сто 94

Братья и сестры, отцы и матери, дочери и сыновья! Пришла пора обратиться мне к вам, и не потому, что я этого хочу, а потому, что иное невозможно. Ваши дни, ваша жизнь, ваш путь – все устремлено не туда, куда волей творца, создавшего мир наш, вы были направлены, все расположено в иных плоскостях, чем намечено для нас Богом. Молитвы за вас – от последнего еретика до первого праведника – я возносил к Господу, но с прискорбием должен признать – этого мало.

...Он, судя по всему, молился - невысокого (почти детского) роста, возраста серединного – когда изредка все еще обращаются «молодой человек», но чаще зовут «поживший» - худощавого, тщедушного и даже прозрачного телосложения мужчина левой рукой прикрывал глаза, правую прижимал к груди, к той ее части, где вечным двигателем работает сердце - в бесконечной крови и вечных страхах. Пассажиры подземного трамвая, привыкшие в своей вечно спешащей, но также вечно опаздывающей жизни не замечать, просматривать многое вокруг, не обращали никакого внимания и на мужчину, продолжающего в странной позе свое неведомых целей занятие – возможно, освещать молитвой проржавевшие стены трамвая или ею же спасаться от обуревающих его страхов, а, быть может, и что-то совсем иное.
Он бы так и остался одним из прочих полусонных, полуживых пассажиров – бормочущих что-то во сне - если б не истошный крик рыжеволосой, взлохмаченной, взорвавшейся девушки – почти девочки - впавшего в каприз, в истерику, в психоз ребенка.
- Держите! Держите его! Страх! Господи, страх! Это же он, слуга страха – держите! Бейте его, убейте! Держите! – продолжая выкрикивать слова и эмоции, призывающие всех и каждого к немедленным военным действиям, девушка вцепилась всеми двенадцатью ногтями в лицо молившегося дотоле мужчины, в его волосы, в затрещавший ворот рубахи, в нос, в правое ухо – не останавливаясь, не обращая внимания на крики боли и неожиданности, на возмущенные восклицания проснувшихся, заинтересовавшихся происходящим пассажиров, она рвала, она разрывала, она разрушала.
Лишь подоспевшая остановка, да два удара в лицо разъяренной фурии помогли избавиться от ногтей и криков взбесившийся девушки – мужчина, растолкав остолбеневших от изумления и непонимания сути происходящего людей, выпрыгнул из трамвая.

Я молюсь за вас, я прошу о вас, но вы... Вы не внемлите, вы спите – вы равнодушны или агрессивны – как та ненормальная. Вы не понимаете явного и очевидного – за суетностью обыденной жизни, за мелочностью своих никчемных устремлений вы не обращаете внимания на главное – о чем твержу я вам, о чем давно было сказано в Книге. Соединение – всех и каждого, не тел, но душ – соединение, что вы ощущаете лишь в момент прилива всеобщей радости – на концертах, вкушениях или стадионах, лишь в приступах массового страха или паники, лишь в редких общих молитвах – это соединение и есть путь истинный, путь, на который мы неизбежно встаем за гранью смерти – соприкасаясь душами, покинувшими бренные тела - и на который могли ступить по-настоящему и в жизни нынешней. Но вы не слышите, вы не понимаете - того, что могли бы ощутить, соединившись в ежечасной молитве, в едином устремлении, вы сонны, вы глупы, вы безнадежны. Что ж, выход остается один – приблизить то состояние ваше, в неизбежности которого вы встанете на путь подлинный, помочь вам, неразумным и безмозглым, обрести истинность, впитать соединение – всем и каждому, подарить то, что далеко пока от вас, но близится, близится – моими скромными, недостойными стараниями.
Господи, прими наши души грешные, прими и оживи всех нас – в единстве твоем, в единении нашем. Благослови поступок мой, что лишь шаг раба твоего навстречу тебе, благослови меня и всех нас.
...Я знаю, как это сделать. Когда есть доступ как антивеществу, я знаю, как это сделать.

Спустя многие несчетные годы, спустя слои бескрайних тысячелетий астрономы планеты Земля вряд ли заметили, как где-то, на краю звездного неба, в одном из уголков Вселенной погасла еле заметная звезда. Казалось, только что беззащитная маленькая точка светилась испуганным неярким светом, но вот уже на звездном небе одной малюткой меньше. Немного грустно, правда?..