***

       “К О Ш М А Р Н А В Т О Р О М Э Т А Ж Е”

       Рассказ очевидца
















«Все то, что слышал, - я не видел…
А то, что удалось увидеть, - поверить в это я не мог!»



       I

       
В один воскресный вечер, зимой, в небольшой забегаловке, как всегда собралось много народу. Одни заходили сюда, что бы попить пива после долгого рабочего дня; другие вообще отсюда никогда не выходили, и Бог знает, на что промышляли; а иные, находились здесь, что бы поговорить за хорошим ужином.
Погода, словно язва, туманила и капризничала. К сумеркам, в воздухе замелькал большой снегопад, и в скорее шоссе накрыло тонким белоснежным покрывалом.
В кафе атмосфера веяла теплом и весельем. Откуда-то играло старенькое радио, гремели тарелки, слышался громкий смех официанток, а также нескончаемый гул посетителей, который своей массой, служил основным фоном в этом заведение.
Табачный дым стоял по всюду: вытяжки работали не исправно, и по сему все кругом было окутано никотином. Хотя не курящих здесь, не было.
Кругленькие, деревянные столики располагались по всему периметру кафе и занимали, чуть ли не все его пространство. В любом другом, доступном свободном месте, можно было всегда увидеть ютившеюся на корточках небольшую кучку людей, которым не хватило места. Однако никто из них нисколько не жаловался, и даже наоборот: выговаривали слова благодарности хозяйки сего заведения, которая к этому времени любила выходить из своего кабинета и, облокотившись на перила слушать комплименты в свой адрес и адрес своего заведения. Это была женщина среднего возраста с приятным таким лицом и довольно не дурной такой фигуркою, которой все величие придавал ее гордый, подтянутый стан. Она млела, и улыбалась каждому, кто к ней обращался. Над особо подвыпившими, она могла себе позволить даже откровенно похохотать. И никто не смел возражать ей, да и желающих не было.
Настенные часы показывали восьмой час вечера, а это означало, что повару стоило бы начать готовить отдельную жареную курицу с варенным картофелем, для особого гостя.
Хозяйка с небольшим зевком заметила это и, сверив время со своими часиками, что висели у нее на шее, жестом пальца, подозвала к себе одну из официанток. Она чуть наклонила голову вниз и шепнула официантке, что бы она подогнала «Старого лентяя», повара.
Спохватившаяся, она достала зеркальце, припудрила носик, поправила прическу, и принялась выжидающе смотреть на входную дверь.
Вскоре дверь отварилась, и в нее вошел один невысокий, широкоплечий джентльмен, в кожаной куртке, из-под которой торчал толстый, серо-белый свитер. Он повесил свою шерстяную кепку на висевшие рядом оленьи рога, и двинулся в конец коридора, где в самом дальнем углу, стоял небольшой квадратный столик, на котором красовалась весомая табличка: « НЕ ЗАНИМАТЬ!»
Он снял куртку, сложил ее в двое, повесил на спинку стула, и сев за столик, - закурил.
- Ах! Дмитрий Иванович! Какое счастье видеть снова вас здесь, в нашем заведении! Как
       
ваши дела? - проговорила скороговоркой хозяйка, подходя к столику лисой, и во всю пластичность мимических мышц, улыбалась гостю.
- О Мария! - Говорил Дмитрий Иванович, - Солнце сегодня светило ярко, воздух был свеж и чист, небо было светло-голубым, ты, как всегда великолепна, что прямо таки глаз радуется! Что за платье? Это, то самое, что я подарил на той неделе?! – и он, сощурив левый глаз, посмотрел на нее.
Она, застеснявшись, помахала кистью левой руки у себя перед лицом и, покраснев вся, мотнула головой.
- Хе-хе… Я знал, что оно будет тебе к лицу, - он поцеловал ей ручку, и попросил, чтобы она велела принести ему бокал Бренди и его любимые сигары.
Хозяйка тотчас приказала выполнить его заказ, а сама вернулась на свое место, где стояла давеча, и тайком стала наблюдать за гостем.
Дмитрию Ивановичу было около тридцати пяти лет. О господи! Мужчина в самом своем соку и спелости, красив, бодр и, на вид, - решительный и целеустремленный. Однако, сплошная седина, покрывавшая всю его голову, словно меловым слоем, делала его намного старше, и взрослее.
Он принадлежал к тому классу людей, которых в народе принято называть: «Холостыми», ибо его никто никогда не видел в присутствии дамы, да и вел он себя так, как должен вести себя холостяк…; да и кольца на том самом знаменитом пальце никто не видел. Вообще он был не разговорчив, но очень внимательным и деликатным по отношению обоих полов, - но к женщинам он все же проявлял больше внимания: всегда мог стрельнуть красивой фразой, да или просто так, от доброты души сказать приятное, и тем самым порадовать ту, к кому обращался. Многие женщины, знавшие его, мечтали быть в его кругу, а большинство из этих мечтали о большем! Но когда дело заходило, до решительной черты, Дмитрий Иванович или пожимал плоды, или просто культурно выкручивался с ситуации таким самым образом, что его оппонентки даже не успевали понять, что послужила причиной столь резкого маневра. Обычно, любые доводы, как всегда – оставались под тайной завесой, и вкусить ответ, удавалось не каждому.
Но Дмитрий Иванович, любил людей; всех любил! Будто все люди были для него родными детьми, - и потому никому, никому он никогда не желал зла, мухи не обидел, таракана не убил! Плохого ничего не сделал, а только наоборот: стремился к добру и красивому. К благоуханию стремился!
Он любил наблюдать за людьми: за манерами, нравами, характерами; за работой мимики того, за кем он наблюдал. И все что он видел, то обязательно фиксировал в свой ходовой блокнотик, а потом дома, сидя в своем кабинете, долго разбирал эти самые наброски, пытаясь сделать «Анализ души» каждой личности.
Вот и сейчас Дмитрий Иванович, достал свой толстенький блокнотик в кожаном переплете, и, закурив принесенную сигару, стал бдительно и внимательно всматриваться в окружавшую его толпу, а особенно пристально смотрел на вновь входящих посетителей. Но что бы люди не испытывали дискомфорта от его палящего взгляда, он специально носил полу затемненные, солнечные очки, которые были на нем и сейчас.
Столик, который предназначался только для него, был специально расположен так, что бы сидя за ним, можно было обозревать все заведение, и даже видеть все потайные его уголочки и, мало освещенные столики.
