Приговор

Какой панический ужас охватывает человека оставшегося наедине с самим собой. Ни дуновение ветра, ни шелест упавшего на землю листа, ни гул машин и отдаленных разговоров прохожих, ничто не способно пробить этот вакуум и спасти, выпустить наружу заключенную в нем душу. Остановившееся время и угнетающая тишина вызывают ни с чем не сравнимую покорность неизбежности. Остается только сидеть и ждать. Но ужас перед самим собой настолько силен, что человек всеми силами пытается бороться с неизбежным, пытается спастись бегством, ведь даже у стоящего перед эшафотом, приговоренного, существует, маленькая, но все же надежда, надежда на чудесное спасение.
Ах если бы, хоть, кто то оказался рядом, не важно кто, путь даже последний гопник швырящий бутылки в памятники культуры и с наглой ухмылкой жующий жвачку, выдувая из нее ежесекундно, большие, липкие, лопающиеся пузыри, оставляющие след на его пыльном лице. Ты нуждаешься сейчас даже в нем, ты паническим взглядом рыскаешь вокруг ища хоть кого-то, как астматик в приступе удушья ищет спасительный ингалятор, ты ищешь того кто увел бы тебя, взял за руку и увел за собой и не имело бы значения куда.
Сидящая на скамейке одинокая фигура, наверное единственная в этот час, в этом парке. Одетая во все черное, как будто одетая в траур из той самой покорности перед неизбежным, склонившая голову перед жизнью и не имеющая больше сил к борьбе. Она была похожа на того самого приговоренного, ожидающего перед эшафотом казни, но хранящего в душе ту маленькую надежду на чудо. Плечи ее покрывала небрежно упавшая с головы шаль, в момент ее такого позорного бегства из церкви.
Плывущее перед глазами, от множества огней, богатое убранство храма, запах ладана и звонкие голоса певчих сводили с ума, а не давали так жаждуемого успокоения и искомого спасения. Как завороженная стояла она посреди храма с заженной в руках свечей, а горячий воск обжигал пальцы, медленно стекая по свече. Она пыталась вспомнить хотя бы одну молитву .."Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго"..единственная молитва, выученная ее еще в детстве по указке бабушки, она шептала ее и молила Господа о спасении, но как ей казалось, шептала не искренне, неправильно и не находя сходства между собой и другими молящимися чувствовала себя чужой и лишней...на какой то момент резкий нечеловеческий крик женщины, пронзил все вокруг, окутав холодной, могильной, сотканной из боли тишиной, всех находившихся в храме. Крик принадлежал убитой горем матери, которую с трудом удалось оттащить от стоящего гроба с телом маленького мальчика.
Лишь бы не видеть выведенную под руки женщину и вынесенный вслед за ней гроб она из непростительной трусости закрыла глаза, а боль от капающего ей на пальцы расколенного воска, в какой то момент стал приносить ей удовольствие. Она не могла больше молиться, забыв даже ту единственную молитву, которую знала. Перед глазами все плыло, количество людей сводило с ума и хотелось бежать ..несчастные старухи отдающие поклоны во всех углах громадного храма, просящие милостыню улыбающиеся золотыми зубами цыганки. Успокоение за которым она шла сюда ее сдесь не ждало, она чувствовала, как какая то невидимая сила выдавливает ее из храма, пение певчих слышалось ей угрожающим, а шопот молитв казался шопотом осуждения, она выбежала из храма....
Обрывки воспоминаний, лица людей, голоса, проносились у нее в голове...вот она маленькая девочка играющая в саду своей тетки на Кавказе, в давно разрушенном городе, который даже спустя годы прошедние после войны, выглядит так, как будто закончилась она вчера..большой дом от которого по слухам остались лишь стены...розы, таких размеров роз, она не видела больше нигде и никогда..светлячки подобные маленьким огонькам в ночи.. и цвета сирени гамак украшенный белыми кисточкми, пожалуй это одни из самых светлых воспоминаний раннего дества...потом развод родителей и предшевствующие ему скандалы, описание, которых не стоит слов, скандалы между людьми, любовь которых умерла не стоят описания.
