнате Васи. Когда заходил за блокнотом два часа назад, Вася по-прежнему спал. А вдруг это кома? Какой-нибудь редчайший кокосовый обморок?

Не сложилось, правда, с завтраком: когда добрался до обеденного зала, шведский стол уже сворачивали, успел набрать хлеба, джема и кофе со сливками. Ну и ладно. Зато, кажется, начала проходить простуженная шея. Или, может, некогда было о ней вспомнить.

- Валерий!

Обернувшись на голос, Валера увидел утреннюю Ольгу.

- Так, Валера. Вы в каком номере?

- Двести пятнадцатый, на втором этаже. Ну то есть на третьем, второй же директорский.

- Ведите. Будем вас чинить.

- Куда вести? Что чинить?

- Миозит ваш. И не вздумайте спорить. У меня есть самая лучшая мазь, и я вас спасу. Сегодня же будете в порядке, - слушая её, Валера и не заметил, как они очутились в лифте. Оля нажала кнопку третьего этажа. - Я сама тысячу раз такое испытывала. Сюда и в Турцию ездим постоянно, жарко, кондиционеры же везде, - двери лифта раскрылись, Валера покорно шел за Олей, которая уверенно направилась к его комнате, не переставая щебетать, слова вставить некуда! - Сквозняки. Так вот, я раздобыла такую штуку. С ядом гадюки, между прочим. Вот, видите, видите? - она показала тюбик Валере, - випера берус, гадюка обыкновенная. Открывайте.

Валера не нашелся, чем возразить, да и напор был сокрушительный, он просто достал из кармана ключ, отпер и распахнул дверь. Оба замерли.

Коматозный Вася лежал на спине, лицо его было, как и поутру, мокрым от пота, волосики, как сказали бы в Одессе, до лобыка прылыплы. Поверх этого влажного великолепия восседала обнаженная Диана, равномерно совершая возвратно-
поступательные движения, голова её была запрокинута, глаза закрыты, блондинистые волосы собраны в пучок, на лице почти багровый румянец, голая грудь прыгала вверх-вниз, в традициях эры свинга слегка отставая от основного ритма.

Валера захлопнул дверь.

- Гадюка обыкновенная. Да, - сказал он хрипло.

Эх, провалиться бы сквозь пол и административный этаж обратно в фойе, а лучше вообще куда-нибудь поглубже. Повисла пауза, Валера решительно не знал, что говорить, и что делать. А потом Оля расхохоталась.

- Отдыхают люди, Валера. Кто как умеет. Пойдёмте.

- Куда?

- А какие варианты. Ко мне. Я в двести тридцатом. За угол завернуть.

- Слушайте, Оль. Ну его к Аллаху. Само пройдет.

- Не поминайте имени божьего всуе, Валера. Пошли. И улыбнитесь, на вас прямо лица нет.

Валера поплёлся за Ольгой, не растерявшей ни капли бодрости.

- Нет, главное дело, он болел вчера полдня. И ночью. И утром спал. Я врача даже хотел ему...

- Врача он себе нашёл отличного и без вас. Заходите, - Оля открыла свой номер. - Ну что вы, Валер, - она взяла его за руку и потянула в комнату за собой. - Только не говорите мне, что вы такое со стороны впервые увидели.

- Да нет, Оль, просто неловко: заходим, и на тебе. Если б я один был, то и ладно. А с вами...

- Бросьте. Подумаешь. Так, рубашечку снимаем, больной, ложитесь вот сюда лицом вниз.

- Кажется, и я себе доктора отыскал, да?

- Кажется, - Оля усмехнулась. - Я и правда врач. Вернее, не совсем врач. Психолог. Давайте, давайте, снимайте.

- А я ведь и вправду со стороны и вживую впервые, с такого расстояния. И чтоб не в кино. Психолог? - Валера скинул лёгкие теннисные тапки, попутно радуясь, что всего три часа, как вырядился во все чистое. Да, и ещё хорошо, что старательно ходил в Дом спорта последние месяцы. Дважды в неделю, как на дежурство. Хоть пресс подкачал... Немножечко. Валера вспомнил занюханный зал родного Дома спорта с крашеными по пятнадцать раз голубой масляной краской скамейками, скрипучие советских времён тренажёры со штопанными на суровую нить кожаными сиденьями...

- Психолог, да. Мама мечтала, чтоб я стала врачом. А я страшно не хотела трогать руками чужих людей. Вот и нашла компромисс. Подвиньтесь-ка немного, - Валера почувствовал, что Оля села рядом на край кровати, потом холодное прикосновение крема к шее, а потом Олины руки. Она явно не впервые делала массаж, работала жёстко и уверенно. Вначале было приятно. А потом начало припекать. А потом жечь, Валера держался, только слезы на глазах выступили сами. Оля, конечно, отлично знала, каково ему сейчас.

- Что, горячо? Терпите, это нормально. Вот такое оно и есть, лечение. Сейчас легче станет, - она стала поглаживать бедную Валеркину шею мягче, нежнее. - Ну вот, всё. Переворачивайтесь.

Валера лег на спину. Жгло так, что если какие-то мышечные боли и оставались, почувствовать их не было никакой возможности.

- Вот. Теперь надо немного полежать, - сказала Оля.

- Профессионально у вас получается. Парадокс: не хотели чужих людей руками трогать, и вот, пожалуйста.

- Это другое, Валера, - Оля улыбнулась и поправила непослушный локон куда-то за дужку очков. - Здесь же я сама выбираю, кого мне трогать, а кого нет, - она положила ладонь на голый Валерин живот. - Понимаете? - её рука скользнула выше по ребрам, она была мягкая и теплая.

- Понимаю, - проговорил он, с трудом ловя дыхание.

Оля наклонилась над ним, её лицо сделалось близким-близким, запах духов закружил голову, и он ощутил тепло её выдоха на щеке...

- Иди сюда, дурачок...

Ничего себе, терапия.

На обеде Валера ковырялся ложкой в таком же, как и вчера, супе на курином бульоне. А может, не в таком же, а в том же. Аппетита не было никакого. Плавающий в тарелке шампиньон, огромный, как лапоть, нипочём не хотелось есть. Да и вообще, признаться, так себе был супчик. И отель этот в две звезды с тараканами - тоже. И неопрятный исчезающий портье. И дебильноватый Сандип в своем пёстром костюмчике. И весь этот долбаный Дубай, и работа, и все целиком Объединенные Арабские Эмираты.

Оля Валере тоже не понравилась. Она что-то рассказывала без отрыва от дела, по-дурацки хихикала и вопрошала: хорошо тебе? А вот так хорошо? А вот так? Виду он, ясное дело, не подал, но осадочек остался.

Валера отодвинул от себя тарелку, возле бара налил стакан тепловатой воды из кувшина, выпил залпом и пошел на улицу.

Палило солнце, свет его играл на желтовато-розовых, как будто из песка, стенах зданий, слепя, тысячекратно отражался в огромных окнах фасадного остекления. Над асфальтом плыло и шевелилось марево, густое, как желе, казалось, об него можно споткнуться. Людей вокруг было совсем мало, так, десяток европейского вида туристов, автомобильного движения тоже почти никакого. Валера прошел пару кварталов, когда в этом солнце, в этом мареве, в синеве неба, в прокаленном воздухе и, почудилось Валере, в аккуратно, как в парикмахерской, постриженных деревьях, в цветах на газоне, к каждому из которых лично протянута была трубочка для полива, и даже в журчании этих крохотных струек вдруг зазвучало: Аллааааау акбар лллллау акбар!

Валера застыл. Он за два дня слышал уже несколько азанов, но голос этого муэдзина здесь, сейчас, пронизывал насквозь, проникал в самую душу. Хотелось закрыть лицо руками, чтоб не мешали окружающие картинки, и только слушать, слушать. Муэдзин распевал каждый слог на несколько десятков нот с непривычными для уха четвертитонами. Как будто слова призыва к молитве, которые Валера всё-таки различал: узнавалось там и "Аллах", и "акбар", и "Мохаммед" - каждое из слов входило в Валерину сущность, что бы под этим ни подразумевалось, - наполняло её и оставалось внутри, вибрируя.

Азан закончился, эхо немного повисело в знойном воздухе Дейры и тоже стихло, а Валера так и стоял, не в силах двинуться с места.

Вечером в номере Валера, наконец, просмотрел Олин контракт. Вася, надо полагать, прогуливался где-нибудь с Дианой, всё-таки излечила она его, своего текущего эмиратского эмира, секс - решение всех проблем. Контракт был придуман и написан "на отшибись", явно срисован с первого попавшегося образца: интересы покупателя никак не защищались, зато санкции не ограничивались, а непреодолимой силы вообще не существовало. Условия поставки тоже были путаные. CIF по Инкотермс, и при этом Олина фирма по следующему пункту договора оплачивала и перевозку груза, и страховку. Стола в номере не было, были две кровати и две тумбочки. Валера изготовился писать на тумбочке, устроившись в изголовье кровати. Перебросив подушку на Васину койку, начал раскладывать листы контракта на покрывале, и в это время в дверь постучали.

- Да! Кто там?

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Наташа, мама Нюши и Клуши.

- Можно, Валер?

Не дожидаясь разрешения, она вошла.

Валера с двумя листами договора в руках, привстал было, всё-таки девушка, а мы тут на кровати сидя сидим, и сразу же так саданулся коленом об угол тумбочки, что охнув сел обратно.

- Ой, Валера, осторожно, как же ты так, я зашла извиниться за утренний своей наезд, прости, пожалуйста, у нас был отличный, незабываемый день, не обижайся, я тебя не сильно отвлекаю, не мешаю, ты, кажется, занят...

Занят Валера был тем, что, бросив контракт на тумбочку и стиснув зубы, тер ушибленное колено. Что ж я за такое человек-авария, не шея, так колено, не Оля, так Наташа... Валера глянул снизу вверх на Наталью. А принарядилась девушка. Вареная мини-юбка трапецией с вышивкой Мавин на переднем почему-то кармане и с застёжкой от пояса до низа на пуговицах, причем две нижние были не застегнуты, давая фантазии некоторый простор, а взгляду - строго определенное направление, сверху же была свободная майка, под которой угадывалась весомая, не отягощенная лифчиком грудь. Чуть подпортили образ ноги, им недоставало стройности, на что, помнится, ещё Пушкин сетовал, были они в таких младенческих перетяжечках, как колбаски в натуральной оболочке, но босоножки на каблучке немного сглаживали эту неловкость, а в целом образ у Наташи получился гармоничный, чёлочка подкрученная, и макияж вон сделала неяркий, сдержанный - умеет.

Валера забыл тереть коленку, и Наташа истолковала это по-своему: она, небрежно сдвинув разложенные страницы Олиного договора, села рядом на кровать вполоборота к нему и взяла за руку, слегка сжав пальцы.

- Не сердишься, Валер? - она наклонила голову, ища его взгляд, и провела ладонью по его руке от кисти к локтю.

- Не сержусь, Наташ, - ответил он, высвобождая руку, ой, что делается, что делается, это тропики на них так подействовали что ли, экзотики чуть лишку, или расслабились, границу перейдя, ничего не понимаю. - Ты вовсе не мешаешь. Только, видишь ли, я решил принять ислам, вот соответствующий договор изучаю, сейчас буду заявление писать, так что грешить мне нельзя совсем. Ну ни на вот столечко, - он показал пальцами на вот сколечко.

- Исла-а-ам? - протянула Наташа. - Да ладно, врёшь. - Она взяла лист и прочитала вслух:

- Нижепоименнованные изделия, в дальнейшем именуемые Товар, в количестве, указанном в пункте шесть точка один настоящего договора... Чушь какая-то. Какой Ислам. Дурак ты, Валера, всё-таки.

Она вскочила с кровати, одернула свою поддельную джинсовую "мальвину", откинула чёлку, повернулась и пошла к двери. На пороге остановилась, взявшись уже за ручку, обернулась и сказала:

- А жаль.

И вышла вон.

Валера некоторое время смотрел на захлопнувшуюся дверь, потом матюкнулся вслух и откинулся на спинку кровати, забыв, что подушки там нет. Получилось звучно. Материться уже не было ни сил, ни желания. Интересно, подумал Валера, что больше деревянное, спинка кровати или моя разнесчастная голова.

О работе не могло быть и речи.

