Повесть омерзительных лет

 Повесть омерзительных лет.

 Я почти уверен,что больше никогда не посмотрю эту кассету,но то, что она у меня есть и что я могу в любую минуту сунуть ее в видеомагнитофон и снова окунуться в ее удивительный мир – приносит мне тихую радость. Кассета эта сама по себе классная – документальные съемки жизни полосатых варанов, есть такие удивительные существа, в Шри-Ланке живут. А для меня особая ценность этой кассеты в том, что глядя на то, как эти вараны шустро носятся по земле,легко карабкаются по деревьям, плавают и ныряют- я подумал, что если бы в животном мире был спрос на наемных убийц, то лучшего киллера, чем полосатый варан – не найти. Впервые спокойно подумал о своей новой работе.
В своей жизни я видел много убийц и главное чувство, которое они у меня вызывали, было – омерзение. Как будто бы я общался с человеком, который жрал собственный кал. Или даже не собственный. Убийцы нарушали какой-то очень серьезный запрет. Не закон, не уголовный кодекс, а запрет. А нарушив запрет- переставали быть людьми и становились омерзительными. И если бы мне кто-нибудь раньше сказал, что сам я стану убийцей, да еще наемным-я бы даже не обиделся. Посмеялся бы да и все.
Но и если бы кто-нибудь начал мне раньше рассказывать о мире, в котором мне придется жить на своем шестом десятке лет- я бы тоже не поверил. Не поверил, что по Центральному телевидению мне покажут одного президента моей страны пьяным, что следующий президент-опять же по Центральному телевидению-скажет, что кого-то там нужно «мочить в сортире» и эти слова ( слова, а не действия, ибо никого замочить он так и не сможет ) сильно поднимут его рейтинг, что на главной улице моего города, в двух шагах от Управления внутренних дел обсаженные дети будут громко ругаться матом и никому не будет до этого никакого дела. Что люди, ради того, что их покажут по телевизору будут грызть электрические лампочки, и это будет называться «минутой славы».Что газеты в новостях экономики будут сообщать о разделах сфер влияния бандитских группировок.
Да, мир стал омерзителен, но я далек от мысли, что его сделали таким перестройщики, демократы, коммунисты или националисты. С возрастом я понял, что мир всегда был таким. Со временем меняется только степень его омерзительности и ее детали. В молодости я привык к одной омерзительности, а в старости (да, увы, в старости) столкнулся с другой. А сил на адаптацию уже не осталось.
Великий Ганс Селье уже в далеком прошлом обнаружил у человека наличие особой психической энергии, позволяющей ему примиряться с изменениями омерзительности. Увы- догадка Селье о том, что эта энергия не восстанавливается и что ее запасы ограничены блестяще подтвердилась. «Я стою у ресторана- замуж поздно, сдохнуть рано» иными словами.
Все это : и новый мир, и новые мысли о нем, и новая моя работа случились, конечно, не сразу. Очень не сразу. Первое время после увольнения из милиции дела мои вроде бы даже пошли в гору. Я сунулся в коммерцию, времена были лихие: воткнешь вечером в землю оглоблю- утром она уже расцвела! А к обеду можно собирать урожай. Появились деньги, а когда появляются деньги начинаешь думать не о мире, а о том куда их потратить. Сразу как-то укрепилась семья, жена стала внимательной, нежной и прямо любящей. Кончались деньги долго и долго кончались нежность и любовь жены. Не могу сказать о ней ничего плохого- ее любовь и нежность кончились намного позже денег, но все равно кончились. А когда начались снова- то уже не со мной. Жена считала, что все наши беды от моей лени, а лень- от недостатка ответной любви к ней( не к лени,а к жене, естественно). Честно говоря, Лена там тоже была, но об этом жена не знала, да и какая теперь разница. Встретив человека, не страдающего ленью, а значит и недостатком любви к ней( опять к жене , естественно), она просто поменяла объект своей нежности-любви. По новой терминологии- более успешно разместила активы. Правду сказать, там тоже были свои проблемы, но меня это уже не касалось. Очевидно, еще немного энергии от Ганса Селье у меня было и я, прежде чем бросится в очередную схватку с изменяющимся миром, произвел ревизию своих сил и средств. Тогда я еще не понимал, что дефицитная эта энергия в подобной ситуации должна расходоваться не на изменение мира, а на изменение себя и ревизией остался доволен. Я был молод, здоров, силен и вынослив, удачлив и изворотлив, у меня была крыша над головой, обширные связи и даже немного денег. И я был один. А значит- никому не подотчетен и ничего не должен. И я бросился в бой.
Увы-удача изменила мне. Это сейчас я понимаю, что изменялся мир и мне,упрямо нежелавшему изменятся, становилось в нем все тяжелее и тяжелее. А тогда я бросался из стороны в сторону, торговал бэушными компьютерами, пытался крышевать недотеп-кооператоров, одно время возглавлял отдел снабжения на крупном заводе, прикрывал бригаду лохотронщиков на пригородном вокзале, менял доллары на Центральном рынке.
Доллары дались мне наиболее тяжело. За валютчиками шла настоящая охота- еще бы: человек держит под мышкой набитую деньгами барсетку! Их грабили с удручающей регулярностью, а периодически и с летальным исходом. Господи, мне был уже «полтинник», а я еще каждый день таскал двенадцатикилограммовые гантели и надеялся отбиться в случае нападения! Я не привык чувствовать себя жертвой, обьектом охоты, я сам был охотником и потому мне было особенно противно менять каждый день маршруты движения, внезапно оглядываться, внутренне напрягаться, встречаясь с двумя-тремя молодыми парнями.Напали на меня из подворотни, сзади, когда я утром шел на свою «точку». Долбанули чем-то железным по голове, правда вскользь и это было их единственной неточностью. Все остальные действия были доведены до автоматизма. Я пытался биться, даже орал, но один из них несколькими ударами обутых в тяжелые ботинки ног сломал мне ребра и я прекратил бой. Я правильно рассудил, что здоровье дороже денег. Отлежавшись, я снова вышел на свою «точку», за пару месяцев жесткой, рискованной работы восстановил часть пропавших денег и свалил оттуда. И всякий раз, когда я слышу о гибели очередного менялы, я убеждаюсь в том, что поступил правильно.
Однако жизнь катилась дальше и я катился с ней, пытаясь найти свою норку, где можно было укрыться от мира. Докатился и до ночных сторожей. Это было, кстати сказать, далеко не самое худшее мое время. Две ночи я охранял рынок, две ночи спал дома. Все дни был свободен. На работу и с работы ходил пешком, а это два часа энергичной ходьбы в одну сторону, да плюс несколько часов медленной ходьбы ночью по маршруту. А на маршруте у меня были свои «станции»: на одной я подтягивался, на другой качал пресс, на третьей отжимался. Пытался даже бегать, но ни бег, ни беговые упражнения почему-то не пошли. А жаль: какая это прелесть- беговые упражнения! Ноги от них становятся стальными, стопы несут тебя над землей как крылья- я помню это еще со своей легкоатлетической юности.Я тренировался тогда как одержимый. Подготовлен был фантастически: зимой по субботам бегал кросс 35 км! И эта работа не считалась тяжелой! Тяжелой считалась «переменка» 10 по 400 через 200 по минуте каждый круг. Впечатляющих результатов я не добился, но уже давно, вспоминая, что бежал 800м быстрее 2-х минут, я испытываю горделивое умиление. Давненько это было. А сейчас мне периодически звонит бывшая жена и с наездом спрашивает, знаю ли я сколько стоит один год обучения ребенка в институте. Сколько стоит час занятий с репетитором. Сколько стоит снять квартиру для молодой семьи. Посетить стоматолога, косметолога, гинеколога…
Я знаю, что жена здесь ни при чем. Это мир влезает мне в душу своими грязными лапами. И он не отвяжется, пока я не откуплюсь от него, не дам денег. И я даю денег, но мало, у меня самого их мало, и он не отвязывается.
– Какого черта, ты замужем за бизнесменом и не можешь раз и навсегда порешать эти вопросы? Я ночной сторож, откуда у меня лишние деньги?
- Ты отец своего ребенка. А бизнесмены вы все одинаковые: или по чужим юбкам, или по бутылке.
Да, я слышал от общих наших знакомых, что мой сменщик квасит неподетски. Ладно, это их проблемы, а у меня своих проблем хватает. В отличии от денег. Найти бы миллион рублей. Сразу ( ну пусть не сразу ) позвонить жене и сказазать ей так:
-Слушай меня внимательно. Если я сейчас дам тебе сто тысяч рублей ты отстанешь от меня навсегда?
Она, конечно, начнет кричать, что по нынешним временам сто штук это не очень хорошая шуба, начнет спрашивать, знаю ли я сколько стоит рентгенолог, кардиолог и венеролог ( нет, про венеролога не спросит, это я загнул), но денюжку возьмет. На любых условиях возьмет. Все равно никаких условий выполнять она не собирается. А я – собираюсь. И на этом отобьюсь от нее ( и от мира, коль скоро он достает меня через нее) на несколько лет! А несколько лет в наше время это настолько большой срок, что и заглядывать туда смысла нет. Но миллиона-то тоже нет... А жаль. Как хорошо бы провел я эти годы: бросил бы немедленно свое сторожевание, спал бы дома на своей диван-кровати, начал бы по утрам бегать кроссы, днем читал бы любимые книги, спал бы после обеда, слушал бы «Portishead» или Артемьева, да что говорить… Поразительно, что этот миллион есть у очень и очень многих людей даже из числа моих знакомых, но никто из них свое «сторожевание» не бросает. Вместо «Portishead» люди покупают «Porshe» и сторожуют дальше. Только выражение лица меняют на более значительное. Иногда мне кажется, что если меня мир поразил в сердце, то их – в голову. И что жить, пораженным в голову, в этом мире еще можно.
На своем ночном рынке я сколотил небольшую бригаду из молодых-энергичных ребят из числа моих напарников, мы разрешили торгашам оставлять товар на ночь на прилавке и брали с них за это плату. Нововведение прижилось и вскоре наш «левак» превысил нашу зарплату раза в два. Пацаны были счастливы, но я посчитал общую сумму и понял, что удержать «тему» у нас не получится. Хозяева рынка не позволят, как только въедут в ситуацию. А въедут они скоро. Это означает неминуемые разборки, потерю заработка и, очевидно, увольнение.
Кажется, я пытаюсь оправдываться перед самим собой, хотя знаю, что оправдания мне нет. Даже человеческий язык чувствует омерзение к убийце. Ведь слово это – женского рода, хотя убивают, как правило, мужчины. Язык отказывает убийце в мужественности. « На стуле сидела и курила небритая убийца ». Омерзительное зрелище. Оправданий здесь быть не может, а вот объяснения – есть.
Короче говоря, мы пили пиво в одном из шалманов на левом берегу родной реки прохладным вечером ранней осени с моим корефаном Сашцом. В незапамятные времена мы вместе работали в уголовном розыске и надо сказать- очень неплохо это у нас получалось. Теперь виделись нечасто, но связи все-таки не теряли. Cашец был здоровенный, немного неуклюжий верзила с круглым как блин простоватым лицом, которое почему-то очень нравилось женщинам, у него была сейчас своя темная какая-то «тема», я не очень допытывался, да и разговор не о нем. А в тот раз разговор сперва был так, ни о чем. но после второй кружки Сашец выдал.
-Проблема у меня. Один олень упрямо не хочет поставить автограф на жалкой бумажке и из-за этого дело стоит.
–Не берет, что ли? Или просит много?
-Не берет. Идейный борец. Пугнуть бы его надо.-Сашец пытливо посмотрел мне в глаза. –Как пугнуть?-разговор становился интересным, но я по старой привычке оставлял свое лицо равнодушным. Я вообще легко работаю с выражениями своего лица. Катастрофически не удается мне только выражение озабоченной деловитости и понимания важности поставленной задачи, в связи с чем меня регулярно выпирали со всех моих постов, а скоро, очевидно, выпрут и из ночных сторожей.
–Да я и хотел с тобой посоветоваться. Может, стрельнуть ему поверх головы?
-Ну да….- рассмеялся я – Он после этого вообще героем себя почувствует! Стрелять нужно только в жопу. Это действует очень отрезвляюще.
–Я тоже так думаю. Нос, ты понимаешь, что разговор пошел серьезный?
Люди, считающие себя моими близкими друзьями, называют меня Носом не в силу каких-то моих физиономических особенностей, а просто по фамилии. Носов моя фамилия. Так-то вот. А вы что подумали?
-Пока нет- может быть, тверже чем нужно сказал я.
–Сможешь сделать?
–Не знаю,Сашец. Подумать надо. А чтоб мысли были продуктивнее, я должен прежде всего знать- что со всего этого геморроя буду иметь я. Кроме возможности посещения Нижнего Тагила. Или Тагил уже не катит за давностью лет?
Это я хорошо сказал. Подумать здесь есть над чем. А вот стоит ли вообще думать- я сейчас узнаю из ответа Сашца. Тот завздыхал, отпил пива, закурил.И он, и я знаем, что с точки зрения закона разница между «мокрухой» и запланированной им акцией очень даже невелика и при неудаче рассчет с законом будет суров и несправедлив.
Обыватели считают, что профессионализм наемника определяется его навыками в стрельбе, восточных единоборствах, а то и вовсе в каких-нибудь метаниях ножей. Чушь собачья. Профессионализм наемника определяется его умением видеть судебную перспективу каждого своего действия. Не знать, а именно видеть. Если вы знаете, что в 20 метрах к северу от вас находится пропасть- это одно. А если вы видите ее- это совсем другое! Я научился ее видеть уже после пары лет работы в уголовном розыске, когда загонял туда нестройными рядами местный криминалитет и был очень удивлен, узнав что подавляющее большинство моих коллег ее не видят. Знать-знают, а видеть- не видят!
Сашец был в курсе моих способностей. Потому и завел этот разговор, потому и вздыхал сейчас. Грамотный заказчик основную часть денег платит не за выполненную работу , а за собственную безопасность, которую и гарантирует высокопрофессиональный наемник, видящий «пропасть». Все киллеры знают, что сдавать заказчика нельзя: сам устраиваешься по более тяжкой статье, приобретаешь в лице нанимателя злейшего врага, лишаешься поддержки во время отсидки и после нее. Все знают- и все сдают. Кроме профессионалов.
–Пятьдесят штук.
Я облегченно улыбнулся: очень мне не хотелось мараться во всем этом говне, я боялся, что не устою перед «суммой прописью», а тут и устаивать не перед чем.
–Нет, Сашец. Не мое это. А переквалифицироваться на старости лет … Сам понимаешь.
Мы съехали на другие темы, допили пиво и разбежались, но внутренний голосок прошептал мне, что это еще не конец. Впрочем, я и без него это понимал: Сашец будет «докручивать» комбинацию и вариант с моим участием еще не отпал.Сашец, конечно, может все провернуть по-другому, но я чувствовал, что он сам еще не определился, а мой первоначальный отказ давал мне хорошие возможности для спокойного, взвешенного решения. И, наверно, я принял это непростое решение, пока ходил ночами по пустынному рынку, пока подтягивался там на ржавой трубе и качал пресс на нечистых прилавках. Потому что уж больно легко добился он моего согласия.
Он позвонил мне с сотового дней через десять:
-Ты дома? Один? Открывай, я стою под окнами.
«Один, один, я всегда один»
Войдя, он сразу отдал мне обандероленную пачку тысячных купюр:
-Сто листов, Нос. Больше никак не получается. И по-другому никак не получается. Я тебя прошу- помоги.
Пачка была крепенькая, тяжеленькая, я надавил большим пальцем на ее уголок и она тут же ожила, упруго зашуршала, устраиваясь поудобнее в моей ладони.
–Ладно,- вздохнул я,-Жопа –то хоть большая? А то промажу. Да, а стрелять из чего?!
-Жопа-во!-захохотал Сашец, разводя руки метра на полтора,-Промазать невозможно!
Мы сели на кухне, обговорили детали, Сашец подробно описал оленя, дал его адрес и передал мне старенький «ТТ». Чистый, как он сказал.Мне-то это без разницы, все равно я купил его вчера на Центральном рынке за 800 рублей у неизвестного…
-Постарайся не затягивать с этим делом, - сказал Сашец на прощание.
–Да уж постараюсь. До праздничка постараюсь успеть.
-Точно! Точно! До праздничка со всеми этими головняками надо закончить!
5 октября, может кто забыл, День уголовного розыска и мы, бывшие, всегда собираемся в этот день, пьем водку и вспоминаем молодость.
Ближе к вечеру я позвонил на работу и сказал, что заболел. Вечером потренировался с волыной: заряжал, разряжал, ставил на предохранитель, снимал. Осваивал. Стрелок-то из меня не очень…А наутро я был уже на месте. Ничего не планировал, хотел только осмотреться, но волыну взял. Оделся обычно, у меня вообще спортивный стиль и плевать я хотел на свои 59, да и их еще нет. Добавил только старую болоньевую куртку и бейсболку, которую никогда не ношу. День занимался солнечный, тихий- любимое мое время года: утром и вечером бодрящий холодок, в полдень даже жарко, в душе покой. В сентябре со мной никогда не происходило ничего плохого, мне всегда везло.
…Оленя я увидел сразу, как только повернул за угол. Ошибка исключалась: толстожопый мужик, в точности соответствующий описанию, выходил из указанного подъезда. Сегодня стрелять я не собирался, решил просто порепетировать и двинулся следом за ним. Мужик спустился с пригорочка и пошел по тропинке между торцом дома и запущенными кустами сирени. По раннему времени – вокруг никого. Когда судьба дает тебе шанс- отказываться от него нельзя! Быстро, но спокойно повторив в уме необходимые действия, я спустился следом, достал пистолет, снял его с предохранителя, выстрелил метров с десяти в обтянутую какими-то чудовищными штанами правую ягодицу, снова поставил на предохранитель и, пряча пистолет в карман, побежал вдоль тыльной стороны дома. Краем глаза успел увидеть, как олень упал и с тонким даже не визгом, а писком пополз почему-то вверх, к кустам сирени.
Я знал, что в беге должен походить на утреннего бегуна трусцой, а не на киллера, в ужасе смывающегося с места преступления, я сдерживался изо всех сил, но адреналин стер все десятки лет, отделивших меня от моих тренировок и соревнований. Я чувствовал, что снова могу «разменять» две минуты на 800м! Мне стало весело и смешно.
Заворачивая за угол, я снял бейсболку и легким быстрым шагом пошел прочь. Шел я никуда, просто стремился оставить между собой и оленем как можно большее расстояние.Я сам выезжал на подобные происшествия, работая в милиции, и знал, что через несколько минут любые розыскные мероприятия станут невозможны, но земля сама словно подталкивала меня и я шел и шел. Увидев подъезжающий к остановке автобус, я снова радостно побежал: я понял, что 59 лет-это просто бред, я все тот же сильный и ловкий парень, удачно прошедший длинный жизненный путь, ставший от этого более опытным и набравшийся ума.
Садясь в автобус, я снял куртку и плотно завернул ее: после выстрела пистолет едко воняет, ни к чему беспокоить пассажиров таким запахом и оставаться у них в памяти. В автобусе пот хлынул с меня ручьями, заливал лицо, стекал по спине, но народу в салоне было немного, я отвернулся к окну и через несколько остановок сошел. Осмотревшись, я сориентировался, пересел на нужный мне транспорт и вылез за пару остановок до своей. По договоренности, позвонил Сашцу на сотовый из автомата и сказал, что ошибся номером.
.-Лишь бы в другом не ошибся,- буркнул он.
Я засмеялся и повесил трубку. Дел на сегодня еще хватало. Дома я тщательно упаковал волыну в один пакет, половину денег в другой, переоделся, засунул все это в сумку, туда же запихал старую саперную лопатку с обломанной ручкой и пошел в Ботанику.
Ботаникой называли заброшенный Ботанический сад и с ней(с ним) многое было связано в моей жизни. Страшное количество лет назад я бегал там кроссы, потом пил водку в разнообразных компаниях, потом полюбил просто гулять там в одиночестве. Я знал Ботанику как свои пять пальцев и легко ориентировался в ее многочисленных тропинках, полянках и оврагах. Там я и зарыл в одном месте волыну, а в другом деньги.В куртку напихал камней и утопил ее в зловонной речушке, разделяющей верхнюю и нижнюю Ботаники. Бейсболку просто выкинул в камыши и вернулся домой, прикупив по дороге три бутылки любимой «Балтики№6» и пачку каких-то сигарет.Я давно бросил курить: грузчики-узбеки на рынке научили меня вместо курева засовывать за нижнюю губу насвай, особым образом обработанный табак, но сейчас хотелось именно курить.И , выпив бутылку пива, я тут же закурил. Усталость мягкой тяжелой волной накрыла меня. Сил не было даже принять душ. Я лег на диван, закрыл глаза, увидел уходящего вдоль торца незнакомого дома неуклюжего толстожопого человека и уснул.
Проснулся я в темноте от жажды. Выпил бутылку теплого пива (забыл поставить в холодильник) и снова уснул уже до утра.
Утром я всегда наиболее уязвим для жизни: я слаб, вял и жалок. И мысли мои соответственно такие же. А это утро было особенно тяжелым. Тело болело так, как будто меня вчера избили палками, сил не было никаких, во рту мерзостный привкус вчерашней сигареты, мысли тревожные, панические: это только говорится так- ранил в жопу, а если попал в кость, в сустав, а с другой стороны жопы- мочевой пузырь. Почки недалеко, а я ведь не «ворошиловский стрелок». Через силу принял душ, почистил зубы. Стало полегче, но сил на утреннюю тренировку (обычно это пресс) все равно не хватило. Я попил кофе и решил поднять себе настроение. В конце концов у меня была лишняя «сотка» и я честно заработал себе право на лишние удовольствия!
Прежде всего я не торопясь прошелся по книжным магазинам. Улов превзошел ожидания: две новых вещи Кабакова и Быкова. И если Кабаков малопредсказуем (после волшебных «Московских сказок» можно нарваться на какие-нибудь «Городские сумерки»), то Быков есть Быков( правда, его «Правда», правда в соавторстве- до сих пор мною не дочитана, правда, я ее читаю только в туалете)
Оглядываясь назад, следует признать, что эти несколько сотен рублей и были самой удачной тратой из всех моих «призовых» денег. Нет, я подкупил себе новых шмоток и обуви (в последние годы я полюбил вещи, в которых мне удобно, без оглядки, однако, на моду), отдал 4 тыщи бывшей прекрасной и бывшей половине («Ребенок обносился до предела, понимаешь, до предела!»), очень нехило отметил профессиональный праздник (странно, но после того выстрела я снова почувствовал себя действующим опером!) – но все это были дежурные, рутинные траты. Вообще, праздничной перемены жизни не получилось даже в тот месяц, который я себе подарил после увольнения с работы. Отоспался, конечно; много и с удовольсивием читал, качал пресс и подтягивался, но бегать по утрам так и не начал, ходить стал намного меньше, музыки почти не слушал.
Зато- начал смотреть телевизор! Петросяновское «Вокруг смеха», «Фабрику звезд», «Минуту славы», «Дом 2», про стилиста Зверева, вообще про бомонд, так сказать. На душе у меня , если честно, нехорошо было. Все-таки стрелять в спину человеку, который не сделал тебе ничего плохого, которого ты вообще не знаешь- дело грязное, себя-то что обманывать… А все эти МузТиВи и блондинки в шоколаде меня успокаивали. Разве это люди? Разве применимы к ним человеческие нормы отношений? И дело совсем не в них. Господи, да что могут изменить в обществе несколько сотен уродов? Нет, дело в тех миллионах, что их смотрят. А их смотрят! Если бы не смотрели, то и передач бы таких не было. И у моего толстожопого наверняка был (да почему был- есть!) свой любимый какой-нибудь «Секс с Анфисойчеховой». Меня окружает мир не субъектов, а объектов! Читайте Бердяева, господа.
Особенно мне нравилась передача, где телезвезды фигурно катались с фигуристами. Страна была в восторженном умилении: какие же они разносторонне-талантливые!! Я бы снял другую программу. Я бы отобрал всех этих ребятишек, позиционирующих, как они выражаются, свою «мачо-крутизну», всех этих динамитов-турчинских, гош-куценков и прочих-машковых, да поставил бы их на старт бега на 100 метров, а в соперники им дал бы несовершеннолетнюю девочку, занимающую 100-е место в нашей многострадальной стране по своей возрастной категории. и когда этот несчастный ребенок привез бы им на финише метров 5 (а некоторым и поболе), я бы посмотрел на выражение лиц многомиллионной армии их поклонниц. Зато бы они узнали, что представляют на самом деле из себя их кумиры и чем легкая атлетика отличается от фигурного катания.
«Теле-женщин» я бы подобным испытаниям не подвергал. Им и без того досталась тяжелая доля. Страшно даже подумать, через что им приходится проходить, чтобы иметь возможность сидеть наряженной мартышкой перед камерой и читать (часто- наизусть!) чей-то бред. А то и петь! Впрочем, насильно их там, как я понимаю, никто не держит.
Вообще, к женщинам у меня своеобразное отношение. Я считаю их существами лучшими, чем мужчины. Во всяком случае- более приятными. И это при том, что претерпел я от них огромное количество бед, несчастий и просто неприятностей. Особенно в первые десятки лет жизни.
 Нехило это звучит: « в первые десятки лет жизни»! Произнеся такую фразу, естественно- обоснованно произнеся, сразу начинаешь чувствовать себя каким- нибудь Мафусаилом. А то и апостолом, допустим, Павлом. «Эх,- думаешь,- не сумел я ему внятно объяснить насчет нищих духом. И вон какая галиматья получилась!»
Так вот о женщинах. В первые десятки лет жизни зависимость от них была страшная, что приносило неисчислимое множество проблем. Особенно ужасно было думать, что так будет всегда. Понятия «всегда» и «жизнь» в ту пору являлись синонимами. Однако после первой полусотни лет ситуация начала меняться. И с синонимами, и с женщинами.
Сейчас женщин в моей жизни с затухающей периодичностью представляет Заклепка, одна из моих бывших подружек, волею злого рока лет пять назад влезшая в такси, в котором ехал я. Заклепкой я называю ее только про себя. Прозвище родилось от фамилии ее мужа. Заклепкины они. Он тоже ночной сторож, как и я, но график работы у нас не совпадает, что благоприятствует нашему с Заклепкой роману. Если можно назвать романом нерегулярные тайные встречи с немолодой, страдающей ожирением и одышкой, замордованной жизнью теткой.
Заклепке с «призовых» я купил в качестве новогоднего подарка дорогущую губную помаду, которую она из соображений конспирации оставила храниться у меня.