Дальнейшая ее жизнь вспоминалась ей как сон, наверное это и была жизнь во сне ... себя она помнила маленькой, отвратительно слабой, забитой, униженной девочкой, которую шпыняли все кому было не лень, единственное, что теперь было непонятно теперь уже взрослой и вполне самодостаточной женщине, для которой не составляло никакого труда дать отпор, так это то, по каким причинам это маленькая, забитая девочка не могла долгие годы проснуться от своего затянувшегося сна и предпочитала жить в мире грез и мечтаний и лишь изредка попадать в реальный мир в котором были свои законы, которые она предпочитала игнорировать. Хотя она могла объяснить себе свое поведение, уже сейчас будучи взрослой женщиной, она все понимала умом, но вот в сердце у нее навсегда сохранилась обида, на других, на саму себя, за свое такое «недетское детство», обида за то что не сумела и смогла найти сил для раскрытия своего потенциала в нужное время, и плевать, что говорят, что всему свое время, ей это было необходимо тогда, тогда когда она мечтала слитьсяс толпой, с партой, с полом, со стеной, лишь бы быть незаметной, лишь бы дойти незамеченной до класса, лишь бы добежать до ворот школы на обратном пути, чтобы выйти из стен школы. Тихая, маленькая, молчаливая, в неизменно темно зеленом свитере с белым узором, толстой вязки, из хорошей английской шерсти, над которым она плакала от обиды, будучи студенткой первого или второго курса, когда он был отложен в стопку вещей, предназначенных для большого металлическго ящика красного креста. В тот момент она была уже взрослой и достаточно окрепшей.
Два года она потратила на восстановление утраченных навыков с социумом. У нее всегда были сложные отношения с представителями рода человеческого. Ей удалось эти навыки восстановить и с годами отшлифовать до идеальных. Дефект зрения не позволявший видеть ей оттенки, а деливший цвета, лишь на белые и черные был исправлен достаточно быстро. Подростковый максимализм сменился пониманием незавидных реалий жизни, но и придал уверенности в себе. Хотя и поселил внутри змея неверия и обреченности, но они неплохо уживались вместе, не мешая друг другу, змей дремал, а она работал не покладая рук. Строила карьеру и создавала вокруг себя аромат благосостояния, успешности и целеустремленности. Любовью окружающих не пользовалась, но и потребности в ней не испытывала, это была та часть массовки, мнение, которой ее не интересовало и от которой она избавлялась поднимаясь все выше и выше. Она жила одной задачей и этой задачей было не сталкиваться ни при каких обстоятельствах с тем дремавшим в ней змеем....
Временами она чуствовала, то насколько ей всё осточертело. Обычно более остро, она это чувствовала вечерами, приходя домой, вечерами вообще все обостряется, боль становится сильнее, безразличие глубже.
Она все время потешалась, а вот наступил момент когда весело быть перестало. Ее больше не забавляло это веселье, а нездоровая обстановка начинала накалять...хотя когда она была здоровой? Это искуственно созданная атмосфера благополучия, состоящая из милых улыбок , реверансов и учтивых фраз. Да и чему радоваться, сборищу уродов собравшихся вокруг? Этим клоунам? Псевдоклоуны, они скорее потомки убитых и растрелянных клоунов... в старые времена были популярны цирковые представления, которые славились тем, что участвовали в этих представлениях всевозможные уродцы. Публика потешалась и умирала от вострога глядя на то, как эти юродивые откалывают всевозможные номера. Только то была, публика, зритель, а она была далеко не зрителем в этом представлении, а действующим лицом и роль ее была тем страшнее, чем больше она отличалась от этих уродцев. Ах как бы им хотелось, чтобы она стала такой же как они, ах сколько усилий они прилагали все вместе и каждый в отдельности, лишь бы изородовать ее душу, ее нутро, чтобы острым ножом исполосовать ее тело, чтобы переделать ее на свой лад. Они выбивались из сил, они пытались скинуть ее с трона, на который она сама себя с таким трудом возвела, дабы иметь возможность наблюдать сверху за ними, за их глупыми и тупыми забавами, ах, как бы им было весело, когда б она упала вниз и расшибла голову.
Их так много, что можно сбится со счету, а они все прибывают и прибывают, это похоже на прилив воды, который мы не в силах остановить.
Но она не с ними, она все еще там, она с высоты, как и прежде сидя на троне, наблюдает за ними, а они грозят ей снизу своими маленькими кулачками и выкрикивают бранные слова. Она знает, что скоро ей придется вновь, как и тогда десять лет назад спуститься к ним, но на этот раз совсем уж ненадолго.
