Крыша Мира 1

С моей Крыши Мира наблюдаю за воплощением идей фальшивых творцов. Выпуская в виде столбов пыли эфемерные облачка скрытого в них прошлого, падают пятиэтажки. Ложатся деревья, гиганты, подпиравшие небо, когда я брел в школу с ранцем за спиной, штанги импровизированных ворот, наблюдательные пункты детства. По-муравьиному копошатся инородцы-исполнители, равнодушно и деловито разрушая мифологию моей юности. Раньше, бывало, идешь летней ночью по родному району, пьяный, счастливый, в кромешной тьме, пропахший женскими духами и табаком, не разбирая дороги и все равно попадаешь домой. Знакомые с детства тропинки сами вели меня, душистые ветви кленов и тополей ласково трепали по голове. Теперь легко заблудиться трезвым и днем. В этом скопище строительных площадок, упорно превращающих мое Средиземье в копию бирюлева северного.

Теперь мне хорошо только здесь, на Крыше Мира. В доме на холме, как его еще называют непосвященные. Он так и останется стоять осколком советского прошлого среди коммерческих высоток. Не подлежит сносу. Чувствую себя революционным пролетарием, дрейфующим среди самодовольных и аляповатых железобетонных скал капитализма. Пора отыскать в недрах шкафа футболку с портретом гордого Че, трофейную дедовскую винтовку, добрых рук немецких мастеров и отстреливаться до последнего вздоха от тараканьего нашествия жалких сибаритов.

