Золотой холм ред. 2008 Ч. 3

Часть 3. Золотой холм

Глава 1

Голова болела так сильно, будто через глазницы, прямо в мозг, вошли два раскаленных железных прута. Нэль не сдержал стона и подумал, что отрежь ему сейчас по живому руку или ногу, он ничего не почувствует. Боль была всеобъемлюща. Радовало только одно: если он еще способен испытывать боль, значит, он жив.
Не открывая глаз, Нэль попытался сообразить, что с ним случилось. Мысли ворочались неохотно, но кое-что ему удалось вспомнить. Во время встречи с храмовыми магами он открылся полностью, и магия хлынула через него потоком невиданной доселе мощи, он же предоставил своему разуму и воображению совершенную свободу. И куда же, интересно, завело его воображение? Нэлю смутно припоминалось, что он забрался очень далеко от своего пространства и времени, утащив за собою и магов. Если он не находил мостков между мирами, то тут же их и творил... Но чем закончилось путешествие? Неужели разум не выдержал, и последовал очередной ментальный удар? Возможно, и так. А значит, ему снова повезло. С Нэлем уже случались подобные происшествия из-за неосторожного обращения с магией, и каждый случай мог стать последним...
Мысли разбегались, и Нэль снова заставил себя сосредоточиться. Где бы он ни оказался, ясно, что он уже не на поляне близ хижины Като. Лежал он не на снегу и холода не ощущал. Под спиной была гладкая ровная поверхность вроде мрамора. Собравшись с силами, Нэль приоткрыл глаза и сразу же зажмурился, спасаясь от золотистого сияния. Осторожно приподнял ресницы – сияние чуть приутихло. Но разглядеть он все-таки ничего не мог. Он очень осторожно сел, стараясь не двигать головой, и подтянул колени к груди. И все-таки не уберегся. Огненное копье вонзилось в затылок и прошило все тело насквозь. Нэль застонал и медленно выпрямился, приложив ладонь к основанию черепа, откуда волнами раходилась боль. Лечить себя было очень тяжело, но из-за сильной боли он даже думать не мог. Нельзя было оставаться беспомощным.
- Подняться можешь или помочь? – послышался вдруг за спиной звучный веселый голос.
Нэль медленно обернулся. Позади него в точно такой же позе – подтянув колени к груди и обхватив их руками, - сидел светловолосый молодой человек. В его светло-зеленых глазах прыгали смешинки, хотя четко обрисованный рот хранил серьезность. Распущенные золотистые локоны спадали на спину и плечи. На незнакомце был широкий длинный плащ из ослепительно-белой шерсти, широкие рукава отделаны мехом и скрывают кисти рук до самых кончиков пальцев. На груди, на длинной подвеске – черненный серебряный медальон в виде ворона. Нэль вздрогнул. В подземном храме он видел множество фресок, но если бы не медальон, он все равно не узнал бы этого... человека. Впрочем, приглядевшись, он не мог не признать схожести оригинала с изображением. Неведомый художник знал, что творил.
Кажется, подумал он, своего я добился. До меня снизошли. Ну что ж, посмотрим...
- Тебе крепко досталось, верно? - продолжал светловолосый, не дождавшись ответа. – Все-таки человеческое тело – очень хрупкая штука. Да и разум не крепче.
Нэль снова не ответил. Вместо этого он огляделся. Оказывается, он сидел на одной из широких ступеней хитро изогнутой и закрученной лестницы из белого камня, которая висела в призрачном золотом сиянии. Оба ее конца терялись в бесконечности. Нэль глянул вниз, вверх – всюду была непроницаемая золотистая дымка. Голова у него закружилась.
- Где я? – хрипло спросил он. Язык пересох и повиновался с трудом.
- На изнанке, - с готовностью ответил светловолосый и рассмеялся.
Смех у него был солнечный и почти детский. Нэль окончательно перестал понимать, почему храмовники изображали его сумрачным, исхудалым, с нахмуренными косматыми бровями и плотно сжатым ртом.
- На изнанке чего?
- Твоего мира, конечно. Если тебя интересует, как и почему ты сюда попал, то знай: тебя перенес я, потому что оказался к тебе ближе всех.
Нэя пробрал озноб, несмотря на то, что золотистая мгла была теплой и чуть влажной – как пар.
- Ты до сих пор не спросил, кто я такой, - светловолосый перестал улыбаться. – Ты меня знаешь?
- Знаю, - одними губами ответил Нэль.
- Хорошо. Я тоже тебя знаю, Лионель из Аркары. Значит, не нужно тратить времени на долгие объяснения. Впрочем, чего-чего, а времени нам здесь не жалко... Так ты готов идти или тебе нужно отдохнуть?
Нэль медленно встал. Ноги кое-как держали, но голова взорвалась новым приступом боли. Он охнул и пошатнулся. Светловолосый протянул ему ладонь.
- Дай мне руку.
Нэль повиновался, уже догадываясь, что будет дальше. Прикосновение ладони незнакомца было теплым и удивительно человеческим, оно дарило спокойствие и уверенность. Боль сразу отступила.
- Теперь тебе лучше, - сказал светловолосый и отпустил его руку. – Пойдем. Время неважно, но нехорошо, что нас будут ждать.
Он легко зашагал по лестнице. Ступеньки словно сами прыгали ему под ноги. Нэль пошел за ним, пытаясь понять, ведет ли лестница вверх или все-таки вниз. В голове теснились десятки вопросов, но Нэль не знал, с которого начать. Впрочем, вопросы лучше бы приберечь до встречи с остальными обитателями этого странного места. Если, конечно, ему позволят спрашивать. Пока что с ним обращались скорее как с гостем, нежели как с пленником, но все еще могло измениться.
Только от одного вопроса Нэль не мог удержаться.
- Куда мы идем?
- Туда, куда ты хотел попасть, - светловолосый коротко улыбнулся, обернувшись через плечо. На сей раз его улыбка Нэлю не очень понравилась, какая-то слишком зубастая она вышла. – В наш Божественный Дом.
Они шли долго и все время молчали. Нэль до рези в глазах вглядывался в дымку. Ему казалось, что впереди и вверху начинают угадываться неясные контуры то ли холма, то ли горы. И зрение его не обманывало. С каждой ступенькой, оставшейся позади, контуры проступали все отчетливее. Нэль увидел холм, на вершине которого стояло какое-то строение, и услышал слабый аромат свежескошенной травы. Этот запах был настолько неуместным здесь, что Нэль едва не задохнулся. Даже если допустить, что на склонах Холма Двенадцати растет трава, то кто мог бы скосить ее? Нэль попробовал представить себе кого-нибудь из богов с косой в руках, но воображение отказывало.
Травянистая свежесть волнами разливалась в воздухе. Нэль отбросил все сомнения, и просто дышал и не мог ею надышаться. К нему вдруг пришло понимание, что здесь все точно такое же, как там, откуда он пришел: и трава, и земля, и воздух, - а бесконечная лестница – всего лишь иллюзия. Ему сразу стало спокойнее.
Светловолосый шел, не оглядываясь. Наконец, с последней ступени он сошел на ковер из ласковой зеленой травы. Только тогда он повернулся к Нэлю.
- Мы почти пришли, Лионель из Аркары. Я надеюсь, ты хорошо подумал, прежде чем выразить желание встретиться с нами. Потому что пути назад для тебя нет.
- Я знаю, - ответил Нэль.
Светловолосый, склонив голову набок, взглянул магу в лицо. У этого жителя изнанки были удивительные глаза: они переливались и меняли цвет от светло-зеленого до черно-синего, словно грозовая туча. Зачарованный, Нэль никак не мог отвести от них взгляд. Казалось, светловолосый чему-то удивился. Он приподнял брови, слегка улыбнулся и кивнул.
- А теперь пойдем.
До светлого здания на вершине холма было рукой подать. Нэль силился и никак не мог хорошенько его разглядеть – оно все мерцало и переливалось. Он не мог даже понять, на что оно больше похоже: на огромную жемчужину или на кусок янтаря. Свечение, которое исходило от здания, ежесекундно меняло оттенок с золотого на серебряный – и обратно.
И очертания этого удивительного дворца не были постоянными. Нэль подумал, что строили его с помощью чистой магии, поскольку человеческим рукам не под силу создать нечто столь прекрасное, изменяющееся и текучее. Ему очень хотелось подойти поближе и рассмотреть дворец до мельчайших деталей. Может быть, даже прикоснуться к нему, чтобы убедиться в его реальности. Слишком уж эфемерным он казался.
А вот трава, в которой утопали ноги Нэля, была самая обычная, земная. Ласковая. Так и хотелось скинуть башмаки и пройтись босиком. Искушение было так велико, и он так устал от снега и холода, что на минуту все же остановился, чтобы разуться. Он совершенно не стыдился войти во дворец босым. Светловолосый обернулся к нему и улыбнулся светлой улыбкой.
Внутри дворец был ничуть не менее эфемерным. Нэль никак не мог избавиться от чувства, что его окружают иллюзии, хотя его ноги ступали по твердому полу, а его знания мага говорили: вокруг тебя реальность. Впервые Нэль испытывал подобную развдоенность. Он не знал, чему верить.
Стены постоянно изменяли свой вид. Это происходило почти незаметно для глаз, и именно это почему-то особенно беспокоило Нэля. Он старался не смотреть по сторонам, заставлял себя держать глаза опущенными. Пол казался ему наименее обманчивым из всего, что его окружало. Он был выложен разноцветными мраморными плитами, которые приятно холодили босые ступни, и выглядел таким же настоящим, как зеленая трава на склоне холма. Глядя пол, Нэль думал, что это последняя зацепка, удерживающая его рассудок в рамках здравого смысла.
Анфилада арочных проходов, через которую они шли, на первый взгляд казалась совершенно прямой, однако Нэль мог бы поклясться, что они поворачивали влево и вправо уже раз десять. Потом коридор оборвался, и Нэль почувствовал, что вокруг образовалось обширное пустое пространство. Он поднял голову. Он стоял у входа в просторную залу, стены которой уходили в невообразимую высоту. Каждый квадратный дюйм их поверхность украшали росписи. У Нэля не было времени разглядывать их подробно, но ему показалось, что в основу сюжетов легли канонические храмовые предания. Откуда-то сверху лился дымчато-золотистый призрачный свет. Отражаясь от гладкого пола, он придавал всей зале таинственный и мистический вид.
Нэль настолько был захвачен новыми ощущениями, что даже не заметил, куда пропал его провожатый. И удивился, когда услышал глубокий повелительный голос:
- Смертный, посмевший явиться в Божественный Дом! Подойди, чтобы мы могли видеть тебя и говорить с тобой.
Нэль прошел вперед. Зала была круглой, и с противоположной входу стороны он увидел полукруглое возвышение. На нем стояли троны, числом ровно двенадцать. Нэль не обратил никакого внимания на их отделку, гораздо больше его занимали те, которые восседли на этих тронах. Их было шесть мужчин и шесть женщин. Внешне они были совершенно разные, но если приглядеться, можно было заметить какое-то трудноуловимое сходство во всех лицах.
Нэль снова испытал неприятное чувство раздвоенности. Мужчины и женщины выглядели как обычные люди, но была в них какая-то странность. Если бы Нэль увидел вместо человеческих лиц звериные морды, он и тогда не был бы так обескуражен. Далеко не сразу он понял, в чем дело.
Да разве же сообразишь в одну минуту, что в одном человеке видно сразу двоих?
У каждого было по два лица, два образа. Они проступали друг сквозь друга, и трудно было догадаться, который из них истинный, а который – маска.
Нэль вдруг понял, что должен был видеть только одну сущность, обманку – так было задумано хозяевами Холма. Ту сущность, которая соответствовала храмовым канонам. Но Двенадцать, очевидно, допустили какую-то промашку, и Нэль видел те их лица, которые они предпочитали скрывать от смертных.
А может быть, дело было в том, что Нэль уже видел эти лица на фресках в храме Безымянного.
Ему несложно было узнать, кто есть кто. Довольно долго он и Двенадцать разглядывали друг друга в молчании.
Все троны казались одинаковыми, ни один из них не выделялся ни размерами, ни богатством отделки. Однако же в самой их расстановке проглядывала жесткая иерархия. В самом центре сидел Прайос, почитаемый выше остальных в мире Нэля, особенно у него на родине, в Медее. Бог-Солнце, Бог Справедливого Суда, Правдивый и Немилосердный – вот как его называли. За обликом крепкого седоволосого старца с ледяными синими глазами Нэль видел совсем другое лицо. Очень смуглый, худощавый мужчина средних лет с волной черных блестящих волос и с темными слегка раскосыми глазами – южанин, такой же, как Китаро. Нэль вспомнил его настоящее, неискаженное имя, вычитанное в черной книге: При-Осси. Так называли его когда-то очень давно, много тысяч лет назад, когда он был еще простым смертным.
По правую руку от Прайоса сидела Рондра-Воительница. Женщина, удивительным образом сумевшая соединить магию и искусство войны. Нэль не знал ни одного мага, который владел бы холодным оружием; впрочем, у Рондры было достаточно времени, чтобы научиться обоим искусствам. В храмах ее обычно изображали облаченной в кольчугу, коротко остриженной, с раскрашенным свирепым лицом. Нэль же видел высокую, статную женщину с гладким широкоскулым лицом. Волосы ее были заплетены в косы и уложены в виде короны.
Слева от Прайоса расположился Эфферд, Повелитель Морских Глубин, Даритель Дождя. И снова за магически сотворенным обликом угадывался реальный.
Ту же двойственность Нэль видел и в остальных: Защитница Дома Травия, Бог Смерти Борон, Покровительница Мудрости и Магии Гесинда, Фирун-Охотник, Богиня Жизни Тса, Ночной Лис Фекс, Целительница Перайна, Кузнец-Созидатель Ингеримм, Веселая Любовница-Рахья – все они предпочитали скрывать свои истинные лица за магической личиной. Нэлю вдруг показалось, будто он незваным попал на потусторонний, сумеречный карнавал. И оказался единственным, кто явился без костюма и маски.
Минуты уходили, и Нэль заметил, что нарочито суровое выражение на лицах Двенадцати сменяется откровенным любопытством. Вероятно, нередко к ним в дом забредали смертные, которые не испытывали в их присутствии никакого трепета. Двенадцать были бессмертны, они прожили много тысяч лет и, должно быть, отбросили, как шелуху, все человеческие эмоции, но от скуки избавиться не сумели. Наконец, произошло нечто, что могло бы внести разнообразие в их застывшую бесконечную жизнь. Начиналось представление, и Нэль был центральным персонажем.
- Подойди сюда, - наконец, нарушил молчание Прайос и ткнул пальцем, указывая, куда именно должен встать гость. Нэль повиновался и почувствовал, как несметное число крошечных ледяных крючочков вцепилось в его одежду, волосы, кожу, в каждую пору, болезненно покалывая холодом. Они настойчиво тянули его вниз, кожа немела от уколов, мышцы сводило судорогами. Нэль не стал тратить время и силы, чтобы выяснить, кто именно из Двенадцати пытается приковать его к месту, принять подобающую подобострастную позу и полностью лишить подвижности. Он повел плечами, сбрасывая с себя тысячи крючков одним усилием воли. Ему даже послышался тихий ледянистый звон разбившихся о пол крошечных иголочек. А затем по залу пронесся едва слышный множественный вздох удивления.
Больше никто не стал пробовать на нем чары, но Нэль решил, что лучше быть настороже.
- Назови свое имя, смертный, - велел Прайос.
- Меня зовут Лионель из Аркары, - сказал Нэль и не удержался, добавил с насмешкой: - Я думал, тебе это известно, ведь про тебя говорят, что ты всеведущ.
Магический образ Прайоса остался невозмутимым, но настоящий Прайос чуть приподнял брови, коротко переглянувшись со своей величественной соседкой.
- Зачем ты сюда явился, дерзкий?
- Я здесь не по своей воле.
- Что ты хочешь сказать?
- Вижу, слухи о твоем всезнании сильно преувеличены, о При-Осси, - снова усмехнулся Нэль. – Бог-Ворон перенес меня в ваши владения – так он сказал сам. Мой же путь пролегал по другим мирам.
Боги зароптали, Прайос жестом велел им умолкнуть и подался вперед. У него хватило выдержки не заметить, что Нэль назвал его настоящим, неискаженным еще именем.
- Значит, ты утверждаешь, будето умеешь путешествовать по разным мирам? Ты понимаешь, с кем говоришь? Понимаешь, что за ложь я могу испепелить тебя в любую секунду, не пошевелив даже пальцем?
- Может быть, у тебя это и получится, - согласился Нэль. – А может быть, нет. Но я не лгу... При-Осси.
Он отчаянно блефовал. Он понимал, что у Двенадцати есть то, чего у него нет: громадный, недоступный человеческому пониманию тысячелетний опыт. Что такое по сравнению с этим его жалкие двадцать шесть лет? И все же Нэль не собирался подобострастно склоняться перед богами. Все его разговоры, исследования, опыты, вся его работа в последний год – это все было вызов богам, и никак иначе. Он понимал, что за дерзость может поплатиться жизнью. Но что такое будет его жизнь, если он падет сейчас ниц?..
- Для смертного ты слишком самоуверен, - пророкотал Эфферд. – Уж не считаешь ли ты, что сравнялся с нами?
- Чем бы я себя ни считал, я не сумею защитить себя от объединенной силы Двенадцати. Поэтому я в вашей воле, - спокойно сказал Нэль. – Можете попробовать уничтожить меня, если хотите, но не лучше ли сначала меня выслушать?
Нэль заметил, что между Двенадцатью происходит постоянный обмен взглядами. Это его заинтересовало. Уж не ментальные ли маги собрались в Божественном Доме? Нэль не исключал этого, хотя до сих пор не заметил, чтобы кто-нибудь пытался проникнуть в его мысли.
Переглянувшись с Прайосом, в разговор вступила Гесинда. Под маской аскетичной отшельницы, закутанной в темную накидку, скрывалась очаровательная миниатюрная женщина с огромными янтарными глазами. Вот эти глаза Нэль помнил еще со времен своего ученичества. Они были настоящими в обоих ее образах.
- Хочешь, чтобы мы тебя выслушали? – она поднялась с трона и, сойдя с возвышения, остановилась в двух шагах от Нэля. У него даже дух захватило, когда она заглянула ему в глаза. – Мы кое-что о тебе знаем, Лионель из Аркары. Нам известно, что ты сильный маг и обладаешь несгибаемым духом и сильной волей. Но ты отрекся от знаний, полученных от наставников, а значит, отрекся от истинной магии. Отрекся от богов и людей.
Нэль с трудом мог выдержать ее взгляд, но не отводил глаз.
- Я отрекся от богов, но не от людей и не от магии, - тихо сказал он. – Это вы отреклись от людей, закрыв от них истинную магию и провозгласив себя богами.
- Так ты пришел, чтобы обвинять нас? Кто ты такой, чтобы судить богов?
- Я человек, а вы – не боги. Я знаю, кем вы были тысячи лет назад. Я помню то, что вы забыли или пожелали забыть.
- Ты слишком много на себя берешь, смертный. Считаешь себя избранным? Думаешь, ты способен изменить порядок вещей?
- Не знаю, способен ли я, но хочу попробовать. Потому что существующий порядок вещей – неправильный.
- Откуда тебе знать? Люди никогда не умели правильно использовать магию!
- Потому что никто их не учил. В человеке самой природой заложена способность творить магию, нужно только открыть в себе эту способность. Вы могли бы помочь людям, но предпочли установить для них свои правила и присвоили себе право решать, что дозволено им, а что нет. Разве это правильно? Кто вы такие, чтобы диктовать людям свою волю? Вы требуете, чтобы вам поклонялись только потому, что умеете то, чему не хотите научить других! Вы говорите, будто сотворили мир и людей. Но это ложь. Вы лжете, утверждая, будто Безымянный хотел уничтожить ваше творение, тогда как он и есть истинный творец! Вы присвоили то, что вам не принадлежит. И вы спрашиваете, кто я такой, чтобы судить о порядке вещей? Я – человек из мира, который вы прибрали к рукам и сделали своей игрушкой!
Нэль старался говорить спокойно, но под этими самоуверенными, исполненными сознанием собственного всемогущества взглядами оказалось не так-то легко держать себя в руках. Он чувствовал, что самообладание ему изменяет. Он говорил все громче, все горячее, и когда, наконец, спохватился и усилием воли заставил себя замолчать, то удивился, почему его до сих пор не размазали по стенам. Поразительно, но Двенадцать стерпели его дерзость. А ведь им ничего не стоило его уничтожить: их могущество умножалось тысячелетиями, и один смертный против всех них едва ли стоил многого.
Гесинда быстро повернулась к остролицему и длинноносому Фексу, и тот принял эстафету.
- Слушаю я тебя, маг, - заговорил он, - и кажется, будто твоими устами говорит кто-то другой. Если бы я не знал точно, что наш друг Безымянный спит крепким сном и не способен ни во что вмешиваться, я бы подумал, что ваши с пути пересеклись. Его мысли, его слова! Однако приходится признать, что ты либо дошел до всего своим умом, либо раздобыл где-то его книги.
Нэль молчал. Фекс выждал минуту и заговори снова.
- Молчишь? Хорошо, тогда спрошу о другом. Почему тебя так волнуют человеческие судьбы? Ты маг, ты отмечен высшим божественным даром, так что тебе за дело до этих людишек? Если уж они до сих пор не научились пользоваться магией, значит, им это не так уж и нужно. Они просто боятся, вот и все. Не зря же каждые несколько веков повторяются гонения на магов. Тебе еще повезло, что ты не родился во времена, когда магический дар считался проклятием, иначе ты просто не дожил бы до своих лет! Сколько тебе было, когда дар открылся в тебе? Двенадцать лет? Четырнадцать? Тебя убили бы в тот же день! ...Магия просто не нужна людям. Им хорошо в своих коморках, на своих полях и огородах. Насильно ты их не перекроишь, только зря растратишь силы.
- Если ты так уверен в моем поражении, Фекс, зачем стараешься меня переубедить? – за время, пока говорил Лис, Нэль успел успокоиться, самообладание к нему вернулось. – Почему вы все сидите и слушаете меня, вместо того чтобы вернуть меня туда, откуда я пришел? Почему, если считаете меня ничтожным и бессильным, вы не уничтожите меня, вместо того, чтобы тратить на меня свое красноречие? Неужели вы все-таки меня боитесь?
Кое-кто из Двенадцати засмеялся, но остальные смотрели с возросшим любопытством. Заговорила Рахья, сопровождая речь плавными жестами ображенных полных рук.
- Ты неверно понял нас, маг, - по ее губам скользила легкая улыбка. – Разве кто-то из нас утверждал, что ты ничтожен? О нет! мы наблюдали за тобой и видели, как растет твое могущество. В тебе заключен источник коллосальной силы, и ты еще не достиг его дна. Но это ничего. Ты еще так юн, даже по человеческим меркам. У тебя много времени. Ты можешь достичь самых вершин магии, если не станешь напрасно растрачивать силу в бесполезных попытках изменить существующий мировой порядок.
Нэль невольно рассмеялся. Никак боги готовы потесниться на своих престолах и предложить ему место в пантеоне, лишь бы только он отказался от своих намерений? Чем же он сумел настолько сильно поразить их, всемогущих, – он, несовершенный человек, простой смертный, чей дух заключен в оболочку из слабой плоти, от которой он так зависит?
- Понимать ли это как предложение стать учеником Двенадцати? – все еще смеясь, спросил он.
Рахья так и покатилась с хохоту, запрокинув голову и сверкая ровными белыми зубами. Ничего обидного или злобного в ее смехе не было, да и смотреть на нее было очень приятно, как и на любую веселую, великолепно сложенную, чувственную женщину. Борон, Травия, Перайна, Ингерим и Тса тоже заулыбались. Остальные смотрели сурово и мрачно, особенно Гесинда так и ела Нэля глазами, вовсю выказывая неприязнь и пренебрежение. Еще бы! перед ней стоял человечишка, который должен бы был всю свою жизнь посвятить служению ей, Мудрой. А он даже не желает склонить голову перед богиней, пославшей ему дар магии!
- Понимай это как приглашение погостить в нашем Доме, а дальше будет видно, - весело сказал Борон. – Надеюсь, тебя не смущает, что приглашение исходит от бога смерти?
В другое время Нэлю было бы куда спокойнее, если бы Борон воздержался от этого замечания, но теперь он и бровью не повел. Бог-Солнце или Бог-Ворон – разница лишь в именах и, пожалуй, нагрудных медальонах.
Травия, как видно, решила разыграть роль хозяйки дома. Приятно улыбаясь, она сошла с возвышения, взяла Нэля за руку и предложила отдохнуть. Нэль сдержанно поблагодарил и согласился. Не стоило торопить события.
В залу откуда сбоку вошла девушка, лицом удивительно схожая с Фируном. Она не пряталась под магической личиной, но выглядела все-таки очень молодо, лет на двадцать пять, не больше. Хотя Нэль считал, что на самом деле ей было никак не меньше двух-трех тысяч лет.
- Иффирн, - представилась девушка, ничуть не удивившись появлению в Божественном Доме смертного. Не успел Нэль ответить, она взяла его за руку, и в следующий миг они вдвоем оказались в небольшой комнате. На вид это была самая обычная спальня в доме горожанина среднего достатка – без излишеств, но со всем необходимым. Правда, в этой комнате не было ни окон, ни дверей, и это навело Нэля на грустные размышления. Похоже, он все-таки пленник, а не гость. Он мог бы попытаться вернуться в свой мир через портал, но Нэль вдруг засомневался, что это получится.
Иффирн безмолвно повела вокруг рукой, предлагая располагаться, как удобно, и сразу же исчезла. Нэль присел на край кровати, застеленной пестрым одеялом, и перевел дух. В каком мире, интересно, находится эта комната? Может быть, он теперь оказался поблизости от дома Марики (который представлялся сейчас самым желанным местом в мире, надежным убежищем от всех невзгод), но как узнать наверняка?
Он потер уставшие глаза. Нужно поспать... Когда он в последний раз спал, раздевшись, в нормальной теплой постели? Он не помнил. Осенью в храме Безымянного было так холодно, что Нэль спал, не снимая балахона. За это время он так намерзся, что не успел отогреться за четыре дня у Марики. А здесь... Нэль погладил ладонью мягкое теплое покрывало и вдруг увидел предмет, который до сих пор не замечал (а может, еще минуту назад его и не было?) Это была вделанная в пол каменная ванная, которую до краев наполняла горячая вода. Нэль не стал долго размышлять, скинул опостылевшую грязную рясу и залез в ванную.
 В подобной ситуации Арьель наверняка посетовал бы на отсутствие поблизости красивой полураздетой девушки, которая потерла бы ему спинку... и еще как-нибудь его усладила бы. Подумав о музыканте, Нэль грустно улыбнулся. Эх, Арьель, беспокойная твоя душа... Где теперь тот мир, в котором ты остался? Да и теперь ли? Нэль вовсе не был уверен, что течение времени в Божественном Доме такое же, как в его родном мире.
Нэль вымылся, заодно сбрив бороду, затем вытерся насухо полотенцем, которое кто-то заботливо для него приготовил, и лег спать. Долго ли он спал или нет, он не знал. Проснувшись же, обнаружил, что его храмовый балахон исчез бесследно, а вместо него рядом с кроватью лежит новая чистая одежда из тонких и дорогих тканей. Нэль слегка смутился – светское платье было ему непривычно. Дублет еще куда ни шло, но сапог он, сын лавочника, сроду не носил... Выбора, впрочем, ему не предоставили. Он медленно и тщательно оделся, расчесал и убрал в хвост волосы – среди прочего ему оставили гребень и бархатную черную ленту для волос. Осторожно, словно отражение могло на него наброситься, приблизился к большому зеркалу у стены. Из зеркала на Нэля взглянул незнакомый мужчина – невысокий, тонкий, с узким серьезным лицом, бледность которого оттенял черный бархат дублета. Не хватало только оружия на поясе, чтобы сойти за нобиля. Нэль отвернулся от зеркала и тут же забыл о своем отражении.
Ему захотелось попробовать, получится ли открыть портал в свой мир. Он сел на низкий бортик ванной, закрыл глаза и привычно ощутил в груди набухающий горячий шар силы. Перед внутренним взором отчетливо предстала лесная поляна, посреди которой стояла избушка Марики. Нэлю стало вдруг невыносимо душно в комнате без окон и дверей, всем своим существом он потянулся к домику ведуньи. В конце концов, какое ему дело до Двенадцати? Он ведь может просто ходить и учить людей, не спрашивая ни у кого ни разрешения, ни поддержки. Успеет он, конечно, немного, но ведь это только начало...
Он второй раз в жизни не сумел открыть портал. Первый раз Нэль потерпел неудачу, еще будучи тринадцатилетним учеником в храме Гесинды. Тогда он не рассчитал силу, и его первый портал взорвался прямо у него перед лицом. Он едва не ослеп, а наставник, мэтр Эйбел, без всякой жалости добавил ему от себя магических оплеух, повторяя, что в его возрасте нужно уже безупречно дозировать силу, потребную для чар... Но и тогда Нэль не испугался так, как сейчас. Попытавшись вернуться к Марике, он как будто с размаху налетел всем телом на кирпичную стену. Даже заныли ладони, которые он инстинктивно выставил перед собой, чтобы не удариться лицом.
Такое с ним приключилось впервые. На минуту его охватила паника, но он прикрикнул на себя: успокойся, болван! Кем бы ни выстроен этот барьер, его можно сокрушить.
Некоторое время он сидел неподвижно, закрыв глаза, и дышал на счет. Почувствовав, что снова владеет собой, Нэль перебрался на пол и растянулся на спине. Он собирался погрузиться в магический транс и разведать, нельзя ли как-то выбраться из тюрьмы, в которой заперли его Двенадцать.
Нэль сразу же ощутил присутствие чьей-то могучей воли. Он не видел и не ощущал ничего, кроме золотистой мглы, и не оставалось сомнений, что эту мглу кто-то специально сотворил. Нэлю показалось, будто он разом утратил все органы чувств и погрузился в медовое мерцающее ничто. Или же нечто... Его сознание, вместо того, чтобы сжаться в маленький черный комочек и погрузиться в ослепшее и оглохшее "я", растеклось по бесконечности. Нэль попробовал собраться, превратить себя в остро заточенный клинок, способный рассечь липкую пленку золотого марева и освободить путь. Но ему противостояла та самая могучая воля, которую он ощущал всем своим существом. Он начал понимать, что это – объединенная воля Двенадцати, а значит, он едва ли сможет совладать с нею. Тут бы и отступить, не подставлять разум под ментальный удар, но Нэля, как всегда, вело упрямство. Пока у него оставались силы, он не собирался отступать, а там – будь что будет...
В храме Гесинды Нэль слышал истории о магах, которые вступали в ментальный поединок с врагами, и после уже не возвращались в свои тела. Куда уходили их души, никто не знал, но подразумевалось, что ничего хорошего их не ожидало. Нэль еще никогда не уходил в трансе так глубоко, чтобы возникла опасность потеряться навсегда. Но теперь он понял, что может уже никогда не вернуться из этой золотой мглы.
Он призвал все свое хладнокровие. Испугаться значило в ту же секунду проиграть поединок. И вдруг он почувствовал, как нечто схватило его, стиснуло и потащило куда-то. Он принялся вырываться, растрачивая понапрасну силы; он вызывал в памяти картины, цеплялся за далекие воспоминания, которые могли помочь ему сохранить связь разума с телом. Но хватка не ослабевала. Нечто увлекало за собой его разум в неведомые миры и пространства.
Вот и конец, подумал Нэль, когда перед мысленным взором начал гаснуть уже и золотистый свет. Сейчас это нечто его раздавит, и он никогда уже не вернется назад. Глаза застило тьмой, она сгущалась и обретала очертания; и вдруг Нэль понял, что из тьмы слепилась ладонь. Гигантская ладонь, протянутая ему навстречу. Он из последних сил устремился к ней, не зная, не шутит ли с ним шутки измученный рассудок...
...и в полной мере ощутил материальность собственного физического тела, грянувшись с высоты около шести футов на жесткую поверхность. Он так сильно ударился, что тут же потерял сознание.