Кончался декабрь, стояли холодные тусклые дни, я работал «сутки-трое» на охране вонючего сарая , наполовину заполненного наполовину гнилыми овощами, который назывался склад №3 ООО «Парадиз». Это слово казалось мне уродливым гибридом от «паразита» с «дезинфекцией». Призовые деньги тоже, в общем, кончались. Во всяком случае в количестве, достойном каких-либо планов. Сарай не отапливался, железная печурка в нашей «бендешке» давала больше дыма, чем тепла и мне самому непонятно, почему я отклонил следующее предложение Сашца.
– Ты пойми, это вообще не мой заказ,- кипятился он- Посторонние люди проплатили. На нас- никаких выходов! Я и бабки с них уже взял. Тебе 300, мне -200. По-честному! Ну?!
-Нет. Деньги это непринципиальные. Порешать на них ничего не порешаешь, просто перемажешься весь в крови и в говне. Нет. Хочешь- сам вали. «Пятихатка» это хоть что-то.
–Хорошо. 400-тебе, 100- мне.
–Нет!
По графику новогоднюю ночь мне выпадало провести дома и я сперва подумал, что хоть в этом повезло. Прикупил свою «Балтику№6», взял бутылку хорошей водки, немецкого тоника, кой-чего из деликатесов, чего обычно себе не позволял и устроился перед телевизором.
В последние месяцы я нередко смотрел телевизор и в общем понимал, что меня ожидает, но в новогоднюю ночь телевизионщики решили превзойти самих себя и хотя казалось, что сделать это невозможно- они это сделали! Притихший и даже подавленный я лежал на диване, один среди десятков миллионов орущих, кривляющихся, радостно-омерзительных….. людей? Иногда камера показывала зрительный зал и я видел восторг и умиление на мордах их лиц: раньше они боялись, что одни такие, что остальные, люди, любят совсем другую музыку, песни, танцы, шутки- а теперь( да наверно и не теперь, а уже давно) поняли, что – нет! нет! нас- много! нас- большинство! мы все такие!!
А когда в полночь на город обрушился вой и грохот салютов, фейерверков, петард и прочей пиротехники- я испугался по-настоящему. Я никогда не был на войне, не попадал под обстрел, по мне вообще ни разу не стреляли, но когда я слышу эту артиллерийскую какофонию- мне всегда страшно. Наверное это генетическая память, может в прошлой жизни я погиб на какой-нибудь Курской дуге. Я выключил свет. В окнах мелькали отсветы взрывов, по крыше моего домика с шорохом сыпались мелкие осколки. Страх сразу же вызывает во мне ярость. А было бы здорово, подумал я, если бы тот кретин, которого я отказался валить за 400 штук, пальнул бы сейчас из ракетницы, попал бы в крышу моего домика и тот сгорел бы на хрен! Справедливо бы получилось: нет места таким как я и их домикам в этом информационном пространстве! Особенно если они-такие как я- забились в свои домики и молятся своим боженькам, чтобы в этот раз пронесло. Я сменил «симку» и набрал Сашца.
–С Новым годом! Говорить можешь?
-Нос, ты что ли? Конспиратор хренов…Могу.
–Заказ твой в силе?
-Ну. А что?
-Ну подъезжай. Смотаемся на место, осмотримся да может все и порешаем. Так что бабло и гранатомет бери с собой. Мне 400, гранатомет верну.
–Сейчас, что ли?!
-Лучшее время, должен тебе заметить.
–Слушай, а ведь точно…
Время приближалось к часу, шквал фейерверков пошел на спад, но все равно казалось, что мы едем по фронтовому городу. Для меня, по крайней мере, это так и было. В кармане куртки лежал зловеще-массивный «Стечкин», сам я был собран и сосредоточен.
–Ты не дом его ищи, ты ищи поляну какую-нибудь вблизи от дома.
–Какую еще поляну?- Сашец явно нервничал.
–Ну площадь, стадион- открытое место, короче. Пьяного жлоба всегда тянет на открытое место. Они там в кучу собираются.
–Почему?
Я удивленно посмотрел на него:
-Откуда я знаю? Я что ли человека создавал?
- Блин, вон уже дом его. Смотри, там тасовка какая-то.
–Боишься, что нас опередили? Стоп, ближе не надо.Сворачивай сюда.
Покуда Сашец заезжал в переулок, я не сводил глаз с мельтешащей возле здоровенного дома компании. Ритм мельтешения не изменился. Нас не заметили. Едва мы остановились , как черное небо с треском разорвалось над нами сложными огненными узорами. Я повернулся к Сашцу:
-Это они, братское сердце! Они салюты шпарят! Больше некому. Такие огоньки знаешь сколько потянут? Ну вот. Самое время, короче. Лучше не придумаешь. Я смотаюсь!
В эту секунду я забыл, что я наемник, убийца, что Сашец- мой заказчик, что я выморозил у него лишние сто штук. Нет! Мы были сейчас- партизаны во вражеском тылу, я брал на себя самую опасную работу, а он меня прикрывал.
–Смотри, если дело там обернется как-нибудь хреново- я сюда просто не побегу. Стой спокойно, мотор не глуши, из машины не выходи.
–Слышишь, ты учти – охрана у него со стволами, а тачка получше этой будет. Не рискуй.
–Когда это я рисковал?!
Небо погасло, и в кромешной темноте я повернул за угол. Раздался свистящий взрыв, море призрачного, но яркого света залило улицу и я показался сам себе актером на сцене театра художественной самодеятельности. Судя по пьяному ору впереди, роль у меня была простенькая. Главное- не перепутать рычажки. А уж клиента ни с кем не перепутаешь. Кабан весом центнера полтора и на полторы же головы выше всей своей гопы «зажигал» посреди сюрреалистического хоровода в сполохах разноцветных огней. Тени метались по стенам затихших домов. Заснять и отослать Гринуэю- знай наших! Небо опять погасло и я побежал. Новый взрыв остановил меня совсем близко от стада. Я метнулся за дерево и тут же последовал еще один взрыв, потом еще и еще. Я уже понял, что дождался-таки персонального подарка от Деда Мороза: это был кассетный фейерверк. До кабана было рукой подать. Сквозь пиротехническую вонь ясно различался уже запах табачного дыма. Опершись одной рукой о корявый ствол дерева, я поднял свой ствол и прицелился в левую верхнюю четверть обросшей синтетической шерстью глыбы. Выстрел слился с грохотом какофонии, кабан сделал шаг вперед и рухнул на четвереньки. Я повернулся и побежал. Наверное от мороза мои мышцы были скованы, ледяной воздух кусками застревал в горле, а спасительный поворот оказался дальше, чем ожидалось.Но я знал: при любом раскладе у меня есть гарантированная минута чистого времени. Через минуту они очухаются и начнется погоня, а игра в догонялки в мои планы не входила. В машине я долго не мог отдышаться и мы молча петляли по частному сектору с погашенными фарами. Когда выскочили на какую-то дорогу, Сашец нарушил молчание:
-Все-таки так делать нельзя. Слишком спонтанно.
–Только так и можно делать.
–Специалист. Кстати, соточка с тебя. Я уже не заказчик получилось, а подельник.
–Полтинник. По-честному. А подельником ты и раньше был.
И мы оба расхохотались.
Утром я проспал на работу и разозлился сразу по нескольким причинам. Пропустил утреннюю тренировку- раз, опоздаю на работу- два и три- самое досадное. Если я не услышал будильника, значит ночная нагрузка на мою центральную нервную системку оказалась ей не по силам. Стареешь, дядя! На работу все равно пошел пешком, да и чем утром 1 января доедешь?
Снега на Новый год не выпало, земля была сухая, скованная морозом. По дороге я делал свое любимое, самим придуманное упражнение, которое называлось «фокстрот». В переводе- лисий шаг. Оно заключалось в том, что любое препятствие, будь то бордюр, ступеньки, летом лужи- нужно было не обходить, а перепрыгивать легким, желательно изящным прыжком. И вообще двигаться упругим, летящим шагом. Несмотря на кажущуюся простоту, упражнение это было довольно тяжелым и пока я дошел до своего вонючего «Парадиза» спина, несмотря на мороз, была мокрой. Я шел и вспоминал в деталях свою ночную охоту и прыжки от этих воспоминаний становились более легкими, а шаги- более упругими. А ведь это было еще (или уже?) сегодня! Сперва я боялся заболеть, наглотавшись в беге морозного воздуха, но сейчас уже понимал, что адреналин в крови выжег мороз и я катился по пустынным утренним улицам сгустком плотной энергии. Какие там 59 лет!! А если учесть «сумму прописью» моих призовых- а это не только вчерашние-сегодняшние, но и остаток за первый раз- то жизнь вообще только начинается!
Когда я увидел родные ворота настроение мое, однако, ухудшилось. Возле них стоял старый раздолбанный «мерседес» неопределенного цвета, принадлежащий нашему Костику. Костик называл себя «менеджером» и любил подчеркнуть, что получил образование за границей. Поскольку он не уточнял, где именно, можно было понять, что на Украине. Калитка во двор была распахнута и я еще издалека услышал его визгливый голос. Проходя возле машины, я заметил внутри ее (в салоне, как теперь надо говорить) скукожевшегося бабца. Откуда Костик достал бабца утром 1 января? Или с прошлого года расстаться не может?
-Вот! Еще один!- закричал он, увидев меня- Во сколько начинается рабочий день?! Я тебя спрашиваю!
О! Скандал с начальством- прекрасный повод для увольнения. И никаких подозрений! А то что же получается: как где стрельнули- так я увольняюсь. Нехорошо это. Непрофессионально.
 –Не ори. Начальник нашелся. И не «тебя», а «вас». Понял, щенок сопливый?
Костик пошел пятнами и стал похож на свой «мерседес».
–Ах, так? Значит, будем говорить по-другому. Сейчас я привезу сюда начальника службы безопасности!
Я представил себе состояние, в котором сейчас находился наш Палыч, алкоголик с тридцати-, а то и сорокалетним стажем и искренне расхохотался.
–Вот и посмотрим, кто из нас посмеется!
Костик решительным шагом вышел за ворота, его «мерин» завыл, закашлялся, кажется, даже пернул и загремел костями по проулку. Все еще смеясь, я пошел в «бендешку». Вошел и ахнул: в углу, среди окурков, пустых консервных банок, бутылок и какого-то рванья, свернувшись калачиком, спал Генерал. Такое странное погоняло он получил за осточертевший всем его рассказ о том, как во время какой-то заварухи в Афгане он принял на себя обязанности выбывшего из строя генерала. В другом углу чадила потухшая печка, духан был такой силы и плотности, что не вдыхался в легкие. Может быть, это и спасло Генералу жизнь, но я не мог так рисковать. Я должен был провести тут сутки, у меня имелся целый тренировочный план на эти сутки и мне нужна была тренировочная база! В голос ругаясь матом, я принялся за уборку.
Оставив дверь открытой, я начал выкидывать во двор все эти тряпки, банки, склянки, рваные газеты, окаменевшие остатки еды и прочие нифиля. Морозный чистый воздух потек в наше сторожевое логово и Генерал застонал. Наверное, от наслаждения. Кургузым веником я освободил пол от окурков, картофельных очисток и яичной скорлупы. Плеснул остатки воды из мятого ведра на стол и черным вафельным полотенцем энергично размазал по нему грязь. Стон Генерала начал менять тональность и прерываться через неодинаковые промежутки времени. «Промежутки жуткого времени»,-подумал я. И, словно в подтверждение своим мыслям, понял, что Генерал не стонет, а говорит.
–Чего? Поднимайся давай и дергай быстрей. Костик тебя застукал и поехал за Палычем. Понимаешь? А?
Бормотание в углу стало громче, но звуки не складывались в слова. Я плюнул и пошел ломать доски из задней стороны забора на дрова.
–Две..Две!
Я считаю, что усилия сознания, пробивающегося из алкогольного мрака к свету жизни (какая бы она не была), сопоставимы с усилиями сознания, пробивающегося из мрака животного мира к свету человеческого. Я с трепетом отношусь к эволюции, даже видя к чему она пришла. Я остановился.
–Чего «две», Генерал? Чего- две?
Генерал часто задышал, накапливая силы, потом открыл глаза:
-Две-е-е….Две-е-ерь! Дверь закрой!
Есть. Прорыв сознания, соотносимый с масштабами эволюции, свершился!
-Да вот хрен тебе! Кто мне обещал не курить в помещении?! Кто засрал всю хату?! У кого печка потухла? А?
Ответа не последовало. Эволюция отступила. И просто тупила. Как сейчас, например. И не только в нашей «бендешке». Однако я не сдавался.
–Слышь, Генерал? Дергай, говорю, отсель! Сейчас Палыч приедет, уволит тебя нахрен.Ты слышишь меня?
-Да-а…Да.. дверь з-закрой. Х-холодно же.
Я плюнул и пошел за дровами. Когда я вернулся дверь была закрыта и я снова распахнул ее.Генерал мостился в своем углу, кутаясь в те самые тряпки, которые я только что выкинул во двор.Мое терпение иссякло, я снова вышвырнул тряпье, поднял Генерала за шиворот и повел к калитке.Он пытался вырваться, но силы были неравны. Очень не равны. Я вывел его со двора, провел немного по дороге и заорал ему в ухо:
-Все! Иди домой! Понял?! Домой!
Вернувшись во двор, я закрыл калитку на засов и не успел дойти до «бендешки», как услышал крик с улицы:
-Леха! Леха!! Подожди!
-Чего еще?
-Там , это , сумарь мой остался. Открой!
Ага,сейчас!
-Стой там, я вынесу.
Он канючил еще не меньше четверти часа, периодически срываясь на критику в мой адрес и даже на неясные угрозы и обильно уснащая свою речь ненормативной лексикой, но все-таки ушел. Я растопил печурку, получше укрепил трубу, уходящую в потолок и сам ушел- на тренировку. Между прочим, вторую в только что начавшемся году, ибо первая была- «фокстрот» по дороге на работу. И это еще не считая ночного спринта со стрельбой.Мини-биатлон без лыж, но не без оплаты!
С тыльной стороны сарая из-под его крыши торчал кусок трубы, который я приспособил для подтягиваний.
 Я вообще заметил, что все наиболее важное и ценное в своей жизни я находил не через парадный вход, а через черный, с тыльной стороны, через заднее крыльцо.
Подставив чурбачок, я дотянулся до трубы и начал подтягиваться: раз, два, три, четыре… девять… десять. Летом я делал и тринадцать, но зимние ботинки, двое штанов, свитер- десять тоже неплохо. Отдых не больше минуты- и снова: раз, два, три…семь. Еще минута . Мне уже жарко, дыхание тяжелое: раз, два… пять. И еще разочек: четыре. Итого? Двадцать шесть. Не люблю шестерок. Раз, два, три. Ух, ты, аж звезды в глазах. Мышцы налились кровью, как свинцом, лицо мокрое от пота. Отличное получилось занятие!
Я походил по двору, сделал несколько упражнений на дыхание, вернулся в «бендешку», умылся ледяной водой и лег на топчанчик. Ну, что- теперь самое время неспешно обдумать ситуацию.
«Убийца лежала на топчанчике и неспешно обдумывала ситуацию»- так, значит, получается? Подожди, дорогой, подожди. Мы не на митинге, не на комсомольском собрании и не на утреннике в детском саду. Мы- наедине с самим собой! И пусть стилистически это звучит коряво, в данном случае это никого не смущает. Правда всегда звучит коряво. И выглядит коряво. И сама, зачастую, корявая.
Скажу больше: я считаю, что отсутствие корявости, хотя бы в легкой форме- и есть первый признак отсутствия самой правды! Я потому и бросил читать гладенькие, как леденцы из идентичных натуральным компонентов, книжки Полякова.
Ну, пошла писать губерния! Сам же говоришь- мы не на митинге.
Ладно, ладно, это я так… Разминаюсь. Так что же, значит, получается?
А получается, что ты –убил- человека. Не защищая свою, либо другую, но дорогую тебе жизнь. Не защищая свою, либо другую, но дорогую тебе честь. Не в драке, не в честном бою, не по неосторожности. Нет! Ты убил человека за деньги. Причем за деньги, до смешного небольшие.
Опаньки! А если бы «я – убил- человека» за деньги, до смешного большие, то с точки зрения морали, которую ты взял на себя труд здесь представлять, все было бы нормально?
Отнюдь!
Но тогда почему ты заговорил про деньги?! Можешь не отвечать на этот вопрос. Он чисто риторический. Я сам знаю на него ответ. И все знают. Потому что в теперешнем мире за деньги покупается не только колбаса, но и здоровье. Но и душевный покой. Но и возможность заниматься любимым делом. В конечном счете жизнь покупается за деньги. И любовь покупается за деньги. Причем самая искренняя – что особенно омерзительно. И этот мир не пришел к нам сам собой. Нет! Его создали люди. Они продиктовали миру свои законы и мир стал править людьми по этим законам.
 Можно не сомневаться в том, что мой ночной клиент- один из тех, кто создавал этот новый мир. И этот новый мир поступил с ним в точном соответствии со своими новыми законами. Поэтому тему морали по данному эпизоду считаю закрытой.
Но в одном ты прав- денег дали мало. Оскорбительно мало.
Я лег по-удобнее, расслабился и уснул. Разбудил меня грохот в ворота. Стучали по-хозяйски, не иначе «руководство» нелегкая принесла. И вправду: между створками ворот виднелся облезлый бок костикова «мерина». Открыв калитку, я понял, что этот гаденыш выполнил свое обещание. Далеко пойдет. Вытащить Палыча из дома и из-за стола 1 января - это крупный организационный успех.
-Что, спим?- сразу попытался взять быка за рога опухший и помятый начальник службы безорасности.
-А что, есть другие предложения?
-Ты почему опоздал?
-Скажи спасибо, что вообще пришел! Первое число, еще никто и не просыпался, наверно.
-Скажи пожалуста, а? Как заговорил! А если выпру я тебя к едрене-фене, а? Куда пойдешь- зимой, да в свои-то годочки?!
Я задумался.
-Пойду повешусь. Но записочку оставлю. «В смерти моей прошу винить не только Клаву К., но и начальника службы безопасности ООО «Паразит».
-Чего? Какую еще Клаву?- опешил Палыч.
-А-а-а!- возликовал я- А насчет самого себя вопросов и сомнений, значит, нету?! Чувствуешь, значит, свою вину?
-Наша организация называется «Парадиз». По-моему, это и с тремя классами можно запомнить!- обозначил свое присутствие Костик.
-Ну, извини, Костик. Я на Украине не обучался, где мне в таких нюансах разобраться!
-При чем тут Украина?! Какая еще Украина?!- завозмущался Костик.
-Чего ты плетешь? Какую еще вину?!- Палыч с сурового бодуна никак не мог поймать нить разговора,- На работу кто опоздал? Ты вообще работать тут хочешь?
-Не хочу! «Бендешку» кто оборудовать обещал? Кто говорил, что за праздничные и выходные доплачивать будут? Не хочу! Сами ваше гнилье сторожите.
-И не «Костик», а Константин Павлович!
-О! Еще один «Палыч» нашелся!- расхохотался я.
Мы попрепирались так еще минут десять и «руководство» с тарахтеньем отбыло. В их представлении, они выполнили свою задачу: поругали сторожа.
Несмотря на внешнюю свою непохожесть, оба они были характерными представителями современного нашего менеджмента. Деньги они получали не за какие-то результаты своей работы, а за участие в художественно-самодеятельном спектакле под названием «Российский бизнес». Только что они сыграли сценку из этого спектакля: «Руководители среднего звена ругают нерадивого подчиненного». Они имеют все основания быть довольными собой- несмотря на то, что «нерадивый подчиненный» участия в спектакле не принял, слова своей роли забыл, порол какую-то отсебятину, сценка все равно была доиграна и в этом процессе они не дали проявиться ни одному человеческому качеству, остались до конца менеджерами.
За день до следующей смены я пошел в ближайшую поликлинику и за 200 рублей купил больничный лист на три дня, о чем сообщил по телефону Палычу, не вдоваясь в ненужные подробности. Потом написал заявление об увольнении и положил его на столик возле двери. Палыч приехал к вечеру. Он хотел предложить моему вниманию очередную сценку из своего репертуара, но я уже вышел из темы, поэтому просто отдал ему заявление и быстренько спровадил из дома. Палыч не обиделся: несмотря на свой алкоголизм, он был состоявшимся менеджером.