Посетители здесь все почти друг друга знали в лицо, а уж Дмитрия Ивановича знали тем более, так как он бывал здесь часто: каждый день. И всегда на ужин предпочитал курицу готовую в гриле, да вареный картофель, залитый в остром соусе. Выкуривал он, по обыкновению, около четырех бразильских сигар; а за все свое пребывание тута, длившиеся около двух часов, выпивать изволил около пол литра Бренди с лишним.
На этот раз, он был, уж очень-таки доволен; и уже успел порозоветь от выпитого им приличного глотка Бренди. Лениво попыхивал сигарой, он ничего не писал, а только внимательно смотрел, как за соседнем столике, небольшая компания, состоявшая из четырех человек, вела очень оживленную беседу, которая плавно переходила в спор.
Он специально громко кашлянул в кулак, и, положив сигару на край пепельницы, сказал:
- Господа! Все ваши разговоры, об экзотическом и бодрящем напитке Текилы, не стоят и выеденного яйца! – он сплющил нижнею губу, и с широко открытыми глазами, кивнул им головой.
Все разом обернулись, и вопросительно посмотрев на него, застыли в немой сцене, а Дмитрий Иванович продолжал:
- Но вот взять хотя бы вас, - он указал на молодую даму, в сером, вязаном платье. - Ведь вы утверждаете, что Текилу, делают из кактуса, тогда как мужчина, сидящий напротив вас, - он показал двумя руками сложенные в ладоши на большого чопорного мужчину в клетчатой рубашке, - говорит вам чистую правду: убеждая вас в том, что Текилу делают из Агавы! И это абсолютно правильно!
- Но… - захотела, что-то сказать дама в сером платье, но Дмитрий Иванович перебил ее:
- Зачем так усердно говорить что-то, чего на самом деле не знаешь? Однако это урок. Ну а вы, - он посмотрел на худощавого, белокурого парня, - говорите, что Текилу можно гнать на даче вашего дедушки, как самогон, - Дмитрий Иванович сделал кислую мину, и чуть ли не высунул язык, будто и в правду взял в рот кусочек лайма. – Сделайте одолжение, зачем же портить такой благородный напиток? Хотя да, ваша теория вероятна, но тогда дача вашего дедушки должна находиться в самой Мексике, аж в штате Халиско. И притом, мало вероятно, что у вашего дедушки найдется столько много терпения, чтобы около восьми лет ухаживать за плантацией голубой агавы. Так как производство Текилы, это очень не легкий и трудоемкий процесс!
- Хм, – только и буркнул в свои пышные усы, сидевший за этим же столом, старенький дедушка, который только один остался без внимания Дмитрия Ивановича, так как не участвовал в споре, и ничего не говорил по поводу Текилы.
- Разумеется, вы вправе побранить меня, так как я сильно виноват перед вами, что влез в ваш разговор, - поспешил исправить положение Дмитрий Иванович.
После короткого молчания, мужчина в клетчатой рубашке, поспешил его успокоить:
- Да нет, что вы! Даже наоборот, – я хочу сказать вам спасибо, за то что, рассеяли наш спор!
- Погодите-ка, а я ведь вас знаю. Вы тот самый ученый из Петербурга, который две недели назад, на одной из конференций, высказывали механизм развития страха на нейрорегулярном уровне. Точно! – вскричал белокурый парень, и заулыбался еще сильней.
- А я, читала вашу книжку, - сказала дама в сером платье. - Очень, интересная вещь. Я как раз дала почитать ее сестре.
- Спасибо, – сказал Дмитрий Иванович, и немного застеснялся.
- Мдя, - снова буркнул себе в усы, что-то старичок.
- Мы часто видим вас здесь, но что бы вы с кем-нибудь говорили из посетителей, видим впервые, – сказал мужчина в клетчатой рубашке.
Дмитрий Иванович лишь только повел плечами. Он, затянулся сигарой и, отпив новый глоток Бренди, как-то странно посмотрел на всех.
Все чего-то ждали, по-видимому, какого-то рассказа. А тот не спешил, он все смотрел в неизвестную точку и как будто не решался. Видно было, как вздрагивали его скулы, как нервно подергивалась правая бровь; он, что-то вспоминал, - что то, что тяготило его душу на протяжении многих лет, и никак не давало покоя. Казалось: все спасение и состоит только в одном высказывании и излития души.
- Господа! – наконец обратился Дмитрий Иванович к своим новым собеседникам. – Случалось ли вам когда-нибудь слышать историю про «Тедвортского барабанщика», которая разыгралась в Англии 1661 году, где барабан, который принадлежал одному из заключенных, играл самостоятельно?
Все, разумеется, отрицательно помотали головой.
- А историю «Охоты ведьм за Бэллом», где явление сопровождалось физическим нападением на людей фермы различными образами странных животных, со страшным свистом, громким свистом и пением?
Снова молчание последовало на его вопрос.
- Ну, а уж история, случившаяся в нашей современности, должна быть вам известна! В конце 80-х годов, в казахстанской газете «Индустриальная Караганда» писали, что в здании Облисполкома, в течении долгого времени, по ночам, в помещении здания самопроизвольно включался и выключался свет, слышались шаги по коридорам и странные звуки. Как, слышали?
- Не понимаю: зачем вы все это нам говорите? – спросила дама в сером платье.
- Все выше сказанное мною было лишь только с одной целью: УЗНАТЬ, СЛУЧАЛОСЬ ЛИ ВАМ КОГДАНИБУДЬ СЛЫШАТЬ ПРО ЭТО? Так как историю, которую я хочу вам рассказать, была примерно такого же плана, и произошла со мной в реальном времени и основана на реальных событиях.
Все сразу же подвинули свои стулья к столику Дмитрия Ивановича, и, устроившись по удобнее стали ждать начало рассказа. Один только старичок, запоздал с перестановкой стула, и уселся самым последним.