Глава 2

После долгого и тяжелого разговора о природе Двенадцати и Безымянного целых три дня Арьель и Марика не разговаривали друг с другом. Совсем. Не перемолвились даже словечком. Под конец распалившаяся Марика обозвала Арьеля богомерзким болтуном – и после этого замолчала. Музыканта захлестнула горькая обида – до першения в горле, до рези в глазах. Бывало, называли его по-разному, много чего он наслушался, но чтобы Марика обошлась с ним так грубо… Он чуть было не хлопнул дверью и не ушел, куда глаза глядят, но вдруг понял, что без Нэля уйти не может – хоть его режь. И следующие несколько дней он был тихий и неприметный, как тень. Сидел, уткнув нос в книги, которые оставил Нэль. В них, помимо магических тайн, заключалась еще как бы частица мага – ведь это были его книги. Только черную книгу Арьель не трогал, боялся.

Естественный страх перед Безымянным породил вспышку гнева, но после выволочки, устроенной названному брату, Марика быстро остыла и призадумалась. Все было, кажется, вовсе не так просто, как ей сперва показалось. Арьель, конечно, человек очень легкомысленный, даже слишком, и к тому же мягкий, как сырая глина. Кто-нибудь более сильный духом – например, Нэль, - мог бы слепить из него все, что угодно… и все-таки Арьель не дитя, пусть он и легковерен, и мягок. Он воспитывался в храме, поэтому, когда дело касается богов, его не так легко сбить с истинного пути. Да и рассуждений этих о Двенадцати и Безымянном он наслушался не от кого-нибудь, а от Нэля, - храмовника, который, нельзя не признать, был себе на уме. Мага-то можно было переубедить, только предъявив ему неопровержимые доказательства. Иначе он, человек образованный и знающий жизнь, просто не поверил бы. Значит, если уж Нэль во что-то поверил, это просто обязано быть истиной…
От таких мыслей мороз пробирал по коже. Нэль утверждает, что боги – вовсе не боги, и это утверждение взялось явно не с потолка. Но тогда, выходит, храмовники веками лгут? Или заблуждаются? Но возможно ли заблуждение, длящееся много сотен лет? Храмовники не глупцы и не слепцы. Разве только они намеренно не видят того, чего не хотят видеть.
Вероятно, ответы на некоторые вопросы, мучившие Марику, можно было бы найти в черной книге, которую оставил Нэль. Но она не могла заставить себя даже просто прикоснуться к твердому кожанному окладу. Казалось, что едва она откроет фолиант, и пути назад, к прежней вере, к прежнему миру, больше не будет.
Беспокойство Марики только усиливалось при воспоминаниях о новых магических способностях Нэля. Стоило ей только поглядеть на свои руки (одна ладонь загрубевшая и обветренная, вторая – нежная и мягкая), как в памяти начинал звучать негромкий голос мага: "Разве ты не хотела бы вернуть себе молодость?.."
Дни шли, муторная тревога нарастала, Нэль не возвращался.
На четвертый день Марика первой нарушила молчание. Она долго размышляла, что ей делать с книгами Нэля. Оставить у себя? Но какой в них прок? Без учителя ей не разобраться в высокой магии, а уничтожить магические фолианты решился бы только безумец.
- Что же мне делать с ними, если Нэль не вернется? – вздохнула она, глядя на стопку книг.
- Что? – Арьель беспокойно вскинул голову, впервые за несколько дней услышав ее голос. Выглядел он неважно: лицо осунулось, взгляд потемнел. Тревога и усталость поедали его заживо. – Зачем ты об этом думаешь? Нэль вернется, он же обещал.
Марика покачала головой.
- Обещал, но мало ли что может случиться? Почему он не вернулся до сих пор? Кто или что его задерживает?
- Не знаю, кто из людей может его удержать или причинить ему зло, - возразил Арьель. – Желающих множество, но способных...
- Ты так в него веришь?
- Да, - просто сказал Арьель. – А ты – нет?
- Думай, что хочешь, но я только и молюсь, чтобы нашелся кто-нибудь, кто сумел бы с ним совладать, - тихо ответила Марика. – Кто-то должен его остановить, иначе беда будет.
- Ох, Марика, ну что ты все каркаешь?
Марика ничего не ответила. Поглядела еще на книги, вздохнула о чем-то – и достала из угла корзинку с вязанием. Недавно крестьянская женщина подарила ей несколько мотков козьей шерсти, и теперь Марика вязала из нее носки.
- Лучше уж делом заняться, - проворчала она вполголоса и села у очага. Спицы так и замелькали у нее в руках. Арьель поглядывал то на нее, то на окно, где стеной валил снег. Ему подумалось, что если снег не перестанет, он окажется заперт в лесной избушке до самой весны. Если, конечно, Нэль не вернется раньше...
- Марика, - позвал он. Ведунья зыркнула на него одним глазом, не отрываясь от работы. – А ты можешь увидеть человека с помощью своего колдовства?
- Что значит "увидеть"? – неохотно отозвалась она.
- Ну, узнать, где он находится и что делает.
- Могу, - еще менее охотно сказала Марика. – Да только не для каждого такое колдовство годится.
- А можешь ты... попробовать.... ну... увидеть...
- Договаривай уж, что ты как дитя малое! Хочешь увидеть, где мага этого окаянного носит?
Арьель кивнул, глядя на нее с надеждой.
- Попробовать можно. Только, мнится, толку мало будет. Сила у него сейчас очень уж большая. Не достать его мне.
- А ты пробовала?
- Нет. Чего зря надрываться.
- Так ты попробуй хотя бы! – нетерпеливо вскинулся Арьель.
Довольно долго Марика молчала, орудуя спицами. Потом вдруг отложила вязанье, поднялась и ушла в дальнюю часть комнаты, где с потолка свисали пучки трав и кореньев. Арьель, подавшись вперед, смотрел, как она выбирает нужные. Конечно, вполне могло оказаться, что она собиралась делать отвар для хворой крестьянки, а вовсе не магическое зеркало. Но Арьель не посмел спрашивать.
Ведунья побросала в кипящий котел выбранные травки, подождала и зачерпнула ковшом кипятку. Вылила его на плоское блюдо, пошептала что-то. Наконец, она взглянула на Арьеля и поманила его к себе. Музыкант поспешно подошел, и она велела ему наклониться над блюдом и смотреть внимательно, а главное, ни в коем случае не касаться воды...
- Только не знаю, увидишь ли, - добавила она в сомнении.
Арьель подобрал волосы и вгляделся в водяное зеркало. Несколько минут он не видел ничего, кроме дна блюда, просвечивающего сквозь воду. Он собирался уже отойти, как вдруг поверхность зеркала залила чернильная тьма, а через нее серыми силуэтами проступили деревья. Не было видно ни ветвей, ни листьев, одни только стволы. Странный какой лес... Арьель вглядывался до рези в глазах, но не видел ничего, кроме бесконечных рядов деревьев.
- Марика, что это? – прошептал он.
- Откуда мне знать, что ты видишь? – отозвалась она так же тихо. – Зеркало отвечает на твои вопросы, не на мои.
- Я вижу лес... Точнее, одни только огромные серые стволы без веток и листвы. От самых корней они все обросли такой-то белесой паклей... Где это место? Никогда ни о чем таком не слыхал.
- Я тоже. А Нэля ты видишь?
- Нет.
Арьель моргнул и увидел, как вместо деревьев на водной поверхности проступает новая картинка. Заплаканное девичье личико он узнал не сразу, поскольку не ожидал его увидеть. А узнав, не сдержал удивленного восклицания. Элейна, дочь благородного тана Альбрехта Аля из Тальеры! Почему вдруг она появилась в зеркале? Разве между нею и Нэлем есть какая-то связь?
Пока Арьель гадал, что это означает, картинка начала отдаляться, и Элейна показалась уже в полный рост. Она стояла в заснеженном внутреннем дворике замка и плакала, не пытаясь спрятать слезы. Арьель был поражен до глубины души. Он наклонился ниже, выбившаяся из прически прядь скользнула по щеке и упала в воду. Поверхность зеркала пошла рябью, и картинка пропала.
- Предупреждала же! – с досадой сказала Марика. – Ну, что еще ты видел?
- Там была Элейна, - растеряно отозвался Арьель. – Дочь тана Аля. Она плакала... Что это значит? Я не понимаю.
- Зеркало может тебе что-то показать, но смысл ты должен найти сам. Может, все это касается не Нэля, а тебя самого. Я же говорила, что у меня не хватит силы дотянуться до Нэля, а потому мы мог увидеть что угодно. Например, то, о чем думал в эту минуту.
Арьель хотел возразить, что у него и мыслях не было Элейны (во всяком случае, в эту минуту), но Марика покачала головой. Она взяла блюдо и выплеснула остывшую воду в очаг. Языки пламени вметнулись под самый свод и сразу же опали.
- Марика! – умоляющим голосом позвал Арьель. – А ты не могла бы попробовать еще раз?
- Нет, - отрезала она. – Даже не проси.

*
Когда благородный тан Аль получил приказ немедленно прибыть в королевский дворец, он решил, что поедет один. Он предчувствовал, что король вызывает его по делу, связанному с храмами Гесиндыи и с Нэлем. А значит, Каю в столице делать было нечего.
Перед отъездом тан переговорил с сыном с глазу на глаз и сообщил, что оставляет его за старшего и передает полномочия решать любые дела от его, тана, имени. Хозяйственные вопросы, впрочем, оставались в ведении Элейны, как обычно.
Элейна, узнав о распоряжении отца, почувствовала, как сердце сжимает холодная и липкая рука страха. Отец уезжал, не зная, вернется ли домой – Элейна сразу это поняла, в отличие от юного Кая, гордого возложенной на него ответственностью. Ее душа мучительно корчилась от сверхъестественного ужаса и ненависти к человеку, ставшего главной причиной безнадежного путешествия отца. Этим человеком был мэтр Лионель из Аркары. Еще никто, за всю жизнь Элейны не вызывал в ней ненависти, но при одной мысли о молодом маге ее накрывало черной ледяной волной. Чтоб ты сгинул! – неустанно повторяла она, сама пугаясь силы собственной ненависти. Ежечасно она напоминала себе, что если б не маг, не видеть бы ей больше брата, - но это не помогало. Это благодеяние лежало на одной чаше весов, но ее перевешивала другая чаша, со всем тем злом, которое причинил дому Алей мэтр Лионель. Стоило ему появиться во владениях тана, и пошло-поехало. Неприязнь магов, затем немилость короля, замученного доносами храмовников... Если бы Элейна могла давать отцу советы (и если бы он к ним прислушивался), она посоветовала бы ему с самого начала отказать аркарцу в убежище. Но тан поступал по собственному разумению – и вот, пожалуйста, сам себя загнал в ловушку, из которой не чаял выбраться целым и невредимым.
Элейна видела, что после последнего появления в замке мэтра Лионеля с отцом творится неладное. Она не знала, что именно произошло в его кабинете, знала только, что молодой маг был там – и исчез. Она обрадовалась было, но отец пришел вдруг в такую ярость, что радость ее сменилась страхом. Стало очевидно, что он чего-то ждал от мэтра Лионеля, но дождался совсем не того. Он досадовал и злился на себя, и на молодого мага, и на прочих магов тоже. А когда ему сообщили, что храмовники тоже упустили мэтра Лионеля, он и вовсе вышел из себя.
А теперь он уезжал в столицу. Элейна вместе с Каем и Эрредом вышла его проводить. Ей хотелось броситься к нему, схватиться за стремя и со слезами умолять его беречь себя, - но она не могла себе этого позволить. Следом за братьями она приблизилась к отцу, который уже возвышался в седле, приникла губами к его руке и пожелала счастливой дороги и скорейшего возвращения.
- Ничего, Элейна, ничего, - мягко сказал отец. Вероятно, он разглядел в ее глазах то, что она не смела высказать вслух. – Не беспокойся, отбрось свои глупые страхи. Скоро я вернусь, и, вот увидишь, еще жениха тебе в столице найду.
Элейне не нужен был никакой жених, но долг покорной дочери велел благодарить. Она проговорила положенные слова, склонив голову, еще раз поцеловала отцу руку и отошла в сторону.
- Не реви, - грубовато бросил ей Кай, едва только тан выехал со двора. – Что еще за глупости?
- Я не реву, - ответила Элейна, хотя по щекам так и катились слезы.
Кай, насупившись, сунул ей платок.
- В первый раз, что ли, отец уезжает? Чего это ты вдруг взялась сырость разводить?
- На погибель – в первый раз.
- Какая еще погибель? – взъярился Кай. Прежде он никогда не повышал голоса на сестру, и она отшатнулась в испуге. – Ну и глупая же ты, сестрица! Сама не понимаешь, что болтаешь, так что помолчи лучше!
Элейна хотела было объяснить брату, почему ей лезут в голову такие мысли, но вдруг спохватилась. Если бы она начала говорить, пришлось бы рассказывать и про мага, а Кай не потерпел бы, скажи кто-нибудь о нем хоть одно дурное слово. Он хотя и не показывал свою привязанность так открыто, как Эрред, но все же Элейна видела, с каким почтением он взирает на мэтра Лионеля. Нет, Кай ее не поймет и не поддержит.
Во всем замке только один человек мог помочь Элейне. По крайней мере, мог попытаться. Это был домашний лекарь, пользовавший благородного тана и его домочадцев, почтенный уже старец с длинной седой бородой и подслеповатыми добрыми глазами. К нему и отправилась Элейна после того, как за отцом закрыли ворота.
Уже которую ночь она не могла заснуть. Бессонница и тяжелые сны измучили ее, и она хотела попросить у лекаря какое-нибудь снадобье, дарующие спокойный сон без сновидений. Добрый старик очень удивился ее просьбе.
- Вы такая юная девица, - покачал он седой головой, - неужто вы видите дурные сны? В ваши годы сон должен был легок и нежен, как пуховое перышко!
От досады Элейна покраснела до корней волос. Старику бы поэмы сочинять, а не врачеванием заниматься! Ей вовсе не хотелось объяснять, какие такие сны не дают ей покоя. Довольно и того, что она доверилась виновнику своих бед. Ее до сих пор пробирала дрожь при воспоминании о том взгляде, который одарил ее маг при последнем разговоре. А что он ей наговорил! А что, наверное, подумал!.. Вот ведь стыд! Нет, нет, довольно уже этого. Что подумают родные и слуги, если узнают, что в сновидениях ей является молодой мужчина?..
- Просто дайте мне снотворное средство, - сердито сказала Элейна лекарю. Она никогда не позволяла себе разговаривать в подобном тоне с теми, кто стоял ниже ее, но сейчас она просто вышла из себя. – И прошу вас никому не говорить о моей просьбе, слышите? Не желаю, чтобы отец или братья узнали!
Старик был озадачен, но пообещал, что будет молчать. Элейна ушла от него, успокоенная хотя бы на этот счет.
Больше радоваться было нечему. Она принимала снадобье на ночь, как было предписано, но спать спокойнее не стала. Сны никуда не исчезли, напротив, стали как будто ярче и отчетливее.
Едва уснув, Элейна видела мэтра Лионеля из Аркары. Он выглядел совсем измученным и больным, на исхудавшем лице остались одни глаза – огромные, черные, лихорадочно блестящие. Его бледная кожа стала совсем прозрачной, и через нее как будто пробивался отсвет внутреннего пламени, пылавшего в его душе. Маг походил на зажженный светильник. Элейна была так зачарована этим огнем, что не сразу заметила вторую фигуру, проступившую из воздуха рядом с магом. Этот второй держал молодого человека на руку. Элейна никогда раньше его не видела. У него было какое-то слишком острое лица, слишком тонкие черты, слишком большие глаза, к тому же – удивительного золотого цвета. Еще у него были длинные пепельные волосы, спускавшиеся ниже пояса. Этот незнакомец улыбался магу и сжимал его руку все сильнее и сильнее, а тот глядел на него с неизменной мукой в глазах...
Пробуждаясь, Элейна пыталась понять, кого же она видела рядом с магом. Откуда появился в ее снах этот незнакомец? Что значила его странная улыбка? Почему он держал мага за руку, и почему его прикосновение было так мучительно? Эти вопросы Элейна не могла разрешить самостоятельно, и тосковала, не зная, к кому обратиться за помощью. Где найти человека, который истолкует ее сны? Не идти же в храм Гесинды или Борона, покровителя снов. Элейна чувствовала себя в не силах говорить с храмовниками, особенно с магами. Вот если бы поблизости был человек, который хорошо знал аркарца и при этом был дружелюбно настроен к Элейне...
Несколько раз ей приходил на ум златокудрый красавец, - кажется, музыкант, - который бывал в замке по делам мага. Он казался добрым человеком, и Элейна, пожалуй, осмелилась бы поговорить с ним о мэтре Лионеле, хотя совсем его не знала. Но что толку было думать об этом, все равно она не знала, где он и как его найти.