Покидаю Крышу Мира – деловая поездка на Мосфильм. Шестой павильон, куда я не мог не заглянуть, напоминает гигантское брюхо «Титаника». Так же, как и роскошный исполин, в этом павильоне затонуло мое прошлое, устремленное к обетованным берегам. И я вижу, как среди декораций равнодушно покачиваются диковинные слепые рыбины. Все, как вчера и по этой причине, я – словно демон, кошмар, зависший над миром, прячась за облаками....
Помню, мы снимали друг друга на камеру, дурачились… Я уже стал забывать тебя и как все было у нас тогда, до начала времен… Твою мимику, твои ужимки женщины-ребенка. Ты и я – другая реальность в тех же, казалось бы интерьерах. Удивительно люди наполняют собой пространство. Мне хорошо одному, это я понимаю еще сильнее, посмотрев пленку. Лучше одному, чем без тебя… Но… Хоть, мой стакан наполовину полон, сам я – наполовину пуст… Одна из граней египетской пирамиды существует две тысячи лет лишь для того, чтобы, распадаясь от тяжести времен, повторить очертания твоего профиля. Мы с тобой – старше вечности и мы были всегда…
Рок-н-ролл, конечно же, мертв… Эльза безобразна, банка спирта – по-прежнему за пазухой, Пинк Флойд 1975 года – лучшая пластинка в мире… Старые символы. Но дыхание захватывает именно от них.
Так хочется иной раз блеснуть в хорошей компании, а не получается... Сидишь и твердишь только словленное двадцать пятым кадром в какой-нибудь диверсионной телепередаче: субстанция, перманентный, визионерский… Потом нажираешься и просыпаешься где-нибудь на автобусной остановке в городе Чехове.... И первые мысли: «Все пропало! Я этого не переживу!»
Абсурдность жизни, мнимая, реальная, тайная, явная… Не разберешь…
На вопрос: «Что будешь делать?» - все больше отвечаю в духе времени:
«Буду пить вино и расставлять пустые бутылки по Фэн-шуй»…
Под ногами пылит грунт лунного пейзажа моей жизни. Выверенный, чем-то привлекательный, но удручающе однообразный. Все! Надоело! Комкаю все дела, «как ворох газет» и вальяжно, по-баскетбольному мягко, запускаю их в угол комнаты… Пусть, там и нет корзины… Без отторжения и сожалений дивлюсь парадоксам зрелого возраста - есть половина дивана, осталась половина жизни. И тем, и другим поразительно удобно пользоваться, пуская в себя и к себе лишь наполовину…
- У меня все тело болит, - капризно морщась, сообщаешь ты.
- Что так?
- Всю ночь танцевала в клубе.
У тебя на зубах брекеты. Это делает тебя похожей на школьницу. А, поцелуи напоминают своеобразный экстрим – в момент наслаждения рискуешь поранить язык о холодный металл. Не говоря уже о других, более деликатных ласках…Советую тебе натереть брегеты пемолюксом:
- Чтобы улыбнулась и все зажмурились…
В ответ ты бросаешь в меня какой-нибудь предмет, как правило – не глядя. В твоей крови бурлит агрессия юга, воевавшего и боровшегося за жизнь с начала времен. Достается и мне, в отголосках твоих ласк, граничащих с болью и увечьями.
Европа замерла в испуганном смятении: «Русские идут?!» Проснитесь, ребята – русские уже пришли. В распахнутое окно врывается восторг ошалелой Москвы и заодно – всей России, впавшей в счастливое безумие после финального свистка. Теперь, поедая оранжевые апельсины, всегда буду испытывать сочувствие победителя. Не веря глазам, разделяю общее ликование. Чудеса все-таки случаются. Ты тянешь меня на Тверскую, но я не хочу покидать свою крышу мира. Мне и так хорошо.
Вчера ты была вертлявой и смуглой, сегодня ты – белая и голубоглазая. Любишь молчать, улыбаться и готовить. И спать до обеда. Умеешь быть желанной и равнодушной. Красивое тело, непонятное нутро, расплывчатость образа.
Средиземный юг и скандинавский север…
А в феврале ты была где-то посередине - бледной и худой, рассеянной и мудрой. Тем удивительней прозвучало в ночи твое: «Выеби меня, трахни, как шлюху…»
Мелодия имени меняется в зависимости от того, какую ноту взять первой. Я и не пытаюсь тебя различить. На моей Крыше Мира хлопают двери, ты меняешься так быстро, что мне не стоит запоминать танец твоих перемен – ты исчезнешь, прежде чем, я разгадаю цвет твоих глаз.
И еще я люблю, когда твои ножки выглядывают из-под халата – это так эротично, когда ты выдаешь подмосковный загар за каннскофестивальный. Или когда ты просто ходишь голая по Крыше Мира. То смуглая, то белая, то глупая, то взбалмошная. То царственная, то совсем мимолетно-неизведанная. Но никогда, никогда не та, чей профиль хранит грань пирамиды.
Пью пиво, из кружки, величиной в две пинты. Сочиняю в уме фразы, просто так, для сна. Когда я засыпаю, ручейки слов перетекают мощными потоками в реки рассказов. И они, так никогда и не написанные, улетают в вечность, прямиком в никуда… Я думаю, что напишу их завтра, что за ночь ничего не забуду, но завтра, как известно, не наступит никогда. Я буду обреченно плескаться в пивном сегодня и засыпать, выдумывая бессмертные фразы… А потоки, слов, перетекающих в рассказы – превратятся в утренние мочеиспускания…
Идеальная форма бытия, идеальная форма рассказа… Смотреть во все стороны и говорить о том, что видишь. Как эвенк, как растиражированный чукча, которого я люблю с детства. С тех пор, как отец сказал, что чукча – северный индеец, такой же, как сиу, апач и шайен, только наш, советский… Анекдоты про чукчу воспринимал как недоразумение, как несправедливость – индеец всегда мыслит по-своему, читает природу и ему, даже, Крыша Мира не нужна…
Я спустился с Крыши Мира, используя мудреные приспособления, придуманные для преодоления гравитации и удобства движения «вверх-вниз». Спустился для того, чтобы расставить металлические конструкции и прожекторы вокруг кинокамеры. Руки были увлечены привычным делом, но разум кипел и сердце возмущалось. Пришлось добавить в краски дня янтарно-коньячного оттенка. Цветовая гамма пришлась мне по вкусу, но этого было недостаточно и я вернулся к себе, на Крышу Мира, раньше положенного срока… В Париже, Токио, Лондоне и Бомбее – мои мысли всегда так же отстраненны – здесь или где-то еще… Какая разница!