Валера проснулся, как от толчка. В комнате абсолютная темнота, ни проблеска света, - что открыл глаза, что не открывал, - кто так строит, живёшь, как Буратино в сундуке. Нащупал на тумбочке часы, нажал кнопку подсветки. 04:49. Сна ни крошечки.

Вася на соседней кровати негромко посапывал. Один. Диана ближе к вечеру заходила в гости, и Валера из деликатности оставил их наедине. Взял всё-таки контракт, отправился к Сандипу, который показался ему после всех дневных приключений почти родным.

Перед топ-менеджером супер-отеля стояла полупустая тарелка с золотым вензелем Phoenix, крошки неопределенного происхождения рассыпаны по столу. Початая бутылка Джонни Уокера, стакан с тающим льдом. С ума он что ли сошел, подумал Валера. Перед отъездом Игорь сказал: только смотри, с алкоголем аккуратно, там это уголовка, поэтому потихонечку, под подушкой, в своем номере. Да я вообще малопьющий, успокоил его Валера.

 В воздухе присутствовал запах острой масалы и чего-то знакомого, вкусного, ах, да - маринованный лайм нимбу ка ачар, точно, я ж не ел ничего целый день, так, принял внутрь ложечку клубничного джема, да ещё вот сейчас немного подышу индийской кухней. Надо быстренько с переводом разделаться и чего-нибудь в себя закинуть.

Мистер Шарма был без пиджака, жилетка расстёгнута, канареечный галстук весь наружу, целиком, заодно с небольшим красноватым пятном внизу. Кетчуп? Карри? Ковыряя во рту пластиковой зубочисткой и мутно глядя на Валеру, Сандип неожиданно легко разрешил напечатать да что угодно, часа за три успеешь, а то потом надо бежать, выпьем, Варели, не стесняйся, покрасим весь этот чёртов городишко в красный цвет, будь он неладен. Валера отказался, преодолевая внутренние метания - то ли Сандипа спасать, то ли самому спасаться, но договор же пообещал отдать в напечатанном виде. И он поскорее сел за компьютер, пока Сандип не передумал. Впрочем тот и не собирался - ни думать, ни тем более передумывать. Он подливал себе по наперстку виски, за полтора часа прикончил всю бутылку и заснул щекой на раскинутой по столу правой руке, пустив тоненькую струйку слюны на рукав рубашки. Валера как раз доделал перевод, распечатал текст на яростно стрекочущем матричном "Эпсоне", мистер Шарма при этом даже не шевельнулся, может, ему приснились сверчки. Вот ведь тоже, подумал Валера, проблемы у человека. Так он здесь работу в два счета потеряет. А может, и не только работу. И некому будет городок красить в красный цвет. Разбудить его что ли, бедолагу, руку себе отлежит для полного счастья... Нет уж, нет уж, довольно с меня приключений на сегодня, скажу портье, пусть сами разбираются.

Но в подъехавшем лифте обнаружился Василий с тарелкой еды, и вниз Валера не стал спускаться, потому что Вася сходу стал витиевато извиняться за аморальное поведение, благодарить за чуткость и предложил разделить купленный в ресторане ужин. Это было кстати после ароматов в кабинете Сандипа. Лакомство выглядело так себе: бутерброд из двух кусков хлеба с тонюсеньким ломтиком ветчины и увядающим листом салата посередине, ещё с какой-то майонезной замазкой, оригинально разрезанный по диагонали на два треугольника и обложенный со всех сторон картошкой фри, сдержанно побрызганной кетчупом. Вася сказал, что это называется "клубный сэндвич", чего в нем клубного, бутерброд и бутерброд. Пахло, правда, аппетитно, да и на вкус оказалось вполне приемлемым. Бутерброды на ужин. Как в родном универе: учились во вторую смену, и между третьей и четвертой парой в буфете можно было купить только вареную колбасу и сладковатые "свердловские" булочки. Делалось так: булочка разрезалась вдоль, бралось четыре кружка колбасы, буфетчица тётя Маша кромсала их по сантиметру толщиной щедрою рукой. Ломтик булочки намазывадся сливочным маслом с двух сторон, сверху и снизу обкладывался колбасой. Бутерброд "Дядя Фёдор" готов. Если везло, в буфете ещё оставалось молоко в бутылках с серебряной крышечкой. Или кефир. С зелёной. Если не везло - то Ессентуки 17, уж это было всегда.

Ну вот, засыпая, подвёл итог Валера. Всё, вроде, вырулилось. Счастье людям принёс, клиентов удовлетворил, проблемы решил, духовной пищи хлебнул, физическое тело тоже обделённым не осталось, ушибы, и шишки, и общий стресс компенсируют переизбыток позитива - это чтоб жизнь не в розах, - так, поели, можно и поспать.

И провалился в черноту без метаний и сновидений до самых ноль четырёх сорока девяти. Включил бра, сел на кровати покрутил головой. Гадюка свое дело сделала. Спасибо, Оля.

Умывшись, Валера вышел из гостиницы в утренние сумерки. До жары и духоты было ещё далеко, вот-вот должен был начаться предрассветный намаз, и Валера ждал голоса муэдзина, надеясь, как вчера, испытать ощущение спокойствия и всеохватывающего... Просветления, что ли. Нет слова, чтобы описать. И вообще, мысль изреченная есть ложь, спасибо, Федор Иванович. Валера решил пройтись немного.

Без солнца все вокруг было серо-голубым, теплую часть спектра пока отключили вместе с ночным освещением. Может, из-за отсутствия красок обратила на себя внимание геометрическая простота окружающего пространства, всё взаимно-перпендикулярное, ровное и как будто чисто вымытое: углы зданий, прямоугольные и квадратные окна, уступы карнизов и балконов, бордюры выложенных плиткой тротуаров, запертые двери самых разнообразных магазинчиков. Впрочем, одна раскрыта настежь, и проходя, Валера заглянул внутрь. Это оказалась крохотная кофейная лавка, настолько маленькая, что даже окон не было. Зато был запах. Аромат совершенно сногсшибательный. Свет внутри горел тоже неяркий, холодный белый, и это подчеркивало аромат кофе и кардамона, теплой волной вытекающий наружу. Как раз в этот самый момент и зазвучал азан, навсегда соединив в Валериной голове запах кофе и пряностей с чувством абсолютной защищённости и умиротворения. Он вслушивался в звучащую мелодию, пытался разобрать отдельные слова и поражался напевности и мягкости арабского языка.

Дослушав, Валера зашёл в лавку - невозможно было устоять.

- Слушаю вас, мой друг, проходите, что могу вам предложить? - хозяин лавки - может, это и был обычный продавец, но вел он себя именно как хозяин, уверенно и приветливо.

- Доброе утро. Я просто прогуливался, но аромат вашего кофе не позволяет пройти мимо.

Внутри все было крохотное и уютное. Слева и справа вдоль стен - стеллажи, выдвижные ящички с прозрачной передней стенкой и табличками с надписями от руки. Между прочим, кроме кофе, тут был и чай, и орехи - миндаль, кешью, фисташки, - и пряности - корица, гвоздика, кардамон, бадьян... Десятки ящичков, много всего. И все это наполняло небольшую комнату сверхъестественным ароматом. У противоположной от входа стены была небольшая стойка - прилавок и около него два высоких барных табурета. На стойке - ёмкость с чистым мелким песком, в который закопаны были до середины две небольшие медные джезвы, из одной поднимался пар. Хозяин внимательно следил за приготовлением, успев тем не менее кивнуть подошедшему поближе Валере на табурет:

- Устраивайтесь, друг мой. Это исключительный купаж из арабики с робустой, и я добавил кардамон, - он ловко извлёк турку из песка в тот самый момент, когда кофе по краям запенился и стал как бы заворачиваться внутрь, другой рукой, как фокусник, из ниоткуда, из воздуха будто бы, достал крохотную чашечку белого, почти прозрачного фарфора, перелил в неё кофе, - причем пенка толстым слоем легла выше краев, - и придвинул чашку Валере. - Попробуйте.

Валера растерялся.

- Слушайте, спасибо, конечно, но я вышел прогуляться из гостиницы и не взял с собой денег. Совсем. Извините.

- Ну что вы, друг мой, это подарок вам. Попробуйте. Не пожалеете. А это, - он подвигал в песке вторую турку, кофе в которой, видимо, вот-вот должен был приготовиться, - это чистая арабика.

Не сводя глаз с заваривающегося кофе, он точным движением достал из-под прилавка блюдечко с орехами и грубо наломанным небольшими кусочками шоколадом и поставил её перед Валерой.

- Угощайтесь. С деньгами придёте потом. За кофе или за чаем. Если не придёте - тоже не страшно, но поверьте, мой друг, все приходят, - и он налил во вторую чашечку этой самой "чистой арабики".

Никогда и нигде больше, братцы, не отведать такого кофе, как в этой малюсенькой кофейне, которую поди попробуй найди ещё в Дейре, эмират Дубай, ОАЭ. Да и Дубай, говорят, не тот уже, и море изгадили искусственными островами с исполинскими отелями, и сам этот райончик - Дейра - выродился в трущебоподобный шанхайчик с грязными, жуткими и запущенными хостелами для мигрантов, работающих здесь через систему легального рабства под названием Кафала и, собственно, и построивших вручную все это великолепие, которым так восхищаются туристы и так гордятся граждане - всякие там сувейди и бани яси. А кофе... Ни в Италии, ни в Турции, ни на Кубе, острове вечной свободы и праздника, ничего похожего на приготовленный - для этнического, видимо, разнообразия - этим ливанцем по имени Зияд, Валерке не довелось вкусить. Купленный и привезённый фирменный "от Зияда" купаж выдохся, видимо, ещё по дороге домой, а сам, сколько ни экспериментировал с обжаркой, помолом, пропорциями разного кофе и кардамона, того эффекта не сумел добиться. Знаете какого?

Вот представьте. Вы едете по бездорожью ночью в самую непогодь, хмарь и слякоть. Ветровое стекло заляпано, фары еле светят сквозь слой грязи, машину кидает из стороны в сторону, да ещё бензин вы залили самый дешёвый и поганый, разбавленный, и тот почти на нуле. И вдруг - боже мой, дорога! Заправочная станция, услужливый вьюнош моет вам окна и протирает оптику на автомобиле, заправляет машину высокооктановым без чепухи топливом, а вы ещё в сортир сходили - чистый, уютный, хорошо пахнущий туалет на дорогой заправке, - сели за руль, и дальше только ровненький асфальт без не то что колдобин, без единой трещинки! И туман как раз рассеялся, фары светят на триста метров вперёд. И начинает светать.

Нет.

Вы лет в восемь объелись мороженого. Лопали кусками, так было вкусно. И запили ещё ледяными "Саянами", помните, с запахом левзеи, есть такая травка на Алтае. И горло ваше выключилось. Не просто глотать больно, а существовать больно. А мама как назло приготовила самую любимую вашу жареную картошку, на которую вам сегодня даже посмотреть страшно, и не хочется и думать о том, как она будет пролезать в ваше бедное горло. И к вечеру озноб, жар, и мама делает вам уксусный компресс и заставляет пить совершенно неупотребимое горячее пенистое молоко с мёдом и содой, по ложечке, сыночек, по чуть-чуть, надо, потерпи. И половину ночи вы мечетесь в кровати, переворачиваете мокрую подушку, то укрываетесь, то раскрываетесь, и одеяло уже сбилось куда-то в угол пододеяльника тяжеленным комком. И засыпаете кое-как под утро. А потом вдруг просыпаетесь совершенно здоровым, свежим, как будто новеньким. А на улице солнце, лето, и ещё два с половиной месяца каникул.

В общем, сознание у Валеры сделалось абсолютно чистым, как промытое марганцовкой - вся муть осела где-то, вероятно, в кишечнике с перспективой неизбежной депортации.

А дальше...

Началась работа. Рутина.

На Соломона можно было положиться во всем, что касалось доставки домой груза, закупленного нашими дельцами и магнатами, королями женских прокладок и автозапчастей - картины, корзинки, картонки и маленькие собачонки укладывались в пикап с нарощеными бортами и уезжали всё в тот же ненаглядный Аль-Аин, где грузились в страшноватый, похожий на злого шмеля из-за верхнего расположения крыла, грузовик Ан-12.

С досугом для туристов тоже все сложилось как надо. Соломон мудро распределял туристов - кого в пустыню, кого на пароходик с морскими деликатесами, кого на экскурсию на яхте.