Глава 3

Очнувшись, Нэль обнаружил, что лежит, уткнувшись носом в твердую пыльную землю. Ее покрывал ковер из желтых еловых игл и пожухлых листьев. Что-то в последнее время я стал слишком часто терять сознание, подумал он с неудовольствием. Он приподнялся и встряхнул головой, чтобы привести мысли в порядок и заодно освободиться от застрявших в волосах сосновых иголок. Хорошо хоть, на этот раз обошлось без болезненных ощущений. В голове, впрочем, снова поселилась тупая ноющая боль, но ничего другого после ментального поединка с сильным противником ждать и не приходилось.
Нэль подобрал ноги и сел. Бездумно набрал в горсть хрупких серых листьев, сжал и снова раскрыл ладонь. Меж пальцев потекла серая пыль. Давно, очень давно опали эти листья... Сколько же веков они пролежали так, не истлев и не обратившись в прах?
Вокруг вздымались в немыслимую высь огромные серые стволы, густо оплетенные лишайником. Неба не было видно за переплетением могучих ветвей, темные кроны образовывали над головой сплошной свод. Ветки поднимались так высоко, что Нэль не мог разглядеть, покрывают их листья или иглы вроде сосновых.
Странный, безвременный лес. Здесь властвовали безмолвие и безветрие. Нэль не удивился бы, если бы узнал, что он – единственное живое существо среди серых деревьев-великанов. Он вообще уже ничему не удивлялся. Даже тому, что перенесся в это место из своей тюрьмы телесно, хотя в путешествие отправилось только его сознание. На всякий случай он ощупал себя руками. Тело было вполне материальным, но это ничего еще не значило. Ведь Нэль понятия не имел, можно ли ощутить нематериальными руками нематериальное тело, если на самом деле оно – всего лишь проекция сознания.
Очень хотелось пить, рот пересох так, что Нэль не сразу сумел сглотнуть. Последний раз он ел около суток назад... то есть, по его внутренним ощущениям, прошло около суток. Он осмотрелся. Земля была сухая, водой даже не пахло. Конечно, где-то в глубине, там, куда тянутся могучие жадные корни, под футами пересохшей и истощенной земли, струятся подземные ручьи. Но не тревожить же земные недра ради глотка воды?
Нэль редко прибегал к магии творения. Он крепко помнил правило: если где-то прибудет, но в другом месте обязательно убудет. И как знать, не пошатнется ли равновесие. Но пить хотелось просто невыносимо, воздух цеплялся за пересохшее горло, как за шлифовальную шкурку, и Нэль подставил ковшиком ладони. Тоненькой струйкой в них пролилась из ниоткуда холодная чистая вода – совсем немного, только чтобы умерить мучительную жажду.
Напившись, он сразу вспомнил другую ладонь. Ту, что протянулась к нему из тьмы. Или нет... она сама была сгутком тьмы. Тут Нэль обнаружил, что не очень хорошо помнит произошедшее с ним после погружения в транс. Во всяком случае, те воспоминания, которые касались таинственной руки, тонули в тягучей мгле. Чья это была ладонь? Это она перенесла Нэля в удивительный и древний лес? Если да, то зачем?
Потом ему пришло в голову, что кто-нибудь из Двенадцати может появиться здесь следом за ним. А у него не было никакого желания ни говорить, ни сражаться с ними. Он встал и отряхнул одежду. Солнце не было видно (если только оно вообще существовало в этом мире), Нэль выбрал направление наугад и пошел меж деревьев. Серые листья шелестели под подошвами сапог, обращаясь в пыль. Только тихий шорох умирающей листвы и звук собственных шагов – более ничего. Если прислушаться, можно было услышать, как шумит кровь в ушах, как бьется сердце и работают легкие...
Нэль шел, огибая исполинские стволы, и погружался в воспоминания о прошлой жизни. Почти все они были связаны с храмом Гесинды, о матери, отце и Лионетте он думал и вспоминал гораздо реже. Госпоже Магии мало было завладеть его душой и сердцем, она пожелала получить и его память тоже...
Под ногу попался корень, чудовищно вывернутый, завязанный узлом. Нэль споткнулся и чуть не полетел кувырком. Пора было вернуться с небес на землю. Он посмотрел под ноги и обнаружил, что корни тянутся к нему со всех сторон – узловатые, корявые, напоминающие уродливых животных. Нэлю даже показалось, будто они и впрямь движутся, пытаются схватить его за ноги. Он отпрянул, споткнулся снова, но зато убедился, что живые корни всего лишь примерещились. Конечно же, деревья не могут двигаться.
Впрочем, переместиться физическим телом в состоянии магического транса тоже нельзя. Так он считал до сегодняшнего дня...
Теперь он внимательно глядел под ноги, и не сразу заметил, что лес вокруг него меняется. Деревья стали приземистее и росли реже. Сквозь их крону неуверенно пробивался свет, на сухую землю ложились бледные сероватые блики. Появлялся подлесок, пока еще редкий, но он становился все гуще с каждым шагом. Наконец, Нэль в растерянность остановился перед сплошной стеной высокого кустарника, похожего на можжевельник. Его длинные разлапистые ветки были густо усыпаны черными и блестящими, как вороний глаз, ягодами. Нэль разглядывал их и размышлял: не повернуть ли назад? Очень не хотелось продираться через плотное переплетение ветвей. Да и в верном ли направлении он идет?.. Нэль усмехнулся. Какой глупый вопрос! Если бы он еще знал, куда, и зачем идет... Эх, была - не была, подумал он, выбирая место, где переплетение ветвей казалось пореже. И пошел вперед.
Его охватило странное состояние безмятежности. Он затерялся в пространстве и времени, его дальнейшая судьба была неопределенной, однако все это его совсем не беспокоило. Его мысли прояснились, тело стало необычайно легким. Никогда в жизни он не был настолько беззаботен. Он ничуть не волновался о том, что может обнаружить за лесом; и не думал о возвращении в свой мир. Все шло, как было предопределено, и он ничего не мог изменить, а потому оставалось только смириться и плыть по течению. Сколько раз ему повторяли разные люди: "Смирись!", - и вот, видимо, пришла пора... Он только внимательно смотрел по сторонам, чтобы примечать и запоминать все, что встретится по пути. В дальнейшем это могло пригодиться.
Его безмятежного спокойствия не могло нарушить даже отчетливое ощущение чужого взгляда в спину. Кто-то неотрывно наблюдал за Нэлем... Он даже обернулся несколько раз, готовый встретиться глазами с чьим-то ищущим взглядом. Но вокруг по-прежнему было пусто и тихо.
Он шел долго и начал уже уставать. Меж тем, серый тусклый свет по-прежнему лился сквозь древесную листву, словно солнце этого мира навсегда застыло в одной точке. Впрочем, Нэль допускал, что солнца здесь вовсе нет. Кроны деревьев заслоняли небо; когда Нэль поднимал голову, то видел только неизменное кружево ветвей.
Заросли кустарника тянулись, насколько хватало глаз. Нэлю смертельно надоело продираться сквозь них, и он уже жалел, что выбрал это направление. Возвращаться, впрочем, было поздно. Да и как знать, не ходит ли он по кругу? Нэль вполне допускал такую возможность, учитывая отсутствие всяческих ориентиров.
Он невероятно обрадовался, когда выбрался, наконец, из кустарника. К этому времени он совершенно уже выбился из сил. Ноги в непривычной обуви гудели, все тело налилось свинцовой усталостью. Нэль сел на землю, стянул сапоги и с наслаждением пошевелил пальцами. Пусть сапоги – обувь благородных, но все же в башмаках или даже босиком ему было куда удобнее.
Он сам не заметил, как уснул прямо на земле. Сон был похож на небытие – глухая темнота без чувств и мыслей. Однако, проснувшись, Нэль почувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим, только очень голодным. Но он сразу забыл о голоде, едва обнаружив, какой сюрприз его поджидает.
Еще не открывая глаз, он понял: что-то не так. Несколько минут он лежал неподвижно, пытаясь понять, что изменилось. Потом сообразил, что по его щеке прыгают теплые солнечные зайчики, а ноздри щекочет тепркий запах июньского разнотравья. Но ведь в том лесу, где он уснул, не было ни солнца, ни травы... Нэль приподнялся и увидел, что лежит в высокой траве на краю лесной опушки. Со всех сторон ее обступали самые обычные дубы и рябины. Над тем местом, где лежал Нэль, нависала могучая ветвь, заботливо прикрывая его от жарких полуденных лучей. Легкий ветер колыхал листву, и солнечные зайчики прыгали по лицу Нэля, щекоча губы и ресницы. Солнце стояло в зените, и жаркий день был до краев наполнен деловитым жужжанием насекомых.
Нэль понял, что это не его мир. Или же просто не его время. Там, откуда он пришел, было начало зимы... Впрочем, как знать, не прошло ли уже полгода с тех пор, как он попрощался с Марикой?
Благостное расположение духа вдруг покинуло Нэля. Он почувствовал раздражение от того, что кто-то швыряет его туда и сюда, словно тряпичный мяч. Конечно, он и сам виноват – полез, куда не просили...
- Послушай, кто бы ты ни был! – сказал он громко. Очевидная нелепость беседы с пустотой его ничуть не смущала. – Наверное, я должен быть благодарен тебе за то, что ты помог выбраться мне из Божественного Дома, а затем перенес сюда. Но мне хотелось бы знать, кого благодарить. И еще хотелось бы знать заранее, где окажусь в следующую минуту. Это место, конечно, очень красивое, но можно хотя бы намекнуть, где я и когда я?
Ответа Нэль не ждал. В сущности, ему хотелось только выплеснуть раздражение. И он очень удивился и даже слегка испушался, когда прямо в левом ухе разрался странный голос, прошептавший, казалось бы, без всякой связи с его тирадой:
- Помоги мне, и я помогу тебе.
- Кто ты? – спросил Нэль, озираясь. Он по-прежнему был один.
- Иди за солнцем, - прошептал тот же голос, только в правом ухе.
Солнце стояло прямо над головой. Нэль, прищурившись, запрокинул к нему лицо. Куда же идти? В небо?
- Что ты имеешь в виду?..
Едва заметное движение на противоположной стороне поляны привлекло его внимание. Перед темной стеной деревьей из ниоткуда появились два столба солнечного света... или, вернее, это была арка, как бы обозначавшая проход. Как будто для меня нарочно сделали вывеску, оторопело подумал Нэль, разглядывая солнечную арку. Что же это за шутник со мной играет?
Пока он удивлялся, видение померкло, рассыпалось в сиянии летнего полдня золотой пыльцой. Нэль медленно поднялся и через высокую траву босиком пошел туда, где ему указали вход в лес.
Теперь он увидел, что в этом месте деревья стоят реже иобразуют как бы коридор. Нэль ступил под его высокие своды. Здесь было прохладнее и тише, чем на поляне. Этот лес был настоящим, в отличие от того, по которому Нэль шел до того, как его сморил сон.
Коридор уводил его все дальше в лес. Оглянувшись, Нэль не увидел позади ни малейшего отблеска роскошного летнего дня, бушевавшего на поляне.
Несколько раз ему попадались кусты малины с мелкими ягодами, и костяника. Тогда Нэль останавливался, чтобы набрать ягод. Голода они не утоляли, но рождали на языке нежную ароматную сладость. С неясной тоской Нэль вспомнил июльский день на земляничной поляне, и ясноглазую девочку, вместе с которой они в четыре руки наполняли ягодами плетеный туесок. С тех пор не прошло и полгода, а ему казалось, что минула вечность. На какой-то миг ему мучительно захотелось вернуться в тот день. Может быть, его жизнь повернулась бы иначе, и он остался бы в Рябинниках деревенским колдуном, не желая и не ища большего... Может быть... но сумел бы он смирить сердце?
Нэль шел не очень долго, и вдруг деревья перед ним расступились, образуя почти ровный круг вокруг невысокого, явно рукотворного холма или кургана. С одной его стороны был устроен вход, заваленный огромным, в два человеческих роста, камнем. Нэль остановился перед ним. Он чувствовал, как покалывает лицо, и как приподнимаются волосы на голове. Воздух вокруг кургана был перенасыщен магией. На это место было наложено очень сильное заклятие, причем такое хитрое, что случайный прохожий его просто не заметил бы. Впрочем, откуда бы тут взяться случайному прохожему... Нэль вдруг вспомнил, как Терций говорил о пробуждении Безымянного, и его пробрала дрожь. Неужели храмовник был прав и он – тот избранный, которому суждено вернуть к жизни старого бога? Потому что, если Нэль стоял сейчас не перед местом успокоения Тринадцатого, то значит, он вообще ничего уже не понимал.
Но чтобы разбудить Спящего, нужно было попасть внутрь кургана, а его защищало заклятье. Нэль заколебался: должен ли он снять его? Похоже, его привели сюда именно для этого. Но зачем это нужно ему, лично ему?
"Помоги мне, и я помогу тебе", - вспомнился ему загадочный голос. Что ж... его просили о помощи, а у него все равно не было другого выбора, кроме как прислушаться к этой просьбе. Нэль сел на землю, привычно подобрав ноги. Снятие чар потребует много, очень много сил...
Он не успел даже закрыть глаза, как перед ним из воздуха материализовалась человеческая фигура. Она была довольно высокой, так что взгляд Нэля уперся прямо в пышные, округлые бедра, соблазнительно обрисованные складками тонкой мягкой ткани. Он поднял глаза. На женщине была только лекая туника и плащ, раскрытый на груди.
- Что ты собираешься делать, смертный? – спросила Рахья, встретившись с ним взглядом. Грациозно села на землю, поддернув подол туники выше колен. – Неужто говорить разучился? – продолжала она, поскольку Нэль молчал. – Впрочем, не трудись отвечать, и без того все ясно. Ты не сумел бы выбраться из покоев Прайоса самостоятельно. И это место не сумел бы отыскать. Тебе помогли, верно? Ну буду даже спрашивать, кто. Надо же, у него еще осталась какая-то сила... и теперь он использует ее, чтобы вернуться к жизни. А тебя, смертный, он сделал своим орудием.
Нэль все молчал, раздумывая, явятся ли за Рахьей остальные, и чем ему это грозит. Рахья как будто прочла его мысли.
- Не беспокойся. Я пришла сюда одна. Остальные еще не знают, что ты улизнул. Впрочем, скоро узнают.
- Почему ты не рассказала им?
- Зачем было им рассказывать? – она улыбнулась и пожала роскошными атласными плечами. – Мне хотелось побыть с тобой наедине. Может, у меня получится переубедить тебя?
- Так я все-таки опасен для вас...
- Ну, не строй из себя дурачка. Как будто ты не знал этого с самого начала. Разумеется, твои планы никого тут не порадовали. Хотя, скажу по секрету, кое-кто до сих пор не догадывается, что ты еще и Безямынного хочешь разбудить. Но когда и это станет очевидным, тебя объявят злейшим врагом богов и людей. И поделом! Ты ведь сам не понимаешь, смертный, на что замахнулся. Ты даже не можешь предвидеть последствий своих поступков.
- Конечно, богам ложным не понравится возвращение бога истинного, - спокойно сказал Нэль.
- Мальчишка! Что ты можешь знать об истинном боге?
- Достаточно того, что он звал меня и просил о помощи.
Рахья фыркнула.
- Глупый смертный! Ты готов развязать войну и погубить тем самым весь мир?
- В ваших силах разрешить конфликт с Безымянным мирным путем, - возразил Нэль.
- После тысячелетнего-то заточения? Ха! Думаешь, у него хватит на это милосердия? Нет, можешь мне поверить, он пожелает на нас отыграться.
- Это не мои трудности...
- Послушай, маг... – промурлыкала Рахья, пододвигаясь ближе. – Тебе-то что в этом за корысть? Думаешь, Безымянный наградит тебя? Что тебе нужно? Скажи, и, быть может, я сумею удовлетворить твои желания? Одно только слово, и, клянусь, я сделаю так, что ты вообще обо всем забудешь. Я дам тебе такое, чего тебе никогда не даст никакая магия. Ведь ты, наверное, еще девственник? Скажи, я угадала?..
Она ворковала и подвигалась все ближе, и вдруг обхватила обеими руками его голову, вцепившись в волосы, притянула к себе, прижалась всем телом и поцеловала в губы. Ошарашенный, Нэль попытался отстраниться, но Рахья была крупной женщиной. Она без труда опрокинула его на спину и навалилась сверху, терзая поцелуем его губы. Нэль почувствовал себя так, будто проглотил сгусток расплавленного металла. Не было никакого блаженства, никакого наслаждения, а только боль и отвращение к женщине, которая вела себя не как богиня Рахья, а как шлюха из дешевого портового храма! Впрочем, с кого им и брать пример, если не с богини, которой они служат? Эта мысль неожиданно рассмешила Нэля, и он расхохотался. Его смех неожиданно подействовал на Рахью. Она зашипела, словно гигантская кошка и отскочила в сторону, в один миг оказавшись на ногах.
Нэль тоже поспешно поднялся, понимая, что теперь только держись. Он едва успел начаровать защиту, а Рахья уже замахивалась. Ударила она вроде бы просто открытой ладонью, но усиленная заклинанием оплеуха могла бы своротить челюсть и кому-нибудь покрепче Нэля. А может быть, и череп разнесла бы. Нэль отделался легко, магический экран принял удар на себя, его только отбросило на несколько шагов назад.
- Ну что, колдунишка, отпала у тебя охота смеяться надо мной? – крикнула Рахья. Из ее ладони вырвалось короткое огненное копье, рассыпающее вокруг яростные искры. Нэль без особого труда отразил его, но следом в него полетело второе. Для богини у Рахью было удивительно бедное воображение. – Я тебя сейчас по деревьям размажу!
Отвлекаться на такие детские угрозы во время серьезного магического поединка никак не годилось, и Нэль только подивился, почему Рахья, опытный маг, допустила такую промашку. Быть может, у нее давно не было практики? Наверное, с тех пор, как был повергнут Безымянный, не на ком стало оттачивать боевые заклятья.
Нэль встал поудобнее, приготовляясь атаковать. Убивать Рахью он не хотел, да и сомневался, что это вообще возможно, но нужно было ее обездвижить. Нельзя, чтобы она вернулась в Божественный Дом и привела к кургану остальных богов. Нэль впервые в жизни пожалел, что не владеет ментальной магией. Но его противница, кажется, неспособна была воздействовать на его сознание.
Нэль решил пойти напролом и прибегнуть к грубой силе. Среди молодых магов распространено было заклинание под названием "магическая дубина". Работало оно и впрямь как обычная дубина, сила ее удара зависела от силы заклинателя, а степерь повреждений – от уровня защиты противника.
Нэль легко определил надежность магического щита Рахьи. Он нанес ей несколько узконаправленных, точечных, но сильных ударов, и стало ясно – достать ее будет непросто. Может быть, магия нападения у нее и слабовата, но зато магия защиты очень хороша. Впрочем, подумал Нэль, мне должно хватить силы сокрушить ее...
...Когда Рахья с размаху упала в траву, словно кто-то подрубил ей ноги, дело оставалось за малым. Заклинание обездвиживания, затем заклинание, призванное удерживать Рахью как можно дольше в бессознательном состоянии. Нэль легко справился с этим и потратил несколько минут, чтобы устроить для богини подстилку из веток и листьев. Не мог же он оставить ее лежать прямо на земле... Весила она, правда, немало, он ни за что не поднял бы ее, поэтому опять пришлось прибегнуть к чарам. Сегодня все давалось Нэлю легко. Устроив Рахью на импровизированной подстилке, Нэль наколдовал над ней защитный покров на случай дождя – и только тогда остался удовлетворен. Покончив с этим, он вернулся к кургану и преклонил колени.
Заклятье, наложенное на усыпальницу Безымянного, оказалось очень сильным. Нэль полностью сосредоточился на нем, и мир для него исчез. Он обнаружил себя висящим в пустоте, в бесконечности; он был крошечной песчинкой, он почти не существовал. Один неверный шаг, и его поглотит бездна. Который раз он оказался на грани безумия, великий страх охватил его. Но не зря же говорят, что глаза боятся, а руки делают.
- Осторожно маг! – знакомый шепот донесся из неохватной тьмы, коснулся шеи, пробежался по волосам на затылке. – Ты можешь погубить себя! Если попадешь под действие заклятья, никто тебя не спасет!
Нэль и сам это знал. Он уже понял, что тьма вокруг – это сон-небытие, в которое погружен Безымянный. Только как его тут отыскать? Если бы коснуться его сознания...
- Где ты? – крикнул он в сон. Голос его прозвучал пугающе слабо, как будто слова умирали, едва сорвавшись с губ. – Как мне найти тебя?
- Ищи... я ничем не могу тебе помочь... не трать слова, они ослабляют тебя...
Как видно, силы Безымянного тоже иссякали. Его шепот звучал все тише, пока вовсе не смолк. Нэль понял, что остался один, и его захлестнуло отчаяние. Уж не поменялся ли он местами с Безымянным? Неужели ему придется провести тысячи лет в бездне сна, без движения, без света, без времени, без мыслей?
- Нет, нет, нет! – закричал он яростно. – Ничего у вас не выйдет! Ничего! Вам не получить меня!
Его крик всколыхнул тьму. Она дрогнула, вспыхнула ослепительным цветком и рассыпалась звездной пылью в лицо Нэлю. Он снова закричал и закрыл ладонью глаза.