Мой друг, тот, что умеет читать по звездам и находить нужные слова, музыкант и умница, покинул меня. Теперь он живет в здании с белыми стенами и решетками на окнах. Серьезные и очень образованные люди в белых халатах обещали навести порядок в его голове. За определенную плату. А я тревожусь – сохранит ли он за собой умение улыбаться нашим шуткам, чей скрытый смысл был всегда понятен только нам? Меня удручает, что он сознательно покинул мир людей, уйдя в монастырь разума и духа. Хотя, сам я – не делаю ли то же самое, но мне проще – у меня есть Крыша Мира, с которой я всегда могу спуститься.

Обнаружил, что одному здесь лучше и комфортней. Перестал убираться и мыть посуду. Застилать постель и протирать пол. Приглашать бело-смугло-разных подруг. И моя Крыша Мира стала напоминать покинутый жрецами храм, где гуляет ветер, бродят экстремальные туристы, бродяги, беглые каторжники и охотники за головами… Фетиши прошлой жизни, доказательства благополучия, покрылись пылью и стали напоминать диковинные артефакты, таящие все загадки мироздания.
Однажды, мои письмена будут изучать взъерошенные очкастые эрудиты из центральных университетов. Когда обнаружат в чреве джунглей развалины моей Крыши Мира. А, ставшие за прошедшие века бессловесными, пришлые жители азиатских степей, возводившие многоквартирные коробки, будут сбивать ученые умы с толку, изнуряя их легендами о Крыше Мира… О сияющих всадниках с небес…
Иногда до меня добираются эти всадники. Те, чей дух силен, кому чужды самообманы, вроде лифтов и черных лестниц. Всадники залетают прямо в окно или на балкон и, стряхивая пыль с амуниции, сообщают мне новости новостей, вещи вещей, ответы ответов и лица их всегда светятся счастьем ветра, свободы и высоты.
Я больше не спускаюсь с Крыши Мира за пивом и солеными сухариками – захотелось ухватить, как зверька за хвост, мои предсонные фразы и абзацы, стало жаль просто так отпускать их. Но теперь они не приходят ко мне, зато, я могу записывать свои наблюдения, не отвлекаясь на пивные интоксикации. Я навел порядок в комнатах, перемыл посуду и отдраил полы. Разогнал летучих мышей и охотников за головами. Они унеслись с моей Крыши Мира - сам едва уцелел…
Теперь мне уютно в вечернем свете, в причудливой вселенной огней, они скрывают истинное лицо мира и создают иллюзию, что я иду по океану открывать новые материки… Мне нравится, как ветер треплет мои коротко стриженные волосы. Прическа моряка – часть его самодисциплины. Укрывшись пледом и обложившись боеприпасами книг, я прокладываю себе путь в неизведанное… Большая кружка чая с аппетитной долькой лимона иногда покачивается в такт волнам.
Интернет не работает шестой день и постепенно это начинает радовать – успел совершить столько важных и полезных дел….
Они пытаются окружить мою Крышу Мира новыми вершинами, не догадываясь, что переплюнуть абсолют невозможно. Нельзя скопировать небо или океан. Они неповторимы. А я – просто живу здесь. На Крыше Мира. Соседний новострой будет просто обрамлять мою Джомолунгму частоколом новых вершин, делая заветную цель еще более недоступной. Другое дело, когда на начальном этапе стройка напоминала Стоунхендж, это намекало на некую мистичность места. Теперь же, упрямые и фанатичные искатели Шамбалы, заблудятся в запруженных иномарками дворах…
Новое утро. Я расположился на уступе, именуемом аборигенами балконом. Ветер ласково теребит японский колокольчик, привезенный мной из Киото, заодно листая «Бусидо» в моих расслабленных руках… Над Москвой - почти нарисованное небо и перламутровые дали, где облака услужливо сотворили Фудзи-Яму…
Однажды, мне станет настолько интересно, чем там, внизу увлечены мои братья по разуму, что я поспешу к ним, минуя условности технического прогресса и законов тяготения. Я возьму и шагну с Крыши Мира прямо к ним, буду радоваться, копошиться и спешить куда-то, как они. И стану одним из них. Из нас. Из вас. Только надену свои любимые, мексиканские «levi’s» и футболку с портретом легендарного Че...