Я произвел нехитрый подсчет: если тратить в месяц по «червонцу»- денег должно хватить примерно на три года. Конечно, когда деньги есть в «червонец» не уложишься. Хорошо- на два года. Плюс к тому меньше, чем через год я начну получать давно заслуженную мною пенсию. Значит, больше чем на два года! Значит, год я могу совершенно спокойно не работать и потом еще год спокойно искать подходящую работу. А за это время что-нибудь да появиться у Сашца. Что-нибудь стоющее, за всякое фуфло браться я не буду! То есть, можно считать, что я – в годовом оплачиваемом отпуске!
Я любил быть в отпуске. Я всегда составлял нечто вроде плана на отпуск, куда обязательно включался или определенный объем физических упражнений, или результаты, которых я намеревался достигнуть. Всякие бытовые проблемы, которые нужно было порешать. Список людей, с которыми я хотел встретиться и всякое такое. Но сейчас «отпуск» получался слишком большим для составления подобных планов. Я решил построить его по-другому: взять какую-нибудь важную для меня тему и, не меняя образа жизни, отработать ее. Опять «отработать»! Как глубоко сидит в человеке этот «раб»!
Короче, я решил исполнить свою мечту последних десятилетий: начать бегать кроссы. Человеку, не имевшему в своей жизни беговой спортивной подготовки, никогда не понять, что значит- бегать кроссы. Для подготовленного бегуна кросс- это особая форма существования, это тот самый параллельный мир, куда пытаются вывести человека все эзотерические учения, это уникальное состояние тела и души. Бег даже тренированного спортсмена, но не бегуна-это полет копья, пущенного рукой какого-нибудь слесаря на спартакиаде профсоюзов: коряво, недалеко и чем дальше- тем медленней. Настоящий бегун бежит столько, сколько захочет, он может бежать то быстро, то медленно, он может почувствовать прилив сил после 15-20 километров бега и установить личный рекорд на следующих пяти километрах. Он бежит , как летит копье, брошенное волшебником. Не подчиняясь никакой логике, игнорируя законы физики и физиологии.
Такие люди есть. Их трудно распознать даже наметанным глазом. Как и другие мистики, они неразличимы в толпе. Когда-то в их числе был и я. Это было давно, но я запомнил те ощущения и состояния навсегда. И уже давно мечтал вернуться к ним. Оптимистических надежд у меня не было. Однако были надежды мистические. Учение должно было узнать своего адепта и после очищения принять его.
Но я не мог предположить, насколько тяжелым будет это очищение. Мой бег был даже не полетом копья слесаря на спартакиаде, если это был полет- то полет бутылки из-под пива, выброшенной решившим завязать алкашом. Каждая новая сотня метров давалась мне тяжелее предыдущей. Я еще не пробежал и километра, а дышал уже так, что редкие утренние прохожие шарахались от меня в темноте. Морозный воздух обжигал горло, мышцы ног быстро налились тяжестью. Я переставлял их, как две небольшие бетонные сваи. Я бежал и думал: «Нет, это не бег, а жесть. Жесть и тяжесть. Тяжесть и жесть». Продержался я километра два. Немного успокоил уязвленное самолюбие мыслью о том, что на таком морозе и с таким дыханием ангина почти гарантирована. Последние полкилометра до дома я шел уже шагом и ошеломленно думал.
«Да, ребята,- думал я,- если со мной, тренированным ходоком, обычно проходящим в день километров десять- двенадцать, да не просто проходящим, а делающим это своим «лисьим шагом», если со мной, не имеющим ни единого грамма лишнего веса, практически некурящим и в общем-то малопьющим , если со мной даже при медленном беге происходят такие вещи, то что же будет с вами? С брюхатыми и толстожопыми, с курящими и бухающими, с проходящими в день пешком не более полукилометра преимущественно до сортира и назад? Вы все-таки очень смелые люди. Я бы никогда не рискнул жить в этом мире, не имея физической возможности пробежать хотя бы километр, подтянуться хотя бы десять раз. Страшно было бы мне так жить. Точнее- слишком страшно, потому что страшно и так.»
Да, я привык рассматривать свое тело как некое орудие или даже оружие. Как инструмент, позволяющий осуществлять процесс под названием жизнь. Думается мне, что люди произошли скорее всего не от обезьян, а от кентавров. Человек- это сильно мутировавший кентавр. Внешний вид, конечно, изменился, но принципы жизнеобеспечения остались те же: симбиоз божественного сознания и тела животного. Понять до конца сложности их взаимодействия не смог еще никто, хотя лучшие философские умы бились над этим вопросом несколько столетий подряд. И конечно не мне, умученному жизнью, вечно рыскающему в поисках пропитания, пытаться его решить. Однако некоторые базовые положения я для себя выяснил:определяющим свойством человека является именно эта двойственность. Существо, не имеющее этой двойственности, человеком не является. Жизнь даже превратившегося в человека кентавра становиться невозможной, если одна из его сущностей перестает сотрудничать с другой. Поэтому забота о каждой из сущностей в отдельности и об их взаимодействии является для человека главенствующей. Поэтому я и тренировал мускулатуру своего коня, и гонял его по темным утренним улицам. Сегодняшняя неудача меня не смутила: впереди у меня был целый год!