И вдруг на лицо ему полилась ледяная вода. Она сбегала струйками по шее и затекала за шиворот. Нэль передернулся и открыл глаза. Он лежал на жестком полу, и над ним склонялось мужское лицо, черты которого были знакомы ему до боли, до дрожи, до озноба: много раз он видел их в своих снах и на фресках в подземном храме. Высокая линия скул, острый подбородок, длинный тонкий нос, и главное – огромные золотые глаза с вертикальным кошачьим зрачком. Вдоль лица ниспадали длинные пепельные локоны. Нэль быстро сел и обтер ладонями мокрое лицо.
- Ну, здравствуй, человек, - мягким голосом проговорил золотоглазый. Он сидел на корточках рядом. – Долго же я тебя ждал.
На Нэля медленно снисходило понимание: ему удалось снять чары, пробудить Спящего и при этом уцелеть самому. Хотя был момент, когда он думал, что ему пришел конец.
- Ты оказался сильнее, чем я думал, - откликнулся на его мысли золотоглазый. – Это хорошо. Я уже боялся, что ты завязнешь в заклятии и останешься в кургане спать вместо меня. Или вместе со мной.
Нэль молча кивнул. Золотоглазый озвучил его собственные мысли.
- Я должен поблагодарить тебя, - продолжал золотоглазый. – Ты и представить себе не можешь, до чего приятно вновь ходить, и говорить, и смотреть после тысячелетнего забытья. Еще две-три сотни лет, и я сошел бы с ума.
Как бы в подтверждение своих слов он встал и потянулся всем телом. Он был очень высоким и очень стройным. Все линии его тела говорили о силе и идеальном здоровье, сложен он был очень гармонично и пропорционально. Однако и гармония, и сила его были нечеловеческими.
- Разве боги сходят с ума? – рассеянно спросил Нэль. Он все еще пытался осознать происходящее: он говорит с Безымянным!..
- Сходят, только ваш мир эта напасть обошла стороной. После обезумевшего бога остаются одни развалины... если вообще что-то остается. Но погоди, - Безымянный повернулся к нему и взглянул в лицо. – Твое имя – Лионель, правильно?
- Да. Лионель из Аркары.
- Аркара... – повторил золотоглазый. – Никогда не слыхал о таком городе. Должно быть, мир очень изменился за то время, пока я спал.
- Думаю, что да.
Нэль смотрел на Безымянного и думал, что он еще меньше похож на бога, чем любой из Двенадцати. В нем не было вовсе никакого величия – ни природного, ни хотя бы напускного. В нем ощущалась простота и мягкость... и этим он неуловимо напомнил Арьеля.
- А как называть тебя? – спросил он золотоглазого. – В нашем мире твое имя уже позабыто...
Тот покачал головой.
- В имени теперь нет никакой нужды. Для этого мира я навсегда останусь Безымянным. Здесь для меня уже нет места. Я с радостью ушел бы отсюда... если бы мог.
- Но ведь заклятье разрушено, ты можешь уйти, - удивился Нэль. Он уже огляделся и увидел, что вместе с собеседником находится внутри небольшого полутемного помещения с низким полусферическим сводом. Пол был сделан из каменных плит, которые складывались в какой-то необычный сложный рисунок. Камни казались очень древними, а рисунок, если смотреть на него долго, вызывал дрожь. Что-то в нем было такое... пугающее. Потолочный же свод был земляным, и Нэль понял, что оказался внутри кургана, где спал Безымянный.
- О нет, - серьезно сказал золотоглазый. – Не знаю, как уж тебе удалось разрушить заклятье сна, не разрушив при этом ограждающие чары. Ты перешел границу, которую не мог перейти. И не должен был переходить. Я проснулся, но по-прежнему заперт в темнице. И ты, Лионель из Аркары, заперт вместе со мной.
- Так разрушь барьер, ты же бог!
Золотоглазый пожал плечами.
- Изнутри этого нельзя сделать. Над охраняющим заклятием поработали отнюдь не дилетанты. Двенадцать, конечно, самозванцы, но свое дело они знают.
- Так значит, я в ловушке? – спросил Нэль. За короткий отрезок времени отчаяние в его душе столько раз сменялось надеждой, что слова Безымянного о темнице ничуть его не испугали. Предстоит еще одна битва, только и всего.
- Ты так спокоен, - Золотоглазый внимательно смотрел на него. – Это приятно. Конечно, ты не первый смертный, чья судьба плотно сплетена с судьбой мира. Но ты один из немногих, кто с такой готовностью и спокойствием принимает свое предназначение.
- В предназначение я не верю, - возразил Нэль.
- А это совершенно неважно. Слушай меня, человек. Время Двенадцати проходит, так же как прошло когда-то и мое время. Только ни они, ни люди ничего еще об этом не знают. Я мог бы ускорить их падение, а ты мог бы помочь мне. Впрочем, согласишься ты помогать или нет, значения не имеет, раз уж ты здесь... Скоро я объясню, что предстоит сделать, и, боюсь, твоя судьба тебя не обрадует.
- Я готов ко всему... и знаю, что исход уже близок, каков бы он ни был.
- О, для тебя исход станет лишь началом, - Безымянный снова сел рядом с ним, заглянул в глаза и коснулся указательным пальцем его лба между бровями. – Понимаешь ли ты, что больше не принадлежишь к роду смертных? Перед тобой вся вечность, и смерть не придет к тебе как освобождение от испытаний. К этому ты готов?
Нэль, помедлив, кивнул. Ради чего и были затеяны все его опыты, как ни ради бессмертия? Правда, он собирался обрести вечную жизнь не совсем в таком контексте, и в глубине души он хотел всего-то вернуться в родной мир, чтобы нести знание о магии и бессмертии людям. Но судьба (или Безымянный) распорядилась иначе. Имело ли смысл протестовать?
Золотоглазый улыбнулся, и его улыбка, словно кинжал, пронзила самое сердце. Нэль едва сдержал стон. Нет, все-таки он не был так уж спокоен. Он еще не знал точно, что ему предстоит, а внутри все изнывало от болезненной тоски...
- Хочешь спросить о чем-нибудь, прежде чем мы перейдем к делу? – спросил Безымянный и в расслабленной позе улегся на каменном полу, будто на пуховых подушках. – Только заранее прошу прощения, если покажусь слишком многословным. Пойми, много сотен лет мне не с кем было перемолвиться словом...
- Я понимаю... – задумчиво сказал Нэль. Безымянный улыбнулся ему.
- Конечно. Ведь ты сам был изгоем... Так спрашивай же.
Он подпер голову рукой, и рукав синего шелка скользнул вниз мягкими складками, открывая изящное запястье и предплечье. Нэль сел в своей излюбленной позе: подтянув колени к груди и обхватив их руками.
- Где мы сейчас находимся? – спросил он. – Это мой мир или нет?
- И нет, и да. Я сейчас объясню, - Безымянный плавно перетек в сидячее положение и вскинул руки. Меж его ладоней появилась полоска бумаги, которую он ловко сложил гармошкой. Протянул ее Нэлю. – Вот, кажется, достаточно наглядно. Это – твой мир. Множество граней, лежащих под углом друг к другу. Одна сторона... и другая. Лицо и изнанка.
- Так вот что имел в виду Борон! Когда он перенес меня на Холм Богов, то сказал, что это – изнанка моего мира.
- Наверное, так и есть. Или же твой дом – изнанка Холма Богов. Все зависит от точки зрения. А вот, посмотри, сгибы – это места, где переламываются грани. Изломы, проломы между мирами... Если научиться находить их, можно путешествовать по граням.
- Так это все был один мир... – тихо проговорил Нэль. Ему вспомнилось многообразие пейзажей, промелькнувшее перед ним недавно. Трудно было поверить, что все эти небеса, светила, ни на что не похожие растения и животные – всего лишь разные грани одного мира.
- Кажется, я знаю, о чем ты говоришь. Не удивляйся, Лионель, ведь я наблюдал за тобой. Нет, вполне возможно, ты сумел покинуть пределы своего мира и побывал в таких далях, какие человек просто не может вообразить. Ведь этот лист бумаги – не единственный.
Безымянный подбросил бумажную "гармошку", дунул на нее, и она опустилась на пол ворохом резаной бумаги.
- Представь себе книгу, полную таких страниц. Книгу, которая стоит на одной из полок книжного шкафа.
- А шкаф этот, - Нэль поднял голову, - всего лишь один из десятков в библиотеке.
- Не десятков. Сотен! Тысяч! Миллионов! Думаю, люди еще не придумали слово, чтобы назвать невообразимое число шкафов с книгами, в которых заключены миры. Да и библиотека эта – одна из многих.
- А ты – библиотекарь, который переходит от шкафа к шкафу и снимает с полок книги одну за другой?
- О нет, - Безымянный улыбнулся печально. – Народ, из которого я происхожу, можно, скорее, сравнить с писцами. Мы добавляем в книги новые страницы. Мы создали твой мир.
- Так ты не единственный демиург?
- Нет. Нас очень мало, и мы пришли из другого мира, который находится очень, очень далеко… впрочем, это неважно, потому что мне туда никогда не вернуться. Такова судьба моего народа… Мы обладаем изначальной силой созидания, наше предназначение – творить. Те, кто вместе со мной создавали твой мир, ушли дальше. Я остался. Так дОлжно: один из творцов остается со своим детищем, пока оно… не повзрослеет. Кроме того, я в некотором роде привязался к нему. Мне было интересно следить за его изменением и развитием во всех его гранях. Каждый новый мир не похож ни на какой другой, ранее существоваший, и я не устаю дивиться этому разнообразию… - Безымянный опустил взгляд и улыбнулся задумчиво. – Но мой народ, Лионель – не единственные демиурги. Существуют расы гораздо древнее и могущественнее нашей. Вам, людям, они незнакомы, потому как никто из них не приближался к вашему миру. Но есть миры, где их почитают как богов – так же, как вы почитаете Двенадцать и ранее почитали меня.
Нэль жадно слушал его и заботился только о том, чтобы не слишком разевать рот.
- Ты сказал, что твое время прошло. Что это значит?
- Это значит, что мое время в вашем мире закончилось, когда на Холм пришли двенадцать магов, научившиеся пересекать изломы-границы. Их объединенная сила была велика, и я знал, что мне придется уступить. Но я не мог исчезнуть, не передав никому мир. Увы, ни один из двенадцати магов не годился на роль преемника. Они не хотели этого понять. Но жажда их власти была слишком велика, и произошла та самая битва, о которой люди в твоем мире не забыли до сих пор. Еще до ее начала я знал, что проиграю. Но хуже всего было, что маги не хотели слушать, не хотели понять… Они не сумели уничтожить меня, в этом их счастье – но они не желают этого признать. Ведь погибни я – погибнет и мир.
- Не понимаю…
- Что тут понимать? – вздохнул золотоглазый. - Я создал мир, я его и удерживаю. Своей плотью и кровью, своим дыханием, мыслями и чувствами. Мы с ним нераздельны. Но чем объяснять, лучше я покажу. Дай мне руки.
Нэль вложил ладони в ладони Безымянного. Сначала он ничего не почувствовал, захваченный золотой бездной его глаз. Огромные загадочные глаза Безымянного манили, околдовывали, зачаровывали. Сами по себе они были целым миром, со своими законами, тайнами и чудесами. В них жило то самое золотистое сияние, которое окутывало Холм Богов.
И вдруг тьма застила взор Нэля. На его плечи всей своей колоссальной громадой словно бы обрушилась самая высокая гора в мире. Она прижимала его к земле и грозила раздавить. Воздух с гулким хлопком вырвался из его легких, кости затрещали. Он понял, что умирает.
- Что… это? – прошептал он непослушными губами, уже понимая: та тяжесть, что его придавила, была – сам мир… В голове закружились созвездия, в жилах вместо крови потекли горные реки и лесные ручьи, мышцы и сухожилия изменили форму, принимая очертания гор и холмов… Но вселенная была слишком велика, чтобы вместиться в человеческий разум… Сознание его замутилось.
Безымянный тотчас отнял руки и остался сидеть, неподвижный и обманчиво безучастный. Нэль, весь дрожа, мокрый от пота, скорчился на полу. Далеко не сразу он нашел в себе силы поднять глаза и встретиться взглядом с Безымянным.
- Да, это тяжело, - кивнул тот. – Но к этому привыкаешь. Через какую-то тысячу лет перестаешь замечать вес вселенной на своих плечах.
- Через тысячу лет… - повторил Нэль и вспомнил разговор с Арьелем: "Со временем ты перестанешь замечать боль. Ты к ней привыкнешь". – "А я не хочу привыкать! К этому – не хочу".
И вдруг его поразила новая мысль.
- Ты хочешь сказать, что я должен стать твоим преемником?
- Разве это не ясно? Тебе хватило сил пересечь границы между мирами – а это не под силу никому из двенадцати самозванцев. Они путешествуют только по граням… Ты снял с меня заклятие сна. Тебе ничего больше не остается, кроме как принять на себя мою ношу, освободить меня и отпустить на все четыре стороны, - Безымянный негромко рассмеялся.
- А если я… не захочу?
- Но ведь ты уже здесь. Впрочем, принудить тебя я не могу. Если ты не возьмешь на себя ответственность – я подожду другого претендента. Только учти, что выйти из кургана ты сможешь только вместе со мной… А до тех пор, я буду только рад твоей компании. Вдвоем пережидать вечность не так тоскливо, как в одиночку.
- Мне нужно подумать… - прошептал Нэль, прижавшись лбом к полу.
- Думай сколько угодно, - вежливо согласился Безымянный.
Нэль отчетливо понимал, какой выбор ему предстоит сделать. Или он согласится стать преемником Безымянного (ведь еще Терций намекал на это), по доброй воле примет на свою плечи ношу немыслимой тяжести, и тем самым безвозвратно изменит свою личность и свою жизнь. Или он откажется, останется собою прежним и проведет вечность, ожидая, когда появится возможность вернуться в свой мир. Который меж тем изменится до неузнаваемости, не говоря уже о том, что за сотни лет умрут все, кого он знает и… любит. Все, кто о нем помнит. Выбрал он сразу, но еще долго лежал, спрятав лицо и закрыв голову руками. Подобной тоски он не испытывал никогда в жизни.
Когда он поднял, наконец, голову, то был почти спокоен, только глаза лихорадочно блестели.
- Когда я стану твоим преемником, смогу ли вернуться туда, откуда пришел?
- Ты волен будешь делать все, что пожелаешь. Кто посмеет диктовать свою волю богу? – серьезно спросил Безымянный. – Только сначала ты должен освободить меня.
- Так говори, что нужно для этого сделать.
Безымянный протянул ему руки и помог подняться. Усадил рядом с собой.
- Ты готов слушать, Лионель? Тебе не нужно отдохнуть, собраться с мыслями?
- Нет. Нет, говори.
И чем быстрее мы с этим покончим, тем лучше, добавил про себя Нэль.
- Ты – маг, и нет нужды объяснять тебе, что всякое слово имеет силу, - начал Золотоглазый. – Я говорю не только про язык моего народа, который вы, люди, используете, чтобы плести чары. Любое слово любого языка несет в себе заряд силы, более или менее мощный. Ваша память, люди, несовершенна, как и вы сами, и вы всегда стремитесь все записывать. Слова преображаются, когда их переносят на бумагу. Какие-то теряют силу, иные, напротив, ее преобретают. И никогда нельзя предсказать заранее, что станется с тем или иным словом, угодившим на кончик пера.
- С моими словами случилось так, что они удерживают меня в этом мире надежнее и крепче, чем охранное заклятье Двенадцати. Я учил людей, и они записывали то, что я им говорил. Многое было написано, моих слов хватило на несколько книг. Многое добавили от себя и мои ученики, и это несколько ослабило цепи, которыми я добровольно позволил приковать себя к земле людей. Однако, ослабило недостаточно.
- А твои ученики знали, что они творят, перенося твои слова на бумагу? – с жадностью спросил Нэль. – Ты сказал им?
- Нет. Ни к чему им было знать, что они могут управлять мною. Они называли себя моими учениками и клялись в вечной любви ко мне, но я знал, что ничего вечного во вселенной нет. И что через год их любовь может обернуться ненавистью.
- Зачем же тогда ты вообще позволил им записывать за тобою?
- Как я мог запретить? Я не давал людям ни запретов, ни заповедей, я только рассказывал то, что знал сам. Я учил магов… и научил их на свою голову.
- Двенадцать были твоими учениками? – догадался Нэль.
- Они были среди моих учеников. Самые способные… однажды они решили помериться силами со своим учителем. Сначала эти поединки походили, скорее, на шутливые состязания. Они приходили по одному, по двое, по трое… Кое в чем они были сильнее, особенно когда объединяли свои силы. И все же они не могли со мной совладать. А потом настал день, когда на Холм пришли все двенадцать. И бросили мне вызов.
- Почему же ты не уничтожил их до того, как они стали опасны? Ты разве не видел, к чему все идет?
Безымянный печально засмеялся.
- Уничтожать можете только вы, люди. Мой народ – творит… Как я мог убить своих лучших учеников? Я мог бы поместить их под охранное заклятье, но все вместе они были сильнее. Я проиграл битву, и меня заточили в этом кургане. Но часть меня… часть моей души, если угодно, осталась привязана к земле людей – благодаря тем самым записям моих учеников, которые не ведали, что творили. Шли годы, часть эта становилась все меньше, все слабее, поскольку книги, содержавшие частичку моего знания, уничтожались все более рьяно. Двенадцать исказили историю и заставили людей поверить в ложь. Меня объявили чудовищем, разрушителем, запретили упоминать само мое имя. Книги пытались укрыть в храмах, где еще помнили, как все было на самом деле, но эти храмы один за другим сравнивали с землей… Теперь мне жаль, что Двенадцать не успели разрушить все храмы и сжечь все книги до одной: как ни мало их осталось, они все еще крепко привязывают меня к этому миру. И теперь, когда я хочу уйти, помимо заклятья Двенадцати меня держат мои собственные слова.
- Я выбрал тебя, Лионель, не только потому, что твоя сила велика. А потому, что она привела тебя к книгам. Ты знаешь, где они находятся. Они помогли тебе попасть сюда, но теперь ты должен их уничтожить, чтобы освободить меня… и себя. Они ослабляют меня.
- Так они в самом деле настолько древние? – взволнованно спросил Нэль. – Я боялся поверить… Они выглядят вовсе не старыми…
- Конечно, ведь их писали не простые переписчики, которые только и знают, что копировать старые тексты. Их писали маги со слов того, кого называли богом… Ты напрасно выпустил их из рук, отыскав однажды. Будь они при тебе, это значительно облегчило бы задачу. А теперь тебе придется как-то дотянуться до них. То есть, до тех людей, которым ты их отдал. И убедить их уничтожить книги.
- Но как мне до них дотянуться? – Нэль взъерошил волосы. – Если я не могу выйти отсюда, если заклятье… Как?
Безымянный смотрел на него безмятежно, без малейшего сочувствия, лишь с легким оттенком любопытства. Как будто хотел сказать: откуда я знаю, как, это твои проблемы, решай их сам. Из золотых огромных глаз смотрело само спокойствие и безразличие вечности. На мгновение Нэль ощутил себя мухой, попавшей в паутину древнего и равнодушного чудовища. Оно наблюдает за жертвой, которая бьется в липких нитях, и только сильнее запутывается... Ощущение было исключительно мерзкое, беспомощное, - такое, что огромный комок горькой слизи подкатил к горлу, да и остановился там. Но главное – главное! – никто, кроме меня, не виноват, подумал Нэль. Я сам, сам этого хотел. А меня предупреждали, и неоднократно, но я не внял. Что ж…
- Я не знаю ментальной магии, - сказал он. – Не знаю, смогу ли я коснуться их разума…
- Пробуй. Тайны земной магии тебе открылись. Быть может, ментальная магия тоже откроется. Заостри свой разум, и эти люди откликнутся на зов. Та женщина, со светлыми волосами, она ведь откликалась твоим мыслям.
Нэль вздрогнул.
- Женщина? Какая женщина?
- Тебе лучше знать, Лионель. Я всего лишь увидел образ юной светловолосой женщины в твоих мыслях.
Под это описание подходила разве что дочь тана Аля, Элейна. Да ведь и она сама говорила Нэлю, будто его образ преследует ее во сне. Но откуда о ней знает Безымянный? Не он ли из своего сна насылал на девушку эти видения? Нэль взглянул на него в упор – золотые глаза были безмятежны.
- Хорошо, - сказал он. – Я попробую. Но не знаю, сумею ли убедить их уничтожить книги. По крайней мере, для одного из этих людей они представляют величайшую ценность. Он может на это не пойти.
- В твоих интересах, маг, привести как можно более убедительные аргументы, - мягко сказал Золотоглазый. – Самые убедительные, какие ты только можешь придумать.
- Но нельзя ли как-нибудь разорвать твою связь с этими книгами, сохранив их в целости?
- Хочешь их сохранить? – удивился Безымянный. – Зачем? Тебе они никогда уже не понадобятся, весь мир будет принадлежать тебе, так что не жалей о них. Особенной мудрости в них нет, до всего, что в них написано, ты когда-нибудь дойдешь своим умом… И передашь эти знания людям, раз уж тебе так хочется повторить мои ошибки. Пойми, эти книги – артефакты, они неразрывно со мной связаны, и вместе со мной они должны исчезнуть.
- Но почему бы, освободишись, тебе не остаться в этом мире? Ты не мог в одиночку выстоять против двенадцати, но теперь нас двое…
- Да просто я устал. Устал и хочу вернуться к своему народу. Когда-нибудь ты поймешь меня, только ты захочешь не вернуться – ибо тебе будет неоткуда и некуда возвращаться, - а уйти в другой мир…
Это предсказание совсем не порадовало Нэля. Он не представлял, с чего ему может захотеться уйти в другой мир, но Безымянный, должно быть, знал, о чем говорил, с дистанции во много тысяч лет.