Дмитрий Иванович закурил новую сигару, налил стакан Бренди и, оглянув всех своих слушателей, начал рассказ:

- История, которую я хочу вам рассказать, произошла в пору моей молодости, в начале 90-х годов, когда я еще был студентом и слушал третий курс филологического факультета. Тогда я еще не курил столько много, - как курю сейчас; тогда я еще не пил столько много, - как пью сейчас. Я придерживался здорового образа жизни, делал утренние зарядки, спал с открытой форточкой, и по возможности закалялся и бегал по утрам. Жил я не в университетском общежитии, как многие, а на съемной комнате, которую нанимали мне мать и бабка. Сам я был с пригорода, и разумеется каждый раз к концу недели ездил в свою деревню, за денежной подпиткой и различными там продуктами. Тех денег, что давала мать с бабкой, хватало мне, по самое не хочу, и я даже умудрялся выкраивать из них на пару бутылок пива, которые распивал в минуты одиночных раздумий. Учился я хорошо, даже очень. Весь плюс из этого
заключался в том, что я не жил в общежитии, в котором кроме распития спиртного и других пагубных злодеяний ничего не практиковалось. Разумеется, встретить того, кто хоть кто ни будь, учил падежи, было трудно. Однако я немного утрирую, вы должны меня понять. Я мало куда ходил, хоть меня и звали. Тогда я просто не мог подумать, что бы, не выучив конспект, можно было идти куда-то. Поэтому я все чаще предпочитал зубрить конспект, чем веселиться. И единственным моим утешением в этой учебной работе было, когда я получал положительную оценку за свои труды.
Так вот, за время своей учебы, а если быть точным, - это конец третьего курса, - мне удалось снюхаться с одним однокурсником, которого звали Аркадием. За все время учебы, я не видел его ни разу, а оказывается, он числился в моей группе с самого моего поступления в нее!
Он был намного старше меня, и уже был женат да имел двоих детей. Поэтому, как выяснилось раньше, он не мог учиться днем, так как нужно было работать, чтобы прокормить семью. И вот из-за этого то, ему и пришлось учиться заочно. Но к третьему курсу, положение его как бы поправилось, и он смог приступить к учебе на полных оборотах.
Не знаю почему, но мы как-то сразу нашли с ним общий язык, и подружились. У нас были с ним одни интересы, мы почти слушали с ним одну музыку, и читали одни и те же книжки. Именно он убедил меня, что нельзя полностью окунаться в учебу, так как это чревато последствиями, ибо, чем больше зубришь, тем меньше на самом деле учишь, потому что учебу, в первую очередь нужно сначала понимать, а уж потом для закрепления – учить. И благодаря такому размышлению, я стал больше вылупляться на свет: ходить на различные студенческие мероприятия, концерты, выставки, ярмарки, аукционы и так далее. Я был просто шокирован, как много я потерял сидя днями и ночами в своей конуре, поедая рис с вареной говядиной, и листая желтые от времени, учебники.
Аркадий был очень смышленым парнем, - Дмитрий Иванович ненадолго прервался, что бы затушить сигару, и глотнуть Бренди, - и всегда отличался остротой ума и здравыми мыслями.
Он был всегда чем-то занят, постоянно что-то читал, чертил, - и ведь время находил, выкраивал! И ведь где то работал еще по вечерам, не часто, но работал.
Дни летели как со скоростью света! Не успела наступить весна, как уже пришло время лета, а, следовательно, начиналась очередная сессия. Я сдал ее хорошо. Аркадий сдал ее вообще на отлично, - виртуоз.
И вот пришло время прощаться, и уезжать по домам, на летние каникулы до следующего семестра. Разумеется, был вечер распития спиртного, танцев, – в общем, вечеринка. В тот день я сильно натрескался шампанского, до того напился, что прямо таки было не в сласть на ногах стоять.
В тот самый вечер, когда мы уже расходились, ко мне подошел Аркадий, и предложил поехать на месяц погостить к нему домой в пригород, под Москву. Я не рассчитывал, на такие обстоятельства, и сказал, что нужно съездить домой и предупредить родных. Аркадий же, сказал, что будет меня ждать и на этом мы расстались.
Честно сказать, я не хотел куда либо ехать, так как мне нужно было в течении летних каникул сделать кое-какие дела по дому, да и свои собственные. Однако месяц пребывания в гостях, я счел не так уж и многим, поэтому приехав домой, тут же предупредил всех и через три дня поехал к Аркадию в П-и, в Московский район.
Из ручной клади со мной было всего пара книг, столько же тетрадей, альбомные листы, сменная одежда, и печатная машинка «Зубр», оставленная мне моим дедом которую, он
купил еще до революции в Бессарабии. Машинка, была самая тяжелая из всего, что я вез с собой. Но не брать ее я не мог, ибо она нужна была мне, как кислород живому существу. Мне нужно было распечатать кой-какой материал, сделать несколько заметок, написать парочку каламбуров, карикатур, и многое чего помаленьку…
Потихоньку, почти незаметно к компании подошла хозяйка, и, встав возле карликового деревца, стала внимательно слушать. А уж вскоре к ней подбежал мальчуган разносчик, который примостился немного поодаль нее, и принялся внимательно вслушиваться в слова Дмитрия Ивановича, который продолжал:
- Ехать до Аркадия мне предстояло чуть больше пяти часов, большую часть этого времени, я провел в забытье и в беспорядочном сне. И вот, наконец, вдоволь измученный поездкой, и немного отекший, я слез в автобусной станции П-и.
Уже был вечер. Солнце медленно таило в полу прозрачных облаках; но еще продолжало блекло освещать поверхность остывающей земли. В воздухе веяло уходящем зноем; свежий юго-восточный ветер сулил освежающим ночным дождем.
Аркадий встретил меня радужно и с веселым восклицанием. Он приехал к вокзалу на своей «Волге», к которой помог донести мне машинку, и попутно стрельнул парочкой острых фраз в ее адрес. Дескать, раритет тяжелый то какой на руках.
Частный, небольшой, - как показалось мне снаружи, - двух этажный домик Аркадия, был почти кругом обсажен культурными фруктами. Особенно здесь у него хорошо процветали яблони, да карликовые сливы. На то время, когда мы вышли во двор, уже успело стемнеть. Воздух наполнился звонким стрекотанием сверчков, а уличный фонарь сделался мишенью для атаки ночных бабочек и других различных летающих насекомых.
Почти у самой калитке, на меня чуть не налетел огромнейший «Кавказец» по кличке, – Сержант. Натянув цепь до упора, он трубил своим злым басом, разрезая ночной воздух и, уперто не хотел отступать назад. Лишь после того, как Аркадий крикнул на него пару раз с притопом, он, чуть поджав свои обрезанные уши, немного отступил, но продолжал косо смотреть на меня до самых дверей. Аркадий стал извиняться, за выходку пса, на что я говорил, что это мол очень-таки похвально: иметь в тылу такого хорошего сторожа. Одновременно поинтересовался: много ли господин Сержант, употреблять пищи изволит? Оказалось много! Мдя-а-а, но это того стоит. Пожелав ему спокойной ночи, мы вошли в дом.