Олина компания получила товар на следующий же день, кузнечиковый Серёжа сухо поблагодарил, потно потряс ручку Паша. Оля поцеловала в щёчку, привстав на цыпочки, как в кино шестидесятых, слегка прижавшись к Валерке теплой упругой грудью, и взяла слово, что когда он будет в Туле, или нет, не в Туле, кажется, в Костроме, - то обязательно позвонит. Он улыбнулся ей, придержав за талию, а через два часа они уехали из ОАЭ и из Валериной жизни.

Двести полученных долларов не залежались: в тот же вечер Валера случайно набрел на музыкальный магазинчик и совершенно обалдел от полной коллекции Битлз, но из всего купил только что вышедшую "Историю Битлз" в двух томах по пять компакт-дисков с глянцевыми буклетами и в очень солидных коробках. Там были черновые записи великих музыкантов, репетиции, дубли и неизданные ранее песни. На оставшиеся от заработка деньги был куплен Сони-дискман на батарейках, и следующие несколько ночей Валера проваливался в шестидесятые - в выпендрежные гармонии Джона, сладкие мелодии Пола, гитарные переливы Джорджа и немного топорный, но этим и выдающийся стук по барабанам Ринго. А ведь только через год выпустили официальную "Антологию Битлз", куда вошли записи из этих двух, явно пиратски изданных коробок.

Так и шло. Утром кофе у Зияда, планирование дня, завтрак, распределение туристов по райским утехам, метания между тремя уже отелями - два в Дубае, один в Шардже, Аль-Аин - Дубай, Дубай - Аль-Аин, прогулки по городу пешком, незаметно подкрался Новый год. Приехали Игорь с Андреем, вместе ездили на переговоры с каким-то шейхом о проведении вечеринки для особо новых русских, - новейших, должно быть, - у него во дворце.

Но как ни старался Валера, лично для него праздника не чувствовалось больше, заграница померкла, посерела. Вот, к примеру, пошел покупать атлас - всю жизнь мечтал о подробном атласе мира на английском языке, чтоб карты и политические, и физические, чтоб на глянцевой бумаге, чтоб в твердом переплете, чтоб огромного формата - нашёл в книжном и сразу же полез искать, как будто надоумил кто-то, не Америку с Австралией и даже не родную Евразию, а вот именно Арабские Эмираты, открыл страницу с Аравийским полуостровом...

- Слушайте, а есть другой? Тут у вас испорчена страница.
- Где?
- Вот, видите, как будто затерто.
- Это не испорченный атлас, сэр. Просто этой страны не существует. Ее не должно быть в мире, не будет и на карте в атласе в нашем магазине.
- Но...
- Сэр, я прошу вас уйти.

Валера посмотрел на продавца. Лицо того было непроницаемо, в черных глазах не читалось ничего, он был спокоен и твёрд. Ему всё с Валерой было ясно. Валере с ним - тоже. Два дня назад в приехавшей группе туристов двоих - мужа и жену - завернули и отправили назад в Россию тем же самолётом, потому что при прохождении границы в их паспортах обнаружилось израильская виза. Но подчищать дорогущий атлас в 500 страниц Оксфордского издательства за пятьдесят долларов - это Валере показалось перебором. Однако спорить было не о чем, он просто повернулся и ушёл. А куда жаловаться? В ООН?

Или вот вздумал отыскать Макдональдс. В Москве пару лет назад удалась туда проникнуть, отстояв гигантскую очередь. Качество еды показалось волшебным: удивительные булочки, лёгкие и мягкие, как пух, маринованные огурцы необыкновенного какого-то вкуса, даже кетчуп какой-то невероятный, не сравнить с привычным "Bulgar", не говоря уж про соус "Краснодарский". Но самое большое впечатление на Валеру произвёл тогда сладкий слоёный пирожок с яблоками и корицей, таких не видывали в уездном городе NN. Макдональдс нашелся в одном из торговых центров. Валера, замирая от предвкушения, зашёл. В нос ударил запах горелого кукурузного масла, людей почти не было, заказал биг-мак, картошку и тот самый пирожок. Кока-колу, конечно. Пирожок оказался так себе. Он давно остыл и приклеился к коробке, когда Валера потянул его наружу, разорвался пополам и облил пальцы и рубашку тепловатой начинкой. Булочка на вкус и по ощущениям оказалось бумажной, а котлеты картонными. Картошка - холодной и какой-то пожухлой. И все это насквозь пропахло кукурузным маслом. Кока-Кола хоть не подвела, и то ладно.

Самым мрачным сюрпризом был приезд 31 декабря под самый вечер группы туристов, которые из-за отсутствия керосина просидели в аэропорту двое суток, ожидая вылета. Группа из 12 человек, юные хозяева только что отжатого химкомбината, все как на подбор с квадратными физиономиями, накачанными бицепсами, коротко стриженные и без шей - уши кончаются, и сразу начинаются плечи. В общем, пацаны прямо из модных анекдотов. С перстнями и в золотых цепях, это само собой. Приехали с женами - тоже какими-то одинаково модельно-миловидными. От двухсуточного сидения в холодном аэропорту в ожидании вылета, который обещали через час, потом ещё через час, потом ещё через час - они были страшно злые и цеплялись ко всему. Их не устраивал автобус, их не устраивал полуторачасовой трансфер, их не устраивал отель, их не устраивали номера, их не устраивал Валера. Но главное, для них не было билетов в отель Шератон, где проводилось массовое гуляние для русских туристов - со шведским столом из шестидесяти блюд, дискотекой, фейерверком и спиртными напитками, пей хоть залейся.

Билеты существовали когда-то в администрации Феникса, изначально - ровно столько, сколько заказывали, но... Сандипа уволили быстро, тихо и, наверное, не только за пьянство, Валера его так больше и не увидел с того вечера, а новый управляющий, с которым как-то не заладилось, - скорее всего, спешно реализовал оставшиеся, потому как до вечеринки-то всего несколько часов, а никто за билетами не пришёл: Валера в Аль-Аине встречал этих раскаленных потерпевших, номера свободны, хоть и зарезервированы, действительно, чего товару лежать, если на него такой спрос. В общем, когда Валера сунулся было в администрацию, ему сказали с усмешкой: ты б ещё завтра пришёл. Сердитые пацаны вывели Валеру на улицу и долго, муторно разъясняли, как надо работать свою работу, ты что, не понимаешь, ты последние дни тут трудишься, чё, чё ты там мямлишь, дурачок, ладно пошли, чего с ним разговаривать. Они не дрались, они даже не оскорбляли Валеру, обозвали только, но отвесили ему пару даже не подзатыльников, а лёгких шлепков ладошкой по голове. Это было не больно, но очень унизительно и противно. Да услаждайтесь вы все в пассатижи, Валера заперся в своем номере и лег спать, новый 1995 год наступил без него.

Январь накатил всё в том же ярком солнце, синем небе, духоте и густом мареве - серый, безотрадный и какой-то нелепый.

Четверо детей из группы вместе с Валерой и одной из мамочек (остальных родителей Соломон отправил есть жареное мясо в пустыню, тоже чем не развлечение) поехали в местный "Диснейленд" - унылое подобие российского провинциального лунапарка средней руки. Поехали на прокатном Ниссане, немножко с таких поездок Валера получал не облагаемых налогом средств - на кофе и мороженое. Живых людей в этом городе детского счастья не наблюдалось. Аттракционы простаивали. Игровые автоматы вхолостую, ни для кого пели свои электронные мелодии. Поиграв немного на автоматах и поев мороженого с кока-колой, дети хором захотели кататься на коньках - здесь была ледовая арена. Валера уже ничему не удивлялся, но приехать в разгар русской зимы сюда, в тропики, чтобы покататься на коньках по искусственному льду? Ну ладно. Мамочке было все равно, чем тешатся дети, свои и чужие, лишь бы не надоедали. Взяли напрокат коньки. Валера тоже решил: чего уж, веселиться - так на полную! Тем более, когда-то умел, даже играл в хоккей в глубоком детстве. Коньки оказались фигурными, с зубчиками, а впрочем, какая разница. Затянув шнурки, вышел на лёд. Тут уже - смотри-ка, - были люди: один папа поддерживал подмышки сына лет шести, двигаясь вдоль бортика, ещё две девушки красиво, профессионально скользили в середине площадки. Валера попробовал прокатиться. Ишь ты, получается! Уверенно разогнавшись - видимо, где-то в мышцах осталась память, - он выполнил красивый вираж, поехал спиной вперёд, отталкиваясь круговыми движениями коньков.

- Валера, это ты?!

Он обернулся на голос, сбился с шага, запутался в ногах и споткнулся. Кошки - те из любого положения, падая, приземляются на четыре лапы. Но Валера не кошка. Лёд встретил жёстко. От удара все вокруг помутилось, а потом и вовсе погасло.

Первое, что он почувствовал, когда очнулся, - его голова на чём-то теплом и мягком. Открыл глаза. Над ним склонилась необыкновенной красоты девушка. Синие глаза, волна платиновых волос, полные, как будто точёные, губы, сейчас тревожно сжатые. Я её знаю! Мы же учились вместе!

- Валер, ты как?

- Жив, - сказал Валера. - Привет. Откуда ты здесь?

- Работаю. От турагентства. Значит, узнал всё-таки меня, да?

- Узнал, - Валера кивнул. Люба. Кажется, так её зовут. За пять лет учебы не поговорили ни разу, но Валера всегда смотрел на нее с восхищением. Очень красивая. Очень. Неприступно красивая.Он понял, что затылком лежит в сгибе ее локтя, вот почему так тепло и уютно. Над правой бровью гудело болью - толсто и низко, как линия электропередач. Валера поморщился и потрогал висок.

- Шишка будет, - из-за Любиного плеча выглядывала чужая мама. - надо лёд приложить.

- Я приложил уже, - ответил Валера серьезно.

Чужая мама улыбнулась, прикрываясь ладошкой.

- Встать можешь? - свободной рукой Люба провела по его щеке.

- Могу, конечно. Вообще... Все нормально, девчонки, - ужасно не хотелось отрываться от Любиного локтя. Валера напрягся и сел. Ничего страшного, подумаешь, гул в голове, мы за месяц в Эмиратах и не такое видали, - Эта... Как вас, я забыл... Галина?

- Галина, - чужая мама не обиделась.

- Дети там в порядке, Галя? Лёд кроме меня никто не крушил?

- Все нормально, Валера, вон по бортику ходят, я им на середину запретила выходить.

- А, это правильно, это хорошо, - Валера стал на одно колено, оттолкнулся ото льда и поднялся на ноги. Люба твердо придержала его под локоть, она очень ловко стояла на коньках. - Так. Харламова из меня не выйдет... Не вышло... Придется переквалифицироваться обратно в групповоды.

- Давай-ка я тебя провожу.

- Давай-ка. Не ради безопасности, но удовольствия для. Надо же, как мы встретились. А пять лет учились, и я так и не подошёл к тебе.

- А что, хотелось?

- Очень. Очень хотелось. Но ты такая... Недосягаемая... Не рискнул.

- Жаль. А как зовут меня, помнишь хоть?

Червяк сомнения укусил куда-то в селезёнку, но Валера сделал вид, что не замечает, и ответил бодро, как будто это не он валялся пять минут назад без сознания:

- Помню, конечно. У тебя удивительное имя - Любовь. Имя, которое идёт любой девушке.

Она рассмеялась:

- Имя Любовь идёт, конечно, любой девушке. Но я - Ирина.

Да что ж такое, не угадал. Экий, извините мой французский, конфуз!

- Ирина. Как так. Я всегда был уверен, что Люба. А. Знаю. На тебя посмотришь - и ассоциация только одна - любовь, - Валера покраснел от неловкости. Даже ушибленная голова перестала болеть.

- Да ладно, Валер, не заморачивайся. Мы с тобой, кажется, первый раз разговариваем. И нас же никто друг другу не представил.

- Ты-то меня по имени помнишь, - они дошли по резиновому коврику до скамейки, сели рядышком и стали расшнуровывать коньки.

- Я - помню. Но это же не удивительно, ты звезда.

- Я?

- Конечно. Я помню, как ты стихи читал. Маяковского. И на конференции твое выступление на третьем курсе, помнишь?

- Слушай... Вообще не помню. Тебя помню. А себя нет. Это ты звезда, куда мне. Ирина. Какое красивое имя.