Глава 4

С наступлением весны Марики вдруг стало нездоровиться, а как начали таять снега, она расхворалась не на шутку. Временами ей было тяжко просто-напросто выбраться из-под теплых меховых одеял. Не помогали ни проверенные отвары, ни лечебные заклинания. Хорошо хоть, что Арьель ушел незадолго до того, как дороги раскисли и стали непроходимыми. Ему, как обычно, не сиделось на месте. Однообразная жизнь в лесной избушке была не по нему. Совсем потеряв надежду когда-нибудь увидеть Нэля, он едва дождался конца зимы и снова отправился бродить по дорогам. Марика надеялась, что возвращение к привычной жизни прогонит его тоску.
Арьель ушел, как уходил много раз, только на этот раз вместе с лютней унес еще и книги мага. Марика не возражала. Магические тома хоть и возбуждали ее любопытство, но и пугали не меньше, особенно черная книга. Ей не хотелось бы, чтобы эти книги оставались в ее доме.

Однажды ранним утром раздался стук дверь. В нем было столько отчаяния и тревоги, что Марику подбросило на постели. Она поспешно сбросила с себя меховые одеяла и хрипло крикнула: "Иду!" Дверь была заперта на засов, и Марика чувствовала себя слишком больной, чтобы отодвигать его заклинанием.
И кого могло принести в такую рань? Не иначе, в деревне кто-то всерьез захворал. Только и от лекарки сейчас мало толку... Заранее приготовив слова отказа, Марика открыла дверь – и сразу забыла все, что хотела сказать. На грудь ей буквально упал гость – молодой парень, почти мальчик. Марика ахнула, подхватила его и повлекла в комнату, в тепло.
Впрочем, оказалось, что гость и сам прекрасно держится на ногах. Он освободился от объятий ведуньи и выпрямился, вскинул голову и убрал с лица растрепанные светлые волосы. Тут только Марика поняла, что это не юноша, а девушка, причем прехорошенькая и совсем молоденькая. Лет семнадцати, не больше. На ней был мужское дорожное платье, заляпанное грязью. Грязь была размазана по личику, с которого на Мирику смотрели огромные отчаянные глазищи. Розовые губки дрожали, как будто девушка готовилась вот-вот разрыдаться. Марика разглядывала ее с возрастающим изумлением. Девушка была явно не местная, не деревенская: на крестьянку она не походила ни статью, ни одеждой. И ручки у нее были маленьки и нежные, хоть и покрасневшие от холода (почему-то перчатки она не носила).
Гостья беспокойно оглядывалась, будто искала кого-то или что-то.
- Садись-ка, погрейся, - ласково сказала ей Марика. – И рассказывай, что у тебя стряслось, девонька.
- Где Ариель? – вдруг спросила девушка ломким от слез голосом. Имя музыканта она выговорила неуверенно и с ошибкой. – Мне нужно его увидеть!
Марика оторопела. Никогда еще к ней в хижину не являлись девушки, которые разыскивали бы ее непутевого названного брата. Если он кого и обижал, то уж наверное не рассказывал, где его можно отыскать, чтобы взыскать за обиды. Что же натворил этот негодник? И когда успел?
- Где он? – продолжала допытываться гостья. – Где?!
- Нету его тут, милая, - как можно мягче ответила Марика. – Уж недели две, как ушел.
Девушка так и рухнула на пол, как подкошенная, и разрыдалась в голос. Перепуганная не на шутку Марика бросилась ее успокаивать. Но ее слова, кажется, не доходили до сознания гостьи. Пришлось поспешно готовить успокоительное снадобье. А чтобы заставить девушку выпить его, пришлось несколько раз шлепнуть ее ладонями по щекам. Только тогда она посмотрела на Марику более или менее осмысленным взором и согласилась выпить несколько глотков терпкого горячего отвара.
- Вы – Марика? – спросила она вдруг. Имя ведуньи она, опять же, выговорила с запинкой и с неверным ударением.
- Да, это я. А ты кто такая будешь, милая?
Гостья хлюпнула носом и попыталась горделиво выпрямиться. Это было нелегко сделать, сидя на полу, но у нее получилось. Маленький покрасневший носик вздернулся к самому потолку.
- Меня зовут Элейна, мой отец – тан Альбрехт Аль из Тальеры.
- О! – только и сказала Марика.
Тан хорошо ей запомнился, хотя она видела его лишь однажды. Видный, красивый мужчина, властный, но рассудительный – отнюдь не самодур, как многие нобили. Марике он понравился. Про его дочь она слышала лишь однажды, от Арьеля, когда он увидел ее в магическом зеркале. Арьель тогда отговаривался: мол, об Элейне он и не думал, но Марика ему не поверила. Слишком хорошо она знала, до чего ее названный брат охоч до женского пола. И теперь она подумала, что была права: что-то произошло между Арьелем и этой девушкой, иначе она не разыскивала бы его.
- Почему вы так смотрите на меня? – прошептала Элейна.
- Прости, милая, - спохватилась Марика. – Просто ты меня удивила. Снимай-ка плащ да садись к огню. И расскажи мне все по порядку. А там, глядишь, придумаем, как твоему горю помочь.
Элейну вдруг как прорвало, будто она только и ждала момента, когда можно будет, наконец, выговориться. Но Марика поняла почти сразу, что ее повесть принимает совсем не то направление, какое она ожидала. И на Арьеля она напрасно подумала...

*
Когда отец уехал в столицу, Элейна совсем потеряла покой. Днем ее одолевали дурные предчувствия тревога за отца, то и дело она принималась плакать, хотя раньше такая слезливость не была ей свойственна. Она никак не могла взять себя в руки, и только пряталась по углам, чтобы братья и слуги не увидели ее слез.
Ночью начиналась другая напасть. Лекарь потчевал ее успокоительными и снотворными средствами, которые нисколько не помогали. Видения продолжались, а намерения отыскать музыканта, друга мэтра Лионеля, так и оставались только намерениями. Элейне некого было послать на поиски. В полном отчаянии она подумывала уже ехать сама, но не могла изобрести предлога, который показался бы достаточно убедительным Каю. Тот ни за что не отпустил бы ее из дома без веской причины. Он все время ходил хмурый и озабоченный, и с сестрой держался необычайно сурово. Заботы и хлопоты сделали его как будто старше. Он теперь так походил на отца, что страшно становилось.
А от отца не было вестей целый месяц. Элейна с ума сходила от тревоги и скоро сделалась совсем больна от душевных терзаний. Даже Кай, поначалу не разделявший ее опасений, начинал беспокоиться, и Эрреду передавалось волнение старших. Одно только внушало какую-то надежду: если в замок до сих пор не явились люди короля, значит, для отца еще не все кончено. Но страшных вестников ждали со дня на день. Кай, спавший с лица и почерневший, как грозовая туча, только что на стену не лез от ярости и отчаяния.
Когда он уже совсем было решился ехать к королю с тем, чтобы узнать о судьбе отца (поступок не слишком разумный и продиктованный исключительно отчаянием), из столицы вдруг прибыл гонец. Он привел письмо, которое было запечатано королевской печатью с грифоном, но надписано рукою тана Аля. Тан сообщал, что жив и здоров, но обстоятельства вынуждают его оставаться в Стеклянном дворце. Вернуться домой он не может. Он не объяснил, какие именно дела его задерживают, но сам тон письма, одновременно отечески-заботливый и сдержанный, а так же королевская печать убедили Элейну, что отец попал под арест. Король хоть и не заточил его в подземелье, но предпочел не отпускать далеко, чтобы можно было за ним приглядывать. Кай тоже это понял и нахмурился.
- Ну что ж, - сказал он, когда Элейна вернула ему письмо, - все могло быть и хуже. Отец жив и на свободе, а это главное. Когда-нибудь он вернется, не может же король держать его при себе вечно? Да и маги рано или поздно успокоятся.
Элейна согласилась с ним в том, что все могло быть намного хуже. Что до остального, сердце ее чуяло, что скорого возвращения отца ждать не стоит. И все-таки на душе немного полегчало, тревога чуть разжала сомкнутые вокруг сердца когти.
Только вот ночью стало совсем худо.
Маг начал с ней разговаривать.
Он очень переменился, и Элейна не сразу узнала мэтра Лионеля в молодом стройном нобиле. Без бородки (которая придавала ему диковатый вид) и с гладко причесанными волосами он казался моложе, и лицо его притягивало взгляд, хотя красоты в нем не прибавилось. Напротив, теперь, когда вокруг не топорщились взлохмаченные черные волосы, стало особенно заметно, что одна бровь выше другой, нос длинноват, а подбородок слишком мал. И однако, это было интересное лицо, хотя Элейну оно пугало еще сильнее, чем прежде: она видела, что это – лицо фанатика, одержимого. Одежда мага тоже изменилась, вместо храмового балахона на нем было светское платье: тонкая батистовая рубашка, черный дублет и бриджи; правда, он почему-то был бос. Видение было таким отчетливым, что Элейна могла разглядеть черные волоски в распахнутом вороте рубашки.
Мэтр Лионель впервые заговорил с ней, и она оцепенела – если только можно оцепенеть во сне. Дышать стало тяжело. Элейна хотела закричать, чтобы он оставил ее в покое, что она не хочет его слушать, но горло сжалось в болезненном спазме. Она хотела зажать ладонями уши, но руки не повиновались, повиснув плетьми вдоль тела.
Магу, очевидно, слова давались с трудом. Голос его звучал слабо и хрипло, как у тяжелобольного. Он убеждал Элейну отыскать менестреля по имени Арьель и передать ему, чтобы он уничтожил какую-то книгу. Это звучало отнюдь не как просьба, но как приказ. Маг, не отрываясь, глядел Элейне в глаза и своим взглядом удерживал ее взгляд. Ей было безумно страшно, и очень хотелось убежать, но он не отпускал.
Так продолжалось много ночей подряд. С каждым разом оцепенение понемногу отпускало Элейну, власть над телом к ней возвращалась, но это ей не помогло. Когда она хотела зажать уши, маг брал ее за руки и насильно отводил их в стороны. Его прикосновения жгли огнем. Элейна начинала кричать и плакать, но он взглядом заставлял ее умолкнуть. Он смотрел на нее без всякой жалости, и было ясно, что Элейна для него лишь инструмент, который он намерен использовать для достижения своих целей. Ему не было никакого дела до ее мучений и страхов. Но не было в нем и жестокости. Элейне чудилась в нем какая-то отчаянная исступленность, как будто он хватался за нее, как за соломинку, и потому был так настойчив, что видел в ней последнюю свою надежду.
Дошло до того, что Элейна начала опасаться за свой рассудок. Глотая поутру горькие слезы, она размышляла, что выбор у нее небогатый: или она подчинится магу, или сойдет с ума. Нужно было ехать на поиски музыканта. Но что сказать Каю? Он не верит в видения и, разумеется, решит, что сестра лишилась разума вследствие тревоги за отца. Да как ему объяснить, зачем ей нужно отыскать молодого мужчину, которого она совсем не знает? Что он о ней подумает?
Но, несмотря на душевный разброд, Элейна понимала, что нужно взять себя в руки, иначе ничего у нее не выйдет. Она попробовала взглянуть на ситуацию под другим углом, отыскать в ней что-нибудь хорошее. Мэтр Лионель велит ей отыскать музыканта? Что ж, прекрасно! Она ведь и сама хотела того же. А маг даже облегчил ей задачу, указав, с чего нужно начать.
Тут же придумалось и объяснение для Кая. Элейна пришла к нему в слезах и призналась, что очень больна, что ее мучает бессонница и снедает невыносимая душевная тревога (и это было чистой правдой). Лекарь давал ей разные снадобья, но ни одно не помогло (и это тоже было правдой). И поэтому он посоветовал ей поехать в храм Перайны в Гахар и помолиться богине, а заодно попросить помощи у тамошних храмовников, особенно искусных в лекарском деле. Гахар был назван Элейной с умыслом: направляясь туда, ей пришлось бы проехать мимо деревеньки, неподалеку от которой, по словам мага, нужно было начинать поиски Арьеля.
Роль измученной больной Элейне удалась, и у Кая не возникло никаких сомнений в ее искренности. Он не мог не уступить ее слезным мольбам, а слез было много, девушка рыдала так, что, казалось, сердце ее вот-вот разорвется. Выдержки ее хватило только, чтобы подойти к брату с гордо поднятой головой...
Увы, одну ее Кай отпустить не мог. Он выделил ей эскорт из троих рыцарей. Элейна смолчала. Она планировала избавиться от них по дороге, хотя еще не знала как это сделать. Ей и в голову не приходило, что, сбежав от рыцарей, она тем самым подпишет им смертный приговор. Кай просто велит их казнить за то, что не уберегли сестру... Уже много позже она сообразила это, ужаснулась... но делать было уж нечего.
Ускользнуть от эскорта оказалось легче, чем Элейна могла рассчитывать. Она просто ушла ночью из своей спальни в гостинице, где они остановились переночевать. Оба рыцаря, обманутые ее кротким, смиренным и, чего уж там, болезненным видом, спали в соседней комнате и ничего не слышали. В конюшне, конечно, никого не было, но Элейна сама оседлала свою лошадь – этому ее научил отец, - и ускакала.
При первой же возможности она свернула с дороги и отправилась искать деревушку, о которой говорил мэтр Лионель. Ее не очень пугало ни одинокое путешествие, ни колдунья, в доме которой оно должно было завершиться. Мага она боялась гораздо больше.
В следующие два дня Элейна чего только не натерпелась: голод, холод, раскисшие дороги, недобрые люди. В деревушке ей объяснили, как отыскать колдунью Марику. Дело шло к вечеру, Элейна устала, проголодалась и к тому же прекрасно понимала, насколько опасно ночью ехать через лес, но все-таки не осталась переночевать в деревне. Очень ей не понравились взгляды мужчин... Ей казалось, что в деревне с ней может произойти что-то очень, очень плохое, гораздо хуже того, что она может встретить в лесу.
В темноте она, конечно, заблудилась, и сама не понимала, как пережила эту ужасную ночь. Под утро она, едва держась в седле, выбралась наконец на поляну с избушкой – и не поверила своему счастью. Не иначе, ее хранили боги. В эту секунду она поверила, что все ее беды кончились, что за дверью ее встретит музыкант, который ее обязательно послушается и сделает все, о чем его попросят, а тогда черноглазый маг, наконец, перестанет ее мучить...
Но Марика сказала, что Арьель уехал две недели назад, и отчаяние с новой силой навалилось на бедную Элейну. Она поняла, что ничего, ничего не закончилось.

*
Элейна уже почти совсем успокоилась и только время от времени всхлипывала. Марика помогла ей снять шапочку и меховой плащ, и погладила ее по светлым кудрям. Бедная девочка! Сколько же ей пришлось испытать! Она совсем измучена. Марике так хотелось обнять ее и утешить, но Элейна, несмотря ни на что, оставалась аристократкой, и уж конечно, не позволила бы по отношению к себе такой вольности.
- Что же мне теперь делать? – прошептала она, склонив голову.
- Не знаю, милая, - ответила Марика. – Надо подумать.
- Я обязательно должна его найти, - еще тише проговорила Элейна. – Иначе мэтр Лионель мне жизни не даст... Вот только понять бы, почему он выбрал меня?..
Хороший вопрос, подумала Марика. Мне тоже хотелось бы это знать. Почему Нэль не явился во сне самому Арьелю или хотя бы мне? Почему мучает эту девочку, которая боится его, как чумы? И почему, наконец, он не пришел за книгой сам? С каких пор он прибегает к услугам посредников? Неужели нашелся человек, который сумел-таки заточить его в темницу, откуда он не может выбраться?
А самое главное, зачем Нэлю вдруг вздумалось уничтожить книги, которыми он так дорожил?
- Он не говорил, почему книги так важны? – спросила Марика, стараясь собраться с мыслями. Ей все еще нездоровилось, и голова была тяжелая, а мысли путались.
- Нет...
- И не сказал, где он сейчас? Может, хотя бы намекнул как-то?
- Нет... он только повторяет снова и снова, чтобы я отыскала музыканта и передала его просьбу... чтобы уговорила его любыми способами... это я слышала, наверное, сотни раз!
- Он приходит каждую ночь?
- Да, каждый раз, когда я засыпаю, - Элейна приподняла голову, и ее глаза вдруг сверкнули ненавистью, испугавшей Марику. – Я и спать теперь боюсь...
Марика с жалостью погладила ее по руке.
- Но ведь Нэль не сделал тебе ничего плохого. И не сделает, поверь мне. Не нужно его бояться. Он ни за что на свете не причинит тебе зла, - она старалась говорить как можно тверже, чтобы успокоить эту испуганную несчастную девочку, но сама не слишком себе верила. Что такое для Нэля Элейна? Не перешагнет ли он через нее, неистово стремясь к своей загадочной цели? Он одержим и не знает жалости... – Давай-ка ты сейчас приляжешь и отдохнешь, ты ведь очень устала.
Элейна покорно легла около очага, и Марика укутала ее одеялами. Девушка так устала, что забыла все свои страхи. Через несколько минут она уже спала. Марика сидела рядом с ней и видела, что даже во сне ее личико остается по-детски обиженным и несчастным. Видит ли она теперь Нэля? Знает ли он уже о неудаче своего замысла? Марика дорого дала бы, чтобы войти в сны Элейны и самой поговорить с Нэлем. Уж она не позволила бы ему собой командовать! И Нэль, надо думать, не посмел бы с ней так небрежно обращаться. Но увы, входить в чужие сны умели только ментальные маги.
Чем же помочь Элейне? Если бы хоть знать, в какую сторону направился Арьель. Но он, конечно, не сказал, куда идет. Потому что и сам не знал. Ему-то было совершенно безразлично, куда идти, лишь бы на месте не сидеть.
Марика могла бы попробовать поискать его с помощью магического зеркала. Но если картинка покажет дорогу или изгородь, что это даст? Разговаривать через зеркало было, увы, нельзя. Марике не достало бы силы на такое сложное заклинание, да и Арьель не знал бы, как ей ответить. Он слишком многого не умел.
И все-таки что-то нужно делать. Нэль не отступится от девушки, не в его это характере. И если, в самом деле, она его последняя надежда... Наверное, он попал в серьезную переделку, из которой не надеется выбраться самостоятельно.
Больная голова Марики, охваченная жаром, разболелась от напряженных размышлений. Мысли совершенно спутались. Нужно было отдохнуть. Марика с трудом поднялась, чтобы приготовить себе лечебный отвар. Неудержимо клонило в сон. Выпив лекарство, она забралась в постель и укрылась одеялами. Хотелось надеяться, что после сна ей станет лучше, и она сумеет что-нибудь придумать.