Жена Аркадия, Лариса уже, нас ждала. Уже несколько раз был вскипячен чайник, а стол с ужином уже давно был накрыт. Дети уже спали; в доме царила тишина, которую нарушало лишь тиканье больших настенных часов.
Лариса оказалось очень приятным и общительным человеком. Она была светловолосая, красивая, и обладала очень приятным тихим голосом. Все что я говорил, она будто бы плавно впитывала в себя, подтверждая свое слушанье частым, едва заметным кивком. Выпив чая с свежевыпеченными ватрушками, мы пошли на веранду, где продолжали разговаривать обо все, что в голову взбредет. Политику мы не затрагивали, так считали эту тему неуместной в присутствии женщины. В большинстве говорили о культуре, о учебе и о мелких деталях повседневной жизни.
Аркадий сказал, что завтра, с первыми лучами солнца обязательно покажет мне весь дом и все его хозяйство, а сейчас, извинившись, пожелал идти отдыхать. Уходя, он поинтересовался у жены, где она приготовила постель для меня.
Мне предложили два варианта: один, - это внизу в большом зале, на широком мягком диване;
а второй, - на не достроенном втором этаже, в котором была готова только одна комната, пригодная для жилья. Я выбрал второй вариант, так как первый меня не устраивал, потому что, зал являлся проходной комнатой. А мне нужно было печать, а это говорило о большом шуме, который будет мешать хозяевам. Да и потом: мене тоже было бы как-то неудобно, так как постоянно пришлось бы отвлекаться и такое прочее.
Приняв вечерний туалет, мы взяли все мои вещи и, захватив постельное белье, пошли на второй этаж.
Второй этаж, изначально не считался таковым, и был всего-навсего чердаком. Аркадий же, два года назад, решил расширить его и плавно превратить во второй этаж. Однако стройка продвигалась медленно, из-за отсутствия средств и дорогого времени. Но все же основное уже было сделано: крыша утеплена, площадь расширена, пол покрыт. Оставалось только строить комнаты и уже дальше заниматься их реставрацией. Так вот, одну из трех предполагаемых комнат, Аркадий все же успел построить. Она находилась в левом углу, в самом конце этажа. В ней было два окна, одно из которых выходило на дорогу центральной улицы, другое смотрело в сад Аркадия. На самом этаже света еще не было, он провел его только пока в саму комнату. Поэтому приходилось пользоваться фонариком, чтобы дойти через весь этаж до самой комнаты. Меня это, нисколько не огорчало, потому что пользоваться фонариком приходилось всего один раз, в течении одной минуты, самое главное, - свет был в комнате, а остальное не важно. Да и притом: мне предстояло пробыть здесь всего месяц, да и только!
Комната была очень уютная. Небольшая, но и не маленькая; не широкая, но и не узкая. В ней помещалась стандартная односпальная кровать, стул, кресло, стол, и небольшой осиновый шкаф, который видимо совсем недавно был покрыт толстым слоем золотистого лака. На полу лежал не новый, чисто выметенный, красный ковер. Если честно: комната мне понравилась.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и оставив мне фонарик, на случай если мне приспичит в туалет и я захочу ночью спуститься в низ, Аркадий удалился.
Расстелив чистую постель, я скинул с себя одежду и, выключив свет, улегся на мягкую кровать, на которой незаметно забылся здоровым сном.


       II

Дмитрий Иванович немного задумался. Черты лица его приняли строгий характер. Казалось, далеко унесло его воспоминание; одновременно видно было, что рассказ давался ему с трудом, и он будто бы боролся с самим собой, пытаясь найти в себе реальные и опорные силы для дальнейшего его продолжения! К этому времени, ближе к столику подошли еще два незнакомых лица, привлеченных его рассказом и, сделав самые серьезные мины на лице, слушали внимательно, стараясь не пропустить ни единого слова Дмитрия Ивановича. Одна из них, - это была женщина среднего возраста – даже отошла немного в сторону и, достав платочек, чихнула в него, как можно тихо.
- И что же дальше? – спросил Дмитрия Ивановича белокурый парень, который сильно жаждал продолжения, - впрочем – как и все остальные.
Но Дмитрий Иванович, казалось, не торопился. Он медленно потянулся за новой сигарой, также медленно прикурил ее. Потом налил себе очередной стакан бренди, сделал небольшой
глоток, после которого оглядел свою публику. Он немало удивился, обнаружив её такой большой! Но это польстило ему: он сделался еще более ласнистым и довольным как мартовский кот. К этому времени, выпитое Бренди уже набирало свои обороты, и это так заметно сказывалось на состоянии души. Он все более млел и млел, как маленький уголек в большой печке. Однако он не забывал ни на минуту, что запустил серьезную тему для разговора, - тему, которую нужно было закончить так же, как и начал! Ибо, во всей ее предыстории не виделось ничего легкого и уповающего. Тема была на самом деле серьезная: как снаружи, так и в самом корне.
- Проснулся я, как и просыпался, в девятом часу утра, - продолжил Дмитрий Иванович, - но проснулся не сам, как обычно, хотя к этому времени проснулся и сам…
- Вас КТО-ТО разбудил? – предположила девушка в сером платье.
- Не торопите события, мой милый друг, - успокоил ее Дмитрий Иванович, - да, разбудили. Но это были люди, состоявшие из крови и плоти, а не те, что вам хотелось бы ожидать. Будь я хоть на мизинец шарлатаном, то непременно бы воспользовался случаем, и тут же приукрасил свои слова, - сказал Дмитрий Иванович, немного раздраженно. Раздражительность его сказывалось из-за того, что он не хотел, чтобы те, кому он говорил данный рассказ, считали его повествование как забаву, не иначе. На самом деле, нутро его испытывало непреодолимый барьер борьбы с внутренним эго; поэтому душа его сильно волновалась, и больно пошатывала побитые временем нервы.
Все ощутили это дуновение и прекрасно поняли состояние Дмитрия Ивановича. Никто больше не хотел его тревожить вопросами. Все просто ждали продолжения, - и он продолжил:
- Проснулся я от того, что за дверью доносился детский гул-гам. Однако это меня ни на минуту не огорчило, так как в любом случае нужно было принимать вертикальное положение, и заняться делами. Надев трико и футболку, я распахнул двери и увидел перед собой две светловолосые головешки с любопытными голубыми глазами. Я чуть было не засмеялся, от выражения их личиков. До того в их лицах была детская непонятливость, и растерянность. Они, скорее всего, даже и не знали про меня.