- Не подлизывайся. Люба - тоже красивое.

- Нет, правда. Вслушайся: И-ри-на. Две гласные переднего ряда, одна - среднего, сонорные согласные. Всё так и поёт! А движение языка - ритмичное вниз-вверх-вниз. Магия.

- Вот-вот. Так же убедительно ты и на конференции тогда врал.

- Чего врал-то. Я редко очень вру. А там профессор Гласова бдительно отсеивала сомнительный материал, не позволила бы бездоказательно постулировать.

- Постулировать?

- Ага, было у неё такое любимое словечко. Ой, подожди. Совсем забыл, - Валера в одних носках побежал обратно к арене:

- Галина! Галя! Я вас с детьми в машине подожду, хорошо?

- Ладно, мы уже скоро.

- Давайте, а то нам на обед надо успеть, - он вернулся к Ирине.

- Ты меня с ума свела. Я вообще забыл, где я и зачем. Как ты в Эмираты-то попала? - Валера опять сел рядом, вытащил из-под лавочки свои тенниски. Ирина уже переобулась в босоножки на каблуке. Зашнуровывая обувь, он задержался взглядом на ее щиколотках. Красивые, тонкие. Изящные. Точеные пальчики ног, педикюр. Как на картинке. Так, Валера, не отвлекайся, петелька, вот так вокруг, сюда подсовываем, затягиваем, - помнишь, как бабушка учила на бантик завязывать? А то брякнешься ещё об асфальт для полного счастья.

- Наверное, так же, как и ты. Университет - школа - разочарование - всяческие левые ненадёжные подработки - туризм. Нет?

- Почти. Немножко попреподавал ещё в университете на межфакультетской кафедре. И по фирмам менеджером. А ты давно здесь?

- Год.

- Ух ты! Я только второй месяц.

- Ага. То-то я и смотрю, - Ирина откинулась немного назад и внимательно оглядела Валеру с ног до головы.

- Что?

- Ничего. Почти ничего. Сейчас твоих туристов отвезем, и расскажу по секрету. Я так понимаю, у тебя машина прокатная?

- Да.

- Здо;рово. За свои? Или разрешило начальство?

- Разрешило. Куда ему деваться-то, у меня люди в трёх отелях, на автобусе что ли кататься.

- А, тогда понятно. Пойдем?

- Пойдем.

На улице она легко и непринужденно взяла его за руку. Так вот запросто - вложила свою ладошку в его. Он чуть-чуть сжал её кисть, как внимательный родитель с дошкольником на пешеходном переходе, почувствовал тепло пальцев и глянец ногтей. Вот эти пальцы, эту руку хотелось держать и не отпускать. Никогда.

- А на этот затрапезный каток тебя как занесло? - спросил Валера. - Он тебе не к лицу, честное слово.

- Да мне все равно. Я ведь занималась фигурным катанием, Валер. Со школы ещё. С детства. И с удовольствием сюда хожу. Раза два или три в неделю обязательно. Для контраста с духотой, и чтоб форму не потерять. Здесь почти никогда никого не бывает из-за этого как раз, ты верно подметил, - местечко не из лучших. Поэтому лучше ты скажи, ты-то с туристами как здесь очутился?

- Да дети захотели типа в Диснейленд, вот я их сюда и привёз. Родители - кроме Галины - на барбекю в пустыню поехали.

- Тебе их не сюда надо было, а в... Ну например, в Криксайд. Его недавно открыли, там здорово.

- Это где такое?

- Да здесь же, в Дубае. Твоя? - Ирина показала на сине-зелёно-лазоревый Ниссан, стоящий немного в стороне от ряда красиво припаркованных джипов на огромных колесах.

- Ну да. Собственно, на прокатный экипаж тут только это и похоже.

- Цвет - фантастика просто. Это поискать надо было.

- Зато 25 долларов и автомат. Я не искал, мне в первый раз пригнали прямо к отелю. Я к нему привык, потом повторно его и брал. Он меня поджидает в рент-а-каре - народ беленькие предпочитает.

- Я на стороне народа. Ты Галю вперёд посади, а я с детьми - сзади. На руки возьму кого-нибудь.

- Ещё не хватало. Садись вперёд.

- Нет, Валера. Она - все они - должны непрерывно испытывать чувство комфорта, чтобы позитив не порушился, да простит меня академик Щерба за этот псевдорусский.

- Ты прямо Дейл Карнеги. "Как попасть под чужое влияние и обзавестись врагами".

- Терпеть не могу. Особенно этот вот "стакан наполовину полон".

- Это не его, - Валера щёлкнул пультиком центрального замка и с сожалением отпустил Иринину руку, открыл левую заднюю дверь.

- Ну и пусть. Все равно не люблю эти советы убогим, - Ирина забралась на заднее сиденье, опять изумив Валерку: никакого жеманства и манерности, держась за спинки передних кресел она на коленках пробралась по дивану на правую сторону, позади пассажирского сиденья. - Давай, заводи скорее и включай кондиционер. Какой отель?

- "Феникс".

- О господи.

- Вот именно. А ты?

- Я в "Ривьере".

- Ничего себе, красиво жить не запретишь.

- Попробовали бы только. Я половину сама оплачиваю.

- А что, так бывает?

- Договорилась с руководством. Иначе фигушки я бы сюда поехала. Я ведь, Валера, за этот год им весь бизнес здесь выстроила. И себе немножко. О! Твои бегут-спотыкаются.

Валера завел двигатель.

- Слушай, пойди, дверь ей открой. Пусть почувствует себя королевой.

- Ирин, да ладно.

- Мармеладно. От тебя не убудет, это раз, а к тому же - крошечный плюсик в карму и в книгу отзывов и предложений.

Вот это да, думал Валера, обходя автомобиль и распахивая дверцу перед Галей. Надо же, мною командуют, помыкают, можно сказать, - а мне, кажется, это даже приятно. Алё, Валера, это ты? Где твое раздражение, где негодование? Где хоть капелька возмущения, м-м? Он поддержал Галину под локоть. Да уж. Контраст. Эта в машину садилась, как будто работая на камеру в Голливуде: попа, красивый прогиб в спине, левая ножка, потом, придерживая подол платья и чуть-чуть подтягивая его вот так кверху, - правая; вот такие у нас коленки, вот такой поворот головы, вот такой взгляд снизу вверх, вот так мы челочку поправим, спасибо Валера, вот такая полуулыбка. Оскар.

К тому времени, как он вернулся за руль, на заднем диване уже было весело и оживлённо. Энергия, подмерзшая было на льду во время получасового хождения вдоль бортика, начала оттаивать и бурлить. На коленях у Ирины сидело вертлявое, курносое, обсыпанное веснушками и с двумя косичками из пушистых рыжих волос:

- Тётя Ира, тётя Ира, а научишь меня на коньках кататься, как ты?

- И меня! И меня! - Три остальных участника вечеринки - два близнеца лет шести и девочка постарше, уже, похоже, школьница - все льнули к Ирине, тесня друг дружку, так что за водительским креслом можно было ещё парочку уместить таких же радостных и беспокойных.

- Насчёт коньков не обещаю, - сказала Ирина, - зато я с дядей Валерой могу вам таких зверей показать! Хотите в зоопарк? Там есть носорог вот с такенным рогом на носу. И пингвинчики. Там можно даже покормить жирафа! Хотите?

- Хотим, хотим!

- Галя, как вы думаете? Завтра, например?

 - Не знаю... Да, давайте! Мы с Машкой точно пойдём, да, Маша?

- Да-а-а! - ответствовало рыжее существо с Ирининых коленей.

- Ну а с остальными родителями я договорюсь. Они все равно завтра собрались на шопинг, детям скучно будет. А дорого? Далеко ехать?

- Это в Эль-Айне, больше часа езды, но мы с Валерием обеспечим вам микроавтобус, экскурсовода и максимум развлечений.

- В Аль-Аине? - встрял Валера.

- В Эль-Айне, так правильнее, они сами так произносят. По цене, Галь, там сами билеты не дорого - 30 дирхамов для вас, 10 для детишек. Ну плюс поездка, плюс экскурсовод. То есть такой компанией это вам обойдется долларов в пятьдесят.

- Нормально! Давайте, договаривайтесь.

- Тётя Ира, а ты поедешь с нами?

- Я больше всего на свете хотела бы, Машенька, но у меня работа же. Зато я обещаю, что буду тебя встречать.

Маша длинно, трехступенчато вздохнула:

- Ну ладно.

- Приехали! Дети, аккуратно выходим, - Валера заглушил двигатель. Галина не двигалась с места, ждала, пока он откроет дверь и подаст руку. Пришлось - куда ж деваться, и ведь подумать только, через какие-то 15 лет за такое внимание можно будет именно от этой или похожей галины получить по физиономии, вот тогда пожалеешь, Валера, да поздно будет, катится нравственность, катится человеколюбие, катятся отзывчивость с эмпатией, весь мир катится по наклонной канализационной трубе куда-то вниз, вниз, и давно уж пройдена точка бифуркации, и никакого нет пути назад, будет только хуже, будет только горше и беспросветней. Но пока... Живи, Валерка, можно, наслаждайся каждой секундой, оглянись, дурачок, всё прекрасно: и эти довольные прогулкой дети в предвкушении обещанного им после обеда мороженого, и эти ухоженные деревья - газоны - улицы, и это солнце, и это тепло, и даже кукольно-модельная Галочка. И Ирина. Откуда здесь взялась Ирина? Кто послал её тебе и зачем, Валера? Почему тебе? Почему - её? Не знаешь? Нет, Валера, ты и не думаешь об этом. Ты просто воспринимаешь это как данность. Случайность. Совпадение. Счастливая случайность, удачное совпадение.

- Валерка!

- А? - Валера вздрогнул, зажмурился и снова открыл глаза. Потряс головой. Эта жара меня доведёт. Галя с детьми уже отправились на обед, а он все ещё придерживал открытую дверь автомобиля. Ирина улыбаясь стояла рядом, она непринужденно облокотилась на лазурную с изумрудным отливом крышу Ниссана. Какая она... Неземная. Ирина.

- Ну что ты, Валер? Ступор?

- Прости, Ир, - он наконец захлопнул автомобиль и щёлкнул пультом замка. - Что-то я задумался. Непонятно о чем, провал какой-то. Слушай, что это за идея с зоопарком? Как ты собираешься их туда отправлять?

- Элементарно, Валер. У меня есть знакомые. Пара. Англичане, муж и жена. Классные. Лет пять уже здесь живут, неплохо могут изъясняться по-русски. У них два джипа - это в пустыню кататься - и микроавтобус. Ну такой типа рафик. Они всё сделают за тридцать долларов.

- Ты же сказала пятьдесят.

Ирина посмотрела на Валеру удивлённо.

- Валер. Ты заработаешь на этом двадцать долларов. А как же иначе? А как ты своих отправляешь на всякие радости?

- Я - никак. У меня есть такой человек, Соломон. Он все обеспечивает.

- Ну ты даёшь. Так ведь он и зарабатывает эти самые двадцать - тридцать долларов. Часто?

- Вообще-то... Каждый день.

- Ой, - Ирина испуганно прикрыла рот рукой, хотя глаза смеялись. Над Валерой. И это не было обидно. Это почему-то было приятно.

- Так. Ирин. Давай-ка пойдём пообедаем. Я договорюсь, что ты своя.

Ирина рассмеялась в голос:

- Ну уж нет, Валерка, я этих полупансионных и пансионных шведских столов насмотрелись и наелась выше крыши уже. Давай лучше пойдём в "Золотую вилку".

- Куда?

- "Золотая вилка". "Golden Fork". Ты что, ни разу там не был?

- Нет. Я не очень-то по ресторанам... В паре индийских кафешек был, это когда остренького захочется. Ну в KFC раза три.

- Тогда... Я даже завидую. Тебя ожидает гастрономический восторг. Но сначала ко мне зайдём, это рядом.

- Может, подъедем?

- Нет смысла. Прогуляемся.

- А к тебе-то зачем?

- Секрет. Не бойся, приставать не буду.

- А вдруг я как раз боюсь, что не будешь, - сказал Валерка и прикусил язык, тьфу ты, и как это у меня получается, артикуляционные органы срабатывают вперёд мыслей.

- Рано, - Ирина и не думала обижаться. - Мы ведь с тобой разговариваем впервые жизни - и то меньше часа.