Мудрейший и талантливейший последний Стругацкий сказал о будущем примерно так: «Единственное, что мы знаем о будущем наверняка- это то, что оно будет не таким, каким мы его себе представляем». Что можно добавить к словам гения?
Сашец появился у меня через пару недель. Эти недели я провел очень даже неплохо: исправно качал пресс, подтягивался, много ходил «по-лисьи». Походил по книжным магазинам. Ничего нового от старых, испытанных мэтров не нашел, но по совету своего дружбана Бойца, так же как и я помешанного на чтении, приобрел пару книг некоего Алексея Иванова- и он у меня пошел! Здорово я преуспел и в утреннем беге. Невзирая на обильно выпавший снег, я вытягивал уже треху. Это означало, что по нормальной трассе получится уже пятера, а пятера- это и есть «чайниковая» граница в утреннем беге. Так что встретил я Сашца в хорошем настроении, которое не испортила необходимость отдать ему его «полтинник».
Но Сашец небрежным движением своей грабарки отодвинул холмик денег в сторону.
-Перестань. Я к тебе по делу.
Честно говоря, за тренировками и Ивановым я как-то отвлекся от этих дел. Тяжело вздохнул и предложил Сашцу изложить суть дела, которое давало ему возможность отказаться от кровных во всех смыслах пятидесяти тысяч. Если Сашец и заметил мой тяжелый вздох, то виду не подал.
-Вариант бесподобный! Крутейший бобер заказывает свою бобриху! Дает подробнейшее расписание всех ее маршрутов! Твоя доля составляет пятьсот- тысяч- рэ! Ну!?
Когда он начал про бесподобный вариант, я хотел пошутить типа: вариант «бес Подобный», опять, значит, беготня со стрельбой. Но когда он закончил фразу, я был уже далек от шуток.
-Да у тебя крыша поехала! Стрелять бабу, как ... как свинью на свиноферме! Вот бобра этого я бы грохнул и за половину суммы! Нет, Сашуля. Ты переоценил мои киллерские способности!
Сашец слушал, не перебивая. Злая, упругая сила подбросила меня со стула, закружила по комнате.
-Ты бы попробовал разочек сам! Вот возьми и сделай этот заказик- сам. Тогда мы станем лучше понимать друг друга.
-Перестань, Нос. Чего ты раскипятился? Очень жаль, конечно, если ты откажешься. Хорошие деньги теряем. Но я никому, кроме тебя, не доверяю, а стрелять самому мне нельзя- и ты это прекрасно знаешь! Вот если бы ты нашел этот заказ- я бы исполнил его за здорово живешь! Потому что все, что тебя смущает в нем- это на самом деле сопливые слюни. Да! Женщина… Подлая низость…
Сашец пренебрежительно махнул рукой. Теперь я молча слушал его.
-Давай сделаем так. Там время терпит. Ты пока подумай об этом спокойно, без театральщины, а я к тебе денька через три- четыре заскочу. Окей?
-Потинник свой забери.
-Не валяй дурака, Нос. Мне будет очень жаль, если рухнет наш бизнес, но мне будет еще больше очень жаль, если рухнет наша дружба. В нашем возрасте нельзя терять друзей. Их больше не делают. Пока.
       Сашец уехал, а я продолжал нарезать круги по дому: нет, ну надо же- стрелять бабу! И заказчик- муж! И дети ж, наверное, есть! Это уже не по пояс, это уже по шею в говне. Нет, ребята, это вы сами разбирайтесь, кто кого больше любит, а кто кого меньше. А стрелять несчастное, преданное собственным мужем существо я не собираюсь. Тоже мне- мясника нашли! Я в своей жизни один раз курицу зарезал- так потом жрать ее не смог: противно было.
       Внезапно я остановился. Порождение моей вялотекущей шизофрении- мой внутренний собеседник- молчал. Причем молчал нехорошо. Молчал не вызывающе, а скептически.
       «Ты-то что заткнулся? Али измазанных менструальной кровью денежек захотелось? Дело-то, судя по всему, простенькое.»
«Отнюдь.»
«Чего ж тогда?»
«Жду.»
«И чего ты ждешь?». Тут я немного покривил душой. Ответ на этот вопрос я уже знал. Ладно, пусть он его озвучит.
«Ты знаешь, чего. Я жду действий! Ведь тебе стало известно о готовящемся злодеянии- убийстве женщины! Тебе известен заказчик- во всяком случае, установить его раз плюнуть. Позвони Сашцу- он скажет. Тебе известен посредник. Состав преступления в их действиях даже не налицо, а на всю рожу.»
       Я молчал. Я уже знал, что он будет говорить дальше.
«Но ты- вот что: ты в милицию все-таки не ходи. Не тем у нас сейчас милиция занимается. Спецов уже не осталось. Сашца им не раскрутить. Вопросы только глупые будут задавать. Типа-а почему он пришел именно к Вам? Или еще лучше- а раньше он к Вам не приходил? Нет, милиция- это пустой номер. Ты лучше-вот что: ты лучше пойди к этой бабе и скажи ей. Так, мол и так. Смертельная опасность. Или даже не так. Придумал! Ой, блин! Ващще классно! Ты возьми ее под негласную охрану! Под скрытое наблюдение. И когда грязная рука наемной убийцы уже поднимет оружие для подлого выстрела- ты тут как тут! Ба- бах! Еще раз: ба-бах! Тот- замертво, баба в слезах бросается тебе в объятья…»
       Не встречая сопротивления, этот шизик может говорить часами. Дал Бог внутреннего собеседника… Ладно! Не нужно пороть горячку. Вот древние германцы, например, все важные вопросы обсуждали дважды: один раз трезвыми, другой раз нет. Самое умное сейчас- это последовать их примеру.
       Утренний кросс пришлось отменить. Я выжрал более двух третей 0,7-литровой «Белой березки», что для меня близко к личному рекорду. Ничего я не надумал, да и не думал вовсе, а тупо заливал в себя водку. Однако в конце этой одинокой пьянки (шизоид никогда со мной не пьет!) неожиданно понял, что хочу уговорить себя на этот заказ. «А если хочу- значит, уговорю- пьяно усмехнулся я ,- в конце концов козе понятно, что участь бабы уже решена. Вопрос только в том, кто получит за это деньги.»
       С утреца, в целях скорейшего восстановления всяческих, в том числе интеллектуальных, сил я смотался в гастроном и набрал там моей любимой «Балтики№6». Чтобы из дома сегодня уже не выходить.
       Действие «шестерки» на мой организм не поддается рациональным объяснениям. Без большой натяжки его можно назвать волшебным. Это не экзальтированный восторг, не агрессивный приток энергии, это умиленное согласие с миром и с собой. Скверна и мерзость из мира и из меня никуда не деваются, но «шестерка» дает мне силы примириться с этим фактом. Ведь не я, в конце концов, создал этот мир, да и в создании себя принял только посильное участие. Передо мной стоит задача не изменить принципы мироздания, а только выжить в их условиях…
       Поспав после обеда, к вечеру я был готов к разговору с Сашцом. Причем- только к разговору, а не к принятию решения. Решение будет принято уже в процессе этого разговора. И каким оно будет- еще не известно. Послушаем ответы Сашца, посмотрим на него, вслушаемся в его интонации. Тут все сложно и важно. Настолько сложно и важно, что разговор этот я решил провести не сегодня, а завтра. Идти у него на поводу, становиться «киллером на побегушках» я не собирался ни в коем случае.
       Совсем не бежалось мне на следующее утро, но свою треху я вымучил. Сашец не должен был знать о моих алкогольных слабостях. Я планировал позвонить ему под вечер, но, промаявшись все утро, позвонил перед обедом. Сказал, что хочу поговорить и буду дома. Типа, заезжай, когда сочтешь нужным. Сел и стал ждать.
       Здорово было бы, если бы Сашец решил немного меня помурыжить. Есть такой приемчик у умных людей. Чтоб собеседник посговорчивее был. В этом случае подписываться к проблеме было бы просто глупо. В таких делах нельзя допускать, чтобы тобой манипулировали. Да и в каких можно? И я с чистой во всех смыслах совестью слинял бы с этого мероприятия. Все-таки не нравилось оно мне чрезвычайно.
       Сашец подъехал минут через пятнадцать. Мы сели на кухне.
-Ситуацию я обдумывал долго и тщательно. Имею к тебе ряд вопросов. Условие одно- говоришь правду.
-Давай.
-Вопрос первый. Если бы валить пришлось тебе- ты бы завалил?
-Да.
       Хорошо ответил Сашец, ничего не скажешь: сразу и на полном серьезе.
-И тебе было бы все равно- баба там, мужик или вообще ребенок?
-Что за бред? Нет, конечно. Ребенка, может, и не смог бы. Но я считаю, что это было бы показателем не моей нравственной там какой-нибудь силы, а просто психической… ну, неустойчивостью, что ли.
       Мы помолчали. Я не мог не признать, что держался Сашец прекрасно. Сильный все-таки у меня напарник. Мне пришла в голову мысль, что он заранее знал или близко к тексту догадывался, как поведу себя я. Ну, что ж! Только плюс ему, а значит и нашему с ним, так сказать, коллективу.
-Ты пойми, Нос: ведь все это, ну там- не бей женщину, не обижай ребенка- это ведь биологические установки животного мира! Просто программа, вложенная в нас природой или Богом. Кем-то, короче, вложенная. Мне, например, кажется даже оскорбительным прожить жизнь таким вот биороботом! Я сам хочу решать как мне жить. И я уверен, что ты, Нос, такой же. Иначе мы бы не корешевали с тобой столько лет.
       Он был прав. Правда чувствуется сразу- на вкус, как соль. Лизнул- соленая, значит соль. Нет, но каков Сашец?! Кто бы мог подумать, что под невыразительным блином «морды его лица» вызревают подобные мысли?
-Хорошо. Тогда вопрос второй. Ты понимаешь, что ты работаешь с недопустимой для данного бизнеса… ну, интенсивностью, что ли. Ты понимаешь, что имеешь дело не просто с подонками, а с криминальными подонками!? Что они сдадут тебя при первом же грамотном наезде? Или сами завалят? А агентурная информация- по тебе, по тебе!- скорее всего уже кем-то получена?
       Сашец придал своему блину радостно-идиотское выражение:
-Нет, ты чо? Я убежден , что сотрудничаю с докторами философских наук и группой искусствоведов.
       Я остался равнодушен к этой пантомиме:
-Ну и какие выводы ты из этого делаешь?
-Нос, не держи меня за идиота. Я вообще не планирую заниматься этим делом дальше. Этот заказ- последний в моей карьере посредника. И я взялся за него, потому что это верняк- раз, потому что за него хорошо платят- два и потому что у меня есть ты- три. Следующий заказ, который я буду всерьез рассматривать- это убийство американского президента за вагон американских же долларов сотенными купюрами.
       Ну, после такого заявления остается только обсудить детали предстоящей операции. Кстати сказать, во время подобных обсуждений у нас никогда не было никаких разногласий, еще со времен работы в уголовном розыске.