Это были два мальчика, старшему из которых было восемь лет, а младшему не было и шести.
Увидев меня, младший слегка испугался, и уже хотел дать деру, но старший поймал его за рукав, и остановил.
- Шшш… Тихо! Это дядя Дима, что забыл что ли? Папка нам два дня назад говорил про него.
После его слов, младший еще как то недоверчиво оглядел меня с ног до головы, после уж сказал:
- Сдласти!
Потом я с ними познакомился и вроде как они перестали дичиться меня. В доме к этому времени уже все были на ногах. Оказалось, я проснулся самым последним. Аркадий уже давно управился по хозяйству и уж допивал третью чашку чаю. Лариса чем-то занималась по дому. Увидев меня Аркадий обрадовался и после ванны поспешил усадить меня за стол. После он повел меня показывать свои владенья.
Земли у него было много: около пятидесяти десятков. Одна третья часть из которой, была пущена на огород, в котором в основном преуспевали фруктовые растения и различные там ягоды. Картошку он сажал, где то на отдельном поле под трактор, в больших количествах. Поэтому в целях экономии площади, считал неуместным сажать ее еще и дома. Он любил сад! И с большой гордостью показывал мне различные плодовые культуры яблонь, груш.
Говорил с каким трудом досталось ему то, или иное деревце, кустик, отросток и так далее. Я с восхищением смотрел на все его труды и старания. Одновременно чувствовал, что нахожусь где-то в гуще амазонки. Кроны деревьев тесно соприкасались друг с другом, и закрывали собою небо. Поэтому так было красиво, что просто не описать. В этом домашнем лесу имелся искусственный пруд, в котором совсем недавно поселился карп. Аркадий совсем недавно запустил туда несколько десятков молодых карпов в надежде на приплод в будущем. По этому поводу у нас с ним завязался небольшой спор, в котором я подчеркивал, что карп не приживется, но Аркадий стоял на своем, и, посыпая на пруд сушеных червей, с радостью показывал мне на появляющиеся водные кольца. Так уж и быть, мне пришлось согласиться с ним. Ему было виднее. У самого пруда, росли объемные вишни, которые уже заканчивали цвести и уж начинали плодить. Однако пчел возле них еще не убавлялось. Я восхищался всем этим ручным творением, этими каменными дорожками, этими оградками, всеми этими насаждениями и прочими прелестями домашнего импровизатора.
Немного погодя, Аркадий показал мне своих домашних питомцев, которых у него было не мало; в наличии были: корова, пара свиней, птица и кролики. Я чем больше смотрел на все его хозяйство, тем все больше и больше удивлялся. Как ему удавалось все успевать?! Я просто не мог понять.
Так мы гуляли с ним до самого обеда, перед началом которого он вдруг неожиданно завел меня в прохладный, глубокий погреб. « Вот, это для аппетита », - сказал он, открывая одну из деревянных бочек, в которой хранилось шестьдесят литров самодельного вина. Я принял в руки налитую кружку со сладким, вкусным, словно компот, вином. Хмель не заставил себя долго ждать; он подступил к моему серому веществу мозга также плавно, как и очутился в нутрии эпигастрия.
Потом в дальнейшем, я понемногу привык к местному окружению, и уже после трех дней пребывания в гостях у Аркадия, спокойно и без всякой боязни, чесал за ухом Сержанта. Я потихоньку погрузился в свои молодые думы, немного впитал в себя философию, и ночью, оставаясь как-то на сеновале, лежал и всматривался сквозь чердачное окно, как яркий бисер многотысячных звезд загорался на черном небе. Утром я помогал Аркадию по хозяйству, потом мы или с ним ходили в лес пор грибы, или уединялись на рыбалке в поисках улова большой щуки, которых в тех краях было пруд пруди. После обеда я оставался у себя на верху, и читал классику, или же печатал статейки для одного журнала, с которым я тогда только что начинал работать. Часто меня беспокоили дети Аркадия. Они обычно проводили время на втором этаже, где громко кричали и топали ногами, в общем, – дурачились.
Мне это естественно очень сильно мешало, но на мои замечания они нисколько не обращали внимание, а только наоборот: казалось, еще больше принимались кричать, да бегать по второму этажу. Двери моей комнаты меня мало спасали от нарастающего грохота и ребячьего крика. Так продолжалось в течение двух дней, на третий же день, нервы мои не выдержали и я решил, что-либо предпринять, дабы хоть как-то успокоить мальцов. Поразмыслив немного, я вспомнил, что в саду у Аркадия видел большую, буксирную веревку. Не минуты не медля я выскочил в низ и побежал за ней. Возле будки Сержанта, висел кусок новой цепи, которую я тоже захватил с собой.
- Уж не повесить ли вы их захотели? Хе-хе-хе, - вставил усатый дедушка. Но Дмитрий Иванович не заметил его вопроса, и продолжил дальше:
- Там на втором этаже, проходили два опорных бруска, на которых крепились центровая
стропила, державшая середину крыши. Разумеется, она была очень мощной и толстой. Так вот, я перебросил через нее цепь, скрутил ее по диаметру бруска тройной алюминиевой проволокой, а к свободно оставшимся двум концам цепи, прикрепил веревку. Вся эта конструкция была для того, чтобы брусок не испытывал ни малейшего трения при работе качели, поэтому вся основная нагрузка шла на звенья цепи, к которым была прикреплена веревка. Как только я установил всю эту не сложную систему, мне оставалось только найти удобную дощечку и выстругать у обоих ее концов по небольшой зазубрине. После всего этого, я продемонстрировал всю готовую систему удивленным детишкам. Они, не зная границ радости, завизжали в полном восторге, и тут же принялись кататься. Но к тому ли я стремился, чтобы повесив качели обеспечить себя еще более громким шумом и крикам? С появлением качели, дети стали еще более вести себя плохо. Они постоянно спорили, кто будет первым кататься и тому подобное. Доходило даже до драк. Не раз приходилось мне разнимать их в ожесточенных детских боях. Я, разумеется, говорил им, что если такое продолжится, то естественно мне не останется ничего другого, как снять веревку и вернуть второй этаж в былое состояние простого жилищного помещения. Но в ответ было слышно лишь причудливое выражение и чуть ли не обещание совершить голодовку. Я просто катался со смеху от таких заявлений и удивлялся таким молодым мышлением. Качели пришлось мне оставить, но самому мне, приходилось теперь постоянно находится в не комнаты и следить за порядком. Там, в самом дальнем углу стояло старенькое кресло, на котором я и мостился с маленьким томиком стихов Пушкина или Есенина. Когда я сидел в кресле, дети вели себя спокойно и не ругались, но стоило мне оставить их на десять минут, как тут же возникали дебаты и старое отстаивание, кто будет хозяином качели.