- Да, - и это короткое слово выражало весь размах Валеркиных мыслей.

"Ривьера" был настолько чистенький и ухоженный отель, что после "Феникса" захотелось разуться, чтоб не наследить чего доброго. Номер Ирины, двухкомнатный "свит", ну то есть люкс по-нашему, тоже был ах, как хорош. Войдя, Валера застыл в дверях, никак не получалось чувствовать себя естественно и раскрепощенно.

- Вот что, Валера, - Ирина, мимоходом глянув в зеркало и поправив волосы - нечего там поправлять, все и так идеально - решительно распахнула дверь шкафа. - Я хотела спросить... Только, чур, не обижаться... Что это у тебя за рубашка?

- А что? - Валера растерялся. Одет он был в очередную индийскую сорочку от доктора Ману, и у него не вызывали особого недоумения ни покрой, ни расцветка, во всяком случае, до достопамятного прощального одеяния Сандипа Шармы ей было далеко. - Нормальная рубашка. Нет?

- Нет! - отрезала Ирина. - В такой рубашке менеджеру туристической компании нельзя. Ты же не пакистани на заработках. Ты должен вызывать доверие у людей. Поэтому - вот.

Ирина достала из шкафа рубашку на плечиках.

- Себе покупала, я люблю джинсовые мужские рубашки. Но эта мне тесновата оказалась - вот тут. Тебя ждала. Всего один раз носила. Я вообще-то как увидела её - просто удержаться не смогла. Такой цвет! Необычный, конечно, Валер, но на сегодняшний вечер прокатит. А завтра выберем время, я отведу тебя к своим лавочникам, возьмём ещё парочку. Поскромнее.

- Да уж, цвет выдающийся. Ниссанчик мой и в подметки ей не годится.

Кто бы взялся описать цвет этой рубашки? Для него не придумали ещё названия. Вспомнился анекдот: "Закат видел? Совсем непохож". Чуть-чуть малинового. Немного огненно-оранжевого, если повернуть вот так. А иногда казалось, что это ближе к фиолетовому или сиреневому. И металлические - медные - пуговицы. А засученные рукава закреплялись специальной застёжкой.

- Ирина, а какого цвета эта рубашка вообще-то?

- Не малиновый, нет? - Ирина приподняла правую бровь и - как бы задумчиво - коснулась указательным пальцем уголка губ.

- Ириновый, - сказал Валера, не удерживая уже улыбки. - Это - рубашка цвета Закат в тропиках, вот. Но отныне во всех цветовых схемах имя ему будет - ириновый. Аминь.

Ирина рассмеялась, и вдруг - снизошло наконец! - Валере сделалось легко и свободно.

- Ну! Давай, надевай. Я не буду подсматривать.

- Да ладно, мне прятать-то нечего...

Ирина улыбнулась и всё-таки отвернулась. Не интересовал её мужской стриптиз в Валеркином исполнении, напрасно он плечи расправлял и напрягал свой малозначительно подкачанный пресс. Рубашка оказалась очень приятной на ощупь, мягкой, как будто не из джинсы;, а из замши. Валера почувствовал едва уловимый запах, - наверное, ирининых духов или дезодоранта. И это было мило. Всё, что связано с Ириной, - очень мило. Размер подошёл, рукава немножко коротковаты, но если закатать - нормально.

- Ну, смотри, Ирин. Как?

- Слушай, отлично, Валера! Гораздо солиднее, а цвет, я тебе скажу, не просто прекрасен - он экзотически-прекрасен. Нельзя же совсем без эпатажа - скучно. Только прошу тебя, не заправляй ее в брюки, - она снова отвернулась, потому что Валерка беспрекословно принялся расстёгивать ремень. - Брюки бы, кстати, Валер, тоже поменять, но это потом. Завтра.

- Так?

- Ах! - обернувшись, Ирина прикрыла рот тыльной стороной ладони, - Молодой человек, вы свободны? Что вы делаете сегодня вечером?

- Что хотите, мадам!

- Мадемуазель, между прочим.

- Мисс. Что хотите, мисс. Сколько рубашка стоит, Ирина?

- Я не продаю. Носи на здоровье.

- Ну это как-то...

- Как-то так-то! Могу я сделать самой себе приятно? - спросила Ирина и сама же ответила, - Могу и буду!

- Спасибо, Ирин.

- Не за что. А теперь - алга!

- Что?

- "Вперёд!" по-татарски.

- Ты и татарский знаешь?

- Три слова. Случайно. Не бери в голову, пойдем.

Нельзя сказать, что Валера плохо спал этой ночью. Собственно, ночью он не спал вообще. Вернулся в номер поздно вечером без опасений потревожить кого бы то ни было: он уже недели три жил сам по себе, один. И номер - вот радость - был с окном. Правда, с видом на кремово-розовую стену соседнего здания, но всё-таки клаустрофобии можно было уже не опасаться. Принял душ и улегся в постель. После целого, получается, дня, проведенного вместе с Ириной, он чувствовал усталость и одновременно - необычную приподнятость. Биохимия, это понятно, всякий там адреналин и разный прочий эндорфин... Но не только в этом дело. Ощущение было, как на американских горках, когда ты уже внизу, однако знаешь, что сейчас поедешь наверх, а там тебя опять ожидает счастье свободного падения. Так что не до сна, нет, не до сна. Валера перебирал в памяти сегодняшние события, день казался длиннее, чем предыдущие пять недель. И вот что удивительно, Валера, ведь ты не испытал настоящего эротического возбуждения. Ну разве что самую малость. Другое что-то. Иное. Больше и чище, чем вымытый слон. Но какая же она, Ирина... Хорошая. Да. Не прекрасная, не волшебная, не обворожительная - просто хорошая. И очень красивая. Как с ней легко. Целый день. Непрерывные разговоры. О чем? И не припомнить, но хотелось говорить и слушать, слушать и говорить.

В Золотой вилке Ирина велела ему съесть тайский оранжевый суп с морепродуктами. Ненавижу морепродукты, сказал Валера. А ты попробуй, сказала Ирина, и он попробовал. Это оказалось неприлично вкусно: от острого и пряного у Валеры выступили слёзы, и открылся насморк, впрочем у Ирины - тоже, они на пару хлюпали носами, утирали глаза... Валера не мог оторваться, пока не съел всё, что там было намешано: кольца кальмаров, креветки, мидии, кусочки рыбы и бог весть что ещё. Потом были огромные, как атомные подводные лодки, креветки-гриль с жареной картошкой, и Ирина  соорудила для Валеры в салат-баре специальный салат из странных трав с  какой-то чудно;й заправкой.

Шесть часов они просто гуляли. Не останавливаясь, не заходя даже выпить кофе, без умолку болтая и смеясь. Как ни силился Валера полночи, он так и не смог вспомнить, что рассказывал ей, и что она - ему. В ушах только мелодично звучал её голос и переливы смеха.

Около трёх, уже понимая, что скоро рассвет, фаджр, можно будет пойти к Зияду, выпить его неповторимого кофе, - Валера надел наушники и включил диск-плейер. Битлз, Эбби-Роуд. Промотал весь песенный разнобой "стороны А" винилового диска - до Харрисонского "Скоро будет солнце", - и все-таки забылся через двадцать минут на словах Маккартни: "И вот ещё что: любви ты получишь ровно столько, сколько подаришь сам".

Он проспал и фаджр, и утренний кофе, и еле-еле успел спуститься в фойе к приходу Ирины, на ходу закатывая рукава любимой рубашки - вчера договорились на восемь насчёт поездки в Эль-Айнский, он же Аль-Аинский, зоопарк. С Галиной и вчерашними четверыми чёртиками увязались ещё трое деток, одна мама и один папа. Мистер и миссис Эрвин оказались очень милые и приветливые, автобусик у них оказался десятиместный, и несмотря на то, что дети оказались немного невыспавшиеся, малообщительные и зевающие, атмосфера оказалась вполне благожелательной, да ещё чей-то папа оказался явно неравнодушен к Галине, а Галина оказалась, вроде бы, вовсе не против. Зоопарк, подумал Валера.

Он успел немножко поговорить с англичанами, которые вообще-то были, как выяснилось, шотландцы, да не просто так шотландцы, а ольстерские, из Ирландии. Король Яков, тот самый, который подарил британцам удобочитаемую Библию, когда-то подвигнул их осваивать ирландские земли. Это рукой подать через Северный пролив. Угодья эти, вообще-то, уже много столетий как были освоены, да только брошены в страхе бежавшими в Испанию ирландскими графами. Против них якобы готовился английским двором заговор. А новоявленные не то шотландцы, не то уже ирландцы, потом, за пару сотен лет, разъехались по всему свету - в Канаду, в Австралию, даже в Африку, в Штатах их больше двух миллионов. И, знаешь, Валерий, президент Эндрю Джексон, ну тот, который на двадцатке изображён, - он ведь из наших. Юэн (хотя, Валерий, я уже привык, что русские меня называют "Эван")  - рыжий, с аккуратно постриженной бородкой, охватывающий не только подбородок, но и щёки, и притом с по-шкиперски выбритой верхней губой, - очень красочно все это поведал Валере. Судя по всему, он сильно дорожил историей рода. Он даже изобразил все ещё живой ольстерский язык, потомок нортумбрийского диалекта, заметив вскользь, что некоторые считают его имитацией поэтического языка Бернса, но на самом деле на этом языке говорили и писали задолго до того, как в историю вошёл Роберт Бернс, который ведь тоже был из лоу-лендеров, то есть не горцев, а жителей южных равнин.

Валера слушал вполуха. Забавная иллюстрация к курсу страноведения, ещё не вполне забытому, подумал он, изо всех сил задавливая в себе два желания:
1. Спросить, есть ли у Юэна килт, и носит ли он его иногда.
2. Запеть Auld Lang Syne.

Проводив туристов, пошли прогуляться, пока не жарко. Ирина взяла его за руку, как вчера. Валера молчал. Карман оттягивали не двадцать, а целых сорок долларов, но это вовсе не радовало. История рыжего Юэна почему-то навела на невесёлые размышления об одном приятеле - пересекались время от времени в компании любителей послушать хорошую музыку. Звали его Грант, неисповедимы мысли армянских родителей, откуда они имен таких придумывают... Там, дома, Грант учился в музыкальном училище, уже заканчивал, и классно мог играть джаз на пианино, хотя по специальности был барабанщик. А семья его до недавнего времени проживала в Грозном. А до Грозного - в Нагорном Карабахе. А позапрошлым летом - в девяносто третьем - пришли в дом его родителей трое неприятных, бородатых, в камуфляже, с "калашами". И сказали: по-братски, дорогой, эта квартира не твоя, две недели тебе на выезд. И какая разница, были это боевики Джохара или "вооруженная оппозиция". Понятно только, что спасать там беглых из Карабаха армян никто не стал бы. Такое вот тебе тоже переселение народов. А русских бы защитил кто-нибудь? Грант шепотом рассказал Валерке, что, кажется, назревает что-то очень неприятное, очень жуткое что-то назревает... Ну и вот же, в начале декабря же... Писали что-то в газетах, восстановление конституционного порядка что ли... И арабы посматривали странно, даже кофейный Зияд несколько дней встречал без улыбки и был немногословен, хоть и приветлив, как всегда. Эх, не до того мне было с этой туристической суетой. И приезжающие, вроде, все веселые, как ни в чем не бывало.

- Слушай, Ирин, - он слегка сжал ее пальчики, вот уютная девчонка, пять минут идём, а не пришло ей в голову какую-нибудь банальность сказать, типа отчего ты такой грустный, Валера. - Слушай, что там в России, знаешь что-нибудь?

- Валер, - Ирина остановилась и, потянув за руку, развернула его лицом к себе. - Ты что, не в курсе? Совсем?

Валера помотал головой. В груди вдруг образовалось что-то скверное и холодное от её взгляда.

- Там война, Валера. В Чечне.

- То есть... - пробормотал Валера, надо же было что-то сказать.

- То есть - да. Война. Грозного нет больше. Руины. Штурм организовали под Новый год.

- А я-то думал - у меня тут проблемы. Проблема, блин, - новые русские обзываются. Постой, ты говоришь - развалины. А люди? Люди? Гражданские? Это ж... Господи. Я не знал... Я...

Не отнимая руки, она положила другую ему на грудь, пониже ключицы, и посмотрела в глаза.