       Перед рассветом морозного ветренного дня в конце января Сашец забрал меня из дома. Он был за рулем допотопной калымаги, с металлическим багажником (?!) на крыше. Я- в специально купленном китайском ширпотребе, имитирующем спортивный костюм пожилого бегуна трусцой. Мы уже побывали в рощице на окраине города, которую избрали местом происшествия. Там по ранним утрам, тщетно борясь с лишним весом, каталась на лыжах наша клиентка, а на протоптанных тропинках вполне логичным выглядело появление любителя оздоровительного бега. Ну и что, что так рано? Может, он тоже стесняется…
       А место было- прелесть. В роще было насажено много елок и они делили пространство на визуально изолированные отсеки, в которых легко было затеряться.
       В условленном месте я вылез из машины и медленно побежал по тропинке вглубь рощи. Бежал я нарочито тяжело, имитируя движения старого пердуна, каковым в значительной степени и являлся. Интересно, этот бег можно будет засчитать как тренировочное занятие?
       Бабы нигде видно не было. Проспала, наверное. Меня такая перспектива не смущала. В этом случае я должен был побегать в роще, выполнить комплекс оздоровительных старопердунских упражнений и отступить на заранее подготовленные позиции. Ничего подозрительного: пришел пожилой человек, побегал, сделал зарядку и…
       Опа! А вон и она. Шагает вперевалку от коттеджей с лыжами на плече. Я тормознул за елками и начал разминаться. Я уже тяжело дышал, сердце мощно стучало в ушах. Врядли моя разминка сейчас выглядела достаточно старопердунской.
       Баба дошла до первых деревьев, положила лыжи на снег и долго возилась с ними, стоя раком. Потом взяла в руки лыжные палки и неловко заскользила в рощу. Я прикинул местечко, где ее можно перехватить, аккуратно огляделся на всякий случай и побежал между елками.Снегу намело изрядно и через сотню метров я уже запыхался и пошел шагом, напряженно прислушиваясь. Ага, вон там. Еще немного вперед- и стоим. До лыжни метров пятнадцать, метров на пять пропущу. Да где ее черти носят?! Время текло как при замедленной съемке. Я целую вечность слушал скрипы и постукивания ее лыж, а самой бабы все не было и не было. Ну наконец-то! Вблизи стало видно, что одета она не намного лучше, чем я: какая-то фуфайка, что ли, штаны линялые. А вдруг не та?!
       Да ладно, что за бред? Некому тут больше быть. Я внезапно осознал, что не смогу больше прийти сюда, что мне лучше завалить неизвестно кого, отдать эти проклятые деньги и не теряя лица выйти из темы, чем завтра снова бежать между елками. Додумать эту мысль до конца я не успел- баба уже уходила по лыжне, сопя как корова. В конце концов- на лыжах? на лыжах! толстая? толстая! Дальше сами разбирайтесь!
       Я выстрелил ей под левую лопатку и баба, неловко повернувшись, упала набок. Несколькими прыжками подскочив к ней, уже почти в упор, я выстрелил еще раз- в лыжную шапочку. Хлесткий удар каким-то физиологическим эхом долбанул мне в голову, как будто срикошетившая пуля. Предохранитель я поставил на место уже в беге, а потом понял, что бегу не в ту сторону. Не к машине, а просто к едрене матери, подальше отсюда, от этой чертовой бабы, которая может и не та. Я остановился, постоял, стиснув зубы, сориентировался и снова побежал. Сашец не глушил двигатель и мы сразу поехали. Мне казалось, что Сашец перестраховывается, едет нарочито медленно, но у меня хватило ума промолчать. О своих сомнениях в отношении бабы я тоже решил не говорить. На крайняк, проще будет отгавкиваться. А сделанного все равно не воротишь.
       В машине я содрал с себя китайские тряпки, переобулся, сдал оружие и минут через десять с кульком в руках вышел в районе новостроек. Выбросив кулек в мусорный бак на радость местным бомжам, я направился к автобусной остановке. Я действовал спокойно и четко, но не дай Бог мне было встретить сейчас знакомого- говорить я бы не смог. Напряжение отпустило меня, когда я закрыл за собой дверь своего дома. Я сел на стул в прихожей и привалился головой к стене. Я знал, что пить сейчас нельзя, что нужно принять горячий душ, переодется, пройтись «лисьим шагом» по городу, лучше всего пойти на маленький стадиончик за мореходкой, поотжиматься на брусьях, сжечь усталостью все гавно из своей крови. Но сил на это уже не было. Я дошел до своей заначки, щедро смешал водку с пепси и жадно выпил.

       Из запоя я вышел через неделю. Впрочем, «запой»- это сказано чересчур самокритично. Да, конечно, свою обычную норму я перекрывал значительно и «Балтика№6» без боя уступила место «Белой березке», но как такового запоя не было. Было какое-то отупение, была попытка оживить ситуацию алкоголем. То есть Голем уже имелся, а я создал свой, личный алкоГолем и пытался оживиться этим алкоГолемом. Или алкоГолем, что совершенно не важно, так как все равно ничего из этого не получилось. Сашец не появлялся и не звонил, из чего я сделал вывод, что мои сомнения по поводу «та- не та» являлись просто старческим бредом. Ладно, это неважно. Хуже было то, что в большей, чем обычно, степени опьянения я переставал воспринимать художественный текст. А читать я любил и это являлось важной для меня частью моей жизни.
       Свое возвращение к нормальной жизни я решил начать с похода по книжным магазинам. На «лисий шаг» сил не было и вообще самочувствие было хреновым. Как и итоги похода. Не найдя ничего новенького ни Лукина, ни Дяченок, ни еще целого легиона моих любимых авторов, я взял наудачу несколько новых. Дальше 50-й страницы нигде я не продвинулся. Все это были коммерческие «проекты» удручающе низкого качества. Киллерством подрабатывать было бы честнее.
       Неудача меня не смутила. Тем более, что прогулка принесла некоторое оживление, что сразу позволило от «Белой березки» вернуться к «Балтике№6». Бегать я решил снова начать уже весной, дождавшись тепла, а ходить можно было и сейчас. Ничто, как говорится, не мешало. И никто не мешал. В последнее время мир со своими событиями и людьми оставил меня в покое, как-то отодвинулся от меня. Давненько не появлялась Заклепка, даже бывшая супружница перестала звонить, чему я только радовался. И не особо скучал по Заклепке.
       Ну вот, начал я ходить. Ходьба- чудесное упражнение, но несколько однообразное. Борясь с этим однообразием, я ходил не просто, а куда-то. На стадион, на набережную, в аэропорт. Особенно мне нравилось ходить на рынок, где продавали всякую живность: аквариумных рыбок, хомячков, попугаев. Слоняясь между рядами, я чувствовал себя путешественником в далекой экспедиции, изучающим животный мир экзотической страны. И как-то раз услышал за спиной звучный, знакомый голос:
-А сейчас я хочу познакомить тебя с моим другом, крупным специалистом в области как флоры, так и фауны.
       Я обернулся. Рядом стоял ухмыляющийся Сашец. Его держала под руку моложавая, ярко накрашенная женщина.
-Какого хрена ты тут лазиишь? Вуалехвоста на уху ищешь?
       Сашец сиял, как новый рубль и кажется был слегка под газом. Женщина смотрела на меня с интересом.
-Да нет, так хожу,-смутился я- Прыродой любуюсь. Здравствуйте.
-Здравствуйте,- ответила женщина и Сашец принял торжественно-официальный вид:
-Знакомтесь!
-Валя,- улыбнулась женщина и протянула мне руку.
-Петя…э-э-э…Алексей!
       Не придумав ничего лучше, я спорадировал Шурика из его «Приключений».
       Валя то ли оценила мой экспромт, то ли забыла эту шутку- но рассмеялась громко и искренне. А может, тоже была навеселе.
-Ну-ну! «Петя, Вася»…Ты это брось, Нос. Валентина- мой главный бухгалтер! Так что попрошу без шуточек.
       Валентина даже согнулась от хохота. Датая, ясный хрен.
-А почему он вас Носом называет?
-Дело в том, Валя, что одна из частей, так сказать, моего организма в силу непонятных причин достигла необычайных размеров. А поскольку приличного слова для ее обозначения нет, близкие друзья называют меня Нос.
       Я подумал, что ей плохо станет, так она хохотала.
-Саша, давай его познакомим с Пропидоршей!- выдавила она сквозь смех.
-Нет!- испугался я- Не надо меня знакомить ни с какими пропидоршами! У меня их и так слишком много.
-Валюша, ты его не слушай, он все врет.
-А вот мы.. мы… потом… ой, не могу!.. потом у нее спросим… ой, умру!
       Но она не умерла, а потащила меня знакомиться с Пропидоршей. Я уже давно не был в каком-нибудь человеческом коллективе и не сопротивлялся. Пропидорша так пропидорша, слинять я всегда успею. По дороге Сашец объяснил мне причину их визита на рынок: хотели купить белку в подарок на день рождения сыну Вали.
-Отдал бы свою,- предложил я Сашцу.
       Шутка получилась жестковатой: у Сашца определенные проблемы с этим делом имелись.
-Саша, так у тебя есть белка?! И ты молчал!?
-Валя, я же говорил тебе- он все врет. Не слушай его.
-Все врет? Алексей, а зачем вы это делаете?
-Это, Валюша, делают все,- я переждал новый взрыв смеха и продолжил:
-А если бы я говорил правду было бы еще хуже. Наша жизнь для правды плохо приспособлена.
       Беседуя таким образом, мы подошли к довольно новому, громоздкому белому джипу, за рулем которого сидела и курила крашеная тетка лет пятидесяти.
-Видишь, какую мы белку купили,- обратился к ней Сашец.
Тетка пристально посмотрела на меня. У нее было усталое , но очень красивое лицо, а красивые женские лица- это моя слабость с юных лет. Уж сколько раз я обжигался на этом, а вот поди ж ты, на излете шестого десятка увижу смазливую мордашку- и сразу млею.
-Знакомтесь, Алексей. Это и есть наша Пропидорша!- и снова зашлась в смехе.
-Блин, сколько раз я просила не называть меня этим идиотским прозвищем!- разозлилась тетка.
-Ну, Верунчик! Ну, киса! Это ж не мы придумали.
-Меня зовут Алексей. Слушайте, это действительно парадоксальный случай. Никогда не видел, чтобы прозвище так не соответствовало облику человека. По крайней мере внешнему!
-О, это история в твоем вкусе, Нос. Слушай…
-Нет! Я сама расскажу. Ты всегда все перевираешь! Да, меня зовут Вера, очень приятно, а было это так: я ехала на свой зеленый через перекресток. На свою беду везла с собой эту парочку. Ну, люди у нас прутся на красный, как к себе домой, поэтому я притормаживаю. И вот один, пьяный, неопрятный ломится мне под колеса. Я торможу и он останавливается. Я проезжаю, а он мне это и говорит. Неприятный, зубы желтые. А этим только дай поржать!
-Нос, это был бомжара в третьем, наверное, поколении. А как это было сказано! Это был приговор! Я бы не удивился, если бы он на дверце напечатался. Хорошо, что тебя с нами не было- ты бы просто умер от смеха!
-Все равно, не понимаю, что здесь смешного и в сотый раз вам говорю…
-Все, Верочка, все. Клянемся- больше не будем!
-Ладно, куда вас отвезти?
-Слушайте, а поехали в сауну?- предложил Сашец- У меня есть прибитая классная сауна!
-Точно, давайте!- обрадовалась Валя- А, Веруня?
-Я не могу. Я без купальника.
-Я тоже не могу,- вошел в тему я.
-А ты-то почему?
-Я тоже без купальника!
Веруня рассмеялась и ее уговорили, пообещав выделить самую большую простыню. Девчата сели впереди, мы с Сашцом сзади и поехали. По дороге Валя спросила:
-А признайся, Леша, ты перетрусил, когда мы сказали, с кем тебя познакомим? А?
-Маленько было. Но сейчас я рад, что лишний раз убедился в волшебной непредсказуемости мира. В таком мире интересно жить.
-О, Алексей, да вы философ!
-Да, я философ. Но я не вижу в этом ничего претенциозного. Ведь что такое фило- софия? Любовь- к мудрости. Заметьте, Вера- не обладание мудростью, даже не стремление к обладанию! Нет. Просто- любовь.
       Вера посмотрела на меня в зеркало заднего вида.
-Ого, какие мне попутчики достались.
-А ты думала?- вступил Сашец- Ты, Вероника, вот что: ты про него передачу сделай на своем канале!
-Какую еще передачу? На каком таком канале?- насторожился я.
-А вот на таком! Верочка у нас на телевидении работает,- радостно сообщила мне Валентина.
-Боже мой!- совершенно искренне возопил я- Ну, нет в жизни счастья. В кои-то веки встретил красивую женщину- и сразу выясняется, что она работает на телевидении!
-А что вы, собственно , имеете против телевидения?- чуть холоднее, чем нужно спросила Верочка. И эта интонация сразу расставила «точки над и». Я увидел себя ее глазами: старого, потрепанного жизнью мужика, «что-то об себе полагающего». Мне стало скучно.
-Какая телевидению разница кто и что против него имеет? Телевидение давно уже «вещь в себе». Показывают передачи о том, как делаются передачи, о том, как живут телевизионные люди, как выживают на каких-то островах, как соревнуются друг с другом в разных видах спорта, викторинах, как отдыхают. Причем показывают всю эту муру в тональности «Жития святых». А когда кто-нибудь из них, не справившись с последствиями алкоголизма или запутавшись в аферах, покидает нашу грешную землю, телевидение объявляет траур по всей стране и кормит этим трауром до рвотных спазмов. Мне страшно подумать, что будет, если я переживу Аллу Борисовну. Месяц траура по ней я точно не выдержу!
-Да ладно тебе, Нос! Народный обличитель нашелся. Тормози, Верочка, мы за пивом смотаемся.
       Мы вышли из машины, а в магазине я подумал и сказал:
-Слушай, не поеду я ни в какую сауну. Не хочу. Да и не к чему- видишь, каким она зверем на меня смотрит.
-Да ты сам виноват! Добадался с этим телевидинием… Оно тебе надо?
-Согласен, но что ж теперь… Только время терять.
-Ну, просто отдохнем, пивка попьем.
-Нет. Погнал я. Извини!
       Не то, чтобы этот облом меня сильно расстроил, но выпить правда захотелось. Я шел в магазин и вспоминал дни своей молодости. Тогда достать бутылку водки, да и водки-то фуфлыжной, было нешуточной проблемой. Продавали с 11 до 7 вечера, далеко не в каждом магазине, одно время вообще по талонам, очереди дикие. Только удостоверение и выручало. То ли дело сейчас! Пей- не хочу. На каждом углу, за почти символическую цену, на любой вкус, в любое время дня и ночи. Триумф побеждающего капитализма!
       