Так проходили дни. Дни менялись ночами, а те в свою очередь менялись днями. Прошла неделя моего пребывания в гостях у Аркадия. Ничего собственно такого не произошло нового, все текло своим чередом, как и описывалось выше. Так вот, как-то Аркадий подошел ко мне с такими словами:
- Дорогой друг мой, у меня случилось несчастье: умер один из родственников живущий в Казахстане. Мне надобно поехать вместе с семьей на его похороны. Не поехать – нельзя.
- И? – промолвил я.
- Мне разумеется придется оставить тебя одного. А так же хочу попросить тебя присмотреть за домом за это время. Как ты на это на это смотришь?
- Конечно… конечно езжай…. Я присмотрю за твоим домом как за своим, - ответил я.
Но на самом деле был глубоко разочарован в своем ответе.
- Спасибо, - пожимая руку сказал мне Аркадий. – Я вернусь через неделю. Деньги и все остальные инструкции я тебе оставлю вечером.
- Хорошо, - отвечал я ломая переплет нового томика рассказов Стефана Цвейга.
 С того дня все и началось…
- Что?! – не выдержав психологического приема рассказа, спросил кучерявый парень.
- Все то, о чем в принципе и пойдет вся дальше сказанная моя речь, - ответил Дмитрий Иванович.
После того как они уехали все и началось.
Однажды я проснулся от едва слышимого звука. Должен сразу сказать: спал я по-прежнему на своем старом месте на чердаки второго этажа. – Это ваш пакет? - вдруг неожиданно спросил Дмитрий Иванович у девушке в вязанном платье.
- Ну да,- разумеется ответила она, удивленно смотря на него и ничего не понимая.
- Можно? – спросил Дмитрий Иванович снова.
Девушка протянула ему пакет с какими то личными вещами, на которые, впрочем, Дмитрий Иванович и не смотрел.
Он поставил пакет на стул между своих ног и, не смотря на него стал теребить, издавая знакомый уху шелест полиэтилена.
- Слышите? – с лукавым взглядом спросил он всю собравшеюся публику. – Вот это я услышал в первую ночь после отъезда Аркадия. Я не сразу сообразил в чем дело, я пытался думать что могло порождать этот звук.
На этаже возле моей комнаты стояли пакеты с моими вещами. Сквозняк, ветер, мыши – наконец! Подумал тогда я и не удосужился уделить свое внимание. А зря…
Утром выйдя из комнаты, я обнаружил свои пакеты вывернутыми а вещи – разбросанными. Кошка? Котята?! Нет! Хотя я тоже так подумал и успокоился. На следующую ночь дела обстояли куда более серьезней – а если учитывать ее развязку то, тем более. Я разумеется проснулся и души не чаял в девственном утре. Все те мысли я естественно скинул на молодых котят, которых у Аркадия было 5 штук.
Я был в тот день полностью в хозяйстве; я сделал то, что надо было: накормил всю населяющею живность в этом доме и… в конечном итоге решил сделать себе пару часов перекура.
Тот самый сад – такой замечательный сад, - послужил мне отдушиной. Именно в нем я и расположился с томиком стихов Эдгара Алана По и, где наивно, да с юношеским стремлением, впитывал вкус поэзии. Из-за веток вишни, что росли за мной, я видел крышу дома Аркадия, а если быть точней: тот самый этаж, где я жил. На меня смотрели три черных окна прикрытые занавеской.
Я читал. И, вдруг, почувствовал на себе пристальный взгляд! Это бывает с каждым – а тут дело не в том… нет…
Я обернулся и по началу смотрел как сизый голубь, на одном из подоконников галантно воркуя, ухаживал за своей пассией.
Дмитрий Иванович вдруг остановился и оглядел всех своих слушателей. Его взгляд, будто бы спрашивал: « Готовы?» И только убедившись – он продолжил.
Одна из занавесок одного окна дернулась…. Страшно? Мне очень, так как неприятно.
Она не только дернулась, но сделалась такой, будто бы ее никто и не трогал.
- Боже, - Дмитрий Иванович позволил себе немного засмеяться. Но он продолжил:
- Видите ли, я посмотрел назад, на окно, и у меня сложилось такое впечатление что за мной смотрели, но как только я обернулся, занавеска скинулась будто бы ее кто-то и в правду держал… будто бы кто -то не хотел знать что за мной наблюдают.
К черту стихи. Я отбросил книгу и пошел в дом. Сержант скулил…
Поднявшись на второй этаж, я подошел к той самой средней занавеске и приподнял ее. Видел я ту самую лавочку, на которой так и лежал сломанный по полам томик стихов Эдгара Алана По. Нет – тут уже не котята: чтобы так приподнять занавеску – нужен человек, или лицо способное к этому действию. Я приподнял и отбросил ткань, совсем так, как это было, когда я сидел там, на лавке, читая грезы курильщика опиума. Реально – физических рук дело!
Оглядевшись вокруг, я обошел весь второй этаж в поисках нежданного гостя и даже заглянул себе под кровать, но разумеется ничего так и не нашел. Тут макушки ягодных деревьев зашевелились, и ноги мои обнял сквозняк. Это заставило меня немного успокоиться и, ссылаясь на ветер, я пошел обратно во двор, где просидел до самого вечера, пока не наступило время кормежки скотины.
В ту ночь была полная луна. Ветер на улице был сильным и капризным. Ветви яблони расшатываемые им, стучались ко мне в окно, отбрасывая на полу причудливые и неприятные тени. Укутавшись поглубже в одеяло, я силился заснуть, но ни как не мог по неизвестной мне причине. Ворочаясь с боку на бок, я было стал прибегать к старому и проверенному методу: вспоминать про себя таблицу умножения на семь, и когда после шестого раза, на меня накатила волна мягкого и одновременно свинцового сна, я вдруг услышал нечто неприятное…
- Что? Что вы услышали? – не выдержала девушка в вязаном платье.