Однажды они уже попытались добраться до нее, но по ее собственной вине и ошибке. Иногда, забавы ради она спукалась вниз и дразнила своих маленьких недругов и слышала их шипение в след. Оно не трогало ее, оно ей было безразлично, как и тогда, так и сейчас. Когда то у нее был он и она спускалась к нему, сбегая по хрустальной лестнице едва касаясь ступенек и ничто не могло ее остановить,хотя, она знала, что рано или поздо остановится ей придется, но старалась не думать об этом. Подобно бабочке однодневке, которая проживает отпущенные ей сутки и задумывается над тем, что следующий взмах ее крыльев возможно будет последним.
Она никогда не забывала про него, просто каждый раз набиралась сил, перед каждой их встречей, чтобы боль и страх не сковали и она могла бы совершить свой путь. Путь обратно, путь в никуда, пройти по той дороге воспоминаний, возврат откуда еще более болезненный, чем путь.
Такой дорогой и родной ее сердцу, жестокий, хладнокровный, бесконечно и убийственно нежный. Временами даже любящий, в хорошие и удачные дни. С горячими губами, которые обожгли ее нежную кожу, а душу покрыли шрамами, да такими уродливыми и затейливыми, что наверное придется купить шарф и прикрывать эти страшные рубцы, хотя, зачем же шарф, ведь они внутри и их не видно, никому.
Молчание, тягостное, долгое, длящееся вечность, длящееся десять лет..
«Я знаю, мы не должны говорить, мы не должны привязываться к друг-другу. Это игра на выживание, кто сделает кому больнее и кто окажется сильнее", как будто эхом отдавались слова сказанные так давно...
"Одна ночь, такая длинная и такая же безумно короткая, ах если бы ты только знал как хотелось мне выть в ту ночь, выть от того, что я не в силах остановить время, от того, что не бывает счастливых историй, а нашей истории суждено возможно стать самой несчастливой, выть от того, что между нами все будет так жестоко и ужасно, что подобного сюжета будет не сыскать ни в одном, даже самом дешевом романе. Но я молчала, я впивала свои острые ногти в ладонь и глотая слезы улыбалась тебе и твоим губам навстречу, я знала, что когда наступит утро все будет плохо. Утро наступило. Все стало плохо. Я нарушила правила, мне суд вынес приговор. Меня судили все те кто грозил мне кулаками, когда я восседала наверху и хихикая смотрела сверху вниз. Страшный и пугавший меня столько лет мой непримиримый враг, живущий во мне змей, победил и был судьей.
Но я отказалась принимать приговор, я отказалась от навязанной мне вины и требовала продолжения игры. И даже после того как толпа забила меня ногами и я корчась от боли валялась в собственной крови я продолжала этого требовать. Удара за удар, боль за боль, поцелуй за поцелуй. У каждого свой ад, у нас тобой свой. Нам там будет тепло и уютно. Если бы мне сказали выбрать смерть, то я бы предпочла умереть на твоих руках..», она знала, что не сможет сказать ему всего этого, потому что будут вещи важнее этих слов и она говорила их в пустоту, в воздух, только потому что ей надо было говорить..она слишком долго молчала.
«Наступило утро. На шатающихся ногах и стараясь удежать равновесие, не обращая внимание на причиняемую мне каждым движением боль, я поднялась и мелкими шажками направилась в свое убежище. Неужели же они думали, что убили меня? Меня оставили лежать одну, считая поверженной и убитой. Но на следующий день, я снова, глядя сверху вниз, хохотала в их перекошенные злобой лица. Игра не окончена. Вы так и не увидели мое распластавшееся тело у ваших ног...
Меня помиловали, мне, высший и такой благодетельный суд, вынес оправдательный приговор с одним, лишь правда, условием. Я была наказана разлукой и тоской на долгие годы и не имела право даже подать апелляцию...
То было так давно, что кажется как будто прошло лет сто и было не со мной. Нет, я конечно не же не умерла, шла улыбаясь дальше, хотя мне каждый шаг давался с болью, такая боль сравнима с той, которая возникает когда весь день ходишь на шпильках, такое ощущение будто тебе в ноги забивают гвозди, вот именно с таким чувством я и шла дальше, месяцы, годы, целое десятилетие...