- Валера. Конечно, не знал. Ты же здесь, а это всё - там. И даже не у нас, а в сотнях километров. Пойдём, - они пошли дальше по пустынной пока улочке, народ только начал просыпаться, поднимались жалюзи на магазинах, открывались двери, мимо прокатили тележку фруктов к тому самому ларьку, где когда-то опился кокосовыи молоком Вася. Как будто сто лет назад. - Понимаешь, это странно. Это странно было и в Азербайджане, и в Абхазии. Как будто это какая-нибудь мелкая драчка с поножовщиной в отдаленном районе. Нам-то что. Жалко их, дураков, но нам-то что. И я бы, может, и не задумывалась, просто в середине декабря приехала женщина с детьми на неделю. Чеченцы. Тур с мужем покупали на всю семью. За пару месяцев. Им повезло: они в начале осени переехали в Москву. Но муж её и двух пацанов сюда отправил, а сам - домой, в горы. Я не представляю каково ей было здесь "отдыхать" в кавычках. Связи с ним никакой. Она... В советских традициях воспитана ещё. Атеистка. Была. А здесь... Купила хиджаб, Коран привезла с собой в переводе на русский. Сказала, дома, в Москве примет Ислам.

- Я бы здесь тоже Ислам принял. Я не представлял, что муэдзины могут так красиво петь. Я в первые дни просто балдел.

- Это ты, Валерка, херувимскую не слышал. Но ты невпопад, я же не об этом. Понимаешь, вот начались эти разборки. И люди, наши люди, неважно, чеченцы, или казахи, или грузины, или там украинцы, например... Они - не наши больше. Мы для них - как Чужие из фильма Джеймса Кэмерона. Я это прямо почувствовала, так она на меня смотрела. Ей, женщине этой, о нескольких знакомых уже было известно, что они погибли при первых обстрелах в начале декабря, в десятых числах.  Вот так, Валерка, я и узнала, что происходит. Потом ещё газет почитала. А основной массе - все равно. Развлекаются, жрут, пьют, веселятся.

Валера вздохнул. Хоть он тут и не особо развлекался, но ощущал себя как раз "основной массой". Он огляделся. Окружающая экзотика и красота сделались вдруг незначительными и аляповато-неискренними, как мазня на картоне. Настоящая жизнь существовала, она была далека и страшна. А здесь было хорошо и беззаботно, только вот - понарошку, как в наркотическом мороке. Одна лишь Ирина была реальной, и он остановился, взял её за обе руки. Потом поднес правую к губам и, закрыв глаза, поцеловал. Она вырвала руку:

- Валерка, нас арестуют. Ещё и посадят, здесь же Шариат, забыл?

- Прости, не удержался, Ирин. Ты... Ты - лучшее, что есть в моей жизни. Не понимаю, как я существовал без тебя.

- Бедненький, - она погладила его по запястью. - Я дарю тебе Эмираты. На.

- Я не про Эмираты. Я вообще.

- Вообще? Во-о-о-о-обще? Это что, Валер, признание?

- Я... Сам не знаю. Только такое со мной впервые. Правда.

-Верю.

Они ещё некоторое время шли молча. Удивительная штука всё-таки - человеческий мозг, размышлял Валера, только что я пытался вообразить себе ужасы там, в Грозном, где и не был никогда. Но чего уж, как и везде в СССР - вот дома, площади, парки, люди гуляют с собаками. Или без. Или не гуляют, торопятся по делам. Дети. Старушки с авоськами. Горы на заднем плане. Солнце. Или наоборот - тучи, снег, холод. И...

...Руины. Развалины. Кровь, вздыбленный асфальт, горящий танк.

А потом - ррраз, Ирина - дарю тебе Эмираты - и как будто и не было ничего, так хорошо и спокойно.

- Слушай, Ир. Помнишь "Бони М"?

- Помню, конечно. Чего вдруг?

- У них был большой тур по России позапрошлой весной. И вот мне повезло работать с ними переводчиком.

- Врёшь!

- Честное пионерское.

- И что?

- Представь, они оказались необыкновенно умные люди. Ну, вернее, сама Лиз Митчелл и муж её. Остальные - так, кордебалет.

- Я слышала, что они давно развелись.

- С Фарианом что ли? Кажется, они и не были женаты. Это который концепцию выдумал и баритоном, так сказать, поет мужские партии. Она много лет замужем за Томасом Пембертоном, он же и продюсер.

- И?

- Знаешь, их, наплевав на рейдер, поселили в загородном особняке, потому что, как всегда по весне, в нашем многострадальном "Интуристе" воду отключили.
И вот утром перед саунд-чеком - мы уже два дня общались на тот момент, можно сказать, подружились - они меня, значит, усадили вдвоём и устроили форменный допрос: что я думаю о Горбачёве, да как отношусь к Ельцину.

- А ты?

- Мямлил. Я ведь, Ир, не только морально неустойчив, но и  совершенно политически безграмотен. Всегда политику считал дурацкой игрой.

- Ты же комсоргом был.

- Ну и что. Взносы собирать большого политического ума не требуется. И вот они лепет мой выслушали, а потом Томас и говорит:  этот ваш Бо;рис Россию до добра не доведет. Жаль, говорит, что вы допустили смещение Горби и развал страны.

- Так и сказал?

- Так и сказал. И прав был. Абсолютно. Осенью обстреляли Парламент, а через год - вот тебе и пожалуйста.

- И как, интересно, мы могли этого "не допустить"? А потом?

- Что потом?

- После допроса у Бони М?

- А потом Лиз учила меня жарить яичницу. И поехали на саунд-чек.

- Как это, учила жарить яичницу?

- А вот так. Томас любит на завтрак яичницу. Sunny side up. А дуры -кухарки яйца пережарили. Желток вкрутую, белок пригорел. И она пошла на кухню и показывала им, как надо. Ради мужа. А я переводил.

- И как надо?

- На раскалённом сливочном масле и поливать из ложки этим кипящим маслом сверху, пока белок не затвердеет. И сразу на тарелку.

- Врёшь всё-таки? - Ирина прищурилась, в уголках губ притаилась улыбка.

- Вот те крест!

- Валерка, нас всё-таки арестуют: ты то целуешься, то крестишься посреди улицы в исламской стране! Ладно, верю. Говорила же тебе, что ты звезда. Не ошиблась.

- Ну тебя, Ирка, - сказал Валера, и от этого "Ирка" - он впервые её так назвал - у самого же приятно ёкнуло сердце.

- Ну меня, Валерка, - не раздумывая согласилась Ирина. - Теперь вот что, Валер. Мне надо к своим, я же всё же тоже... Работаю. Вечером встречаемся. Часов в пять, ладно? У меня там сегодня отправка карго, твоим, кстати, почём за килограмм выходит?

Валера назвал цену.

- Сколько?? - Ирина двумя ладошками прикрыла рот, распахнув синющие свои глаза, они Валерку ещё в универе восхищали - не голубые и не серые, а именно глубоко-синие с теплым отливом. - Это опять-таки Соломон твой грузчиков тебе подгоняет? Кошмар, Валерка. Так. Ладно. Когда у тебя намечено?

- Так сегодня, часов в десять обычно, самолёт-то этот же!

- А, ну да. Тогда побежали.

- Куда?

- Ко мне в "Ривьеру". Познакомлю тебя с нормальными людьми, они через пятнадцать минут туда должны подъехать. Вот хорошо, что не одновременно, это мироздание специально так устроило. Все для тебя, чувствуешь, Валер?

- А что я Соломону скажу?

- В отставку его. Пусть паразитирует на других. Жадность хуже, чем холера, жадность губит флибустьера.

Конечно, Соломон изменился в лице, узнавши, что карго погрузили и увезли совсем другие деятели. Не будь он смуглый индус, он бы и побледнел, наверное.  Когда же до Соломона дошло, что Валера уже второй день и туристов на экскурсии возит сам, без его помощи, он, окончательно осознал, что кормушку потерял, но повел себя достойно, по-мужски, нашел в себе силы улыбнуться и крепко пожал руку: Приятно было с тобой работать, Валерий, если что, звони, - и он помахал на прощание своим мобильным монстром. Ещё бы не приятно, в среднем по полсотни в день - это за пять недель совсем-совсем некисло выходит. Валерке вообще-то следовало бы насторожиться. Но он был наполнен до краёв Ириной, и ничего не заметил.

Вечером, покупая новые брюки - шикарного покроя черные джинсы - и ещё две рубашки спокойных, без выпендрежа, цветов, всё по выбору и на вкус Ирины, - он вдруг решил осведомиться, как же так вышло, что она дарит ему столько внимания и заботы. Мне приятно, да что там, я просто счастлив, Ирин, я вот уже два дня просто млею от тебя, так мне хорошо, но всё-таки - почему? Он как раз застегнул последнюю пуговицу на новенькой рубашке и рассматривал себя в зеркале примерочной. Ирина отдернула штору, подошла вплотную, положила руки ему на плечи и сказала:

- А что, если я ждала этого все девять лет, с момента нашей первой встречи? Нет, если честно, не с первой встречи. Может, вот с тех стихов про Скрипку и немножко нервно на Студенческой весне-86. А может, когда ты спел вместе с Ленькой Казанцевым "Мишель" на два голоса. А может, просто когда впервые встретилась с тобой взглядом. Только ты не замечал. Пять лет не замечал, а потом пропал совсем. И вдруг - здесь... Не зря, наверное, восток - край чудес и волшебства. И исполнения желаний.

- Ирина?

Ирина обернулась.

- Здравствуйте, Елизавета Модестовна. Познакомься, Валер, это наш руководитель. Елизавета Модестовна. А это Валера, мой очень старый друг, - "очень старый друг" она выговорила по слогам, и, глядя на Валеру, посылала ему какие-то сигналы глазами, которых Валера не понял, но на всякий случай решил помалкивать и улыбаться. Сказал только: Здравствуйте, очень приятно.

- И мне приятно, Валера, - она улыбнулась. Руководитель. Во всем её облике от невысокого каблука через золотые украшения на руках и солидном бюсте - до высокой причёски действительно было что-то несокрушимо- начальственное, как Бледский, извините за выражение, замок в Словении. Валера внутренне передёрнулся, вспомнив своих тщедушного Игоря и толстенького добродушного Андрея.

- Рада знакомству. Ира, не забудь про планерку завтра в 11, - и развернувшись, она удалилась, плавно покачивая бёдрами.

Ирина выдохнула.

- Слава богу.

- Ты что, боишься её?

- Бояться там нечего. Так, опасаюсь и осторожничаю. Просто нам с сотрудниками конкурентов запрещено общаться. И не то плохо, что уволят, подумаешь, фи, но все эти промежуточные выяснения отношений... Нафиг нужно.

- Слушай, но это же никак не удастся сохранить в полном секрете. Обязательно где-нибудь пересечёмся. В аэропорту, на таможне, в гостинице, мало ли.

- Да понятно. Но чем позже, тем лучше.

Но позже не получилось.

Уже на следующий вечер позвонил Андрей. Валера засыпа;л, когда на тумбочке разразился трелями телефон. Добродушный Андрей добродушно сказал:

- Значит так, пылллядь, слушай сюда. Пятнадцатаго очередным чартером возвращаешься.

- Так ведь, вроде, до конца января же…

- Ты что, пылллядь, тупой? – Андрей не орал, а шипел, парадоксально напирая на звук «л». -  Тебе же сказали, пылллядь, пятнадцатого. Послезавтра. И скажи спасибо, что не я директор, а Игорь. Я бы тебя ещё две недели назад оттуда вынул, когда ты с комбинатскими на Новый год обгадился. У нас тут очередь, пылллядь, на твое место. Всё. Разговор окончен. Продолжим здесь. Шестнадцатого, - и добродушно дал отбой.

Ни хрена не понимаю, только же все налаживаться стало, клиенты все как один довольные. Что не так-то, пылллядь, думал Валера, глядя на замолкнувшую трубку на витом проводе – ни гудков, ни даже фонового шипения. Он вздохнул и положил трубку на аппарат. Тот сейчас же затренькал снова.

- Алло?

- Валер, это я, Ирина.

- Привет.

- Привет, да. Давно не виделись, часу не прошло. Хотела спросить, но по голосу понятно. У меня то же самое. Тебе на когда билет закрывают?

- На пятнадцатое.

- И мне. Значит, вместе полетим.

- Очевидно.