Но Дмитрий Иванович будто не услышал ее вопроса. Он ступором продолжал смотреть в одну известную только ему точку. Ту самую точку, куда он смотрел с самого начало своего рассказа. Иные замечали, что он смотрит куда то в даль, и пытались проследить его взгляд, но ни чего так и не могли отгадать. А он продолжал смотреть. И с каждым новым его взглядов, вид его менялся, как и повествование его нежданного рассказа.
- Так что же? – уже спросил белокурый парень. – Что дальше?
Дмитрий Иванович утер лицо платком, и уже с дрожащими руками сделал пару глотков бренди. Он уже был пьян.
- Скрип! Скрип услышал я сквозь гудения сквозняка. Но не тот самый скрип который знаком нам от дверных петель, нет! Скрип мне этот был известен, и в отличие от случая с полиэтиленом, когда я не сразу мог предположить, что бы это могло быть, - то тут я сразу понял, что порождало этот скрип! Такой скрип могли издавать только качели, те самые, что я вешал для детей аркадия. Тот самый скрип, который я запомнил на всю жизнь! Скрип несмазанных звеньев цепи, которую я перебросил через стропилу для ее не износа.
- Сквозняк, - сказал дедушка, потеребил свои усы.
- Нет не сквозняк. Все двери и окна в доме были закрыты. Мне сделалось не на шутку страшно и не по себе. Я сжался комком и, сощурив глаза, пытался как можно быстрее заснуть. Не знаю, сколько я тогда пролежал и намучился, но в конечном итоге я все же уснул. Вообразите: взрослый человек, испугался скрипа – смешно, да и только. Уверен, что любой из вас, оказавшийся на моем месте, просто напросто бы открыл двери и посмотрел на эти качели. Но я не мог, так как в мозгу моем тогда играли сильные воображения.
Проснувшись утром, я обнаружил, что двери в моей комнате были открыты настежь. Солнце уже было высоко. Наскоро одевшись, я выскочил из комнаты и посмотрел на качели, которые в немом параличе ровно висели над полом. Тихо подойдя к ним, я толкнул их. Ни какого звука. Без звучно проделав пару раз ход взад и вперед, вернулись они ко мне в руки. Я задумался, и тогда посильней оттолкнул их от себя. Результат, тоже самый: ни какого скрипа.
Тогда заранее зная, что уже понимаю, из-за чего был все же скрип, и одновременно боясь, я сел на качели и слабо оттолкнувшись, чуть было не упал в обморок от услышанного. Раздался тот самый скрип, который вчера так сильно напугал меня. Теперь вы понимаете? Понимаете, что, чтобы издать такой скрип, качелям нужен вес, только тогда цепи начнут испытывать трения и издавать этот скрип!
Дмитрий Иванович посмотрел на всех своих слушателей, на которых уже были маски страха и не понимания.
- Этого не может быть! – наконец ответил мужчина в клетчатой рубашке. – Невероятно!
- О, поверьте мне: еще как может. Кто катался вчера ночью на них. Только тогда я понял, что в доме творится НЕЧТО!!!
Как ошпаренный побежал я вниз, на улицу, старясь как можно быстрее оказаться на открытом пространстве. И только когда я оказался у будки Сержанта, то немного отдышался и пришел в себя.
Минуту погодя, я катался просто со смеха по траве в судорожной истерике. Одновременно я понимал, что то такое происходит из вон выходящее… Сержант, разумеется не понимал таких действий и наверно расценивал меня как помешанного. Однако и его что то заставило привлечь внимание к черным окнам второго этажа, в которых уже отражалось уходящее на запад красное солнце. Он гавкнул и, рыча стал пристально наблюдать за вторым этажом. Я посмотрел в направление его взгляда, и снова увидел какое то движение… движение больше походило на призрачную вспышку… мимолетное движение… тайное прикосновение к моему разуму. Я вздрогнул! Стая мурашек пробежала по моей спине. Да что же это такое? Признаться, я довольно-таки струсил и забежал в дом. Истерика! Паника! И куча не нужных движений. Я бросился к телефону и стал набирать номер оставленный мне Аркадием.
- Служба защиты животных, - ответил мне женский голос оператора.
 Я понял, что ошибся и сбросил номер.
- Коммерческая организация «Дина», Ольга, здравствуйте!
Да что же это такое? Две неверные цифры… и тут я почувствовал…
Дмитрий Николаевич сделал глубокую паузу. На этот раз он не специально это сделал: он собирался с мыслями, и было видно как он нервничал.
- Разрази меня гром! Что вы почувствовали, не томите? – не выдержал дедушка с пышными усами и пшикнул в рот какого то бронхалитика.
Дмитрий Николаевич поднял на него глаза, и сказал:
- Все вокруг расплылось. Я потерял сознание и очнулся только на следующее утро.
- Вы действительно потеряли сознание по чьей-то причине, или все же были не здоровы? – спросила девушка в сером платье.
Странное было ощущение. Долго я не мог понять и хоть как-то охарактеризовать его. В голове будто бы все было завеяно туманной пеленой. Глаза болели а в ушах звенел какой то отдаленный гул, похожий на звон колокольни. Но все эти проявления организма я почему то не связывал со вчерашним инцидентом, а наоборот – подумывал что заболеваю. Скорая приехала минут через сорок. Давление оказалось нормальным, температуры как бы тоже не было. Да и к моменту прибытия бригады мне уже сделалось лучше. Разводя руками и извиняясь, я только и говорил, что совсем недавно чувствовал себя нехорошо.
