Ей

В моем будуаре всегда светло. В маленьком шкафчике – роскошные наборы самого дорогого белья. У зеркала – любимые духи. Но все это не имеет никакого значения, когда со мной нет ее. Ее волосы, ее глаза и руки, ее губы, ее голос. Она – бархат, нет в мире более совершенного существа. Такая хрупкая и такая нежная, такая робкая и невероятно страстная в постели. Обожаю утром наблюдать, как она, голая, после моих безудержных ласк, в сладкой неге собирается на работу, как ищет по дому чулки, туфли и любимый корсет, как делает макияж, как смешно морщит лоб, пытаясь сделать свое лицо более серьезным, как ругается и просит меня помочь ей, но я, как правило, не в состоянии, потому что мне хочется запомнить каждое ее движение. Уловить ее настроение. Когда она уходит, я предаюсь мастурбации, вспоминая ее прекрасные черты. Я не вижу в мастурбации ничего греховного и никогда не понимала, почему к ней относятся с осуждением. Это же просто расслабление, маленькая радость, невинная шалость, сродни крошечному пирожному на десерт. После мастурбации я принимаю ванну. Моя любимая мятная пена. Этот свежий и одновременно дерзкий запах по всей квартире. Мои мокрые пальцы, выводящие на огромном зеркале ее имя. Мои соски, смазанные нежнейшим кремом на основе миндального масла. Я обожаю себя и ее. И мне трудно решить, кого я люблю больше. После всех своих приятных дел я иду на кухню и варю кофе. Затем, накинув легкий, почти невесомый халат, выхожу на балкон. Чудесный вид. Чудесный город. О, этот милый Париж. О, эти улицы и дома. Я художница. Именно поэтому я так счастлива и свободна. Я могу позволить себе абсолютно все. Я могу нарисовать булочную напротив, и работу тут же оторвут с руками и ногами. Я стала много халявить. Рисую элементарные вещи, с которыми бы справился самый обычный ученик самой слабой художественной школы. Лень работать, потому что остается мало времени на мою малышку. Но сегодня все иначе. Я рисую ее портрет. Который день. Но не сделала ни мазка, потому что нет в мире красок, способных передать ее. Иногда мне бывает жаль ее. Она так прекрасна, свежа и великолепна, тратит свою жизнь на меня. Я пью ее как божоле в середине ноября, я высасываю ее силы, я подпитываюсь. В последнее время мысли о том, что она будет делать после моей смерти, не дают мне уснуть. Ей нужна семья. Ей нужна вечность. Ей нужно продолжение, нормальная жизнь. Мне не следует обращать ее в свою веру окончательно. Пусть она сама выберет. Пусть уйдет. Я отпущу ее непременно ночью, а после раскрою крылья и выпорхну их окна последний раз в своей жизни.