       Башка наутро трещала, причем особенно сильно в том месте, куда «срикошетила» моя последняя пуля, и это было особенно неприятно. Долго мучиться я не стал, еще раз сходил в магазин и взял сразу побольше. Не люблю я ходить пьяным по родному городу. Да и небезопасно это. Пьяный- легкая добыча что для шпаны, что для ментов.
       Пить последнее время стало скучно. Алкоголь не веселил, а только … утомлял, что ли. Не читалось, да впрочем и читать-то особо было нечего. В Интернет я давно не лазил: фотографии резиновых девок и выпендреж несовершеннолетних друг перед дружкой меня не интересовали никогда. Встретиться бы со старыми корефанами, но у каждого своя жизнь, свои маршруты, свои проблемы. Да и встретиться- значит опять пить, потом тащиться домой хрен знает откуда. Лучше уж сразу дома…
       Мое уютное одиночество разрушил все тот же Сашец. Он приперся в каких-то непонятных сумерках и я лажанулся, решив, что это утро:
-Ты чего в такую рань? Случилось что?
-Какая рань, Нос?! Вечер на дворе! Ты что, забухал?
-Есть малехо,-нехотя сознался я.
       Сашец прошел в дом, не разуваясь. Впрочем, полы я не мыл так давно, что забыл когда мыл, а найти в моем бардаке тапочки возможным не представлялось.
-Давно бухаешь?- поинтересовался он.
-С детства,- разозлился я. Трезвенник нашелся.
-Да ладно тебе. А я ведь, собственно, с пузырем. Может, не надо?
-Что за глупости? Это даже кайф, а то одному уже надоело. Только с закусью возможны проблемы. И курева, по-моему, нету.
-У меня есть. А что, жрать совсем нечего?
-Да ну, совсем…- обиделся я- Просто фрикассе кончилось и устрицы только шведские остались.
       Сашец заржал: человека, прошедшего суровую школу уголовного розыска испугать скудной закусью невозможно.
       После первой мы закурили и он, щурясь от дыма, лукаво спросил:
-Слушай, может тебя угрызения совести терзают? С тебя, интеллектуала, станется. Так это не проблема: сходи в храм Божий, спокайся в содеянном, подай бабке какой-нибудь. Только много не подавай, а то она от радости копыта отбросит- и на твоей совести будет еще один труп!
       Собственная шутка так понравилась моему дружбану, что он даже слезы вытирал от смеха. Наверно, наша первая для него сегодня тоже была не первая.
       И мне полегчало на душе, давно мы с ним не бухали, и смех в моем доме не звучал давно.
-Нет, Сашуля, этот путь не для меня. Церковь, христианство, я имею в виду… Я православия вообще не признаю!
-Что так? Как говорится, весь цивилизованный мир… на протяжении, сам понимаешь…
-Я считаю православие безнравственной религией.
-Опа! Ну, Нос, после такого заявления не выпить просто грех!
       Мы накатили еще по одной и я продолжил:
-Ведь смотри, что у них получается. Ты не греши, делай добро, веруй в Бога, не возжелай осла и жену ближнего- и попадешь в рай. Это же просто обмен услугами, бизнес! Причем бизнес подозрительно высокорентабельный. В самом деле, как можно сравнивать какую-то жену ближнего и царствие небесное?! Тем более, что эти ближние женаты отнюдь не на Гвен Стефани или Энди Макдауэлл. Я уже не говорю про осла…
-Нет, Нос, с тобой не соскучишься! Обвинить в безнравственности христианское православие!
-Да это так и есть! Что это за добро, которое делается в обмен на еще большее добро? Добро в этом случае перестает быть добром и становится объектом коммерческой деятельности. А это однозначно безнравственно!
-Подожди. В конце концов, люди не дурнее нас с тобой верили в учение Христа тысячелетия. Вдумайся, Нос! Тысячелетия! А потом пришел ты и сказал, что это безнравственно. Тебе самому не смешно?
-На это мне много что есть тебе возразить, поэтому предлагаю сперва накатить.
-Вот с этим я не спорю. Я даже рад, что ты не утратил до конца способности к позитивному мышлению.
       Мы выпили, Сашец доел последний пельмень, я деликатно загрыз хлебом и закурил.
-Слушай,- вспомнил мой дружбан- Ты ж водку раньше с пепси-колой смешивал. Бросил, что ли?
-Не отвлекайся. Так вот, мне много есть чего возразить. Прежде всего, уж коли ты надысь назвал меня интеллектуалом, процитирую классика. «Мы с вами не ребяты», сказал классик. «Зачем же мнения чужие только святы!».
- О! Узнаю брата Колю! А откуда это?
- Из «Бородино». Не суть. Слушай дальше, я только начал.
-Не-е. Какое «Бородино»? Там совсем не так. Там «Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана».
       По острому желанию начать громко и с выражением декламировать вместе с Сашцом «Бородино» я понял, что уже прилично набрался. Надо было спешить.
-Ты говоришь: люди, тысячелетиями верили… Не верил никто и никогда!
-Нос, ты уже никакой. Плюнь ты на эту философию. Давай допивать и разбегаться.
-А чего разбегаться? Магазин напротив, там и хлеба купим, и селедочки. Мне что-то селедочки захотелось. Чего разбегаться? И так редко видимся, а по-человечески уже сто лет не сидели… Да! Так ты будешь дослушивать?
-Ну, давай, давай, ты ж один хрен не успокоишься.
-Так вот: не верил никто и никогда!
       Сашец захохотал:
-Опять двадцать пять!
-Да подожди ты! Это все очень просто. Ты сам поймешь. Слушай. Что в этой твоей православной религии является высшей наградой для человека? Высшей наградой для человека там является царствие небесное.
       Я боялся, что опьянение не позволит мне внятно изложить свои мысли и старался говорить как можно проще.
-А что является высшей наградой для родителей? Ну, для верующих родителей? Уверенность в том, что их дитенок сподобиться этого самого царствия небесного! И в твоем разлюбезном христианстве есть только одна ситуация, при которой верующие родители могут быть уверены в том, что их дитятя в раю. Представляешь, какое это счастье для них?! Так вот ситуация эта- смерть ребенка в так называемом безгрешном возрасте, ну годика в четыре. И если ты покажешь мне счастливых в такой ситуации родителей- я признаю, что это действительно верующие люди. Только пока таких еще не было. За все, как ты говоришь, тысячелетия!
-Нет, Нос, ты намудрил тут… Хрен разберешь. А может и я уже… подустал чуток. Давай, наверно, заканчивать на сегодня.
       Поддали мы действительно неслабо, но именно после этой пьянки я начал возвращаться к нормальной жизни. Схема возвращения была стандартной: с водки на пиво, ходьба, старые проверенные авторы- Вайнеры, Лимонов, рассказы Пелевина. Кончалась зима, сошел снег, обнажив завалы мусора в парках и на городских окраинах. Я с удовольствием кружил по городу, дышал весенним ветром, любовался природой.
       Я называю природой все то, что не является запланированным результатом деятельности человека. В моем представлении свалка мусора на косогорах в районе набережной в большей степени природа, чем голубые ели, посаженные возле здания администрации города. Престарелое дитя мегаполиса, я любуюсь прихотливым узором выцветших этикеток пластиковых бутылок, ковром покрывающих склоны оврагов на берегу реки, причудливым орнаментом ярких упаковок, разбросанных возле мусорных баков. Уже почти весеннее солнце играет в битом стекле и лужах мазута на асфальте. Я почти счастлив, мне не нужно рвать ткань своей жизни на «до работы- после работы», не нужно протаскивать себя через томительные часы «работы», я свободен, насколько может быть свободным человек в этом мире. И я наслаждаюсь этой свободой. Как мечтал когда-то, я сплю после обеда, могу читать и перечитывать свои любимые книги хоть до рассвета, смотреть кино, да просто лежать и строить планы на оставшуюся жизнь. Да, на оставшуюся, что тут поделаешь. Я часто обманывал других людей, но всегда старался быть честным с самим собой. Это не так уж просто, как может показаться на первый взгляд. Но это давало мне серьезное преимущество перед остальными и стало со временем неотъемлемой частью моей натуры.
       Я планировал снова начать бегать по утрам, поднять уровень своей подготовки и выйти на стадион. Я знал, что там собираются те немногие из бегунов, которые не прекращали тренировок все эти десятилетия. Мне было интересно посмотреть на них, побегать с ними, послушать их. Я снова хотел погрузиться в магию бега, стать одним из тайных адептов-мистиков этого учения. Путь туда был только один- научиться пробегать десять километров в одиночку. Только такой уровень подготовки мог позволить мне бегать с ними в группе и я, бросив свои подтягивания и гантели, сосредоточился на утреннем беге.
       Начало получилось лучше, чем я надеялся: уже через неделю я осилил четыре километра пусть медленного, но уже бега, а не трусцы. Может, оттого, что шмоток на мне было надето меньше, чем зимой и трасса стала полегче. Таким темпом к лету я буду готов к настоящим нагрузкам! Проблемы начались после шести километров. Дыхалка, между прочим, не подводила меня как и в молодости, с тяжестью в ногах справлялся, снижая скорость, а вот с болью в желудке ничего поделать не мог. Она нарастала с каждой сотней метров, отдавалась в животе от каждого шага, сгибала меня пополам и останавливала в конце концов. Я особенно не переживал, время меня не лимитировало. Пытаясь сохранить нарастание нагрузки, я увеличил скорость на первых километрах и вскоре пятерку бежал молодцом. Но потом приходила боль. В поисках решения я стал копаться в своих старых легкоатлетических книжках и у Артура Лидьярда нашел упражнение, которое могло мне помочь. Я стал растягивать мышцы брюшного пресса, чтобы увеличить их эластичность. Несколько дней они сами невыносимо болели, но потом граница желудочной боли отползла к отметке восемь километров. Вдохновленный улучшением ситуации, я выбрался на стадион.Там-то, не сразу, но довольно скоро, мне и попался Фиркин.
       Когда-то, сто лет тому назад, нам приходилось даже соперничать на дорожке. Особого сопротивления Фиркин мне, правда, не оказывал. Был он обыкновенным тихоходным чайником, не лишенным, впрочем, определенной пластичности в беге. Но скорости, злости, эмоциональности не имел совсем и ни разу не сумел у меня выиграть. Все эти сто лет, пока я ловил жуликов, торговал, менял баксы и сторожевал- он бегал и я часто встречал его фамилию в газетных отчетах о всяких ветеранских соревнованиях и пробегах. В ветеранском спорте он стал прямо звездой городского масштаба. Это было то, что мне нужно:
-Здорово, Фиркин! Не узнаешь?
-О! Какие люди! Здравствуй, Лешенька, здравствуй! Каким ветром тебя занесло? Ты ж, вроде, по бизнесу ударяешь, баксы, я слышал, продаешь.
       Новости к ветеранам поступают с опазданием в несколько лет.
-Бросил. Я теперь частным сыском занимаюсь. Вот решил молодость вспомнить, да и физподготовку заодно подтянуть. Поможешь?
-О чем речь, Леша, о чем речь! Нас тут таких знаешь сколько! Ты ж Коновала помнишь? Он часто приходит.
       Еще б я Юрку не помнил! Мы с ним напару две зимы отпахали. Первый разряд делали- он на полуторке, я на восьмисотке.
-Да ты что!? Юрка до сих пор бегает!?
-В последнее время частенько появляется. Да в последнее время многие возвращаться начали. Петруха, Душман. А, ты Душмана не застал, наверное… Ты вот. Что, ребятки, поняли, что здоровье за денежку не купишь? Все правильно! Лучше поздно, чем совсем опоздать!
       Я начал бегать вместе с Фиркиным и двумя его корефанами лет по сорок пять. Сперва пошло тяжеловато: они делали свой червонец на критической для меня скорости. Но с каждой тренировкой я все больше осваивался, боль в желудке тревожила только по утрам. Проблема была в другом. Ни Фиркин, ни его корефаны, ни Петруха, с которым я пересекался время от времени, не очень-то походили на мистиков. И дело здесь было не в их заштопанных носках и трико, вообще не в их какой-то смехотворной бедности. Богатых мистиков , по-моему и не бывает, это не их стиль. Дело было в их отношении и к этой бедности, и к окружающим их людям, и к жизни вообще. Бедность неумело скрывалась, зависть к более обеспеченным людям даже не скрывалась, увиденная на трассе иномарка после ДТП поднимала настроение на несколько тренировок. Качество жизни определялось количеством преодоленных километров. Если все это являлось сутью их мистического учения, то это учение, на мой взгляд, было странноватым.
       Зато «конь» моего «кентавра» блаженствовал. Ноги уже легко несли меня над землей, мощно работали легкие, лился струями пот и я бежал в стае таких же существ.Еще я полюбил слушать их разговоры о спорте. С юных лет я привык считать себя спортсменом и выделять спорт среди других видов человеческой деятельности, как особую зону чистоты и справедливости. В соревновании побеждает сильнейший и во время забега все равно, кто у тебя папа или мама или как к тебе относится главный судья соревнований. Если я бегу быстрее, то на финише ты будешь любоваться моей спиной! Привык-то привык, но задумываться надо всем этим времени особо не было и теперь я с удовольствием восполнял интеллектуальные пробелы, слушая своих партнеров. В самом деле, все кричат: проблема допинга в спорте, проблема допинга в спорте! Какая может быть проблема допинга, если всех спортсменов, претендующих на высокие места в крупных соревнованиях, проверяют на допинг несколько раз в год? Если спортсменов, занявших призовые места в таких соревнованиях, тут же проверяют на допинг в обязательном порядке? То есть спортсмен знает, что в случае приема допинга он даже теоретически не сможет избежать дисквалификации- и все равно принимает?! Так быть не может- но так есть! Значит, не в проверочках дело-то. А это в свою очередь значит, что чистота и справедливость зоны спорта- понятия относительные. Как, увы, и всех остальных зон человеческой деятельности. Или вот еще: когда я по ящику слушал завывания очередной бездарности, громко называемой «звездой», я брезгливо морщился- то ли дело в спорте! Там звезды настоящие. Стал чемпионом- значит, звезда! И мы получили этих чемпионов. Десятками, потом сотнями, сейчас, наверно, тысячами. «Чемпион мира по версии по версии такой-то, чемпион мира по версии сякой-то, по версии АБВГ, по версии ДЖЗИ, вплоть до ЕКЛМН».Появились целые виды спорта, где не быть чемпионом мира просто неприлично! И ничего- люди ходят, смотрят, никто не хохочет. Хотя, наверно, призеру чемпионата мира по лыжным гонкам на 30, скажем, километров, обидно читать в газете, что чемпион мира по какому-нибудь кикбоксингу по какой-нибудь версии до тридцати лет был наркоманом, а потом начал тренироваться и стал чемпионом. А с другой стороны- кто ему виноват? Сам же на лыжи подписался…
       В общем, было нам с моим «конем» весело и интересно и все бы хорошо, если бы не боль эта проклятая в желудке. Теперь она не трогала нас в беге, но все сильнее мучила по утрам и я, уже всерьез опасаясь язвы желудка, поперся к врачу.
       Ох, как я не люблю врачей! Ох, как я не верю не только в их профессиональную компетентность, но даже в человеческую порядочность! Хотя что такое порядочность в так называемое наше время? Когда один покупает любовнице «мерседес», а другой, работая на двух работах, не может скопить на свой угол? Думаю, что если бы я был врачем, хоть логопедом каким-нибудь, я бы потрошил своих клиентов не хуже хирурга. Что я, собственно, и делал, даже не будучи этим самым логопедом.
       Развлекая себя подобным образом, я доплелся до больнички, решив по дороге, что таблетки пить буду, а под нож не пойду. Если и правда язва, буду лечиться народными какими-нибудь средствами. Короче, диагноз пущай поставлють, а там мы и без них, Гиппопократов, разберемся!
       Дорога до диагноза оказалась длинней, чем я думал. Меня мурыжили несколько дней, старательно выдаивая по полторы-две сотки, потом направили к старой, увешанной турецким золотом тетке, которая мне сразу не понравилась.Она прятала глаза, суетилась и злоупотребляла медицинской терминологией. Я подумал, что она хочет развести меня еще штуки на полторы- и ошибся.
-В общем, сходите в онкологический диспансер, пройдете обследование, тогда и назначим вам курс лечения.
       Опа! Я вопросительно посмотрел на тетку.
-Ой, ну какие вы, мужчины, мнительные!- ненатурально закокетничала она- Это ж обычная практика, просто порядок такой. К нам же и вернетесь. И не тяните с анализами!
       Интересно, думал я по дороге домой, ее неумелое кокетство это все-таки проявление человеческого сочувствия ко мне или желание перенести истерику за пределы своего кабинета?
«Да какая тебе разница?»- услышал я знакомый внутренний голос- и обрадовался:
-Мать честная, альма матер моя вернулась!
«Не альма матер, а альтер эго».
-Ну, пущай и эго. И где это мы столько времени скрывались от правосудия? И что это мы именно сегодня появились? Поддержать в суровую годину? Проводить в последний путь?
«Не задавай глупых вопросов. Чего не знаешь ты- того не знаю и я, а чего не знаем мы- того нам знать не надо».
-Такое впечатление, что ты прямо поумнел в разлуке!
«Это значит, что поумнел ты, хотя в это слабо верится».
-Ну, ладно, ладно. Что делать теперь будем?
«А какие есть варианты? Идем в нехороший диспансер, сдаем анализы, узнаем диагноз. Потом и думать будем. Согласись, заказывать сейчас катафалк, а потом долго объяснять водителю, что мы немного поторопились- это не совсем то, что нужно!».
       В беседе я и не заметил, как дошел до дому. Сейчас полагалось, конечно, дернуть сотку- другую для адаптации, но боль от водки усиливалась, а пиво стали делать какое-то безвкусное. В доме было душно. Распределяя «призовые» деньги, я давно запланировал сплит-систему, но так и не поставил- руки не дошли. Мысль о том, чтобы пойти на тренировку не казалась даже смешной. Я лег на диван и включил «Агату». Когда-то я любил музыку и даже собрал неплохую фонотеку, но в последний год как-то потерял к ней интерес и уже не надеялся его обрести. Наверное поэтому моя реакция на «Позорную звезду», один из лучших, правда, альбомов «Агаты», так потрясла меня. Звуки рвали мне душу и сладость этой боли невозможно было вынести! Я вцепился зубами в подушку, чтобы не кричать. Очевидно, это была истерика…
       Следующие несколько дней я сдавал анализы. Ходил в небольшой комплекс однотипных двух-трехэтажных зданий, мимо которых проходил десятки раз по своим делам, попросту не замечая их. А вот они, очевидно, меня заметили. И теперь у нас с ними одно дело. Наши анализы.
       Меня поражает, как мог я не чувствовать этой явной угрозы, буквально исходящей от них, не видеть этих злобных сочетаний саванно-белых стен и дрожащих слез окон на них, не слышать зябкой тишины, вытекающей на соседние улицы. Как будто был слеп и глух, а теперь прозрел и стал слышать. Но ни радости, ни счастья мне это не принесло. Странно, но я не пытался утешить себя надеждой, что все кончится благополучно. Очевидно, сработал старый, никогда меня не подводивший психологический прием- готовиться к худшему варианту развития событий. Тогда любое улучшение ситуации воспринималось как успех, окрыляло и придавало сил.
       Наконец, после долгих мытарств я попал в залитый безжалостным солнечным светом просторный кабинет, где сидел полненький румяный дядечка моих, наверное, лет, в белом халате и очечках в тонкой золотой оправе. Он начал было свое медицинское словоблудие, но я прервал его:
-Доктор, мы с вами взрослые серьезные люди. Скажите мне прямо- у меня рак? Ведь мне очень важно это знать.
       Дядечка запнулся, снял очки и раздраженно посмотрел на меня. Я не особенно надеялся на то, что он скажет мне правду, но я знал, что правду он знает. Поэтому я с фотографической точностью запоминал все его движения, мимику, интонации. Анализировать будем потом. Сейчас нужно просто собирать информацию.
-Рак, рак…- сварливо сказал он,- А вы знаете, что такое рак?
-Знаю,- как можно вежливее прервал я его демагогию.
       И тут дядька меня удивил: он действительно разозлился.
-Я, уважаемый, без малого тридцать лет занимаюсь этим делом! Я только в этой больнице двенадцатый год работаю! И я-я!- не знаю, что такое рак! А вы- знаете… Так, может, вы мне и расскажете?
-Нет, доктор, не расскажу. Потому что рак не у вас, а у меня.
-Тьфу!- он устало махнул рукой- Слушайте меня внимательно. Я скажу вам не много, но я скажу вам правду. В районе поджелудочной железы у вас образовалась опухоль. Опухоль недоброкачественная. Да, возможно, это- рак! Что, кстати, в настоящее время не является приговором. Сейчас, как говорится, все лечится! А возможно- она и рядом с раком не лежала! И чтобы выяснить это, мы должны будем… ну, провести с ней определенные процедуры. Посмотреть, как она реагирует на них.
-Я должен буду ложиться в вашу больницу?
-Конечно! Тянуть с этим делом нельзя. Сегодня у нас что? Вторник? Так, вторник… вторник… Ага, вот. В четверг! К девяти… да нет, лучше к десяти- милости прошу.
       