- Бывает, - кряхтел старый фельдшер, - ну тогда угощайте чаем, хе-хе…
Два дня прошли в полном спокойствии. Я перебрался спать на первый этаж, так как последняя мандражка совершенно мне не понравилась. Качели я снял, но работать по прежнему продолжал на втором этаже, с 12 часов дня до 16. Потом, плотно подперая двери я спускался в низ, где и проводил оставшиеся часы. Я думал, как сказать Аркадию о том, что творится в его доме, как преподнести ему эту новость и говорить ли ему вообще. Ведь наверняка, если бы он знал что-то, то непременно бы предупредил меня и не селил на втором этаже. А вдруг посчитает за идиота и будет смеяться? С такими мыслями я сидел за ужином на кухне, над которой как раз таки находилась та самая комната, в которой я работал. И тут вдруг я услышал, как двери моей комнаты скрипнули – то есть открылись, понимаете? С таким отчетливо слышанным, долгоиграющим скрипом. Я чуть было не умер на месте от страха. Схватив ножик и фонарь, я осторожно открыл двери и стал медленно подниматься на второй этаж, но чертова лестница тоже скрипела, и с каждым шагом, сердце мое билось все сильнее и сильнее. Вот, наконец-то мои глаза сравнялись с уровнем пола второго этажа, и включив фонарь, я стал медленно пронзать трясущимся световым столбом темное пространство. Быстро просмотрев все темные закоулки этажа, я перешел к главному: навел свет на комнату, двери которой на половину были открытой. С минуты две наверно я не смел двигаться. Все члены мои сковал страх, страх перед необъяснимым и неожиданным. Между мной и комнатой расстояния всего было около десяти метров. Хорошо еще, что энергии фонаря хватало, и я мог видеть даже край стола в комнате. Медленно просвечивая всю дверь, я щурил глаза, пытаясь разглядеть большего. И вдруг! Из комнаты на мой свет от фонаря выглянуло призрачное лицо! Это произошло так быстро и резко, что я вздрогнул и от неожиданности уронил фонарь, который с грохотом покатился вниз по лестнице. Терпение мое лопнуло и, спустившись за фонарем я с уверенными шагами направился к комнате, крепко сжимая ножик. Но только я хотел взяться за ручку, что бы открыть дверь, как она прямо перед моим носом захлопнулась! Я стал дергать за ручку, но дверь не подавалась. В комнате за дверью послышались шаги, скрип стула, а потом машинка моя заработала! КТО-ТО ПЕЧАТАЛ НА МОЕЙ МАШИНКЕ!!! Я стал тарабанить в двери руками и ногами, но в ответ скорость печатанья только усиливалась и усиливалась. Так продолжалось примерно минут пять, после чего машинка затихла, раздался щелчок замка и, двери медленно сами стали открываться. Просветив всю комнату фонарем, я зашел и включил свет. Все то, что слышал – я не видел, а то, что удалось увидеть, - поверить в это я не мог!
- Что? Что вы увидели?! – спросил белокурый парень.
- Моя машинка была сломана! – продолжал Дмитрий Иванович. – Все пальчики были изогнуты в форме английской буквы «S», и разумеется уже ни один из них не попадал в печатающею каретку. По всему столу валялись болты, пружинки, колесики, крючки от машинки. В комнате, разумеется, никого не было! Я схватился за голову и с истеричной злостью завыл подобию стае китов в открытом океане! Я побежал вниз и стал звонить Аркадию. Я смог дозвониться до него и сказать, чтобы он срочно, не смотря ни на что, приезжал обратно. На вопрос: « Что случилось?», я сказал: « Случилось из вон выходящие!!!» и повесил трубку.
Два следующих дня прошли для меня в полном кошмаре. Ночью на втором этаже творился полный беспорядок. Там то и дело раздавались шаги, грохот, стук в пол, царапанье похожие на царапанье когтей об бетон! Но самое страшное - это какой то гул! Я больше не ходил туда вообще. Вскоре я стал заводить на ночь сержанта, так как одному было совсем в тягость, но помимо гула и стука со второго этажа, теперь раздавался под ухом и вой сержанта, похожий на вой волка на луну. Ночью мне стал звонить телефон. Я поднимал трубку, говорил «Ало», но кроме помех и треска ничего не слышал. Не успевал я отходить от телефона, как он снова начинал звонить! ОН ЗВОНИЛ И ЗВОНИЛ! А когда я брал трубку, ОН МОЛЧАЛ И МОЛЧАЛ!!! Тогда я выдернул шнур, но он позвонил снова а я забыв о том, что он физически не может звонить без шнура, брал трубку и говоря снова «Ало», выкидывал трубку из рук так, будто эта была вовсе и не трубка, а ядовитая змея – и в дикой панике убегал от телефона, который все звонил и звонил. Тогда мне не оставалось ничего другого, как просто-напросто разбить его в клочья, но звуковой механизм, уже будучи в не корпуса, все продолжал звонить пока и его я не размозжил!
 Не знаю, как я провел ночь, но утром к счастью приехал Аркадий с семьей, и когда он вошел в дом, я в полном изнеможении рухнул к нему в объятия.
- Боже мой! - крикнул он. – Что с твоими волосами?
За две ночи я посидел на половину.
В доме бардак творился, черт ногу сломает! Битая посуда, рваные книжки! Смятые ковры! На втором этаже вообще было все перековеркано! Еле-еле мы вытащили скулящего Сержанта из-под кровати.
- Что случилось с Телефоном? – спрашивал меня Аркадий, и увидев от него остатки, сразу же отвечал сам себе на свой вопрос. - Понятно! Так что же все же произошло?
И когда я оклемался, то стал рассказывать им всем, как и было. А когда рассказал, то заключил свой рассказ следующими словами: «Аркадий! Твой дом надо очистить святой водой!»
Он послушался меня. Вскоре был приглашен священник. Детей заблаговременно отправили к родственникам.
Священник, в служебной рясе, с кистью и емкостью со святой водой ходил по всему дому и разбрызгивал святую воду, не забывая пришептывать какую – то молитву. И когда он закончил, мы все собрались внизу и сев на диван в полной тишине стали ждать. Чего ждать – сами не знали. Но тишина была такая, что урони иголку, услышишь, как она упадет.
И вот по истечению 20 минут, которые показались нам вечностью, мы вдруг услышали громкие шаги со второго этажа.
- В доме никого нет кроме нас?! – испуганно спросил священник Аркадия.
Аркадий помотал головой, сам ничего не понимая.
А между тем, кто-то продолжал спускаться со второго этажа. Под этими шагами скрипела лестница. С каждым скрипом я считал. 14 шагов - 14 ступеней – стало быть, этот некто уже внизу.
Вдруг парадная входная дверь перед самыми нашими глазами сама открылась настежь.
- С У К А ! ! !
Услышали мы. После чего двери захлопнулись. «ОН» ушел.
Но кому было адресовано слово «Сука», мы не знали. Мне ли? Святому отцу ли? Аркадию?
На следующий день я уехал. Аркадий успешно закончил учебу, и жил по-прежнему в том же доме, в котором больше не было ни каких инцидентов. А потом мы с ним потерялись.

Дмитрий Иванович допил последний глоток бренди и, затушив сигару стал откланиваться.
- Спасибо вам за внимание господа! Думаю, еще увидимся!
Он поцеловал ручку хозяйке и пошел к выходу. Все посмотрели ему в след.

       КОНЕЦ



       Поселок «Садовое» 2003 год