Донна Личиска желает загнать жеребца в стойло, а Р

Милейшие дамы! Тема, с которой хотелось бы начать сей день, я думаю, не раз посещала умы присутствующих здесь, особенно это касается Вас, достопочтенные женщины, чья природная мудрость и хитрость не знает границ, что, несомненно, позволяет вам умело скрывать свою истинную сущность от посторонних в самых сокровенных уголках своего разума. И почему на столь прочную, казалось бы, защиту действует, подобно ключ от замка, такой чародейственный напиток как вино, именно оно, и в этом я лишь день ото дня все крепче убеждаюсь, способно эту сущность выявить наружу.
В своих мечтах все вы желаете того, что вслух произносить боитесь, или же стыдясь, произносите как нечто запретное и противоестественное, когда природа всегда берет за собой верх, и в глубине души все мы это понимаем. Стыд – это свойство слабых. Так для чего бы нам не отдаться обуявшей нас страсти и выплеснуть фонтан удовольствия наружу, слить его с тем, кто этого желает не меньше вашего.
Во Флоренции некогда жила знатная дама, которую звали донна Личиска, женщина обаятельная и благонравная, красотою своей славившаяся на всю округу и, несмотря на постоянные домогания со стороны тех, кому она пришлась по вкусу, а это была добрая половина города, она была замужем и слыла женщиной порядочной и потому лишнего себе не позволяла. Муж же ее, мессер Риччардо да Манульта знал про любовные послания от воздыхателей, а также про гонцов с любовными записками или со словами от людей знатных, назначавших встречи, которые, конечно же, донна Личиска всячески отвергала, в глубине души гордился верности и уж более красоте своей жены, в связи с чем, ревновать не имел никакого смысла. Так как мессер Риччардо был человек богатый и из знатного рода с детства привыкший ко всевозможным усладам и развлечениям, так что скорее донне Личиске надо было ревновать его, чем ее ему, он любил устраивать празднества и накрывать столы, к которым он приглашал людей исключительно знатных, особенно из них выделял он двоих, своих старых и верных приятелей, сидевших всегда по обе стороны стола от него. Был, однако, из приглашенных и Руджери Альигери, коему мессер Риччардо уделял внимания не больше обычного и вряд ли заподозрившего того, что Руджери заточил камень воздыхания и без ума вот уже некоторое время, а точнее как только впервые увидел, был влюблен в донну Личиску, все время находящуюся в окружении двух своих подруг, верных жен двух друзей мессера. Зная, что муж донны не любит сидеть дома и часто ездит на охоту, с удовольствием, пока развлекается, оставляя жену в обществе подруг, Руджери неоднократно пытался объясниться донне в своих чувствах, однако ни один из представленных случаев не увенчался для него успехом, из-за того, что она никогда не прибывала в одиночестве, так что до данного момента донна Личиска оставалась в полном неведении. Однако он не расстраивался, продолжая надеяться на победу. И вот однажды, когда муж донны в очередной раз уехал на соколиную охоту с друзьями, оставив донну в обществе двух подруг, Руджери, большой шутник и мастер на выдумки решил проявить всю врожденную хитрость и ловкость, коей только обладал. Взяв двух своих верных приятелей, которым он мог полностью довериться, зная, что ни один, ни другой не проболтаются, они переоделись в костюмы грабителей, нацепив на себя плащи и маски, и направились прямиком к дому мессера.
В окнах еще горел свет от лампады, и это означало лишь одно - синьоры еще не ложились спать, что, несомненно, было на руку Руджери. Он лишь подкрался ближе к окну, которое было распахнуто, а теплые летние вечера только этому содействовали, и принялся выжидать, между делом узнав, о чем жены толкуют между собой в отсутствии мужей. Голос донны Личиски Руджери узнал сразу.
А тем временем донна Личиска велела принести служанке бутылку лучшего вина, которое только было у них в доме, и затем идти спать, а то, мол, они так и всю ночь могут за разговорами провести. Оставшись наедине, вино распалило женщин, а вместе с тем разговоры стали все более откровенными. Тут одна из женщин, донна Гисмонда, по-видимому, вино подействовало на нее больше чем на остальных, а может, она была просто смелее остальных, завела разговор о том, о чем в благородном обществе говорить не принято:
- Как ты думаешь, Личиска. По мне, вот уже более трех месяцев сохнет один молодчик, постоянно пишет мне стихи в придачу к которым всегда прикладывает украшение. Муж мой об этом ничего не знает, даже не догадывается. А я, того и гляди открою ему створки своих дверей.