- Валерка, только не говори мне, что расстроился.

- Ну как сказать.

- Да ладно тебе, Валер, не пропадём. Ну их, олигофренов. Это я, конечно, виновата.

- Нет, Ир. Всё нормально.

- Да это Лизавета наша твоим стукнула. Вернее, претензии предъявила, что они чужими наработками пользуются.

- Откуда ты знаешь?

- Разведка доложила точно. Мне дома тоже разборки, видимо, хотят учинить. Только фигушки, я не приду. Потихонечку трудовую заберу и до свидания.

Валера опять вздохнул.

- Валерка, ну что ты. Не волнуйся.

- Да не волнуюсь я.

- Ну, вот и улыбнись.

- Улыбнулся, - Валера по правде улыбнулся, на душе стало полегче. Чего я, действительно. Работу не найду? Зато у меня теперь есть Ирина.

- Целую тебя, Валерка. Давай, до завтра. Всё разрешится, не плачь.

- Да я не навзрыд. Так, понарошку, две скупые мужские слезинки, и всё.

- Ну, спи тогда, отдыхай.

- Хорошо, Иринка. Доброй ночи.

Разбудили Валеру комары. Штуки три, причем два гудели тоненько, а один басом, как будто на ночь пил ледяное пиво и горланил блатные песни. Гады подлетали то к левому уху, то к правому, хриплый жужжал где-то посередине. Не открывая глаз Валера помахал над головой руками, разгоняя нечисть. Откуда, интересно, комары в Эмиратах, за эти недели ни одного не видел. Валера вздрогнул и сел на кровати. Какие ещё Эмираты, я же дома, мама спит в соседней комнате, а зимой комаров не бывает! Но гудение насекомых не исчезло вместе со сном, а наоборот стало нарастать и вдруг перешло в оглушительный вой, меняя тональность с писка на толстый сочный звук. За окном что-то ярко пыхнуло один раз, второй, третий и через секунду пришел звук. Грохот взрывов. Дудаев же в авиации, вспомнил Валера, командир бомбардировочного соединения. Дожили, нас бомбят, но за что, мы-то что им сделали! Он бросился к окну, от которого по всей такой знакомой родной комнате разливался страшный красно-оранжевый свет. Там снаружи, прямо напротив, на фоне зарева пожаров оседала и складывалась кирпичная четырёхэтажка, где жили друзья-одноклассники Сашка и Серёга. Мама! Надо её поднимать и бежать. Куда?! Где у нас бомбоубежища, куда прятаться?! И Ирине позвонить, ох, я даже не знаю, где она живёт, в каком районе города, она же не успела рассказать. Мама! - заорал Валерка и от собственного крика проснулся окончательно. Светало, и пел с ближайшего минарета муэдзин.

Завтрашний день прошел в хлопотах. Накопленные заработки надо было истратить на сувениры и подарки маме, тётке Ларисе, младшему двоюродному брату Димке и всем-всем-всяким… День впопыхах, но кажется, не забыл никого и ничего. Ларисе купил настоящее сари – двадцать метров ткани, она выпрашивала ещё со времён достопамятного Дебирс Интернешнл  - ты же, Валерка, в индийской фирме работаешь, достань, хочу, как Зита и Гита… Диме решил отдать свой почти новый Сони-дискман и купил пару сольников Роджера Уотерса и альбом «Последний удар» - завершающее историю группы совместное творение Pink Floyd, Димка очень любит, прям тащится. Всё в фирменных коробочках EMI, а The Final Cut – юбилейное, к десятилетию, издание с шикарным буклетом. Счастье будет парню. И ещё гору мелочей, нужных и не очень, - друзьям и знакомым.

Договорился с Ириными перевозчиками о доставке багажа завтра из трех отелей в аэропорт.

Зашёл на прощание к Зияду, закупил чуть не полкило кофе разных купажей, у него же и посидели наспех с Ириной: она тоже была вся взмыленная, в бегах. Ну ничего, завтра в аэропорту увидимся, а потом дома… И вообще вся жизнь впереди! Не грустим? Не грустим! Радуемся? Ещё бы!

С утра пятнадцатого сдал Ниссан в прокат. Отследил погрузку багажа и вместе с отъезжающими туристами отправился в родной Аль-Аин.

В аэропорту с Ириной сразу пообщаться не удалось: около нее все время тёрлись сотрудники агентства во главе с их фундаментальной Лизаветой Модестовной.

Валера немного послонялся по полупустому зданию аэровокзала, потом купил в автомате банку кока-колы, но не успел её открыть – подошёл знакомый клерк из Эр-Авиа, Саша:

- Валерка, привет. Там тебя в офисе к телефону просят. Игорь твой.

- А, ну пойдем.

Игорь без приветствий начал с главного:

- Значит так, документы на всех туристов группы, которые остались по отелям, - с собой?

- Разумеется.

- Через четверть часа прибывает наш рейс. С ним приедет тебе смена. Человека зовут Патрис…

- Как-как?

- Патрис.

- Он что, нерусский?

- Русский.

- Что за имя такое?

- Валера, тебе какая разница. Родители назвали. Отдашь ему документацию, и всё. Завтра в офисе встречаемся. Все понял?

- Понял, не дурак.

- Это вопрос, - сказал Игорь и повесил трубку.

- Стой, как я его узнаю, Патриса этого?! – проорал Валера в никуда. – Да что ж это за хрень творится, а?

- Ты не нервничай, Валер, - посоветовал начальник представительства, Петр Сергеич. – Он такой длинный, Патрис этот, со шклявой бородкой и весь татуированный. Не ошибёшься, - он переглянулся с Сашей и как-то криво усмехнулся. – Да, Сань?

- Вы что, его знаете?

- Знаем, как не знать. Сын Зинкин.

- Какая ещё Зинка?

- Она у них работала до тебя и до Сереги, на место которого ты пришел. Все лето прошлое парилась. Если у тебя, Валерка, проблемы – то из-за неё. Очень она обижена на Игоря была, что в сезон её бортанули.

- Что тут у них за серпентарий, Петр Сергеевич, я такого в жизни не видел.

- Ай, не обращай внимания, Валер. Ты парень классный, если что надо, мы всегда поможем. Имей в виду.

- Спасибо, друзья, - и Валерка отправился встречать самолёт.

Патрис вертелся у стола досмотра таможенников – снимал со спины рюкзачок, расстёгивал, потом обратно застёгивал и закидывал за спину. Он действительно выделялся среди полусотни прилетевших туристов – лет двадцати трёх, не больше, рослый и красиво накачанный. Затылок и за ушами выбрито, спереди – челочка прямых волос. И действительно весь в наколках. От шеи и до ног. Тематика странная. Древнерусский символ на плече, коловрат или какое-то что-то этакое, двенадцатиконечное, волк-оборотень на задних лапах с оскаленной мордой на ноге, разорванная в клочья цепь на предплечье… Не спроста, видимо, все, что-то этот наборчик означал, да только нам-то какая разница, пусть себе по угольям ходят и любятся коллективно на Ивана Купала, или какие там у них сакральные забавы, я не знаю. Одет Патрис был в белые шорты и очень убористую, в мелкую дырочку, маечку на бретельках, которая подчеркивала красоту большой грудной мышцы и трапеции. Что поразило Валеру, так это чисто выбритые, может, депилированные ноги, маникюр и стринги – Валера уже знал, что так называются те самые трусы, которыми когда-то хвасталась Диана. Только не подозревал, что мужики такое тоже носят, с веревкой в заднице. Если б не Патрисовы полупрозрачные шорты и вовсе недепилированные ягодицы, то и не узнал бы, а теперь вот жить с этим.

Патрис широко улыбался, хоть завязочки пришей, в своей бороденке и усишках а ля Джордж Майкл:

- Вы, наверное, Валерий. А я Патрис, вас должны были предупредить.

- Предупредили, - без улыбки сказал Валера, вкладывая в протянутую для приветствия руку папку с документами группы оставшихся отдыхать туристов. – Здесь всё, ознакомитесь потом. С раскладкой по гостиницам в Дубае и Шардже.

- Да-да, я в курсе, спасибо, - Патрис как будто не заметил Валеркиной хмурости, улыбка его не померкла, его так и подбрасывало от юной бодрости и избытка сил.

- Чего это на плече у тебя? – мрачно и нарочито бестактно спросил Валерка, - славянская свастика?

- Ну что вы, Валерий. Это символ света, солнца. Никакого отношения к фашизму.

- Понятно. Ладно, желаю успехов в труде. Забирай своих с таможни – и в добрый путь. А мне домой пора.

Хотелось что-то ещё сказать, колкое и обидное, но Валера сдержался. С какой стати, он этого Патриса в первый раз видит, подумаешь -  стринги и волосатая жопа, ну и что. Дай бог шщастия.

- Валера, извини, - Ирина незаметно подошла сзади, видимо вырвалась из цепких объятий Модестовны, вот же отчество, врагу не пожелаешь. – Там у тебя какая-то ерунда с багажом. Сейчас революция будет.

- Пойдём.

С багажом было непонятно. Приехала только часть из чужих отелей, а фениксовский – весь отсутствовал. То есть человек на двадцать, в том числе и Валеру – не было его огромной псевдокожаной индийской сумки, туго набитой подарками и личными вещами.

- Где шофёр и такелажники?

- Да вон они, Валер, с Сергеичем беседуют. Надо же регистрировать и грузить, а где оно?

- Ирин, это не те ребята.

- Те. Те самые. От моих перевозчиков, сам посмотри.

- Я не им сдавал.

- А кому?

- Другим. Тоже индусам, понятно, но не этим. Так они от меня в «Рами» должны были поехать, потом в «Гласс Свит» в Шарджу.

Он подошёл к Петру Сергеевичу, который, как видно, все вопросы уже задал и все ответы получил. Тут же рядом топтались человека три туристов из Валериной группы с беспокойными, но пока не насмерть испуганными физиономиями. Они сразу накинулись на Валеру: что происходит, почему не привезли, когда приедет.

- Да подождите вы, я сам ничего не понимаю. Спокойно, сейчас разберёмся.

Индусы из фирмы-перевозчика рассказали, что разнарядку получили накануне вечером, забрали багаж в двух отелях, а когда приехали в «Феникс», там уже никого не было, портье сказал, что багаж увезли, и автобус с отъезжающими укатил в аэропорт.

Валера начал догадываться, но никак не мог поверить, что такое может быть.

- Слушайте, Петр Сергеевич, я, кажется, знаю. Пойдёмте к вам в контору, позвонить надо. Вот гад, а!

- Кто?

- Соломон. Это его козлы багаж забрали, вспомнил я их, они ещё в декабре как-то грузили карго у меня однажды.

- Валера, конечно, только надо быстро, так что не пойдем, а побежали. Уже ясно, что вылет с опозданием, а тут каждая минута на земле, знаешь, сколько стоит.

Двинулись было к офису Эр-Авиа, но из ниоткуда возник Патрис со своим смешным рюкзачком.

- Валера, в чем дело, почему багаж не доставлен, что за задержка.

Валера остановился, смерил его взглядом от адольфовской челочки до педикюра с налакированными прозрачным лаком ноготочками в сандалиях:

- Я вот не пойму, ты воин света или просто пидорас? Ты почему вообще здесь ещё, где твои туристы? Ну-ка марш в автобус, кыш отсюда, зинкин сын, - с каждым словом Валера надвигался на Патриса, плевать, что он на полголовы выше, - и тот, наконец, изменился в лице. Ага, проняло всё-таки.

- Что ты сказаааал? – он изо всех сил старался звучать грозно, но пятился назад выставив впереди себя ладонь дочерна зататуированной ручонки, правый уголок рта слегка дрожал. Ясно было, что позади этой декорации из мышц и сварогско-велесовских картинок – пустота и бессилие.

- Валерка, ну его, не связывайся, - Ирина была рядом. Волнуется. За меня. Ах, как хорошо.

Валера обошёл хлопающего глазами Патриса и поспешил в Эр-Авиа, на ходу припоминая телефон Соломона.

- Такое, значит, будущее у нашей страны, да? Татуированные болваны, разукрашенные снаружи, пустые внутри. Да-а-а… Вот они, нашей дороги строители.

- Захохотал генерал, - подхватила Ирина, и, придержав дверь офиса, Валерка улыбнулся -  впервые за день – ей. Сергеич где-то замешкался и поотстал, но Валере было можно – он сразу взялся за телефон.