       Блин, вот так живешь-живешь, а потом оказывается, что жить-то осталось до четверга. «А ты чо- собирался вечно?». Умри, скотина! «Только вместе с Вами, дорогуша, только вместе с Вами». Слабое утешение, откровенно говоря. А с другой стороны- не я первый, не я последний. И рак тут не при чем. Рак- не рак, а умирать-то все равно придется. Пусть не сейчас, пусть через десять, да хоть через двадцать лет, один хрен- придется!
       Когда-то я много думал на тему бессмертия и додумался до очень интересных вещей. Оказалось, что лично я- против бессмертия! Причем, против не только его формального варианта ( то есть, человек стареет, теряет силы и здоровье, превращается в рухлядь, но не умирает), а даже против сохранения, так сказать, «статус кво». Процессы старения выключаются и человек живет вечно в том состоянии, в котором на него обрушилось бессмертие. Оказалось, что я не хочу вечно работать то барыгой на рынке, то ночным сторожем. Оказалось, что я не хочу, чтобы люди, выгодно продавшие свою честь и совесть, вечно отвисали в куршавелях. Причем настолько не хочу, что готов заплатить за это своей вечной жизнью, пусть и теоретически!
«Ну, а сейчас как ты смотришь на все это?». Я честно подумал. Да так же.
       Вещи я начал собирать уже со среды. Трико, трусы-носки, мыло… Почитать что-нибудь. Что-нибудь надежное, безотказное, базовое. Стругацких там, или Вайнеров. А как же без «Там, за Ахероном»? Или просто взять «Затворника и Шестипалого» и смаковать по страничке? О-па. А это прямо «по заявкам трудящихся». «Раковый корпус». Спасибо Вам, Александр Исаевич.
       Мои сборы были прерваны почти анекдотическим образом. С озабоченной мордой и дежурным пузырем ко мне прибыл ни кто иной, как Сашец- мой старый дружбан и работодатель.
-Здорово, Нос! Как жизнь молодая? Бабло еще не кончилось?
-А ты, часом, не новое подвез?
-Ну, практически, да!
-Вау! Америкосы наконец разродились? Дали-таки заказ на президента?
       Сашец смеется:
-На президента- не на президента, но дельце я нашел- пальчики оближешь! Обмыть надо,- щелкает он пальцем по флакону.
       Я сперва замялся- после водки боль в желудке усиливалась, но потом махнул рукой. Кто теперь знает, когда доведется выпить в следующий раз?
-Давай накатим- и я введу тебя в курс дела!
-Давай накатим- и Я введу тебя в курс дела.
-То есть?- Сашец удивленно поднял брови.
-Нет, давай все-таки сперва накатим!
       Себе я налил чуть-чуть и обильно разбавил минералкой. Сашец опять поднял брови, но ничего не сказал. Мы выпили, зажевали, Сашец достал сигареты и протянул мне пачку. Автоматически я взял сигарету и задумчиво уставился на нее.
-Ну говори, чего резину тянешь.
-Видишь, вещи собираю,- я указал рукой на разбросанные по дивану тряпки- Завтра ложусь в онкологический диспансер.
-Опа-на…- ахнул Сашец- А на хрена?
       Я искренне рассмеялся:
-А как ты думаешь, япона мать?!
-У тебя, что- рак?!
-Очевидно- да. Медики, конечно, темнят… Но сам понимаешь- с триппером в онкологию не ложат.
-Да, Нос, ты как выдашь чего- так уж выдашь. И сколько ты там кантоваться будешь?
-Перестань,- отмахнулся я- Меня успокаивать не надо- я и так спокойный.
       Сашец некоторое время сидел молча, усваивая информацию, потом разлил водку по рюмкам:
-Ну, что ж,- усмехнулся он,- за твое здоровье!
-Очень своевременный тост,- согласился я. Мы выпили.
-Слушай, - сказал Сашец.- Ты же можешь лечь туда не завтра, а через пару дней?
       Я сразу понял, куда он клонит и отрицательно покачал головой:
-Нет. Я больше не стреляю.
-Да перестань! Подумай сам- тебе потребуются деньги. Настоящее лечение стоит дорого! А так ты ляжешь туда не с пустыми карманами. Люди хорошо платят. И я докину тебе из своей доли.
       Теперь водку разлил я. Боль молчала, но я чувствовал ее внутри себя, как уснувшего зверя. Мы снова выпили и я снова сказал:
-Нет. Я – больше- не- стреляю.
       Сашец сокрушенно покачал головой и хотел что-то сказать, но я перебил его:
-Послушай, поверь мне- я знаю, я знаю когда и что мне можно делать. Сейчас- нельзя! Не получиться ничего хорошего! И я тебя прошу- давай закроем эту тему. Сегодня последний мой день на воле. И я очень рад, что ты приехал ко мне. Давай просто посидим, попьем водки. Ведь ты учти- может это в последний раз!
-Тьфу на тебя, Нос! Что у тебя за настроение…
-Нормальное настроение. Я рад, что этот вечер я проведу по-человечески.
       Сашец тяжело вздохнул, но тему эту бросил, мы допили пузырь и уже прилично поддатый, я сказал ему то, о чем думал последние дни:
-Ты помнишь, ты говорил мне, что запрет на убийство себе подобного- это просто биологическая программа, вложенная в человека? Вот я и думаю, а что, если нарушение этой программы включает другую программу- на самоликвидацию нарушителя?
-Каким же способом?- удивился Сашец.
-Да мало ли способов? Рак, например…
-Ну, блин! С твоей фантазией, Нос, тебе книжки писать надо!
-Да я, может, и напишу еще…
-Давай, только про меня ничего не пиши, хорошо?- расхохотался Сашец и мы неожиданно обнялись- то ли по пьянке, то ли на прощанье.
       
       Боль проснулась еще ночью и я извелся, ожидая утра. В больнице я был за полчаса до назначенного времени, а к обеду уже лежал в палате. Никаких процедур мне еще не назначили, но боль утихла сама собой, словно испугавшись вида белых халатов и запаха лекарств. Я лежал на койке, смотрел в высокий больничный потолок и думал, что начинаю новую жизнь. А было их у меня уже немало. Была жизнь ребенка, которую я почти забыл, потом жизнь спортсмена, студента, жизнь рабочего на заводе, между ними проскальзывали маленькие жизни то учителя в школе, то грузчика, то шабашника-строителя. Потом наступила жизнь мента, опера уголовного розыска. Она получилась такой долгой, что одно время казалась вечной, но она тоже кончилась и пошли, сменяя друг друга, жизни коммерсанта, барыги, лохотронщика, ночного сторожа. Наконец, пришла жизнь наемного убийцы, киллера. А ведь были еще и параллельные жизни: любовника, мужа, философа какого-никакого в конце концов…
       Как-то в поезде случайный попутчик рассказал мне свою теорию человеческой жизни. Человек, утверждал он, это всего-навсего радиопремник. Откуда-то из космоса он получает радио-приказ и выполняет его. Тогда я посмеялся интеллектуальному убожеству этой теории, а сейчас увидел, что моя жизнь является неплохим доводом в ее пользу. Ну, что ж. Теперь буду жить жизнь ракового больного. А поскольку все свои предыдущие жизни я жил старательно и добросовестно, буду стараться и в этой. В частности, буду надеяться, что у меня не рак, ибо какой же раковый больной на это не надеется?
 «Слушай, а вдруг у тебя и правда не рак?»
-Во-первых, не у меня, а у нас, а во-вторых, переигрывать тоже не нужно.


       Я и не заметил, как пришла осень. Меня уже вовсю облучали, кололи и поили какой-то дрянью, я плохо переносил все это, едва таскал ноги и старался больше лежать. Мой «Раковый корпус» у меня отняла заведующая отделением и я об этом не жалел- не отавалось сил ни на жалость, ни на чтение. Книжку, которую врачиха дала мне взамен, я даже не открыл. Завтракать и обедать я не мог, ужинал через силу. Целыми днями лежал в палате, дремал, вспоминал свои прошлые жизни.
       Однажды меня растолкала нянечка и сказала, что ко мне пришли. Я удивился, так как никого не ждал. Может, Боец приволок какую-нибудь книженцию? Так откуда он узнал, что я тут?
       В приемном покое стояла… моя бывшая жена. Она пристально посмотрела на меня и сказала:
-Здравствуй, Леша.
-Здорово,- ошеломленно ответил я.-Как ты сюда попала?
-Мне Саша позвонил, сказал, что ты здесь. Ну, я и пришла.
       Слабость не давала мне сосредоточиться. Я постоял и спросил:
-И что ты хочешь?
-Ну как же… Может, тебе что нужно. Я тебе фрукты принесла.
-Не нужно мне ничего,- я недоуменно пожал плечами. За каким чертом ее принесло?
-Да как это – ничего не нужно? К тебе ведь никто не ходит? Так же нельзя… Мы ведь не чужие люди…
       А, блин! Как я сразу не сообразил- домик! У меня рак, я помру, а домик кому останется?! А если я, перед тем, как помереть- да и продам его?! Или завещаю не тому, кому надо?! Я наконец въехал в ситуацию и невесело рассмеялся:
-Я понял тебя. Пошли, поговорим.
       Можно было, конечно, помучить мою бывшенькую, поиздеваться над ней, но мне этого не хотелось. Я испытывал к ней сочувствие: она взялась за крайне сложное и щекотливое дело. У меня у самого бывали сложные и щекотливые дела и я знал, как ей тяжело и неловко сейчас.
       Мы вышли во двор и я удивился, что уже осень. Ранняя, еще жаркая осень- мое любимое время жизни. Мы сели на лавку и я сказал:
-Значит, так. Завещание на дом я пишу. На кого ты скажешь.Но только завещание- никаких доверенностей. И нотариус- за тобой!
       Бывшая моя супружница мучительно покраснела.
-Да перестань!- я положил ей руку на плечо.- Ты все правильно делаешь.
       И тут она, как писал незабвенный Михаил Афанасьевич, «отколола такую штуку»- заплакала мелкими, злыми слезами.
-Я знаю, что ты сейчас думаешь про меня. Жадная, бессовестная… Да только ты меня никогда не понимал и не поймешь! Ты всегда жил сам по себе! Тебе ни до кого не было дела! Ты даже имена наши наверно не помнишь! А я живу не так… Я ребенка нашего воспитала и на ноги поставила. Одна, без тебя! И сейчас я не о себе думаю. Мне твой дом нахрен не нужен!
       Возле нас остановилась проходящая мимо медсестра:
-Женщина, что вы так кричите. Здесь больница…
-Да, подруга, ты что-то разошлась не по делу! Я же не возражаю- завещание так завещание. Нотариус за тобой. Все, бывай.
       Я поднялся с лавочки и пошел в корпус.
-Подожди, а яблоки…
       Очень хотелось мне сказать, куда ей засунуть эти яблоки, но я сдержался. Махнул рукой и направился в свою палату. Странным образом эта неприятная, в общем-то, встреча меня взбодрила. Я немного посидел на койке и снова вышел во двор. Наверное, я слишком долго находился в замкнутом пространстве и подавленном состоянии и отвык от нормального восприятия мира, потому что внезапно я увидел этот двор таким, каким он был на самом деле- микроскопическим квадратиком на необъятной земле под необозримым небом. Это было удивительное ощущение. Я понял, что сбылась моя давняя мечта- увидеть мир не через лживую оптику навязанных мне схем, понятий и представлений, а вот так- напрямую. И я упивался увиденным мною миром. Он был трогателен: по гигантскому шару земли стайками бегали неразличимые со ста метров человечики, а этот шар был песчинкой в просторах Космоса, и каждый человечик считал себя главным смыслом этих просторов. И это при том, что человечик знал: люди даже не заметят его исчезновения, Земля не заметит их исчезновения, а Космос не заметит исчезновения самой Земли!
       Я рассмеялся: в каком смешном мире я жил и как серьезно к нему относился! Внезапно захотелось курить и я подошел к сидевшим на лавочке людям.
-Ну, вот, ожил человек!- сказал пожилой толстяк, доброжелательно посмотрев на меня.- А то и глаз не поднимал.
-Да вроде полегче стало. Скажите, а как здесь сигарету достать?
-Очень просто,- ответил толстяк.- Взять и достать!
       С этими словами он достал из кармана больничной пижамы пачку сигарет и протянул мне вместе с зажигалкой. Я закурил и сразу закружилась голова.
-Да ты садись, садись. Небось, давно не курил? Значит, на поправку пошел. Я по себе знаю: как потянуло на курево- значит, выздоравливаю.
-И давно ты выздоравливаешь?- угрюмо спросил рыжий детина в очках.
-Давно, Игорь, давно,- легко согласился толстяк и похлопал детину по коленке.
       Я осилил только половину сигареты и сидел, закрыв глаза. На крыльцо вышла медсестра и сказала, чтобы мы шли в столовую.
-Меня Михаилом зовут,- представился мой новый знакомый.
-Алексей,- я протянул ему руку.
-Ну, пошли?
-Нет, я еще посижу.
       Михаил снова опустился на лавку:
-Так нельзя, Леша! Если не есть- откуда же силы возьмутся?
-На хрена они нужны, эти силы?- махнул я рукой.- Не вагоны разгружаем…
       Толстяк сокрушенно покачал головой и потопал вслед за остальными.