Женщины негромко расхохотались, поняв намек, однако этого было достаточно, чтобы заглушить смешок, порожденный Гаспаро Альтони именно тем молодым человеком, который посылал подарки донне Гисмонде, а то не избежать бы им беды.
- Не знаю Гисмонда - промолвила после короткой паузы донна Личиска - по моему мужья проводят с нами недостаточно времени. Вечно они в разъездах и редко ночуют дома, а что прикажут делать нам. В конце концов, все мы женщины и ничто человеческое нам не чуждо, тем более что энергии в нас, за годы замужества накопилось столько, что хоть отбавляй. Я больше чем уверенна, что пока мы тут сидим, наши мужья сейчас резвятся с какими-нибудь потаскушками, а нам прикажут блюсти целомудрие. Лично я уже устала воздерживаться, и молю бога - послал бы он мне сейчас жеребца, да поретивее, чтоб досыта ублажил неуемную мою страсть, а я бы ему не отказала ни в единой прихоти, пускай бы он даже загнал гнедого в стойло или же туда, куда хода нет.
Опять по комнате прокатился негромкий смех, тем временем как содержимое бутылки, опустившись сначала на четверть, затем на половину и теперь подошедши ко дну, пустело. Сказать по правде, Руджери что есть мочи себя сдерживал чтобы сиюминутно не пуститься в открытое окно и излить плоды взращенные доннами наружу, однако решил послушать еще немного и уж затем приняться за дело, тем более что женщины еще и не собирались ложиться, а ночь для них только начиналась.
- Господи, Личиска, воскликнула третья донна Луниджана, неужто ты и впрямь готова пустить первого встречного туда, куда хода нет. Неужели так сильно желание.
- Дорогая моя Луниджана - чуть ли не взмолилась донна Личиска – ты просто не представляешь как. Все меня представляют в лучшем свете, а как не хочется портить этот титул. Как устала я быть верной женой неверного мужа. Да и что тут постыдного – про его похождения никто, видимо, кроме меня не подозревает, так почему же тогда должны подозревать меня. Ореол целомудренной женщины, закрепившийся за мной в эти годы слухи лишь только рассеет, не мешая мне заниматься тем, чем я в действительности жажду заняться. Если бы я каждую из ночей проведенных после замужества провела с людьми, признавшимися мне в любви, то количество ночей оставшихся за мной считая сегодняшнюю, превысило бы на два года вперед.
Возможно, разговор мог бы продолжаться еще долго, ведь до рассвета оставалось еще четыре часа, а спать видимо женщины так и не собирались, они только пуще прежнего пустились разглагольствовать на темы, вопросов и жалоб на которые у них накопилось уйма, однако это только ущемляло Руджери и его друзей, ибо своих скакунов загнать в стойло и вывести на прогулку, а затем опять загнать, они намеревались не раз и не два, а столько, сколько хватит у конюхов сил, чтобы окончательно обуздать ретивого скакуна, тогда как мужья вернуться должны были лишь к полудню.
С криком: “Эг-ег-ей”, Руджери при помощи друзей, подтолкнувших его, буквально взлетел в окно, отчего разгоряченный женщины застыли на месте. Их лица, тронутые благородным напитком выражали сейчас крайнее изумление и интерес, но никак не испуг. Вслед за ним влезли и двое его друзей.
- Кто вы и что вам нужно – первой начала донна Личиска – так как дом принадлежал ей и ее мужу.
- Мы всего лишь обыкновенные воры, которые нынешней ночью - а вы только посмотрите, как прекрасна сегодняшняя ночь, какое звездное небо и полная луна - решили заглянуть к вам, синьора.
- А знаете ли вы – даже в разговоре донна Личиска держала себя очень высоко – достопочтенные синьоры, чей это дом и кого вы сейчас намереваетесь ограбить.
- Конечно, синьора. Дом этот мне хорошо знаком, раньше он принадлежал моему отцу, который после смерти завещал его мне, а я в свою очередь, по глупости младой его заложил некоему синьору, мессеру Риччардо да Манульта и сейчас этот дом принадлежит ему. Вы же, по-видимому, донна Личиска, женщина небывалой красоты, как успели заметить не только я и мои друзья, но и мужчины всего города.