*
Черную книгу Терций хранил в своем кабинете, в личной библиотеке, среди других томов. Это было безопасно, поскольку никто, кроме него, не имел сюда доступа. В храмовую библиотеку он относить ее не спешил. Братьям она была ни к чему, а Терция очень интересовало ее содержание.
Вечерами он корпел над ней, но дело продвигалось очень туго. Он разбирал язык магов, хотя и не имел дара магии, но его знаний было явно недостаточно. Отдельные слова и даже абзацы оставались непонятыми, и из-за этого терялся общий смысл. Знание магов не давалось непосвященным. Особенно – высокое знание.
Терций с горечью думал о молодом маге, который сумел проникнуть в тайны черной книги. Лионель покинул храм в Самайн и, вероятно, погиб. Да, Терций был уверен, что юноша погиб, иначе он непременно вернулся бы за книгой, ведь она нелегко досталась ему, и еще тяжелее дались ему знания. Терцию было горько думать, что он своими словами подтолкнул Лионеля к гибели.
Как жаль, что он не попросил мага помочь ему в чтении черной книги! Теперь ему казалось, что Лионель отозвался бы на просьбу с радостью. Ведь юноша сам говорил, что хочет научить людей магии. Надо же с чего-то начинать.
Терций потратил много времени на изучение черного тома, но так и не сдвинулся с места. Зато в нем росло предчувствие грядущих перемен, пока еще неотчетливое. Он почти не поднимался на поверхность, но ему начинало казаться, будто мир замер и чего-то ждет, хотя и не было никаких знамений. Может быть, маг вовсе не погиб, а попал в Божественный Дом? И теперь там идет война, об исходе которой людят суждено узнать в самое короткое время...
Он вдруг понял, что его предчувствия оправдываются, когда явился один из братьев с сообщением: южанин вернулся. Этот человек, Китаро, был для Терция загадкой. Именно он привел в храм мага, который был явно одержим, однако же не знал, куда идти. А Китаро знал, хотя до Безымянного ему не было никакого дела. Тайны магии его тоже не занимали, он был собачьи предан Лионелю – но и только. Первым он ни с кем не заговаривал, все время проводил, шатаясь по подземному храму и наземным его окрестностям. Китаро удивительно быстро разобрался в запутанной планировке святилища и не нуждался в проводниках. Терций решил, что пусть себе бродит, где хочет. Китаро не сделал бы ничего, что могло бы причинить вред магу. А значит, пока маг оставался в храме, храм был в безопасности.
Но Китаро пропал незадолго до Лионеля, и увидеть его снова Терций не чаял. А потому удивился. Что Китаро понадобилось опять в храме, если только он не разыскивает мага? Терцию очень хотелось узнать это, и он велел проводить южанина в кабинет.
- Приветствую тебя в святилище Бога Спящего, - сказал он, когда Китаро вошел.
- Мир тебе и твоему богу, - отозвался южанин со своим ужасающим акцентом. Он говорил ровно, и глаза его ничего не выражали, но Терций вдруг понял, что пришел он не с миром. Его пробрал озноб.
- Меня прислал Нэль, - продолжал Китаро. – Он велел забрать у тебя книгу.
- Нэль? – настороженно переспросил Терций. – А почему он не пришел сам?
- Он говорил со мной с высоты Холма Богов. Он еще не может вернуться к людям. Еще рано.
- С Холма Богов? И как же он говорил с тобой оттуда?
Китаро, не поведя и бровью, коснулся сложенными вместе указательным и средним пальцами середины лба.
- Вижу его вот здесь. И слышу его. Он приходит и говорит со мной.
Прекрасно, подумал Терций, варвара посещают видения. И голоса он тоже слышит. Может, это только его воображение? Сколько случаев известно, когда видения оказываются обычными галлюцинациями!..
Мог ли маг в самом деле разговаривать с Китаро, да еще и с вершины Холма Богов? Кто же знает...
- А зачем тебе книга, Китаро? Что ты будешь с ней делать?
- Этой книги не должно быть на земле.
- Это тебе Нэль так сказал? Ей нет цены, и он это знает лучше всех!
- Он велел, и я выполню приказ.
- Он не мог приказать такого! – Терций резко поднялся с места. Похоже, у этого южанина нет мозгов, одна только собачья преданность. – Я не отдам тебе книгу, слышишь, Китаро? Не позволю ее уничтожить.
- Все равно я ее получу.
Он больше ничего не добавил; интонации его голоса и выражение глаз ничуть не изменились, но Терций сразу понял, что скрывается за этой короткой фразой. Меч за спиной Китаро говорил сам за себя, и говорил красноречиво. Но даже будь он без оружия, он не стал бы менее опасным. Терций оценивающе оглядел его высокую, крепкую фигуру, задержав взгляд на его руках, загорелых и мускулистых. Одного его кулачного удара будет, пожалуй, достаточно, чтобы уложить человека насмерть, проломить голову и выбить дух вон.
- Если ты убьешь меня, Китаро, - тихо, но значительно проговорил Терций, - тебе отсюда никогда не выйти. Тебя не выпустят.
Наконец, хоть какое-то выражение показалось на бесстрастном лице южанина. Но Терция это вовсе не порадовало. Китаро улыбнулся, и от его улыбки кровь стыла в жилах.
- Мне и не нужно отсюда выходить, - ответил он так же тихо.

Сдержанности Терция хватило ненадолго. Не раз ему приходилось видеть, как жгут книги, и он полагал, что сможет пережить и этот день тоже. Одной книгой больше, одной меньше... Но беда-то в том, что эта книга была не просто стопкой исписанных страниц, схваченных жестким окладом. Она была единственной в своем роде, она была - реликвией, она была – святыней. В ней жила мысль, пронизавшая тысячелетия…
Вначале Терций молча наблюдал за Китаро. Его охватила странная слабость. Китаро покрутил черные книгу в руках, полистал ее, словно хотел удостовериться, что она это – та самая. Меж тем, он едва ли умел читать. Лицо Китари приняло сосредоточенное выражение, словно он постигал смысл, заключенный в убористых строках. Загрубевшие пальцы нежно гладили оклад, словно касались лица любимой девушки. Терций был буквально заворожен таким преображением южанина. И вдруг Китаро перевернул книгу, схватил ее за корешок и поднес к горящей свече. Страницы доверчиво раскрылись навстречу пламени, края их начали чернеть и скручиваться. Терций не выдержал и метнулся вперед, пытаясь выбить книгу из рук Китаро. Но тот отпрянул с куньей ловкостью, руку с книгой отвел в сторону, а вторую, свободную, выбросил навстречу Терцию. Удар пришелся точно в переносицу, и настоятель храма Бога Спящего, не издав ни звука, рухнул на пол.

Китаро быстро понял, что книги горят плохо. Он сел в кресло, где еще недавно сидел Терций, блаженно вытянул ноги и принялся рвать из черного тома листы, бросая их на пол. Горка желтоватой бумаги росла на глазах, и все же в книге оставалось еще довольно листов. Китаро сначала рвал их по одному, потом по два, три. Когда в руках остался только черный, обитый металлом оклад, Китаро отбросил его в сторону и взял со стола свечу. Медленно, чтобы не загасить робкий огонек, он поднес ее к горке бумаги. Листы загорались неохотно, нужно было их ворошить. Предмет, сгодившийся бы на роль кочерги, было нелегко сыскать в скудно обставленном кабинете. Использовать же в подобных целях меч Китаро счел кощунством. Наконец, под руку попался тонкий и легкий жезл, украшенный изображением мужской головы с закрытыми глазами. Вероятно, у этого жезла было какое-то ритуальное значение. В данный момент, впрочем, это было неважно.
Когда бумага прогорела, Китаро последний раз переворошил пепел, чтобы убедиться, что ни единого клочка не уцелело. Все сгорело дотла, приказ был выполнен в точности. Китаро поднялся, пересек комнату и остановился настоятелем храма, который навзнич лежал на полу. Китаро опустился рядом на колени и приложил ухо к его груди. Терций не дышал, и ударов сердца тоже не было слышно. На лице его застыло выражение крайнего отчаяния. Китаро медленно покачал головой. Жаль, что так получилось. Он не должен был никого убивать…
- Я сделал, как ты сказал, - тихо проговорил Китаро, подняв глаза к низкому темному потолку. – Теперь я могу прийти к тебе?
На несколько минут он замер, прислушиваясь; лицо его было неподвижной бронзовой маской с отверстиями вместо глаз. Тишина отдавалась звоном в ушах. Не поднимаясь с колен, он потянулся к мечу, вынул его из ножен и положил на колени. Все его движения были неспешными, неторопливыми и выверенными, словно он проделывал их уже множество раз. Еще немного посидел, вперив взгляд в блестящую полосу клинка. Торопиться было некуда, время на холме богов течет не так, как в мире людей. Там свои законы.
Клинок был слишком длинным, и Китаро размотал тканый пояс-кушак, который охватывал несколько раз его талию. Один его конец обернул вокруг клинка, отступив приблизительно на ладонь от рукояти, а второй – оставил висеть свободно. Обеими руками Китаро взялся за импровизированную рукоять из кушака, и, нацелив острие меча себе под грудину, снова медленно, будто во сне, поднял глаза к потолку…

*
- Поздравляю, Лионель! - с удовольствием проговорил Безымянный. Его огромные золотые глаза вспыхивали едва сдерживаемым нетерпением. – Один твой посланник справился с заданием. Надеюсь, что и у второго тоже все получится.
Нэль не успел ничего ответить, мелодичный голос Безымянного, словно нож, вошел в него чуть ниже грудины и взялся прокладывать себе путь вверх, ровно и страшно продираясь сквозь мускулы и кости. Боль была невыносимой. Оглушенный ею, Нэль припал к полу и зашелся в кашле. Гладкие камни под ним окрасились кровью. То была не иллюзия, соленый вкус крови Нэль ощутил и во рту.
Он все понял через секунду. И не голос его вовсе пронзил, и не свою боль он чувствовал.
- Почему?.. – прохрипел он, корчась на полу.
- Полагаю, дело в людских верованиях, - отозвался Безымянный, который не двинулся с места, чтобы помочь ему. – Твой посланник верил, что после смерти взойдет на Холм Богов, где его встретят Борон и Рондра. И он, вероятно, ждал, что ты будешь с ними рядом. Никто не объяснил ему, насколько глубоко он заблуждается. Ни одна душа умершего никогда не была на Холме. Таков закон этого мира… Дыши глубже, Лионель. Боль скоро пройдет. И, знаешь, ты меня снова удивил. Ты уверял, что не владеешь ментальной магией, но сумел установить с этим человеком такую крепкую связь, что разделил с ним смерть.
Нэль хотел ответить, но ему помешала боль, слившаяся воедино с ненавистью и – удивительным образом – с магической энергией. Нэль открылся для магии, поток силы хлынул к Безымянному, сметая все на своем пути. Золотоглазый встретился с ним взглядом, засмеялся и махнул рукой. Но смех его вдруг осекся, а рука замерла в воздухе, как будто натолкнулась на невидимое препятствие. В золотых глазах мелькнула тень сомнения, и Безямынный вдруг вскинул раскрытые ладони в извечном примирительном жесте:
- Остановись! – его лицо напряглось, когда он пытался удержать магию ненависти. – Прошу тебя, остановись! В том, что случилось, моей вины нет! Твой посланник убил себя по собственной воле. Это был его выбор!
Нэль все еще не мог говорить – от злости намертво свело челюсти. Может, это и был выбор Китаро, хотел бы ответить он. Но ведь это из-за меня он оказался в ситуации, когда пришлось такой выбор сделать. Моя воля вела его. Мои указания. А я действовал под давлением твоей воли, Безымянный.
- Хватит! – прервал поток его мыслей собеседник. – Что с тобой, маг? Ищешь виноватого? Хочешь на кого-нибудь свалить ответственность?
И впрямь… Нэль опомнился и перевел дыхание. Вины Безымянного в смерти Китаро нет.
Нэль приподнялся. Ему было очень худо. Мышцы тела окаменели от напряжения, на лбу выступил пот, а ведь между ним и Китаро не было полноценной ментальной связи! Чтобы поговорить с ним, Нэль каждый раз должен был входить в состояние магического транса, вместо того, чтобы наладить прямой ментальный контакт… Будь Нэль настоящим ментальным магом, досталось бы ему, без сомнения, еще крепче.
Со стоном он выпрямился. Боль отступала, и даже кровь на полу бледнела, становилась прозрачной и испарялась с поля, как вода со сковороды. С трудом верилось, что минуту назад Нэль харкал кровью, в то время как острый клинок вспарывал его живот и грудь.
- Мне, правда, жаль, что так вышло, - сказал Безымянный, медленно опуская руки. – Подобного исхода я не ожидал. Не хочу тебя ни в чем обвинять, но почему ты не рассказал своему посланнику правду о богах? Если б он знал ее, то не поступил бы так опрометчиво.
- Опрометчиво… - повторил Нэль, пробуя слово на вкус, и скривился. – Да, опрометчиво… пожалуй, что так…
- Поговори со своим вторым посланником, - продолжил Безымянный, - пока не поздно. Чтобы он не вознамерился соединиться с тобой тем же способом…
С минуту Нэль смотрел на него пустыми глазами, а потом вдруг расхохотался. Элейна захочет соединиться с ним?! Вот уж насмешил, так насмешил. Если вдруг она и убьет себя, то, как раз, наоборот, чтобы никогда его больше не видеть.
- Что с тобой? – удивился Безымянный.
- Ничего… так… - отозвался Нэль, пытаясь взять себя в руки и давясь смехом, который грозился вот-вот обернуться слезами. Ох, Элейна… Он хотел бы никогда в жизни с ней больше не встречаться, но - какая ирония! – вышло так, что он не сумел дотянуться ни до Арьеля, ни до Марики, и его мыслям откликалась только Элейна. Только она могла отыскать Арьеля и рассказать ему о черной книге. И это-то было хуже всего.

Глава 5

Издавна между королями Медеи и семейством Алей существовали тесные связи – с некоторой натяжкой их даже можно было бы назвать дружескими. Так повелось с тех пор, когда предок тана Альбрехта Аля, тан Оге Аль, молодой и бесшабашный, обретался при королевском дворе в качестве близкого друга принца Дэмьена и принцессы Ванды.
Теперешний король Уиллард и благородный тан Альбрехт росли вместе, и это обстоятельство вносило некоторую нотку фамильярности в отношения сюзерена и вассала. В разговоре с королем (особенно приватном) тан мог многое себе позволить, не опасаясь оказаться в застенках или на плахе. И у него хватило дерзости сказать королю "нет", когда тот объявил, что тан должен сопровождать его в поездке в Кейпир. В Кейпире намечалось строительство нового храма Прайоса, и храмовники желали получить королевское благословение.
- С какой поры ты благословляешь постройку храмов? – огрызнулся на это тан. Накануне он получил очень тревожное письмо из дома, и теперь размышлял, как заговорить с королем о том, что волновало его больше всего.
Король прищурил на него бутылочно-зеленые глаза. Не считает ли господин тан, что он должен был послать храмовников к Безымянному? Нет уж, если храмовники обращаются к нему с подобными просьбами, значит, у него имеется кое-какое влияние в их среде. И он не намерен им пренебрегать… особенно, в сложившейся непростой ситуации.
- Видно, последние времена настали, если король вынужден заручаться поддежкой храмов, - сказал тан.
Однако, ведь господин тан сам рассорил короля с магами?
- Если бы не я, они отыскали бы другую причину для ссоры, - возразил тан. – Открой глаза, они хотят получить всю возможную власть, и я – всего лишь повод.
Король потерял терпение, грохнул кулаком по столу и сказал, что никаких разговоров он слушать не желает, тан едет с ним Кейпир, и точка.
- Нет, - едва сдерживая дрожь, сквозь зубы сказал тан. – Я еду в Тальеру.
Но король его не отпускал!
- Так отпусти, - сказал тан. – Нет, Уиллард, скажи: ты что, всерьез ожидаешь от меня подвоха? Веришь в то, что напели тебе длиннорясые? Воля, конечно, твоя… Но в Кейпир я не поеду, если только ты не потащишь меня в цепях. Понимаешь ли, вчера я получил письмо от Кая. Элейна пропала. Уехала из замка под тем предлогом, будто хочет посетить храм Перайны, а по дороге сбежала от охранников. Не знаю, что и думать… Она всегда была такая разумная девица.
Король смотрел на него пристально, с непонятным выражением в глазах. А что, если он в самом деле прикажет заковать ослушника в цепи и силой препроводить в Кейпир?
- Воля твоя, о мой король, - повторил тан, поклонившись.
Он вовсе не ожидал, что король так просто его отпустит. И очень удивился, когда Уиллард, прошипев сквозь зубы что-то неприличное, велел ему убираться в Тальеру – но прежде покляться, что по завершении семейного дела он незамедлительно вернется в столицу. Тан охотно поклялся и быстро, пока король не передумал, выскочил из кабинета. Все необходимые вещи были уже собраны, осталось только распорядиться оседлать коня.
Он не мог разобраться, чего в его душе больше – тревоги или гнева. Ему было очень страшно за дочь, которая унеслась куда-то в одиночестве по дорогам королевства. Она так юна, так неопытна, так красива, наконец – мало ли что может с ней случиться! Но с естественным страхом боролся не менее естественный отцовский гнев. Как только Элейна посмела уехать, не спросив его разрешения хотя бы письмом? Разве она не понимает, что своим поступкам дает пищу всяческим пересудам? Уж наверное, вся Тальера гудит о том, что дочка тана сбежала с каким-нибудь молодчиком.
Едва ли, впрочем, в этом деле был действительно замешан мужчина. У Элейны, вероятно, имелись какие-то очень веские причины для побега. И тан очень надеялся, что Кай все ему объяснит.
Но Кай и сам был потрясен и подавлен случившимся. Хозяйственные дела отнимали у него все время и силы, и ему было некогда приглядываться к сестре и копаться в ее чувствах и настроениях. Он и не заподозрил никаких тайных мотивов, когда Элейна пришла с просьбой отпустить ее в путешествие. Кай отпустил ее, и побег сестры лег еще одним непосильным грузом на его плечи. Когда рыцари, которым поручено было сопровождать Элейну, вернулись в замок одни, без девушки, готовые принять любое наказание, Кая объял ужас. Он допросил людей, но они не могли сообщить ничего, что пролило бы свет на странное поведение Элейны. Девушка была такая тихая и кроткая, настоящая голубка, и вдруг исчезла с постоялого двора посреди ночи. Возможность похищения рыцари исключали – если бы к Элейне явился похититель, она несомненно подняла бы шум, но все было тихо. Каю пришлось посадить их под замок до возвращния отца, которому он тут же написал. Не надеясь, впрочем, что он прибудет в скором времени.
Выслушав сына, тан потрепал его по волосам и отправился в подземелье, чтобы побеседовать с рыцарями, которым поручено было беречь Элейну как зеницу ока.
Это были сыновья не слишком знатных нобилей. Они всегда служили тану верой и правдой и ожидали к себе соответственного отношения, а потому поступок Элейны восприняли едва ли не как предательство и личное оскорбление. Впрочем, своей вины они не отрицали, хотя они и подумать не могли, что девушка задумала побег. Когда тан, с трудом сдерживаясь, спросил, почему никто из них не остался сторожить комнату Элейны, все трое повесили головы, даже не пытаясь оправдаться.
- Сгною в подвале, - ледяным голосом пообещал тан и спросил: - Где это произошло?
Трудно было понять, что на самом деле понадобилось Элейне в окрестностях Гахара. Тан опросил всех служанок: не известно ли кому о тайной любовной связи девушки с каким-нибудь ловким молодцом? Служанки ничего не знали, да тан и сам понимал, что след этот – ложный. В замке часто бывали мужчины, молодые и старые, храмовники и светские, но Элейна ни к одному из них не проявляла интереса. Не могла же она так искусно притворяться? Притворство было не в ее характере.
Тан попробовал зайти с другой стороны и припомнить, не живут ли рядом с Гахаром какие-нибудь подружки Элейны. Увы, он даже не знал, если у нее вообще подруги. Неподалеку от Гахара жили несколько семейств, с которыми тан водил знакомство, но вряд ли Элейна стала искать встречи с кем-нибудь из их числа.
Перебирая в памяти знакомых, тан не мог отделаться от ощущения, будто упускает что-то очень важное. О ком-то он забыл… Он заперся в кабинете и ломал голову до самого вечера, пока, наконец, ему не вспомнилась Марика. Марика, избушка которой стояла в лесу неподалеку как раз от той самой деревни, откуда сбежала Элейна. Но ведь девчонка ничего не знала о ведунье! одернул себя тан. Я даже никогда не упоминал при дочери имени Марики. Какая может быть между ними связь?
Ответ пришел пугающе быстро. Между Марикой и Элейной никакой связи не было, но зато была связь между Марикой и Нэлем. А Элейна, - это тан помнил очень хорошо, - говорила о молодом маге странные вещи. Он произвел на нее очень сильное впечатление. Могла ли Элейна убежать к Марике, имея в виду отыскать мага? Едва ли. Но все же тан решил не исключать из рассмотрения такую возможность.
И еще одна тревожная мысль пришла на ум благородному тану Алю. Марика была связана еще и с Арьелем. Музыкант же казался человеком, питающим слабость к прекрасному полу. На красавицу Элейну он смотрел с откровенным восхищением… но, правда и то, что он держался с ней весьма почтительно – еще бы он, бродячий музыкант, позволил себе какую-нибудь дерзость по отношению к благородной девице! Но Арьель и сам был весьма хорош собой. Не приходилось сомневаться, что многие женщины дарили его своей благосклонностью. Как знать, не влюбилась ли в него Элейна? Молодым девушкам нравятся такие красавчики, а у этого еще к тому же и язык славно подвешен, и голос сладок… Мог он склонить благоразумную Элейну к побегу?
У тана голова закружилась, когда он подумал об этом. Сцепив зубы, он расхаживал по кабинету и размышлял: если музыкант, в самом деле, соблазнил девчонку, то гнить ему в подземелье до конца своих дней. Тан готов был забыть обо всей той симпатии, которую он к Арьелью испытывал.
Он решил, что наутро отправится прямо к Марике и узнает все наверняка. Эта мысль принесла ему некоторое успокоение.
Кай попросился было с отцом – он чувствовал себя более всех виноватым в несчастье, и потому тоже хотел непременно ехать на поиски сестры.
- Нет, - возразил тан. – Ты останешься. Здесь ты нужнее. Кто-то же должен заниматься делами.

*
Тан вошел в избушку, не спросив разрешения, без стука. Две женщины сидели за столом, склонившись над рукодельем. Видимо, в ту минуту у него было очень нехорогее лицо, потому что они вдруг отпрянули.
- Так! – хмуро сказал он, глядя попеременно то на Марику, то на Элейну. – Все-таки ты здесь. Я не ошибся.
- Отец! – Элейна вскочила и бросилась к отцу. Она хотела обнять его, но он отстранился и взял девушку за плечи. – Я… как ты меня нашел?
- Ты еще осмеливаешься задавать вопросы? Ах ты, негодница! Нет, это я буду тебя спрашивать, но не сейчас и не здесь. Сейчас мы поедем домой, и вот дома ты все объяснишь. И молись богам, чтобы твоим объяснения показались мне убедительными.
Элейна тихонько вздрогнула и опустила голову. Вся она поникла, как увядший цветок. Марика тяжело встала и, кутаясь в свою извечную меховую накидку, подошла к гостю. Тронула его за руку.
- Ваша дочь не сделала ничего плохого, господин тан, - проговорила она больным, охрипшим голосом. – Ее помыслы чисты. Поверьте мне.
- Предоставьте мне самому разбираться с дочерью, сударыня, - сквозь зубы отозвался тан. – И, между прочим, к вам у меня тоже имеются вопросы.
- Так спрашивайте.
- Не здесь. Вы тоже поедете со мной в замок, там и поговорим.
- Никуда я не поеду! – возмутилась Марика.
Тан начал терять терпение.
- Послушайте, сударыня. У вас есть выбор: или едете со мной по доброй воле, или я привяжу вас к седлу, как поклажу. Вы вроде бы мудрая женщина, должны понимать, что для вас лучше.
Марика молча заглянула ему в глаза, и он вдруг потерял дар речи. Гнев его вдруг остыл. За те несколько секунд, пока Марика смотрела на него, он прочел в ее взгляде многое. Очень многое. Жаль только, что сразу же все забыл, как только ведунья отвернулась. Осталось только ощущение какого-то странного, глубинного, хотя и очень слабого родства ведуньи и Нэля. Родства на уровне разумов… и взглядов.
- Что с вами стряслось, господин тан? Вы как будто не в себе.
Тан тряхнул головой, сбрасывая мистическое оцепенение.
- Довольно уже болтовни. Только один вопрос, прежде чем мы поедем. Скажите – и прошу не лгать! – где сейчас ваш знакомец Арьель?
Элейна, услышав это имя, вздрогнула, и тан заскрежетал зубами. Неужели правда?! Марика, однако, ничуть не изменилась в лице. Покачала головой:
- Этого я не знаю. Он ушел две недели назад.
- Ладно, поверим… А что насчет нашего общего знакомого Лионеля из Аркары?
- Не знаю, в мире живых ли он теперь, - вздохнула Марика с искренней печалью. – В последний раз я видела его после Самайна, и с тех пор не получала уж никаких весточек. Боюсь, он погиб.
- Как же, погиб… Он переживет всех нас, - хмуро сказал тан. – Ну хорошо же, сударыни, пошевеливайтесь. Лошади ждут.
- Можно мне взять кое-какие вещи? – очень спокойно спросила Марика.
- Только поживее.