- Знаешь, Ирин…

- Догадываюсь.

- Я тебя….

- Молчи, Валерка. Дома. Ладно?

- Ладно. Но ты и так…

- Поняла, да. Приятно. Обстановка не располагает.

- А соглашусь, - сказал Валерка, - обстановка не располагает. Так, тихо! Алло, Соломон, - он перешёл на английский. – [Hello, Solomon… What's the fuck, where's my luggage?.. What do you mean, my own decision? I didn't order it, did I?.. Alright, I did, I paid for it… It wasn't supposed they'd come at all. What do you mean, too little, that's the price… Yes, I did… Are you trying to confuse me, Solomon?.. Ok, how much… That much?.. Alright, agreed… When?.. What time?.. Ok, I will. Bye.] Что за дела, где мой багаж?.. Что значит, сам? Я не заказывал, так ведь?... Ну да, оплатил… Твоих вообще не должно было быть. Что значит меньше, это нормальный тариф… Сам, да… Ты меня не путай, Соломон… Ладно, сколько?.. Вот так, да?.. Хорошо, согласен… Когда?.. Во сколько?.. Ладно, сделаю. Пока, - он повесил трубку и, не поднимая головы, уперся кулаками в стол. Добежавший Пётр Сергеевич, Ирина и Саша, который тоже незаметно вошёл в комнату, молча смотрели на него. Ждали. Закончив про себя длинную матерную речь в адрес премудрого Соломона, Валерка  распрямился:

- Все нормально. Через пятнадцать минут приедут. Они здесь, в Эль-Айне уже. Колесо пробили. Пойдём, Ирина. Сергеич, спасибо. Не опоздаем, не волнуйся. Не в этот раз. Но лет в десять жизни мне такой стресс обойдётся, - он пожал Петру Сергеевичу руку и вышел с Ириной к людям, которые уже поджидали под дверями офиса:

- Все в порядке, дорогие соотечественники. Багаж сейчас прибудет. Выключаем панику, включаем дружно тоску по дому и трепет от предвкушения встречи с родной землёй.

Он взял Ирину за руку и не вникая в реакцию окружающих на свои слова – да пофиг вообще! – отвел её подальше, к неработающей стойке регистрации.

- Ирина. Теперь слушай, - Ирина кивнула, - эта сука Соломон мне отомстил-таки. Красиво, чёрт, я б так не смог.

- Ты дело говори, Валера. Деньги?

- Да.

- Я так и поняла. По контексту и твоему лицу. «That much» - это сколько?

- Триста долларов. А я пустой совершенно. У меня и десятки, наверное, не наберётся – на подарки потратил.

- Всё, ни слова больше, Валера. Фуф, ты меня напугал. Глаза у тебя были чуть не на тыщу. Деньги есть, не переживай.

Не через пятнадцать минут, почти через час, но багаж прибыл. Только рейс задержали все равно. На восемь часов из-за погодных условий принимающего аэропорта. Сделалось на родине туманно…

С самолёта, который уносил Валеру навсегда прочь из Эмиратов, виден был неописуемый закат цвета Иркиной рубашки. Народ отключился, едва застегнув ремни безопасности, Ирина проспала на Валеркином плече всю дорогу, он не шевелился, боясь её разбудить, сердце замирало от нежности, рука затекла, ну и пусть. Ирина. Не отпущу её. Никогда.

После границы, таможни, паспортного контроля, обыска, включающего сверку с заполненной при выезде декларацией, измерения объема бедер и талии, ширины шага, уровня блеска глаз и прочих столь необходимых государству данных о вернувшихся из-за рубежа гражданах, с трудом натянув ремень тяжеленной сумки на плечо, Валера вышел на стоянку такси, в ночную хмарь и январскую морось. Разбираясь с таможенниками, тщательно пересчитывающими новые рубашки и джинсы, он упустил из виду Ирину. Но в нашем аэропорту – куда деваться до рассвета. Не уедет же она не попрощавшись. Сейчас увижу.

И увидел. Вот же! Силуэт в свете фар стоящего мерседеса с включенным двигателем. Вот её чемодан на колесиках, всё собирался себе такой прикупить, да так и не удосужился. И вот Ирина. А это сбоку, у дверцы – кто? Конь в пальто. Хорошее пальто, модное, кашемировое. Шарфик белоснежный поверх. Ну, понятно, какая разница, что у такого автомобиля за окном – хоть дождь, хоть снег, и лишь тебя не хватает чуть-чуть.

Валера стащил сумку с плеча и почти уронил её на мокрую плитку тротуара, вывихнув большой палец и совершенно этого не заметив. Будто бы из его тела разом выдернули твёрдый каркас, он ослабшей медузой сел на сумку и, как в кино, смотрел: вот Иркин силуэт, обретая по дороге объем и цвет, перемещается к протянувшему ей правую руку мужику в пальто, вот она целует его в щеку, а он придерживает её чуть ниже талии, потом сам входит в свет фар, превращаясь в куклу из театра теней, берет чемодан, скрывается за автомобилем, очевидно, к багажнику, а Ирина стоит рядом с водительской дверцей, сапоги на шпильке, одна рука – в кармане красного плаща под пояс с приподнятыми воротником, по которому рассыпались локоны волос, такая милая, такая родная. Ирина. Недосягаемая, как и прежде.

- Валера! – Она увидела его и подошла; конь в пальто, видимо, упаковав чемодан, подошёл тоже и приобнял её за талию. – Я тебя потеряла, Валер.

- И я тебя тоже, - сказал Валера снизу вверх глядя на пару. А что, они неплохо смотрятся вдвоем на фоне чистенького «шестисотого» - бутылочно-зелёного цвета с новомодными круглыми фарами на месте привычных квадратных, - чуть вывернутые передние колеса, капли дождя на капоте, тяжёлое ночное небо, свет фонарей, чёрное пальто и красный плащ, ракурс чуть снизу – это просто рекламный плакат. Это картинка на стене. А я смотрю на неё со стороны, снаружи, из-за рамки. Оно все не моё, куда мне с такой дурацкой сумкой в эту параллельную реальность, к кому?

- Валера, это Асхат, мой…

- Муж, - сказал Асхат, протягивая руку Валере, и Валера не вставая, вяло ее потряс.

- Бывший, - сказала Ирина.

- Не факт, - Асхат бросил на Ирину быстрый взгляд своих татарских глаз, не то чтобы узких, но с тяжёлыми валиками верхних век. У него было круглое лицо, немножко рябое – наверное, прыщи в детстве замучили – породистый нос и хорошая улыбка. – Очень приятно, Валера, давайте мы вас подбросим, куда вам?

- Нет, не надо. Мне никуда пока, спасибо, - сказал Валера, продолжая сидеть.

Ирина беспомощно мотнула головой, глядя на Валеру – на Асхата – снова на Валеру. Он наблюдал за ними снизу, подперев подбородок.

- Я позвоню, Валера.

- Звони. Конечно. Всегда рад.

- До свидания, Валера, - Асхат за талию подвёл Ирину к правой двери своего мерина, на секунду перекрыв контровой свет одной фары, потом другой, открыл дверцу и помог ей сесть. Обошел машину сзади, сел за руль, сдал назад и, сильнее вывернув колеса, проехал мимо Валеры, Ирина широко открытыми глазами смотрела на него из-за окна двери, потом мелькнули задние фонари, и всё.

- Пока-пока, - сказал Валерка в воздух.

Он не знал, сколько просидел так под моросящим дождиком. Насквозь промокнуть не успел. Единственное, что Валерка чувствовал – боль в вывихнутом пальце. Больше ничего. Тело не ощущалось, в голове абсолютная чернота. Подошёл таксист, крутя на пальце связку ключей:

- Ехать надо куда?

- Надо. До Социалки сколько?

- Это где?

- Ты что не местный?

- Нет. С Азербайджана. Месяц тут, отвезу, дорогой, не волнуйся, в лучшем виде. Адрес скажи.

- Улица Социалистическая, угол Горького.

- Так бы сразу и сказал, дорогой. Двадцать.

- Долларами возьмёшь?

- Баксами? Десятка.

- Это что за курс?

- Послушай, брат, я же не тратить буду, менять. Почем поменяю, кто знает.

- Да и Аллах с тобой. Только сумку до багажника ты несёшь, лады?

- Конечно, дорогой, о чем речь.

- И по пути, пока едем, ни слова, договорились? Я устал от общения.

- Как скажешь, дорогой.

- Поехали, - Валерка встал, - бери.

- Ого, там золото что ли у тебя?

- Нет, стройматериалы. Пошли, где твой экипаж.

Родной город встретил голыми деревьями, подслеповатыми фонарями, пустыми улицами, темными окнами зданий, в днище замученных Жигулей ритмично плескало грязной водой из луж. Думать не хотелось ни о чём, но картинки сами собой без спросу теснились в голове, а Валерка просто наблюдал.

Вот это моё. Я знаю в этом парке каждую дорожку. Я изъездил на велике все эти улицы. Я помню, как с иллюминацией открылся вот этот «Детский мир». Не ЗАО Детский мир, тьфу, а магазин Детский мир в моем городе. Как я ходил туда чуть не каждый день после школы. Какой там был отдел настольных игр. А в этом сквере я ходил по жёлтой кленовой листве под осенним солнцем с Машей из соседнего подъезда и всё хотел её поцеловать, да так и не посмел. А вот в той подворотне мы с пацанами первый раз пробовали курить, а после школы, после выпускного, выхлебали на троих бутылку шампанского (именно так!) «Салют» за три пятьдесят. Это – моё. Это во мне. Я с этим сросся, и этого у меня не отнять. Я дома.

Валерка чуть не проехал, забыв, что надо не только внутри головы смотреть, но и наружу поглядывать.
Отсчитал требуемые десять долларов. Пришлось отдать редкую двухдолларовую купюру, которая досталась случайно от Зияда, еле выпросил. Да и фиг с ней, деньги и деньги. Фантик.

Взвалив на плечо сумку, Валера нащупал в кармане заранее приготовленные ключи и, размышляя, позвонить или открыть, чего больше напугается мама, стал подниматься по лестнице. Те же запахи: от Кузьминых на первом – борщом, от Финштейна на втором – лекарствами. Ничего не изменилось.  Так и чего бы вдруг – за два месяца! А вот и родной третий. Валера ещё чуток помешкал и всё-таки открыл ключом.

В глубине квартиры горел свет. Было тихо. Валера аккуратно приземлил сумку и, стараясь не шуметь, снял туфли. Прокрался в гостиную – свет шел именно оттуда. Торшер. Мама дремала за столом, посапывала тихонечко, устроив голову на сложенные руки. Плечи накрыты шалью, на столе – семейный альбом, несколько не наклеенных фотографий просто разложены по столу: маленький Валерка, Валерка постарше, Валерка-студент с третьеклассником Димкой за руку, Димка с Ларисой, Лариса с мамой…  В стороне на блюдечке ампулы – дибазол и папаверин, флакончик корвалола, стакан воды. Нервничала. Давление скакнуло.

Валерка присел на корточки и положил руку на мамин локоть.

- Мам! Мама! – позвал он шепотом. Она приподняла голову. – Мам, только не пугайся, это я, Валера. Я раньше приехал.

- Валерик, милый! – мама повернулась к нему на стуле, обняла за голову двумя руками и прижала к себе. Слава богу, кажется, не испугалась. Валерка обнял ее одной рукой и, как в детстве, замирая, слушал стук её сердца. Она поцеловала его в макушку и сказала:

- Как хорошо, что ты вернулся, Валерка. – Она отпустила его голову, и он заглянул ей в лицо снизу вверх. Боже мой, да она вся заплаканная! – У нас беда, Валерик, - она обеими ладонями вытерла слезы со щек, да так и оставила их прижатыми к глазам.

У Валеры страшно стукнуло сердце:

- Лариса???

- Нет, сынок. Димка, - она разрыдалась, вздрагивали плечи, слезы текли сквозь пальцы и капали на Валеркины руки у неё на коленях.

- Как то есть – Димка?! Что? Что?!

- Вчера сообщили. В Моздоке. Их перевели после учебки в Моздок. Снайпер. В шею, бронежилет не спас.

Валерка закрыл лицо руками и заплакал.

За окном начинало сереть, и этот ядовитый сумеречный свет смешивался с уютным электрическим, постепенно и подло заглушая и вытесняя его.