       Мне в самом деле стало лучше. Я начал курить, пить чай на завтраке и позвонил по сотовому Бойцу. Выслушав короткий рассказ о моих злоключениях, Боец спросил:
-И насколько это серьезно?
-Да хрен его знает. Слушай, у меня к тебе просьба. Я взял в больничку «Раковый корпус», ну вроде в тему, а у меня его отняли и я остался вообще без книг. Это, конечно, не срочно, но ты не мог бы как-нибудь забежать ко мне, я бы дал тебе ключ и ты бы притащил мне кое-какие книженции.
-Ну, ты нашел, что взять! Ты бы еще брошюрку взял, типа «Как самому изготовить дешевый и надежный гроб». Тебе сейчас Лукин нужен.
-«Там, за Ахероном»?
       Боец захохотал:
-Нет, я смотрю, ты серьезно настраиваешься! Заеду на днях. Слушай, давай я тебе нового Иванова привезу. Честно говоря, он послабее «Пармы» и «Блуда», но неплох!
-Не надо. Не хочу экспериментировать. Хочу своих старых, надежных книженций.
-Ну, как хочешь…
       От нового Иванова я, конечно, не отказался бы, но лично мне было бы неприятно отдавать свою книгу в такое зачумленное место, как онкологический диспансер. А в отношении к книгам у нас с Бойцом было много общего.



       Теперь по утрам я гулял по двору с Мишей, моим новым знакомым. Миша был говорливый, доброжелательный оптимист, он рассказывал мне про свою дружную, зажиточную семью (они жили в районном центре), про свою работу (он работал завхозом в школе). Можно было подумать, что мы познакомились где-нибудь на курорте и теперь будем переписываться. Говорил Миша на разные темы- и про политику, и про футбол, и про курс доллара. Не говорил он только про рак и про смерть. И я стал подозревать, что и доброжелательность, и оптимизм , и говорливость Миши- это просто щит, которым он загораживается от жестокой к нему реальности. От мыслей о смерти.
-Скажи, Миша,- на правах приятеля попросту спросил я.-Ты надеешься выйти отсюда живым? Вернуться домой, к семье? Жить дальше?
       Миша испуганно заморгал:
-Дак а… А… как же? Что уж… Сколько людей отсюда повыходило. А ты что- не надеешься?
-Честно сказать- не особо. Да и не в этом дело! Не в раке. Помирать-то все равно придется!
-Да ну тебя, Алексей! Что у тебя за мысли? Жить надо, жизни радоваться!
-Одно другому не мешает.

       Следующий день получился хлопотным. С утра была бывшая супружница с нотариусом. Кроме завещания на себя, она выкружила еще доверенность на приватизацию земли под домиком. Принесла мне кефир, помидоры, яблоки. Убедительно говорила, что скоро я выздоровлю и меня отсюда выпишут. Передачку я взял. Потом дважды приезжал Боец: за ключом и с книгами. Нового Иванова он все-таки припер. Разговора с ним не получилось, я держался скованно, словно совершил бестактность- взял и заболел раком.
       Миша увидел меня с книгами и радостно перехватил по дороге в палату.
-О, книжки! Я тоже люблю читать!
-А что ты читаешь, Миша?- удивился я. В моем представлении он мало был похож на книжного человека.
-Как что?- удивился Миша в свою очередь.- Книги! Что ж еще читают?
-Да нет,- рассмеялся я.- Я имею в виду- авторов каких?
-Да все равно,- легко махнул он рукой.- Я про войну люблю, вообще за жизнь. Серьезные.
       Я полистал сборник рассказов Пелевина в поисках «Зеленой коробочки». Мне было нудно и скучно в больнице, хотелось хоть как-то развлечься.
-Вот, смотри, Миша. Это маленький рассказик, «Зеленая коробочка» называется. Я тебя прошу- ты его прочитай и расскажи мне, понравиться он тебе или нет. Только, пожалуйста, страницы не заминай. Хорошо?
       Миша унес книгу, а я пошел в палату. Боец приволок мне богатую добычу: здесь были и Стругацкие, и Вайнеры, был «Театральный роман» Булгакова, была «Вавилонская башня» Гениса. Читать- не перечитать!О! И «Эдичка» Лимонова тут!
«До смерти хватит». Мой внутренний двойник в последнее время утратил обычно присущую ему (а значит и мне) остроту и парадоксальность мышления и я все реже опускался до диалогов с ним.
       Может, у меня никакой не рак, а обычная шизофрения? Учитывая специфику наших с ним взаимоотношений, такой вывод напрашивается сам собой.
«Одно другому не мешает»,- он повторил недавнюю мою фразу. К месту, надо признать, повторил. То есть, соображает нормально. А вдруг это не я, а он потерял интерес к разговорам со мной?

       Миша прочитал рассказ еще до ужина:
-Слушай, что это за бред?! Он что- больной?
-Кто?- я предвидел такую реакцию начал растягивать удовольствие.
-Ну, кто там написал эту хренотень…
-Считается, очень хороший писатель,- назидательно сказал я.
-У кого считается?! Вот тебе- понравилось?
-Да.
-Ой, брось, Леша. Не верю я тебе. Ты нормальный мужик. На хрена тебе за бесплатно голову ломать? Ведь там, чтобы разобраться, десять раз прочесть надо и полдня думать. И даже если поймешь, чего он там понаписал- никто тебе за это не заплатит! Смысла нет.
-А в чем есть смысл, Миша?
-Как в чем? А то ты не знаешь? Смысл в жизни есть. Семью надо иметь, детей до ума довести, профессию им дать, свой кусок хлеба чтоб был, внуков поняньчить. Вот и смысл!
       Для бесед о смысле жизни Миша был, конечно, не лучшим собеседником, но место- онкологический диспанцер- было очень соблазнительным!
«Онкологический диспансер- соблазнительное место? Ты растешь в моих глазах!». Подожди, шизик. С тобой мы поговорим позже.
-То есть смысл жизни, Миша, в том, чтобы создать подобных себе существ и обеспечить им возможность создать таких же?
-Как? Ты что-то накрутил, Алексей, почти как тот, из «Коробочки» твоей.
«Перестань. Ты просто теряешь время и загружаешь ни в чем неповинного мужика. Если хочешь- после ужина мы поговорим с тобой на эту тему».
       Миша сокрушенно покачал головой:
-Начитался ты, Леша, книжек этих… А пишут их не для дела, а так- покрасоваться. Вот, мол, я какой умный.
       Разговор, действительно, терял смысл, но я решил довести его до конца:
-Смотри, Миша. Перед тобой мне красоваться ни к чему. Согласен? Так вот- я честно говорю тебе: если бы этот рассказ, ну, что ты прочитал, написал я- я бы считал, что моя жизнь имела смысл. Что ты на это скажешь?
       Миша задумался и развел руками:
-Не знаю. А что, за него большие деньги заплачены?
-Не думаю. Нет, какие там большие деньги…
-Так на хрена он нужен тогда?!
-Не знаю.
«Врешь, сволочь. Знаешь, вернее- думаешь, что знаешь, просто объяснить ему не можешь».
-Ну, Леша, ты как ребенок. Смысл знаешь, а зачем нужен- не знаешь.
-Ребята, ужинать!- позвала нас медсестра.

       После ужина мне стало хуже. Всю ночь я маялся от боли в желудке, просил дежурную медсестру дать мне болеутоляющего, она дала какие-то таблетки, но боль не уходила.
«Ну что, потомок кентавра, тебе еще интересны дискуссии о смысле жизни? Или ты уже готов променять авторство «Зеленой коробочки» на отсутствие боли?».
       Я не ответил двойнику, но его слова заставили меня задуматься. Почему он сказал про кентавра? Может он- это человеческое тело кентавра, мое тело- это конь, а сам я и есть кентавр? Даже если это так и есть, кентавру сейчас не до этих тонкостей. Кентавру очень хреново. Кентавру кажется, что скоро он отбросит копыта.
       Между прочим, это народное выражение является неплохим подтверждением моей «кентавриной» теории. Язык- хранилище сокровенных знаний народа…
«Для собирающегося отбросить копыта кентавра- очень даже неплохо». Ладно, вот отброшу копыта- посмотрим, с кем ты будешь разговаривать…

       В последующие дни мне становилось все хуже. Меня пичкали разными лекарствами, отменили облучение. В редкие часы, когда боль отступала, я пытался читать, но ничего хорошего из этого не получилось. Текст заслоняли воспоминания. Я вспоминал самого себя, состояние своей души в ту пору, когда читал эту книгу в своем домике, когда был здоров, силен и весел. Из той прекрасной дали я смотрел на себя теперешнего и мычал от ужаса и горя. Миша вернул мне мою книгу, звонил по сотовому Сашец и, кажется, опять Боец, но мне уже было не до них. Я отключил сотовый и большую часть дня лежал, скрючившись на койке. В такой позе легче переносилась боль.
       Наконец, в одно серое, дождливое утро я оказался в просторном кабинете, хозяином которого был смутно знакомый мне румяный мужичок в белом халате. Он долго перебирал какие-то бумажки, периодически посматривая на меня. Хмурился. Очевидно, играл роль небольшого светила онкологии для самого себя- не мог же он надеяться, что его игру оценит изможденное бледное существо, согнутое на стуле напротив его стола.
-Ну, что,- прервал он затянувшуюся паузу и начал нудную лекцию, в смысл которой я даже не пытался вникнуть. Ветер сбрасывал капли дождя с пожелтевших деревьев на оконное стекло, они сбегали вниз, оставляя за собой дорожки. Получалось, что окно плакало, слушая мужичка. В последней его фразе мне послышался вопрос и я переспросил его:
-Что?
-Вы что, не слушаете меня?
-Слушаю, но… Я себя очень плохо чувствую.
-Так я же и говорю об этом. Вы согласны на операцию?
-А что, у меня есть выбор?- невесело усмехнулся я и мужичок вышел из роли и посмотрел на меня человеческими глазами.
-Да, вы правы… Но учтите, именно в операциях вашего профиля у нас накоплен большой опыт. Положительный опыт, я имею в виду.
-Учту,- печально кивнул я.
-Да бросьте вы эту панихиду! Все будет хорошо. Как говориться, ще нэ здохла конячья мама!
       Блин, еще один «кентавр»!


       Последнюю ночь перед операцией я не спал. Мне перестали давать лекарства, боль грызла меня постоянно, без передышки. Медсестра предложила снотворного, но я не взял. Может быть, эта ночь станет моей вообще последней ночью. Скорчившись на койке, я смотрел на яркую полоску света под дверью палаты и думал.
       Пелевинский Затворник в подобных случаях, если мне не изменяет память, кратко резюмировал суть покидаемого им мира. Я попытался последовать его примеру, но вскоре оставил это занятие. В моем резюме мир представал омерзительным вместилищем глупости, подлости, предательства, лжи и лицемерия. Гнусным заповедником грязных извращений и пороков. Было непонятно, почему мне страшно и горько покидать его.
«Действительно»,- фальшиво изумился мой шизик.
-Заткнись!- резко оборвал его я. Я чувствовал, что не успею ничего додумать и понять и не хотел терять ускользающее время жизни.
«Это еще почему? Мы с тобой в одинаковом положении, а значит- и права у нас одинаковые!»
-Хорошо. Что ты хочешь?
«Сначала я хочу уточнить. Вот ты говоришь: «извращений». Ну, «заповедник грязных извращений».
-Да понял я. Дальше.
«Так извращений- чего? Ты что- знаешь норму?».
-Знаю.
«Откуда?! Тебе рассказала о ней тетя-учительница, чьи даже кости давно сгнили в безвестной могиле? Ты прочитал о ней в книжках ученых дядей, гонорары за которые давно пропиты? Или ты сам ее установил?»
       Спор утомил меня. Я понимал, что так не продвинуться в понимании этого текучего, меняющегося мира. Ведь сейчас я не казался себе букашкой, суетящейся на чешуйке больничного двора. Нет, сейчас Вселенная казалась мне только частью моего сознания, частью меня.
-Сам установил,- устало ответил я.
       В палату вошла дежурная медсестра.
-Что у вас за разговоры в два часа ночи?- недовольно спросила она. Мой сосед спал. Я молча лежал на койке.
-Вам что- плохо?- наклонилась надо мной сестра.
       Я помолчал немного, потом сказал, что да, плохо.
-Нужно потерпеть. Вы же знаете, завтра у вас операция. Вас прооперируют, все будет хорошо.
«Если и она сейчас скажет про конячью маму, которая никак не сдохнет, это будет последним доказательством скотского происхождения человека».
-Что вы говорите?- спросила медсестра.
-Это не я говорю,- зло ответил я.- Вы… задаете слишком много вопросов
«а у нас очень мало времени. Мы никак не можем понять, что мы- это малая часть мира. Что мир- это малая часть нас. Слишком малая. Поэтому ни мы- мир, ни мир- нас никогда не поймет».
       Медсестра вздохнула и вышла из палаты.
-Слушай, но если это так- значит, мы совсем не знаем мира. Не знаем,как он устроен. И может быть, смерть в этом мире это только выход в следующий? А? Вот будет хохма…

       15.02.2008.