*
Элейне запретили покидать ее апартаменты. Все двери по приказанию тана заперли на ключ, а у тех единственных, которые остались открытыми, стояла стража. Внутрь допускались только две служанки, чью честность и преданность тан не ставил под сомнение. Они приносили Элейне еду, помогали ей одеваться и раздеваться, и сидели с ней, пока она рукодельничала – чтобы она совсем уж не погибла от тоски.
Марика получила в свое распоряжение несколько комнат, достойных самой королевы. Они были роскошно убраны и обставлены, но ее это не радовало. Она не знала, чем заняться в замке, и могла только прогуливаться по коридорам и внутренному садику, благо ей никто не запрещал выходить из комнат.
Несколько дней тан вовсе не заходил к дочери, пытаясь справиться с гневом. Он хотел поговорить с ней спокойно, и пока избегал с ней встречаться, только приказал служанкам сообщать ему обо всем, что она говорит и делает. С утра до вечера он просиживал в кабинете с Каем, разбирая дела: юноша по неотпытности допустил несколько ошибок, и требовалось срочное вмешательство опытного управителя. Служанки исправно приносили хозяину известия об Элейне. Она тосковала, плохо ела и часто плакала. Тан был озадачен. Элейна даже в детстве отличалась исключительной сдержанностью в проявлении чувств. О чем – или о ком – она могла плакать? Уж не о музыканте ли?
Успокоившись и остынув, тан, наконец, отправился в комнату дочери. Элейна встретила его в нарядном платье, с убранными волосами. Она хоть и вынуждена была сидеть взаперти, но все же неизменно следила за собой. Выглядела бы она безукоризненно, если бы не покрасневшие от слез глаза и чуть-чуть припухший нос. Вероятно, недавно она опять плакала.
Элейна встала с низкой скамеечки у окна, чтобы приветствовать отца, но сразу вернулась на место и снова принялась за вышивание. Тан подвинул к ней резной стул и сел.
- Отложи работу, и поговорим, - велел он. Элейна повиновалась и подняла на него печальный взгляд. – Скажи мне, дочь: кого ты искала в доме Марики?
- Я искала человека по имени Арьель, - просто ответила Элейна, и кровь в жилах тана снова вскипела. – Вы знаете его, отец, он бывал у вас по делам.
- Так значит, все-таки этот негодник… - проскрежетал тан. – Что между вами было? Отвечай и не смей лгать!
- Между нами ничего не было, отец. Это правда.
- Зачем же ты его искала?
- Позвольте, я объясню вам! Право, не знаю, как начать… Помните ли: в ту ночь, это была ночь Самайна, у нас появился этот черный маг? Я еще тогда сказала вам, что он испугал меня…
- Постой-ка. Ты говоришь про Нэля, не так ли? Почему ты назвала его "черным магом"?..
Элейна вдруг густо покраснела, весьма удивив этим тана.
- Я… я не знаю. Просто вырвалось. Для меня он черен, как ночь – наверное, поэтому я так и сказала. С той поры я видела его лишь однажды при свете дня, но, тем не менее, каждую ночь он является ко мне в видениях…
- …Что?! – взъярился тан, вскакивая.
Несколько минут Элейна объясняла, какие видения она имеет в виду, но спокойнее тану не стало. Видения, что ни говори, просто так не являются. Одно из двух – либо дерзкий маг осмелился потревожить покой Элейны, преследуя какие-то свои – едва ли хорошие – цели; либо Элейна слишком много думала о нем, что и повлияло на ее сны. Впрочем, девушка утверждала, что это были не сны, а именно видения, слишком они были реальными и… плотными. Тан потребовал новых объяснений. И незамедлительно получил их. Увы, объяснения Элейны, путанные и сбивчивые, показались ему слишком фантастическими, чтобы быть правдой. С чего Нэлю вздумалось обратиться к ней за помощью? Совпадение ли, что книга оказалась именно у Арьеля? Да и уверена ли сама Элейна, что все эти мистические разговоры с магом – не плод ее воображения? Нет, Элейна не была уверена. Она только плакала и утверждала, что не могла больше выносить этих кошмаров, и только поэтому решилась на побег.
- Ну и что же, прошли эти кошмары?
- Нет, но мэтр Лионель, как будто, стал не так настойчив. Отец, мне кажется, его что-то гнетет, печаль или тоска, и это лишает его сил и уверенности в себе. Мне даже показалось… показалось, что он жалеет меня…
- Вздор, - проворчал тан. – Нэль никого не жалеет. Он вообще не знает, что это такое…
В целом, история Элейны показалась ему не очень убедительной, и он, подумав, пошел за советом к Марике. В пути он не позволял дочери и ведунье разговаривать, чтобы они не придумали какую-нибудь совместную хитрость, которая помогла бы им обвести его вокруг пальца и избежать справедливой расправы. Теперь это казалось ему величайшей глупостью; но он по-прежнему не знал, что думать. В любом случае, лучше выслушать две версии, чем одну.
Марику он нашел в маленьком садике. Она сидела на скамье у стены, там, где было не так ветрено, и разглядывала по-весеннему голые деревья. Тан молча присел рядом.
- Трудные времена, - сказала Марика, не глядя на него. – Трудные и для людей, и для богов.
- Что вы хотите сказать?
- Глупо было думать, что Нэль погиб. Он жив… но он вне пределов нашего мира.
- Я не понимаю, - раздраженно сказал тан.
- Я и сама не совсем понимаю.
Они замолчали. Тан вдыхал сырой мартовский воздух, наполненный запахом тающего снега, смотрел на мокрые черные садовые деревья и думал, что и впрямь трудные времена настали. Во всяком случае, в его жизни уж точно. С тех пор, как он встретил Нэля, все пошло вкривь и вскось. Молодой человек обладал потрясающим даром привлекать к себе людей и создавать им неприятности.
- Расскажите, как Элейна оказалась у вас, - наконец, он нарушил молчание.
- Постучалась ко мне в дверь однажды утром, - спокойно ответила Марика. – Поверьте, господин тан, я знаю не больше вашего. Она была в совершенном отчаянии и очень хотела увидеть Арьеля. Потом она поведала мне, что Арьеля ей приказал отыскать Нэль.
- И вы этому верите? Этой выдумке про Нэля?
- Верю. Это не выдумка.
- Не понимаю, - сказал тан сквозь зубы. – Не понимаю, почему Нэлю понадобилась именно моя дочь. Они и двух слов не сказали. И вдруг он начинает преследовать ее во снах и чего-то от нее требует! Почему он не обратился напрямую к музыканту?!
Марика пожала плечами.
- Ко мне он, например, тоже не обратился, хотя и знал, что мне легче будет отыскать Арьеля. Мне неизвестно, почему он поступает так или этак. В конечном счете, я слишком мало о нем знаю… Быть может, между ним и Элейной есть некая связь, которая и позволяет им разговаривать во снах.
- Какая еще связь? О чем вы говорите? Какая может быть связь между моей дочерью и этим бродягой?
Марика бросила в него сердитый взгляд.
- Спросите у него – не у меня. Мне-то откуда знать?
- С удовольствием бы спросил у него, да только где его найти? Ах, попадись он мне только, я бы из него всю душу вытряс… - тан спохватился и замолчал, еще около минуты понадобилось ему, чтобы взять себя в руки. – Послушайте, Марика, я всегда хорошо относился к Нэлю, вы знаете. Но то, что происходит сейчас – это не лезет ни в какие ворота. Кто дал ему право вламываться в жизнь моей семьи?
- Может быть, - тихо проговорила Марика, - сейчас он просто пытается спасти свою жизнь и свою веру?..
Они снова замолчали. Марика сидела с высоко поднятой головой и смотрела куда-то поверх крон деревьев, весь вид ее выражал напряженное ожидание. Как будто в саду должен был вот-вот кто-то появиться. Потом она заговорила, и каждое ее слово падало на землю подобно промерзшему комку земли:
- Теперь, когда вы узнали все, что хотели, отпустите меня обратно. Мне здесь тяжело. Моя жизнь – лес; деревья, а не камни…
- Нет, - возразил тан. – Я хочу отыскать Арьеля – не для Нэля и не для его каких-то его туманных целей, а ради своего спокойствия и спокойствия Элейны. И я хочу, чтобы вы, сударыня, были здесь, когда его доставят в замок...
- Тогда позвольте мне видеться с Элейной, господин тан. Ей сейчас очень тяжело, а я, может, смогла бы ей помочь.
Тан подумал и согласно кивнул.
- Хорошо. Будь по-вашему. Можете навещать мою дочь, но запомните: я не желаю, чтобы она покидала свои апартаменты. Ясно? Ни шагу за порог! Все разговоры только в ее комнатах.
Бедняжка Элейна искренне обрадовалась, узнав, что Марике разрешено приходить к ней. Раньше, пока отец и братья занимались своими мужскими делми, она хлопотала по хозяйству, и время пролетало незаметно. Оказавшись пленницей в своих комнатах, она не знала, чем занять себя. Кроме того, ее изводили тоска и неудовлетворенное желание поделиться этой тоской с кем-нибудь. Ей не хватало задушевной подруги. Конечно, Марика на эту роль тоже не очень годилась, но с ведуньей хотя бы можно было поговорить о том, что мучает. Марика была необразованной, грубоватой женщиной, не склонной к сантиментам, но Элейне нравилось ее лицо, ее голос, манера говорить и двигаться. Элейна прожила в ее избушке два дня, и за это время не раз удивлялась мудрости слов и суждений неграмотной деревенской ведуньи.
Элейна приветливо встретила Марику и тут же усадила ее рядом с собой.
- Есть ли какие-нибудь новости? – спросила она с жадностью.
- Твой отец решил отыскать Арьеля и доставить ее в замок, - ответила Марика. – Он, кажется, тебе не поверил. И думает, что между тобой и Арьелем что-то есть.
- Ох, да нет же! – Элейна всплеснула руками, едва не расплакавшись от досады. – Как же он не понимает?..
- Но Арьель красив, - осторожно сказала Марика. – Чего странного, если бы он тебе приглянулся…
- Он же простолюдин, - удивилась Элейна. – Как я могла убежать с бродягой?
- Ладно, ладно, мне можешь об этом не говорить, - отмахнулась Марика. – Мне неинтересно, какие у вас Арьелем друг к другу чувства. А вот та ниточка, которую протянул между вами Нэль…
- Ох, Марика! – перебила Элейна. – Пожалуйста, прошу тебя: когда будешь говорить с отцом, убеди его позволить мне увидеться с Арьелем. Я должна, обязательно должна с ним встретиться. Иначе мэтр Лионель меня не отпустит.
Марика погладила ее по руке.
- Может, лучше мне с ним встретиться? Я передала бы ему просьбу Нэля. Тебе вовсе необязательно самой говорить с ним. Между прочим, хорошо, если бы Нэль тоже понял это. Попробуй ему это объяснить.
- Нет… - Элейна помотала головой. – Нет… я хочу сама с ним поговорить. Так надо…
На следующий день после разговора с ведуньей тан разослал во все концы королевства своих доверенных людей с наказом: найти – хотя бы из-под земли достать – и доставить в тальерский замок странствующего менестреля по имени Арьель, тридцати трех лет, медейца, светловолосого и сероглазого, телосложения скорее худощавого. Привезти его надлежало обязательно живым и ни в коем случае – мертвым; за него, живого, тан назначил такую награду, какую нестыдно было бы выплатить и за голову матерого преступника; за мертвого – обещал снести голову самим охотникам.
Марика улучила момент, чтобы передать ему просьбу Элейны. Хмуро выслушав ее, тан долго молчал, потом сказал, что ничего не может обещать.
- И вообще я не желаю, чтобы моя дочь встречалась с этим человеком, - с нажимом добавил он.
- Но ей необходимо с ним увидеться.
- Это она так читает. Я сам побеседую с ним.
- И все же, лучше бы вам позволить…
- Посмотрим. Все равно мы сейчас говорим о человеке, которого еще нужно отыскать. Вот когда он будет здесь – тогда напомните мне о просьбе Элейны. Но, имейте в виду: если Элейна с ним и встретится, то лишь в моем присутствии! И никак иначе.
Марика не стала настаивать; если Элейна говорит правду, ей нечего скрывать от отца. Да и ему будет полезно убедиться в искренности дочери.

*

Как ни странно, самой тяжелой утратой стала для Нэля утрата ощущения времени. Подобно всем людям, он плыл по течению, жил так, словно время стояло на месте. Так, словно он собирался жить вечно. И вдруг связь со временем оказалась потеряна. В той, прошлой своей жизни он все же иногда останавливался, чтобы прислушаться к тихому шелесту секунд и минут, и тогда, хоть и ненадолго, к нему приходило осознание вечного движения всего сущего. В успальнице Безымянного он перестал слышать течение времени. И ему стало жутко. Вдруг время остановилось? Вдруг его здесь вообще нет, и именно поэтому сон Безымянного длился тысячелениями? Вдруг он начнет стариться, когда покинет свое убежище-тюрьму? Вдруг бессмертие возможно только в безвременье? Ну а если в кургане все же минуты сменяют друг друга, то как соотносится здешнее время со временем в том мире, откуда пришел Нэль? Беседуя с Элейной, он жадно, пристально вглядывался в ее лицо. Кажется, она была еще той же юной девушкой, которую он знал, но… Нэль не мог отделаться от мысли, что, пока он в усыпальнице Безымянного закрывает и открывает глаза, моргая, в мире Элейны проносятся годы и месяцы. Если бы только она могла стать его глазами!
Его пугало, что он не испытывает ни голода, ни жажды, ни потребности во сне. Оставалась усталость, но то была усталость вне времени, вне каких-либо действий. Просто измотанность тела и духа, которую не прогонят несколько часов сна. Она поселилась где-то глубоко внутри, и обещала остаться навсегда. Навсегда. Какое страшное слово. Нэль и не думал никогда, что "навсегда" и "вечность" окажутся такими… жуткими. Невероятно, но бессмертие, к которому он так стремился, теперь представляются ненужной, болезненной помехой. А действительно ли оно мне было нужно, это бессмертие? спрашивал себя Нэль. И неизменно отвечал себе с удивлением – да, я и впрямь его хотел. Но ведь я не знал, что будет… так.
Так – это без солнца, без ветра, без травы и деревьев. Временами – если только можно сказать "временами" в месте, где времени, скорее всего, нет, - Нэль думал, что тьма и тишина будут длиться до скончания мира. Что ему вечно суждено оставаться с ними и среди них. Это было ужасно. Хуже всего, что случилось и еще могло случиться.
Нэль успокаивал себя одним. Когда он найдет книгу, и она исчезнет из мира, оба они, он и Безымянный, освободятся из кургана. Бог обретет полную свою силу, разрушит заклятие, и каждый из них сможет вернуться в тот мир, который считает своим домом. Только бы найти книгу… и только бы Безымянный не ошибался.
И вдруг единственная ниточка к книге оборвалась. Элейна не нашла музыканта там, где ожидал обнаружить его Нэль. И было бы дикой жестокостью вынуждать девушку продолжать поиски Арьеля. Нэль мог бы заставить ее, но ему и без того было тошно от ощущения страха и ненависти, накрывавшего его с головой каждый раз, когда он мысленно обращался к Элейне.
Нужно было искать иной путь.
Безымянный не мог ни подсказать, ни помочь. Он спокойно наблюдал за попытками Нэля разрушить охранное заклятье в обход уничтожения книг, и не проявлял ни малейшего нетерпения. Еще бы, за столько тысяч лет он научился ждать. А Нэль ждать не мог, каждая неудача жалила его, как оса, нетерпение его изводило, и он пробовал снова, и снова, и снова – до полного изнеможения.

Глава 6

На прилавке нездешними цветущими лугами раскинулись пестрые южные платки из тонкого шифона. Толстая смуглая тетка с подведенными углем глазами сразу же начала нахваливать товар, стоило только Арьелю остановиться рядом с ней. Улыбаясь, он стал перебирать платки – все они были так хороши, что он затруднялся выбрать какой-нибудь один. Торговка заливалась соловьем, слушать ее было сплошное удовольствие. Арьель отметил даже пару особенно красочных фраз – с тем, чтобы вставить их в песню.
Кто-то положил ладонь ему на плечо. Арьель обернулся, приготовившись увидеть кого-нибудь из знакомых. Но позади него стояли двое мужчин, которых он никогда прежде не видел. Они были не очень высокого роста, но зато у обоих на поясах висели ножны с мечами, которые весьма красноречиво свидетельствовали о привычках своих хозяев. Арьеля охватило нехорошее предчувствие.
- Что вам нужно, господа? – спросил он как можно более надменным тоном.
- Нужно поговорить, - ответил один из незнакомцев. – Но не здесь – слишком шумно. Не соизволите ли отойти с нами в сторону?
Арьель пожал плечами. Вроде бы, эти двое вели себя мирно. Однако ему решительно не нравились их лица. Удрать бы... но тот, что говорит, крепко держал его за плечо – не вырвешься. Стражу звать, кажется, пока рано...
Втроем они пересекли площадь и остановились чуть поодаль от торговых рядов. Но и здесь было довольно шумно. То и дело какая-нибудь тетка, торопящаяся за покупками, толкала собеседников в спину.
- Ваше имя Арьель, не так ли? И вы – странствующий музыкант?
- Допустим. Но кто вы такие?
- Идите за нами, господин Арьель. Приказано доставить вас во владения благородного тана Альбрехта Аля в Тальере.
- Ах вот что... – Арьель перевел дух, но тревога не улеглась. – Что ему нужно от меня?
- Это он вам сам объяснит.
Арьель не имел ничего против того, чтобы навестить тана в его замке, только ему очень не нравился такая манера приглашать в гости. Неужто тан настолько соскучился, что послал людей на его поиски? Нет, вряд ли дело в сентиментальных чувствах. Тан чего-то от него хочет… но чего? Арелью стало очень неуютно. Он внимательно вгляделся в лица посланцев тана, и ему окончательно расхотелось ехать в Тальеру. Когда тебя приглашают для дружеской беседы, то не посылают парней, которые выглядят, как отпетые головорезы. И уж тем более тебя не приказывают доставить, словно посылку…
- Боюсь, - с преувеличенной любезностью проговорил Арьель, - я должен отклонить приглашение господина тана…
Головорезы усмехнулись и решительно взяли его под локти.
- Вам придется пойти с нами, господин музыкант, - проговорил один из них. – Господин тан очень, очень жаждет видеть вас.
Промелькнула шальная мысль: а не попытаться ли ударить их заклинанием? С зимы Арьель добился в искусстве магии некоторых успехов, хотя ему приходилось самостоятельно продираться сквозь дебри зубодробительных текстов, и без советов наставника дело шло слишком медленно. Но он быстро передумал. Может, у него хватит сил и сноровки уложить одного, но второй едва ли станет дожидаться, пока очередь дойдет до него. Настоящий маг вроде Нэля мог бы избавиться разом от обоих, но Арьель не дотягивал пока даже до уровня подмастерья.
- Ладно, - сказал он обреченно. – Поедем в Тальеру. Но мне нужно взять свои вещи.
- Не возражаем, - усмехнулся головорез. – Только одного мы вас никуда не отпустим. Придется потерпеть наше общество.

*
События последних дней окончательно лишили благородного тана Аля душевного равновесия. Король Уиллард настоятельно требовал его возвращения в столицу. Он тоже был не в себе, точнее, вне себя. Ранее его донимали только братья Гесинды, чьи интересы по большей части расходились с государственными, и служители Прайоса, которые вдруг начали жаловаться на невнимание к ним Бога-Солнца. Теперь к ним присоединили голоса и служители других божеств. Среди храмовников началась паника. Все они взялись утверждать, будто близится конец мира, что боги отвернулись от людей и не желают больше являть свою милость. Причем, как вскоре выяснилось, такая беда приключилась не только в Медее, священники других королевств тоже подняли вой. Король Уиллард никогда не отличался религиозностью и посещал храмы только по большим праздникам, поэтому он никак не мог понять, чего все эти долгополые от него хотят. Чем он может помочь, если боги не хотят больше иметь дела с людьми?
И это было еще не все. С началом религиозной смуты подняли голову почти истребленные было почитатели Безымянного, которые провозгласили скорое пробуждение Спящего бога и гибель Двенадцати, а это уже грозило кровавой резней. Правителям материковых королевств этого было не надобно. Никому не хотелось быть втянутым в религиозные войны и терять своих подданных. Королю Уилларду крайне требовалась поддержка всех его советников, среди которых числился и тан – а тот, как известно, не желал покидать свой замок. К силе король, однако же, до поры, до времени, прибегать не хотел. Не брать же тальерский замок осадой? Только внутренних конфликтов Медее сейчас и не хватало. Впрочем, когда бешенство Уилларда достигнет нужной степени – тогда может случиться все что угодно… Но тан старался об это не думать.
Но и это было не все! На небе было неладно - если верить храмовникам, - но и на земле тоже. Стихии неожиданно пришли в неистовство: ураганы, наводнения и землетрясения – бедствия, о котором в западных королевствах и слыхом не слыхивали! – следовали одно за другим; к побережьям подкатывались громадные волны высотой в сто футов – как рассказывали уцелевшие очевидцы; Истрийский архипелаг разбушевавшаяся морская стихия вовсе грозилась затопить полностью. Конечно, все эти несчастья только подогревали вопли храмовников о конце света и битве Двенадцати с Безымянным.
Тальерский замок природные катаклизмы пока обходили стороной, но на душе у всех его обитателей все равно было неспокойно. Тану ежедневно докладывали, что Элейна по-прежнему бледнеет, худеет, плачет и временами начинает говорить странные вещи, будто грезит наяву. Случались даже дни, когда она никого не узнавала. Марика вместе с замковым лекарем принялись пичкать ее всяческими отварами и проводить над ней странные ритуалы, но здоровье девушки не улучшалось. Лекарь серьезно полагал, что Элейна тронулась рассудком, но тан яростно отмел его предположение и приказал вылечить дочь, чего бы это ни стоило. Марика, однако, молчала и никаких выводов о душевном состоянии Элейны не делала, и это немного утешало тана. Ведь Марика проводила с девушкой времени больше, чем кто бы то ни было, и лучше всех была осведомлена о ее состоянии.