- Так кто же ты такой? В дела мужа я не лезу, возможно, взаправду это и был когда-то дом твоего отца, но ты его продал сам, по своей прихоти, так на что же тебе теперь обижаться. Я вижу что ты не тот вор, что воруют ради наживы, по твоей манере держаться и говорить. Возможно, на душе у тебя горечь, но вряд ли я смогу тебе чем-либо помочь. Мой муж на охоте, а тебе нужно говорить именно с ним. Будь ты настоящим вором, я предложила бы тебе забрать мои украшения, лишь бы ты пощадил нас, но, как я вижу, это тебя мало интересует. Я предлагаю нам остаться друзьями и забыть рвущую тебя на части горечь обиды. Идите с миром.
- Нет, синьора Личиска. Возразил Руджери, лица которого, прикрытого маской видно не было. Мне кое-что, все же нужно именно от вас. И, уж вы мне поверьте, эта вещь за вами не встанет, тем более, как я понял из вашей премилой беседы, это доставит вам наивысшее наслаждение.
Щеки донны Личиски покрыл легкий румянец, по-видимому, от понимания того, на какую беседу намекал необычный гость.
Так как женщина она была сведущая и умная в делах переговорных она обратилась к гостям с речью.
- Милые гости. Раз уж вы в столь поздний час оказались в моем доме и мне же диктуете условия, как я поняла под страхом собственной жизни – при этих словах она улыбнулась – то позвольте мне пользоваться привилегией, в связи с моим гостеприимством и переговорить с подругами.
Руджери с друзьями был не против, поэтому, они даже не стали мешать перешептываться дамам меду собой. Все это заняло так мало времени, что не успели гости опомниться, как донна Личиска от лица всех женщин изъявила свое согласие.
Руджери же ей на это ответил:
- Госпожа, пойдите же нам на еще одну уступку, как пошли и мы вам. Позвольте мне и моим друзьям в эту восхитительную ночь не снимать маски, а если захотите увидать нас еще раз, под утро каждый из нас придумает, по каким приметам сможете вы опознать своего любовника.
Не долго думая, и на этот раз, не совещаясь с подругами, донна ответила согласием.
Воистину женщина, поддавшаяся легкому дурману премилее и предприимчивее женщины трезвой. На невиданные поступки способна она. В эту ночь не одного жеребца, а целый табун загоняли конюхи в стойла причем самые, что ни на есть разные, однако ни каждая женщина решилась осветить путь заблудшему страннику туда, куда, казалось бы, хода нет. Но раз есть выход, должен быть и вход. И на этот раз донна Личиска показала этот вход двум странникам, сбившимся с пути, третий же по простоте своей душевной, просто решил не лезть в дебри и ограничился лишь тем, что лишний раз загнал своего коня в конюшню. Так что этой ночью комната в доме мессера Риччардо да Манульта светилась ярчайшим пламенем, вызванным ни пожаром, а возвышенным чувством, коим наградил нас бог – страстью.
Вскоре рассвело и обессиленные, но довольные пары, разместившись кто где: кто на ковре, а кто на софе, стали подниматься на ноги и то, что Руджери в глубине души желал, свершилось - донна Личиска обратилась к нему с вопросом: “Где, и при каких обстоятельствах им вновь удастся свидеться”.
Подумав, и вспомнив, что мессер Риччардо дает обед в эту среду, ответил, что именно в этот день.
Донна Личиска не имела понятия, как она опознает своего гостя, на что Руджери ей ответил:
- Сегодня ночью, на шее ты оставила мне на память свой страстный поцелуй. По нему ты меня и обнаружишь.
На этом они расстались, вдоволь под конец нацеловавшись.
Как и обещал мессер Риччардо, в среду той недели, а это ровно через день после событий описанных выше, давал обед, среди гостей которых он не пропустил и Руджери Альигери, который старался держаться как можно ближе к донне, та же, в свою очередь, незаметно для всех, у каждого из присутствующим мужчин на шее искала след своей любви. Вскоре заметив его на шее Руджери и дав глазами понять, что она его узнала, оба они едва заметно улыбнулись ибо, Руджери улыбался известно отчего, а донна Личиска, по милости божьей давно уже была влюблена в Руджери но боялась ему в этом признаться, и настолько сильно скрывала свои чувства, что никто, даже сам Руджери об этом не догадывался.
Вскоре все шестеро не раз еще встречались в доме мессера и придавались любовным утехам, овладевая друг другом во всевозможных образах: воров, грабителей, пиратов и священнослужителей, а сама донна Личиска вместе со своим возлюбленным Руджери делала это еще чаще. Так они еще много лет подряд довольствовались и услаждались друг дружкой вдоволь, пока чувство насыщения не прекращалось, а затем возобновлялось с новой, еще большей силой, разжигая в сердцах влюбленных неистовую страсть. Дай бог и нам так услаждаться.