...Дальше, я помню лишь маленькое, крохотное, рожденное и выношеннон мною чудо. Какое потрясающее, ни с чем не сравнимое чувство, смотреть и понимать, что это то самое существо, которое ты носила под сердцем. Какая бесконечная нежность охватывает гляда на него, на любой его жест и движение, на любой признесенный им звук и какую невыносимую боль испытываешь гляда на его страдания, с этими страданиями ни сравнится ничто, ни тоска и разлука, ни боль возникающая глядя в глаза мужчине, который наутро перестанет быть твоим и уйдет неловко тебя приобняв. Ты забываешь обо всем об этом, о вынесенном тебе приговоре, о боли и тоске, гляда на столь дорогое и родное существо и живешь, живешь, а не выживаешь... его лепет, а потом уже смех такой звонкий и наполняющий смыслом все вокруг, наполняет твои легкие воздухом и ты впервые за долгие годы можешь дышать ты можешь надышаться вдоволь, прозрачным светящимся волшебной золотизной водухом сотканным из улыбок и смеха твоего ребенка...
Единственное, что тревожит тебя в твоем счастье, грызет и не дает покоя, заставляя вскакивать по среди ночи и долго бродить босой по темной квартире, та, проклятая, внушенная жизнью убежденность, что за любое счастье надо платить, а за такое как это, тем более...но ближе к рассвету ты уже смеешься над своими детскими страхами и нашедший тебя, сидящей на кухне, подогнув под себя босые ноги, без света, муж, уводит тебя за собой в комнату и укладывает спать как маленькую девочку, дожидаясь пока твое дыхание станет ровным и ты уснешь.
Проснувшись утром и обнаружив свернувшегося калачиком твое маленькое чудо, ты благодаришь высшие силы, за отсрочку, за то что еще не время, за то что оно у тебя еще есть.
Но вот однажды раздается звонок, который возвращает все назад и звонящему как обычно плевать, что он пришел ломать все то, что ты строила с таким трудом..он просто назначает время и место...
А ты выйдя из парка, давшего тебе отсрочку, сев в машину, набираешь номер мужа и предательски дрожащим голосом врешь ему о том, что задержишься на работе, вообщем все происходит по банальному сюжету, он конечно же тебе не верит, но не показывает виду и просит, как всегда, быть осторожной, ведь на дорогах пробки, плохие погодные условия и прочая чепуха.
Ты заводишь машину и вот уже стоишь в назначенное время, перед назначенным местом. Дверь открывается на твой нервный звонок с такой скоростью, как будто он ждал все это время не отходя от двери, хотя ты знаешь, он ждал...неловкие объятия как тогда десять лет назад заставляют улыбнуться..его нежный взгляд и наглая ухмылка в уголках губ заставляется твое сердце биться..пока ты нервно справляешь с заевшей на сапоге молнией он смотрит на тебя, а ты откинув назад черные кудри, хохочешь, громким, грудным, истерическим смехом глядя ему в глаза.
Полумрак комнаты, зеленое сукно покрывающее диван, дым от выкуреннных сигарет, твоя голова откинутая на его грудь, он едва уловимым движением касается губами твои волос, сплетенные пальцы и наступивший рассвет, пронзающий болью.."
-Я приехал за тобой.
-Я знаю.
-Если бы не знала, то не пришла бы.
-Да.
-Жаль потерянного времени, жаль этих лет, теперь мы будем вместе, навсегда?
-Нет, мы ремарковские герои, так давай же не нарушать сценарий, задумку автора, жаль потеряннгого времени, жаль тебя и меня, жаль нас, но ты знал мой ответ когда приехал.
-Да.
-Ты пришла проститься, мы ведь не увидемся больше?
-Никогда.
Встав на колени, она обхватила его голову руками, она пыталась запомнить его взляд, впитать его, на всю жизнь, навсегда, ведь теперь никогда...
Спустившись, она села в машину. "Нужно успеть отвезти ребенка в детский сад", мелькнуло в голове. Больше она ни о чем не думала, не было, ни боли, ни отчаяния, лишь пустота, годами пугающий змей пожирал ее существо, а ее маленькие недруги показывая ей кулачки бранились и злобно смеялись глядя на ее поражение, а она им покорялась.
 Выехав, она свернула на кольцевую дорогу и поехала в нужном ей направлении...

Он вылетал обратно через два часа, бубнешь приехавших проститься друзей и телевизора сливались воедино, способность думать, чувствовать, была им утеряна, еиму казалось, что осталась лишь способность ненавидеть, ненавидеть жизнь и себя.
Сделанный громче звук очередного выпуска новостей вывел его из раздумий, монотонный, хладнокровный голос был похож на голос выносившего приговор судьи «Сегодня в районе половины шестого", бестрастным голосом тараторила диктор, "При въезде в город, несправившись с управлением погибла женщина, документы находившееся при покойной были зарегистрированы на имя........всем кто знаком с потерпевшей или может сообщить о....»