*
С благородным таном Альбрехтом Алем творилось что-то неладное. Он был напряжен, физически напряжен, каждая его мышца закаменела, словно его подвесили на дыбе. Только слепой этого не заметил бы, а Арьель слепым не был. Лицо тана застыло надменной маской, но Арьель заглянул ему в глаза и отшатнулся – в их глубине скалил зубы гнев, полыхала злость. Чтобы не будить лиха, музыкант поклонился особенно низко и долго не поднимал головы.
Молчание затягивалось. Тан мерил его гневным взглядом и кривил губы, как будто все слова, что приходили ему на язык, отдавали горечью. Наконец, он заговорил, как бы пересиливая себя:
- Моя дочь вас искала. Я желаю знать, зачем. Отвечайте, Безымянный вас побери!
- Что? – изумился Арьель. Это была новость.
- Элейна вас искала! – громче повторил тан, и в голосе его прорвалась злость. – Чего она от вас хотела?
Арьель вскинул руки, защищаясь от этой злости.
- Вам лучше у нее спросить, господин тан! Я ничего не знаю! Клянусь, мы и словом с вашей дочерью не перемолвились!
- Я спрашивал у нее! Она твердит одно: "Черный маг послал меня! Нэль велел мне отыскать господина музыканта!"
- Нэль? – Арьель растерялся. – Но как... где он? где госпожа Элейна его видела?
- В видениях! – взорвался тан. – Он, видите ли, насылает на нее видения! Морок! Нэль довел ее до того, что она сбежала из дома, чтобы разыскать вас!
Арьель смотрел на бледного от бешенства тана, и ничего не понимал. Видения, Нэль, Элейна... Как вас это связано с ним?..
- Господин тан... – нерешительно проговорил он. – Господин тан... если бы вы объяснили по порядку, что произошло... Клянусь, я ничего понять не могу.
Тан посмотел на него долгим взглядом и вдруг тяжело опустился в кресло, как будто ноги его больше не держали. Наклонился вперед, спрятал лицо в ладонях. Дышал он так тяжело и неровно, что если бы Арьель не видел его лица несколько секунд назад, непременно решил бы: тан едва сдерживает подступающие к горлу рыдания.
- Знаете, что, - сдавленно сказал тан, не отнимая рук от лица. – Пусть вам Элейна сама все объясняет. Я тоже ничего не понимаю.
Арьель не поверил глазам, когда увидел в комнате Элейны ведунью. Так и ахнут, столбом застыв на пороге:
- Марика! А ты тут откуда взялась?
- Да вот, господин тан пригласил погостить, - невозмутимо отозвалась она. В старом шерстяном платье она выглядела неуместно в богатой девичьей спальне, но ее это нисколько не смущало. – Заодно тебя поджидала.
Арьель только головой помотал – сюрприз за сюрпризом! – и перевел взгляд на Элейну. Она тихонько сидела в уголке, низко опустив голову, как будто не осмеливалась поднять глаза на гостя.
- Госпожа Элейна... – прошептал он, потрясенный.
Это была не так девушка, что запомнилась ему как самое прекрасное создание на всем свете. Элейна странно и страшно изменилась: побледневшая, похудевшая, она все еще была красива, но теперь в красоте ее проглядывало нечто призрачное и почти пугающее. Арьель подумал, что, если дотронуться сейчас до ее руки, она окажется холодной, как у мертвеца… Позабыв о присутствии тана, он на негнущихся ногах пересек комнату и опустился перед девушкой на колени. Заглянул снизу вверх в глаза:
- Госпожа Элейна! Вы хотели меня видеть? Вот я, перед вами…
- Слишком поздно… - едва шевеля губами, ответила Элейна. – Поздно…
Она закрыла ладонями лицо и заплакала.
Арьель окончательно растерялся. Он позабыл обо всем и видел только слезы самой прелестной девушки на свете. Это было выше его сил. Не думая о том, что скажет и сделает господин тан, Арьель нежно обнял девушку и привлек к себе. Элейна с готовностью уронила голову ему на грудь, схватила его за руки (пальцы у нее и впрямь оказались ледяными) и залилась слезами пуще прежнего.

*
Нэль все еще никак не мог осознать, что перестал быть человеком – так же, как когда-то Двенадцать лишились человеческой природы. Он только смутно ощущал в себе некие силы, которых раньше не мог даже вообразить. Это не был магический поток, с которым он привык работать. Магия была для смертных, для него же вселенная приготовила что-то иное, более подходящее его теперешней сущности.
Я был как ребенок, играющий с красивой, блестящей безделушкой, размышлял Нэль. Вот что такое был я со своей магией. Но время игр прошло. Пора перестать прятаться за своей вымышленной человеческой слабостью и взять то, что предлагают. А заодно и то, что не предлагают, но что так или иначе принадлежит мне. Принадлежит по праву сильного… Я пришел, чтобы оспорить власть Двенадцати – так чего же я жду?
Пора было решиться и принять, наконец, власть над миром и ту ответственность, которую она за собой влечет. Пора перестать действовать по чужой указке и начать думать самому. Почему, думал Нэль, я был так уверен, будто Безымянный лучше знает, что делать? Почему сразу поверил, будто уничтожение черных книг – единственный способ освободиться из тюрьмы, выстроенной Двенадцатью?
Ему казалось, что он нащупал нужный путь. Да нет, не казалось – он был уверен. Только он никак не мог решиться сделать первый шаг. Страшно было: вдруг он не выдержит, сломается, и мир станет его второй Аркарой? Но, страх страхом, не сидеть же было, не ждать, пока появится кто-то более сильный, кто возьмет на себя ношу Безымянного?
Нэль не стал доверять ему свои мысли, обсуждать тут было нечего. Он молча подошел к Золотоглазому и прежде, чем тот успел спросить что-либо, взял его за руки и, словно в омут, ринулся в бездонные нечеловеческие глаза.
Он хорошо помнил это ощущение, когда мир придавил его к полу, выбив из легких воздух. Он приготовился к повторению боли и усилием воли заставил себя расслабиться, чтобы мир вошел в его плоть и разум без помех. Но теперь все почему-то было иначе. Теперь ему пришлось удерживать в руках непомерную тяжесть, вес которой выворачивал суставы, рвал мышцы и жилы. Эта тяжесть давила на грудь и мешала дышать. "Через какую-то тысячу лет перестаешь замечать вес вселенной на своих плечах"? Ну уж нет! Нэль заставил себя рассмеяться, хотя это было больно. Тысячи лет ему не понадобится. Все свершится сейчас.
Только бы выдержать…
Мир пошатнулся.
Что это был за источник, из которого хлынула сила? И что это была за сила? Не магия, нет, уж ее-то Нэль распознал бы с первого глотка, с первой капли. Он знал ее вкус: магия была молодым вином, кисловатым, терпким, легким; а он теперь вкушал медовый напиток, тягучий, золотистый, сладостно-горький. Тяжесть переставала давить на грудь и плечи, и руки стали свободны и легки, как никогда. Он вздохнул полной грудью…
Кто владеет миром, тот и устанавливает в нем законы и правила.
А в правилах Нэля не было этой усыпальницы, этой тюрьмы, этого склепа. И не было охранного заклятья Двенадцати. Их просто не существовало.
Как все оказалось просто!..
Вместо земляных стен их с Безымянным обступали деревья. Самые настоящие, живые. Их свежую зеленую листву шевелил ветерок, и солнечные зайчики скакали по земле. Золотоглазый засмеялся, когда его лица коснулись солнечные лучи, и это был радостный смех.
- У тебя получилось, человек! – на свету его невозможные глаза сияли, как два солнца. – Ты сломал заклятье! Благодарю тебя.
Тонкие ладони невесомо легли на плечи Нэля, и бывший властитель мира на несколько секунд мягко сжал его в братских объятиях. Нэль почувствовал, как бьется сердце Безымянного, и удивился: надо же, до сих пор он и не задумывался, что у бога тоже есть сердце.
- Благодарю тебя, - повторил Золотоглазый. – И – прощай, маг. В этом мире мы больше не увидимся.
У Нэля не было особого желания встречаться с ним в любом другом мире, но он не стал ничего говорить. Безымянный снова рассмеялся и отступил на несколько шагов.
- …Не так быстро!.. Не торопитесь.
Двенадцать выбрали самый патетический момент, и поэтому их выход получился до тошноты драматичным и эффектным. Словно в театре, когда завернутый в белую хламиду комедиант выскакивает из-под сцены, представляя чудесное явление бога. Выглядело это даже смешно, но Нэль слишком устал, чтобы смеяться. И слишком устал, чтобы ждать, пока Двенадцать выскажутся. Поэтому он заговорил первым:
- Послушайте, господа маги, я не желаю выяснять с вами отношения и разрешать проблемы власти, да и вам не советую. Разойдемся миром. Вы не мешаете мне заниматься моими делами, а я позволю вам развлекаться со своими игрушками. Пойдет? Но предупреждаю: если вздумаете поднять руку на меня или на него, - он кивнул на Безымянного, который отнюдь не торопился исчезать, - окончится это плачевно. Для вас, разумеется. Не хотелось бы уничтожать вас физически, но если дело зайдет настолько далеко – я сумею. Вы не отделаетесь одним лишь удерживающим заклятием. И не рассчитывайте на свое будто бы бессмертие. У вас есть, немного времени, тысяча-другая лет, но и только. Так что возвращайтесь на свой холм и продолжайте играть во властителей мира хоть до скончания дней своих, или пока не надоест. А я хочу только одного – вернуться в свой мир и рассказать людям правду. Вот и все. Верить или не верить, это уже их дело. Я просто хочу быть среди людей…
Нэль понимал, что говорит сбивчиво и путано. Нужные слова приходили на ум неохотно, на усталость наложилась эйфория, как будто он выпил залпом несколько кубков крепкого вина, мысли туманились и скакали вразнобой. Но Двенадцать молчали. Они стояли неподвижные, словно каменные статуи, застывшие и холодные. Они внимали.
Первым зашевелился Прайос. Медленно, словно воздух стал вязким, он подошел к Нэлю и медленно же опустился на колени, склонив черноволосую голову. Такого Нэль не ожидал. Растерявшись, он вконец позабыл все слова, и ему оставалось только молча смотреть, как вслед за Прайосом преклоняют колена и остальные одиннадцать – один за другим…

*
Элейна после встречи с Арьелем стала немного спокойнее, перестала дни напролет лить слезы, и больше не просыпалась по ночам с криком. Она все еще грустила и была худой и бледной, да и аппетит к ней пока не вернулся, но Марика считала, что ей уже заметно лучше. Правда, она не была уверена, что Элейна когда-нибудь станет прежней.
- Хорошо бы отправить ее на время куда-нибудь, - посоветовала Марика тану. – Чтобы новыми впечатлениями отвлеклась от грустных мыслей.
- Нужно подумать, - согласился тан. – А что, если взять ее с собой в столицу? Новые знакомые, придворное общество – все это может пойти ей на пользу.
- А может и не пойти. Я-то в мыслях держала какое-нибудь тихое, спокойное место, - призналась Марика.
- Например, ваша избушка? – усмехнулся тан.
- Ага.
- Ну уж нет, с вами она никуда не поедет, сударыня...
Он сомневался, что Элейна пойдет на поправку в лесной глуши. Она ведь совсем не привыкла к такой жизни. И потом, не место благородной девице в халупе деревенской ведугьи! И тан решил все-таки увезти Элейну в столицу. Может быть, и видный жених подыщется, довольно уже держать девицу возле себя, не ребенок уже – невеста… Он сообщил свое решение дочери, и та, вроде бы, даже обрадовалась.
Вечером накануне отъезда тан заглянул в свой кабинет. Он хотел проверить, не оставил ли на виду, на столе, каких-нибудь важных бумаг.
Он переступил порог, и уперся взглядом в темную фигуру, присевшую на углу стола. Незваный гость чувствовал себя как дома и с интересом изучал какой-то лист бумаги. Над его левым плечом завис бледно светящийся шар, и тан различил, что гость – черноволосый мужчина в распахнутом черном дублете, из-под которого ослепительной белизной сияла батистовая рубашка.
- Кто вы такой? – холодно спросил тан, нашаривая на поясе рукоять кинжала.
Гость поднял голову и улыбнулся. В первую секунду тан не узнал его, гладко зачесанные волосы и отсутствие угольных мазков по нижнему веку изменили лицо до неузнаваемости. Но вот когда он встретился взглядом с черными глазами...
- Мир вам, господин тан, - сказал гость, ловко спрыгнув со стола и сдержанно кланяясь.
- Мир?! – тан едва не подавился собственными словами. – Кто тут говорит о мире? Как вы здесь оказались, извольте отвечать? Кто впустил вас?
- Да что вы, господин тан, - слегка удивился гость. – Разве вы забыли, что для меня не существует запертых дверей?
- И законов вежливости, вероятно, тоже!
- Простите. Я просто не хотел терять времени. В следующий раз постучусь в дверь, как полагается.
Встряхнувшись, тан стремительно подошел вплотную к гостю. Тот не отступил, только чуть приподнял подбородок.
- У меня срочное дело, господин тан. Надеюсь, это извинит мою бесцеремонность. Мне совершенно необходимо поговорить с вашей дочерью.
Тан ошарашено взглянул на него и бешено расхохотался.
- Всем нужно поговорить с Элейной! – ядовито вскричал он. – Моя дочь в последнее время пользуется бешеной популярностью среди знакомых! Вы уже доставили ей достаточно неприятностей, Нэль, не хватит ли с нее?
- Знаю, я причинил ей много зла, - серьезно согласился маг. – Именно поэтому мне нужно ее видеть. Где она? В своей спальне?
- Где еще, по-вашему, может быть молодая девушка за три часа до полуночи?..
- Проводите меня, господин тан, будьте любезны. Не хотелось бы грубо врываться и пугать ее…
- Я не позволю вам... – яростно начал было тан и вдруг осекся под пристальным взглядом черных глаз. Послушно отступил в сторону и пропустил Нэля в дверь впереди себя.
- Благодарю вас, - едва слышно сказал маг.
Перед дверью в спальню Элейны уже не было охраны, тан убрал ее несколько дней назад, предоставив дочери прежнюю свободу. Вот только она не спешила ею воспользоваться. То ли уже смирилась с существованием в четырех стенах и не хотела ничего большего, то ли чего-то боялась...
- Быть может, она уже спит, - через силу выдавил тан, остановившись у дверей.
- Нет, не спит, - возразил Нэль. – Прошу вас, господин тан... Мы можете тоже войти, если хотите.
Как он, однако, заговорил. Но тан не мог даже возмутиться. С ним творилось что-то странное. Уж не прибег ли Нэль к помощи какого-нибудь заклинания? С него станется. Полный дурных предчувствий, тан поднял налитую свинцом руку и постучал в дверь.
- Элейна?.. Ты не спишь? Можно войти? Один человек хочет увидеться с тобой.
Слабым голосом девушка отвечала, что не спит, и что отец, конечно, может зайти.
Тан вошел первым. Элейна сидела у очага и читала. Она еще не переодевалась ко сну. В комнате кроме нее никого не было, Марика уже ушла к себе. Элейна подняла вопрошающий взор на отца, гостя она то ли не заметила, то ли не узнала. Тан хотел заговорить, но Нэль его опередил. Он быстро подошел к девушке и наклонился, упершись ладонями в подлокотники ее кресла.
Теперь она его узнала. Она вскрикнула, уронила на колени книгу и хотела отстраниться. Деваться из кресла ей, однако, было некуда.
- Вы… - простонала она дрожащим голосом, глядя на него во все глаза.
- Да, я, - бесстрастно подтвердил Нэль. – Не бойтесь, Элейна, больше я не стану ничего от вас требовать. Я пришел только смиренно просить вас о прощении, если только это возможно.
Элейна попыталась оттолкнуть его, но он вдруг поймал ее руку и прижал к своей щеке. Тан внимательно следил за ним и заметил, как исказилось его лицо, всегда такое бесстрастное, отчужденное. Здесь была и боль, и нежность, трудно даже сказать, чего больше. Но это продолжалось один лишь краткий миг. Нэль прикрыл глаза, возвращая власть над собой, и вот уже снова был спокоен. Он отпустил руку Элейны и сказал ровным голосом:
- Я знаю, что вы меня ненавидите. Клянусь, более вы меня никогда не увидите. Забудьте все, что было, как дурной сон.
Он положил сомкнутые пальцы обеих рук на виски Элейны и, склонившись еще ниже, коснулся губами сначала ее лба, потом сомкнутых век. Элейна поникла в кресле, неподвижная и безмолвная.
- Что ты с ней сделал? - опомнившись, тан бросился к ней, но Нэль остановил его, удержав за плечи.
- Ваша дочь спит. Не тревожьте ее. Когда проснется, она не будет помнить ничего, что с ней случилось в последние дни… плохого. Обо мне она тоже забудет.
- Спит?..
- Да. Можете сами в этом убедиться, господин тан.
Нэль отнял руки, и тан склонился над дочерью. Элейна, и впрямь, мирно спала, и на ее порозовевших губах, впервые за много дней, рождалась спокойная и радостная улыбка.
Когда тан, наконец, смог оторваться от созерцания милого девичьего личика и обернулся, Нэля уже не было в комнате.
Нигде в замке его тоже не оказалось.

*
После бурной сцены со слезами и стонами, состоявшейся в комнате Элейны, Арьеля выкинули из замка буквально за шкирку, как напроказившего котенка. Уж очень сильно тан был потрясен, увидев, как посторонний мужчина безо всякого стеснения обнимает его дочь и прижимает ее к груди. Он категорически отказался выслушать объяснения Арьеля, который, между прочим, желал всего лишь утешить плачущую девушку. Музыкант недоумевал. Сначала его грубо притащили в замок, а потом так же грубо выставили оттуда. Никаких извинений, конечно, не последовало. А самое обидное, он пострадал ни за что. То есть, Арьель был бы очень не прочь утешить прекрасную Элейну и другими, более действенными, способами, если бы только заметил в ней хоть искру благосклонности, но ведь ничего подобного не произошло. Ну, а мысли не считаются… мысли – они у всех такие есть.
Впрочем, все сложилось к лучшему. Арьель вновь обрел желанную свободу, а больше ему ничего не было нужно.
Он снова шагал по дороге, прочь от тальерского замка, на север, погруженный глубоко в свои мысли. Он так и не понял толком, зачем Нэль посылал к нему Элейну, и что же могла означать эта история. Если бы, наконец, встретиться с магом! Уж он, наверное, все объяснил бы. Удивило Арьеля и поведение Марики. Вместо того, чтобы упорхнуть в свой ненаглядный лес, как только появилась возможность, она осталась в замке. Она, видите ли, привязалась к Элейне и хотела побыть со своей подопечной, чтобы убедиться, что за ее здоровье можно больше не бояться. А когда наступит такой день, с убежденностью сказала Марика, я обязательно вернусь в свою избушку. Думаю, случится это скоро, так что, братец, когда появится охота заглянуть в гости, ищи меня там.
На дороге было пусто и тихо. Арьель шел, задумавшись, и не сразу заметил человека, который сидел на плоском сером камне у обочины.
- Эй, - тихо окликнул его этот человек.
Арьель остановился. На мужчине (голос был мужской) был когда-то черный, но посеревший от пыли храмовый балахон с капюшоном, надвинутом до самого подбородка. Лица человека было не разглядеть. В руках он держал длинную ветку, которой чертил у своих ног непонятные знаки.
- Вы ко мне обращались? – спросил Арьель с неприязнью: если он и не любил кого-то больше, чем храмовников, так это храмовников бродячих. Обычно они оказывались не самыми приятными людьми.
- К тебе, - отозвался храмовник, и Арьель задрожал, узнав голос. Он подался вперед и наклонился, пытаясь заглянуть под капюшон.
- Нэль, это ты? – прошептал он, не веря.
- Хорошо, что тан Аль выпустил тебя целым и невредимым. Я уж побаивался, что у него для тебя веревка припасена.
- Нэль!
Еще секунда – и Арьель содрал бы этот капюшон. Но храмовник, наконец, поднял голову, и капюшон скользнул со лба на затылок. Нэль усмехался от уха до уха, и было видно, что он сдерживается изо всех сил, чтобы не расхохотаться в голос.
- Безы… мянный бы тебя побрал, Нэль! Откуда ты знаешь про тана? И ты что, сидел и специально ждал меня здесь?
- Ждал…
- Откуда же ты знал, что я пойду этой дорогой?
Нэль все-таки захохотал, запрокинувшись назад.
- Ох, друг мой, ты не поверишь, если я расскажу!
Арьель смотрел на него во все глаза. Редко, но все-таки случалось, что маг улыбался. Но чтобы он хохотал вот так, взахлеб, словно мальчишка... Это что-то новенькое.
- Ты даже не представляешь, до чего я рад тебя видеть, - продолжал Нэль, немного успокоившись. – Как я рад, что вообще вернулся.
- Откуда?.. Где ты был, Нэль?
- Ты правда хочешь узнать?
- Конечно, хочу! – нетерпеливо воскликнул Арьель.
- И ты не откажешься от моей компании?
- Я всегда тебе рад, ты же знаешь.
Нэль стал серьезным, и глаза его странно блеснули.
- Немногие сказали бы то же самое, - он легко поднялся и отряхнул полы рясы от пыли (чище она, впрочем, не стала). – А как у тебя дела с магией? А то я как раз подумываю о том, чтобы набрать учеников. Пойдешь ко мне учиться?
Музыкант кивнул.
- Тогда не будем терять времени. У тебя с собой мои книги?
- Нет, я оставил их...
- ...в Карнелине, где тебя повстречали люди тана, - снова заулыбавшись, подхватил Нэль, и музыкант вытаращил на него глаза. А маг продолжал, как ни в чем не бывало: - Тогда лучше пойти туда и забрать их. Жаль, если пропадут... хотя, по правде говоря, мы вполне сможем обойтись и без них. Но пусть будут, как память. А потом, после Карнелина, заглянем в Аркару и в Рябинники. Хочу познакомить тебя кое с кем. Уверен, Лекад тебе понравится. И Ильмас тоже. И Виленка. И... – он оборвал себя и засмеялся. – Однако, я что-то стал много болтать. Пойдем же скорее! Разговаривать можно и по дороге. Видишь ли, друг Арьель, мне ужасно не терпится поскорее приступить к делу.