29 Жатва Ацумори

Община собралась на одном из арендованных под собрания складе. Около двухсот человек, включая детей. Магистр Ацумори давал последние распоряжения помощницам: «Взрослым по шесть, а детям по три». Женщины в белых платках на голове распространяли среди членов общины маленькие пластмассовые блюдца с таблетками. Четырёхлетняя девочка, увидев белые кружочки, заплакала: «Мамочка, я не буду, я не хочу, мамочка! Я же не болею! Мамочка, они горькие, я не хочу»! Мать, стреляя по сторонам встревоженным взглядом, дёргала девочку за руку, пыталась унять её словами и даже пробовала зажимать ребёнку рот, приговаривая: «Тише, тише, надо, тише». Человек через пятьдесят от них сидел мужчина, на руках которого спал шестилетний сын. Время было позднее. Ночь забралась на город. Мужчина пытался растормошить мальчугана: «Вставая, соня, вставай. Мы должны вместе отправиться к маме. Вставай».

Раздался усиленный мегафоном голос Магистра Ацумори: «Община! Братья и сёстры, отцы и матери, дети! Настал тот час, о котором мы так долго говорили. В течении шести лун души ваши очищались, чтобы достойно покинуть грязное тело и обрести Высшего». По толпе прошёл одобрительный ропот, несколько женщин заплакали от счастья. Магистр Ацумори продолжал: «Наш общий поступок покажет всем, насколько наша Вера истинна и единственно верна. Вы все знаете, что нужно сделать после общей молитвы». Магистр поднял вверх правую руку с пластмассовым блюдцем, изобразил, как нужно проглотить снотворное. «Стаканчики с водой сейчас всем принесут», - добавил Магистр. Истошно взмыл под цинковый потолок склада плачь четырёхлетней девочки: «Я не болею! Я не буду»! Её поддержал трёхлетний малыш, до того безучастно сидевший на коленях матери в правом углу склада. Обе женщины принялись унимать детей, а Магистр возвысил голос, вещая об общей судьбе и единении чистой души с Высшим.

Вдруг из коленопреклонённой толпы поднялась хрупкая девушка. Одета она была в чёрную одежду, волосы каштановые, до пояса. «Магистр Ацумори, я забыла передать вам завещание», - закричала она: «Вы же говорили, что нужно всё переписать на Общину. Я всё сделала, принесла с собой документы, но забыла отдать Вам»!

Девушка, переступая через братьев и сестёр, обходя, поспешила к замолчавшему Магистру. В руке она сжимала бумаги. «Всё моё имущество Общине»! – закричала она, словно кость псам бросила. Коленопреклонённая толпа одобрительно вскричала, заглушив плачь уже пятерых детей.

Девушка подошла к Магистру, опустилась перед ним на колени, подала документы. Явно разозлённый несвоевременностью поступка сестры, Магистр Ацумори улыбнулся, протянув руку за завещанием. Он сжал кулаком бумаги и четыре пальца его, срезанные тонким лезвием, упали на пол. Из рассеченной плоти брызнули алые фонтаны, из горла в мегафон ударил крик. Некоторых из Общины этот вопль привёл в чувства, детей напугал ещё больше, большая часть присутствующих не понимала, что происходит. Ацумори вертелся юлой, разбрызгивая вокруг кровь. Помощницы Магистра же попытались схватить девушку в чёрной одежде. Та ударила вытянутой правой ногой одну из женщин в белом платке в торс. Вмонтированное в носок кроссовка лезвие рассекло одежду помощницы, обнажив крепкую грудь. Магистр упал, поскользнувшись на собственной крови. Вторая помощница задела его ногой и тоже рухнула. Снаружи склада раздался сигнал полицейской сирены, двери распахнулись. Мать четырёхлетней девочки сграбастала пригоршню таблеток и засунула их себе в рот, потянулась за стаканчиком с водой. Его задела соседка, разлив влагу. Тогда женщина, не обращая внимания на колотящего её по лицу ребёнка, принялась жевать снотворное. Спасали «чистую» душу ещё около тридцати человек. Полицейские и врачи ввалились на склад, торопясь усмирить особо рьяных фанатиков. Магистр Ацумори катался по полу, засунув обрезанные пальцы в рот. Его выпученные глаза бешено вращались…

Девушка в чёрной одежде уже находилась на крыше соседнего склада. Она сделала всё, что могла.